Онлайн чтение книги Опасность тьмы The Risk of Darkness
Два

Серрэйлер сидел в комнате без мухи. Вместе с ним здесь были самые высокопоставленные сотрудники Уголовного розыска, которые расследовали дело о похищении ребенка.

Старший суперинтендант Джим Чапмэн был назначен старшим следователем. Ему совсем немного оставалось до пенсии, он был дружелюбен, опытен и проницателен, работал полицейским на севере Англии всю свою сознательную жизнь, и большую ее часть – в разных частях Йоркшира. Остальные были заметно моложе. Сержант Салли Нелмс – маленькая, аккуратная и очень бойкая. Констебль Марион Купи – примерно из той же оперы: она только недавно перевелась из полиции долины Темзы. Во время обсуждений она говорила меньше всех, но все ее замечания были разумны и уместны. Еще один йоркширец, Лестер Хикс, был давним коллегой Джима Чапмэна и, по совместительству, его зятем.

Они очень гостеприимно встретили представителя органов другого региона, хотя могли бы обидеться или проявить недоверие. Они были сфокусированы и энергичны, что Серрэйлер очень впечатлило, но в то же время он сразу заметил зарождающиеся признаки недовольства и разочарования, которые были ему знакомы по работе над делом Дэвида Ангуса с командой в Лаффертоне. Он прекрасно их понимал, но не мог позволить, чтобы его сочувствие как-то усугубило ощущение бессилия или, упаси бог, породило пораженческие настроения.

Ребенок пропал из городка под названием Хервик. Ему было восемь с половиной. В три часа дня, в первый учебный понедельник после летних каникул, Скотт Мерриман вышел из дома и направился к своему двоюродному брату, Льюису Тайлеру, живущему в полумиле от него. У него при себе была сумка с купальными принадлежностями – отец Льюиса собирался свозить их в новый аквапарк в получасе езды от города.

Скотт так и не появился дома у Тайлера. После двадцатиминутного ожидания, Иэн Льюис позвонил домой к Мерриманам и на мобильный самого Скотта. Двенадцатилетняя сестра Скотта Лорен сказала, что Скотт вышел «сто лет назад». Его мобильный был выключен.

Дорога, по которой он шел, была в основном пешеходная, но в одном месте пересекалась с большой трассой, ведущей из города.

Никто не сообщал, что видел мальчика. Тела найдено не было, как и спортивной сумки.

В переговорной на стене висела школьная фотография Скотта Мерримана, примерно в одном футе от изображения Дэвида Ангуса. Они не были похожи, но их лица были отмечены одинаковой свежестью, той открытостью, которая била Серрэйлера в самое сердце. Скотт широко улыбался, демонстрируя щель между передними зубами.

В комнату вошла констебль с подносом чая. Серрэйлер начал подсчитывать, сколько пластиковых чашечек этого чудного напитка он выпил с тех пор, как вступил в органы. А потом вновь поднялся Чампэн. У него что-то случилось с лицом, появилось какое-то новое выражение. Он был уравновешенным и спокойным человеком, но сейчас все его черты будто заострились, сквозь него словно пустили свежий поток энергии. Как бы откликаясь на это его движение, Саймон сел прямо, заметив, что остальные сделали то же самое – расправили плечи, подобрались и встряхнулись.

– Есть кое-что, к чему я еще не прибегал в этом расследовании. Возможно, сейчас самое время это сделать. Саймон, в Лаффертоне по делу Дэвида Ангуса обращались к судебным психологам?

– В смысле, к профайлерам? Нет. Это обсуждалось, но я наложил вето, потому что решил, что им просто-напросто не с чем работать. Все, что они могли нам дать – это общая картина ситуации похищения ребенка, а об этом нам и так все известно.

– Согласен. Но все-таки я думаю, нам надо покрутить эту историю со всех возможных сторон. Так что давайте поиграем в профайлеров. Порассуждаем, что за человек мог забрать кого-нибудь из этих мальчиков, или обоих, – да и других, скорее всего. Вы как полагаете, полезное это будет упражнение?

Салли Налмс постучала ручкой по своим передним зубам.

– Да? – От Чапмэна ничего не ускользало.

– У нас так же не от чего отталкиваться, как и у профайлеров, вот в чем проблема.

– Ну да, не от чего.

– Я думаю, нам нужно выходить в поле, а не выдумывать истории.

– Патрульные и полиция уже работают в поле. Мы все там уже были и обязательно выйдем снова. Это обсуждение, с участием старшего инспектора Серрэйлера, затевалось ради того, чтобы у ключевых членов нашей команды было время отдохнуть и подумать… Подумать как следует, подумать основательно, подумать.

Он сделал паузу.

– ПОДУМАТЬ, – снова сказал он, на этот раз громче. – Подумайте, что случилось. Двух маленьких мальчиков забрали из их домов, их семей, вырвали из привычного окружения, напугали до смерти, вероятно, подвергли насилию и, скорее всего, убили. Две семьи развалились на мелкие кусочки, пережили, и до сих пор переживают, настоящую агонию и ужас, они вымотаны, их воображение не переставая выдает новые и новые образы, они не спят, не едят и вообще не функционируют хоть сколько-нибудь нормально, они не могут полностью положиться ни на кого и ни на что, и они никогда не смогут оправиться, ничто никогда уже не станет для них прежним. Вы знаете это так же хорошо, как и я, но вы вынуждаете меня вам об этом напоминать. Если мы ни к чему не придем и все наши обсуждения и разговоры не дадут нам ничего нового, с чем можно было бы работать, я намерен пригласить стороннего эксперта.

Он сел и выкатился на стуле. Они образовали неправильный полукруг.

– Думайте, – сказал он, – какого рода люди обычно совершают такие вещи.

На секунду повисла тяжелая тишина. Серрэйлер взглянул на старшего суперинтенданта с новым уважением. А затем из полукруга градом посыпались замечания, предложения, описания – одно за другим, бац, бац, бац, словно карты при быстрой игре.

– Педофил.

– Одиночка.

– Мужчина… Сильный мужчина.

– Молодой…

– Не подросток.

– Автомобилист… ну очевидно.

– Работает на себя.

– Водитель грузовика… дальнобойщик, что-то в этом роде…

– С подавленными желаниями… сексуально нездоров…

– Не женат.

– Не обязательно… Почему ты так сказала?

– Не может построить отношения…

– В детстве подвергался насилию…

– Его унижали…

– Это что-то связанное с контролем и властью, да?

– Низкий интеллектуальный уровень… Средняя школа или даже хуже…

– Неопрятный… никакого уважения к себе… Неряшливый…

– Хитрый.

– Ну нет – неосторожный.

– В любом случае безрассудный. Большого о себе мнения.

– Нет, нет, с точностью до наоборот. Неуверенный. Очень неуверенный.

– Скрытный. Хороший лжец. Умеет прятаться…

Они все продолжали и продолжали, карты одна за другой ложились на стол. Чапмэн ничего не говорил, просто переводил взгляд с одного лица на другое, следуя за вырисовывающимся узором. Серрйэлер тоже ничего не говорил и, как и Чампэн, скорее наблюдал, но при этом в нем все сильнее росло чувство беспокойства. Что-то было не так, но он ума не мог приложить, что именно и почему.

Постепенно поток комментариев иссяк. У них на руках не осталось больше карт. Они снова бессильно осели на своих стульях. Сержант Салли Нелмс без конца украдкой кидала в сторону Серрэйлера взгляды – причем не самые дружелюбные.

– Мы довольно неплохо представляем себе, кого ищем, – сказала она.

–  Точно представляем? – Марион Купи наклонилась, чтобы подобрать лист бумаги, упавший к ее ногам.

– Ну это довольно известный тип…

На секунду или две возникло ощущение, что между этими двумя женщинами назревает конфликт. Серрэйлер сделал паузу, ожидая какой-то реакции от старшего суперинтенданта, но Джим Чапмэн не проронил ни слова.

– Если вы позволите…

– Саймон?

– Мне кажется, я понимаю, что имеет в виду констебль Купи. Когда все в кругу перекидывались идеями, мне стало не по себе… Проблема в том, что… это просто всем известный «тип»… Сложите все вместе, и вы получите портрет того, каким вы видите среднестатистического похитителя детей.

– А он не такой? – с вызовом спросила Салли Нелмс.

– Возможно. Что-то из этого окажется правдой, наверняка… Меня просто смущает – и смущало всегда, когда за дело брались профайлеры, что мы как будто составляем фоторобот, а потом ищем человека, который на него похож. Очень приятно иметь дело с настоящим фотороботом, когда у нас есть пара человек, которые на самом деле видели преступника. Но это не тот случай. Мне не хотелось бы, чтобы мы зафиксировались на этом «известном типе» и начали исключать всех тех, кто под него не подпадает.

– И что, в Лаффертоне у вас больше материала, с которым можно было бы работать?

Саймон не мог понять, всегда сержант Нелмс такая взвинченная или она просто невзлюбила конкретно его, но он попытался справиться с этой ситуацией так, как справлялся всегда, и по преимуществу успешно. Он обернулся к ней и улыбнулся – чуть заметной, дружеской улыбкой, которая предназначалась как будто бы только для нее.

– Ох, Салли, если бы… – сказал он.

Краем глаза он заметил, что Джим Чапмэн внимательно следит за каждым нюансом этого диалога.

Салли Нелмс заерзала на стуле, а в уголке ее губ мелькнула легкая тень улыбки.

Они сделали перерыв на обед, после которого Серрэйлер и Джим Чапмэн вышли из главного управления – здания 1970-х годов постройки с плоской крышей – чтобы прогуляться по довольно скучной дороге, которая вела в город. В Йоркшире не было солнца и, очевидно, не было лета. Небо было плотным и серым, в воздухе витал странный химический запах.

– Кажется, я не особо помогаю, – сказал Саймон.

– Я должен был удостовериться, что мы ничего не упустили.

– Дело дрянь. Вы сейчас в таком же тупике, как и мы.

– Хотя бы не так долго.

– Такие дела из тебя всю душу вытаскивают.

Они дошли до перекрестка с главной дорогой и повернули назад.

– Моя жена ждет тебя к ужину, кстати.

У Саймона сразу поднялось настроение. Ему нравился Чапмэн, но дело было не только в этом; он больше никого здесь не знал, сам город и его окрестности были ему незнакомы и выглядели крайне недружелюбно, а отель, в котором он поселился, был выполнен в том же стиле, что и главное управление полиции, и чувствовал он себя там примерно так же уютно. Он чуть было не удумал уехать в Лаффертон в конце рабочего дня, вместо того чтобы оставаться тут и ужинать дрянной едой в одиночестве, но приглашение в дом Чапмэна взбодрило его.

– Я хочу отвезти тебя в Хервик. Не знаю, как ты, но я могу получить полное представление о каком-либо месте, только как следует по нему послонявшись. У нас нет никаких свидетелей, ничего… но я просто хочу посмотреть на твою реакцию.

* * *

Серрэйлер и Чапмэн отправились в Хервик вместе с Лестером Хиксом, устроившимся на заднем сиденье. Хикс, настоящий угрюмый йоркширец, был небольшого роста и крепкого телосложения, у него была побрита голова, а также он имел некоторую склонность к шовинизму, которую Саймон и раньше замечал у северян. Несмотря на то что особым воображением он, очевидно, не обладал, он явно был здравомыслящим и уравновешенным человеком.

Хервик располагался на границе равнинного Йорка и развивался как будто бы стихийно. По окраинам города тянулась лента индустриальных районов, строительные склады здесь перемежались с мультиплексами, а центр города кишел комиссионными магазинами и дешевыми забегаловками.

– Что здесь с работой?

– Ее мало… Есть фабрика куриных полуфабрикатов, несколько больших колл-центров, но там сейчас сокращения – они нанимают работников удаленно, из-за границы, так дешевле. Большой цементный завод… а так все безработные. Так, ну вот мы и приехали. Это Пейнсли Роуд… Она пересекается с дорогой, которая потом переходит в шоссе, в паре миль отсюда. – Они медленно поехали дальше, затем свернули налево. – А вот тут дом Тайлера… номер 202…

Это была ничем не примечательная улица. Несколько маленьких домиков и полуразвалившихся коттеджей; ряды коммерческих помещений – магазин с прессой, кафе с едой навынос, букмекерская контора, прачечная; похоронное бюро с зашторенными окнами и здание с плоской крышей прямо за ним.

Тайлер жил через два дома от него. Красный кирпич был аккуратно выложен елочкой на том месте, где раньше располагался сад. Забора тоже не было.

Они замедлили ход.

– Скотт подошел бы к дому с этого конца… Он должен был идти от перекрестка.

Никто не обратил внимания на машину, медленно ползущую вдоль бордюра. Женщина толкала коляску, пожилой мужчина медленно ехал по тротуару в своем инвалидном кресле. На обочине друг дружку обнюхивали две собаки.

– Что за люди? – спросил Серрэйлер.

– Тайлеры? Он сантехник, она работает упаковщицей на курином заводе. Порядочные. Дети вроде тоже ничего.

– И как они?

– Отец ничего особо не говорит, хотя винит себя за то, что не подобрал парня на машине.

– Родители Скотта?

– Готовы глотки друг другу перегрызть… Но, мне кажется, так было всегда. Я так понимаю, что весь груз заботы о семье лег на плечи его сестры.

– И ей…

– Тринадцать, переходящие в тридцать. Здесь Скотт должен был свернуть… эта дорога ведет к его дому. Он в небольшом тупике где-то в двухстах ярдах отсюда, в стороне от главной дороги.

– Его там не видели?

– Его вообще нигде не видели.

Еще одна унылая дорога из домов, скрытых за заборами или неухоженными живыми изгородями. Три огромных многоквартирных дома. Заброшенная баптистская церковь с заколоченными досками дверями и окнами. Движение не плотное, но имеется.

– Сложно поверить, что никто не видел мальчика.

– О, они его видели… Просто не придали значения.

– Значит, это должно было выглядеть нормально, не было никакой борьбы, как и когда забирали Дэвида Ангуса. Никто не упустит из виду, если ребенка будут насильно запихивать в машину.

– Кто-то, кого они оба знали?

– Оба ребенка не могли знать этого человека, это слишком невероятно. Значит, у нас два разных похитителя. Каждый из которых достаточно хорошо знаком ребенку, чтобы… – Саймон осекся. Они оба понимали, что договаривать эту фразу не имеет смысла.

– Это Ричмонд Гроув. Вот номер 7… последний справа.

Дома здесь сгрудились на одном узеньком участке земли. Саймон представил, насколько хорошо пропускают звук эти тонкие стены и насколько крошечные садики у эти людей на заднем дворе.

Чапмэн заглушил двигатель.

– Хочешь выйти?

Он медленно обошел машину. Занавески дома номер 7 были задернуты. Машины не было, как и других признаков жизни. Он задержал взгляд на доме, представляя, как мальчик со щелью между зубов выходит из этих дверей, перекинув сумку для бассейна через плечо, идет в сторону дороги… поворачивает налево… с радостным видом шагает дальше. Он обернулся. Мимо проехал автобус, но нигде поблизости вроде как не было автобусных остановок. Саймон вгляделся в серую дорогу. Насколько далеко ушел Скотт? Кто остановился рядом с ним? Что они сказали, чтобы убедить мальчика сесть к ним?

Он двинулся обратно к машине.

– Обрисуйте мне мальчика… Застенчивый? Смелый? Маленький или взрослый для своего возраста?

– Нахальный. Так про него говорят учителя. Но хороший. Он им нравился. Никогда не доставлял проблем. Много друзей. Немножко заводила. Поклонник футбола, болел за местную команду. Они называют их «Хаггис». Их логотип был у него на сумке, в полосочку.

– Он был из тех, кто мог бы остановиться поболтать с незнакомцем – например, спросившего дорогу?

– Очень похоже на то.

Дэвид Ангус, в свою очередь, был более замкнутым, но тоже мог бы заговорить с незнакомцем в таком случае, потому что это вежливо.

У Хикса зазвонил телефон. Через три минуты они уже неслись обратно в сторону главного управления. Жену Хикса – дочь Чапмэна – увезли в больницу со схватками на две недели раньше срока, к которому они ждали своего первого ребенка.

Серрэйлер провел остаток дня за изучением материалов дела Скотта Мерримана. Один раз он сходил в столовую, чтобы выпить чашку чая. В полседьмого он поехал в свой отель.

Обои и мебель в его номере были бежевыми, с золотистыми вставками. Здесь пахло застарелым сигаретным дымом, а ванная по размеру подходила разве что десятилетнему ребенку. Джим Чапмэн рассыпался в поспешных извинениях, пообещав «поболтать с ним позже»… Он прикидывал, какой вариант будет самым отвратительным – лежать в номере в кровати и маяться, сидеть в одиночестве в баре и маяться или весь вечер провести в дороге в Лаффертон, посреди перегруженного шоссе. Внезапно обрушившийся ливень снял все вопросы. Вести машину в такую погоду Саймону не хотелось.

Он принял душ и надел свежую рубашку.

В баре было пусто, не считая какого-то дельца, сидящего за ноутбуком в самом углу. Мебель была лакированного красного дерева. Коктейльное меню лежало на каждом столе. Саймон взял себе пива.

Обычно его устраивала собственная компания, но неприглядность обстановки и удаленность от всего, что ему было дорого и мило, действовали на него гнетуще, будто выжимая все его жизненные силы. Через пару месяцев ему стукнет тридцать семь. Он чувствовал себя старше. Ему всегда нравилось быть полицейским, но в последнее время что-то в его жизни начало тяготить его. Вокруг было слишком много ограничений, слишком много политкорректных оговорок нужно было сделать, чтобы наконец приступить к настоящей работе. Сделал ли он что-нибудь для кого-то? Изменилась ли хотя бы одна жизнь, даже косвенно, из-за того, что он когда-либо совершил? Он подумал о том, как меняет жизни его сестра Кэт в качестве добросовестного и заботливого врача, как их меняли в свое время его родители. Возможно, они были правы с самого начала и ему надо было пойти в медицину, порадовав отца?

Он тяжело рухнул на блестящую красную банкетку. Бармен включил огоньки на танцполе, но веселее от этого не стало.

Внезапно Саймон понял, что скучал по возбуждению, по всплескам адреналина – таким, какой он испытал два года назад, преследуя серийного убийцу на его же территории, и таким, с которыми он сталкивался постоянно на заре своей карьеры. Старший констебль не один и не два раза намекала ему на то, что ему пора бы уже продвигаться дальше по карьерной лестнице, но, если он станет суперинтендантом или пойдет еще выше, это будет означать, что он еще меньше времени будет проводить за работой, все больше сидеть в офисе, а этого он не хотел. Это всем известная история… не становись директором, если тебе нравится учить детей, не становись главврачом, если тебе нравится ухаживать за пациентами. Если хочешь испытывать живой восторг преследования, оставайся патрульным или констеблем. Но он этого не сделал, и пути назад не было. Может, ему стоит вообще уйти? Он знал, чем он займется, если покинет органы. Несколько его рисунков скоро выставят в Лондонской галерее; экспозиция открывается в ноябре. Он будет путешествовать и рисовать днями напролет, уделяя своим работам столько времени и внимания, сколько они того заслуживают. Он проживет. Деньги для него никогда не были главным. Но он всегда, в том числе и сейчас, сомневался: будет ли он получать то же удовольствие и удовлетворение от творчества, если ему придется зарабатывать им на жизнь? Вероятно, это ему тоже вскоре опостылеет.

Вероятно.

Он поднялся, чтобы взять себе еще пива, но тут же услышал, как кто-то зовет его по имени.

Констебль Купи выглядела совсем иначе в черном летящем платье, длинных сережках и с убранными наверх волосами. Какое-то время Саймон просто смотрел на нее, не узнавая. Но она уверенным шагом направлялась прямо к нему и улыбалась.

– Печальное зрелище, – сказала она. – Ну правда… Пить в одиночестве в такой дыре! Мы можем предложить вам что-то получше. – Она оглянулась. – Где вы сидите?

Саймон замешкался, но потом все же указал на свой столик.

– Хорошо. Возьмите мне тогда, пожалуйста, водку с тоником, а потом я отведу вас в более или менее приличное место. Оно называется Сэйлмейкер. – Она с томным видом пересекла зал и села.

Он был в ярости. У него было чувство, будто его загнали в угол и теперь рассматривают под микроскопом. Внезапно он осознал все очарование этого тихого бара и собственного уединения. Но когда он злился, хорошие манеры включались в нем автоматически. Он купил ей коктейль и отнес его за свой стол.

– А вы не будете?

– Нет, мне завтра рано вставать.

Марион Купи пила свою водку, поглядывая на него поверх стакана. У нее было довольно приятное лицо, на его вкус – не слишком простое и не слишком смазливое, но она носила слишком много макияжа. Он никак не мог соотнести эту женщину с констеблем, которая так осторожно и разумно высказывалась днем в переговорной. Он четко определил ее как строго ориентированного на карьеру человека, только и ждущего, как бы получить повышение.

– Но все же сходим поедим вместе – это не ресторан, клуб, но готовят там очень хорошо. Странно, что вы не слышали о Сэйлмейкере.

– Я тут впервые.

– Я знаю, но слухи о заведениях для геев распространяются быстро.

Он испытал настоящий шок – и от уверенности, прозвучавшей в ее словах, и от допущения, которое за ними скрывалось. К его лицу прилила кровь.

Но Марион Купи только рассмеялась:

– Да ладно, Саймон, вы гей, я лесбиянка. И что дальше? Я подумала, что мы можем приятно провести вечер вместе. Какие-то проблемы?

– Только в том, что вы целиком и полностью ошибаетесь. А мне нужно идти, надо сделать несколько важных звонков.

Он встал.

– Я просто не могу в это поверить… как можно быть настолько старомодным? Теперь это совершенно нормально, вы не в курсе? ЛГБТ, все такое.

– Констебль Купи… – он обратил внимание, что она уже открыла рот, чтобы исправить на «Марион», но вовремя остановилась, уловив его тон. – Я не собираюсь обсуждать с вами мою личную жизнь, но только еще раз повторю, что ваше предположение ошибочно. Я…

Тут в кармане его куртки зазвонил телефон. На экране высветился номер Джима Чапмэна.

– Джим? Хорошие новости?

– Из дома. Стефани родила девочку в четыре часа. Все хорошо.

– Это замечательно. Поздра…

– А в остальном все плохо.

– Что?

– У нас плюс один.

Саймон прикрыл глаза.

– Продолжайте.

– Сегодня днем. Девочка шести лет. Пошла купить мороженое из фургона… кто-то ее схватил и утащил. Только в этот раз были свидетели – у нас есть время, место, описание машины…

– Номер машины?

– Частично… это больше, чем у нас когда-либо было.

– Где это случилось? – Он взглянул на Марион Купи. Выражение ее лица изменилось.

– Поселок под названием Газеринг Бридж, ближе к болотам Северного Йорка.

– Я могу как-то помочь?

– Не откажусь.

Саймон убрал телефон. Марион уже была на ногах.

– Еще один ребенок. Я еду в ваше главное управление.

Он пошел по направлению к выходу, она поспешно последовала за ним. У дверей она остановила его.

– Думаю, мне стоит извиниться, – сказала она.

Он был все еще зол, но работа сейчас заняла все его мысли, и он только слегка покачал головой:

– Сейчас это едва ли важно.

Он пошел к своей машине, шагая впереди нее.

Главное управление полиции гудело. Саймон сразу пошел в оперативный штаб.

– Старший суперинтендант поехал на место происшествия, сэр. Он попросил ввести вас в курс дела.

Доски на стенах были заполнены новой информацией, и с полдюжины полицейских засели за компьютерами.

Серрэйлер подошел к фотографии серебристого «Форда “Мондео”», прикрепленной на одной из стен.

«ИксТиДи или ИксТиО 4…», – было подписано рядом.

– С прессой мы уже работаем?

– Старший суперинтендант проведет с ними брифинг на месте происшествия.

– Что мы имеем?

– Газеринг Бридж – большой населенный пункт… есть старый центр, есть новая застройка… он серьезно вырос за последние десять лет. Милое местечко. Ребенку всего шесть… Эми Садден… живет с родителями и младшей сестрой в тупичке с коттеджами. Пошла купить мороженое из фургончика, припаркованного там же, на углу с главной улицей. Она была последней, кто к нему подошел – водитель уже собирался уезжать, когда она к нему подбежала. Она получила свое мороженое и уже пошла обратно на свою улицу, фургон завелся и начал двигаться, когда с главной дороги съехал автомобиль и остановился рядом с девочкой… водитель высунулся, даже почти вышел из машины, и затащил ребенка внутрь. Как вы понимаете, все произошло мгновенно, словно удар молнии, он сразу же укатил, закрывая дверь прямо на ходу… Водитель фургона остановился и выскочил, но «Мондео» уже уехал… он увидел только первую половину номера… остальное – нет. Парень из фургона начал бегать по улицам и кричать… кто-то вышел из дома… позвонили нам.

– И где «Мондео» теперь?

Констебль закончил выписывать какие-то имена на доске.

– Растворился в воздухе. Его с тех пор не видели.

– Оживленное движение?

– В самом поселке нет, но через пару миль начинается одна из основных трасс, ведущих к побережью. Она довольно загружена.

– И что с номером?

– Мы проверяем…

– Но у вас недостаточно информации.

– Ну да, компьютер выдал уже тысячу имен.

Саймон пошел в столовую, взял себе чая и горячий сэндвич и уселся со всем этим за угловым столом. Ему надо было подумать. Он представил себе серебристый «Мондео», водителя, в панике несущегося по шоссе с ребенком: ему срочно нужно покинуть это место, его сердце колотится в груди, он не может рассуждать здраво. В этот раз все пошло не так, как надо. Он сделал это импульсивно, как и в предыдущих случаях, посреди бела дня, но в этот раз удача его подвела. Его заметили. Похититель наверняка решил, что его номер успели записать полностью и разглядели его как следует, так что его описание уже передано всем полицейским постам поблизости. Поэтому его главным инстинктом будет бежать, двигаться, как можно быстрее и дальше.

В конце концов удача подводит. Обычно. Иногда.

В то же время Саймон не мог отмести и другую вероятность – что этот похититель был кем-то другим, и может выясниться, что он не имеет никакого отношения к двум маленьким мальчикам, которые исчезли с разницей почти что в год. Но он доверял своим инстинктам, и нутро подсказывало ему: это он, это тот самый.

Он почувствовал острое возбуждение. Если они смогут зацепиться за «Мондео», у них есть шанс. Теперь это была не только охота Джима Чапмэна, это была и его охота.

Он подошел к большому столу, чтобы подлить себе еще чая, и чуть не налетел на Марион Купи. На ней были джинсы и пиджак, без сережек. Она с опаской взглянула на него. Он кивнул и вернулся на свое место, у него не было желания с ней разговаривать. Он был бы совсем не против, если бы она заявилась к нему в отель, чтобы предложить провести вместе вечер; в конце концов, это можно было бы воспринять как вполне дружелюбный жест – как своеобразную попытку развлечь коллегу, прибывшего издалека, в незнакомый для него город. Возможно, он даже ответил бы на этот жест с энтузиазмом. Но вот ее предположение – оно его разозлило. Его принимали за гея и раньше, и его это не волновало. Однако этим вечером он мало того что разозлился, он начал обороняться. Он был частным лицом, он хотел, чтобы его личная жизнь была полностью отделена от работы.

«Как она посмела?!» – такой фразой можно было бы описать его эмоции в целом.

Но он очень хорошо умел на время забывать о некоторых вещах, оставляя их на потом, и сейчас он так и сделал. Это все было пошло. Это сейчас не имело значения. А имело значение то, что случилось с шестилетней девочкой из поселка в Йоркшире несколькими часами ранее.

Он быстро допил свой чай и направился в оперативный штаб, перешагивая две бетонные ступеньки за раз.