Онлайн чтение книги Нибелунги. Кровь дракона
Глава 2

Гунтар расположился за письменным столом, заваленным всевозможными бумагами. Он, как и покойный отец, имел привычку решать государственный дела и подписывать надлежащие бумаги сразу же после завтрака.

Подле стола стоял Петроний, он подал королю свиток, тот развернул его и прочитал.

– Хм… Римский департамент дорожного строительства настоятельно просит меня принять участие в строительстве новой консульской дороги[7]Строительством дорог в древнем Риме заведовала специальная структура чиновников. Консульская дорога предназначалась для передвижения населения на гужевом транспорте и была шириной не менее 6 метров. В случае необходимости во время войны по ней могла осуществляться переброска войск. Параллельно основному консульскому тракту прокладывалась ещё одна дорога. Она была неширокой и предназначалась для пешеходов., дабы соединить Ворбетамагус с Августой Винделикой напрямую… – озадаченно произнёс король. – Что скажешь, Петроний?..

Советник развёл руками.

– Мой король, ничего не поделаешь, придётся ввести специальный налог, дабы покрыть расходы на строительство. Увы, Рим нынче не тот, что раньше, приходится экономить на всём…

– М-да, чиновники экономят на всём, кроме украшений для своих бесчисленных любовниц! – едко заметил Гунтар. – Строительство этой дороги – чистое разорение! Мало того, что её надо построить, возвести почтовые станции на расстоянии трёх лиг[8] Лига – примерно 4 км. друг от друга, содержать их, так ещё и назначить управителя, дабы тот следил за порядком!

Гунтар раздражённо отбросил свиток на стол. Петроний возвёл глаза к потолку и скорбно произнёс:

– Мой король, увы, но это неизбежно… Не сомневаюсь, что наместник Реции получил аналогичное предписание…

– Да! Но он не будет вынимать из своего кармана деньги на строительство! Он получит тремиссы[9] Тремисс – облегчённая золотая монета, чеканилась начиная с начала V века. Тремисс был в три раза дешевле упомянутого выше безантина. из Рима! – возразил Гунтар.

– Вряд ли… Ещё раз замечу: Рим в последнее время скуп. Думаю, что строительство будет осуществляться за счёт бюджета Реции.

Гунтар передёрнул плечами.

– Рим скуп до неприличия! Сенат отказывается содержать свои же легионы! Упраздняет один за другим. Чего уж говорить о дорогах. … Это всё плохо закончиться, Петроний. Рим опять захватят варвары.

– На всё воля Всевышнего, – смиренно заметил Петроний. Будучи христианином римского обряда, он старался не упоминать имя Христа, потому как королевский двор придерживался арианства. Однако посещал местный храм.

– И какой прок от этой новой дороги? Ты можешь сказать мне? – вопрошал король своего советника.

– Дело в том, мой король, что гунны, захватившие Паннонию, резко активизировались. Их вождь Мундзук, покоривший племена, живущие в бассейне Понта Эвксинского[10]Чёрного моря., обложил данью племена дакков и остготов. Первый Италийский легион, расквартированный на Дунае, оказался в затруднительном положении. Он не получает жалованья вот уже несколько месяцев, однако, не может покинуть место своей дислокации без приказа на то метрополии. – Начал пространные объяснения Петроний.

– Ничего не понимаю! Почему же Италийский легион не дал отпор гуннам? – недоумевал Гунтар.

– Потому, что войны фактически не было. Гунны предприняли стремительный набег, разграбили приграничные земли дакков и остготов, увели пленных… Легион и опомниться не успел, как те скрылись на землях Паннонии. К тому же, кому охота воевать на голодный желудок?! Интенданты легиона давно не получают «кормовых» деньг…

– Словом, надежды на Первый Италийский легион просто нет… – закончил король мысль советника.

Петроний кивнул и продолжил:

– Мало того, Мундзук заключил договор с Агинмульдом, вождём лангобардов. Увы, кочевники набирают силу. Сенат опасается, что гунны в союзе с лангобардами предпримут попытку вторжения в провинции Норик и Реция.

В душу короля закрался, если не страх, то уж точно щемящий холодок: гунны набирают силу. Что же будет дальше? На востоке зреет новая опасность…

– Дорога, которой предстоит связать Ворбетамагус и Августу Винделику, носит, прежде всего, стратегический характер… – понял он, наконец. – Войска в считанные дни можно перебросить к границам лангобардов… Вот оно что… Но тогда, – Гунтар устремил цепкий взор на советника, – почему же дорога должна быть консульской, а не военной? Военная дорога шире в два раза!

– Потому что, мой король, лангобарды наводнили своими шпионами Норик и Рецию. Уж поверьте мне, малорослого гунна с раскосым разрезом глаз можно определить безошибочно. Но только не лангобарда! Соглядаи выдают себя за алеманов, саксов, тюрингов, маркоманнов! Да за кого угодно! Всё равно их не отличить друг от друга. И те и другие статные и светловолосые. И они тотчас доложат своему вождю о том, что римляне затеяли строительство новой военной дороги. И это подстегнёт гуннов и лангобардов к вторжению. Тогда Норик и Реция подвергнуться опасности…

– Да, но насколько мне известно, на территории Реции в Субмукториуме базируется Третий Италийский легион. А недалеко от Лаврикуса, столицы Норика, – Второй Италийский легион. А у наших границ, в Аргенторатуме – Восьмой легион «Августа»[11]Легион VIII «Августа» был сформированный Юлием Цезарем в 59 году до н. э. Просуществовал до начала V века.. Или им тоже не платят жалованье и «кормовые»?

– Уверяю вас, мой король, что боеспособность Второго и Третьего Италийских легионов – на высоте, также как и «Августа»… – заверил Петроний.

– Слава Логосу! – не удержался от восклицания Гунтар.

– Полководец Аэций Флавий, к которому особенно благоволит Галла Плацидия, матушка малолетнего императора, по её поручению ведёт переговоры с гуннами. Насколько мне известно, он уже почти месяц пребывает в Виндобонне, столице Паннонии. Так вот, Аэций Флавий считает, что гуннов лучше иметь в союзниках, нежели врагах. Увы, ни для кого не секрет, что власть Рима существенно пошатнулась и Западной римской империи не сдержать ещё один натиск варваров. Вестготы и так десять лет назад разорили Рим…

Гунтар уныло слушал своего советника. В какой-то момент у него мелькнула мысль, что при таком положении дел малолетний Флавий Плацид Валентиниан может стать последним императором Западной Римской империи[12]Последним императором Западной Римской империи стал малолетний Флавий Ромул Август в 475 году. И пребывал у власти всего лишь один год..

* * *

Тем временем, Кримхильда с братьями и компаньонкой наслаждалась погожим солнечным днём. Стоял конец апреля. Земля уже пробудилась от зимы, на деревьях набухали почки, в воздухе витал запах прошлогодней листы, свежести и … любовной страсти.

Гильзехар с обожанием взирал на Сибиллу. Её фигура, точёный римский профиль, миндалевидные глаза, подобные спелым вишням, завитые волосы цвета воронова крыла вызывали в нём священный трепет.

Та же, как истинная римлянка, сохраняла редкостное спокойствие и делала вид, что не замечает красноречивых взглядов принца. Кримхильда прекрасно видела душевные муки брата и потому решила помочь ему. Она обменялась с Гильзехаром многозначительным взглядом и увлекла Гернота на скамейку, сокрытую разросшимся кустарников. Наконец-то Гильзехар Сибилла остались одни.

Младший принц тотчас начал атаку. Он приблизился к девушке.

– Отчего ты так холодна?.. Неужели мои муки не трогают твоё сердце?

Сибилла пожала плечами. На самом деле, она всё прекрасно видела, понимала и в какой-то мере разделяла чувства Гильзехара. Однако… Отец приучил её думать о материальном достатке. А в данном случае ей светил лишь отдалённый замок да примыкающий к нему клочок земли. О нет! Девушка сознавала, что была красива и не желала губить себя в бургундском захолустье.

– Жрицы, прибывшие из Медиоланума, утомили тебя? – резко спросила девушка.

Принц на какой-то момент растерялся. Однако быстро взял себя в руки.

– Я мужчина и имею право развлечься. Тем более, что «жрицы Венеры» для этого и предназначены. Это доступные женщины… Разве можно их сравнивать с тобой?

Сибилла усмехнулась.

– А твоя наложница? Говорят, она совсем юная… Кажется, рабыня… Саксонка по происхождению? Её зовут Гудрин?

Гильзехар надменно вскинул подбородок.

– Да, она – саксонка. И её действительно зовут Гудрин. Неужели это имеет для тебя хоть какое-то значение? Она просто рабыня… На тебе же я хочу жениться!

Сибилла обворожительно улыбнулась. Наконец-то она вырвала из уст Гильзехара долгожданное признание. Однако, что с ним делать?

– А, если я выйду за тебя, ты по-прежнему оставишь саксонку в наложницах? – лукаво спросила девушка.

– Нет! Я подарю её своему верному слуге!

– Хм… – задумчиво произнесла Сибилла.

– Ты согласна? Скажи мне! И я тотчас же поговорю с твоим отцом! – порывисто воскликнул принц.

– Если, ты имеешь по отношению ко мне серьёзные намерения, то в первую очередь должен был это сделать. Хотя… Я знаю, что ответить тебе мой отец…

Гильзехар затрепетал от волнения.

– Говори же!

– Он спросит: какие владения ты получишь на кормление? Чем ты будешь обеспечивать семью?

Гильзехар потупил взор. Да, удар был нанесён ниже пояса. Увы, он ничего не мог предложить прекрасной Сибилле, кроме своей любви.

– А, если я стану королём?

Сибилла улыбнулась, приблизилась к пылкому юноше почти вплотную и коснулась рукой его щеки. Тот же перехватил руку и осыпал её поцелуями.

– Король Гунтар молод и не жалуется на здоровье. Его наследник Гернот тоже в полном порядке… Неужели ты желаешь им смерти?..

– Нет-нет! Как ты могла подумать! Я завоюю королевство и брошу его к твоим ногам.

– Завоюешь?! – удивлённо воскликнула девушка. – Тюрингию или Саксонию? А, может быть, Фризию, в которой до сих пор расквартирован римский легион? Или бешеных длинноволосых франков, сметающих смертоносными секирами всё на своём пути?! Или попытаешься отхватить кусок Белгики, что принадлежит Риму?

Гизельхар смутился.

– Как ты жестока… – печально проронил он.

…Эти вечером Сибилла получила свиток. На нём изящной латынью были начертаны строки полные любви, томленья и отчаяния:

Сибилла несколько раз перечитала эти строки. Она испытывала двойственное чувство: с одной стороны Гильзехар привлекал её (статен, красив, красноречив, храбр, отличный охотник…), с другой – его мечта заполучить королевство была призрачной. И Сибилла это отчётливо понимала. Не для того Петроний Квинт, пятый сын своих родителей, покинул дом в Равенне и отправился искать счастья в Бургундии, чтобы его красавица-дочь связала свою жизнь с человеком, не имеющим ни малейших перспектив в будущем.

В это момент Сибилла приняла окончательное решение: она будет принадлежать Гильзехару только в одном случае, если он станет крупным землевладельцем. Пусть не королём, но по-крайней мере, соправителем, наместником или регентом…

Она убрала свиток подальше и ничего не стала говорить о нём Кримхильде.

* * *

Гунтар выслушал Петрония, подписал все надлежащие бумаги и пожелал остаться в одиночестве. Ибо ему было о чём подумать. Лангобарды… Гунны… Название этих племён нещадно сверлили его мозг.

Если уж сам Аэций Флавий, зарекомендовавший себя талантливым полководцем и дальновидным политиком, отправился на поклон к кочевникам… Чего вообще можно ожидать от варваров? Противостоять им сообща? Увы, это было невозможно. Договориться с саксами, тюрингами и фризами было непросто. Особенно с фризами. Их королевство, расположенное севернее нижнего течения Реймса, занимало на сегодняшний момент наивыгоднейшее положение. Франки не стремились захватить холодные земли, напротив они целенаправленно подвигались в Белгику. Фризов беспокоили своими набегами разве что племена данов. Да и то нечасто, потому как в Кастра Ветера[14] Кастра Ветера ныне Ксантен – город в Германии, в земле Северный Рейн – Вестфалия. Во времена раннего Средневековья III–V век принадлежал Римской империи. Был столицей провинции Нижняя Германия, основанной на земле фризов. Долгое время в окрестностях города располагался один из римских легионов «Ульпия Виктрикс», точнее в предместье Триценсима (что означает: тридцатый). Последнее упоминание легиона датируется 407 годом н. э. Что стало с ним впоследствии неизвестно. Я, как автор, делаю допущение, что в описываемый период легион ещё существовал. До сих пор в Ксантене сохранились памятники архитектуры, принадлежащие к периоду римского владычества. (вернее в его предместье, которое впоследствии получило название Триценсима) ещё два с половиной столетия назад Рим расквартировал Тридцатый легион «Ульпия Виктрикс». Хотя в последнее время (судя по отдельным слухам, долетавшим до Ворбетамагуса) боеспособность отдалённого легиона, сформированного в основном из германцев, резко снизилась. Забытый Римом, нерегулярно получавший жалованье (также как и Первый Италийский легион) «Ульпия Виктрикс» был близок к распаду. Часть солдат и командиров переженились на местных женщинах и предпочли гражданский образ жизни. Другие же стали, по сути, наёмниками. Король Зигмунд Вёльсунг платил им жалованье. И «Ульпия Виктрикс», сократившийся в двое, охранял королевство фризов от данов и викингов, пытающийся на своих кноррах и драккарах подняться по Рейну и разграбить Кастра Ветера.

Гунтар не был трусом, ему приходилось отражать нападения саксов, тюрингов и фраков. Он не испытывал страха, идя в бой, потому как сражался с равными себе и прекрасно разбирался в их тактике. С гуннами же всё было по-другому. Кочевники подчинили себе все племена, живущие вокруг Понта Эвксинского. Затем под их натиском пала римская провинция Паннония. Гунны крепко обосновались на её земле и превратили Виндобону, в которой когда-то жил наместник, в свою столицу. Из Паннонии они предпринимали дерзкие и молниеносные набеги против соседей: лангобардов (с которыми гунны договорились впоследствии и стали союзниками), дакков, маркоманнов, венетов, иллирийцев.

Аэций Флавий сумел-таки найти общий язык с гуннами, а это было отнюдь не просто. Ему даже пришлось провести у них некоторое время в заложниках, в то время кочевниками правил Руа. Римский полководец даже выступал вместе с гуннами в совместных военных кампаниях. Но со смертью Руа всё изменилось, власть над гуннами унаследовал его брат Мундзук. А он, увы, с Римом ни о чём не договаривался.

Не прошло и месяца со дня правления нового вождя, как Бургундию потрясла весть: несмотря на достигнутые договорённости Руа и Аэция Флавия, гунны и их союзники нарушили установившийся хрупкий мир и атаковали приграничные земли Норика и Реции. По слухам кочевники располагали тридцатью тысячами всадников. И эта лавина, сметающая всё на своём пути, устремилась на римские провинции. Первыми пострадали приграничные деревни и военные форты.

Однако римские легионы, расквартированные в провинциях, находились в боевой готовности и загодя стянули свои силы к границам с лангобардами и гуннами. Несмотря на то, что земли провинций были наводнены соглядаями Мундзука и Агинмульда (однако Аэций Флавий также сумел извлечь выгоду из жадности кочевников), римские легионы предприняли решающий марш бросок, устремившись в приграничные районы. Силы Третьего Италийского легиона отправилась из Субмукториума в Августу Винделику, Второго легиона – в Лаврикус. Восьмой легион «Августа» по решению Галлы Плацидии и её военных советников было решено незамедлительно перебросить в провинцию Норик, которая по их разумению должна подвергнуться основному удару неприятеля.

Первый Вспомогательный легион[15]Легион просуществовал до 444 года, был расформирован в Паннонии в Брегеционе. Местом первой дислокации был Монгутиак (до того момента, как Бургундия стала федератом Римской империи). Затем был переведён, возможно в Паннонию. Дислокация Первого Вспомогательного легиона в Камбодунуме – лишь предположение автора. прикрывал тылы своих собратьев по оружию, подтянувшись к алемано-этрусской границе, покинув Камбодунум и готовый в любой момент совершить марш-бросок.

Битва была жестокой: три римских легиона, пятнадцать тысяч воинов, против тридцати тысяч кочевников. Однако гунны и ломбардцы дрогнули. Как не хотел Мундзук, но он был вынужден отступить обратно в пределы Паннонии.

Тут снова на политической сцене появился прозорливый Аэций Флавий. В окружении немногочисленной свиты, тем самым подчёркивая добрые намерения (и это после предательского нападения Мундзука!), отправился в Виндобону, дабы достичь уже новых договорённостей.

В Равенне опасались, что полководцу это вряд ли удастся. Единственной, кто не сомневался в способностях Аэция, была Галла Плацидия. И посол оправдал её надежды, он подписал с гуннами (но не с лангобардами!) мир, в котором Римская империя признавала Паннонию своим федератом, обязалась поддерживать финансами (иначе говоря, платить дань). Однако, порукой будущему миру должен был стать сын вождя – Аттила. Он вместе с Аэцием Флавием отправился в Равенну и поселился на вилле полководца. Аттилу (а ему было примерно двадцать лет) встретили предупредительно, исполняли всяческие его желания и прихоти.

Аэций узрел в молодом человеке незаурядный ум и рассчитывал путём романизации сделать из него верного союзника. Отчасти ему это удалось. Действительно, Аттила перенял римскую манеру одеваться и изъясняться. Он овладел латынью и … искусством плести интриги. Сын Аэция, юный Карпилион, рождённый от первой жены полководца готского происхождения, охотно сопровождал заложника. Их часто видели вместе в окружении молодых девушек в Равенне. Несмотря на свою экзотическую внешность, раскосые глаза, слегка приплюснутый нос и невысокий рост (традиционно длинные волосы заложник остриг на римский манер), Аттила казался им весьма притягательным.

Мало того, здешнее общество (императорский двор находился в Равенне) проявляло нескрываемый интерес к кочевнику. Галла Плацидия сама неоднократно встречалась с Аттилой. Император же в силу своего малолетнего возраста не мог осознать всю важность общения с коренастым темноволосым мужчиной с раскосыми глазами. (А его сестра Гонория спустя полтора десятка лет сама предложит Аттиле брачный союз по политическим соображениям).

Предпринятые попытки Аэция Флавия добиться, наконец, долгожданного мира с гуннами, увенчались успехом – цель была достигнута. Но тотчас возникла другая проблема – лангобарды. Они-то не подписывали договора с Римом! Да и Мундзук стал науськивать своих бывших союзников и всячески поддерживать их, дабы те вторглись в Норик и Рецию, покуда римские провинции не оправились от потерь и легионы не успели пополниться свежими силами.

Король Агинмульд потерял в походе много воинов, однако, не сопоставимо меньше, чем гунны. Богатство Реции и Норика не давали лангобардам покоя. Агинмульд отправил послов к вождям германских племён, маркоманнам и западным свевам[16]Большая часть свевов в 406 году вместе с готами (впоследствии, вестготами) приняли активное переселение на Пиренейский полуостров (территория современной Испании)., с предложением союза. Германцы долго раздумывать не стали. Они не могли простить Риму войны, которую поиграли почти два века назад и лишились былого могущества. Зародился новый союз: лангобарды, маркоманны и свевы. И они совместными усилиями были готовы обрушиться на римские провинции. Но к тому времени Аэций успел укрепить Второй и Третий Италийские легионы свежими силами, о чём соглядаи и доложили Агинмульду. Он пришёл в бешенство, однако от похода отказываться не стал. Он повел объединённые силы в другом направлении: на Тюрингию и Бургундию.

…Весть о вторжении лангобардов застала Гунтара и его братьев на охоте. Они тотчас же вернулись в Ворбетамагус, собрали дружину и выступили по направлению к Тюрингии.

Перед ними предстала безрадостная картина: выжженные деревни, окровавленные трупы, тронутые разложением. Западные пределы королевства были разграблены подчистую.

Агриппина, столица Тюрингии, некогда возникшая вокруг римского форта, была полностью уничтожена. Само же королевство подверглось невиданному разграблению. Фисуд, король Тюрингии чудом остался жив.

Поэтому лангобарды, отягощённые тюрингской добычей, отступили ещё до прихода королевских сил. Агинмульд решил, что ещё вернётся в Бургундию, дойдёт до самого Ворбетамагуса и пленит прекрасную Кримхильду.

* * *

В начале лета в Бургундию прибыл посланник короля лангобардов. Облачённый в красный плащ, подбитый мехом лисицы, обвешанный всевозможными украшениями, – его дружина выглядела подстать, – германцы приблизились к Ворбетамагусу.

Гунтар был предупреждён о том, что лангобарды пересекли границу, ещё загодя. Причём посланник поступил хитро. Он решил отправиться сначала в Августу Винделику, а уже затем по военной дороге – в Субмукториум, Курию Расторрум, Камбодунум, Констанцию и далее в Ворбетомагус. Таким образом, лангобарды демонстративно проследовали через всю Рецию и северные земли алеманов, чинить препятствий им не стали, потому, как посланник обладал охранной грамотой, выполненной по всем римским законам на латыни и скреплённой личной печатью Агинмульда, а затем благодаря щедрым дарам – и печатью наместника.

Словом, король лангобардов в лице своего посланника и разряженных, как павлины, дружинников, давал понять всем, что следует в Ворбетамагус с более, чем мирными намерениями.

…Итак, лангобарды стояли под стенами Ворбетамагуса, ожидая дозволения проследовать в город. Гунтар пребывал в смятении: с одной стороны ему хотелось выхватить меч из ножен и разрубить каждого из лангобардов от темени до пупка[17]Излюбленный удар кельтов (ирландцев, шотландцев) и викингов. Означает верх презрения к врагу и смерти.. С другой они обладали дипломатическим иммунитетом. Петроний, видя состояние короля, не преминул ему об этом напомнить.

– Вы можете ненавидеть или презирать лангобардов, мой король. Но они явились в Бургундию на сей раз ни как враги, а как посланники. Поэтому вы просто обязаны принять их и выслушать…

Гунтар цепко воззрился на советника.

– Ума ни приложу, что им вообще от меня могло понадобиться? – высказался он.

Петроний пожал плечами.

– О том ведомо только Всевышнему. И потому…

– Да-да! – Нетерпеливо перебил советника Гунтар. – Я должен принять их!

…Наконец лангобарды были приглашены в стены города. Король приказал разместить их в специальных покоях, предназначенных для подобных случаев. Ворбетамагус часто посещали посланники из Медиоланума (в последнее время из Равенны), Августы Винделики, Констанции, Лаврика, Агриппины, Кастра Ветеры, Дурокортурума и Камерарума, поэтому королевский дворец, построенный наподобие римской виллы, располагал отдельными помещениями, где мог разместиться гость и его люди.

Лангобарды остались довольны приёмом. Даже вечером их развлекли очаровательные рабыни. На следующее утро была назначена аудиенция у короля.

Альбоин, так звали лангобардского посланника, вошёл в приёмный зал в сопровождении двух нарядно одетых слуг, державших в руках увесистые ларцы явно тюрингской работы.

Гунтар метнул на них взгляд. Отчего-то ему стало неприятно и «засосало под ложечкой». «Награбили, теперь раздаривают…» – невольно подумал он.

Лангобард приблизился к трону Гунтара, почтительно поклонился и произнёс на безупречной латыни:

– Я – Альбоин, посланник короля Агинмульда. Мой король прислал дары в знак почтения и надежды на взаимное понимание… – Он сделал знак рукой, слуги сделали несколько шагов вперёд, поклонились, поставили ларцы на пол и отворили их. Перед взором Гунтара в одном из доверху наполненных ларцов предстали россыпи сочных тёмно-вишнёвых и коричневых гранатов, изящных фиолетовых аметистов, соблазнительных золотисто-жёлтых гелиодоров. В другом – украшения со вставками из жёлто-красных гиацинтов, синих и розовых турмалинов, бледно-голубых лунных камней, оранжевых опалов, бледно-зелёных празеолитов.

К своему вящему удивлению Гунтар был сражён богатством и красотой подарков. Невольно он подумал, что ни лангобарды, ни тюринги не умеют так искусно гранить камни и изготавливать столь изящные украшения. Наверняка, они византийского происхождения и стали добычей во время одного из походов лангобардов с гуннами в бассейн Понта Эвксинского. Вероятно, кому-то из тамошних царьков пришлось расстаться со своей сокровищницей.

Альбоин и превеликим удовлетворением заметил, что король сражён красотой драгоценных камней. Он улыбнулся, продумав: «Путь лангобарды не так утончены как бургунды, зато мы – истинные воины! И можем добыть в сражении всё, что пожелаем!»

Наконец, Гунтар совладал с собой и милостиво произнёс:

– Благодарю короля Агинмульда за столь щедрые дары.

Посланник подобострастно поклонился.

– Мой король также выражает надежду, что недавний пограничный инцидент… – он многозначительно посмотрел на Гунтара, – не станет препятствием для того, чтобы два великих дома породнились.

Гунтар удивлённо «вскинул» густые чёрные брови и понял, наконец, цель визита посланника. Однако, решил занять выжидательную позицию. Петроний же, находившийся подле трона несколько раз крякнул, мотнул головой, словно бык, отгонявший назойливую муху и воззрился на рядом стоявшего Гернота. Тот неожиданно подмигнул советнику, также понимая, что речь пойдёт о сватовстве.

Гизельхар на встрече с лангобардом не присутствовал., ибо был занят тем, что строил планы военных компаний, позволившие бы ему захватить хоть какое-нибудь королевство. Увы, но подходящих королевств поблизости почему-то не было, да и с дружиной приходилось повременить… Словом, новые земли Гильзехар завоёвывал и бросал к ногам Сибиллы лишь в своём воображении.

Тем временем, Альбоин продолжил:

– Король Агинмульд наслышан о госпоже Кримхильде. Певцы, что достигли лангобардского королевства, восхваляли её несравненную красоту… Я даже записал на латыни одну песнь…

Посланник, словно фокусник, извлёк из длинного рукава нарядной туники свиток. Развернул его, откашлялся и прочитал с выражением:

Альбоин умолк. Гунтар, Петроний и Гернот ещё какое-то время пребывали под впечатлением стихотворения. Посланник не торопился, понимая, что кичливые бургунды не ожидали услышать такого из уст дикого лангобарда.

– Песнь прекрасна… – наконец вымолвил Гунтар.

Лангобард, не сомневаясь в этом, поклонился.

– Так каков будет ваш ответ, повелитель Бургундии? – лукаво прищурившись, поинтересовался Альбоин.

– Я должен всесторонне обдумать предложение короля Агинмульда. Вы, как посланник, понимаете всю ответственность, внезапно возлёгшую на мои плечи. Поэтому я предлагаю вам воспользоваться моим гостеприимством, погостив в резиденции… А затем сообщить о моём ответе своему королю. Я же тем временем соберу государственный совет, потому как рассматриваю предстоящий союз не только, как брачный, но и как стратегический…

Альбоин просиял, не ожидая услышать столь мудрый и в какой-то мере витиеватый ответ. В целом он был доволен: по всему было видно, король бургундов настроен весьма серьёзно.

– Благодарю вас, повелитель Бургундии. Однако, у меня есть одна просьба…

– Слушаю, вас досточтимый Альбоин.

– Я так много слышал о красоте ваше сестры, что хотел бы увидеть Кримхильду воочию, дабы поделиться впечатлениями со своим королём.

Гунтар замешкался с ответом. Он устремил взор на Петрония: тот же отрицательно покачал головой. Гунтару не понравилась реакция советника и он, наконец, ответил:

– Разумеется, Альбоин. Но лучше увидеть мою сестру так, чтобы она ни о чём пока не догадывалась. Ни к чему тревожить девичье воображение раньше времени. Я сообщу вам о такой возможности отдельно…

Лангобард, преисполненный надежды, откланялся и в сопровождении своих людей покинул приёмный зал.

Петроний хранил глубокомысленное молчание. Гернота же, напротив, прямо-таки распирало высказаться:

– Гунтар! Насколько я понял, король диких лангобардов намерен жениться на нашей сестрице!

– Да, ты всё правильно понял… – подтвердил король, вставая, наконец, с трона. – Однако, лангобарды не такие уж дикие… Посмотри, какие камни и украшения прислал их король.

Гернот стремглав бросился к открытым ларцам. Он опустился на мозаичный пол перед одним из них, наполненным драгоценными камнями и, не удержавшись, зачерпнул пригоршню гранатов, лежавших сверху.

– Словно, запёкшиеся капли крови… – зачарованно произнёс он.

Петроний многозначительно откашлялся. Гунтар обернулся и пристально воззрился на советника.

– Ты хочешь что-то сказать, Петроний?

– Да, мой король… По поводу прозвучавшего предложения.

– Советую тебе повременить и всё как следует обдумать. Завтра я соберу совет, на котором мы обсудим предложение короля Агинмульда.

– Как вам угодно, повелитель… Могу ли я удалиться?

Гунтар милостиво кивнул. Петроний покинул приёмный зал, Гернот по-прежнему созерцал драгоценные камни. Они притягивали и манили его…

Гунтар удалился в свой кабинет, дабы собраться с мыслями. Гернот же поспешил в покои матушки. Она и её компаньонки занимались вышиванием. Утта оторвалась от своего кропотливого занятия и воззрилась на вошедшего сына.

– Матушка, могу ли я поговорить с вами?

Утта удивилась: в голосе сына послышались взволнованные нотки. Она встала с мягкого, обшитого бархатом, табурета.

– Нам лучше отойти… – произнесла она, заметив уже любопытное взоры компаньонок. И увлекла сына в дальний угол комнаты, где стоял низкий столик, вокруг которого были разбросаны цветные подушки. Компаньонки, сыновья и дочь, часто посещавшие покои королевы-матери любили понежиться на них. Однако Утта предпочитала сидеть на стуле, стоявшим тут же подле подушек.

Она села на стул и жестом пригласила сына расположиться на подушках у её ног. Но почему-то Гернот не спешил это сделать. Он присел на подушки поодаль от матери, обдумывая всё то, что намеревался сказать ей. На столе стояли серебряные и византийские керамические чаши, наполненные различными фруктами. Гернот с задумчивым видом потянулся за крепкой золотистой виноградинкой, положил её в рот и начал сосредоточенно жевать.

Утта была окончательно заинтригована. Она, наконец, не выдержала затянувшегося молчания и первой нарушила его.

– Говори, Гернот, не томи меня…

Гернот встрепенулся, выйдя-таки из задумчивости. Он перебрался на подушки подле матушки и начал говорить тихо, стараясь не привлекать внимания компаньонок.

– Гунтар встречался с послом лангобардов…

Утта кивнула.

– Я знаю о его прибытии в Ворбетамагус. Надеюсь, его хорошо разместили?.. Хотя не стоило! Ещё недавно эти дикари топтали нашу землю.

– Да их разместили хорошо, посол остался доволен оказанными почестями и гостеприимством сенешаля… – подтвердил Гернот. – Король Агинмульд прислал щедрые дары…

– М-да… И чего же он хочет? – насторожилась Утта.

– Мира, взаимопонимания… – неопределённо ответил Гернот.

Утта удивлённо вскинула чёрные выразительные брови.

– Можно подумать мы были против мира! Это лангобарды напали на нас! И теперь взаимопонимания им подавай! Странно… Что всем за этим кроется, Гернот? Ты можешь объяснить мне?

Гернот пребывал в смятении: разумеется, он был сражён дарами лангобардов, однако, считал короля Агинмульда отнюдь не подходящей партией для Кримхильды. Повелителю лангобардов было уже сорок пять лет, он похоронил двух жён. И теперь решил жениться на юной девице! Кримхильде едва исполнилось пятнадцать! Всё в Герноте протестовало против этого брака. И он боялся, что Гунтар согласится…

– Король лангобардов просит руки Кримхильды! – выпалил Гернот.

Утта побледнела, однако, старалась сдерживать захлестнувшие её эмоции.

– И что король, мой сын? Что он ответил посланнику? – с тревогой в голосе поинтересовалась королева-мать.

– Гунтар сказал, что должен обдумать предложение… Вопрос серьёзный… – понимая состояние матери, ответил Гернот.

– И как долго Гунтар намерен обдумывать предложение лангобардов? – допытывалась Утта.

– Завтра он собирает совет… – признался Гернот и тут же порывисто добавил: – Матушка, я не хочу, чтобы моя сестра отправилась в дикие земли и стала женой стареющего сластолюбца!

Утта с благодарностью воззрилась на сына.

– Ничего не говори Гунтару о нашем разговоре… И тем более Кримхильде… Не престало попусту беспокоить её.

– Обещаю, матушка… Однако, наш король обещал, что посланник-лангобард увидит Кримхильду.