Онлайн чтение книги Ночь у Насмешливой Вдовы Night at the Mocking Window
Глава 2

В ту же субботу, примерно в то время, когда преподобный Джеймс принял важное решение, у церкви на западной оконечности Главной улицы остановилось такси, приехавшее из самого Бристоля. Из такси вылез высокий и тучный, можно сказать, бочкообразный джентльмен в белом альпаковом костюме.

Главная улица с ее аккуратными тротуарами полого спускалась к поместью на другом конце. Все было погружено в субботнюю дрему. У обочин стояли припаркованные машины. За окнами слышалось звяканье чайной посуды; жены накрывали столы и будили мужей, которые любили поспать после обеда.

Полный джентльмен, с трудом, пыхтя выбравшись из такси, уперся кулаком в бок, подобно Виктору Гюго, и, надменно улыбаясь, принялся обозревать окрестности. Очки в черепаховой оправе съехали на самый кончик его носа. Огромная, совершенно лысая голова оставалась непокрытой, несмотря на осеннюю прохладу. Впрочем, вскоре таксист выудил откуда-то из недр машины панаму и нахлобучил ее пассажиру на затылок.

— Значит, это и есть Стоук-Друид? — презрительно осведомился сэр Генри Мерривейл.

— Ага, — отвечал таксист, в котором легко угадывался уроженец восточного Бристоля. — Ну и чемоданчик у вас — экстра-класс! — Таксист еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Просто любо-дорого смотреть! Вот это вещь!

— Не твое дело, сынок, — сурово отвечал великий человек. — Твое дело — вытащить мой чемодан и поставить его стоймя — не забудь, стоймя! Именно так, как я тебя учил по дороге.

— Будет сделано, командир!

На противоположной стороне улицы, сбившись в кучку, стояли шестеро детей в возрасте от девяти до тринадцати лет. Их сопровождали две собаки, шотландский терьер и черно-белая длинноногая дворняжка. Когда в тот день юные представители Стоук-Друида вышли из дому, они сияли чистотой, как полы в кухне у их матерей. Сейчас всех их — и мальчиков, и девочек — трудно было отличить от африканских божков вуду. Они уныло ждали, что вот-вот их позовут домой пить чай — и тогда начнутся репрессии.

Однако, когда дети увидели такси, меж ними словно пробежала электрическая искра.

— Полегче! — рокотал тучный джентльмен. — Во имя всех святых, полегче!

То, что появилось из такси, на первый взгляд было обычным коричневым кожаным чемоданом, только очень большим и удлиненной формы. Но когда таксист с трудом приподнял его и поставил на тротуар стоймя, дети увидели на донышке четыре толстеньких маленьких никелированных колесика.

— Спасибо, сынок. — Тучный джентльмен расплатился с таксистом.

Продев два пальца в кожаную ручку, сэр Генри Мерривейл величественно закосолапил по улице. Он не тащил тяжесть; огромный чемодан просто катился за хозяином — бесшумно и довольно зловеще.

— Вот это да! — послышался чей-то голос. — Вы только посмотрите!

Великий человек хмыкнул и кашлянул. Понимая, что на него смотрят — он не заметил еще пятнадцати пар глаз взрослых, глазевших на него из-за занавесок, — Г.М. небрежно вез чемодан одним пальцем, как будто вел по ипподрому победителя дерби.

Дети и собаки рассредоточились по улице; они окружили приезжего у табачной лавки, которая размещалась в одном доме с парикмахерской.

— Сэр! — послышался чей-то дрожащий голосок.

— М-да?

Говоривший оказался долговязым тринадцатилетним мальчишкой в кепке колледжа Мальборо. Выговор у него был безупречным.

— Пожалуйста, скажите, сэр, — продолжал мальчик, — почему у вас такой смешной чемодан?

Г.М. обиделся.

— Что не так с моим чемоданом? — Он так грозно воззрился на детей, что обе собаки затявкали и отступили назад. — Я сам его изобрел, лично! И теперь мне не приходится таскать тяжести! Разве у тебя никогда не болела спина оттого, что приходилось тащить тяжеленный чемодан сорок пять миль?

Разгадка тайны до того сильно подействовала на всю группу, что дети некоторое время молчали, собираясь с мыслями.

— Ага! — с упрямым видом заявил коренастый малыш. — У него колесики на днище. А наверху-то зачем?

Малыш (сын мясника) был прав. В верхней части чемодана также посверкивали четыре колесика; мальчик по очереди крутанул каждое из них, оставив на коже чемодана художественные отпечатки своих грязных ладоней.

— Эх, сынок! — укоризненно вздохнул Г.М. — Мой чемодан всегда находится нужной стороной вверх, как бы ты его ни схватил. Снизу тоже есть кожаная ручка. Тебе остается только перевернуть чемодан — и вот, пожалуйста!

— Неужели вы до всего этого сами додумались? — недоверчиво и восхищенно переспросила одиннадцатилетняя девочка с леденцом за щекой.

— Ну… да! — Г.М. скромно взмахнул рукой.

Жуткий вопль, от которого по черепу Г.М. побежали мурашки, не означал, что кто-то из детей сошел с ума. Просто юному Томми, сыну Сквайра Уайата и самому грязному мальчишке из всей компании, вдруг пришла в голову счастливая мысль. Растолкав друзей, он шагнул вперед и по-свойски дернул Г.М. за полу пиджака.

— Послушайте, сэр! — прошепелявил он. — А если взять вашу громадину да поставить боком, как обычный чемодан?

— Допустим! — кивнул Г.М., обычно не отличавшийся терпимостью. — Ну а дальше?

— Тогда у него будут по два колесика спереди и сзади. Чемодан тяжеленный. И громадный, как гоночный автомобиль. Наверное, он пролетит вниз четыреста ярдов — отсюда до папиного парка, как сэр Малколм Кэмпбелл в «Синей птице»!

— Хм… ну что ж… — задумался великий человек. — Можно проверить. Устроим гонку? Чемодан против собак!

— Здорово! — прошептал юный Уайат, пораженный великодушием незнакомца. — Вот именно! Против собак!

Состязание вот-вот готово было начаться; к действительности, суровой действительности, Г.М. вернули только оглушительные вопли:

— Спорим, моя собака обгонит чемодан!

— Ха! Твой жирный скотч-терьер? Да ни за что! Зато мой пес обставит его!

— Берегись, Томми Уайат! — пропищала очень маленькая девятилетняя девочка. — Твой папа сегодня обходит Северный луг, и он сказал…

— Р-р-р! — зарычала черно-белая дворняжка. Обе собаки ощетинились и смотрели на чемодан одновременно подозрительно и неприязненно.

— Ставлю тысячу фунтов!

— А я — миллион!

— А я…

— А ну, молчать! — рявкнул Г.М. На улице воцарилась мертвая тишина. Дети обступили его и просительно дергали за полу пиджака; возможно, так они демонстрировали свое доверие, что, впрочем, портило белый костюм и омрачало настроение Г.М. Поправив очки, он выдвинул ультиматум. — Состязание состоится, — объявил он. — Это я вам обещаю. Более того, приводите, если хотите, и других участников, за исключением борзых. Мой чемодан даст им фору. Но только не сейчас.

— Почему?

— Как вы не понимаете, сынок? Мне нужно распаковать свой старый добрый чемодан, вынуть оттуда вещи — на случай, если он случайно откроется. Чтоб мне лопнуть, у меня там бутылка виски! Вы же не хотите, чтобы полная бутылка виски разбилась?!

Девочки захихикали, но в целом дети нехотя согласились с Г.М. Гарри Голдфиш мальчик в кепке колледжа Мальборо, выдвинул встречное предложение:

— Сэр, у вас есть сигареты?

Пораженный Г.М. выпятил грудь и оглядел четверых мальчишек.

— Не вздумайте курить сигареты, слышите? — загремел он.

— Да, сэр, — уныло кивнул мальчик в кепке.

— Чтобы никто из вас не вздумал курить сигареты, поняли?

Мальчишки мигом поскучнели.

— Сигареты, — наставительно продолжал Г.М., — курят только девчонки да маменькины сынки. Если уж хотите курить, то курите сигары, как я. Вот, держите! — И он извлек из внутреннего кармана пиджака четыре превосходные гаванские сигары, каждая в целлофановой обертке.

Дети пришли в исступленный восторг. Пятнадцать взрослых, продолжавших наблюдать за происходящим из-за занавесок, выпучили глаза.

Одиннадцатилетняя девочка с леденцом со скучающим видом дернула плечиком — очень по-женски.

— Не грусти, куколка, — обратился к ней Г.М. — Вот десять шиллингов для вас, девочек; разделите поровну и купите себе конфет, помады или еще что-нибудь. По-моему…

Он замолчал и посмотрел на другую сторону улицы. Метрах в пятнадцати от них, небрежно прислонившись спиной к стене, стояла еще одна девочка лет четырнадцати — хорошенькая, пепельноволосая, в нарядном и очень чистом платье. Г.М. показалось, что, несмотря на несколько надменное и скучающее выражение лица, в серых глазах девочки стояли слезы. Поняв, что ее заметили, красавица повернулась и зашагала прочь.

— Это Пэм Лейси, сэр, — светским тоном заметил мальчик в кепке колледжа Мальборо. — Дочь миссис Лейси. Подходящая малышка.

— Ага, — воскликнул мятежный и практичный сынишка мясника. — А папаши-то у нее и нет! — Он презрительно фыркнул.

— Хватит болтать! — прикрикнул на него Г.М. — Что значит «папаши у нее нет»?

Девочка вынула леденец на палочке изо рта и повертела в руке.

— Ну-у… — протянула она. — Одни так говорят, другие — по-другому. Пэм такая интелекталка…

— Интеллектуалка, — поправил ее мальчик из Мальборо-колледжа.

— Возможно, вы и правы, мистер Гарри Голдфиш, — фыркнула девочка. — Интелекталка она для нас. Но мой папа говорит…

— А кто твой отец, куколка?

— Мистер Горди, сапожник, — с гордостью отвечала девочка. — Он уж такой интелектал, что никому не верит. Он говорит, что она распущенная. — Все это время мисс Горди не сводила глаз с лица Г.М. — Вот попробуйте нагнать ее и дать десять шиллингов!

— Не знаю, о чем ты! — солгал Г.М., взмахнув рукой. — Кстати, мне пора. Может ли кто-нибудь из вас сказать, где найти человека по имени Рейф Данверс?

— Из книжной лавки? — хором закричали дети. — А что вам от него нужно?

— Вам-то что, черт вас дери! Только вы, детишки, не ругайтесь! Где он?

— Идите прямо вниз, по этой стороне.

И Г.М. зашагал прочь, невзирая на мольбы остаться. Он гордо шел, ведя рукой чемодан и даже не подозревая о грозящей ему катастрофе. Г.М. был очень доволен собой. Он не только не поддался искушению, но и преподал наглядный урок нравственности представителям молодого поколения.

Вскоре взгляд его уткнулся в позолоченную вывеску над довольно пыльной витриной. Вывеска гласила: «РАЛЬФ ДАНВЕРС: КНИГИ». У входа в лавку стоял лоток с дешевыми изданиями по два пенни. Наблюдательный прохожий непременно отметил бы одну странность: витрина книжной лавки была забрана тяжелыми железными прутьями, как, впрочем, и остальные окна дома.

Хотя в Стоук-Друиде фамилия «Данверс» мало что говорила кому-нибудь, кроме Гордона Уэста и полковника Бейли, она весьма знаменита в кругах богатых и не очень богатых коллекционеров редких изданий в Лондоне и Нью-Йорке. Целых двадцать лет магазин Данверса на Бонд-стрит являлся их Меккой. До сих пор многие любители негодуют на Данверса за то, что он похоронил себя в глуши Сомерсета, — им очень недостает долгих, неспешных бесед с владельцем магазинчика на Бонд-стрит.

— Я люблю мир и покой, — объяснял знакомым Данверс. — А дела веду в основном по почте. Можете выписать по каталогу любую книгу, на которую хотите взглянуть…

— Пустая трата времени! — раздраженно возражал Данверсу один постоянный и состоятельный покупатель. — И потом, вы ведь и сами любите порыться в книгах — вдруг да отыщется что-то ценное! Главные редкости вы ни за что не поместите в каталог! И мы даже не узнаем о новых сокровищах, покуда не приедем к вам и не схватим вас за горло!

Тут букинист уклончиво хмыкал и спешил перевести разговор на другую тему.

Итак, приехавший в Стоук-Друид ясным солнечным днем сэр Генри Мерривейл осторожно прислонил чемодан к лотку с дешевыми книжками, чтобы тот не убежал от него, и с легким сердцем вошел в лавку.

Коротко тренькнул колокольчик над дверью. Перешагнув порог, сэр Генри оказался в длинном полутемном зале, который еще удлинили, сломав заднюю стенку. Сбоку, в альковах, стояли стеллажи, пространство посередине занимали низкие столы со стопками томов. Здесь пахло старыми книгами; их аромат гораздо вернее запаха скучных роз или других цветов передает атмосферу мира грез.

Напротив входа, между высокими шкафами с дверцами, забранными сеткой, — в них хранились сокровища, — с потолка свисала лампа под зеленым абажуром; свет падал на конторку с закругленными углами. Сбоку от нее, закинув ноги на столешницу, сидел сам букинист и читал «Барчестерские башни».

Сэр Генри Мерривейл громко откашлялся, поправил панаму и, пыхтя, затопал к конторке.

Мистер Данверс осторожно положил книгу, сбросил ноги на пол и повернулся лицом к вошедшему.

— Привет, Рейф! — буркнул посетитель.

— Добрый день, сэр Генри, — отозвался букинист, как всегда, негромко и хрипловато, но вместе с тем решительно.

Мистер Данверс был полный пожилой человек; голову его покрывал редкий белый пушок. В лице букиниста не было ничего примечательного, если не считать острых голубых глаз, смотревших поверх очков без оправы, съехавших на самый кончик носа. При виде гостя в глазах мистера Данверса заплясали веселые искорки. Хотя жилет его был запачкан табачным пеплом, руки сияли чистотой.

— Очень рад, — с искренней теплотой продолжал Данверс. — Сколько мы с вами не виделись? Почти два года! Садитесь, садитесь! — Он показал на маленькое потертое кресло с кожаным сиденьем, в которое Г.М. тут же плюхнулся. Кресло под его могучим весом угрожающе заскрипело. — Как поживаете, дорогой сэр Генри?

— Ужасно, — с охотой отозвался Г.М. — У меня такое давление, что врачи специально таскают меня по всем отделениям больницы и хвастаются перед коллегами. Но надеюсь, хуже уже не будет.

— Я… мм… не совсем вас понимаю.

— Вот какое дело! — Г.М. выразительно взмахнул рукой. — Недавно я вернулся в Лондон из Челтнема. Там, пока я диктовал свою автобиографию, меня впутали в расследование одного убийства. Ах, чтоб мне лопнуть! Расследование-то меня и доконало. В жизни больше не притронусь ни к одному преступлению, даже если мне посулят бочку золота! В общем, я вернулся домой, надеясь с месяц поваляться в постели и поразмышлять. Но не тут-то было! Я получил вашу телеграмму.

Букинист, смущенно опустивший взгляд, ничего не ответил.

— Вы пишете, — продолжал Г.М., — что у вас есть нечто настолько прекрасное, что я должен увидеть это лично. И потому мне необходимо бегом бежать в вашу богом забытую деревню. Что ж, Рейф, будем надеяться, что я приехал не зря.

Данверс кивнул. Он поднял голубые глаза на Г.М., но тут же снова опустил их в пол.

— Насколько я помню, — начал он, — вас очень интересует Жозеф Фуше, бывший ловкий мошенник и авантюрист, ставший министром внутренних дел при Наполеоне. В вашем кабинете в военном министерстве даже висит большой портрет Фуше.

— Угу. Ну и что?

Данверс соединил кончики пальцев и задумчиво осмотрел их.

— Наверное, вам неизвестно, — продолжал он, — что Фуше по приказу императора написал секретные мемуары. В них он раскрывает не известные никому подробности и тайные интриги, связанные с жизнью наполеоновского двора с 1804 по 1812 год.

Г.М. потрясенно воззрился на букиниста.

— Ах, чтоб тебя! — прошептал он.

— Вот именно. — Казалось, букинисту очень не хочется рассказывать о сокровище, которое он откопал. — Мемуары в веленевом переплете вышли всего в двух экземплярах: один предназначался императору, а второй — самому Фуше. Известно, что экземпляр Фуше уничтожен. Но… — Данверс показал на один из шкафов с проволочной сеткой, — у меня имеется единственный сохранившийся экземпляр с примечаниями, написанными рукой Наполеона. Хотите взглянуть на книгу?

— Я хочу ее купить, — решительно заявил Г.М., кладя панаму на столик сзади. — Рейф, насколько я помню, вы не любитель торговаться; я тоже. Назовите вашу цену!

— Книга не продается, — заявил Данверс.

Сэр Генри Мерривейл прищурился.

— Наверное, правда, — заявил он после долгой паузы, — что цель жизни всех букинистов — отмена книжной торговли. — Он не выдержал: — Зачем же, ради всего святого, вы вытащили меня сюда?!

— Вы не поняли, — мягко возразил Данверс. — Я подарю вам книгу, если вы найдете человека, который рассылает в нашей округе анонимные письма.

Снова наступило молчание.

— Анонимные письма… вот как?

— Их автор подписывается «Вдова». «Вдовой» в наших краях называют древнее каменное изваяние на лугу… От этих писем половина моих односельчан едва не сошла с ума. По моему мнению, именно из-за них одна почтенная, хотя и немного нервная женщина утопилась в реке — в полумиле от того места, где мы с вами сейчас сидим… После ее смерти, — продолжал Данверс, — письма вроде бы перестали приходить. — Он особо выделил «вроде бы». — Но несомненно, скоро поступление их возобновится, и последствия будут еще плачевнее. Позвольте рассказать вам, что произошло.

Видимо, воспользовавшись методом дедукции в сочетании с многочисленными сплетнями, букинист в общих чертах уз нал большую часть — однако не все — из того, что нам уже известно. Его негромкий хрипловатый голос продолжал монотонное повествование. При ярком свете лампы заметно было, какой у него неожиданно решительный подбородок.

Г.М. сидел без движения, скрестив на груди руки. Выражение его лица изменилось: морщины разгладились, словно он надел суровую, но бесстрастную маску. Маленькие глазки неотрывно следили за Данверсом. Сейчас представители молодого поколения Стоук-Друида не узнали бы своего знакомого.

Данверс закончил рассказ неожиданными словами:

— Генри, ради бога, вмешайтесь и предотвратите еще чью-нибудь смерть!

Г.М. по-прежнему сидел неподвижно.

— Скажите, Рейф, вы тоже получили анонимку? — спросил он.

— Да, получил — две.

— Что вам приписывают?

— Среди прочего — что я торгую порнографическими изданиями и с их помощью соблазнил одну деревенскую девушку. Между прочим, и то и другое — неправда. Но видите ли, — тут умудренный опытом букинист улыбнулся, — против подобных обвинений я не возражаю. Суть в том, что автор анонимок полагал, что его яд меня заденет.

Он кивнул в сторону торгового зала.

— У меня имеется секция, посвященная криминологии и криминалистике, — продолжал он. — Однако там нет… мм… пособий по написанию анонимных писем.

— Ах, Рейф! Подобной литературы пруд пруди. Да и практического опыта тоже хватает. Расскажите поподробнее о тех письмах, которые вы получили.

Порывшись в битком набитом отделении для бумаг, Данверс вытащил сложенный пополам лист почтовой бумаги.

— Особенно мне бы хотелось, чтобы вы прочли вот это. Погодите, прошу вас!

— В чем дело?

— Признаюсь, мои познания в данной области проистекают главным образом из… мм… популярной прессы. Но позвольте после того, как вы прочтете письмо, и перед тем, как выскажете свои соображения, задать вам два вопроса!

Г.М. кивнул. Ральф Данверс передал ему листок. Пока Г.М. читал, ни один мускул не дрогнул у него на лице, и общее его выражение невольно внушало страх. Дочитав, Г.М. сложил письмо и вернул букинисту.

— Насколько мне известно, — заявил Данверс, — большинство анонимок пишется людьми полуграмотными. Впрочем, некоторые авторы подобных писем — люди образованные, которые нарочно делают орфографические и грамматические ошибки, чтобы их было труднее опознать. Я прав?

— Да, правы, Рейф.

— Отлично! Теперь возьмем письмо, которое получил я, и еще одно, которое показал мне один знакомый. Грамматика, орфография и пунктуация в каждом из них правильны до педантичности. Правда, автор изредка вставляет нецензурные слова, однако употребляет их нарочно, для создания эффекта неожиданности, который производят и сами послания. Злоба в них так и кипит.

Г.М. задумался.

— Мерзопакостное письмо, сынок, — согласился он и снова погрузился в размышления. — После чтения у меня испортилось настроение, как случилось бы со всяким другим человеком. Однако дело не просто в настроении. Я…

— Что?

Г.М. снова надел маску невозмутимости.

— Лучше говорите вы, Рейф.

— Автор анонимок — человек высокообразованный, по крайней мере, очень хорошо образованный, — продолжал Данверс. — Следовательно, по-моему, мы можем исключить из списка подозреваемых девяносто пять процентов местных жителей. Фермер или простой работник не в состоянии написать подобное письмо, как не в состоянии он, скажем, создать поэму Драйдена «Авессалом и Ахитофел». Значит, под подозрением у нас остаются…

— Продолжайте. Кто у нас остается?

Букинист замялся. Очевидно, ему очень не хотелось высказывать вслух свои подозрения, однако и молчать он не мог.

— Во-первых, — беззаботно заявил он, — я сам. — Голубые глаза над очками сверкнули. — Простоты ради допустим, что я невиновен. Далее мы имеем мисс Марион Тайлер, миссис Стеллу Лейси, мисс Джоан Бейли, полковника Бейли и мистера Гордона Уэста. Еще есть врач, который временно замещает нашего доктора Спенлоу, — доктор Шмидт; он плоховато говорит по-английски, но пишет всегда правильно, без ошибок. И еще можно включить в список подозреваемых мистера Голдфиша, аптекаря, и мистера Бенсона, хормейстера… Нет, погодите! — мягко прибавил Данверс, заметив, что Г.М. собирается что-то сказать. — Давайте выполним более приятную задачу и исключим тех, кого можно.

— Значит, по-вашему, кого-то можно исключить? Ну-ну.

— Если бы вы слышали, как изъясняется наш Сквайр Уайат, — улыбнулся букинист, — вы бы сами его исключили. То же самое относится и к бедному Фреду Корди, сапожнику, — хотя он когда-то даже купил пишущую машинку, чтобы писать гневные письма в газету, но потом разозлился и выкинул машинку в реку. Как вы понимаете, многие мои «подозреваемые» на самом деле вряд ли таковыми являются.

Г.М. извлек из внутреннего кармана портсигар с дешевыми черными сигарами. Превосходные «гаваны», которые он раздал мальчишкам, подарили ему на позавчерашнем банкете. Сам он считал, что курить «гаваны» — ниже его достоинства.

— Рейф, каков ваш второй вопрос? — спросил он.

— Второй вопрос?

— Ну да. Вы сказали, что зададите мне два вопроса. Все ваши предположения, высказанные до сих пор, касаются психологии автора анонимок. Так каков же второй вопрос?

Букинист встал, отодвинул «Барчестерские башни» и повернулся спиной к конторке.

— Автор писем, которые я читал, буквально сдвинут на сексуальной почве… Все в них так и дышит сексуальностью, каждая строчка — даже подтекст… Разве неправда, что большинство анонимных писем пишутся женщинами-психопатками?

— О нет! — Г.М. покачал головой. Голос его гулко прокатился по комнате. Данверс изумленно посмотрел на своего гостя. — Тут дело вот в чем, — продолжал Г.М. — Конечно, неправильно утверждать, будто половина анонимок пишется мужчинами, а половина — женщинами. Женщин все-таки больше. Но все же среди анонимов попадаются как те, так и другие.

— Но я всегда думал…

Слабо звякнул колокольчик над входной дверью, словно чья-то нерешительная рука наконец-то собралась повернуть ручку. На пороге, на фоне угасающего заката, появилась Джоан Бейли.