Онлайн чтение книги Лишь время покажет Only Time Will Tell
8

Джайлз так и не появился на ужине, и ночью постель его тоже была пуста. Гарри подозревал, что, если бы школа Святого Беды не проиграла ежегодный матч против Эйвонхерста на тридцать одну перебежку, немногие мальчики или даже учителя заметили бы его отсутствие.

Но, к сожалению для Джайлза, игра состоялась на своем поле, так что у каждого нашлось собственное мнение насчет того, почему первый бэтсмен школы не занял пост на линии, а в особенности у Фишера, твердившего всем подряд, что не того человека отстранили от занятий.

Гарри без большого воодушевления ждал каникул; и не только потому, что гадал, увидится ли он когда-нибудь с Джайлзом снова, но и потому, что каникулы означали возвращение в дом номер двадцать семь по Стилл-Хаус-лейн, где ему опять пришлось бы делить комнату с дядей Стэном, который нередко возвращался домой нетрезвым.

Проведя вечер за перечитыванием старых экзаменационных работ, около десяти мальчик ложился в постель. Вскоре он засыпал, но иногда где-то за полночь его будил дядя, зачастую пьяный настолько, что не мог найти собственную кровать. Звук того, как Стэн пытается помочиться в ночной горшок и при этом не всегда попадает в цель, запомнится Гарри до конца жизни.

Когда дядя падал на кровать – раздевался он редко, – мальчик просыпался и долго не мог заснуть из-за громкого пьяного храпа. Он мечтал вернуться в школу Святого Беды, где делил спальню с двадцатью девятью другими учениками.

Гарри все еще надеялся, что Стэн ненароком проговорится о подробностях смерти его отца, но разум того большую часть времени бывал слишком замутнен, чтобы ответить даже на самый простой вопрос. В один из тех редких случаев, когда Стэн оказался достаточно трезв для разговора, он велел мальчику отвалить и предупредил, что задаст ему трепку, если тот еще раз поднимет эту тему.

Единственной положительной стороной такого соседства было то, что он ни при каких обстоятельствах не мог опоздать к утренней доставке газет.

Дни Гарри на Стилл-Хаус-лейн приобрели строгий распорядок: подъем в пять, тост на завтрак – он больше не вылизывал дядину миску; затем следовало явиться к мистеру Дикинсу в газетный киоск к шести, разложить газеты в нужном порядке, а после доставить их. На все уходило около двух часов, что позволяло ему вернуться домой и успеть выпить чашку чая с мамой до того, как она уйдет на работу. Примерно в восемь тридцать мальчик отправлялся в библиотеку, где встречался с Дикинсом, который всегда уже сидел на верхней ступеньке крыльца в ожидании, пока кто-нибудь не откроет двери.

Днем Гарри являлся на репетицию хора в церковь Святой Марии в Редклиффе, что было частью его обязательств перед школой Святого Беды. Он никогда не считал это обременительным, поскольку искренне любил петь. По правде сказать, он не раз шептал: «Господи, пожалуйста, когда мой голос сломается, сделай меня тенором, и я никогда больше ни о чем не попрошу».

Вернувшись домой к вечернему чаю, Гарри пару часов занимался за кухонным столом, а затем отправлялся в кровать, страшась возвращения дяди не меньше, чем Фишера в первую неделю в школе Святого Беды. По крайней мере Фишер отбыл в классическую школу Кольстона, и Гарри предполагал, что их пути больше никогда не пересекутся.

Гарри с нетерпением ждал последнего года в школе Святого Беды, хотя прекрасно представлял, как сильно изменится его жизнь, если их с друзьями дороги разойдутся: Джайлза – он сам не знал куда, Дикинса – в Бристольскую классическую, а ему самому, если он не сумеет получить стипендию там же, вероятно, придется вернуться в Мерривуд, а затем, в четырнадцать лет, бросить школу и искать себе работу. Он пытался не думать о последствиях провала, хотя дядя Стэн никогда не упускал возможности напомнить ему, что всегда можно устроиться в порт.

– Мальчишку с самого начала не следовало отпускать в эту хваленую школу, – постоянно твердил он Мэйзи, когда та ставила перед ним миску с кашей. – Там его научили слишком много о себе думать, – добавлял он, как будто племянника не было рядом.

Гарри не сомневался, что Фишер охотно согласился бы с точкой зрения дяди, но, с другой стороны, он давно уже пришел к выводу, что у дяди Стэна и Фишера было много общего.

– Но ведь нужно же дать Гарри возможность расти над собой? – возражала Мэйзи.

– Зачем? – не уступал Стэн. – Если порт был хорош для меня и его старика, почему он недостаточно хорош для него? – заключал он с уверенностью, не оставлявшей места для споров.

– Может, мальчик умнее нас обоих, – предполагала Мэйзи.

Это заставляло Стэна на мгновение замолчать, но после новой ложки каши он находил, что ответить.

– Смотря что ты имеешь в виду под умом, – заявлял он. – В конце концов, ум уму рознь.

Затем он отправлял в рот очередную ложку, но больше ничего не добавлял к этому глубокому суждению.

Слушая, как дядя раз за разом каждое утро проигрывает одну и ту же пластинку, Гарри разрезал свой тост на четыре части. Он никогда не высказывался в собственную защиту, поскольку было очевидно, что Стэн уже все решил насчет будущего племянника и его ничем не поколебать. Чего дядя не понимал, так это того, что его постоянные издевки лишь побуждают мальчика усердней заниматься.

– Не могу околачиваться тут целый день, – напоследок сообщал Стэн, особенно если чувствовал, что проигрывает спор. – Кое-кому из нас нужно и работать, – добавлял он, поднимаясь из-за стола.

Никто не утруждался возражениями.

– И еще одно, – спохватывался он, открывая кухонную дверь. – Разве никто из вас не заметил, что мальчишка размяк. Он теперь даже не вылизывает мою миску из-под каши. Одному богу известно, чему его учат в этой школе.

И дверь захлопывалась за его спиной.

– Не обращай внимания на дядю, – пыталась успокоить Гарри мама. – Он просто завидует. Ему не по душе, что все мы так гордимся тобой. И даже ему придется запеть на другой лад, когда ты получишь стипендию, как твой друг Дикинс.

– Но в этом-то все и дело, мама, – вздыхал Гарри. – Я не такой, как Дикинс, и уже начинаю задумываться, стоит ли игра свеч.

Все смотрели на Гарри в молчаливом недоумении, и тут впервые за долгие дни заговорил дедушка.

– Жаль, что мне не выпало возможности пойти в Бристольскую классическую школу, – сообщил он.

– И почему же, дедушка? – сорвался на крик Гарри.

– Потому что в этом случае нам не пришлось бы все эти годы жить с твоим дядей Стэном.

Гарри с удовольствием разносил по утрам газеты, и не только потому, что это давало ему повод ускользнуть из дому. Со временем он познакомился с несколькими постоянными покупателями мистера Дикинса, причем некоторые из них слышали, как он поет в церкви Святой Марии и махали Гарри рукой, когда он заглядывал к ним, а другие предлагали ему чашку чая или даже яблоко. Мистер Дикинс предостерег его, что при доставке ему стоит опасаться двух собак; к концу второй недели обе начинали вилять хвостами, когда он спрыгивал с велосипеда.

Мальчик с радостью обнаружил, что одним из постоянных клиентов мистера Дикинса был мистер Холкомб, и они часто обменивались парой слов, когда Гарри привозил ему утренний экземпляр «Таймс». Его первый учитель дал ясно понять, что не желает больше видеть ученика в Мерривуде, и добавил, что, если тому понадобятся дополнительные занятия, он почти всегда свободен по вечерам.

Когда Гарри возвращался в газетный ларек после доставки, мистер Дикинс всякий раз перед тем, как отпустить его по своим делам, подсовывал ему в сумку пенсовую плитку шоколада «Фрайс». Это напоминало ему о Джайлзе. Он часто задумывался: что-то сейчас с его другом? Ни до него, ни до Дикинса не доходило ни единой весточки от Джайлза с того самого дня, когда мистер Фробишер вызвал Гарри к себе после подготовки. Затем, прежде чем покинуть магазин и направиться домой, мальчик всегда задерживался перед шкафом-витриной, любуясь часами, которые, как он знал, ему никогда себе не позволить. Он даже не удосуживался спросить у мистера Дикинса, сколько они стоят.

Размеренный распорядок Гарри обычно нарушался лишь дважды в неделю. Он пытался проводить каждое субботнее утро со Смоленым, прихватив с собой по экземпляру всех выпусков «Таймс» за неделю, а воскресными вечерами, исполнив свои обязанности в церкви Святой Марии, он мчался через весь город, чтобы успеть к вечерне в церковь Святого Рождества.

Хрупкая мисс Манди светилась от гордости, слушая соло. Она лишь надеялась прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Гарри поступит в Кембридж. Она намеревалась рассказать ему о хоре Королевского колледжа, но не раньше чем он получит место в Бристольской классической школе.

– Мистер Фробишер собирается сделать тебя старостой? – спросил Смоленый еще до того, как Гарри занял привычное место на другой стороне вагона.

– Понятия не имею, – отозвался мальчик. – Фроб, между прочим, всегда говорит, – добавил он, подергав себя за лацканы, – «Клифтон, в жизни вы получаете ровно столько, сколько заслуживаете, не больше и не меньше».

Смоленый усмехнулся, едва удержавшись от похвалы: «Неплохое подражание Фробу».

– Тогда ставлю на то, что ты вот-вот станешь старостой, – удовольствовался он предположением.

– Я бы предпочел получить стипендию в БКШ, – заметил Гарри, внезапно показавшись старше своих лет.

– А как насчет твоих друзей, Баррингтона и Дикинса? – спросил Смоленый, пытаясь разрядить обстановку. – Им тоже предстоит великое будущее?

– Дикинса ни за что не сделают старостой, – сообщил мальчик. – Он даже о себе не в состоянии позаботиться, не говоря уж о ком-нибудь еще. В любом случае он надеется, что ему поручат надзор за библиотекой, а поскольку никто больше не хочет этим заниматься, мистер Фробишер вряд ли станет долго ломать голову над этим назначением.

– А Баррингтон?

– Я сомневаюсь, что он вернется в школу в следующем триместре, – с тоской проговорил Гарри. – А если и вернется, я почти уверен, что старостой его не сделают.

– Не стоит недооценивать его отца, – напомнил Смоленый. – Этот человек, вне всякого сомнения, уже позаботился о том, чтобы его сын вернулся в школу в первый же день триместра. И я бы не поставил деньги на то, что он не станет старостой.

– Будем надеяться, ты прав, – кивнул Гарри.

– А если я прав, полагаю, затем он, по примеру отца, поступит в Итон?

– Нет, если от него будет хоть что-то зависеть. Джайлз предпочел бы пойти в БКШ вместе со мной и с Дикинсом.

– Если он не попадет в Итон, ему вряд ли предложат место в классической школе. Их вступительный экзамен – один из труднейших в стране.

– Он говорил, что у него есть план.

– И лучше бы этому плану быть хорошим, если он надеется одурачить не только экзаменаторов, но и собственного отца.

На это Гарри промолчал.

– Как поживает твоя матушка? – спросил Смоленый, меняя тему, поскольку было видно, что поддерживать прежнюю мальчик больше не намерен.

– Ее только что повысили. Теперь она руководит всеми официантками в «Пальмовом дворике» и подчиняется напрямую мистеру Фрэмптону, управляющему отелем.

– Должно быть, ты очень ею гордишься, – заметил Смоленый.

– Да, так и есть, и более того, я намерен подтвердить это на деле.

– И что ты задумал?

Гарри поделился с ним своим секретом. Старик внимательно выслушал мальчика, время от времени одобрительно кивая. Он предвидел одну маленькую загвоздку, но непреодолимой она не была.

Когда Гарри вернулся в магазин, доставив последние газеты перед тем, как отправиться обратно в школу, мистер Дикинс вручил ему шиллинг в качестве поощрения.

– Ты лучший разносчик газет из всех, что у меня были, – объявил он.

– Спасибо, сэр, – откликнулся Гарри, пряча деньги в карман. – Мистер Дикинс, могу я задать вам вопрос?

– Да, Гарри, конечно.

Мальчик подошел к шкафу-витрине, где на верхней полке была выставлена рядышком пара наручных часов.

– Сколько они стоят? – спросил он, указывая на «ингерсолл».

Мистер Дикинс улыбнулся. Он уже несколько недель ждал, когда же Гарри задаст этот вопрос, и загодя приготовил ответ.

– Шесть шиллингов, – сообщил он.

Гарри не верил собственным ушам. Он не сомневался, что столь великолепный предмет должен стоить вдвое дороже, если не больше. Но, несмотря на то что он откладывал половину заработка каждую неделю, ему даже с сегодняшним поощрением все равно не хватало шиллинга.

– Ты же понимаешь, Гарри, что это дамские часы? – уточнил мистер Дикинс.

– Да, сэр, понимаю, – заверил его мальчик. – Я надеялся подарить их моей матери.

– Тогда ты можешь приобрести их за пять шиллингов.

Гарри не мог поверить в собственную удачу.

– Спасибо вам, сэр, – выпалил он и протянул мистеру Дикинсу четыре шиллинга, шестипенсовик, трехпенсовик и три монетки по одному пенни, оставшись в итоге с пустыми карманами.

Мистер Дикинс взял часы из витрины, украдкой снял с них ценник в шестнадцать шиллингов и уложил в красивую коробочку.

Гарри выскочил из магазина, насвистывая. Мистер Дикинс улыбнулся и положил в кассу десятишиллинговую банкноту, радуясь тому, что выполнил свою часть сделки.