Онлайн чтение книги Северное сияние Northern lights, The Golden Compass
Глава вторая. Идея Севера

– Лорд Азриэл, – торжественно произнес Магистр и пожал ему руку.

Из своего укрытия Лира следила за глазами Магистра – и действительно, он сразу бросил взгляд на стол, туда, где раньше стоял графин с вином.

– Магистр, – сказал лорд Азриэл. – Я приехал поздно, не хотел мешать вашему обеду, поэтому расположился здесь. Здравствуйте, Проректор. Рад видеть вас в добром здравии. Извините за неопрятный вид, я только что высадился. Да, Магистр, токай погиб. Боюсь, вы в нем стоите. Швейцар уронил его, но это моя вина. Здравствуйте, Капеллан. Прочел вашу последнюю статью с большим интересом…

Он отошел с Капелланом в сторону, так что теперь Лира хорошо видела лицо Магистра. Оно было невозмутимо, но деймон на его плече нахохлился и беспокойно переступал с ноги на ногу. Лорд Азриэл был уже в центре всеобщего внимания, и, хотя всячески проявлял любезность по отношению к Магистру, ясно было, за кем сила.

Ученые здоровались с гостем и разбредались по комнате, кто-то садился за стол, кто-то в кресла, и вскоре комнату наполнил гул голосов. Лира видела, что они заинтригованы большим ящиком, экраном и фонарем. Она хорошо знала Ученых: Библиотекаря, Проректора, Исследователя и остальных; эти люди окружали ее всю жизнь, учили ее, наказывали, утешали, сгоняли с фруктовых деревьев в Саду, дарили ей маленькие подарки; другой семьи у нее не было. Она, наверно, и считала бы их семьей, если бы знала, что такое семья, – хотя, если бы знала, отнеслась бы так скорее к слугам Колледжа. У Ученых были дела поважнее, чем потакать прихотям диковатой девочки, попавшей сюда по случайности.

Магистр зажег спиртовку под маленькой серебряной жаровней и растопил в ней масло, после чего срезал пяток маковых коробочек и высыпал туда мак. После Трапезы всегда подавали мак: он прояснял ум, оживлял речь и способствовал содержательной беседе. По традиции его готовил сам Магистр.

В комнате стоял гомон, шипело разогретое масло, и, пользуясь этим, Лира стала устраиваться поудобнее. Она осторожно сняла с вешалки длинную меховую мантию и разложила на полу гардероба.

– Надо было взять колючую, – прошептал Пантелеймон. – А то на мягкой уснешь.

– Усну – тогда ты меня разбудишь.

Она села и прислушалась к разговору. Ужасно скучному, кстати: все про политику, притом лондонскую политику, хоть бы что интересное про тартар. Приятные запахи табака и поджаренного мака проникали в гардероб, и Лира то и дело начинала клевать носом. Наконец кто-то постучал по столу. Голоса смолкли, и заговорил Магистр.

– Джентльмены, от лица всех присутствующих я приветствую лорда Азриэла. Визиты его к нам редки, но всякий его визит – событие, и, насколько я понимаю, сегодня он намерен рассказать нам что-то чрезвычайно интересное. Как нам всем известно, в международных делах сейчас очень большая напряженность; завтра утром лорда Азриэла ожидают в Уайтхолле, и поезд с разведенными парами уже ждет его, чтобы отвезти в Лондон, как только закончится наше собрание. Поэтому распорядимся временем разумно. Когда он закончит доклад, полагаю, будут вопросы. Пусть они будут краткими и по существу. Лорд Азриэл, вы готовы начать?

– Благодарю вас, Магистр, – сказал лорд Азриэл. – Для начала я хочу показать вам несколько новых слайдов. Проректор, думаю, вам лучше всего будет видно отсюда. Может быть, вам, Магистр, удобнее будет занять кресло у гардероба?

Старик Проректор был почти слеп, и лорд Азриэл всего лишь проявил вежливость, предложив ему место поближе к экрану. Это означало, что Магистру придется сесть рядом с Библиотекарем, в каком-нибудь метре от убежища Лиры. И она услышала, как он проворчал, усаживаясь в кресло:

– Дьявол! Он знал о вине, не сомневаюсь.

Библиотекарь ответил вполголоса:

– Он будет просить фондов. Если потребует голосования…

– Мы должны возражать, употребив все наше красноречие.

Послышалось шипение – это лорд Азриэл подкачал проекционный фонарь. Лира слегка передвинулась, чтобы увидеть экран, на котором уже появился белый круг света. Лорд Азриэл сказал:

– Нельзя ли привернуть лампу?

Кто-то из Ученых поднялся с места, и в комнате потемнело.

Лорд Азриэл начал:

– Некоторые из вас, вероятно, знают, что двенадцать месяцев назад я отправился на Север с дипломатической миссией к Королю Лапландии. По крайней мере, таков был повод для поездки. На самом деле цель моя находилась севернее, уже во льдах, – я намеревался выяснить, что случилось с экспедицией Груммана. В одном из последних донесений Груммана Германской Академии говорилось о некоем природном явлении, наблюдающемся только на Крайнем Севере. Я намерен был исследовать его и одновременно выяснить все, что можно, о Груммане. Но первый снимок, который вы увидите, не связан прямо ни с тем ни с другим!

Он вставил слайд в рамку и опустил в фонарь. На экране появилась круглая фотограмма, в резких контрастах черного и белого. Снимок был сделан при полной луне: на среднем плане черная хижина среди снегов, с толстым слоем снега на крыше. Рядом – целый строй философских приборов, похожих на те, что Лира видела в Антарном Парке по дороге в Ярнтон: покрытые толстым инеем антенны, провода, фаянсовые изоляторы поблескивали при лунном свете. На переднем плане стоял, приветственно подняв руку, человек в меховой одежде с капюшоном, почти скрывавшим лицо. Сбоку от него – фигура поменьше. И все это залито мертвенным светом луны.

– Эта фотограмма сделана на стандартной эмульсии с нитратом серебра, – сказал лорд Азриэл. – А теперь посмотрите другую, снятую с той же точки всего через минуту, но на новой, специально изготовленной эмульсии.

Он выдвинул первый слайд и вставил другой. Этот был гораздо темнее, словно отфильтровали лунный свет. Горизонт по-прежнему был виден – и темные очертания хижины под снежной шапкой, но все приборы скрывала темнота. А человек полностью изменился: его окутывал яркий свет, и из поднятой руки бил фонтан светящихся частиц.

– Этот свет, – сказал Капеллан, – он идет сверху или снизу?

– Он идет сверху, – ответил лорд Азриэл, – но это не свет. Это Пыль.

Слово было произнесено так, что Лире оно представилось написанным с большой буквы, как будто это не простая пыль. И реакция Ученых подкрепила это впечатление: послышалось несколько удивленных «ах», и все разом умолкли.

– Но как…

– Разве…

– Не может…

– Джентльмены! – раздался голос Капеллана. – Позвольте лорду Азриэлу объяснить.

– Это Пыль, – повторил лорд Азриэл. – На пластинке она запечатлелась как свет, потому что частицы Пыли воздействуют на эту эмульсию так же, как фотоны на серебряную эмульсию. Отчасти для того мы и отправились на Север, чтобы ее проверить. Как видите, фигура человека хорошо различима. А теперь присмотритесь к тому, что слева от него.

Он указал на неясную фигуру поменьше.

– Я думал, это – деймон человека, – сказал Исследователь.

– Нет. В это время деймон обвивал его шею, имея вид змеи. А смутная фигура рядом – ребенок.

– Поврежденный ребенок?.. – произнес кто-то и, судя по тому, как осекся, сам понял, что этого не надо было произносить.

Наступила мертвая тишина. Потом лорд Азриэл спокойно сказал:

– Ребенок не поврежденный. И это, учитывая природу Пыли, самое интересное, не так ли?

Несколько секунд все молчали. Затем послышался голос Капеллана.

– А, – выдохнул он, как истомленный жаждой человек, который залпом осушил стакан воды и, поставив его, переводит дыхание. – А потоки Пыли…

– Идут с неба и окутывают его как бы светом. Вы сможете ознакомиться с этим снимком подробнее: я оставлю его здесь. Я показал его вам лишь для того, чтобы продемонстрировать возможности новой эмульсии. А сейчас покажу вам другую картинку.

Он сменил слайд. Этот снимок тоже был сделан ночью, но уже без лунного света. На переднем плане смутно вырисовывались на фоне низкого горизонта несколько палаток, а рядом груда деревянных ящиков и сани. Но самым интересным здесь было небо. Струи и полотнища света перекрывали его, словно занавеси, подвешенные на невидимых крюках на высоте в сотни километров и раздуваемые каким-то немыслимым ветром.

– Что это? – спросил Проректор.

– Аврора Бореалис.

– Отличная фотограмма, – заметил Пальмеровский Профессор. – Одна из лучших на моей памяти.

– Извините мое невежество, – послышался дрожащий голос старика Регента, – но если я и знал когда-нибудь, что такое Аврора, то забыл. Не то ли, что называется Северным Сиянием?

– Да. У этого много названий. Это потоки заряженных солнечных частиц исключительной плотности и силы, сами по себе невидимые, но вызывающие свечение, когда они взаимодействуют с атмосферой. Если бы было время, мне бы окрасили снимок, чтобы вы могли увидеть цвета: бледно-зеленые и розовые по большей части, с малиновым отливом по нижней кромке этого светящегося занавеса. Снимок сделан на обычной эмульсии. Теперь посмотрите на снимок, сделанный на специальной эмульсии.

Он вынул слайд. Лира услышала тихий голос Магистра:

– Если он потребует голосования, мы можем сослаться на статью о пребывании. Из последних пятидесяти двух недель он отсутствовал в Колледже тридцать.

– Он уже привлек на свою сторону Капеллана, – вполголоса отозвался Библиотекарь.

Лорд Азриэл вставил в рамку фонаря новый слайд. На нем был тот же ландшафт. Но, как и в предыдущем случае, многие детали, видимые при обычном свете, здесь выглядели гораздо тусклее – в том числе светящаяся завеса в небе.

Но посреди Авроры, высоко над сумрачной равниной, Лира различила что-то плотное. Она припала к щелке, чтобы разглядеть получше, и увидела, что Ученые тоже вытянули шеи. Когда она присмотрелась к картине, ее охватило изумление. В небе обозначился силуэт города: в воздухе висели башни, купола, стены… дома и улицы. Она чуть не вскрикнула от удивления.

Кассингтоновский Ученый сказал:

– Это похоже на город.

– Совершенно верно, – сказал лорд Азриэл.

– Город иного мира, надо полагать? – презрительно осведомился Декан.

Лорд Азриэл оставил его слова без внимания.

Среди Ученых пробежал шумок – словно всю жизнь они писали трактаты о существовании единорогов, которых никогда не видели, а тут им привели живой, только что пойманный экземпляр.

– Теория Барнарда – Стокса? – сказал Пальмеровский Профессор.

– Это я и хочу выяснить, – ответил лорд Азриэл.

Он стоял сбоку от экрана. Лира видела, как его темные глаза перебегают по лицам Ученых, а рядом с ним светились зеленым глаза его деймона. Вся почтенная аудитория подалась вперед, вглядываясь в снимок Авроры, только Магистр и Библиотекарь сидели, откинувшись в креслах и почти соприкасаясь головами.

Первым заговорил Капеллан:

– Лорд Азриэл, вы сказали, что хотели выяснить судьбу экспедиции Груммана. Доктор Грумман тоже изучал это явление?

– Полагаю, да, и полагаю, что он успел многое узнать. Но не сможет рассказать нам об этом, потому что он погиб.

– Не может быть! – вырвалось у Капеллана.

– Боюсь, что так, и у меня есть доказательство.

Снова по Комнате Отдыха пронесся взволнованный шумок; по указанию лорда Азриэла двое или трое Ученых помоложе вынесли вперед деревянный ящик. Лорд Азриэл вынул последний слайд, но фонаря не погасил и, наклонившись в круге резкого света, стал вскрывать ящик. Магистр поднялся, чтобы видеть его, и загородил от Лиры происходящее. Дядя сказал:

– Если помните, экспедиция Груммана пропала восемнадцать месяцев назад. Германская Академия отправила его на Север к магнитному полюсу, с тем чтобы он провел там астрономические наблюдения. В ходе экспедиции он наблюдал это любопытное явление, которое мы сейчас видели. Затем он исчез. Предполагалось, что произошел несчастный случай и тело его все месяцы лежало в расселине. На самом деле несчастного случая не было.

– Что у вас там? – спросил Декан. – Это вакуумный контейнер?

Лорд Азриэл не торопился с ответом. Лира услышала щелчки металлических зажимов и шипение воздуха, ворвавшегося в сосуд; потом все стихло. Но тишина длилась недолго. Через несколько секунд Лира услышала смущенный гомон, потом крики ужаса, негодующие и испуганные голоса.

– Но что…

– …нечеловеческая…

– …это было…

– …что с ней сделали?

Все перекрыл голос Магистра:

– Лорд Азриэл, объясните же, что это у вас?

– Это голова Станислауса Груммана, – объявил лорд Азриэл.

Среди общего гомона Лира расслышала спотыкающиеся шаги человека, бросившегося к двери, и его горестное бормотание. Но ей ничего не было видно.

– Я нашел его тело, сохранившееся во льду близ Свальбарда. Голову так обработали убийцы. Но обратите внимание на характер скальпирования. Думаю, он вам знаком, Проректор.

Голос старика был тверд:

– Я видел, как это делают тартары. Такой метод распространен среди аборигенов Сибири и Тунгуски. Оттуда он распространился на земли скрелингов, но, насколько я понимаю, в Новой Дании он запрещен. Можно мне разглядеть поближе, лорд Азриэл?

После короткого молчания он снова заговорил:

– Зрение у меня неважное, а лед грязен, но кажется мне, на макушке отверстие. Верно?

– Да.

– Трепанация?

– Вот именно.

Снова взволнованный гомон. Магистр отодвинулся, и Лире стал виден ящик. В луче проекционного фонаря старик Проректор держал перед своими глазами тяжелый ледяной куб, и Лира разглядела предмет внутри: окровавленный кусок, в котором трудно было узнать человеческую голову. Пантелеймон порхал вокруг, его отчаяние передавалось Лире.

– Тихо, – шепнула она. – Слушай.

– Доктор Грумман когда-то был Ученым нашего Колледжа, – с жаром сказал Декан.

– Попасть в руки тартар…

– Но на дальнем Севере?

– Вероятно, они проникли дальше, чем мы полагали!

– Я не ослышался – вы сказали, что нашли его близ Свальбарда? – сказал Декан.

– Совершенно верно.

– Надо ли понимать так, что тут не обошлось без  панцербьёрнов?

Для Лиры слово было неизвестное, но Ученые его явно знали.

– Невозможно, – возразил Кассингтоновский Ученый. – Такого за ними не водится.

– Значит, вы не знаете Йофура Ракнисона, – сказал Пальмеровский Профессор, несколько раз участвовавший в арктических экспедициях. – Меня нисколько не удивит, если он перенял у тартар обычай скальпировать людей.

Лира перевела взгляд на дядю, который наблюдал за учеными с насмешливым блеском в глазах и не вмешивался.

– Кто такой Йофур Ракнисон? – послышался чей-то голос.

– Король Свальбарда, – ответил Пальмеровский Профессор. – Да, он панцербьёрн. Узурпатор в некотором роде; хитростью пробрался на трон, насколько я знаю; но личность сильная и отнюдь не дурак, несмотря на все свои нелепые выходки. Построил дворец из привозного мрамора… основал, как он считает, университет…

– Для кого? Для медведей?  – спросил кто-то, и все засмеялись.

А Пальмеровский Профессор продолжал:

– И уверяю вас, Йофур Ракнисон способен поступить так с Грумманом. В то же время, если найти к нему подход, он может вести себя по-другому.

– И вы знаете, как найти, да, Трелони? – насмешливо осведомился Декан.

– Да, знаю. Известно вам, чего он хочет больше всего на свете? Даже больше, чем почетной степени? Он хочет деймона! Придумайте, как дать ему деймона, и он все для вас сделает.

Ученые от души рассмеялись.

Лира слушала с недоумением: в словах Пальмеровского Профессора не было никакого смысла. Кроме того, ей хотелось поскорее услышать о скальпировании, о Северном Сиянии и об этой таинственной Пыли. Но, к ее разочарованию, лорд Азриэл кончил показывать свои образцы и снимки, и вскоре ученая беседа перешла в препирательства: давать ему или нет деньги на новую экспедицию. Сыпались доводы за и против, и у Лиры стали слипаться глаза. В конце концов она уснула, и Пантелеймон свернулся вокруг ее шеи – спать он предпочитал в виде горностая.

Кто-то потряс ее за плечо, и она, вздрогнув, проснулась.

– Тихо, – сказал дядя. Дверь гардероба была открыта, и он присел над ней – темная фигура на фоне освещенной комнаты. – Все разошлись, но кое-кто из слуг еще поблизости. Иди к себе в спальню и, смотри, никому об этом ни слова.

– Они согласились дать вам деньги? – сонно спросила она.

– Да.

– Что такое Пыль? – спросила она, с трудом вставая после сна в неудобной позе.

– Тебя это не касается.

– Касается, – сказала она. – Раз вы велели мне следить из гардероба, значит, должны сказать, для чего я следила. А голову можно посмотреть?

Белый мех на Пантелеймоне встал дыбом, защекотал ей шею. Лорд Азриэл усмехнулся.

– Не будь противной девчонкой, – сказал он и начал упаковывать свои слайды и образцы. – Ты наблюдала за Магистром?

– Да, и первым делом он стал искать глазами вино.

– Хорошо. На этот раз мы его обезвредили. А теперь ступай спать.

– А вы куда?

– Опять на Север. Я уезжаю через десять минут.

– А мне можно с вами?

Он прервал сборы и посмотрел на нее, словно в первый раз. Крупные зеленые глаза его деймона тоже уставились на Лиру, и под их пристальными взглядами она покраснела, но ответила им сердитым взглядом.

– Твое место здесь, – наконец сказал дядя.

– Но почему? Почему мое место здесь? Почему мне нельзя поехать на Север с вами? Я хочу увидеть Северное Сияние, и медведей, и айсберги, и остальное. Я хочу узнать про Пыль. И про город в воздухе. Это иной мир?

– Ты не поедешь. Выбрось это из головы, слишком опасное теперь время. Делай, что тебе сказано, ложись спать, и, если будешь хорошей девочкой, я привезу тебе бивень моржа с эскимосской резьбой. Довольно спорить, или я рассержусь.

Его деймон откликнулся басовитым свирепым рыком, и Лире представилось, как его зубы сомкнутся у нее на горле.

Нахмурясь и поджав губы, она смотрела на дядю. А он откачивал воздух из вакуумного контейнера и как будто уже забыл о ней. Щурясь и по-прежнему не разжимая губ, она вышла вместе со своим деймоном и отправилась спать.

Магистр и Библиотекарь были старые друзья и союзники и, когда случались затруднения, наливали себе по бокалу крепкого брантвейна и утешали друг друга. Теперь, проводив лорда Азриэла, они удалились в дом Магистра и там, в кабинете с задернутыми шторами, подбросив дров в камин, стали обсуждать произошедшее. Их деймоны заняли привычные места – на плече и на колене.

– Вы думаете, он как-то узнал о вине? – спросил Библиотекарь.

– Конечно, узнал. Не представляю как, но он знал и нарочно опрокинул графин. Конечно, знал.

– Простите меня, Магистр, но у меня камень с души свалился. Мне с самого начала не по душе был этот план…

– Отравления?

– Да. Убийства.

– Не вам одному, Чарльз. Вопрос стоял так: что хуже – такого рода действия с нашей стороны или последствия бездействия. Что ж, вмешалось Провидение, и этого не произошло. Жалею только, что обременил вашу совесть, поделившись своим планом.

– Нет, нет, – возразил Библиотекарь. – Но мне хотелось бы знать подробности.

Магистр помолчал.

– Да, наверное, надо было рассказать вам. Алетиометр предупреждает об ужасных последствиях в случае, если лорд Азриэл продолжит свои исследования. Помимо прочего, в это будет втянута и девочка, а я хочу оберегать ее, пока возможно.

– Предприятие лорда Азриэла имеет какое-то отношение к этому новому Дисциплинарному Суду Консистории? Или как его там, – к Жертвенному Совету?

– Лорд Азриэл? Нет, нет. Напротив. Да и Жертвенный Совет не вполне подотчетен Суду Консистории. Это скорее частная организация, а руководит ею лицо, не питающее любви к лорду Азриэлу. И оба органа, Чарльз, внушают мне страх.

Библиотекарь молчал. С тех пор как папа Иоанн Кальвин перенес свой престол в Женеву и учредил Дисциплинарный Суд Консистории, власть церкви над всеми областями жизни стала безраздельной. После смерти Иоанна Кальвина само папство было отменено, но на его месте выросла целая сеть судов, коллегий и советов, в совокупности называемая Магистериумом. Органы эти действовали не всегда согласно, порою вспыхивало между ними острое соперничество. Большую часть прошлого века самым могущественным органом церкви была Коллегия Епископов, но в последнее время ее место занял деятельный и грозный Дисциплинарный Суд.

Но под сенью других частей Магистериума, случалось, вырастали независимые организации – одной из них и был Жертвенный Совет, о котором вспомнил Библиотекарь. Слышал он о Совете мало, но то, что слышал, ему не нравилось, пугало его, и он отлично понимал беспокойство Магистра.

– Профессор естественной религии упомянул какое-то имя, – помолчав минуту, сказал Библиотекарь. – Барнард – Стокс? Что за история с Барнардом – Стоксом?

– Это не наша область, Чарльз. Насколько я понимаю, Святая церковь учит, что есть два мира: тот, который мы видим, слышим и осязаем, и другой, неземной – мир рая и ада. Барнард и Стокс были… как бы это выразиться… теологи-отступники, утверждавшие, что существует множество других миров, подобных нашему, – не ад и не рай, а материальные и грешные миры. Они рядом, но невидимы и недоступны. Святая церковь, естественно, осудила эту мерзкую ересь. Барнарда и Стокса заставили замолчать.

Но, к сожалению для Магистериума, есть, по-видимому, серьезные математические доводы в пользу теории иных миров. Сам я с ними не знакомился. Но Кассингтоновский Ученый говорил мне, что доводы вполне убедительны.

– И теперь лорд Азриэл сфотографировал один из этих миров, – сказал Библиотекарь. – А мы финансировали его экспедицию. Понятно.

– Да. Жертвенный Совет и его могущественные покровители сочтут, что Иордан-колледж – рассадник ереси. Я должен как-то балансировать между Советом и Судом Консистории, Чарльз, а девочка тем временем подрастает. Они не забудут о ней. Рано или поздно она все равно была бы вовлечена, но теперь это неизбежно, как бы я ее ни оберегал.

– Но скажите, ради бога, откуда это вам известно – опять алетиометр?

– Да. Лире предстоит сыграть свою роль – и очень важную. Как ни странно, она даже не будет знать об этом. Но ей можно помочь, и, если бы мой план с токаем удался, еще какое-то время она была бы в безопасности. Я хотел бы уберечь ее от экспедиции на Север. И больше всего хотел бы ей это объяснить.

– Она не станет слушать, – сказал Библиотекарь. – Я достаточно ее изучил. Заговоришь с ней о чем-то серьезном – минут пять послушает вполуха и начинает ерзать. А после спросишь ее – совершенно все забыла.

– И если я заговорю с ней о Пыли? Вы думаете, не станет слушать?

Библиотекарь утвердительно хмыкнул.

– С какой стати ей слушать? – сказал он. – Из-за чего здоровому легкомысленному ребенку интересоваться глубоко теологической загадкой?

– Из-за того, что ее ожидает. Среди прочего – великое предательство.

– Кто же ее предаст?

– Нет, нет, в том-то и самое горькое: предаст она, и это будет ужасным ударом. Она, конечно, не должна об этом знать, но не вижу причин, почему ей не знать о Пыли. И возможно, вы ошибаетесь, Чарльз: она может заинтересоваться Пылью, если ей доходчиво объяснить. И это может ей помочь в дальнейшем. И наверное, мне будет не так тревожно за нее.

– Такова уж стариковская доля, – сказал Библиотекарь, – тревожиться за молодых. А удел молодых – презирать стариковские тревоги.

Они посидели еще немного и распрощались; час был поздний, и оба были стары и встревоженны.