Онлайн чтение книги Никогда не люби незнакомца Never love a stranger
Интерлюдия. Рут

«Странно, — думал Мартин. — Что бы ни говорил Джерри, он все равно не знает Фрэнки. Еще более странно то, что все мы думаем о нем по-разному. Интересно, кто прав? Вполне вероятно, что никто. Не знаю. Может, Рут лучше всех знала Фрэнки. Она первая увидела...»

Его мысли прервал Джерри, который спросил, не хочет ли он выпить? Мартин откинулся на спинку стула и наблюдал, как Джерри смешивает коктейли. Когда он повернулся, то заметил, что на него смотрит Джанет. Она улыбнулась, и он нежно улыбнулся в ответ. Старые друзья... думаешь, что знаешь их, но каждую минуту открываются все новые грани их характеров.

Он взял у Джерри стакан и медленно выпил коктейль, наслаждаясь ночной дымчатостью отличного скотча и легким покалыванием в носу газированной воды.

— Интересно, что думала о нем Рут? — спросила у Мартина Джанет. Она поставила стакан на стол и закурила.

— Странно, — задумчиво произнес Мартин Кэбелл. — Я только что тоже подумал о ней.

Кажется, Рут первая из нас увидела настоящего Фрэнки Кейна. Она поняла его с первой встречи, с того дня, когда я привел его к нам. Рут невзлюбила Фрэнки с первого взгляда и слегка побаивалась его.

Помню, сестра подошла ко мне, когда я был один, и озадаченно сказала: «Он абсолютно не похож на мальчишку, совсем взрослый мужчина. Когда он смотрит, кажется, что тебе много лет и что он видит тебя насквозь».

Бедная Рут! По-своему он оказал на нее большее влияние, чем на всех нас. Она была на несколько лет старше нас и намного взрослее, чем мы думали. Прошло много лет, и она рассказала мне о Фрэнки.

Помните, у нас летом работала девушка. Кажется, ее звали Джули. Впрочем, это неважно. Ей было около двадцати, и у нее был очень сексуальный вид. Фрэнки увидел ее и, наверное, попал «под действие женских чар», как говорят поэты.

В тот вечер он преподал мне урок бокса и поставил фингал, и Рут здорово разозлилась на него. Она закатила ему скандал, но, как только закрылась за ним дверь, сразу одумалась. «Ведь он сирота, — думала она. — И у него, наверное, нет друзей». Рут зашла ко мне узнать, как у меня дела, и мы немного поболтали.

Позже она пошла на кухню за водой. Открыла кран, и вдруг ей показалось, что она слышит какие-то звуки в комнате Джули. Рут подошла к двери. Она думала, что Джули еще не спит и что они немного поболтают. Но когда она взялась за дверную ручку, то услышала мужской голос.

Рут испугалась и выбежала из кухни. Сначала она не собиралась подсматривать. В маленьком коридоре висело зеркало, в котором отражалась кухня. Рут увидела, как дверь из комнаты Джули немного приоткрылась, и Джули осторожно выглянула на кухню. Убедившись, что там никого нет, она вышла. За ней последовал Фрэнсис.

Джули выпустила его через черный ход, и у двери поцеловала. Рут поняла, что это не детские забавы, что это серьезно. И хотя она старалась не подглядывать, она не могла удержаться. Зеркало словно зачаровало ее. Для нее все это являлось как бы воплощением грязного секса, но она, не зная того, сама попала в ловушку.

Тогда Рут еще не могла понять, какие чувства вызывает у нее Фрэнки, Она только догадывалась, что такие же чувства к нему испытывают все остальные, и что она не успокоится, пока не выяснит, что в нем всех привлекает.

Она попыталась убедить себя, что он еще ребенок, но ум подсказывал, что Джули не увлеклась бы ребенком. Рут пришла к себе и расплакалась. Я бы назвал ее состояние в тот вечер «эмоциональным шоком». Она проворочалась всю ночь и на следующее утро встала невыспавшейся и разбитой. Рут решила как-то попытаться принизить Фрэнки в своем сознании.

Она начала постоянно придираться к нему, отпускать обидные шуточки, смеяться над его успехами. Интересно, догадывался ли Фрэнки, почему она это делает? Такие отношения между ними продолжались до тех пор, пока он однажды не поцеловал ее в школе. После этого поцелуя весь образ, который она так долго строила у себя в голове, рассыпался, как карточный домик.

Тогда Рут поняла, что Фрэнсис Кейн единственный мужчина, которого она когда-либо полюбит, поняла, что это не детское, а серьезное взрослое и честное чувство.

Спустя годы Рут пришла ко мне и все рассказала. Тогда она как раз начала работать в больнице. Помнишь, Джерри, твой отец помог ей устроиться на работу. Я тогда был интерном в «Манхэттен Дженерал». Как-то я загулял и пришел домой часа в три ночи.

В гостиной горел свет. Я пошел проверить, в чем дело, и нашел в кресле спящую Рут. Она открыла глаза и сказала: «Я только что видела Фрэнсиса».

«Какого Фрэнсиса?» — глупо переспросил я. По-моему, она даже не слышала меня. Из нее потоком потекли слова: «Ты бы не узнал его, Марти. Он так изменился. Он совсем поседел. У него усталый и разбитый вид, он голодает. Его привели в больницу, потому что он потерял сознание прямо на улице. Доктор сказал, что он не ел много дней».

«Подожди, Рут, минуту, — остановил я сестру. — Помедленнее. О ком ты говоришь?»

Она изумленно посмотрела на меня, затем медленно ответила: «О Фрэнсисе Кейне».

Неожиданно я разволновался так же, как и она. «Фрэнки! — заорал я, забыв, что было три часа ночи. — Где ты его видела?»

«Я об этом тебе и говорю. Я видела его вечером в больнице».

«Что он сказал? — возбужденно спросил я. — Он тебя узнал?»

«Нет! — разрыдалась Рут. — Он стал врать, что не знает меня. Отрицал все даже после того, как я призналась ему в любви».

Это оказалось для меня последним ударом, и я рухнул на диван.

«Ты что сделала?» — Мне все еще казалось, что у меня слуховые галлюцинации.

Рут перестала плакать и спокойно посмотрела на меня. «Я сказала, что любила его и что он однажды поцеловал меня в школьном коридоре. Он пошутил, что такое бы никогда не забыл. Тогда я пригрозила привести тебя, сказала, что, вероятно, у него амнезия, и он ничего не может вспомнить, хотя глубоко внутри я не сомневалась, что он все помнит, что он воздвиг вокруг себя высокую стену, повесил на ней строгое объявление: „Посторонним вход воспрещен“ и отгородился от внешнего мира. Последние сомнения я потеряла, когда вспомнила, как в детстве при насмешках его глаза затуманивались и между нами внезапно возникала невидимая стена. Тогда я сразу понимала, что бессмысленно продолжать смеяться над ним, что ни одно мое слово не проникнет через эту стену и что я только сама себе причиню боль».

Пару минут я молча смотрел на нее, и тысячи странностей в поведении сестры начали выстраиваться в стройную картину. Теперь я понимал, почему у нее не было постоянных увлечений, почему она так и не вышла замуж. Тогда Рут было почти двадцать пять. Я знал ее всю жизнь, видел почти каждый день, но только теперь начал по-настоящему узнавать собственную сестру. Смешно. Хотя, с другой стороны, мы даже сами о себе знаем так мало, что нет ничего удивительного в том, что мы начинаем узнавать Друг друга только после того, как проживем вместе двадцать пять лет. «Утром же поедем и поговорим с ним», — заявил я. «Бесполезно, — легко покачала головой Рут. — Его там не будет. Я прочитала это у него на лице».

«Тогда поехали прямо сейчас!» — Я вскочил. Она дотронулась до моей руки и посмотрела на меня. «Нет, Мартин, мы сейчас никуда не поедем, — мягко проговорила Рут. — Если мы сейчас туда поедем, он никогда нас не простят. Единственное, что у Фрэнки было всю жизнь, это гордость. Если отнять у него гордость, то можно навеки распрощаться с ним. Он уже никогда не станет тем Фрэнки, которого мы знали. Надо позволить ему, как всегда, выпутываться самому». «А как же ты?»

«Я подожду, — просто ответила Рут. — Он должен использовать этот шанс». — Она посадила меня рядом и положила мою голову к себе на плечо, где я слышал ее тихое дыхание. — «Понимаешь, — задумчиво проговорила сестра. — У него никогда не было шанса быть молодым. Ему слишком много приходилось работать и бороться. Он никогда не был юношей в буквальном смысле этого слова. У Фрэнки не было юности, он сразу стал взрослым. Поэтому он и казался нам, детям, таким взрослым. Поэтому одни из нас так любили его, а другие ненавидели. Но в душе — Фрэнки всегда оставался обычным мальчишкой, который особенно нуждается в любви». Я посмотрел на Рут.

«Но если он сейчас уйдет, он может никогда уже не вернуться».

Рут смотрела куда-то поверх моей головы. «Я должна рискнуть. — Она слабо улыбнулась, словно что-то скрывая. — Думаю, он вернется. Когда Фрэнки вернется, я выйду за него замуж, сотру с его лица морщинки одиночества и разрушу ту стену и построю свою собственную из любви, а не подозрительности».

«Но могут пройти долгие годы», — стоял я на своем. Рут уверенно посмотрела на меня сверху вниз. «Можно подождать. Мы молоды и можем позволить себе ожидание. А пока я буду помогать другим. В этом мире слишком много мальчишек, таких, как Фрэнсис Кейн, которым приходится перепрыгивать через юность, чтобы выжить. Каждый ребенок заслуживает лучшей участи. И я бы хотела помочь им в этом».

«Значит, мы не поедем сейчас в больницу?» «Нет, Мартин. Пусть Фрэнки отдыхает. Ему сейчас особенно необходим отдых».

Следующим утром мы поехали в больницу, но не застали его, как и говорила Рут.

Летели годы. Я закончил учебу и стал психиатром. Вы поженились, и Джерри начал работать у окружного прокурора. Рут возглавила отдел по делам благотворительности. Все мы выросли, но мы росли друг у друга на глазах. Я знал, где вы и чем занимаетесь, и вы знали то же обо мне.

Но никто из нас ничего не знал о Фрэнки даже после того, как он вернулся в наши жизни, даже после того, как он женился на Рут. Может, он рассказал Рут, а может, и нет. Во всяком случае Рут мне ничего не рассказывала. Фрэнсис прошел через то, что я бы назвал «потерянными годами». «Потерянные годы»... Интересно, какими они были у него, те годы, когда мы росли? Знает ли это кто-нибудь? Сомневаюсь.

Мартин допил коктейль, встал и подошел к окну. На его лице появилось выражение подавленности, вечер для него потерял свое очарование.

— Мартин, — позвал его Джерри Коуэн.

Кэбелл повернулся. Лицо Джерри посветлело, и он уверенно посмотрел на него.

— Может, я смогу рассказать вам об этих годах, — сказал Джерри Коуэн.

Часть 5

* * *

Глава 1

Сэм бросил школу и пошел работать помощником водителя грузовика. Он зарабатывал двенадцать долларов в неделю и жил у каких-то родственников в Гарлеме. К середине лета я окончательно втянулся в работу. Хотя Гарри и ничего не говорил, по его поведению и по поведению покупателей я видел, что у меня все в порядке. Большую часть времени занимала работа, а в воскресенье, единственный выходной, я слонялся по городу или ходил в кино.

Я ни с кем не подружился, потому что моя жизнь вне работы была ограничена до минимума. Меня не беспокоило отсутствие друзей, я давно привык к одиночеству. Несколько раз пытался найти дядю Морриса через его магазин, но он, как в воду канул.

Летом покупателей стало меньше, и Гарри пообещал осенью повысить мне жалованье. Сейчас я получал десять долларов плюс два доллара от Кроштейна, да чаевыми набиралось доллара три. Так что в неделю набегала вполне приличная сумма — пятнадцать баков. Конечно, лишние деньги еще никому не приносили вреда. Несмотря на то, что сейчас я зарабатывал намного меньше, чем много лет назад, когда работал у Кеуфа, к старому возвращаться не хотелось. Мне казалось, что я постепенно доработаюсь до приличного жалованья.

В июле Отто, владелец кафе «Мороженое», предложил мне помогать ему по воскресеньям после обеда за два доллара. Так как делать мне все равно было нечего, я согласился. Через несколько недель я уже вполне прилично научился разливать содовую. Мне нравилось болтать с молодежью, которая постоянно околачивалась в кафе.

Меня всегда интересовал клуб, находившийся над нашим магазином. Надписи на окнах гласили «Рабочий союз», но мне казалось, что рабочими там и не пахнет, и что все члены клуба живут на пособие по безработице. По субботам, когда мы работали допоздна, сверху доносился громкий шум.

Как-то в субботу после закрытия я решил подняться к ним. Члены клуба меня часто приглашали, но я все не шел. Наверное, в ту ночь стало особенно одиноко и захотелось человеческого общения.

Клуб располагался в квартире без внутренних перегородок. В углу играл ансамбль из четырех инструментов, в другом — стоял стол, заставленный холодными закусками, хлебом и пуншем. Рядом находилась пивная бочка и галлоновые бутылки с красным вином. Ансамбль играл что-то незнакомое и совсем немелодичное. Молодежь танцевала, а люди постарше стояли маленькими группками и что-то обсуждали, держа в руках сэндвичи.

Я переступил через порог и сразу заметил знакомого. Его звали Джои, и он часто покупал у нас в магазине продукты. Джои подошел ко мне.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — удивился он. Я пожал ему руку и рассмеялся.

— Да вот решил посмотреть на вашу лавочку.

— Пойдем. Я тебе все покажу.

Он представил меня нескольким парням и девушкам. Кое-кого я знал по магазину. Затем Джои подвел меня к столу, сунул в руку сэндвич, сказал:

— Развлекайся, — и бросился к двери с кем-то здороваться.

Я понял, что он является каким-то официальным лицом и, похоже, всех здесь знает.

Через несколько минут я увидел знакомую девушку, болтающую с каким-то парнем. Мы с ней часто шутили в магазине. Она постоянно приходила за бутылкой кетчупа и быстро делала заказ, смешно шепелявя. Я подошел к ней, откусил сэндвич и пробормотал с набитым ртом:

— Ты купила сегодня свой катшип?

Она обернулась и удивленно взглянула на меня.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Да вот, пришел, — ответил я, проглатывая кусок. — Я член клуба.

— Черта с два!

— Ладно. Тогда я пришел бесплатно поесть.

— Это ближе к правде, — насмешливо проговорила она. — Мы все сюда ходим за этим.

Ее собеседник отошел к другой девушке.

— Потанцуем?

— О'кей, — кивнула она. — Рискну.

Я положил сэндвич на стул, и мы начали танцевать.

— Прекрасное у вас тут заведение, — заметил я.

— Зато бесплатно.

Пока мы танцевали, народ все прибывал, несмотря на позднее время. Я продолжал регулярно наступать ей на ноги из-за отсутствия практики.

— Может, ты и умеешь резать сыр, — рассердилась моя партнерша после того, как я в шестой раз наступил ей на ногу, — но провалиться мне на этом месте, если ты умеешь танцевать!

— Это только предлог! — заявил я, притягивая ее к себе.

— Вот оно что! — девчонка оттолкнула меня. Когда музыка стихла, она сообщила: — Сейчас будет речь.

— Может, смоемся? — У меня были другие планы на вечер.

Девушка хотела остаться, поэтому мы вернулись к стулу за моим сэндвичем. Я взял его, и мы уселись.

— Не уходи, — предупредила она меня. — Можешь услышать кое-что интересное.

Я оглядел большую комнату. Джои взобрался на стол, который вытащил в центр комнаты, и поднял руку.

— Ребята, внимание! — закричал он. — Насколько вам известно, сегодня мы пригласили оратора, которого все вы слышали раньше и прекрасно знаете. Поэтому я не буду его представлять. Работа этого человека говорит сама за себя. Его усилия, направленные на пользу нам и партии, широко известны. Итак, я представляю слово Джерро Браунингу.

Он спрыгнул на пол, а его место, к моему удивлению, занял высокий молодой негр. В комнате подобралась разношерстная компания: ирландцы, итальянцы, испанцы, поляки и куча остальных. Несмотря на то, что Браунинг оказался единственным негром, ему устроили оглушительную овацию. Все радостно топали ногами, пока он оглядывал помещение и слабо улыбался.

Затем оратор поднял руки, и шум стих.

— Друзья! — начал Джерро Браунинг. У него совсем не было специфического выговора. — Сегодня вечером я вижу здесь много новых лиц, но это добрые человеческие лица, лица людей, таких же, как мы, которые хотят от жизни того же, что и мы, и я хочу поблагодарить их за то, что они пришли сегодня сюда. — Все зааплодировали. Оратор дождался, когда аплодисменты стихнут, потом продолжил: — Я не собираюсь сегодня говорить о партии и ее целях, которые все вы так хорошо знаете. Я не собираюсь повторять прописные истины. Вместо этого я расскажу вам историю человека, который живет в вашем квартале.

Он никогда не был здесь, никогда не ходил ни на какие собрания, хотя и я, и другие приглашали его. Как многие из вас, он долго жил на пособие по безработице, псята недавно не получил работу в электрической компании на Лонг Айленде. Возможно, одной из причин, из-за которых он не приходил к нам, являлся страх, что его уволят и ему снова придется жить на пособие. Он не раз говорил, что его предупреждали держаться от нас подальше и не иметь с нами никаких дел, что мы кучка смутьянов и он может лишиться того малого, чего достиг, если свяжется с нами.

На прошлой неделе, копая траншею под кабель, он случайно задел старый кабель. Удар тока отбросил его футов на десять и нанес сильные увечья и ожоги. Сейчас этот человек до сих пор лежит в больнице, и мы не знаем, выживет он или нет.

Когда я услышал о несчастном случае, то пришел к его жене • и предложил помощь. Она не знала, чем мы можем помочь, но, тем не менее, все рассказала. Тем же вечером я позвонил в партийный комитет, и они прислали опытного врача, разбирающегося в поражениях электрическим током, и детектива на место аварии.

Сейчас доктор старается спасти жизнь этого человека, а отчет детектива я держу в руках. Он ясно говорит, что этот человек пострадал не в результате простого несчастного случая, а аварии, вызванной халатностью и безалаберностью администрации электрической компании. Я читаю отчет: «По нормам электрические кабели должны прокладываться на определенной глубине под улицей. Этот кабель оказался проложен на три фута выше, чем положено». Обратите внимание, друзья, на три фута выше. Эти футы могли спасти человеческую жизнь, могли спасти его семью от голодной смерти.

Я уже советовался с нашими адвокатами, и они намерены предъявить администрации компании иск и добиться справедливости.

Собравшиеся захлопали, но Браунинг поднял руки, прося тишины. Сейчас он напоминал ветхозаветного пророка.

— Друзья! — продолжил он. — Сегодня сюда пришла жена этого несчастного. Жалкой компенсации едва хватает на еду для детей, и на оплату жилья и счетов за электричество и газ ничего не остается. Я знаю, что у вас самих почти ничего нет, но я прошу вас пожертвовать этой женщине хотя бы несколько центов.

Партия берет на себя расходы по судебному процессу Я знаю вашу доброту и не сомневаюсь, что вы поможете этой бедной женщине и ее детям. Вы должны помнить, что на его месте мог оказаться любой из нас, и что беда, происшедшая с одним из нас, наша общая беда.

Мы должны действовать сообща, сражаться плечом к плечу. Мы имеем право на жизнь, работу, еду, но никто не даст нам эти права просто так. Их нужно идти и завоевывать. Помните, чем сильнее партия и больше членов в ее рядах, тем больше нас будут уважать. Я призываю вас приложить все усилия к укреплению партии, росту ее рядов. Я прошу вас распространять нашу газету и литературу. Но больше всего я прошу вас поддерживать этот клуб, который в свою очередь будет поддерживать вас.

Он слез со стола, и его сразу окружила толпа. Я посмотрел на свою соседку, которая сидела с открытым ртом и слезами на глазах. Я раньше никогда не задумывался о социальной справедливости, о партии. Гарри не раз говорил, что многие из них не стали бы работать, даже если бы им подвернулся шанс. Сейчас я немного засомневался в его словах.

Я опять взглянул на свою соседку. Ее глаза блестели, на бледном лице краснели румяна, ярко накрашенные губы были приоткрыты. Она повернулась ко мне.

— Дай что-нибудь! — потребовала она, протягивая руку. — Ты же работаешь.

Я вытащил четвертак.

— Мог бы дать и побольше. Мне нужен доллар.

Я рассмеялся и протянул доллар.

— Кажется, ты говорила, что здесь все бесплатно, а приходится платить так же, как и везде.

— Сволочь! — холодно проговорила девушка. — Что бы ты запел, интересно, если бы это случилось с тобой?

Она отнесла мой доллар Джерро Браунингу. Наверное, негр спросил, откуда доллар, потому что девчонка показала на меня. Он выбрался из толпы и подошел ко мне.

— Спасибо, — поблагодарил Браунинг, протягивая руку. — Вы дали больше всех.

— Я работаю, — объяснил я, пожимая руку.

— Они бы тоже работали, если бы представился шанс, — спокойно заметил он.

— Я не это имел в виду. Просто я могу себе это позволить.

— Вы здесь новичок? Что-то я вас раньше не видел.

— Фрэнсис Кейн. Я работаю в магазине внизу.

— Рад познакомиться, — улыбнулся Джерро Браунинг. — Надеюсь, мы еще увидимся.

— Увидимся, — вежливо ответил я.

Он опять улыбнулся и отошел.

— Я вижу, ты разговаривал с Джерро, — сказала мне моя знакомая таким тоном, будто я беседовал с самим Господом Богом.

— Ага. Если больше никаких выступлений не предвидится, пошли отсюда. Может, еще успеем на последний сеанс. Кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

— Терри. Я знаю, тебя зовут Фрэнк.

— Пошли. Или ты собираешься торчать здесь всю ночь?

— Хорошо, хорошо, — сдалась Терри. — Подожди минутку, я только напудрюсь.

Я смотрел, как она идет к женской уборной. Неожиданно мне захотелось женской любви. Я очень давно не гулял с девчонками, очень давно! А она недурна, подумал я, глядя ей вслед. Кто знает? Может сегодня повезет?

Глава 2

Мы договорились завтра пойти купаться на остров. Терри оказалась сообразительной малышкой, но, честно говоря, страшной трусихой. Ей нравилось дразнить, обниматься со мной до тех пор, пока я не начинал заводиться, но, как только я отваживался на более решительный шаг, то сразу получал пощечину.

— Все вы, парни, одинаковые, — улыбнулась она, словно забавляясь моими муками. — Думаете, если девушка согласилась пойти погулять, значит, вам все позволено? Почему нельзя без этого развлекаться?

Я объяснил, чувствуя, что говорю глупость.

— Но, бэби, как же без этого? Мужчина так может сойти с ума! Ну будь хорошей девочкой. Не бойся, ничего не будет!

Я оказался прав, ничего и не было!

Благодаря Терри я стал завсегдатаем клуба. Я сейчас понимал, что я не единственный человек, которому приходится надрываться и жить на жалкие гроши. У них были те же проблемы. Всем приходилось зарабатывать эти жалкие гроши или умирать с голоду. У некоторых людей я видел странные выражения на лицах, на которые время и тревоги наложили отпечаток отчаяния и безысходности.

Некоторые приходили в магазин с талонами на продукты, смеясь и притворяясь, что им весело. «Опять живем!» — весело сообщали они и с шиком покупали еду. Некоторые швыряли талон на стойку и воинственно спрашивали: «Принимаете?» Находились и такие, кто тихо ждали, пока магазин не опустеет, затем наклонялись через стойку и смущенно спрашивали: «Не возьмете талон?»

Все они были единодушны в одном — никто никогда не называл эти бумажки «продовольственной помощью». Они просто говорили талоны или «вот это». Кое-кто пытался отоварить их сигаретами или получить наличные. Нам не разрешали давать на талоны сигареты или наличные деньги. Время от времени кто-нибудь предлагал продать талон стоимостью в тринадцать с половиной долларов за пять-шесть монет, и мы нарушали запрет. Так поступали и остальные продавцы в нашем районе. Пособия по безработице проделывали с людьми странные фокусы и у многих отнимали гордость.

Наверху в клубе эти люди менялись. Клуб боролся за то, чтобы вместо талонов давали деньги. Коммунисты утверждали, что во многих магазинах продукты продают безработным по более высоким ценам. Я слышал, как некоторые владельцы магазинов справедливо жаловались, что приходится по три месяца ждать, пока правительство заплатит за талоны. Наверху всегда можно было услышать жалобы. Кроме этого, там обсуждали слухи. Народ прослышал, что правительство собирается начать огромную программу по созданию новых рабочих мест. Каждый день появлялись все новые и новые слухи, а пока суть да дело, безработным приходилось все туже затягивать пояса.

С Тёрри мы теперь встречались по средам. Я отказался от воскресений, потому что на свидания уходила большая часть моих денег. Нельзя сказать, что девочка мне не нравилась, но она по-прежнему не подпускала меня к себе, и я возвращался после свиданий домой весь разгоряченный и долго ворочался не в силах уснуть. Я не мог заставить себя пойти к проститутке после того, как повидал их вблизи. Я метался на кровати, обзывая Терри сукой и обещая перестать встречаться с ней. Но меня хватило только на то, чтобы перенести свидания с воскресенья на среду. Мы ходили в кино, потом я провожал ее. Несколько минут стояли в подъезде ее дома и целовались, а иногда она даже разрешала мне погладить себя на прощание.

Как-то в четверг после одного из таких свиданий я относил заказ. Предыдущим вечером Терри позволила сунуть руку под платье и потрогать мягкую теплую грудь. Она разрешила несколько секунд не убирать руку, но, когда я попытался сунуть ее между коленей, она оттолкнула меня. Терри выводила меня из себя. Как я ни старался в тот четверг думать о другом, мои мысли возвращались к ней.

Я позвонил. Дверь открыла молодая женщина с белокурыми волосами и узким лицом в старом платье. Она была нашей новой покупательницей. Утром сделала заказ и попросила принести продукты после обеда, надеясь найти деньги.

— Продукты, — сообщил я. — Один доллар с четвертью за доставку. — Гарри всегда предупреждал не уходить без денег.

— Отнесите, пожалуйста, на кухню, — спокойно попросила хозяйка.

Я вошел в квартиру, поставил сумку и повернулся к ней. Женщина смотрела на продукты голодными глазами.

— Через несколько минут вернется муж с деньгами. Оставьте их, а я занесу деньги чуть позже.

— Извините, мэм, я бы с удовольствием, но не могу. Я должен сразу получить деньги. Босс меня уволит, если я вернусь без денег.

Я нагнулся за сумкой.

— Подождите минуту, — нервно попросила она. — Неужели вы не можете немного подождать? Он вот-вот подойдет. — В комнату вошла девочка лет шести, и женщина взяла ребенка на руки. — Присядьте, если хотите.

Я сел на стул рядом с сумкой и закурил. Предложил сигарету и ей, но она отказалась. Я докурил сигарету и встал.

— Уже поздно, леди. Если я не вернусь сейчас в магазин, босс будет волноваться.

— Ну подождите еще немного. Он должен вернуться с минуты на минуту. — Женщина подошла к окну и выглянула на улицу. — Он должен вернуться с минуты на минуту, — нервно повторила она.

Черта с два! Даже если он вернется, то все равно без денег, и мне придется в любом случае забирать продукты, но я решил подождать. Через пять минут решительно встал.

— Извините, леди, но мне пора. Когда вернется муж, пусть зайдет в магазин. Мы отдадим ему продукты. — Я взял сумку и поставил на плечо.

— Пожалуйста, оставьте продукты. Честное слово, когда он придет, я немедленно пришлю его к вам с деньгами.

— Послушайте, леди, я вам верю, — терпеливо проговорил я. — Я бы с радостью оставил продукты, но не могу. Меня уволят за это. — Меня начало раздражать ее хныканье. А может, я злился на себя за то, что боялся оставить сумку. Как бы там ни было, я не собирался вести себя, как последний простофиля. Я не раз слышал истории, как доверчивых рассыльных обманывали подобными разговорами.

— Но у нас, кроме ребенка, никто за весь день во рту не держал даже маковой росинки. Муж пошел искать работу. Мы вам заплатим.

— Леди, зачем вы мне это рассказываете? Расскажите лучше моему боссу. Если он вам поверит, я оставлю сумку.

— Я рассказывала. — Она опустила девочку и села. По ее тону я понял, что ответил Гарри.

— Ну что я могу сделать? — Я направился к двери. Внезапно у меня мелькнула мысль, и я остановился. — Если, правда, вы?..

В ее глазах вспыхнула надежда, но быстро погасла. Женщина покраснела и нервно сжала руки.

Я посмотрел на ее руки, красные и огрубевшие от стирки, руки молодой женщины, рано состарившейся от тяжелой домашней работы.

— Нет! — прошептала она, будто разговаривая сама с собой. — Нет! Нет! Нет!

— О'кей, леди, — холодно сказал я. — Как хотите. Но не обманывайте себя! Мы оба хорошо знаем, сколько у него шансов найти работу. — Я подошел к двери.

— Подождите. Дайте подумать. — Она опустила голову на руки, а девочка тревожно смотрела на нас.

Я расслабился. Казалось, я слышу, как у нее в голове вращаются колесики, и я не сомневался в ответе.

Наконец женщина подняла голову. На ее лице появилось новое выражение, выражение какого-то отчаяния.

— Лаура, беги на улицу и подожди там папу, — велела она дочке. — Крикни мне в окно, когда увидишь его.

Ребенок с серьезным видом вышел, помахав нам рукой на прощание. Я закрыл дверь, снял с плеча сумку и вопросительно взглянул на хозяйку.

Она несколько секунд смотрела на меня, затем пошла в спальню. В крошечной комнате с узким окном стояла аккуратно заправленная кровать и детская колыбелька в углу. На стене в изножье кровати висел небольшой образ девы Марии с ребенком на руках, на комоде стояла семейная фотография.

— Нет, только не здесь! — сказала женщина и вернулась в гостиную.

Она сняла тапочки и легла на диван. Я присел на край. У меня пересохло в горле, в паху появилась тяжесть. Я положил ладонь на низ ее живота. Ее тело оказалось холодным, как лед, и она вздрогнула. После этого я допустил ошибку и непроизвольно взглянул ей в глаза.

Передо мной лежала не живая женщина, а кукла. Я смотрел на ее лицо целую минуту, и за это время на нем не дрогнул ни один мускул. Она лежала неподвижно и равнодушно смотрела на меня.

Я вскочил с дивана и поправил брюки. Сначала женщина недоверчиво смотрела на меня, потом тоже встала.

— Спасибо за приятно проведенное время! Продукты можете оставить.

Она сделала шаг ко мне, пробормотала:

— Мистер, — и неожиданно рухнула на меня.

Я едва успел подхватить ее. Холод моментально сменил жар. Она положила голову мне на плечо и заплакала без слез. Я крепко, но как-то холодно обнимал ее. Ее ноги дрожали.

— Мистер! Мистер! — рыдала она. — Если бы вы знали, что нам пришлось пережить! Если бы вы знали, сколько раз Майку приходилось оставаться голодным, чтобы накормить Лауру! Если бы вы знали, сколько он уже не курит!

Она совсем расклеилась. Я обнимал женщину, которая с плачем повествовала о жертвах, принесенных мужем ради дочери. Мне показалось, что она совсем забыла о своих жертвах. Внезапно мне стало стыдно.

— Ну, ну... не плачьте, — прервал я ее лепет. — Все будет в порядке.

Мы благодарно посмотрели друг на друга.

— Вы молодец! — прошептала она.

— Знаю, знаю, — невесело рассмеялся я. Еще бы не молодец — чемпион среди дураков!

Мы молча вышли на кухню. У двери она остановила меня.

— Спасибо, мистер.

— Не стоит, леди. Наш девиз — вежливость превыше всего!

Я спустился на улицу. Пройдя с полквартала, заметил маленькую девочку, к которой подбежал мужчина, подхватил ее на руки и подбросил высоко в воздух.

— Папа! Папа!

— Лори! — радостно закричал он. — Папа нашел работу!

— Поздравляю, Майк, — сказал я, проходя мимо. — Ты нашел больше, чем работу.

Он озадаченно посмотрел на меня и почесал голову, наверное, пытаясь вспомнить меня. Потом махнул рукой и побежал к дому с дочкой на руках.

По дороге к магазину я все больше злился. На следующем же свидании эта сучонка Терри заплатит за все!

Глава 3

На следующее утро в магазин пришла та женщина. Она сильно изменилась по сравнению со вчерашним днем: как-то по-другому держала голову или шла как-то иначе... более уверенно что ли, а из глаз исчезла безысходность и отчаяние.

— Майк нашел работу! — напрямик заявила она. — Вы не могли бы дать мне кое-какие продукты до завтра? Завтра у него зарплата.

— Я встретил его вчера на улице. Подождите минуту, я спрошу у босса. — Я объяснил Гарри Кроштейну ситуацию. Мне было стыдно за свое вчерашнее поведение и очень хотелось помочь им. Сейчас только дошло, как отвратительно я себя вчера вел! Гарри разрешил дать продукты под мою ответственность.

Я вернулся к женщине и дал ей все, что она хотела. Собирая пакет, попытался извиниться за свое вчерашнее поведение.

— Очень рад, что ваш муж нашел работу, — негромко произнес я. Она молчала. — Извините за вчерашнее. Даже не знаю, что на меня наехало. Наверное, я наслушался слишком много историй о доверчивых рассыльных. Сейчас неизвестно, кому можно верить, а кому — нет.

— Почему вы не верите людям хотя бы до тех пор, пока не убедитесь в обратном? — просто спросила женщина, слегка покраснев.

Мне стало еще хуже, но я не мог ответить на ее вопрос. Я не мог объяснить, что попадаются люди, которые могут вас обмануть, и из-за них приходится страдать хорошим людям. Я протянул пакет, и она ушла.

Позже в магазин заглянула Терри.

— Дай мне бутылку катшипа, — улыбнулась она.

— Господи, вы что, больше ничего не едите? — съязвил я, зная, что она не обидится. Я здорово разозлился на нее. Если бы она позавчера дала себя трахнуть, я бы не вел себя вчера, как последний кретин. Поставив на прилавок бутылку с кетчупом, поинтересовался: — Что-нибудь еще?

Девушка покачала головой.

— Десять центов, пожалуйста. — Я сунул бутылку в бумажный пакет.

— Придешь завтра на собрание? — спросила она.

— Приду. Дождись меня, ладно?

Терри ушла.

— Чего ты потерял на этих собраниях? — полюбопытствовал Гарри. — Там же одни лентяи. Большинство из них просто не хотят работать.

— Не знаю. Мне они кажутся вполне приличными людьми, от которых просто отвернулась удача. К тому же там весело.

— Только не рассказывай мне, что ты собираешься заделаться коммунистом.

— Я даже не знаю, что это такое, — рассмеялся я. — Я не узнаю коммуниста, даже если столкнусь с ним нос к носу. Там наверху собираются обычные люди, такие же, как и мы с тобой. Им нужно то же, что и остальным: работа, еда, отдых. Я хочу того же самого, но при этом я никакой не коммунист!

— Они верят в свободную любовь, — осуждающе проговорил Гарри, — и не признают браков.

— Странно, там почти все семейные.

— Если бы они были приличными людьми, они бы воспитывали лучше своих детей. Возьми, например, ту же Терри. Уверен, что она там со всеми перетрахалась.

Я разозлился и хотел что-нибудь резко ответить, но сдержался. Вместо этого медленно улыбнулся.

— Терри относится к тем девчонкам, которых, кажется, можно легко трахнуть, но никто не может похвалиться этим.

Гарри отошел к покупательнице, а я принялся распаковывать ящики и скоро забыл о нашем споре.

Прошло несколько месяцев. Сэм бросил работу и уехал в Хартфорд к родственникам. Я заделался настоящим продавцом и сейчас заколачивал пятнадцать баков в неделю, а по воскресеньям у Отто ловко разливал содовую. Кое-что сэкономив, купил новую одежду, немного поправился и стал относиться к окружающим более весело и дружелюбно. Я знал уже почти всех жителей квартала. Все время уходило на работу и на клуб. Я не проявлял наверху никакой активности, но само присутствие на этих собраниях как-то сближало с людьми.

Прошел День Благодарения. Однажды вечером после закрытия магазина меня окликнул на улице Джерро Браунинг. Я подождал его, и мы пошли вместе.

— Где ты живешь, Фрэнсис?

— В «Миллсе». — Интересно, почему он спросил?

— А сейчас куда?

— Поужинаю и домой.

— Не возражаешь, если поужинаем вместе?

— Нет, — удивленно ответил я. — Хоть будет с кем поболтать.

— У тебя что, нет родственников? — полюбопытствовал Браунинг.

Я покачал головой.

— Сколько же тебе лет?

— Двадцать два. — Я вопросительно посмотрел на Джерро. — Послушай, я не против расспросов, но может объяснишь, чем вызван такой внезапный интерес?

— Сам не знаю, — рассмеялся негр. — Наверное, ты меня заинтересовал.

— Чем? Я такой же, как все остальные.

— Это тебе кажется.

Мы зашли в кафетерий, взяли подносы и наложили еды. Несколько минут ели молча, затем Джерро сказал:

— Твои волосы, например.

Я машинально дотронулся до виска.

— Что с моими волосами? Я что, забыл причесаться?

— Да, нет! — рассмеялся он. — Ты же спросил, что в тебе необычного. Волосы, например.

— Они такие же, как и у остальных.

— Нет, не такие, — не согласился Джерро Браунинг, по-прежнему улыбаясь. — У тебя уже видна седина. По-моему, ты еще слишком молод, чтобы седеть.

— А может, у меня много забот?

— Дело не в этом, просто ты много пережил.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

Прежде чем ответить, Джерро сунул в рот ложку.

— В основном из мелочей. Из твоего поведения. Ты смотришь на людей с изумлением и превосходством, а разговариваешь всегда уверенно и никогда не ходишь вокруг да около. Ходишь ты на цыпочках, как хищное животное, которое в любую минуту готово дать отпор. Ты всегда настороже. — Он положил в рот очередную ложку. — Посмотри на себя со стороны. Ты сидишь спиной к стене и внимательно разглядываешь всех, кто входит или выходит. Кого ты ищешь? От кого ты прячешься?

— Никогда не замечал, — улыбнулся я. — Никого не ищу, ни от кого не прячусь. Наверное, это дурная привычка.

— У всех привычек есть причины.

Мы закончили ужинать. Я встал и пошел за кофе. Джерро Браунинг курил и рассеянно играл с маленьким ключом, прикрепленным к цепочке для часов.

— Что это такое? — заинтересовался я.

Он достал из кармана часы и протянул мне.

— Фи, Бета, Каппа[10]Американское студенческое общество..

Я повертел его в руках. На нем было что-то выгравировано.

— Я еще такого не видел. Что им открывают?

— Мир равных возможностей, — рассмеялся Джерро. — Все это выдумка. — Он увидел, что я ничего не понимаю. — Такие ключи дают в колледже. В это общество попасть очень трудно.

— Ты учился в колледже?

Браунинг кивнул. Я вернул часы и подумал о Марти и Джерри. Сейчас они уже должны заканчивать колледж.

— У меня есть друзья, которые тоже учатся в колледже.

— Где?

— Не знаю, — признался я и криво улыбнулся. — Мы давно не виделись.

— Тогда откуда ты знаешь, что они учатся в колледже?

— Я их очень хорошо знаю.

— Странно, как люди ухитряются терять друг друга, — задумчиво произнес Джерро.

Эти слова окончательно сломали лед между нами. Дальше все пошло, как по маслу. Мы просидели больше часа. Я рассказывал о себе такое, что никому не рассказывал, и он, похоже, искренне заинтересовался. Расстались мы хорошими друзьями.

Глава 4

Зима с 32 на 33 год выдалась очень тяжелой. Люди тысячами теряли работу и влачили скудное существование на пособие по безработице. Никто, в том числе и я, у кого все было в относительном порядке, не сомневался, что необходимо что-то предпринимать. Каждый день газеты пестрели заголовками: «Кризис углубляется!», «Депрессия!» Народ голодал и мерз. Ветераны войны требовали компенсации и рабочих мест. Хватит обманывать себя, приятель, говорили люди, «процветание» больше не прячется за углом.

Все эти потрясения, к счастью, проходили мимо меня. У меня была работа, я не голодал, не мерз.

Раньше в клубе на собраниях жалобы всегда казались мне какими-то придуманными, немного нереальными, речи, которые я там слышал, не производили большого впечатления, требования вызывали лишь улыбку. Постепенно люди приходили в отчаяние и теряли надежду найти работу. Это проявлялось во многом. Люди, которые каждое утро отправлялись на поиски работы, как в церковь, переставали ее искать. Они говорили: «А какой в этом смысл? Разве вы не знаете, что везде депрессия?» и просили занять десять центов.

Несколько магазинов по соседству закрылись, и на их окнах появились объявления «Сдается внаем». Рядом висели никого не привлекающие объявления поменьше: «Цены снижены вдвое», «Зимняя распродажа». Несмотря ни на какие ухищрения, никто ничего не покупал.

Люди ходили расстроенные и растерянные и не знали, кого винить. В метро, на окнах домов, на дверях, повсюду висели небольшие плакаты: "Покупайте «Американца». Это «Ивнинг Джорнэл» развернул кампанию по всей стране. "Благосостояние вернется, если вы купите «Американца». На Колумбус Серкл можно было услышать антиправительственные речи, критику в адрес президента, негров, евреев, католиков, короче, всех подряд! Народ яростно набрасывался на профсоюзы, на забастовки, на штрейкбрехеров, на боссов, на еврейских банкиров. Бесцельно, яростно и глупо все спорили, ругались, кричали до хрипоты.

"Покупайте «Американца»! В Гарлеме вспыхивали голодные бунты. Нервы у всех были на пределе, спавшая глубоко внутри людей ярость была разбужена и рвалась наружу. В них проснулось все плохое, словно злой колдун посеял обильные семена ненависти, подозрений и взаимных обвинений.

Поставьте негров на место! Белым людям нужна работа! Вы что, хотите, чтобы вашу сестру изнасиловал черномазый? Оглянитесь по сторонам. Кому все принадлежит? Евреям! Кого больше всего среди докторов и адвокатов? Евреев! Так чья же это страна: наша или евреев?

Эти ниггеры расползаются, как рак! Стоит поселиться в районе хоть одному черному, и вскоре они будут кишеть, как мухи. Из-за них растет цена на недвижимость, они приводят в запустение ваши районы, они уничтожают вас самих. Если вы впустите к себе ниггеров, скоро вы будете бояться вечером выйти из дома, будете волноваться за свою дочь, когда она возвращается домой после школы. Эти черные, как чума! Дайте поблажку хоть одному, и вам конец!

Да, это была плохая зима! Помню, в один февральский вечер, в день рождения Линкольна, я увидел, как плачет Джерро Браунинг.

Я пришел на собрание в клуб и стоял где-то в углу. Клуб был наполовину пуст. Присутствующие негромко переговаривались. Ансамбли и танцы давно исчезли, деньги были нужны на более важные вещи. Народ стал реже посещать собрания, люди теряли надежду и предпочитали слушать хриплые крики уличных ораторов.

Мы разговаривали с Терри, которая, как обычно, жаловалась. Наши отношения за эти месяцы сильно продвинулись вперед.

— Опять месячные запаздывают, черт побери! Ты уверен, что был аккуратен?

— Конечно, уверен, — рассмеялся я. — Перестань беспокоиться! Если забеременела, от ребенка всегда можно избавиться.

— Какого черта я вообще связалась с тобой? — яростно прошептала Терри. — Тебе на меня наплевать! Тебе бы только найти угол потемнее!

— А что же мне еще хотеть? — весело поинтересовался я.

— Ладно, шутник! — Терри сердито поджала губы. Ее глаза пылали. — Мое терпение не безгранично!

— Ты не единственная женщина на свете, — равнодушно ответил я.

— Черт побери! — взорвалась она. — Он еще острит! Вот возьму да и выйду замуж!

— Кому ты нужна?

— У меня есть парень! — уверенно заявила Терри. — С хорошей работой. Водитель автобуса на Пятой авеню. Настоящий джентльмен. Он никогда не стал бы приставать к девушке, когда та не хочет.

— Это только лишний раз подтверждает, что на земле полно дураков. Почему же ты не выходишь за него?

— Не знаю, почему! — рявкнула Терри и тут же мягко поинтересовалась: — Ты никогда не думал о женитьбе, Фрэнки?

— Ты что, считаешь меня полным идиотом? — Я в ужасе поднял руки и рассмеялся. — Зачем делать несчастной одну женщину, когда это можно делать со всеми? Если это предложение, то очень неожиданное!

— Смейся! Смейся! — вновь рассвирепела Терри. — Я выйду за него замуж и тогда посмотрим, кто будет смеяться.

Она отошла от меня, и я задумчиво посмотрел ей вслед. Никогда не поймешь, когда она говорит серьезно, а когда шутит. Черт побери, я в любом случае не хочу ни на ком жениться!

На стол залез Джерро Браунинг и поднял руки, прося тишины.

— Друзья!..

Больше он не успел сказать ни слова. Зазвенело стекло, и в комнату влетел камень, за которым последовали другие. Все в растерянности замерли, а Джерро продолжал стоять на столе с открытым ртом.

Я стоял ближе всех к окну. На улице собралась толпа. Подбежала Терри и испуганно схватила меня за руку.

— Что им нужно?

Я не знал, что им нужно. Кто-то снизу закричал:

— Нам не нужна черная свинья! Мы не позволим ему трахать белых женщин. Мы научим его жить среди белых!

Я взглянул на Браунинга, который сейчас остался один в центре зала. Все отошли к стенам и стояли с бледными испуганными лицами.

— Почему никто не вызовет полицию? — закричала какая-то женщина.

— Я выйду поговорю с ними, — спокойно проговорил Джерро и направился к двери.

— Не пускай его, Фрэнки! — прошептала Терри. — Они убьют его!

Я автоматически подчинился.

— Джерро, подожди. Ты ничего не добьешься этим. Давай сначала хотя бы выведем женщин!

Он подошел к окну.

— Не подходи к окнам! — предупредил я его.

Браунинг остановился и в замешательстве посмотрел на меня.

— Если мы вам его отдадим, вы выпустите остальных? — крикнул я.

— О'кей!

— Хорошо! Сначала выйдут женщины, за ними мужчины. Когда все выйдут, можете забирать его! — сообщил я.

— Нет! Ты выйдешь с ним последним.

— Ладно! — согласился я.

— Фрэнки, ты не можешь его выдать! — прошептала Терри.

— Заткнись! Никто не выдает Джерро. Когда выйдешь на улицу, вызови полицейских. Потом иди домой и жди от меня известий. — Я громко добавил: — Ребята, не беспокойтесь! Все выйдут отсюда живыми и невредимыми. Снимите шляпы, чтобы они видели, что вы белые. Отправляйтесь по домам и никуда не выходите до утра. Никому ничего не рассказывайте. Идите!

— Мы не можем оставить Джерро, — запротестовал кто-то.

— Я его не брошу! — заверил я. — Идите! Вы ведь не хотите, чтобы что-нибудь случилось с женщинами?

Они направились к выходу.

— Подведи ниггера к окну, чтобы мы видели, что он не улизнул! — крикнули снизу.

Это шло вразрез с моим планом. Я хотел, чтобы под шумок Джерро ушел через крышу. Сейчас ему придется ждать, пока все не выйдут. Я велел Джои открыть люк, а потом уходить со всеми. Он кивнул и выбежал из комнаты.

— А сейчас, не торопясь, выходите по одному, — Попросил я. — Нам нужно время.

Они начали медленно выходить из зала. Эвакуация проходила спокойно. Я выглянул в окно и увидел, как из подъезда вышел первый, как они по одному проходили мимо толпы и скрывались за углом.

— Где ниггер? — закричал кто-то из толпы.

Я подтолкнул Джерро, и он подошел к окну. Его лицо было спокойно, губы плотно сжаты. Если он и боялся, то не показывал страха. Я видел, как за углом скрылась Терри и, оглянувшись, помахала рукой на прощание. В окно кто-то бросил камень. Я инстинктивно отпрыгнул, и камень задел Джерро за щеку, но он даже не шелохнулся.

Я молча посмотрел на Браунинга. Из пореза на щеке начала сочиться кровь, но он даже глазом не моргнул. Джерро стоял, словно ничего не произошло. По щеке на шею побежала тоненькая струйка крови, и чистый воротник белой рубашки мгновенно покраснел. Я протянул платок, и он равнодушно прижал его к ране, как парикмахер прикладывает к лицу клиента горячее полотенце. Браунинг продолжал стоять у окна и невозмутимо смотреть на толпу.

— Знаешь кого-нибудь? — прошептал я.

— Да. — Его голос слегка задрожал. — Почти всех.

Наверное, многие из этих гадов когда-то ходили в клуб, подумал я, но не сказал ни слова. Оставалось лишь надеяться, что Джои спустится раньше, чем из здания выйдет последний человек.

— Фрэнки! — донесся из дверей голос Джои.

— Все в порядке? — спросил я, не поворачивая головы.

— В порядке.

— Тогда уходи. Не забудь, ты должен идти последним. — Я услышал его шаги на лестнице и сказал Джерро: — Приготовься! Как только Джои выйдет из подъезда, беги за мной.

Он не ответил. В помещение влетели еще несколько камней. Я уклонился, но Джерро Браунинг стоял, не шелохнувшись. Наконец из подъезда вышел Джои.

— Мы выходим! — громко закричал я и отошел от окна. — Краешком глаза заметил, как кто-то из толпы бросился в здание.

Джерро продолжал стоять у окна. Я схватил его за руку и потащил к двери. Мы выбежали в коридор. На лестнице уже грохотали шаги. Я бросился наверх. На последней площадке стояла стремянка, ведущая на крышу. В открытый люк ярко светили звезды.

Я подтолкнул Джерро к стремянке и через несколько секунд полез за ним. Этажом ниже в помещении клуба послышались крики, грохот разбиваемой мебели. Я почти добрался до люка, когда кто-то схватил меня за ногу. Я посмотрел вниз и изо всех сил пнул в лицо какого-то типа, вцепившегося мне в ногу. Он полетел вниз. Я выбрался на крышу и огляделся по сторонам.

На крыше лежали остатки снега после последнего снегопада. Рядом с люком валялся старый гнилой матрац, на котором, наверное, когда-то в душные летние ночи спал кто-то из жильцов.

— Помоги мне! — крикнул я Джерро.

Рана на его лице продолжала кровоточить. Мы вместе закрыли люк и накрыли его матрацем, надеясь, что он их хоть немного задержит. Я выпрямился и огляделся по сторонам в поисках другого люка. Ближайший находился в двух подъездах от нашего. Я бросился к нему, но он оказался заперт.

Матрац начал шевелиться под ударами снизу, но люк еще не был открыт. Мы перебежали по крыше на следующее здание.

Там нам повезло — дверь оказалась открытой. Я закрыл ее изнутри на крючок, и мы помчались вниз. Выскочив на Шестьдесят восьмой улице, побежали к парку.

За нами никто не гнался. На Сентрал Парк Уэст мы поймали пустое такси.

— Быстрее! — крикнул я водителю.

Джерро откинулся на заднее сиденье и закрыл лицо руками. Платок весь пропитался кровью. Я отнял руки от его лица и осмотрел порез.

— Рана глубокая. Надо ехать в больницу. — Я велел таксисту отвезти нас в больницу Рузвельта.

Там я расплатился, и мы вошли в отделение скорой помощи, где Браунингу наложили несколько швов. Пока доктор обрабатывал и зашивал рану, я отвечал на вопросы сестры, заполнявшей приемный бланк. Наконец доктор зашил рану и забинтовал щеку. Он дал нам какие-то таблетки и велел Джерро отправляться домой отдыхать. Мы вышли из больницы.

Часы на витрине магазина напротив показывали одиннадцать часов.

— Отправляйся домой, Джерро. Ты еле на ногах стоишь.

— Мне уже лучше. — Он попытался улыбнуться. — Пожалуй, я сам доберусь до дома. Спасибо, Фрэнк. Ты вел себя потрясающе!

— Забудь об этом! Ты уверен, что сам дойдешь?

— Конечно, — заверил он меня и тут же пошатнулся. Я поддержал его.

— Пожалуй, я провожу тебя. Мы начали этот вечер вместе и вместе его закончим. — Он не стал спорить. — Где ты живешь?

— Мне нельзя сейчас домой, — ответил Джерро после небольшой паузы. — Не хочу расстраивать своих. Они перепугаются, увидев меня в таком виде. Лучше поеду к другу.

— Куда хочешь, только пошли поскорее. Тебе необходим отдых.

Мы остановили такси. Джерро назвал адрес в Гринвич Виллидж и откинулся на сиденье. Несколько минут он молча смотрел в окно, а я время от времени посматривал на него краешком глаза.

Наконец он опустил голову на руки и заплакал. Я знал, что плакал он не от боли, а от обиды и унижения.

— Дураки! — прошептал Джерро Браунинг. — Бедные обманутые глупцы! Когда же они поумнеют?

Глава 5

Такси остановилось перед меблированными комнатами «Студио Эпартментс». Я расплатился с водителем, и мы вошли в холл. На втором этаже Джерро позвонил. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и я понял, что рана вновь начала болеть. Джерро позвонил во второй раз. Мы прождали целую минуту, но дверь так никто и не открыл.

— Может, твоего друга нет дома?

— У меня есть ключ. — Он достал из кармана ключ и открыл дверь.

Мы вошли в квартиру, и Браунинг включил свет. В одном углу стояла пишущая машинка, рядом с которой валялись скомканные листы бумаги. Около стены располагался мольберт с недописанным мужским портретом. Вокруг стола стояли несколько стульев. У окна находилась небольшая кухня: плита, холодильник и шкаф. Джерро заглянул в спальню, в которой оказались две кровати. Он закрыл дверь и вернулся в гостиную. Похоже, его друг был художником.

— Нет дома, — сказал он и нерешительно замолчал. — Теперь все в порядке. Можешь отправляться домой. Уже поздно, и ты, наверное, с ног валишься от усталости.

— Я уйду только после того, как ты выпьешь что-нибудь горячее, примешь таблетки и ляжешь в постель.

— Я все сделаю сам, — запротестовал Джерро.

— Нет уж! — Мне показалось, что он хочет от меня избавиться. — Иди ложись. Я вскипячу воду. Здесь есть чай?

— В шкафу.

Я подошел к маленькой плите, наполнил чайник водой и поставил на огонь. Браунинг молча наблюдал за мной.

— Раздевайся и ложись, — повторил я.

Через несколько минут вода закипела. Я нашел чай и чашку. Сунул пакетик с чаем в чашку, залил кипятком и направился в спальню.

— Чай готов!

Джерро лежал на кровати у окна в синей пижаме. На белой подушке чернело лицо с забинтованной щекой.

— Как самочувствие?

— Чуть лучше. Только голова раскалывается.

— Выпей чай — сразу полегчает! Где таблетки, которые тебе дал доктор?

Он разжал пальцы. Таблетки лежали на ладони.

— Проглоти их и запей чаем, — приказал я.

Джерро проглотил таблетки и потянулся за чаем. Рука дрожала так сильно, что он не мог удержать чашку, и я принялся поить его из чайной ложки. Наконец Джерро допил чай и устало откинулся на подушку.

Несколько минут я сидел рядом. Джерро открыл глаза.

— Что-нибудь еще сделать? — спросил я.

— Нет, спасибо. Ты уже и так достаточно сделал.

Мы замолчали. Мне показалось, что он задремал. Я уже собрался выйти, но он открыл глаза и спросил:

— Фрэнк, ты испугался там, в клубе?

— Ужас! — улыбнулся я.

— Я следил за тобой. Ты совсем не испугался. По-моему, тебе это даже понравилось.

— Ты и сам вел себя неплохо! — Я передразнил его голос: — «Я, пожалуй, спущусь поговорю с ними».

— Я перепугался до смерти, — признался Джерро. — Я знал, что боюсь, и мне было стыдно. Мне было стыдно, ведь я считал, что давно переборол этот страх, страх, который испытывают негры перед толпой белых. Наверное, он засел в генах.

— Что-то я не заметил у тебя никакого страха. Лучше постарайся забыть обо всем и усни. Утром все будет казаться по-другому.

— Ты так думаешь? — задумчиво спросил он. — По-моему, все всегда будет таким же, как сегодня вечером. Люди за ночь не меняются. Когда приходят беды, они, естественно, начинают искать козла отпущения и в порыве глупой мести забывают все, что этот человек сделал для них.

Я встал.

— Выброси это из своей головы и постарайся уснуть, — решительно произнес я, открывая дверь. — Тебе сейчас необходим отдых. Я буду в гостиной. Если что-нибудь захочешь, крикни.

— Ты странный парень, Фрэнк, — улыбнулся Джерро Браунинг. — Я ведь уже говорил тебе это?

— Завтра утром, когда хорошо выспишься, можешь опять рассказать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Джерро Браунинг.

Я тихо закрыл за собой дверь, пополоскал чашку и спрятал в шкаф. Затем сел и закурил. Когда выкурил полсигареты, мне показалось, что он позвал меня. Я заглянул в спальню, но Джерро продолжал мирно спать, и я вернулся в гостиную.

На столе рядом с мольбертом стоял маленький портрет Джерро. Я подошел ближе. Раньше я почему-то не замечал, что Джерро Браунинг привлекательный мужчина с решительным лицом, большими умными глазами и волевым подбородком. Я поставил портрет и вернулся к своему стулу. Последний раз перед тем, как уснуть, взглянул на часы в начале второго.

Разбудил меня скрип ключа в замке. Часы показывали полчетвертого. В квартиру вошла девушка и замерла, как вкопанная, увидев меня.

Она была настоящей красавицей: короткие темно-рыжие волосы, блестящие карие глаза, небольшой изящный рот, мягкая гладкая кожа. Расстегнутое пальто открывало отличные ноги, высокую грудь. Я растерянно заморгал и встал. Так вот почему Джерро пытался спровадить меня!

— Кто вы? — Ее голос, мягкий и какой-то сочный, вполне соответствовал внешнему виду.

— Фрэнсис Кейн. Я друг Джерро.

— Где он?

— Он спит, — я кивнул на дверь в спальню. — С ним произошел несчастный случай, и я привел его сюда.

Она закрыла дверь, вошла в комнату и сняла пальто. Бросив на меня мимолетный взгляд, девушка подошла к двери в спальню и заглянула внутрь. Подойдя на секунду к кровати, вернулась в гостиную и тихо закрыла за собой дверь.

— Не волнуйтесь, — сказал я, увидев, как она побледнела. — Все будет в порядке.

— Что произошло?

Я достал сигареты, и мы закурили. Выслушав мой рассказ, она опустилась на стул.

— Это, наверное, было ужасно.

— Могло бы закончиться и хуже.

— Я не о том. Вы не знаете, сколько сил он вложил в этот клуб, как им гордился! Его там все любили! Он всегда говорил, что это только начало, преддверие лучшего завтра, когда все, независимо от цвета кожи и вероисповедания, будут жить в мире и дружбе. Ему здорово досталось.

— Рана не такая уж и глубокая.

— Физическая боль скоро забудется, — объяснила она. — Сильно пострадали его гордость и дух. Чтобы им зажить, потребуется значительно больше времени.

— Ну что ж, мне, пожалуй, пора. — Я взял пальто. — Я просто хотел передать другу Джерро, чтобы его не беспокоили.

— Нет, не уходите, — быстро проговорила девушка. — Уже поздно. Не знаю, где вы живете, но почему бы вам не переночевать здесь? Можете спать с Джерро, а я лягу здесь на диване. У вас ужасно усталый вид.

— Нет, — медленно ответил я. — Большое спасибо за приглашение, но я лучше пойду. — Я направился к двери.

— Останьтесь! Честное слово, мне все равно, где спать.

Я вопросительно посмотрел на нее. Она сильно покраснела и посмотрела на пол.

— Я его жена.

— Послушайте, леди, — слабо улыбнулся я. — Я не хочу показаться грубияном или ханжой, не хочу совать нос в ваши личные дела. Мне абсолютно все равно, кто вы. Джерро отличный парень, может, даже великий человек, а я один из счастливчиков, которые знают его. Вот и все!

Она опустилась на стул, похоже, злясь на саму себя.

— Извините, что я солгала. Я не его жена. — Девушка с вызовом посмотрела на меня. — Но я очень хотела бы быть ею. Жаль, что у меня не хватило наглости женить его на себе!

Я смотрел в ее глаза до тех пор, пока она не начала опять краснеть. Тем не менее она так и не отвела взгляд в сторону. Я бросил пальто на стул.

— Хорошо вы принимаете гостей. Хоть бы накормили чем-нибудь! Я умираю от голода, мисс...

— Мэрианн Ренуар.

— Как насчет того, чтобы что-нибудь съесть, Мэрианн?

— Яйца устроят? В любом случае придется соглашаться, больше у меня ничего нет. — Она направилась на кухню. — Всмятку или крутые?

Десятью минутами позже мы сидели за столом и ели, вернее, ел я один, а она говорила.

— Джерро не понравится, что я вам сказала. Он не любит, когда я вру, что мы муж и жена. Говорит, что правда всегда проще.

Я кивнул. Мэрианн закурила.

— Мы с ним познакомились еще в колледже на первом курсе. Знаете, как все это происходит? Начинаешь говорить об учебе, а через пару минут выясняется, что существуют более важные темы для разговора.

Храброй оказалась я. Я предложила бросить вызов обществу, наплевать на приличия. Какое нам дело до того, что подумают люди? Мы им еще всем покажем! А Джерро постоянно молчал, только улыбался своей доброй и честной улыбкой и не говорил ни слова.

Наверное, уже тогда он понимал, что все эти мои разговоры преследуют одну цель — не смотреть правде в лицо. Мои родственники никогда бы не согласились на наш брак. Я родилась на Гаити, и хотя во мне есть какая-то капля негритянской крови, они страшно гордятся своей белой кожей. У Джерро семья такая же, как у меня, только наоборот.

Джерро всегда хотел стать писателем, вернее, журналистом. Он в колледже изучал журналистику, но призрачность его мечтаний была очевидна ему самому. Потом он ударился в политику, считая, что, если он станет политиком, люди начнут его воспринимать так же, как белого. Поэтому, по-моему, то, что произошло сегодня, должно особенно его обидеть.

У него было столько дел, что он не приходил ко мне чаще раза в неделю. Первым делом садился за машинку и начинал печатать такие чудесные и проникновенные статьи, что, думаю, их нельзя было читать без слез. Он изливал на бумагу свою душу. Закончив, Джерро улыбался и давал мне читать. Пока я читала, он нервно ходил по комнате и курил сигарету за сигаретой, ожидая мой приговор.

Когда я начинала хвалить, он выхватывал у меня листы бумаги, тряс ими перед моим носом и спрашивал: «Правда, Мэрианн? Правда?»

Правда, голая бескомпромиссная правда. Правда — несчастье души человека, стремление к правде делает человека уязвимым. Но правда — это факел, яркий огонь в туманной ночи, переполненной предрассудками и глупостью. — Мэрианн Ренуар встала и взяла маленький портрет Джерро. — Я нарисовала его однажды за работой. Он заметил, что я его рисую только тогда, когда закончил писать статью. Я улыбнулась и показала портрет. Знаете, что он сказал?

Он сказал: «Господи, дорогая, ты сделала меня таким красавцем!» Будто я могла сделать урода красавцем, будто я могла искусственно сделать красавцем человека, доброго и красивого от природы. — Девушка поставила портрет и несколько минут смотрела на меня. Я доел яйца и поднял глаза. — Господи! Как я сейчас жалею, что мы не поженились!

Я начал что-то говорить, но меня прервал голос Джерро. Он стоял в дверях спальни и улыбался.

— Вижу, вы уже познакомились. Но, как всегда, Мэрианн рассказала только часть нашей истории. Она тебе не сообщила, что завоевала премию Росса по живописи? Не сообщила, что ее семья одна из богатейших на Гаити? Она тебе не рассказывала, что, если бы мы поженились, нам бы не на что было жить?

Мэрианн Ренуар бросилась к Джерро.

— Джерро! Я так испугалась за тебя.

— Испугалась, Мэрианн? — нежно улыбнулся Джерро Браунинг. — Как ты могла испугаться? Это я испугался, а не ты.

— Послушайте, — сказал я, вставая из-за стола. — Я устал. Суд объявляет перерыв до утра. Утром, Джерро, я выслушаю твои показания. А теперь давайте спать.

Я лег на диване. Не успел я заснуть, как в комнате послышались легкие шаги.

— Он уснул, Мэрианн? — прошептал я.

— Ты не спишь? — Она подошла ко мне.

— Нет.

— Он рассказал мне, что ты сделал. Я хотела поблагодарить тебя. — Неожиданно она рассмеялась.

— Над чем ты смеешься?

— Знаешь, о чем я подумала, когда вошла и увидела тебя на стуле? Я подумала, что разбудила взломщика. Что-то в твоем лице словно смеялось и говорило: «Ну ладно, я влип. Ну и что вы теперь будете делать?» Я боялась войти, но не могла и уйти. Я стояла в дверях и не знала, что делать. Когда-нибудь я напишу твой портрет, хотя я и сейчас знаю, какой ты молодец.

Я молчал. Мэрианн нагнулась и поцеловала меня в щеку. Меня сразу окутал залах ее духов, аромат какой-то особой женственности.

— Это за Джерро.

Я обнял и притянул ее к себе.

— А это за меня! — Я поцеловал Мэрианн в губы.

Сначала она настолько удивилась, что не остановила меня, затем ответила на поцелуй, обняв меня за шею и прижавшись к моим губам. Когда мы оторвались друг от друга, я прошептал:

— Для кого была произнесена речь за ужином: для тебя или для меня?

Мы посмотрели в глаза друг другу. Затем Мэрианн выпрямилась.

— Собака! Грязная собака! — спокойно прошептала она. — Теперь я ни за что тебя не нарисую. Ты вор. Я с самого начала была права. — Она подошла к двери и решительно заявила: — Мы больше не увидимся.

Я перевернулся на живот и посмотрел на нее.

— Мэрианн, ты бы сказала это, если бы я не был другом Джерро?

Она молча скрылась в спальне. Я перевернулся на спину и, улыбаясь, уставился в потолок. Она была права. Я больше не увижу ее до тех пор, пока Джерро Браунинг будет оставаться моим другом. Это будет слишком опасно для нас обоих. Мэрианн нравилась мне, нравилась больше всех остальных женщин, вместе взятых. В ней было что-то, вернее, в нас обоих было что-то, что влекло нас друг к другу. Я почувствовал это сразу, как только увидел ее. Я знал, что и она чувствует это. Мне нравился ее голос, ее выразительное лицо, руки с длинными тонкими и чувствительными пальцами. Мне нравились ее губы, то, как уголки рта двигались, когда она целовала меня. Но я никогда не увижу ее до тех пор, пока Джерро является моим другом.

Я ушел рано, прежде чем они проснулись. Выскользнул из квартиры тихо и осторожно, как настоящий взломщик. Начался понедельник, и я должен был идти на работу.

Глава 6

Едва мы успели открыться, как в магазин вбежала сердитая Терри.

— Ты же обещал зайти ко мне ночью! — яростно прошептала она.

— Я не мог. — Гарри Кроштейн с любопытством посмотрел на нас. — Джерро ранили, и мне пришлось провести с ним ночь. Что случилось после того, как мы смылись?

— Не знаю. — Терри быстро успокоилась. — Я позвонила копам, как ты просил, и отправилась домой. Наверное, клуб весь разгромлен. Как Джерро?

— Все в порядке. Мы ушли через крышу.

— Что будет с клубом?

— Не знаю.

Мы вышли на улицу и подняли головы. В клубе не осталось ни одного целого окна. Потом поднялись наверх. Повсюду валялись обломки мебели, стены были исписаны ругательствами. Когда спустились на улицу, на лице Терри появилось странное выражение.

— Похоже, клубу пришел конец, — медленно проговорила девушка.

— Кто знает? Трудно сказать... Если он что-то значит для людей, он еще откроется.

— Если он что-то значит для людей!..

— А что он для тебя значит? — с любопытством поинтересовался я. — Что ты от него получала?

— Ну, я там встречалась с людьми, — после небольшой паузы ответила она. — Знакомились, беседовали. Там я находила друзей.

— Неужели для тебя клуб всего лишь место для развлечений?

— Наверное, — неуверенно проговорила девушка.

Я оказался прав. Большинство членов клуба даже не знали, зачем они туда ходят. Нужно куда-то идти, вот они и шли! Кроме Джерро Браунинга там не было ничего стоящего. Рядовые члены так и не поняли, насколько важен для них клуб. Я попрощался с Терри и вернулся в магазин.

* * *

В среду после обеда зазвонил телефон.

— Тебя, — сказал Гарри, протягивая трубку.

— Алло?

— Привет, Фрэнк! — я узнал голос Джерро. — Это Джерро.

— Как самочувствие?

— Нормальное. Хочу предложить сегодня поужинать вместе.

— С удовольствием. Где?

— У Мэрианн.

Этого я не ожидал. Что ему ответить? Я не хотел идти туда, видеть ее. Вернее, я хотел ее видеть, но понимал, что лучше этого не делать. За последние несколько дней я почти все время думал только о Мэрианн. Она как бы поселилась в моей голове.

— Во сколько? — наконец спросил я.

— Часов в восемь.

— Послушай, я только что вспомнил. Вечером приедет грузовик, и мне необходимо его дождаться. Извини, но сегодня я не смогу.

— Жалко... — огорченно протянул он. — Мэрианн хотела, чтобы ты пришел. Мы оба очень расстроимся.

Мое сердце радостно забилось, когда он упомянул ее имя.

— Передай Мэрианн, что мне жаль, но ты же понимаешь...

— Да, понимаю. Может, как-нибудь в другой раз?

— Да, как-нибудь в другой раз. — Мы попрощались, и я положил трубку.

Настроение после звонка сразу поднялось. Я знал, что Мэрианн тоже думает обо мне, иначе бы я не получил это приглашение.

Джерро позвонил на следующей неделе. Мы поужинали в ресторанчике на Четырнадцатой улице и отлично поболтали. Джерро мне очень нравился. Он оказался первым человеком за многие месяцы и даже годы, к которому я по-настоящему привязался. Меня покорил его ум, дружелюбие, доброта.

— Что теперь будешь делать? — поинтересовался я за десертом.

— Меня перевели в другой клуб в Гарлеме.

— Не пойму, какого черта ты тратишь время на этих типов? Большинству из них наплевать или они просто не знают, что ты там делаешь! Они ходят в клуб развлекаться. — Я думал, что открываю ему истину, но он удивил меня.

— Я знаю это. Я знаю, что большинство людей не понимает, что мы пытаемся сделать. Но это еще не значит, что мы не должны стараться помогать им. Рано или поздно кто-то из них поймет наши цели. Это может произойти не скоро, но это обязательно произойдет.

— Значит, ты отправляешься в Гарлем, — задумчиво проговорил я и вспомнил Харрисов. Там он мог бы немало сделать. Джерро Браунинг был как раз тем человеком, какой им нужен.

— Да, партия считает, что я смогу добиться большего среди своего народа.

— Ты и здесь многого добился.

— Я и сам так думал, но сейчас стал сомневаться, — не согласился он. — Я надеялся, что с моей помощью люди забудут старые обиды и вражду. Это единственный для нас способ жить в мире и дружбе, работать вместе. Так мы ближе узнаем друг друга, поймем, что все делаем одно дело, и у нас не будет никаких разногласий и проблем.

— Наверное, ты прав. — Я не знал, насколько он прав, но не сомневался, что люди меняются очень медленно.

После этого разговора мы стали регулярно встречаться раз в неделю, и эти вечера были самыми интересными для меня. Я ждал их с нетерпением. Мы с Джерро здорово подружились.

С Терри мы встречались все реже и реже. Клуб переехал в другое здание в пяти кварталах, и я перестал ходить в него. С тех пор, как я узнал Мэрианн, я сильно изменился. Сейчас я понимал, что хочу получить от женщин больше, чем может дать одно тело. Терри была отличной девчонкой, но у нее не было того, что я хотел. Мы даже не притворялись, что любим друг друга. Наши отношения строились только на физическом влечении. У меня возникло ощущение, сначала смутное, затем все более сильное, что она не дает мне всего, чего я хочу. Я не испытывал с ней того волнения, которое меня охватывало при одной мысли о Мэрианн. Уж не влюбился ли я, мелькала мысль, но я тут же с улыбкой прогонял ее. Любовь — глупость, о которой пишут в книгах, которую показывают в кино, но в реальной жизни ей нет места. Нет, я не любил Мэрианн Ренуар.

* * *

Однажды мартовским вечером мы стояли в подъезде дома Терри. Я попробовал поцеловать ее, но она меня оттолкнула. На этот раз я не стал настаивать. Терри пристально посмотрела на меня в полумраке и заметила:

— Ты изменился, Фрэнки. — Я расхохотался. — Серьезно, ты изменился. Что-то тебя мучит.

— Ничего подобного, — беззаботно ответил я.

— Может, ты еще не знаешь, но это так. — Она попыталась разглядеть мое лицо. — Я много думала. Наши встречи должны прекратиться. — Я молчал. — Значит, я была права, — уверенно заявила Терри. — Несколько месяцев назад ты бы стал спорить, а сейчас не сказал ни слова. Как бы там ни было, но я рада. Я бы все равно прекратила встречаться с тобой, даже если бы ты был против. Я собираюсь замуж.

Она неверно истолковала мой вздох облегчения. Я боялся, что будет что-то более серьезное.

— Помнишь, я рассказывала о водителе автобуса с хорошим заработком? В неделю у него выходит около сорока монет. Он любит меня, и если я выйду за него замуж, появится возможность вырваться из этого болота и иметь все, что хочется. Мы будем жить в прекрасной квартире на Лонг Айленде, с паровым отоплением, а не в этом холодном сарае. Не надо будет больше беспокоиться о счетах и экономить каждый цент.

Мне с трудом удалось напустить на себя несчастный вид. Терри дотронулась до моей руки.

— Не переживай, Фрэнки. У нас ведь ничего не вышло. — Она напоминала мне женщину из картины, которую я видел на прошлой неделе. — Мы славно проводили время, так что давай расстанемся друзьями.

Я изумленно посмотрел на нее. Неужели она действительно верит во всю эту чепуху? Ее лицо оставалось абсолютно серьезным, она верила каждому своему слову. Я откашлялся, с трудом сдерживая смех.

— Если ты так хочешь, Терри... — хрипло проговорил я. Она, наверное, подумала, что мне уже совсем невмоготу и я вот-вот расплачусь.

— Прощай, Фрэнк, — прошептала девчонка.

— Нет, ты не можешь меня бросить!

— Могу! Это наша последняя встреча. — Собственные слова так увлекли ее, что в глазах появились слезы. Я нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Пожалуй, ты права, бэби. Я недостоин тебя. Надеюсь, ты будешь счастлива.

Терри разрыдалась и бросилась наверх. Дождавшись, когда она скроется из вида, я улыбнулся и вышел на улицу.

* * *

Через месяц мы договорились с Джерро встретиться в ресторане. Меня ждал сюрприз. За столиком с Браунингом сидела Мэрианн Ренуар. Я на секунду замер в дверях, затем медленно подошел к ним.

— Мэрианн ужинает с нами, — улыбнулся Джерро.

— Вижу. Как дела, Мэрианн?

— Все в порядке! — Она улыбнулась, и у меня сразу участился пульс. — А ты как поживаешь?

— Неплохо, — кинул я, опустив глаза на меню, чтобы не выдать радостный блеск.

— Извините меня, — сказал Джерро, вставая. — Я на минуту. Закажите мне для начала томатный сок.

Он направился в мужской туалет. Я продолжал смущенно изучать меню.

— В чем дело, Фрэнк? — улыбнулась девушка. — Удивлен, что я пришла?

— Немного.

— Пусть тебя это не беспокоит. Просто захотелось посмотреть на тебя при дневном свете.

Я выглянул в окно. На улице стемнело больше часа назад. Она заметила мой взгляд и рассмеялась.

— Не веришь?

— Нет.

— Фрэнк, мне кажется, что ты боишься меня, — вновь рассмеялась Мэрианн. — Наверное, ты считаешь меня злой женщиной.

— Я уже говорил тебе, кто ты и чем занимаешься, меня совершенно не интересует. Я друг Джерро.

— Тише! — Мэрианн наклонилась ко мне. — Фрэнк, женщина может одновременно любить двух мужчин. Джерро чудесный человек, он добр, красив, обладает всеми качествами, какие женщина ищет в мужчине. Я, правда, жалею, что мы не поженились. Ты совсем другой. Ты злой, эгоистичный, нечестный. Это написано у тебя на лице. Ты хочешь у всех все отнять. Но ты чем-то привлек меня. Я хочу разобрать тебя и выяснить, почему ты «тикаешь». Ты очень хитер. Я поняла, что ты не хочешь видеть меня, и уговорила Джерро взять меня. Я должна была встретиться с тобой, узнать, что ты думаешь обо мне. Сейчас я это знаю. Я вижу это у тебя на лице под маской, которую ты надел.

— Может, ты еще и увидишь, что ты девушка Джерро, — спокойно ответил я, — и что у него и без меня достаточно неприятностей. Долгие годы мысли о тебе поддерживали его, и я не собираюсь отнимать тебя у него.

Мэрианн уставилась в свою тарелку и закусила губу. Она начала краснеть. Девушка хотела что-то ответить, но к столику вернулся Джерро, и мы замолчали.

Попрощавшись после ужина, я медленно пошел в гостиницу. «Если бы не Джерро...» — подумал я и решительно выбросил эту мысль из головы.

Глава 7

Апрель принес весну. Весна в Нью-Йорке что-то делает с людьми! Она не такая, какой должна быть обычная весна. Нью-йоркская весна предвещает скучное жаркое лето. Дни летели монотонной чередой. Я не знал, счастлив я или нет, но чувствовал смутную неудовлетворенность. Я тосковал и стремился к чему-то, а к чему, не знал сам.

Как-то вечером Джерро пригласил меня на Юнион Сквер, где должен был выступать с речью. Я пообещал отпроситься у Гарри.

Я не видел Мэрианн с того мартовского вечера. Интересно, она тоже придет? Скорее всего я согласился пойти на митинг в надежде повидать ее. Я терпеть не мог слушать речи.

Я уговорил Гарри Кроштейна, и первого мая он отпустил меня пораньше. На площади собралась большая толпа, для ораторов соорудили высокую сборную трибуну. Повсюду продавали программки праздника. Я взял одну и увидел, что Джерро Браунинг выступает четвертым с речью «Равенство человек получает при рождении».

Я протолкался к трибуне, надеясь найти Джерро. Выступающего я не знал и поэтому совсем не слушал. Наконец увидел Джерро, который сидел на трибуне с другими ораторами в ожидании своей очереди, и помахал рукой.

Его глаза, блуждающие по толпе, остановились на мне. Он радостно улыбнулся и кивнул. Я опять помахал рукой и начал разыскивать Мэрианн, но ее нигде не было.

Неожиданно кто-то схватил меня за руку. Я оглянулся и увидел Терри.

— Привет! — улыбнулся я. — Не думал тебя здесь встретить.

— Пришла послушать Джерро, — ответила девушка. — Я со своими.

— Хорошо, — смутился я, не зная о чем говорить. — Как дела? — задал я глупый вопрос. Мы виделись в магазине каждый день, но между нами возникло чувство отчужденности, и мы почти не разговаривали.

— В порядке. Вот это толпа, да?

— Да, — согласился я, оглядываясь по сторонам. Несколько минут мы стояли молча, не зная, о чем говорить.

— Мне пора к своим, — наконец сообщила Терри.

— Да, конечно, — обрадовался я. — Пока!

Я так и не нашел Мэрианн. Джерро спустился с трибуны, подошел ко мне, и мы обменялись рукопожатием.

— Привет, дружище!

— Рад, что ты пришел, — радостно ответил Браунинг. — Я чертовски нервничал, пока не увидел тебя. Еще не приходилось выступать перед такой большой аудиторией, но как только увидел тебя, сразу стало легче. Сейчас я не сомневаюсь, что все будет в порядке. Я всегда перед выступлением люблю поболтать со знакомыми. Снимает напряжение.

— Тогда я тоже рад. — Я огляделся по сторонам и как бы невзначай спросил: — А Мэрианн не придет?

— Нет. Она не переносит больших скоплений народа.

Я скрыл разочарование. Мы поболтали еще пару минут, и он вернулся на трибуну. Я терпеливо ждал, когда наступит его очередь. До Джерро должны были выступить еще двое.

Вокруг толпились бедные люди в нарядной одежде всех национальностей, всех цветов кожи, всех вер. Бедность сближает людей и делает их похожими. По краям толпы, готовые к любым неприятностям, гарцевали полицейские на красивых коричневых лошадях с дубинками.

Я вновь взглянул на трибуну. Сейчас уже выступал второй оратор. Мне стало жарко, и я начал протискиваться за бутылкой кока-колы. Затем вернулся на свое место. Джерро сидел рядом со ступеньками. Я выпил коку и огляделся по сторонам в поисках места, куда поставить бутылку, но так и остался стоять с ней.

Неожиданно толпа хлынула к трибуне и началась драка. «Драка! Драка!» — раздалось со всех сторон. Джерро встал и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Я подошел ближе и увидел несколько дерущихся. Джерро начал спускаться. С другой стороны в толпу въехал коп, и люди бросились врассыпную.

События разворачивались с молниеносной быстротой. Джерро спрыгнул между двумя драчунами и попытался разнять их. В этот момент к трибуне пробился фараон. Он что-то кричал и размахивал дубинкой. Джерро подпрыгнул и постарался выхватить дубинку. Я понимал, что он просто хочет, чтобы никто не пострадал. Полицейский пришпорил лошадь и дважды ударил Джерро по голове. Браунинг начал сползать на землю, пытаясь схватиться за лошадь. Сейчас он очутился сзади лошади. Полицейский развернул лошадь к толпе, и она испуганно попятилась, наступив на Джерро, лежащего на земле.

Я тщетно пытался пробиться к нему.

— Почему его не уберут? Его же задавят! — кричал я.

Фараон не знал, что Джерро лежит под копытами его коня, и во все стороны молотил дубинкой. Я беспомощно поднял руки и неожиданно понял, что до сих пор держу бутылку. Я бросил ее, и бутылка ударила полицейского по лицу. Пару секунд он пьяно качался в седле, затем из носа и рта хлынула кровь, и он упад с лошади. Послышались свистки других фараонов, бросившихся к месту драки.

Я несколько мгновений дико оглядывался по сторонам, прежде чем понял, что надо побыстрее уносить ноги. Мой взгляд упал на Терри, которая смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами, прикрыв рот ладонью. Я развернулся и скрылся в толпе. Если меня схватят копы и выяснится, что это я бросил бутылку, не сносить мне головы.

Тяжело дыша, подбежал к входу в метро и оглянулся. Толпа еще не разбежалась. Я ничем не мог помочь Джерро, если бы стал околачиваться на месте драки, и поэтому решил вернуться в магазин.

В магазин я вошел без пяти минут три. Несколько минут ушли на то, чтобы забежать в бар и выпить сначала виски, а потом кофе. Немного успокоившись, я отправился на работу. К счастью, Гарри занимался покупателями и не стал приставать с расспросами.

Прошло два часа. Я все время ждал телефонного звонка. Не знаю, почему, но мне казалось, что Джерро должен позвонить. Около шести телефон зазвонил, и Гарри подозвал меня.

— Алло?

— Фрэнки, это Терри! — раздался в трубке взволнованный голос. — Тебе надо смываться. Фараоны...

— Подожди минуту, — прервал я ее. — Как они узнали? Ведь, кроме тебя, никто ничего не заметил.

— Тебя видела не только я, Фрэнки. Там были и другие члены клуба, и они узнали тебя. Копы принялись всех допрашивать и в любую минуту могут выяснить, кто ты. Тот фараон в больнице в критическом состоянии. Если он умрет...

Я не хотел слышать, что тогда произойдет.

— Не знаешь, что с Джерро?

— Разве ты не знаешь? — Терри разрыдалась. — Он умер. Его задавила лошадь.

У меня все поплыло перед глазами, и я с трудом взял себя в руки.

— Ты слушаешь? — дико закричала девушка.

— Да, — с трудом выдавил я.

— Поторопись, времени совсем мало.

— Хорошо, спасибо. — Я положил трубку и надолго задумался. Потом словно очнулся и подошел к Гарри. — Гарри, я увольняюсь!

Он резал сыр на машине и так удивился, что чуть не отхватил себе палец.

— Почему? Что-нибудь случилось?

— Я влип, — просто ответил я. — Ввязался в драку.

— А... — протянул Гарри Кроштейн. — Я же тебе говорил держаться подальше от этих смутьянов, а то они тебя во что-нибудь втянут!

— Теперь-то что об этом говорить! К тому же они не виноваты.

Он закончил резать сыр, завернул и дал покупателю, который стоял у прилавка и не мог слышать нас. Затем повернулся ко мне.

— Извини, Гарри, я не хочу тебя так внезапно бросать, но делать нечего. Ты был очень добр ко мне, и я тебе очень благодарен. Поблагодари от моего имени мистера Райзеса.

Он кивнул. Я повесил в подсобке на гвоздь фартук и вышел в зал.

— Спасибо за все, Гарри. — Я протянул руку.

— Мне жаль, что ты уходишь, малыш. — Он пожал руку. — Ты хороший парень, и я полюбил тебя.

— Мне тоже жаль.

— Подожди, — остановил он меня у двери. — Ты кое-что забыл. — Когда я повернулся, Кроштейн спокойно объяснил: — Жалованье.

— Но сегодня только понедельник.

— Бери. Ты заработал намного больше за сверхурочную работу.

Я взял деньги и сунул в карман.

— Спасибо. Они мне пригодятся. — В моем номере в коробке лежали чуть больше ста баков, все, что удалось скопить при моем скудном жалованья.

— Ничего, малыш. — Он проводил меня до двери. — Надеюсь, все будет в порядке.

Я показал ему скрещенные пальцы. Он улыбнулся и тоже скрестил пальцы. На улице все было спокойно, как всегда. Я спустился в подземку и отправился в гостиницу. Там сложил все свои вещи в потрепанный саквояж, купленный несколько недель назад. Я уже собрался отправиться на вокзал, когда меня поразила мысль.

А Мэрианн? Кто ей расскажет? Неужели какой-нибудь незнакомый человек, не знающий об их любви. Она не должна узнать печальные новости из газет. С каждым шагом я все больше думал, что сам должен сообщить ей печальные новости. Так я незаметно очутился у ее двери.

Мне повезло, Мэрианн оказалась дома. Я услышал ее быстрые шаги. Она открыла дверь и озадаченно уставилась на саквояж. Я вошел, не ожидая приглашения.

— Уезжаешь, Фрэнки?

— Да, но сначала я должен тебе кое-что рассказать. — Я нахмурился.

Мэрианн не знала, что я собираюсь говорить, и поэтому неправильно меня поняла. Она нежно посмотрела на меня. Только сейчас я с удивлением обнаружил, что у нее серые, а не карие глаза, темные, туманно-серые.

— Что ты должен мне сказать? — тихо спросила она. — Что же это за причина, из-за которой ты сделал такой крюк?

Я поставил саквояж. Сейчас она все поймет, яростно подумал я и схватил девушку за плечи.

— Фрэнки, мне больно.

Я отпустил ее и спокойно сказал:

— Садись.

— Нет, я не сяду. — Ее глаза расширились от страха. — Что случилось?

— Джерро мертв! — выпалил я.

Какую-то долю секунды Мэрианн непонимающе смотрела на меня, затем ее лицо побледнело, глаза закатились, и она упала в обморок. Я успел подхватить ее, отнес в спальню и положил на кровать. Потом вышел в гостиную, набрал воды и вернулся в спальню. Девушка начала подавать признаки жизни. Я поднес стакан к губам, и несколько капель стекли на горло. Я расстегнул воротник и принялся ждать, когда она придет в себя.

Ресницы Мэрианн затрепетали.

— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом от постороннего человека, — мягко сказал я. — Мне показалось, что будет лучше, если я все расскажу сам, но, боюсь, я все испортил.

— Как... как это произошло? — едва слышно спросила девушка.

— На площади завязалась драка. Фараон ударил Джерро дубинкой по голове, и он упал под копыта лошади. Я бросил в копа бутылку, и он сейчас в больнице. А мне нужно смываться.

— Но Джерро... — очень тихо произнесла Мэрианн... — ему было больно?

— Нет, — ответил я как можно мягче. — Все случилось очень быстро. — Я не знал, мучился Джерро или нет, но сейчас это не имело никакого значения. Пусть лучше Мэрианн думает, что он умер быстро.

— Я рада, что он умер быстро, — прошептала девушка, садясь. — Джерро не переносил физической боли. — Она закрыла лицо руками и заплакала.

Я дал ей поплакать несколько минут, потом встал. Чем дольше я оставался у нее, тем опаснее это было для меня. Нужно идти. Мэрианн перестала плакать и посмотрела на меня.

— Ты был его другом, — всхлипывая, проговорила она. — Он очень гордился тем, что ты дрался за него. Он мне столько раз это говорил! И ты дрался за него даже в самом конце...

Я не знал, что сказать. Разве можно сейчас безразлично ответить: «Не стоит»?

— Мне жаль, — проговорил я. — Ты даже не знаешь, как мне жаль! Джерро был потрясающим парнем.

— Да, другого такого не будет никогда.

Мы помолчали с минуту, потом я вышел в гостиную.

— Если сейчас с тобой все в порядке, я, пожалуй, пойду.

— Все в порядке, — вяло ответила Мэрианн.

— До свидания, — попрощался я.

— До свидания.

Я направился к выходу, но услышал за спиной быстрые шаги. Я повернулся, и девушка бросилась мне на грудь.

Я крепко обнял ее и прижался к ее щеке. По моему лицу потекли ее слезы. Я пробежал пальцами по ее волосам.

— Мэрианн.

— Будь осторожнее, пожалуйста, — прошептала она мне на ухо. — Возвращайся. Ты мне нужен теперь, когда...

Я не дал ей закончить.

— Я вернусь, — хрипло прошептал я. — Когда пройдет лето и обо всем забудут, я обязательно вернусь.

— Обещаешь? — спросила Мэрианн, как маленькая девочка.

— Обещаю! — Я посмотрел в ее заплаканные глаза, теперь фиолетовые, а не серые. — Жди меня. Я вернусь. — Я отпустил девушку.

— Будь осторожнее, дорогой, — повторила она на прощание.

На улице уже стемнело, и мне показалось, что идти на вокзал слишком опасно. Если копы узнали, кто бросил бутылку, меня уже начали искать. Лучше всего перебраться на пароме в Нью-Джерси.

Мэрианн назвала меня «дорогой»! На какую-то долю секунды я вспомнил о Джерро, и во мне проснулась совесть. Затем я утешил себя — он мертв, и для него теперь это не имеет никакого значения. К тому же я сделал все, что мог. Я никогда даже не приближался к Мэрианн при его жизни. «Дорогой»!

Я легко сел на паром, потом, меня подбросили на грузовике в Ньюарк. На вокзале купил билет в Атлантик-Сити, летний курорт, где в это время года нетрудно найти работу.

Я нервно оглядывался по сторонам на вокзале в Ньюарке в ожидании поезда. Опять попал на ту же самую старую карусель. Интересно, когда я в следующий раз ударюсь о медное кольцо? Я рассмеялся про себя.

«Дорогой»! Теперь я знал, что впервые в жизни влюбился по-настоящему.

Глава 8

Работу я нашел через два часа после приезда в Атлантик-Сити. Рабочих мест оказалось много, потому что летний сезон только начинался. Подвернулось место продавца содовой в кафе на бульваре. Работа с трех дня до часа ночи, жалованье двадцать баков в неделю плюс еда. Вкалывать придется семь дней в неделю до сентября. Условия меня вполне устраивали. Мне нужно было только где-то переждать лето.

Найдя работу, я сиял комнату в дешевом отеле за восемь долларов в неделю. Отель находился всего в нескольких кварталах от кафе. Через два-три дня я уже втянулся, пригодились уроки у Отто, который сделал из меня неплохого продавца содовой. Еще через неделю научился экономно двигаться, что позволило увеличить скорость обслуживания и берегло силы.

До трех я обычно валялся на пляже, потом возвращался в отель, одевался и шел на работу. Ужинал в кафе, а после закрытия отправлялся спать.

Лето тянулось страшно медленно. Работы оказалось много, но я не жаловался. Моя кожа стала темно-коричневой, и я немного поправился. Друзей у меня не было, они мне просто не были нужны. Я с удовольствием проводил время один. На пляже или в кафе попадалось немало девушек, которые не отказались бы встретиться со мной, но мне не хотелось.

Я регулярно покупал вечерние и дневные нью-йоркские газеты, но, за исключением единственного скупого упоминания о драке и того факта, что полицейский попал в больницу, ничего найти не мог. Тем не менее я все равно решил не рисковать. Я не писал и не звонил Мэрианн, боясь, что за ней следят, и решил просто дождаться осени.

Этим летом я много думал: о себе, о тете с дядей, о Мэрианн. Интересно, уж не любовь ли между нами? Неужели действительно есть что-то такое, что заставило нас мгновенно поменять наши чувства по отношению друг к другу, не успел Джерро Браунинг сойти со сцены? Я мог еще как-то попытаться объяснить свое поведение. Я реалист. Что случилось, то случилось, и ничего нельзя изменить. Я знал, что хотел, и когда подвернулся шанс, просто взял это, не обращая внимания на прошлое. Я знал, что хочу Мэрианн, что она привлекает меня так, как никакая другая женщина на свете, что в ней есть что-то постоянно исчезающее, и что я хочу поймать это нечто. Пусть объяснение и глупое, но лучше придумать я ничего не мог.

Я не мог знать, что думает Мэрианн до тех пор, пока не увижу ее.

Прошел толь, заканчивался август. Недели через три можно будет возвращаться в Нью-Йорк. Похоже, все тихо, никакого шума по поводу той драки на митинге. Я собирался ехать в Нью-Йорк сразу после окончания летнего сезона.

Наступила последняя среда августа. Я лежал на песке, закрывая рукой глаза от солнца. Я было задремал, но неожиданно проснулся от мысли — а что, если Мэрианн не ждет меня? Я вскочил и помчался звонить в Нью-Йорк.

Было около одиннадцати утра. Хоть бы она оказалась дома! Набрал номер и долго ждал. Когда уже собирался повесить трубку, в ней раздался теплый мелодичный голос.

— Алло?

— М... Мэрианн? — произнес я, заикаясь.

— Фрэнки! — радостно вскричала она. — Где ты, дорогой? Я уже начала думать, что ты не вернешься.

Меня обрадовал ее голос. Я понял, что она любит меня.

— Я работаю в Атлантик-Сити. Позвонил, чтобы узнать, как дела?

— Все в порядке. А у тебя как?

— Отлично.

— Когда возвращаешься?

— Недели через три, когда закончится летний сезон.

— А раньше нельзя? Я хочу тебя увидеть. О стольком нужно... — Она замолчала, не договорив.

— Очень хочется, но не могу. Я обещал доработать до конца сезона. Как там у вас, все тихо? — Я постарался изменить тему разговора.

Мэрианн сразу поняла, что я имею в виду.

— Все тихо. Дорогой, можно к тебе приехать? Провели бы вместе несколько дней. Я не хочу больше ждать в Нью-Йорке.

— Не знаю, — заколебался я. — Я работаю с трех дня до часа ночи, и у нас будет мало времени.

— Хватит! К тому же мне необходимо отдохнуть. Последние несколько месяцев я напряженно работала и много думала. В стольком пришлось разобраться.

— Ты тоже? — улыбнулся я. — Я сам много думал это лето.

— Вот видишь. Мы должны повидаться! Я должна выяснить, любишь ли ты меня или нет. Я приезжаю. Где ты остановился?

Я назвал отель.

— Приеду вечером. Как только соберу вещи, сразу выезжаю на вокзал.

— Я работаю до часа ночи, — повторил я. — Может, тебе лучше сразу зайти в кафе. Оно находится на бульваре в гостинице «Виктория».

— До вечера.

— О'кей, до встречи!

— Дорогой, я люблю тебя!

Несколько секунд ее слова эхом звенели у меня в ушах.

— Мэрианн?.. Мэрианн?..

— Я слушаю, — нежно ответила она. — Ты меня любишь, Фрэнки?

— Ты же знаешь, что люблю.

— Знаю, — прошептала девушка. — Я знала это с момента нашей первой встречи, с той минуты, когда увидела тебя в комнате, с первого поцелуя. Это было несправедливо по отношению к Джерро, это было неприлично, но мы оба знали, что любим друг друга и ничего не могли с собой сделать. — Она вздохнула. — До вечера, дорогой.

— До вечера. — Я повесил трубку и вернулся на пляж.

* * *

Часов в двенадцать ночи я начал чистить содовый фонтан, а Мэрианн так и не появилась. Я решил, что она приедет утром. Чарли, мой босс, работал рядом. В кафе никого не было.

Чарли уже несколько раз шутил по поводу того, что я не гуляю с девушками, но я никогда ему ничего не объяснял. В сентябре отдыхающие начнут разъезжаться. Уик-энд на День труда[11]Первый понедельник сентября. всегда самый горячий денек курортного сезона. У Чарли было еще одно кафе в Майами, за которым сейчас присматривал его партнер. Через три недели они собирались поменяться местами.

Я закончил мыть насосы, аккуратно расставил стаканы и взглянул на часы. Половина первого.

— Хочешь уйти пораньше, Фрэнки? — ухмыльнулся Чарли. — Что-то наклевывается?

Я покачал головой.

В час мы закрылись. Я подождал еще несколько минут у дверей, но Мэрианн так и не появилась. Сел на лавку и закурил. Наверное, не успела на поезд. Бульвар опустел, сейчас по нему шли одинокие прохожие. Я посмотрел на океан, на котором весело светились огни парохода. Наверное, «Мэллори» отплывает во Флориду. А может, Мэрианн пошутила, подумал я? Может, она и не собиралась приезжать?

Внезапно мои глаза закрыли сзади чьи-то руки, а мягкий голос прошептал на ухо:

— Кто это?

Я знал, кто это, я это чувствовал каким-то шестым чувством, по решил немного подшутить.

— Джейн?

— Нет, — ответила Мэрианн.

— Хелен? Мэри? Эдна? — рассмеялся я.

— Последняя попытка. Если не угадаешь, немедленно уезжаю. Наверное, мне вообще не стоило сюда приезжать. Похоже, ты тут вовсе не скучал.

Я снял ее руки со своих глаз, поцеловал ладони и погладил ими щеки. Потом повернулся и притянул ее к себе.

— Мэрианн, я думал, ты не приедешь. Она показала в улыбке безупречно ровные белые зубы. Ее рыжеватые волосы сверкали в лунном свете.

— Как я могла не приехать, дорогой, когда знала, где ты! Это было бы выше моих сил.

Я нежно поцеловал Мэрианн, и мне показалось, что луна и звезды ринулись вниз и начали кружиться вокруг меня в хороводе. Я словно плыл по воздуху на облаках. Я превратился и в маленького мальчика, и во взрослого мужчину одновременно. Меня охватило ликование. К горлу подступил комок, и я лишился дара речи.

Я посмотрел на Мэрианн, в глазах которой сверкали слезы, крепко обнял ее и услышал, как внутри бьется сердце. Потом поцеловал: Это какое-то наваждение, чудо!

— Теперь понял, о чем я говорила по телефону? — прошептала Мэрианн. — Я имела в виду наши чувства. Мы чувствуем одно и то же, от них никуда не убежать. Джерро много мне рассказывал о тебе. Я знаю, что ты убежал из дома. Я боялась, что ты убежишь и от меня, но теперь знаю, что ты больше не уйдешь.

— Мэрианн, я люблю тебя! В тебе все, что может дать мир! Ты для меня все! Я люблю тебя.

Она опустила голову мне на плечо.

— Я хотела, чтобы ты сказал это, Фрэнк. Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Мы встали со скамьи и пошли по бульвару. Спустились на песок, болтали о миллионах пустяков и шли, шли. Мы шли, обнимая друг друга за талию, не сводя взгляда друг с друга.

Позже, когда луна начала перемещаться на запад, мы курили у раскрытого окна моей комнаты и смотрели на море. Я неожиданно понял, что время остановилось. Той ночью мы с Мэрианн любили друг друга. Теперь я начал понимать разницу между тем, как давать, а не только брать.

На рассвете я внезапно проснулся и увидел Мэрианн, лежащую рядом. Меня переполнило изумление, что я могу обладать этой красотой. Она, наверное, почувствовала мой взгляд, потому что открыла глаза и протянула руки.

— Не бросай меня никогда, Фрэнки, — прошептала Мэрианн. — Никогда.

— Я никогда тебя не брошу, Мэрианн, — уверенно пообещал я.

Глава 9

На следующее утро мы пошли купаться. Мэрианн надела потрясающий новый купальник. Она была такой красивой, что мне хотелось съесть ее. Моя любимая относилась к тем женщинам, которые без одежды выглядят так же здорово, как и в одежде. Мэрианн обладала отличной фигурой, двигалась быстро и грациозно. Мне очень нравилось быть рядом с такой роскошной женщиной. Я не мог не заметить завистливые взгляды мужчин. Когда я думал об их зависти, у меня повышалось настроение.

Мэрианн прекрасно понимала, что она красавица, динамит в белом купальнике. Она купалась в лучах славы и счастливо улыбалась, когда я говорил ей, какая она красивая.

После купания мы бродили по пляжу, лежали на песке, смеялись, короче, отлично провели время. Чувство полной насыщенности, которое я испытывал в ее присутствии, оказалось абсолютно новым и неизведанным для меня, и я полностью отдался ему.

Около полудня я купил горячих хот-догов, и мы перекусили прямо на пляже. За едой я расспрашивал Мэрианн о Нью-Йорке. Нью-Йорк не изменился, ответила она, а о себе рассказала, что только что закончила две картины и страшно устала. Я позвонил в самый подходящий момент, потому что она не знала, что делать дальше. Мэрианн с радостью приехала ко мне в Атлантик-Сити.

Мы легли на песок. Через несколько минут я поинтересовался, ходила ли она на похороны Джерро?

— Нет, — медленно ответила Мэрианн.

— Почему?

— Потому что я трусиха, — спокойно и честно призналась она. — Потому что я не могла заставить себя увидеть, что они с ним сделали. Потому что не хотела думать о нем, как о мертвом, а о себе, как о живой. Потому что есть ты, и я любила вас обоих. Я любила вас обоих и не знала, кого люблю больше. Потому что я любила вас каждого за свое. Потому что вы так сильно отличались друг от друга и в то же время были так похожи. Я не могла идти на похороны.

— Джерро был великим человеком. Как жаль, что он умер! Таких, как он, очень мало.

— Ты серьезно, Фрэнк? — Мэрианн странно посмотрела на меня. — Разве в глубине души ты не рад, что все так вышло? Ведь, если бы... не его смерть, мы бы не были вместе.

Я никогда не думал с этой точки зрения о смерти Джерро Браунинга. Может, Мэрианн и права. Если она права, значит, перед самым отъездом из Нью-Йорка я заехал к ней вовсе не для того, чтобы сообщить о смерти Джерро. Я смущенно посмотрел на девушку. Она лежала на спине, волосы пылали, как огонь, равномерно вздымалась высокая красивая грудь, маленький плоский живот плавно переходил в бедра. Я смотрел на Мэрианн и хотел ее. Сейчас я начал понимать свои чувства.

Я говорил медленно, потому что хотел тщательно взвесить каждое слово.

— Нет, я так не думаю. Я такой, как есть, и хочу то, что хочу. Но я хочу это для себя не за счет других, как бы сильно мне это не хотелось. Я не сомневаюсь, что мы с тобой все равно бы в конце концов оказались вместе. Тот факт, что жизнь ускорила это, ничего не меняет. Мне все равно жаль Джерро, но мы с тобой что-нибудь бы придумали, даже если бы он остался жив.

— Как бы не так! Если судить по твоим поступкам, едва ли мы бы когда-нибудь оказались вместе, — насмешливо проговорила Мэрианн. — Ты избегал меня! Посмотри, от чего ты отказывался. — Она провела рукой по телу. — Мы с тобой составляем безупречную пару. Мы — гармония и счастье. Есть люди, созданные друг для друга, похожие друг на друга во всем. Мы с тобой сделаны из одного теста. Оба эгоисты, оба испорченные люди, оба хищники. Я не только о том, что ты берешь все, что хочешь, так же, как и я. По-своему, ты тоже избалован. Ты знаешь, что мы испорченные люди? Наши поступки большинство людей назвали бы неприличными. И все же нам наплевать! Мы все равно совершаем их! Ты зверь. Ты ходишь, как животное, думаешь, как животное. Для тебя существует только белое и черное и больше никаких оттенков. Это я люблю в тебе больше всего. Ты состоишь из противоречий, и я люблю все безумные противоречия твоего характера. Если бы ты знал, как тебе идет этот потрясающий загар! Готова поспорить, от девчонок отбоя не было!

Я рассмеялся.

— Приходилось отказывать каждую минуту. Они не оставляли меня в покое ни днем, ни ночью. — Я обнял ее и поцеловал.

— Прекрасная работа! — раздался над нами чей-то голос.

Я поднял голову и увидел мокрого Чарли, который только что вышел из воды и смотрел на нас.

— Привет, Чарли! — улыбнулся я.

— Привет, Фрэнки! — Он сел рядом с нами.

Я немного расстроился, что он наткнулся на нас, но делать было нечего — мы загорали на городском пляже.

— Мэрианн, это Чарли, — сказал я.

Они познакомились. Узнав, что Чарли мой босс, она принялась обрабатывать его.

— Не пойму, почему Фрэнки должен работать до конца сезона, если после праздника все разъедутся, — удивленно проговорила она. — Ему бы несколько дней отдохнуть перед возвращением в Нью-Йорк.

— Пусть Фрэнк сам решает. — Чарли лукаво взглянул на меня. — После понедельника он может делать, что хочет.

Я с новым выражением посмотрел на Мэрианн. Она знала, чего хотела, и она не хотела, чтобы я работал, пока она находится в Атлантик-Сити.

— Мы обсудим это позже. — Я встал. — Пойдем, дорогая. Мне пора переодеваться. Если я опоздаю, босс может рассердиться.

Все встали.

— До встречи! — Он пошел, улыбаясь, по пляжу.

Когда я вышел из душа, Мэрианн уже оделась и причесывалась перед зеркалом. Я обернул талию полотенцем и подошел к ней.

— Что это ты так набросилась на Чарли? — рассмеялся я.

Она повернулась ко мне и проказливо улыбнулась.

— Я же тебе говорила, что я эгоистка. Я не хочу, чтобы ты целыми днями работал, когда стоит такая прекрасная погода. Ты бы мог по-настоящему со мной отдохнуть.

— Ах, ты ведьма! — расхохотался я. — Не забывай, что, если я не буду работать, мне будет нечего есть. Не у всех же богатые родственники.

— Можешь об этом не беспокоиться, — улыбнулась Мэрианн. — У меня столько денег, что я не знаю, куда их девать. Брось ты эту работу! Переедем из этого сарая в «Тауэрс» и отдохнем на всю катушку!

— Вот так даже? — Я вопросительно взглянул на нее.

— Вот так! — подтвердила она, подходя ко мне. — Дорогой, я так много хочу для тебя сделать. Я хочу, чтобы ты хорошо одевался. У тебя прекрасная фигура, и в хорошей одежде ты будешь просто неотразим! Я хочу научить тебя прилично есть, а то ты глотаешь все, словно кто-то за тобой гонится. Я хочу многому тебя научить, но не хочу ни капельки тебя менять. Я без ума влюблена в тебя.

— Значит, ты хочешь меня содержать? Это нехорошо. Вообще-то, какие у вас намерения, мадам?

Она улыбнулась и сдернула с меня полотенце.

— Сам догадайся. — И бросилась ко мне на грудь.

Вечером в кафе, когда посетители разошлись, Чарли спросил, кто такая Мэрианн?

— Моя девушка. Она приехала ко мне из Нью-Йорка на несколько дней.

— Девчонка что надо! — присвистнул Чарли. — Кажется, по уши в тебя влюблена. Неудивительно, что с такой куколкой ты не обращал внимания на других девчонок. А то я уже начал думать, что ты чем-то болен.

Я промолчал.

— Ты уйдешь, как она хочет? — поинтересовался Чарли.

— Не знаю. Еще не решил. — Хотя я и не сомневался, что Мэрианн может заставить меня прыгать в обруч, если захочет. Если она сказала — уволься, я уволюсь.

В понедельник вечером я уволился.

Глава 10

Мы провели в Атлантик-Сити три недели. Переехали в «Тауэрс» и сняли трехкомнатный номер на тринадцатом этаже с террасой на море. Еду нам носили наверх, потому что Мэрианн не любила питаться в гостиничных ресторанах. По крайней мере, она так говорила. Такой отдых обходился ей недешево. Не знаю точно, во сколько, потому что Мэрианн сразу оплачивала счета из неиссякаемого источника наличных денег, которые носила с собой.

В одной из сувенирных лавок на бульваре я купил за одиннадцать долларов серебряный браслет и сделал на нем надпись: «Мэрианн с любовью от Фрэнки». Однажды ранним утром, часа в четыре, я его подарил. Мы вышли на террасу. С океана дул прохладный ветерок. Мэрианн накинула легкий прозрачный пеньюар, а я надел плавки. Мы стояли и курили. Я помнил о подарке и искал возможность вручить его. Момент показался удачным, и я отправился за браслетом.

Я чувствовал себя немного неловко, вручая его. Раньше мне нечасто доводилось дарить людям подарки, и я не знал, как себя вести и что говорить.

— Это тебе, Мэрианн, — смущенно пробормотал я, протягивая браслет.

— Какая прелесть, Фрэнки! — Мэрианн удивленно посмотрела на меня и улыбнулась. — Прелесть... и надпись оригинальная.

Мне показалось, что в ее голосе слышался легкий сарказм, и я немного обиделся.

— Оригинальная, — спокойно согласился я. — Я никогда раньше не дарил таких подарков.

— О дорогой, я не хотела тебя обидеть. — Мэрианн мгновенно уловила обиду в моем голосе. — Извини. Он мне очень нравится, и я буду все время его носить. Надень мне его, пожалуйста. — Девушка протянула руку.

Я надел браслет. На мизинце Мэрианн блестело кольцо с алмазом и двумя маленькими рубинами. Оно сверкало под лунным светом, и рядом с ним браслет казался совсем неуместным. Я выругался про себя. Браслет лишний раз подчеркивал разницу между нами. Когда вернемся в город, пообещал я себе, обязательно сделаю настоящие бабки и куплю ей что-нибудь дорогое, похожее на это кольцо.

Двадцатого сентября мы вернулись в Нью-Йорк. Я переехал к Мэрианн и через несколько дней отправился на поиски работы. С работой было по-прежнему тяжело, и мне не везло.

Мэрианн много рисовала, одновременно занимаясь несколькими картинами. Работая, она превращалась совсем в другого человека. Давала мне деньги и выгоняла из дома, предлагая сходить в кино или еще куда-нибудь и не возвращаться до вечера. Сначала я не мог к этому привыкнуть, но слово королевы — закон. Мне очень нравилось наблюдать, как она рисует. Мэрианн вся погружалась в работу, все в ней было приковано к мольберту. На мои вопросы она отвечала только «да» или «нет» и очень часто блуждала по студии, словно меня там не было. Мэрианн наносила на холст яростные мазки и шепотом ругалась, если что-то не получалось. Она часто смахивала руками волосы с глаз, и на лице оставались пятна краски.

Но если работа шла гладко и Мэрианн была довольна картиной, вечером она была веселой и много шутила. Мы пили шампанское, и я готовил что-нибудь вкусненькое. Готовил в основном я. Она сразу заявила, что никудышный повар и никогда не ест то, что делает сама. Иногда к нам заглядывали ее друзья: художники, писатели, журналисты, живущие в своем собственном мире. Когда Мэрианн представляла меня, они вежливо смотрели на меня, спрашивали, чем я занимаюсь, но, узнав, что я простой смертный, моментально теряли интерес. Они обращались ко мне, только когда хотели выпить, как к прислуге.

Я безумно любил Мэрианн. Все, что ни делала королева, было правильно. Она взяла меня в магазин и потратила около трехсот долларов на мой гардероб. У меня появились костюмы, пальто, рубашки, сшитые на заказ.

Я стал носить непривычное дорогое нижнее белье и шелковые пижамы. Сначала я старался найти работу. Когда появлялся шанс, радостно возвращался домой и рассказывал.

— Сколько будут платить? — интересовалась Мэрианн.

— Девятнадцать в неделю.

— Всего девятнадцать долларов в неделю! — возмущенно вскрикивала она, театрально поднимая руки. — Что ты будешь делать с девятнадцатью долларами? Их даже на сигареты не хватит!

— Какая ни есть, но все же работа! — упрямо твердил я. — Это лучше, чем ничего.

— Это хуже, чем ничего, — решительно заявляла Мэрианн. — Такая работа оскорбляет твой ум и способности. Ты стоишь намного больше. К тому же, дорогой, зачем работать за такие деньги, когда в этом нет необходимости? Если хочешь, я буду давать тебе каждую неделю вдвое больше.

— Но так не может продолжаться вечно! — начинал злиться я. — Это неправильно. К тому же мне неприятно постоянно просить у тебя деньги.

— Почему неприятно, дорогой? — Мэрианн целовала меня. — Я бы делала то же самое, если бы деньги были у тебя.

— Но это же разные вещи, — возражал я.

— Ничего подобного. Мы любим друг друга, и все у нас общее!

Когда Мэрианн решала проявлять доброту, с ней невозможно было спорить. Так продолжалось какое-то время. Я вел беззаботную жизнь, и нельзя сказать, что она мне не нравилась. Я слишком долго боролся с невзгодами, да и понимал, что рано или поздно это закончится, и я найду приличную работу. Поэтому я пока решил ничего не менять.

Примерно через месяц я как-то подошел к маленькому столику, на котором держал сигареты. На нем раньше стоял портрет Джерро, который сейчас оказался заменен на мой портрет. Конечно, я совсем не разбирался в живописи, но почему-то, глядя на портрет, мне показалось, что это не я. Слишком уж я на портрете был беззаботный. У меня появилось смутное ощущение какой-то фальши.

— Нравится, дорогой? — раздался за спиной голос Мэрианн.

— Очень красиво, — вежливо ответил я.

— Это тебе подарок за то, что ты такой чудесный и делаешь меня счастливой. — Она подошла и поцеловала меня.

— Спасибо.

— Не благодари меня. Я очень хотела его написать. Самое трудное заключалось в том, чтобы ты не заметил, что я тебя рисую. Приходилось рисовать в самые неподходящие моменты.

— Да... — протянул я.

— Не очень-то ты весел, — озадаченно заметила Мэрианн. — Что-то не так?

— Где портрет Джерро?

— Ах вот оно что! — Она села на стул. — Мой агент увидел его и пообещал хорошую цену. Я продала портрет.

— Забери его обратно. Он мне нужен.

— Для чего? — Мэрианн удивленно подняла брови.

— Просто нужен. Забери его. — Я и сам не знал, зачем он мне.

— Назови мне разумную причину, и я заберу его. — Мэрианн начала сердиться. — Я не могу понять, на кой черт он тебе сдался?

Я взял свой портрет.

— Это очень красивый портрет, но он мне очень льстит. Он обо мне ничего не рассказывает. Это фасад, то, что снаружи. Может, у меня внутри и нет ничего для портрета, но у Джерро-то было. Ты поймала это в нем. И если ты не можешь честно признать правду, что поймала у него в портрете, и попыталась его заменить прилизанным мной, ты ошиблась. Такие вещи так просто не забываются. Если он не нужен тебе, то нужен мне.

Девушка резко вскочила на ноги. Грудь судорожно вздымалась, глаза сверкали. Несмотря на то, что я плохо знал Мэрианн, по ее поведению понял, что попал не в бровь, а в таз.

— Я не верну его! — закричала Мэрианн. — Кто ты такой, чтобы приказывать мне? Ты не имеешь права командовать!

Я взял портрет и начал медленно рвать его на мелкие кусочки.

— Перестань кричать, как базарная баба! — спокойно сказал я, хотя внутри весь кипел.

Когда Мэрианн увидела, что я рву портрет, она бросилась на меня с кулаками.

— Невежественный дурак! Раз я тебя кормлю, пою, ты вздумал, что можешь мне приказывать? Я вышвырну тебя обратно в канаву, где нашла.

Внезапно что-то внутри меня словно взорвалось, и я ударил ее по лицу. Мэрианн упала на диван.

— Или ты заберешь портрет Джерро, или я изобью тебя до потери сознания! — холодно произнес я.

Неожиданно выражение ее лица изменилось. Оно смягчилось, глаза затуманились.

— Я тебе верю. Ты на самом деле можешь избить меня, — хрипловатым голосом удивленно проговорила она.

— Да, я серьезно. Мне нужен портрет.

Мэрианн обняла меня и заставила сесть рядом.

— Мой любимый, дорогой, конечно, я заберу его. Я тебе дам все, что ты хочешь.

Она поцеловала меня горячими губами, и мир сразу перевернулся с ног на голову. На следующее утро на столе опять стоял портрет Джерро Браунинга.

Глава 11

Я сидел в большом кресле в углу комнаты и курил подаренную Мэрианн трубку. В этот момент я и принял окончательное решение. Вытащив изо рта трубку, с отвращением посмотрел на нее. Во рту появился горьковатый привкус. Зачем я вообще курю эту дрянь? Я же терпеть не могу трубку и никогда не полюблю ее, но Мэрианн сказала: «Дорогой, почему ты не куришь трубку?» «Не знаю, — ответил я. — Никогда не пробовал». «В трубке есть что-то по-настоящему мужественное. Это единственная вещь, которую не курят женщины. Хочешь трубку?» "Нет, не думаю. Я привык к «Кэмелу».

Но на следующий день Мэрианн купила не одну, а набор из целых четырех трубок и коробочку с ершиками для чистки мундштуков. Еще она достала особый ароматный табак и торжественно вручила все это мне. Мэрианн с нетерпением ждала, когда я набью трубку и суну ее в рот.

— Дай я тебе ее зажгу. — Она стояла около моего стула, очаровательно наклонив голову набок и держа в руке спички.

Когда она поднесла спичку, я принялся сосать трубку. Мэрианн сделала шаг назад и окинула меня критическим взглядом. Трубка оказалась очень горькой. Я глубоко затянулся и выпустил дым.

Внезапно Мэрианн опустилась на пол и взглянула на меня.

— Замечательно! — Она с обожанием посмотрела на меня. — Ты просто создан для трубки.

После таких слов я уже не мог ничего сделать. Как я мог сказать, что мне не нравится трубка, что меня тошнит от нее? Со временем трубка нравилась мне все меньше и меньше, и я часто курил сигареты после трубки, чтобы перебить горечь во рту.

Я смотрел на трубку в руке и думал, что это символ меня, меня нынешнего, такого, каким я стал. Вот я, молодой, здоровый, сильный мужчина, могу и хочу что-нибудь делать, но ничего не делаю. Я не мог сказать, что жить не мог без работы, я любил работу так же, как и все остальные, но внезапно я почувствовал свою ненужность. Я отдался размеренному течению беззаботной жизни. Я был рад жить с Мэрианн, заниматься с ней любовью и ничего не менять.

Мой взгляд непроизвольно упал на портрет Джерро. Лампа была наклонена так, что освещенным оставался только портрет, а стол оказался в тени. Сильное, полное жизни лицо Джерро Браунинга оказало на меня магическое воздействие. Я полузакрыл глаза и услышал его голос: «У меня есть дело, которое я должен делать. И я никогда не смогу добиться того, чего хочу, до тех пор, пока не сделаю его. Мир дает тебе не то, что ты отнимаешь у него, а то, что вкладываешь в него».

Я вспомнил, как он говорил: «Что ты ищешь, Фрэнк? От чего прячешься? Что делаешь для своего счастья?» и «Только работая вместе, мы добьемся того, к чему все стремимся», «Жить в мире, как люди, среди людей, с людьми...»

Меня вырвали из воспоминаний слова Мэрианн:

— О чем задумался, Фрэнк?

— О нем. — Я улыбнулся, продолжая смотреть на портрет Джерро.

— Я так и подумала. На твоем лице появилось такое выражение, будто он разговаривает с тобой.

Я отложил трубку в сторону, закурил сигарету и решил больше никогда не курить трубку. Когда я подумал о трубке, в голову пришла еще одна мысль.

— Мэрианн?

Она подошла, села на пол и, положив мне на ноги руки, прижалась ко мне.

— Да, дорогой?

— Я буду работать.

— Ты об этом думал? — Она вопросительно посмотрела на меня.

— Да.

— Но, дорогой, — запротестовала она, — зачем тратить силы и время на жалкую работу, когда в этом к тому же нет необходимости? Разве ты сейчас не счастлив? Разве у тебя нет всего, что тебе нужно?

— Есть, но я... чувствую себя ненужным... оторванным от жизни. Раньше я жил полнокровно, а сейчас...

— Какое тебе дело до того, что происходит вокруг? Что там хорошего? Здесь так замечательно — мы живем в своем собственном маленьком мире, где нас никто не беспокоит, никто не несет нам свои заботы и тревоги. Разве ты не любишь меня?

Я посмотрел на Мэрианн. Она положила подбородок мне на колени и смотрела на меня снизу вверх.

— Конечно, люблю, но это не имеет никакого отношения к нашей любви. Я люблю, обожаю тебя, я очень счастлив с тобой, но это не все. — Я попытался найти слова, которые заставят ее понять меня. — Предположим, у тебя бы не было твоей живописи. Что бы ты делала?

— Это совсем другое. Это искусство, это чувство, которое поглощает всего полностью, без остатка. С живописью нельзя бороться. Это не просто работа.

— Но это все равно работа, — не согласился я. — И ты будешь чувствовать опустошенность, если не будешь рисовать. То, что я хочу делать, не искусство, как ты его называешь, но оно дает мне такое же удовлетворение, как тебе живопись.

Мэрианн встала и посмотрела на меня, слегка нахмурившись.

— Я начинаю верить, что он на самом деле говорил с тобой.

— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересовался я. — Он и с тобой об этом разговаривал?

— Много раз, — не сразу ответила девушка. — Я умоляла Джерро послушаться меня, воспользоваться шансом и пожениться, но он не послушал меня. Это было глупо, ужасно глупо — у нас могло быть все, чего только можно было хотеть, и все же ему этого казалось мало. Что дали Джерро его идеалы? А теперь и ты хочешь сделать то же самое — разрушить наше счастье! — Она села на стул и заплакала.

Я подошел к Мэрианн и обнял ее.

— Не плачь, милая. Я не собираюсь разрушать наше счастье. Я только хочу опять стать человеком, а сейчас я всего лишь пустая раковина. Я чувствую пустоту, когда оду по улице и вижу людей, спешащих на работу. Я чувствую пустоту, когда часами сижу в кинотеатре и вижу жизнь на экране. Я просто хочу что-то делать, чем-то занять себя.

Мэрианн перестала плакать.

— Тогда делай что-нибудь по дому. Попробуй заняться тем, что делал Джерро. Пиши. У тебя выразительный язык, ты можешь ясно выражать свои мысли. Почему не попробовать писать?

Я не мог сдержать смех, настолько абсурдной показалась идея! Мне писать!!!

— Нет, — покачал я головой. — Не думаю, что я буду писать. Очень мило с твоей стороны считать, что у меня выразительный язык, но мне самому виднее. Ничего из этого не выйдет! Я иду искать работу.

* * *

Но сейчас найти работу стало еще труднее, чем раньше. Пришли холода, и я каждый день возвращался домой замерзший и сердитый.

Мэрианн откладывала в сторону кисть и подходила ко мне.

— Ну как, повезло?

— Нет, — качал я головой.

— Ну перестань ты себя мучить своей ненужностью, — уговаривала она меня. — У тебя и так все есть.

Я молча смотрел на Мэрианн. Постепенно надежда покидала меня, в через месяц я перестал выходить из дома.

Мэрианн радовалась, а я злился. Меня раздражало, что я не могу найти даже какую-нибудь дрянную работенку. Я сидел часами в большом кресле, смотрел на портрет Джерро и вспоминал свои неудачи.

Однажды, когда я сидел в кресле, а Мэрианн рисовала, мои внутренний голос сказал: «Тебе крышка, парень. Теперь тебе никогда уже не стать нормальным человеком. До самой смерти будешь жить на содержании у женщины». Голос оказался таким реальным, что я автоматически ответил:

— Нет, не буду!

Мэрианн яростно швырнула на стол кисть и палитру.

— Я же тебя тысячу раз просила молчать, когда работаю! — закричала она.

Я удивленно посмотрел на нее. Я так увлекся собственными мыслями, что забыл о ней.

— Прости, — извинился я.

— Прости! — передразнила меня Мэрианн. — Он еще говорит прости. Ты знаешь, что ты наделал? Ты испортил мою картину, вот что ты сделал! Теперь мне ее никогда не нарисовать.

Неожиданно меня тоже охватил гнев, будто искра попала на сухое дерево, и я моментально вышел из себя.

— Нет, мне и не жалко-то по-настоящему! — гневно ответил я. — Я не собираюсь быть козлом отпущения, когда у тебя что-то не получается. Не обвиняй меня в своем неумении рисовать!

— В неумении? — рассвирепела Мэрианн. — Да кто ты такой, чтобы критиковать меня? — Она схватила со столика нож и угрожающе двинулась ко мне.

— Ты не сделаешь этого! — холодно сказал я и презрительно рассмеялся.

Она остановилась, выбросила нож, и по лицу промелькнуло бешенство.

— Сволочь! Ни на что не годный сукин сын!

Я смертельно побледнел. Какую-то долю секунды мне даже казалось, что я могу убить ее. В висках бешено застучала кровь, и я сжал кулаки.

Потом я разжал кулаки и опустил мокрые от пота руки. Схватив шляпу и пальто, бросился к двери.

— Фрэнки! Фрэнки, вернись! — В голосе Мэрианн теперь слышался страх потерять меня. Перед тем, как захлопнуть дверь, я услышал ее крик, поднятый как бы со дна души: — Куда ты? Пожалуйста, вернись!

Впервые в жизни я напился до беспамятства. Домой вернулся очень поздно. На мгновение остановился перед дверью и прислушался. Не услышав ни звука, открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру.

Шатаясь, подошел к столику и взял портрет Джерро.

— Джерро, друг мой, как мне тебя не хватает! — прошептал я и, залившись пьяными слезами, упал в кресло с портретом в руке. — Друг, скажи, что мне делать?

Дверь в спальню открылась, и я увидел Мэрианн в пеньюаре, под которым виднелась черная ночная рубашка.

— Мэрианн, он не отвечает! — воскликнул я, протягивая портрет.

Она пару секунд задумчиво смотрела на меня, затем взяла портрет и поставила на столик. Помогла встать, отвела в спальню и раздела. Я беспомощно лежал на кровати, пока она снимала с меня туфли.

— Дорогой, — прошептала Мэрианн, расстегивая рубашку. — Зачем ты это сделал? Это я во всем виновата... это все мой несносный характер.

Мэрианн еще никогда не была такой прекрасной. Она с тревогой и раскаянием смотрела на меня.

— Мэрианн, ты сука, но я люблю тебя, — торжественно произнес я, перевернулся на живот и мгновенно захрапел.

Глава 12

По-настоящему в первый раз мы поссорились после вечеринки в честь Дня Благодарения у одного из друзей Мэрианн. Я до сих пор так ничего и не делал и не старался ничего изменить. Мэрианн стала собственницей по отношению ко мне, а мне это даже нравилось.

Наедине со мной Мэрианн оставалась теплой и понимающей, но на людях она менялась, становилась такой же, как ее друзья, которые не обращали на меня внимания, но не нарочно, а как-то естественно, будто я и не мог ничего сказать. Мне оставалось только скучать с бокалом в руке и ждать возвращения домой.

Домой мы всегда возвращались молча. Проходили через Вашингтон Сквер, где двухэтажный автобус дожидался пассажиров. Пар от нашего дыхания поднимался в морозный ночной воздух. Дома Мэрианн спрашивала:

— Отличная вечеринка, правда?

— Угу.

Она умолкала, зная, что мне наплевать на ее друзей.

Вечеринка в честь Дня Благодарения ничем не отличалась от остальных. Мэрианн болтала с друзьями, а я, как всегда, воздвиг вокруг себя стену. Время тянулось медленно. Около десяти подошли еще гости. Мне надоела молчаливая роль, и я решил уйти домой. Поставил стакан и направился к Мэрианн, чтобы предупредить ее об уходе. Кто-то схватил меня за руку, и я оглянулся.

Это была натурщица, которая изредка позировала Мэрианн.

— Помните меня? — улыбнулась она.

— Конечно. — Я был рад возможности хоть с кем-нибудь поговорить. — Как дела?

— Не очень. Мне здесь не нравится.

Я весело рассмеялся, радуясь, что не мне одному не нравится вечеринка.

— Зачем тогда пришли? — поинтересовался я.

— Я должна была прийти. Мне приходится торговать кое-чем... — Она провела рукой по телу.

— Ясно. — Я видел, что ей есть чем торговать.

— Потанцуем?

Я кивнул. Мы отошли в угол, где играло радио. Она танцевала здорово, и рядом с ней я, наверное, тоже смотрелся неплохо. Несколько гостей перестали разговаривать и принялись наблюдать за нами. Краешком глаза я заметил, что Мэрианн и ее собеседники тоже замолчали.

— Очень необычная пара, — сказал кто-то Мэрианн. — Почему ты их не нарисуешь?

Мы отдалились, и я не услышал ответа.

— А вы почему? — полюбопытствовала блондинка.

— Что почему?

— Ходите на эти вечеринки? Вы здесь словно рыба, которую вытащили из воды.

— А что остается делать? — пожал я плечами.

— Ясно, — с пониманием сказала она и оглянулась на Мэрианн. Натурщица ясно дала понять, что знает, чьи приказы я выполняю.

Неожиданно мне надоело танцевать. Я немного разозлился на самого себя и предложил.

— Может, выпьем?

Мы отошли к стене. Я заметил, что Мэрианн украдкой наблюдает за нами. Через несколько минут я уже больше не мог этого выносить.

— Подышим свежим воздухом?

Она кивнула. Мы оделись и вышли. Молча обошли парк, постояли и посмотрели, как люди садятся в автобус. Потом отправились дальше, держась за руки.

Перед домом я остановился.

— Не хочется возвращаться. — Это были мои первые слова с тех пор, как мы вышли на улицу.

— Мне тоже, но я должна. Мне обещали на завтра работу.

У меня сложилось впечатление, что, если попросить, она не уйдет, но я промолчал. После секундной паузы она улыбнулась.

— Плохое настроение?

Я не ответил. Натурщица вошла в подъезд, а я отправился домой.

Дома я сел в кресло и принялся читать утренние газеты. Во втором часу вернулась Мэрианн.

— Ну и как тебе вечеринка? — спросил я.

— Остался бы и узнал сам! — резко ответила она. Я видел, что она злится, и поэтому замолчал, не желая ссориться. Мэрианн на несколько секунд скрылась в спальне.

— Где Бесс?

Я догадался, что она говорит о натурщице, и улыбнулся.

— На вечеринке, наверное. Я проводил ее и вернулся домой.

— Я не видела, чтобы она вернулась.

— Я проводил ее до подъезда и ушел. Не расстраивайся, крошка, а то я еще подумаю, что ты ревнуешь.

Эти слова оказались ошибкой. Мэрианн вспыхнула.

— Ревную! — заорала она. — К этой дешевке. Черта с два! Мне это просто не нравится. Как ты думаешь, что о тебе теперь будут говорить?

— Пусть говорят, что хотят. — Я тоже начал заводиться. — Сплетни все равно не остановить. Какое нам дело до того, что они скажут?

— Конечно, тебе никакого! А что я, по-твоему, должна чувствовать? Все знают о наших отношениях, а ты убегаешь с этой блондиночкой.

— А ты не подумала, как я должен себя чувствовать? — парировал я. — На каждой вечеринке ты бросаешь меня в угол, как пальто, и вспоминаешь, только когда идешь домой. Бога ради, не будь же ты такой дурой! — Я закурил. — Ладно, забудем об этом.

— Эта дешевая сука начала строить глазки, как только увидела тебя.

— По-моему, неплохая девчонка. Да и что в этом плохого? Ты-то сама чем занималась?

— Я никому не строила глазки. — Мэрианн подошла к двери в спальню. — Если бы я ее здесь нашла, я бы выцарапала ей глаза.

Я расхохотался. Все это стало просто смешным.

— Так вот зачем ты первым делом заглянула в спальню? Неужели ты меня считаешь полным кретином? Да я бы никогда не привел ее сюда, даже если бы захотел.

Мэрианн подбежала к креслу и бешено посмотрела на меня сверху вниз.

— Запомни раз и навсегда! — с трудом сдерживаясь, прошипела она. — Ты принадлежишь мне. Все, что у тебя есть, все, чем ты являешься сейчас или станешь в будущем, дала тебе я. Но я могу все это так же быстро забрать назад. Я могу вышвырнуть тебя, вот так! — Она щелкнула пальцами. — Когда ты идешь куда-нибудь со мной, помни это. Ты будешь оставаться со мной, скучно тебе или нет. Уходить будешь только тогда, когда я тебе скажу.

Внутри я весь кипел, но продолжал спокойно сидеть. Она была права. У меня нет ничего своего. Даже одежда и деньги в моих карманах принадлежат ей.

— О'кей, крошка, — спокойно произнес я. — Если ты так хочешь, пожалуйста.

Мэрианн разочарованно посмотрела на меня. Наверное, она ждала, что я буду спорить.

— Да, я так хочу, — уже не так уверенно проговорила она.

Я пошел в спальню, разделся и лег спать. Через какое-то время она разбудила меня.

— Фрэнки, ты не спишь?

— Сейчас не сплю. — Неожиданно мои глаза широко раскрылись, и я увидел себя со стороны — красивого молодого мужчину, находящегося на содержании у женщины. Что-то внутри меня зашевелилось.

— Иди ко мне, дорогой, — прошептала Мэрианн.

— Слушаюсь, босс. — Я присел на край ее кровати.

— Не сюда, дорогой. — В темноте светились ее глаза. — Ляг рядом и поцелуй меня.

Я вытянулся рядом и обнял ее теплое и мягкое тело. Мне показалось, что когда я дотронулся до Мэрианн, вспыхнули искры. Мне платили, и я отработал свои деньги сполна.

Я любил Мэрианн и знал, что всегда буду любить, независимо оттого, что она будет говорить или делать, но кто-то всю ночь заглядывал мне через плечо, смеялся и шептал на ухо:

— Прыгай, когда она щелкает кнутом, танцуй, когда она дергает веревочки. Но помни, что чего-то уже нет! Ты никогда не вернешь этого, никогда!

Мэрианн спала, когда серая заря прокралась в комнату. Я смотрел на нее. На подушке разметались рыжие волосы, словно пламя. Она слабо улыбалась во сне.

Я смотрел на Мэрианн, и мое сердце словцо сжала чья-то холодная рука. Я любил ее, но что-то важное во мне умерло. Глубоко в душе я знал, что скоро и я последую за ним. Я не сомневался, что этот день придет так же неотвратимо, как день сменяет ночь. И все же...

Глава 13

Началась праздничная неделя, веселая длинная неделя перед Новым годом, когда у детей начинаются каникулы и даже взрослые перестают хмуриться, с надеждой глядя в наступающий год.

Почти всю неделю я просидел у окна, наблюдая, как люди торопятся на работу или возвращаются домой, как играют дети, как на улицах чистят снег, как почтальоны разносят почту, как фараоны патрулируют улицы, как молочники развозят молоко. Наблюдение за миром через окно и ощущение того, что я нахожусь где-то в стороне, начало действовать мне на нервы. К горлу подкатывал ком, и меня начинало тошнить от безделья. Я видел, что развязка приближается, но, что она наступит так скоро, не предполагал.

В новогоднюю ночь гудели автомобильные сигналы, пускали ракеты, все радовались, за исключением меня. Я пытался загореться, как новогодняя елка, но чем больше я пил, тем меньше пьянел. Мы сидели в ночном клубе в Виллидж с друзьями Мэрианн. Неожиданно я взглянул на происходящее как бы со стороны. Я смотрел на этих так называемых взрослых, которые притворяются, что радуются бегу времени, а в душе боятся, боятся завтрашнего дня! Я громко рассмеялся. Вот именно — я боялся завтрашнего дня.

Мэрианн удивленно взглянула на меня.

— Весело, дорогой?

Я не ответил и вновь рассмеялся. Она подумала, что я немного пьян. Я прижал ее к себе, горячо поцеловал и вновь почувствовал себя молодым и сильным. Мэрианн пылко ответила на поцелуй, и я прижался губами к ее шее.

— Фрэнки! — хрипло прошептала она, крепко обнимая меня. В ее голосе слышалась страсть. — Не здесь, Фрэнки! Не здесь!

Я отпустил ее и опять расхохотался. Она тоже рассмеялась. Мы хохотали до тех пор, пока на глазах не выступили слезы, потом серьезно посмотрели друг на друга.

«Он мой, — гордо говорили ее глаза. — Он мой! Он принадлежит мне, а я — ему. Я горжусь им так же, как он гордится мной». Ее рука нашла мою под столом и крепко сжала. Между нами словно пробежал ток, и мы с гордостью смотрели друг на друга.

Свет начал тускнеть и через минуту погас полностью. Оркестр заиграл «Олд лэнг син»[12]«Старые добрые времена» — популярная английская песня., и внезапно Мэрианн очутилась в моих объятиях. Мы с упоением поцеловались.

— Я люблю тебя, дорогой, — прошептала она. — С Новым годом!

— Я люблю тебя! — услышал я свой шепот. — С Новым годом!

Я поцеловал ее в мокрую щеку и почувствовал соль на губах. Я понял, что Мэрианн знает все мои мысли.

Она крепко обняла меня и поцеловала слегка раскрытыми губами.

— Не уходи, дорогой. Пожалуйста, не уходи!

— Я должен, должен идти, — прошептал я. — Что я могу сделать?

Когда загорелся свет, мы посмотрели друг на друга. С бледного лица Мэрианн на меня смотрели широко раскрытые, наполненные слезами глаза. К горлу подступил ком, и я лишился дара речи. Мы молча сидели, крепко взявшись за руки.

Через несколько минут ушли домой. Ярко светил месяц, сверкали мириады звезд. Наступил 1934 год. Мы молча вошли в квартиру. Я снял пальто, бросил его на стул и достал из шкафа саквояж.

Мэрианн начала подавать мои вещи. Их оказалось так много, что мне пришлось придавить крышку коленом, чтобы закрыть саквояж. Наконец щелкнул замок.

Я выпрямился и посмотрел на девушку.

— Ну что же... прощай. — Мой голос слегка дрожал, Мэрианн яростно бросилась ко мне на грудь.

— Нет, Фрэнк, нет! Ты не должен уходить! Ты нужен мне! — зарыдала она. Я впервые увидел, как Мэрианн плачет по-настоящему и прижал ее к себе.

— Так будет лучше, милая, — хрипло прошептал я. — Поверь мне. Скоро мы начнем ненавидеть друг друга. Лучше расстаться сейчас, пока мы еще не озлобились.

— Но, дорогой, ты весь мой мир, вся моя жизнь! Что ты будешь делать? У тебя нет работы... ничего нет. Как ты будешь жить? Я не могу спокойно думать, что ты опять вернешься к своей дешевой грязной работе. Со мной ты в безопасности. Я могу заботиться о тебе, защищать тебя! Я могу дать тебе мир, все, что ты захочешь.

Я вспомнил, как где-то читал, что никакой пользы человеку от мира нет, если он при этом потеряет душу.

Мэрианн несколько секунд странно смотрела на меня, затем крепко поцеловала в губы.

— Попрощайся со мной нежно, дорогой, — прошептала она и выключила свет.

Я нежно обнял ее. Мы куда-то поплыли и потом вновь очутились в маленькой квартирке в Гринвич Виллидж. Я неловко стоял с саквояжем в руке, как незнакомец, который уходит после долгого, неожиданного визита.

— Подожди минуту. — Мэрианн принесла портрет Джерро Браунинга и сунула мне в свободную руку. — Возьми его с собой. В тебе есть что-то от него. Вы стали больше, чем просто друзьями... Сейчас в тебе появился какой-то свет, которого раньше не было. Я увидела его в клубе и в тот же самый момент поняла, что ты потерян для меня и что я не смогу тебя остановить.

На секунду Мэрианн замолчала, потом быстро обняла меня и крепко поцеловала в губы. Я вышел, и она тихо закрыла за мной дверь. Спускаясь по лестнице, я услышал ее тихий плач.

На улице я посмотрел на небо. Звезды продолжали мигать, но на востоке уже разгоралась заря. Начинался новый день, яркий новый день. Думая о Мэрианн, я уверенно пошел ему навстречу. Что делать, я пока не знал. Ничего, мысли придут позже.

Глава 14

Пройдя кварталов пять, я обнаружил, что продолжаю держать в руке портрет Джерро, и сунул его в карман. Немного проголодался и устал, потому что не спал всю ночь. Увидев за углом огни круглосуточного кафе, зашел перекусить и обдумать, что делать дальше. К концу завтрака решил отправиться в гостиницу и выспаться, а завтра идти искать работу. Сейчас я не сомневался, что найду работу. Когда я вышел из кафе и направился к ближайшему метро, на улицах еще было безлюдно. Мало кто работает первого января. Передо мной лишь торопливо шел одинокий прохожий, опустив голову. Я шел, думая о своем и не обращая на него внимания.

Неожиданно он нырнул в подъезд. Я прошел мимо. Навстречу медленно двигалась какая-то машина, которую я заметил только потому, что она ехала очень медленно.

Из нее внезапно несколько раз выстрелили по двери, в которой скрылся прохожий. Затем машина набрала скорость и скрылась за углом. На секунду я окаменел, затем бросился к двери. Из нее прямо на меня упал незнакомец. Я уронил саквояж и подхватил его. Мы молча уставились друг на друга.

— Фрэнки, помоги мне! — В углах рта раненого показались пузырьки крови.

Я глупо смотрел в быстро бледнеющее лицо. Стрелка часов передвинулась на десять лет назад, и вновь на мою одежду капала кровь Силка Феннелли. Опять, как и тогда, я стоял, парализованный от страха. Прошли десять лет, целых десять лет! Только на этот раз я не бросился бежать.

Я поймал такси и повез Феннелли в Бельвью. Передав его врачам, сразу ушел, не желая отвечать на вопросы копов. На улице я закурил и вспомнил, что забыл саквояж, но, когда вернулся на место происшествия, чемодан исчез. Я горько рассмеялся. Можно было и не ехать.

Неожиданно меня охватила усталость. Я устроился в отель и завалился спать. Проснулся только вечером, сел на край кровати и пересчитал деньги. Всего оказалось около десяти баков. Ничего, хватит, пока не найду работу, утешил я себя. Я спустился поужинать, почитал, вечерние газеты и пошел спать.

Сон не шел, я уже выспался. Долго ворочался в темноте, потом встал, надел брюки, сел к окну и закурил.

Странно, но за, десять лет Феннелли почти не изменился. Как ему удалось так быстро узнать меня? Неужели я тоже не изменился? Или ситуация требовала быстрых решений? Не знаю, я не мог этого понять. Задумавшись о прошлом, впервые за последние месяцы вспомнил о родственниках. Как там они? Вспомнил друзей: Джерри, Мартин, Джанет. Прошло столько лет, что лица начали стираться из памяти.

Я вспомнил завтраки в доме дяди Морриса, теплые душистые булочки, улыбку тети Берты. Вспомнил школу и детский смех. Я многое вспомнил и сразу почувствовал себя старым и усталым.

Я лег. Усталость быстро прошла, но сон все равно не шел. Я крутился и думал о Мэрианн. Она бы сразу поняла, что мне не спится, пришла бы поболтать. Я бы расслабился, чувствуя рядом ее теплое тело. Мэрианн бы быстро уснула, беспечно забросив на меня ногу, и со временем я бы тоже уснул. Но сейчас Мэрианн не было рядом, и я не мог уснуть. Я вспомнил, как она стояла в дверях, прощаясь со мной.

Вспомнил низкий хрипловатый голос: «В тебе есть что-то от Джерро и ото всех людей, которых ты знал. Но больше всего ты...»

Ну а что же я сам? Я никогда не заглядывал себе в душу. Что же насчет меня самого? Из всех людей, которых я знал, себя, похоже, я знал меньше всего. Почему я совершал эти поступки, а не иные? Почему всегда плыл по течению и никогда не пытался найти ответ? Я не знал. Что я хотел? Деньги? Любовь? Друзей? Уважение? Я искал ответ, но не мог найти.

Живя с Мэрианн, я много читал. У нее была целая библиотека, и я пожирал книги, но нигде не мог найти ответа. Что думают обо мне люди? Почему они пускают меня к себе в дома и сердца, зная, что в ответ я мало что могу дать?

Я скучал по Мэрианн. Днем я спал, потому что сильно устал, но сейчас меня охватило страшное одиночество. Хотелось набрать ее номер и услышать такой родной голос: «Алло, дорогой?»

Но я не мог позвонить Мэрианн. Никогда нельзя вернуться назад. Это я уяснил еще в детстве. Никогда нельзя вернуться в прошлое... никогда! Наконец, я уснул. Мэрианн, Мэрианн, даже во сне ты приходишь ко мне! Даже во сне ты приносишь покой и радость. Освободишь ли ты меня когда-нибудь от этой муки?

Когда я проснулся, в окно светило яркое солнце. Сначала я закрыл лицо руками, не желая вставать и встречаться с реальностями дня, но постепенно ожил, появились мысли. Вот это завтра! Твое завтра! Вставай! От жизни не спрячешься.

Я спустился принять душ, потом оделся и отдал портье ключ. Слишком дорогая для меня гостиница, учитывая мои теперешние обстоятельства. Два доллара в день — непозволительная роскошь! Вернусь лучше в «Миллс», он мне сейчас больше подходит!

Я купил утреннюю «Таймс» и просмотрел объявления о приеме на работу, однако ничего подходящего не нашел. Потом отправился на Шестую авеню, но и там не повезло. Меня это совсем не встревожило, я не сомневался, что найду работу. Наступило завтра, и оно принадлежало мне!

Прошло два месяца, и для меня продолжалось это завтра, но я уже начал сомневаться, что оно принадлежит мне. Я даже начал сомневаться, есть ли у меня вообще завтра? Начался март, и по-прежнему было очень холодно. Толстое пальто вместе с часами и другими атрибутами прежней жизни я давно продал. Уже не одну неделю жил впроголодь, стоя в очередях за бесплатным обедом и в бюро по трудоустройству. За два месяца я так и не проработал ни одного дня.

Последнюю ночь я провел в подъезде, из которого меня прогнал дворник. Я вышел на улицу замерзший и несчастный. В ушах звенели ругательства, которыми он меня осыпал. Он размахивал метлой и называл меня бродягой и вором. Я выскочил из подъезда, как вор, а ведь я только пытался украсть себе ночной отдых.

Я проголодался, я замерз. Автоматически сунув руку в карман за сигаретой и не найдя ни одной, принялся смотреть под ноги в поисках окурков. Навстречу шел мужчина, у которого, кажется, можно было стрельнуть сигарету. Он прошел мимо, а я так и не сумел перебороть стыд. После того, как он прошел, меня охватила досада и злость. Почему я не остановил его? Что тут страшного и сложного? Надо только сказать просящим голосом: «Мистер?» и состроить скорбную физиономию. Даже можно было не говорить, они знали все остальное. Но я не мог заставить себя приставать к прохожим. Что-то внутри протестовало, и я не мог попрошайничать. Мужчина свернул за угол, а я двинулся дальше.

Дурак, твердил я про себя! Дурак! Дурак! Когда же ты поумнеешь? Когда перестанешь обманывать себя. В тебе нет ничего особенного, ты ничем не отличаешься от всех остальных. Проси, умоляй, поцелуй кому-нибудь зад. Только так можно выжить!

Вернись к Мэрианн... Мэрианн. Она возьмет тебя назад. Ты опять будешь жить, как человек, в теплом доме, полном еды, спать с красивой женщиной. Господи, женщина! Я расхохотался. Что бы ты выбрал, женщину или кусок мяса, спросил я себя? Когда я представил шипящее мясо, рот сразу наполнился слюной, и я понял, что выбрал бы мясо.

Я остановился перед знакомой дверью и позвонил. Интересно, что я скажу? «Мэрианн, я хочу есть. Я замерз. Пожалуйста, впусти меня. Пожалуйста, возьми меня назад. Я больше никуда не уйду. Пожалуйста, Мэрианн, ну пожалуйста!»

А что, если она ответит: «Нет, уходи!» Нет, она не прогонит меня, она моя! Разве Мэрианн не говорила это много раз? Прошла вечность, прежде чем дверь открылась.

— Нет, мисс Ренуар здесь больше не живет. В прошлом месяце она вернулась домой на Гаити. Извините.

Дверь захлопнулась. Я глупо посмотрел на закрытую дверь и вышел на улицу. Перешел на другую сторону и отправился в город. Мне вдруг показалось, что я страшно вырос, стал очень высоким. Я рассмеялся и подумал, что сейчас можно заглядывать в окна вторых этажей и пугать жильцов. Голова закружилась, и я поплыл через облака. Они оказались мокрыми, какими-то грязными, и я не мог ничего видеть. Через минуту я споткнулся и начал падать, И затем внезапно наступила ночь... Новогодняя ночь... и я стал сильным и молодым, и мириады звезд подмигивали мне. Это было завтра... мое завтра!

Глава 15

Меня положили на кровать в длинной серой комнате, в которой стояло около сорока таких же коек. Вечером пришел доктор. Он подошел к кровати и спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше.

— Голодание до добра не доведет, — попытался пошутить он. — Пошлите за кем-нибудь из регистрационного бюро. Мы продержим его здесь день-другой. — Он повернулся ко мне и добавил: — Отдохните немного. Хотите чего-нибудь?

— Покурить. — Я тут же испугался, что прошу слишком многого.

Он достал из кармана помятую пачку «Кэмела» и бросил на койку вместе со спичками.

— Оставьте их себе. Только смотрите, чтобы сестра не поймала. И не сожгите больницу! — Он выразительно пожал плечами и обвел взглядом палату. — Даже несмотря на то, что ее стоит сжечь.

Они с сестрой продолжили обход. Доктор мне понравился, и я обругал себя за то, что не поблагодарил его. Дождавшись, пока они выйдут, закурил и медленно затянулся, откинувшись на подушку. Сигареты из пачки оказались лучше, чем те, что я находил на улице.

Сигарета догорела до конца, и я потушил ее на блюдце. Затем откинулся на подушку и с наслаждением расслабился. Как здорово можно себя чувствовать, когда полный желудок, в мягкой постели после выкуренной сигареты! Я закрыл глаза.

— Проснулись? — негромко произнес женский голос.

Я быстро открыл глаза и увидел рядом с кроватью девушку с блокнотом и карандашом в коричневом деловом костюме, белой блузке и огромных очках в роговой оправе. В ней было что-то знакомое.

— Да.

— Я мисс Кэбелл. Не хотела вас будить, но мне необходимо заполнить анкету.

— Все в порядке. Давайте.

— Как вас зовут? — извиняющимся тоном спросила мисс Кэбелл. — При вас не оказалось документов.

— Кейн, — медленно ответил я, пытаясь вспомнить, где я ее видел. — Фрэнсис Кейн.

— Адрес?

Я пожал плечами.

— Нет домашнего адреса?

— Нет. Напишите просто Нью-Йорк. — Я начинал чувствовать легкое раздражение. Несомненно я знал эту девчонку. Я чувствовал, что вот-вот вспомню, но воспоминание постоянно ускользало.

— Возраст? — спросила она, не поднимая глаз.

— Двадцать три года.

— Извините. Я имела в виду дату вашего рождения.

— Двадцать первого июня 1912 года.

— Пол — мужской, — проговорила она вслух, отвечая на вопросы анкеты. — Цвет кожи — белый, глаза — карие. — Она взглянула на меня. — Цвет лица — смуглый, волосы — черные с сединой. — Мисс Кэбелл запнулась. — Вы слишком, по-моему, молоды, чтобы быть седым.

— Много забот, — коротко объяснил я.

— Извините. Я не хотела вас обидеть.

— Все в порядке. Вы меня ничем не обидели.

— Рост? — продолжала девушка.

— Пять футов девять дюймов.

— Вес?

— Сто сорок фунтов, когда взвешивался в последний раз.

Она посмотрела на меня и улыбнулась знакомой улыбкой. Так улыбался Мартин Кэбелл! Сейчас я ее вспомнил — Рут, Рут Кэбелл, сестра Мартина. Оставалось только надеяться, что она не узнает меня. Я не хотел, чтобы старые знакомые увидели меня в таком виде.

— Но это, кажется, было очень давно. Лучше запишем сто пятнадцать.

— Как хотите. — Я постарался говорить равнодушным тоном.

— Где работаете?

— Нигде. Я безработный.

— Чем раньше занимались?

— Всем, чем придется.

— Где родились?

— В Нью-Йорке.

— Образование?

Я чуть не клюнул. Если бы я назвал школу имени Вашингтона, Рут бы меня сразу узнала.

— Нет, — ответил я.

— Уверены?

Я заметил, что она не записала ответ. Глаза девушки немного заблестели.

— Уверен.

Рут встала, подошла к изголовью кровати и посмотрела мне прямо в глаза. Я смело встретил ее взгляд.

— Фрэнсис Кейн, — задумчиво произнесла она. — Фрэнсис Кейн. Фрэнсис, Фрэнки... Помните меня? Я Рут, сестра Мартина.

Помню? Как я мог забыть! Я ответил с невозмутимым видом:

— Извините, мисс. Вы меня с кем-то перепутали.

— Не перепутала! — сердито возразила Рут Кэбелл. Сейчас она стала прежней Рут, которую я знал. — Вы Фрэнсис Кейн, так?

Я кивнул.

— Значит, я права. Я не могу ошибаться. — Она сняла очки. — Послушайте, вы учились в школе имени Джорджа Вашингтона с моим братом. Росли в приюте Святой Терезы. Неужели забыли?

— Извините, но вы ошибаетесь. Я не был не в одном из этих мест, я не знаю вашего брата.

— Но если вас зовут Фрэнсис Кейн, вы должны знать его, — настаивала Рут.

— Мисс, у меня очень распространенное имя, — терпеливо объяснил я. — В мире полно Кейнов и немало Фрэнсисов. — Я решил изменить тактику. — Как выглядел ваш знакомый? Держу пари, он не очень похож на меня.

Она несколько секунд молча смотрела на меня.

— Не очень, — неуверенно согласилась Рут. — Но прошло восемь лет.

— Вот видите? — с торжествующим видом спросил я.

— Нет, не вижу. Ничего не вижу. Вы, наверное, просто забыли. Вы больны. Такое случается часто.

— Люди не забывают друзей, как бы давно они не виделись.

Рут опять села.

— Но может у вас?.. — она замешкалась.

— Амнезия! — рассмеялся я. — Нет, не думаю.

— Я не могла ошибиться, — стояла она на своем. Рут решила подойти с другой стороны. — Помните Джули? Она работала у нас. Вы еще давали моему брату уроки бокса. А Джерри Коуэна помните? А Джанет Линделл? Дядя Моррис и тетя Берта? Неужели все эти имена ничего вам не говорят?

Я покачал головой и закрыл глаза. Эти имена говорили мне слишком много... Они являлись символами чистоты и любви, доброты и преданности. Я открыл глаза и покачал головой.

— Нет. Впервые о них слышу. — Я устало откинулся на подушку.

— Вы устали, — ласково проговорила Рут Кэбелл, — а я к вам пристаю с расспросами. Вы немного бледны. Я не хочу утомлять вас и расстраивать. Я хочу только помочь. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить. Помните, сначала Джули, а потом Джанет. Я немного ревновала вас к ним, ко всем людям, которым вы нравились. До сих пор не знаю, почему вас все любили? Я часто к вам приставала и оскорбляла. А однажды в школьном коридоре вы поцеловали меня и сказали, что мы будем друзьями. Помните? — Она немного отвернулась и продолжала: — Когда вы меня поцеловали, я неожиданно поняла, что люблю вас, что всегда любила, и мне стало стыдно за все те обидные слова, которые я вам говорила. Вы должны помнить это. Это невозможно забыть!

Я улыбнулся и с легким сарказмом проговорил:

— Если бы я вас поцеловал, я бы никогда не забыл. Ее щеки начали краснеть. Рут очень рассердилась на себя за то, что покраснела. Через несколько секунд она взяла себя в руки, повернулась ко мне и сказала ровным голосом:

— Извините, я могла ошибиться. Я не хотела вас обидеть. Я только пыталась помочь.

— Знаю, — мягко сказал я, — и я очень признателен вам за это. Мне жаль, что я не тот человек, которого вы ищете.

Она встала и слегка холодно сообщила:

— Вы тоже можете ошибаться. Завтра я приведу брата... а может, и Джерри Коуэна. Они точно скажут, кто из нас прав.

— Бесполезно, — солгал я, а сам подумал, что они мгновенно узнают меня, как бы сильно я не изменился.

— Мой брат интерн в городской больнице, и он едва ли сможет приехать до обеда, но я постараюсь вытащить его. Я надеюсь, что вы тот Фрэнсис Кейн. Мы должны многое вам рассказать. — Рут остановилась в ожидании ответа.

Я чуть не сдался. Я тоже так много хотел знать. О своих родственниках, например. В голове метались десятки вопросов, но я не задал ни одного. Рут по-прежнему оставалась очень сообразительной девочкой.

— Как хотите, леди, — устало сказал я, — только я вас предупреждаю, что это бесполезно.

На лице Рут промелькнуло разочарование.

— Кто знает, — проговорила она и отвернулась. — До свидания.

Когда она вышла из палаты, я дрожащей рукой потянулся к тумбочке и закурил. Итак завтра не позднее обеда! Это значило, что я должен убраться отсюда завтра до обеда! Нельзя рисковать и встречаться с Кэбеллом. Я решил уйти сразу после завтрака. Они не могли задержать меня, я не преступник.

Я задумался, почему мне никак не удавалось найти работу, почему у меня ничего не получалось. Не из-за отсутствия ли планов? Может, потому что я набрасывался на все подряд? Возможно. На этот раз надо все продумать до мельчайших подробностей, решил я. Но тут же мелькнула мысль, а что я могу сделать?

Я обдумывал все по порядку, отбрасывая одну дикую мысль за другой. Мысли метались в голове. Я огляделся по сторонам. Рядом с дверью висел небольшой плакат: «Палата 23. Бельвью». И тут меня осенило. Мысль промелькнула, как молния, и я очень удивился, что не вспомнил об этом раньше. Это то, что мне нужно. Верняк! Я погасил сигарету и лег спать.

* * *

Я остановился на углу и посмотрел на часы в витрине магазина напротив. Одиннадцать часов. Еле у спел, подумал я! Убедить доктора, что со мной все в порядке, удалось без особого труда. Что он мог возразить, если сам больной утверждает, что чувствует себя хорошо?

Правда, сначала он немного удивился, когда я попросил выписать меня.

— Вы должны отдохнуть здесь еще несколько дней, — ответил доктор. — Вам необходим отдых.

— Но, док, я чувствую себя лучше. К тому же за мной будут ухаживать друзья. Все будет в порядке.

— Ну если вы так считаете... Мы не можем заставить вас остаться, но вам лучше не перенапрягаться. Ваше состояние хуже, чем вам кажется. Вам необходимо, как минимум, пару дней полежать в постели.

— Не беспокойтесь, док, — заверил его я. — Полежу.

Он написал распоряжение о выписке и передал его сестре.

— Не забывайте, что я вам сказал.

— Все будет в порядке, док. Большое спасибо. — Я протянул руку.

Какую-то долю секунды он удивленно смотрел на мою руку, затем пожал ее. Сестра принесла одежду. Я оделся и вышел из больницы.

Я вновь взглянул на часы. Итак, одиннадцать. Теперь мне предстояло важное дело — необходимо отыскать Силка Феннелли и напомнить, что я для него сделал. Наверняка, я спас ему жизнь, вовремя отвезя в Бельвью. Если уж мне суждено вернуться, я решил пройти весь путь до конца.

Силк не сможет отказать мне.