Онлайн чтение книги О красоте
11

Когда Кики вернулась на Лангем, 83, первый гость уже пришел. Есть у этих вечеринок одна странная закономерность: первым приходит тот, чье имя в гостевом списке наиболее спорно. Кандидатура Кристиана фон Клеппера была внесена Говардом, отклонена Кики, вновь предложена Говардом, отклонена Кики, наконец, ближе к делу, Говард тайно ее утвердил – и вот вам, пожалуйста, Кристиан. Сидит в уголке гостиной, преданно кивает хозяину. Находясь на кухне, Кики не могла видеть их целиком, но картина была ясна и без панорамного обзора. Снимая кофту и вешая ее на стул, она исподволь наблюдала за обоими. Говард был оживлен. Запустив руки в волосы, он наклонился вперед и слушал, слушал по-настоящему . Умеет ведь быть внимательным, подумала Кики, когда захочет. Пытаясь с ней помириться, Говард месяцами обволакивал ее вниманием, и Кики знала, как в этом ласковом коконе сладко и тепло. Кристиан тут же преобразился в юношу, позволив себе ненадолго выйти из образа нервного приглашенного лектора двадцати восьми лет, который мечтает стать штатным преподавателем. Ну и замечательно. Кики взяла из выдвижного ящика зажигалку и начала зажигать расставленные повсюду чайные свечи. Почему до сих пор никто этого не сделал? И пироги не подогреты. Где дети? Она услышала сочувственный смех Говарда. Он и его собеседник поменялись ролями: говорил теперь Говард, а Кристиан пил его речь, как святую воду. Вот он скромно потупился в пол, должно быть, в ответ на какую-то любезность со стороны мужа. Лесть Говард возвращал сторицей, здесь он был щедрее щедрого. Когда Кристиан снова поднял лицо, оно сияло от удовольствия, но через миг его накрыла тень догадки, что комплименты Говарда – просто плата той же монетой. Кики подошла к холодильнику, вынула бутылку отличного шампанского и взяла тарелку восхитительных куриных канапе. Авось это заменит приветственные остроты, с которыми ей надлежит выйти к гостям. После встречи с миссис Кипс легкие беседы ей странным образом претили. Она даже вспомнить не могла, когда в последний раз была в таком несветском настроении.

Иногда видишь себя на мгновение глазами других людей. Полученная на этот раз картинка покоробила Кики: черная женщина с замотанной в ткань головой несет бутылку и поднос с едой, как служанка в старом фильме. Настоящей прислуги – Моник с ее безымянной подругой, приглашенной, чтобы разносить напитки, – нигде видно не было. В гостиной обнаружился только один новый персонаж: Мередит, полная и миловидная американка японских кровей, постоянная и, кажется, платоническая спутница Кристиана. На ней был невероятный наряд, и она стояла спиной к окружающим, изучая корешки книг Говарда по искусству. Кики вспомнила, что, хотя веллингтонский фан-клуб ее мужа был чрезвычайно мал, по степени идолопоклонства он был прямо противоположен своим масштабам. Педантизм теорий Говарда и его неприязнь к коллегам лишали его львиной доли успеха, славы и денег, которыми наслаждались в Веллингтоне ученые его уровня. Зато он был объектом крошечного местного культа, где роль пастора играл Кристиан, а роль паствы – Мередит. Возможно, существовали и другие члены секты, но Кики никогда их не видела. Был еще Смит Дж. Миллер, помощник Говарда по учебной работе, приятный белый парень с дальнего юга, однако его услуги оплачивал колледж. Кики каблуком распахнула дверь в гостиную, гадая, где же все-таки прячется Моник, которая должна была открыть эту дверь и заклинить. Кристиан к ней еще не обернулся, но уже делал вид, что ему нравится возня Мердока вокруг его ног. С неловкостью прирожденного собаконенавистника и детофоба он наклонился к псу в явной надежде, что ему вот-вот помешают его поймать. Вытянутое, худое тело Кристиана показалось Кики человеческой пародией на Мердока.

– Он вам не мешает?

– Нет, что вы… Здравствуйте, миссис Белси. Он совсем не мешает. Просто я испугался, что он подавится моими шнурками.

– Да? – Кики с сомнением посмотрела на пса.

– Нет-нет, все в порядке. Все хорошо. – Черты Кристиана внезапно исказились в отчаянной попытке сделать светское лицо. – Поздравляю вас с годовщиной. Очень за вас рад!

– Спасибо вам , что пришли.

– Ну что вы, – сказал Кристиан бесцветным, неожиданно европейским (он вырос в Айове) тоном. – Это честь для меня. У вас такое событие. Такая веха.

Кики заподозрила, что ее мужу он ничего подобного не говорил, и точно – Говард слегка приподнял брови, словно эти речи были ему в новинку. Банальности, как всегда, приберегались для Кики.

– Да, к тому же и дата подходящая – начало семестра и все такое… Я заберу собаку?

Кристиан переступал с ноги на ногу, надеясь отвязаться от пса, но в действительности лишь раззадоривая Мердока.

– Я бы не хотел…

– Все нормально, Кристиан, не дергайтесь.

Кики оттеснила Мердока ногой и подтолкнула его к двери. Не дай бог собачья шерсть сядет на эти дивные итальянские ботинки! Впрочем, хватит цепляться к парню. Кристиан пригладил волосы, скрупулезно разделенные пробором в левой части головы – по линейке он провел его, что ли? И опять-таки – хватит к нему цепляться.

– Вот шампанское, а вот закуска! – сказала Кики, искупая свои мысли чрезмерной веселостью. – Кому что?

– Боже мой! – воскликнул Кристиан. Кажется, он догадывался, что здесь хорошо бы вставить шутку, но остроты были ему органически несвойственны. – Опять проблема выбора.

– Давай все сюда, дорогая, – скомандовал Говард и взял у жены только бутылку. – Однако сначала неплохо бы поздороваться, да, Мередит?

Двадцатисемилетняя Мередит увлекалась Фуко[28]Мишель Фуко (1926–1984) – французский философ, теоретик культуры и историк. и любила наряжаться (чтобы представлять гостей гостям, надо помнить о каждом хотя бы две вещи). На разных сборищах Кики прислушивалась к Мередит, но так и не поняла, что та говорила, при этом Мередит представала то английской панкушкой, то французской кинозвездой, то дамой fin de siѐcle[29]Конец века ( франц .). в свободно ниспадающем эдвардианском платье, то – особо памятный образ – невестой военных лет, с прической, как у Лорин Бэколл[30]Лорин Бэколл (1924–2014) – американская актриса., в чулках с подвязками и неотразимыми черными линиями, тянувшимися сзади вдоль ее мощных икр. Этим вечером Мередит утопала в розовом шифоне; она пришла в широкой юбке-колокол – ни обойти, ни объехать – и накинутой на плечи черной мохеровой кофточке, на которой сияла огромная, со стразами, брошь. На ногах у нее были красные босоножки на каблуке, добавлявшие ей, по меньшей мере, восемь сантиметров роста. Мередит протянула хозяйке руку в белой лайковой перчатке.

– Мередит, вот это да! – воскликнула Кики, театрально моргая. – Дорогуша, у меня просто нет слов! Мне бы надо было учредить премию за лучшее платье на вечеринке – и о чем я только думала? Выглядишь потрясающе!

Кики присвистнула, и Мередит не упустила случая покрасоваться: покружилась, подняв руку Кики над своей головой.

– Вам нравится? Хотелось бы мне сказать, что я просто оделась и пошла, – затараторила Мередит с нервной и крикливой калифорнийской нотой в голосе. – Но увы, я убила уйму времени, чтобы привести себя в порядок. Быстрее мост построить или герменевтическую философию создать. В общем, все это… – Мередит подняла глаза, а затем опустила их к нижней губе, – …заняло три часа.

В дверь позвонили. Говард тяжело вздохнул, словно его оторвали от самых дорогих гостей, однако чуть ли не пулей бросился открывать. Лишенная своего связующего звена, троица умолкла и расцвела спасительными улыбками. Интересно, насколько, с их точки зрения, я отличаюсь от идеальной супруги лидера, подумала Кики.

– А у нас для вас кое-что есть, – выпалила Мередит. – Крис вам не сказал? Мы вам кое-что сделали. Может быть, это и чепуха, я не знаю.

– Нет, я еще не сказал, – ответил Кристиан, зардевшись.

– Это вроде подарка. Глупо, наверное. Всякие там метафоры про тридцать лет брака. Глупо, да?

– Я сейчас… – сказал Кристиан, неуклюже наклоняясь к тахте, где лежал его старомодный портфель.

– Мы провели на скорую руку исследование, и оказалось, что тридцать лет брака – это жемчужная свадьба, однако средний доход выпускника колледжа, увы, не позволяет преподнести вам перл творения. – Мередит смеялась, как безумная. – Зато Крис вспомнил эти стихи, а я взяла на себя ремесленную часть работы – и вот вам, пожалуйста, образчик поэтического текстиля.

Кики почувствовала в руках теплое тиковое дерево рамки и залюбовалась мятыми лепестками роз и осколками раковин под стеклом. Вышитый текст, что-то вроде гобелена. Даже не верится, что эти двое подарили ей такую вещь – восхитительно.

–  Отец твой спит на дне морском. Кораллом стали кости в нем. Два перла там, где взор сиял…  – осторожно прочла Кики, подозревая, что стихи должны быть ей известны.

– Вот и жемчуг, – вставила Мередит. – Все это нелепо, наверное.

– Это замечательно, – сказала Кики, торопливым шепотом дочитывая текст. – Сильвия Плат?[31]Сильвия Плат (1932–1963) – американская поэтесса. Большая поклонница Шекспира и автор поэтического сборника «Ариэль». Не угадала?

– Шекспир, – поправил, поморщившись, Кристиан. – «Буря». Он не исчез и не пропал, но пышно, чудно превращен в сокровища морские он [32]Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник.. Плат сделала из этого окрошку.

– Черт, – рассмеялась Кики. – Если сомневаешься, говори «Шекспир», а если речь о спорте, то «Майкл Джордан».

– В точности моя стратегия, – согласилась Мередит.

– Потрясающий подарок. Говарду понравится. Уверена, этот объект предметно-изобразительного искусства он не забракует.

– Нет, он текстуальный, – запальчиво возразил Кристиан. – В этом вся суть. Это текстуальный артефакт.

Кики пытливо уставилась на него. Временами ей казалось, что Кристиан влюблен в ее мужа.

– Где же Говард? – воскликнула она, бестолково вертя головой в пустой комнате. – Ему это точно понравится. Он будет рад услышать, что он не исчез и не пропал.

Мередит снова рассмеялась. Говард вернулся в гостиную, потирая руки, но в дверь позвонили опять.

– О господи! Прошу прощения. Просто Пикадилли Серкус[33]Оживленный перекресток в самом сердце Лондона. какой-то. Джером! Зора! – Говард приложил к уху ладонь, как человек, ожидающий ответа на свои фальшивые птичьи трели.

Кики с рамкой в руках попыталась привлечь его внимание:

– Говард! Говард, ты только взгляни!

– Леви! Нет? Видно, придется самим. Мы вас ненадолго оставим.

Кики вышла за Говардом в коридор, и они вместе открыли дверь Уилкоксам, едва ли не единственной среди их знакомых действительно богатой веллингтонской паре. Уилкоксы владели сетью магазинов, торговавших одеждой для добропорядочных людей, делали щедрые пожертвования колледжу и выглядели, как панцири атлантических креветок в вечерних платьях. Следом за ними, с домашним яблочным пирогом, пришел помощник Говарда, Смит Дж. Миллер, одетый как кентуккийский джентльмен, коим он и являлся. Всех препроводили на кухню терпеть совершенно неприемлемое общество английского профессора Джо Рейнира, марксиста старой закалки, и молодой женщины, с которой у него на данный момент был роман. На холодильнике висела карикатура из «Нью-Йоркера» – лучше бы Кики ее убрала. Она изображала состоятельную пару на сиденье лимузина. Жена говорила: «Конечно, они умны. Глупость им просто не по карману».

– Проходите, проходите, – покрикивал Говард, как пастух, который гонит стадо через дорогу. – Все в гостиной, в саду благодать…

Через несколько минут Говард и Кики снова столкнулись в пустом коридоре.

– Где же Зора? Носилась с этой вечеринкой неделями, а теперь носу не кажет.

– Может быть, за какими-нибудь сигаретами пошла?

– Хоть один из них мог бы показаться? Люди подумают, мы их в подвале в сексуальном рабстве держим.

– Ладно, Гови, я это улажу. А ты позаботься о гостях. И где, в конце концов, Моник? Она что, никого не привела?

– Моник в саду, мутузит мешки со льдом, – ответил Говард нетерпеливо, словно Кики могла бы и сама догадаться. – Генератор льда накрылся полчаса назад.

– Черт…

– Вот именно, дорогая, – черт .

Говард притянул к себе жену и ткнулся носом между ее грудей.

– Может, устроим вечеринку прямо здесь? Только ты, я и девочки, – вопросительно стиснув «девочек», предложил он. Кики отстранилась от мужа. Мир к Белси вернулся, а секс еще нет. В последний месяц Говард усилил любовный натиск – прикосновения, поглаживания, теперь вот взял ее за грудь. Видимо, следующий шаг он считал неизбежным, но Кики до сих пор сомневалась, не станет ли нынешний вечер началом умирания их семьи.

– Не-а, – мягко сказала она. – Прости, но, кажется, они не придут.

– Почему?

Он снова прижал к себе Кики и положил голову ей на плечо. Кики не противилась. Все-таки годовщина. Свободную руку она запустила в густые, шелковистые волосы мужа, в другой по-прежнему держа неоцененный подарок Кристиана и Мередит. Так, с закрытыми глазами и утекающими у нее сквозь пальцы волосами Говарда, она могла бы стоять в любой счастливый день прошедшего тридцатилетия. Кики была не глупа и знала, что породило эту нежность: бессмысленная жажда повернуть время вспять. Однако в одну реку нельзя войти дважды.

– Девочек раздражает Кристиан фон Говнюк, – сказала она наконец, поддразнивая Говарда, но не отталкивая его. – Они не ходят туда, куда ходит он. Ты же знаешь, они такие. Ничего не поделаешь.

В дверь позвонили. Говард шумно вздохнул.

– Спасительный звонок, – пробормотала Кики. – В общем, я пойду наверх, выманю оттуда детей. А ты открой дверь и не налегай на спиртное, ладно? Ты же отвечаешь тут за все и вся.

– Угу.

Говард ринулся открывать, но у самой двери обернулся.

– Слушай, Кикс… – Его лицо ни с того ни с сего приняло детское, виноватое выражение. Кики ощутила прилив отчаяния. Это лицо превращало их в типичную пару среднего возраста: фурия жена и забитый муж. И когда мы успели стать как все?  – подумала Кики.

– Извини, дорогая, но я должен знать: так ты их пригласила?

– Кого?

– Кипсов, кого же еще?

– Ах да, конечно. Я говорила с ней. Она… – Но выставить миссис Кипс на посмешище было так же немыслимо, как описать ее двумя словами (Говард любил, чтобы людей ему подавали на блюдечке). – Не знаю, придут ли они, но я их пригласила.

И снова раздался звонок. Кики направилась к лестнице, положив подарок в рамке на столик под зеркалом. Говард открыл дверь.