Онлайн чтение книги Охотник
Глава пятая. Храбрые клиенты и клиенты иного рода

Большую часть из 20 лет, прожитых в Африке, я провел, снаряжая и сопровождая охотничьи сафари в любую точку огромной территории: от Бельгийского Конго до Южной Абиссинии. Мне пришлось сопровождать принца Шваренбергского с принцессой, барона и баронессу Ротшильд, представителей европейской знати, индийских раджей и магараджей, множество американских миллионеров. Кроме того, я часто сопровождал спортсменов-охотников, имевших весьма скромные средства и копивших долгие годы деньги, чтобы поехать в Африку поохотиться на крупных зверей.

Как многие охотники-профессионалы, я обычно состоял на службе у одной из крупных фирм в Найроби. Большую часть времени я работал у фирмы «Сафари-Лэнд Инкорпорейтед» — компании, действовавшей с начала века и устраивавшей сафари для Редклифа Дагмора, Мартина Джонсона, Ага Хана, а в последние годы и для американской кинокомпании «Метро Голдин и Майер», снимавшей фильм «Копи царя Соломона"[15]Кинофильм по одноименному приключенческому роману английского писателя Райдера Хаггарда.. Фирма «Сафари-Лэнд» держала на службе нескольких профессиональных охотников. В двадцатых годах — в период экономического подъема, как только профессиональный охотник возвращался из одного сафари, он должен был тут же отправляться с другим.

Я никогда не знал заранее, кто будет моим следующим клиентом — человек, который пожелает разбить лагерь в нескольких милях от Найроби, чтобы хвастаться потом, как он участвовал в охотничьем сафари в дикой Африке, или же заядлый охотник, готовый рисковать жизнью ради хороших трофеев. Каковы бы ни были желания моих клиентов, я всегда делал все возможное — будь то добыча рекордного трофея или же легкое турне по местности, в которой водится дичь.

Охотник-профессионал должен сочетать в себе мастерство следопыта-индейца, хладнокровие солдата и знание правил хорошего тона.

— Мой друг, — сказал мне один удачливый охотник-профессионал, — запомните: охота составляет лишь десять процентов ваших обязанностей, 90 процентов заключаются в умении развлекать клиентов.

Должен сказать, что я не был одарен качествами прожигателя жизни, поэтому фирма «Сафари-Лэнд» всегда старалась посылать меня для сопровождения охотников-спортсменов, действительно заинтересованных в добыче трофеев. Однако при большом наплыве охотников-любителей это не всегда удавалось. Тогда мне приходилось приспосабливаться к вкусам моих клиентов и учиться удовлетворять их капризы, что я и пытался делать.

Среди моих первых клиентов был французский граф с женой, который хотел добыть несколько африканских трофеев, чтобы украсить свой замок. В то время среди европейской знати было модно хвастаться охотой на крупную африканскую дичь. Мы же, профессиональные охотники, от этих причуд только выгадывали.

С помощью фирмы «Сафари-Лэнд» я организовал для французского графа и его жены роскошный сафари: обеспечил их большими удобными палатками, состоявшими из нескольких «комнат» с будуарами и ваннами. Супругов обслуживали восемь местных жителей. Я взял с собой запасы, которых хватило бы для небольшой гостиницы. Прежде чем выступить, граф дал мне ясно понять, что единственным видом довольствия, которым он интересовался, было виски. Поэтому наши запасы виски превышали запасы патронов, что очень пригодилось в пути. Можно было обойтись без патронов, но остаться без виски было опасно: граф мог умереть на моих руках.

Через несколько дней после выступления из Найроби я заметил замечательного льва с черной гривой и показал его своим клиентам. Едва графиня увидела льва, как завизжала и потребовала, чтобы мы немедленно вернулись в Найроби. Граф трясущимися руками поднял ружье и с опасением спросил:

— А вдруг я выстрелю и не убью его. Что тогда?

— Он может броситься на нас, но тогда я его уложу выстрелом из моего ружья, — объяснил я графу.

— Виски, — сказал он и возвратился в лагерь.

На этом и кончилась охота графа на львов. Но в тот же вечер супруги пригласили меня выпить вместе с ними.

— Мне пришла в голову прекрасная мысль, — заявил граф. — Ведь вы охотник, не так ли? Так вы и охотьтесь. Я же останусь здесь, а вы мне доставите несколько хороших трофеев, чтобы я мог показать их своим друзьям.

Я согласился, что это прекрасное предложение, которое позволит нам сэкономить время и доставит меньше хлопот. Я добыл им несколько отличных трофеев. Графиня в охотничьей одежде с винтовкой в руке позировала перед фотоаппаратом, все время допытываясь:

— Охотник, как я выгляжу?

Я мало разбирался в подобных вопросах, но всегда заявлял, что она выглядит прекрасно, и мой ответ, казалось, доставлял ей удовольствие. Графиня потребовала, чтобы ее муж также позировал над убитыми животными, но он лишь в редких случаях был в состоянии высидеть, пока щелкнет затвор аппарата.

В течение своей жизни я неоднократно наблюдал довольно любопытное явление: некоторые люди, попадая в заросли кустарников, теряют голову. Они забывают обычные условности, считая, что полностью оторвались от цивилизации и обязанностей, связанных с ней. Женщины чаще, чем мужчины, поддаются этому странному состоянию. Я знаю хорошо воспитанную леди, поведение которой шокировало даже местных жителей, людей с весьма свободными взглядами на вещи. У некоторых женщин это выражается в увлечениях. Как правило, объектом этих ухаживаний становится охотник-профессионал, представляющий собой весьма яркую фигуру: он деловит, храбр и колоритен.

В Кении долго помнили скандальную историю, получившую широкую гласность, — леди безрассудно привязалась к профессиональному охотнику.

Эта трагедия произошла в конце прошлого или в начале нынешнего столетия. Охотник обладал безукоризненной репутацией. Его знали во всем мире. Однажды ему пришлось сопровождать в сафари богатого человека и его привлекательную жену.

Когда сафари вернулся в Найроби, мужа не было. Охотник заявил, что клиент застрелился из револьвера в состоянии исступления. Однако охотнику не удалось заставить замолчать местных юношей — пошел слух, что богач был подло убит. Власти послали полицейского следователя для расследования этой истории. Офицер пошел по следу сафари, откопал труп и обнаружил, что человек застрелен в затылок из нарезного ружья крупного калибра. Тем временем охотник-профессионал покинул страну вместе с женой убитого. Насколько мне известно, о них больше никто ничего не слышал. Полагаю, что американский писатель Эрнст Хемингуэй именно этот случай положил в основу своего рассказа «Короткая и счастливая жизнь Френсиса Макомбера».

После этой истории фирмы стали внимательно следить за поведением охотников-профессионалов по отношению к их клиентам. Любой подозрительный поступок, который мог послужить поводом для скандала, считался достаточным основанием для того, чтобы лишить охотника патента на охоту и тем погубить его на всю жизнь. Хотя такое внимательное наблюдение, без сомнения, является полезным, но иногда оно ставит охотника-профессионала в весьма затруднительное положение.

Мне однажды пришлось сопровождать немецкого барона и его очень красивую жену. Он безумно ревновал ее. При баронессе постоянно находился нанятый мужем отставной майор немецкой армии. Надо сказать, что майор не даром получал свои деньги: он не выпускал баронессу из виду. Это был вполне надежный, но неуклюжий человек. Когда он шел, то так топал ногами, что пугал всех зверей. Это раздражало баронессу, которая серьезно увлекалась охотой. Если она приказывала майору удалиться, он отказывался уходить, постоянно бросая на нас подозрительные взгляды. Сам барон редко ходил в кустарник. Баронессу и меня всегда сопровождал майор. В результате охота редко бывала удачной. Однажды во второй половине дня я сообщил баронессе, что недалеко от лагеря находится донга, в которой могли водиться львы. За ужином она рассказала мужу о донге, добавив:

— По мнению охотника, заросли там столь густые, что если пойдут трое, охота может оказаться опасной.

В этот момент баронесса ударила меня ногой под столом.

Я кивнул головой и сказал:

— Да, я сомневаюсь, что троим удастся там поохотиться.

Я вообще не умел лгать. Майор вытаращил на нас глаза и твердо заявил, что будет нас сопровождать, независимо от густоты зарослей.

На следующее утро мы отправились к донге. Львов там не оказалось, но мы обнаружили прекрасный экземпляр дикого африканского кабана. Майор стоял на одной стороне оврага, а баронесса — на другой. Я вошел в донгу, чтобы выгнать зверя. Едва я успел сделать несколько шагов, как вдруг услышал крик баронессы:

— Хантер, скорее сюда!

Опасаясь, что на баронессу напал лев, я бросился к ней, сдвинув предохранитель ружья. Прорвавшись сквозь мелкий кустарник, я увидел почти совершенно раздетую баронессу. На какое-то короткое мгновение я подумал, что баронесса сошла с ума. Тут я заметил, что она в отчаянии сбрасывает муравьев, которые наползли на нее. Надо сказать, что африканские муравьи — ужасные насекомые, длиной в полдюйма и с челюстями, похожими на кусачки. Однажды мне пришлось подвергнуться нападению этих насекомых, и я так же сбросил с себя всю одежду, чтобы добраться до них. Никто не в состоянии терпеть их ужасные укусы.

Потребовалось несколько минут, чтобы очистить тело баронессы от муравьев. После этого мне пришлось почесать ее кожу тыльной стороной ножа, чтобы извлечь головки насекомых. Дело в том, что муравьи скорее дадут разорвать себя на части, чем ослабят свои сжатые челюсти. Дама едва успела одеться, как сквозь кусты прорвался майор.

— Что тут происходит! — закричал он.

— Мы с Джоном воевали с муравьями, — небрежно бросила баронесса.

Майор неприязненно посмотрел на нас, но ничего не мог возразить. Позже я сел на землю — меня трясло, как в лихорадке. Стоило майору появиться на несколько минут раньше, он бы доложил об этом барону, и я бы навсегда потерял патент на охоту. При таких обстоятельствах никто бы не поверил ни даме, ни мне. Таковы опасности, которые приходится переживать охотнику в африканской степи во время охоты с клиентами.

Однако я не хочу этим рассказом создать впечатление, что обязанность профессионального охотника заключается только в том, чтобы избегать всякого рода приключений с красивыми женщинами. Большая часть его работы весьма прозаична. Организация и снаряжение сафари, отправляющегося на два-три месяца в неизвестность, отнимает гораздо больше внимания и времени.

Крупный сафари — весьма большое и сложное предприятие. Некоторые клиенты отправляются в путь с целым городком палаток, с электрогенератором для освещения; в каждой палатке имеется ванная, туалетная и ледник «электролюкс». Чтобы легковые и грузовые машины были постоянно на ходу, приходиться брать с собой чуть ли не походную авторемонтную мастерскую. В таком сафари меню богато и разнообразно. Подаются обеды из 6-7 блюд с винами, которые не посрамили бы лучшие гостиницы Парижа или Лондона. Эти роскошные сафари, как правило, сопровождают два, а то и три профессиональных охотника. Один ведает снабжением и грузовиками, другой развлекает клиентов, а третий занимается охотой.

Естественно, что клиенты, которые гонятся за роскошью крупных сафари, редко проявляют большой интерес к охоте. Мне пришлось сопровождать индийского раджу, который отказался выйти из спортивного автомобиля, чтобы выстрелить по носорогу, имевшему рог чуть ли не самый рекордный в мире по величине. Раджа боялся замочить отвороты своих брюк в высокой траве и настоял на том, чтобы подъехать к животному на автомобиле. Носорог испугался и убежал.

Вскоре после охоты с этим раджей я имел честь сопровождать коммандера Глена Кидстона — английского охотника-спортсмена, пожелавшего добраться до северной границы, чтобы поохотиться на орикса

— крупную антилопу с острыми прямыми рогами. Мы взяли с собой лишь самое необходимое снаряжение. В пустынной местности у самой границы Абиссинии была такая нестерпимая жара, что носороги рыли в песке ямы, в которых отлеживались днем, пережидая зной. Эта местность постоянно посещалась работорговцами и бандитами. До нас доносились шаги вооруженных отрядов, проходивших мимо нашего лагеря.

Вода здесь была драгоценнее золота. Местные жители рыли колодцы и считали, что их труд хорошо вознагражден, если за час тяжелой работы они получали несколько глотков грязной жижи. Во время одного из привалов разбойники украли наши водяные мешки. Пока мы добрались до следующего водопоя, нам пришлось пробить банки с бобами и выпить застоявшуюся жидкость.

В награду за наши мучения коммандеру Глену Кидстону удалось добыть редчайшего в мире орикса, а также крупного, являвшегося рекордным для Кении куду[16]Полосатая африканская антилопа..

В то время я получал пятьдесят фунтов стерлингов в месяц. После возвращения из этого сафари мое жалованье было постепенно доведено до 200 фунтов. Это тогда считалось высшим окладом для профессионального охотника.

Мне всегда нравилось сопровождать охотников-спортсменов, желавших добыть хорошие трофеи. Я сопутствовал Дороти Маккарти, когда ей удалось убить рекордного хартбиста[17]Крупная африканская антилопа с серовато-коричневой спиной и белым брюхом.. С моей помощью майор Брюс добыл газель Томпсона с рогами длиной в 163/4 дюйма. Мне самому пришлось убить чалую антилопу с рогами всего лишь на полдюйма короче рекордных. У меня имеется голова рекордной газели суни, которую я убил в лесу Ньери.

Должен заметить, что в последние годы страсть к охоте за трофеями достигла такого предела, что стала бессмысленной. Мне кажется, что глупо проводить недели или даже месяцы в надежде добыть животное с рогами на четверть или на полдюйма больше мирового рекорда, лишь бы увидеть свое имя в справочнике Ролланда Уорда «Рекордные трофеи крупных зверей».

Рекордные экземпляры — чаще всего животные-уроды с признаками явного вырождения. Рекордные рога носорога обычно длинные и тонкие, как изящные длинные вязальные спицы. С моей точки зрения, это не стоящий трофей. Лично я предпочитаю настоящие естественные рога — толстые, мощные и достаточной длины. Такой трофей дает гораздо лучшее представление о животном и его силе, а уроды скорее представляют интерес для зоолога. Вряд ли им место среди трофеев охотников-спортсменов!

Некоторые спортсмены в своем стремлении заполучить мировые рекордные экземпляры заходят очень далеко. Вспоминаю одного охотника, добывшего огромную шкуру леопарда длиной более десяти футов. Я своим глазам не мог поверить, когда увидел эту чудовищную по размерам шкуру; даже восьмифутовый леопард встречается чрезвычайно редко. Позже, в отсутствие этого охотника, мне удалось более внимательно рассмотреть шкуру. Оказалось, что его туземные помощники довольно ловко вшили в среднюю часть шкуры четырехфутовую полосу от другого леопарда. При этом они настолько искусно подобрали узор и с таким мастерством вшили полосу, что я не мог обнаружить подделку, пока не перевернул шкуру и не осмотрел обратную сторону.

Вскоре я научился довольно точно распознавать характер клиентов еще до выхода с ними на охоту. Первое время я просто приводил клиента к хорошему трофею, а он доделывал остальное. Очень скоро я убедился, что в большинстве случаев это плохо кончается: некоторые клиенты в панике убегали, другие проявляли излишнюю смелость, а многие просто стреляли в животное, не беспокоясь о том, в какое место попадет пуля. В результате мне приходилось добивать раненого носорога или слона. Это научило меня стараться в самом начале распознать характер клиентов и соответствующим образом организовывать охоту. Клиенты, проявляющие страх перед крупным зверем, особых хлопот профессиональному охотнику не доставляют. Однажды мне пришлось сопровождать швейцарского миллионера, на которого произвели потрясающее впечатление замечательные 150-фунтовые слоновые клыки, висевшие в зале железнодорожной станции в Найроби.

— Найдите мне именно такого слона, — заявил он.

Я объяснил ему, что он опоздал лет на тридцать, поскольку слоны с такими крупными клыками в наше время встречаются редко. Однако после нескольких дней пребывания в кустарниках мы натолкнулись на слона-самца с замечательными клыками, ничуть не уступавшими по размерам тем, которые висели на станции в Найроби. Осторожно подкрадываясь, мы, наконец, подобрались к слону на расстояние выстрела. Швейцарец выстрелил. Пуля отколола кусочек правого клыка. Слон повернулся и пустился в бегство. Клиент, вообразив, что слон бросился на него, побежал в противоположном направлении. Когда я, наконец, нагнал охотника, он был слишком напуган, чтобы идти по следу слона. Несмотря на это, он продолжал бормотать:

— Клыки! Я должен их добыть!

В конце концов мне самому пришлось идти по следу и добить слона. Клиент был так доволен, что подарил мне роскошный автомобиль. Во мне осталось достаточно шотландского духа, чтобы находить большое удовольствие даже от подобного рода сафари.

Случалось, что другие клиенты были смелы до безрассудства. Во время охоты на львов с двумя канадцами мы однажды утром пошли с ними проверить приманки. Одна из приманок оказалась непотревоженной. Пока мы осматривали ее, ветер переменил направление и донес наш запах на поляну с высокой травой, находившуюся в нескольких ярдах от нас. Вдруг из травы поднялись три льва с густыми гривами — они поедали добычу на небольшом расстоянии от нашей приманки.

Мы оказались между львами и рекой, берег которой был покрыт густым кустарником. Львы промчались мимо нас, желая скрыться в поросли. Прежде чем я мог сделать какое-либо движение, оба канадца выскочили из машины и побежали вслед за львами. Охотники и львы бежали наперегонки по открытой местности, которая вела к реке, причем львы подгоняли себя ударами собственных хвостов на бегу. Затем один лев повернул влево и большими прыжками помчался по равнине. В один миг охотники остановились и, вскинув магазинные нарезные ружья, выстрелили по двум львам. Оба льва перекувырнулись через половы, как подстреленные зайцы. Для этих молодых людей охота была чем-то вроде футбола.

Пренебрежительное отношение клиентов к опасности всегда доставляло мне много беспокойства, поскольку никогда нельзя предвидеть заранее, на что способен дикий зверь. Профессиональный охотник знает повадки животного и может в девяти случаях из десяти правильно угадать, как поступит то или иное животное. Однако десятое животное может повести себя совершенно иначе, и именно оно несет главную опасность. В одном случае животное может проявить совершенно неожиданное коварство, в другом случае оно может быть удивительно терпимо к людям. Носорог обычно считается одним из самых свирепых африканских животных. Но однажды мне пришлось наблюдать, как носорог намеренно не запорол совершенно беззащитного человека.

Я сопровождал раджу, который не делал шага без личного секретаря и врача. Врач возил с собой целую клинику, причем большинство лекарств являлись сильно действующими, поскольку раджа постоянно боялся заболеть от тягот африканской жизни.

В кустах доктор становился мастером на все руки. Он тащил тяжелый киноаппарат, который должен был заснять подвиг раджи, карманы его раздувались от пузырьков с лекарствами, пакетов лекарственных трав и всякого рода пилюль.

Однажды мы охотились на буйвола. Раджа и я шли впереди, а доктор с секретарем — сзади. Мы натолкнулись на прекрасного буйвола-самца. Раджа выстрелил. От звука выстрела стадо буйволов бросилось в панике бежать, пробиваясь сквозь колючие кусты. Раджа был абсолютно уверен, что попал в буйвола-самца. Я не в меньшей степени был уверен, что он промахнулся, поскольку не слышал знакомого звука удара пули в мясо.

В своем рвении доказать правоту своего господина доктор и секретарь стали искать следы крови. Пока они бродили, из кустов выскочил носорог, который повернул в сторону доктора. Вероятно, бежавшее стадо буйволов обеспокоило носорога и он стал искать более укромное место. Если бы доктор остался на месте, все было бы в порядке, но он закричал и бросился в сторону напуганного секретаря, по-видимому, надеясь, что носорог погонится за секретарем. Секретарь, сообразив в чем дело, побежал к ближайшему дереву и буквально прилип к стволу, крича обезумевшему доктору:

— Убирайся! Убирайся!

Когда доктор побежал, носорог намеренно остановился, затем бросился вслед за ним, качая головой снизу вверх, будто примеряясь, как лучше ударить рогом. Доктор проявил недюжинные способности спринтера, вложив всю душу в бег, однако носорог легко нагонял его. И доктор, и носорог находились на одной линии, поэтому я не мог стрелять. Вскоре я заметил, что зверь нападает не всерьез. При случайной встрече носорога с человеком опасность всегда меньше, чем когда носорог потревожен и ожидает такую встречу. Доктор продирался сквозь колючие деревья, крича:

— Спасите!

Носорог бежал вслед за доктором, заставляя свою жертву делать новое усилие, подталкивая его время от времени своим рогом. Доктор постепенно слабел и в конце концов поплелся пошатывающейся походкой. Замедлил свой бег и носорог, все время останавливаясь позади него. Я так заинтересовался этим представлением, что совершенно забыл о необходимости стрелять в носорога и с любопытством наблюдал, как зверь гонял доктора по кустам. Наконец, носорогу это занятие, по-видимому, надоело, и он побежал прочь, а изможденный доктор весь в поту вернулся к нам, сказав:

— Ну, и пришлось же мне пережить!

Самая неприятная обязанность профессионального охотника сопровождать человека, который ведет себя, как хорек в курятнике: убивает ради уничтожения. Мне не мало пришлось поохотиться, но я всегда при этом преследовал какую-то цель. Некоторые же люди получают наслаждение от убийства зверей ради удовольствия видеть смерть.

Часто клиенты заявляли мне:

— Хантер, у меня разрешение на отстрел 300 зверей, а я убил всего-навсего 200. Можете вы наверняка гарантировать, что мне удастся убить остальных в течение ближайших нескольких дней?

Однако некоторые клиенты скоро излечиваются от этой мании.

Мне пришлось сопровождать нескольких американцев, которые приезжали, чтобы вдоволь поохотиться. Через несколько дней они сменили свои ружья на фотоаппараты и оставшееся время занялись фотографированием.

Вспоминаю историю, рассказанную мне американцем — мистером Джеком Холлидеем, который подал мне идею написать эту книгу. Вместе с сопровождавшим его Ройем Хоумом он шел по следу крупного слона-самца. Вопреки мнению некоторых охотников, я полагаю, что размер следа слона не говорит о величине его клыков. Часто слон, оставляющий относительно небольшие следы, имеет лучшие клыки, чем великан. Обычно слон, ступающий всей площадью ноги, является старым самцом и поэтому, по всей вероятности, имеет крупные клыки. Следы данного слона-самца говорили о том, что это крупный старый слон с отличными клыками. Джек и Рой с большими трудностями шли по следу и, наконец, обнаружили слона на берегу ручья. Слон, по-видимому, услышал охотников, уши его были развернуты во всю ширину, а хобот поднят, чтобы принюхиваться к ветру. У слона были замечательные клыки — лучшие из всех, которые Рою приходилось видеть в течение многих лет охоты.

Стоявший в лесу благородный и бесстрашный зверь с клыками, которые ярко выделялись на фоне грифельной синевы его туловища, представлял собой незабываемую картину. Джек медленно поднял ружье, он был отличным стрелком. Рой стоял, ожидая падения животного. Однако Холлидей опустил ружье и, качая головой, сказал:

— Не могу. Он слишком хорош, чтобы его убивать.

Они повернулись и оставили слона, смотревшего на них мудрыми глазами старика.

Немного найдется спортсменов, которые не воспользуются прекрасным трофеем, особенно после того, как провели несколько недель, преследуя животное и преодолевая бесчисленные трудности. И все же мне приходилось быть свидетелем таких случаев. Однажды я сопровождал молодого студента Йельского университета, который всеми силами стремился добыть бонго. Обычно на бонго охотятся с собаками — это почти единственный способ охоты на него. Пройдя долгий и тяжелый путь, мы добрались до туземной деревушки, расположенной в глубине леса. Я рассказал деревенскому старосте, что нам нужны собаки для охоты на бонго. Он предоставил в мое распоряжение сборную свору из десятка мелких деревенских собак, которые имели довольно невзрачный вид, но хорошо шли по следу. После нескольких неудачных заходов мы услышали лай собак и крики животных. Прорвавшись сквозь густую поросль между деревьями, мы увидели, что собаки затравили бонго, загнав его в небольшой ручеек. Самец стоял по колени в воде, подняв одну ногу и бросая вызов своим мучителям, как бы подзывая их к себе. Он был окружен травившими его собаками, а с двух сторон стояли и кричали жители деревни.

— Вот ваш трофей, — сказал я.

Мой клиент поднял ружье, а затем вновь опустил его.

— Я не могу стрелять по несчастному животному, окруженному всеми этими собаками и людьми. У него нет ни одного шанса на спасение. В этом нет никакого спортивного интереса.

Так мы и вернулись без трофея, к величайшему неудовольствию местных жителей, которые надеялись полакомиться мясом.

Очень забавной и безобидной разновидностью дураков являются самоявленные эксперты по африканской дичи. Мне пришлось присутствовать на обеде в Найроби, где один тип провел со мной длинную беседу о диких животных. Позже кто-то подал ему набор картинок, среди которых была фотография самца-гиены. Этот «знаток» с умным видом покачал годовой, заявив:

— О, да! Какой это прекрасный бык гиены!

Поскольку гиена принадлежит к семейству собак, это все равно, что говорить о быке фокстерьера. Однако я счел за благо держать свои знания при себе.

Однажды я встретился с человеком, который очень гордился своим умением стрелять. У него были замечательные ружья, и он с большим знанием говорил о начальной скорости, калибрах и патронах. В один прекрасный день мы натолкнулись на стадо диких африканских кабанов. Животные бросились бежать во весь опор через равнину, как обычно, высоко подняв хвосты. Клиент вскинул магазинное ружье и открыл огонь по кабанам. Я с интересом наблюдал, как пули летели во все стороны, исключая той, в которую бежали кабаны.

После такой стрельбы я подумал: «как хорошо, что в диких кустах Африки редко приходится слышать о жертвах от шальных пуль». Клиент повернулся ко мне и сказал совершенно серьезно:

— Хантер, я надеюсь, что вы не осудите меня за это повальное уничтожение кабанов. Я люблю уничтожать их, поскольку свиньи способствуют распространению заразы.

Я заверил его, что не имею никаких возражений. Про себя я пожелал, чтобы смерть всегда была от меня на таком же расстоянии, как от этих животных.

Иные клиенты доставляют много хлопот, но в то же время и много удовольствия. Вспоминаю одну молодую девушку по имени Фей, которой едва исполнилось двадцать лет. Самое большое удовольствие для нее было находиться в сафари. Много снега легло на вершину Килиманджаро с тех пор, как я сопровождал на охоту эту девушку, но и сейчас я могу мысленно увидеть ее, одетую в полуковбойскую одежду. Ее темные волосы были свободно повязаны шелковой банданой[18]Цветной платок, сделанный в Индии., концы которой были заправлены в рубашку. Узкую талию опоясывал ремень-патронташ из свиной кожи с замысловатой пряжкой, изображающей звериную голову. Фей страстно любила природу. Она прекрасно стреляла, владела рыболовным искусством и верховой ездой. Лошади и собаки буквально обожали ее. Вся фигура Фей дышала силой и ловкостью.

Когда мы выступили, я нанял у местных жителей несколько ослов. Эти ослы не выносили даже запаха европейцев. Много времени и нервов ушло на то, чтобы навьючить беспокойных животных. В конце концов все было закончено, и я дал команду выступать. Но ослы отказывались даже сдвинуться с места. Фей не растерялась. Она достала из какого-то потайного карманчика своего багажа австралийский пастуший кнут с короткой толстой ручкой и кнутовищем, сплетенным из шкуры кенгуру. В маленькой ручке Феи кнут выглядел непомерно большим, и я не представлял себе, что она будет с ним делать. Едва я успел опомниться, как Фей щелкнула десятифутовым кнутом над головами ослов. Звук не уступал по силе выстрелу из крупнокалиберного ружья. Ослы встали на дыбы и, брыкаясь, рассыпались, как бусины. Грузы мгновенно оказались у них под брюхом, и, прежде чем поводыри успели удержать их, вещи рассыпались по всей степи. Плоды четырехчасового тяжелого труда были уничтожены в десять секунд. Не помня себя от ярости, я набросился на Фей. Она сидела на земле, громко смеясь. Между приступами смеха ей удалось выдавить:

— Хантер, отчего вы такой мрачный?

Надо сказать, что она-то никогда не была скучной.

Поскольку от ослов было мало проку, я нанял повозку с упряжкой волов. Повозка была тяжелой и тихоходной. Погонщик, туземец постоянно кричал и пощелкивал кнутом. Каждый вол тянул во всю силу лишь тогда, когда погонщик называл его по кличке. Живая Фей не выдержала столь медленного движения повозки с волами.

— Мы никогда не доберемся до места с такой скоростью, — заявила она. — Мы с вами поедем вперед на моей машине.

Поскольку к месту нашего назначения дороги не было, я сомневался в возможности проделать путешествие на машине. Однако у Фей был старый студебеккер, который, как она уверяла, обладал абсолютной проходимостью. Мы нагрузили старую машину наиболее необходимым снаряжением. Я уселся на вещи, Фей села за руль, и мы тронулись в путь.

Через несколько минут я пришел к заключению, что допустил ошибку, не оставшись на воловьей повозке. Студебеккер, казалось, обладал всеми свойствами виллиса, и Фей гнала на полной скорости, независимо от характера местности. Мы прорывались сквозь колючий кустарник, причем ветви хлестали меня с обеих сторон, с полного хода преодолевали ручьи и поэтому вероятность застрять в иле была сведена к нулю. Нас выносило на другой берег одной силой инерции. На открытой равнине Фей выжимала из машины все, на что та была способна. Мы мчались с невероятной скоростью. Вдруг колесо ударилось о старую нору муравьеда. Вещи, уложенные сзади, вместе со мной полетели вверх. Когда я приземлился, машина уже выскочила из-под меня и на полном ходу летела по равнине, оставляя за собой «кильватерную струю» из мятой травы и сухих листьев. Надо сказать, что мое приземление было весьма удачным, поскольку я упал на вещи, не изменив своего сидячего положения и не выпустив даже зажатую в зубах трубку.

Фей промчалась добрых две мили, прежде чем обнаружила мое отсутствие, и то только потому, что какие-то другие вещи выскочили из машины. Она вернулась и обнаружила меня сидящим на вещах с дымящейся трубкой во рту. Выскочив из машины, Фей остановилась и стала разглядывать меня, уперев руки в бока.

— Хантер, как вы ухитрились потеряться? — спросила она меня строго.

Фей была замечательным стрелком.

Больше всего Фей любила охотиться на слонов и львов. Она предпочитала двухствольные нарезные ружья лондонской фирмы «Вильяма Эванса» калибра 360[19]Приблизительно 9,15 миллиметра.. Поскольку это ружье было слишком легкое для охоты на слонов, я настоял на том, чтобы охотиться только в негустом кустарнике, где можно было увидеть слона на большом расстоянии. Хороший стрелок может легко убить слона и из легкого ружья, если зверь стоит на открытом месте и охотник имеет возможность точно целиться в ухо слона. В густом кустарнике, где слон может наброситься на охотника с близкого расстояния, необходимо тяжелое ружье, которое обладает достаточной ударной силой, чтобы остановить зверя выстрелом в лоб.

У Фей был неисчерпаемый запас энергии. Она могла целый день охотиться и целую ночь не спать. Я не обладал такими способностями. Однажды вечером мы вернулись в лагерь после того, как проходили по кустарнику с самого рассвета. После короткого ужина я лег спать. Фей последовала моему примеру. Однако избыток жизненных сил не давал ей уснуть. Мы все ночевали в одной маленькой палатке, поскольку тихоходная повозка с палаткой и основным имуществом еще не прибыла. Повертевшись в постели несколько минут, Фей уселась на походной койке и заявила:

— Хантер, мне скучно. Вставайте и поговорите со мной.

Я прикинулся спящим, так как утомился за день и не имел никакого желания проводить всю ночь за выпивкой и беседой. Фей позвала меня еще раз. Затем я услышал, как она пробормотала:

— Я его все равно разбужу.

В следующий миг мне на голову свалился вещевой мешок с патронами. Фей крикнула:

— Не будьте таким скучным, вставайте и развлекайте меня!

Я встал, убедившись в бесполезности сопротивления.

Боюсь, что с обязанностями ночного собеседника я справлялся хуже, чем с охотничьими, поскольку для участия в следующем сафари Фей пригласила красивого молодого человека, с которым познакомилась в Найроби. Я представить себе не мог, что могла такая девушка, как Фей, найти в этом молодом человеке, так как он был неважным стрелком. Судя по тому, что она сказала мне, я понял, что он обладал такими качествами, которые не сразу бросаются в глаза. Казалось, что мы теперь достигли идеального положения. Днем Фей могла охотиться со мной, а вечером проводить время со своим кавалером. К несчастью, Фей была слишком беспокойной девушкой и требовала, чтобы ее друг разделял ее страсть к охоте. Молодой человек предпочитал не пользоваться крупнокалиберным ружьем, так как большая сила отдачи больно била его в плечо. Поэтому он пользовался легким 275-калиберным[20]Приблизительно 7 миллиметров. нарезным ружьем, а она — своим надежным ружьем калибра 360. В это время мы охотились на львов, и это относительно легкое ружье вполне подходило, но я все-таки взял с собой ружье калибра 475[21]Примерно 12,1 миллиметра. на случай, если придется встретиться со слоном или носорогом.

Мы шли гуськом по звериной тропе, идущей в глубь зарослей высокой травы. Вдруг впереди мы увидели одиноко пасшегося буйвола-самца. Африканский буйвол — весьма грозный зверь. Когда он, пригнув голову, бросается на охотника, единственное место, куда можно стрелять, — это его толстый лоб, защищенный широким утолщением у основания рогов. Только крупнокалиберное ружье способно свалить нападающего буйвола.

Я хотел оставить буйвола в покое, но Фей категорически возражала

— ее знакомый должен вернуться в Найроби, имея право заявить, что он убил буйвола.

— Стреляйте ему в плечо, — шепнула она. — Если он не упадет, я его добью.

Молодой человек, нервничая, поднял ружье и выстрелил. Пуля попала буйволу около крестца. В один миг он развернулся и со страшной скоростью бросился на нас. Мы ничего не видели, кроме широко расставленных рогов, несущихся на нас по узкой тропе. Фей с достойным восхищения хладнокровием вскинула ружье и всадила две пули в лоб зверя. Это было все равно, что плеваться жеваными бумажными шариками. Увидев, что животное продолжает бежать, Фей уронила ружье и бросилась в объятия своего знакомого.

Стоя на узкой тропе, тесно прижавшись друг к другу, эти дети не давали мне возможности обойти их, чтобы сделать выстрел по зверю. Буйвол вот-вот должен был добежать до нас. Я уже различал хлопья белой пены на черной груди зверя и острия его огромных рогов. Если бы это животное весом в две тысячи фунтов наскочило на нас, то мы бы наверняка были сбиты и втоптаны в землю. Когда до его рогов оставалась какая-нибудь пара ярдов, мне удалось протиснуть ствол ружья между Фей и ее знакомым и выстрелить. Буйвол грохнулся на землю, забрызгав брюки Фей пеной и кровью. По-моему, Фей и ее друг решили, что буйвол добрался до них. Так силен был удар при падении животного. Через несколько секунд Фей, открыв глаза, увидела мертвого буйвола у своих ног.

— Вот видите, — обратилась она радостно к своему другу, — Хантер покончил с буйволом. Не обижайтесь, что не Вам пришлось убить его, мы сейчас же пойдем и разыщем другого.

— Большое спасибо! — заявил молодой человек, утирая трясущимися руками пот со лба. — Меня интересует только одно, — сколько потребуется времени, чтобы добраться до Найроби.

Милая веселая Фей! Какова ее судьба — я не знаю. Мягко говоря, она не придерживалась условностей, но зато была отличным стрелком и хорошим товарищем. А разве можно найти все качества у женщины?

К сожалению, лишь немногие охотники-спортсмены проявляют достаточно благоразумия, чтобы терпеть силу отдачи тяжелого ружья. Обычно после нескольких выстрелов при стендовой стрельбе охотник-спортсмен начинает инстинктивно морщиться от боли, когда нажимает спуск. Это, конечно, пагубно влияет на его стрельбу и он начинает пользоваться более легким оружием. Охотник-спортсмен забывает, что в разгар охоты будет не до отдачи ружья.

Охотнику-спортсмену приходится решать несколько вопросов при выборе огнестрельного оружия. Многие предпочитают пользоваться собственным оружием, но лишь у некоторых имеются тяжелые ружья, необходимые для охоты на крупных африканских зверей. Если же спортсмен, находясь в Африке, берет ружье напрокат, он не может показать его друзьям и сказать, что из этого ружья он убил крупного самца. Кроме того, многие охотники-спортсмены читали записки охотников старых времен, которые часто пользовались относительно легким оружием. Но в те времена звери были непугаными и охотник мог стрелять в самые уязвимые места. Охотники тех времен лишь в редких случаях рисковали входить в заросли, чтобы добыть трофеи.

Упорное желание охотников-спортсменов пользоваться легкими ружьями привело к возникновению нехорошего обычая среди некоторых профессиональных охотников. Некоторые профессиональные охотники стреляют из тяжелого ружья одновременно с охотниками-спортсменами. Такому охотнику-профессионалу и дела нет до того, попадет ли его клиент в зверя или же просто выстрелит в воздух. Животное падает, а клиенту достается слава. Если бы я попытался сделать что-либо подобное, такие люди, как братья Макмартины, коммандер Глен Кидстон или майор Брюс, которых мне приходилось сопровождать, тут же отказались бы от моих услуг и немедленно отправили меня в Найроби.

И все же мне понятно поведение профессиональных охотников наших дней. Неписаный закон кустарника запрещает оставлять раненого зверя подыхать. Если клиент ранил опасного зверя, профессиональный охотник обязан последовать за ним в кустарник и добить его. Клиент не может сам идти, поскольку это связано со слишком большим риском. Кроме того, профессиональный охотник может гораздо лучше справиться с этой задачей, если он пойдет один.

Вспоминаю, как однажды я охотился с европейским принцем и принцессой близ Касигау в районе Вой в Кении. Мы заметили приближающегося к нам буйвола-самца и залегли, чтобы позволить ему подойти поближе. Буйвол подбежал к нам на расстояние около пятидесяти ярдов. Принцесса стреляла из мелкокалиберного ружья и была полна решимости убить буйвола без посторонней помощи. Она ранила буйвола в грудь. Если бы выстрел был сделан из ружья крупного или даже среднего калибра, то буйвол был бы убит. Однако в данном случае раненому зверю удалось повернуть и скрыться в густых зарослях кустарника. Мы посмотрели на след и обнаружили капельки крови. В обязанности охотника входит определение ранения по виду крови. Кровь из легких — светлой окраски, следовательно, идти по следам придется долго; кровь из почек темная — значит зверь ранен смертельно; кровь из туловища или конечностей по окраске промежуточная и показывает, что ранение несерьезное. В данном случае окраска крови показывала, что нам предстояло иметь дело с раненым зверем, который будет яростно драться за свою жизнь. В общем перспектива была не из приятных.

Принцесса продолжала настаивать на том, чтобы идти по следу раненого зверя со своим игрушечным ружьем. Когда я стал возражать, ее королевская кровь вскипела и она отстегала меня со всей силой своего маленького язычка. Очень трудно иметь дело с людьми, которые привыкли, чтобы им никто не перечил. Я продолжал настаивать на своем, отказав ей в праве совершить самоубийство. К счастью, принц оказался человеком с ясной головой. Он, наконец, вмешался и велел мне самому покончить со зверем.

Я вошел в кустарник вместе со своим помощником-следопытом из племени валингулу. Я убежден, что представители этого племени — самые лучшие следопыты в Кении, и я полностью доверял своему помощнику. Почва была песчаная, и мы могли бесшумно идти по зарослям. Кругом была тишина. Это означало, что буйвол, по всей вероятности, застыл, поджидая нас в засаде. Мы подошли к месту, где было много крови, — буйвол там простоял несколько минут. Он, по-видимому, слышал, как принцесса кричала на меня, и остановился послушать. Когда спор прекратился и мы пошли по следу, он тоже двинулся дальше.

Вдруг до нас донесся едкий запах буйвола-самца. Мы остановились. Должно быть он находился всего лишь в нескольких ярдах от нас. Следопыт стоял, сильно раздув ноздри, и был похож на пойнтера, старающегося учуять выводок куропаток; затем он показал пальцем в кусты. Я ничего не видел. Думая, что буйвол находится на некотором расстоянии от нас, я знаком показал помощнику, чтобы он бросил какой-нибудь предмет в направлении животного. Он поднял камень и бросил его в кустарник впереди нас. Я услышал удар камня о рог буйвола. Зверь стоял прямо перед нами, но черная шкура настолько сливалась с тенью, что я не мог его разглядеть.

В этот миг буйвол бросился на нас. У меня даже не было времени прицелиться. Я только вскинул двуствольное нарезное ружье калибра 500 и выстрелил, как из дробового ружья. Пуля попала буйволу под левый глаз, убив его наповал. Если бы при мне было легкое ружье, зверь наверняка убил бы нас обоих, прежде чем издох сам.

Самая необычная просьба, с которой ко мне обратился один из клиентов, заключалась в том, чтобы заползти в нору и извлечь раненого африканского кабана. Я сопровождал графа Карнарвона, который ранил крупного самца дикого африканского кабана. Зверь скрылся в норе. А африканский кабан всегда входит в нору задом и держит свои клыки наготове, чтобы достойно встретить преследователя. Граф загорелся желанием во что бы то ни стало заполучить зверя, а я не мог придумать какой-либо способ достать его. У нас не было ни лопаты, ни другого подходящего инструмента, чтобы выкурить кабана.

Я обратился к следопытам с просьбой последовать за кабаном в нору. Следопыты объяснили мне, что они исповедуют магометанство, а закон ислама запрещает прикасаться к свинье. Если бы не это, они бы с радостью исполнили мою просьбу. Мне ничего не оставалось, как самому спуститься за зверем. Я снял свою куртку и, сказав помощникам, чтобы они меня вытащили за ногу, как только начну брыкаться, пополз в нору.

Нора была слишком тесная для меня, а от вонючего дыхания кабана я чуть не задохся. Так как я закрыл вход в нору собственным телом, то стало совершенно темно. Я с трудом протискивался вперед, нащупывая путь руками. Вдруг моя рука наткнулась на рыло кабана. Я схватил его за клыки. Кабан попытался прижать мою руку к стенкам норы, но я не отпускал его, ожесточенно брыкаясь ногами. От недостатка воздуха и удушливой вони, исходившей от кабана, я чуть не потерял сознание. Наконец, мои помощники вытащили меня и вонючего зверя наружу.

Когда я встал на ноги, утирая лицо, граф сказал мне:

— Блестяще, Хантер! Собственно кабан как трофей мне не нужен, мне просто нужна шкура на седло. Не повредили ли вы ее?

Надеюсь, что граф был в достаточной мере удовлетворен своим седлом. Иначе как оправдать те мучения, которые я перенес, вытаскивая кабана из норы?