Онлайн чтение книги Ореховый лес
6

После занятий я долго топталась у школьных ворот в ожидании Одри. Но ни она, ни лимузин Гарольда что-то не появлялись. Я проверила время на телефоне, набрала половину сообщения и удалила его. С каждой минутой росла вероятность того, что сейчас из школы выйдет Финч и заметит меня. Когда желание избежать этой встречи стало нестерпимым, я пошла пешком.

Звук мотора я услышала раньше, чем увидела сам автомобиль – старую развалюху-такси желтого цвета, медленно тащившееся рядом с мной по дороге. Слишком большие автомобильные крылья придавали этой колымаге такой вид, будто она сбежала из старого фильма. С зеркала заднего вида свешивалось украшение – плюшевая игральная кость.

Сердце мое подпрыгнуло – но волосы водителя были черными, не рыжими. Он показался мне не сильно старше меня самой, когда опустил переднее стекло и высунулся наружу.

– Вас подвезти? – парень выглядывал из-под козырька странной кепки, которую иначе как таксистской назвать язык не поворачивался.

Обычный нью-йоркский таксист так никогда не спросит. Он голосом робота пробубнит: «Куда едете?» – а если ответ ему не понравится, то он помотает головой и потеряет к вам интерес.

– Нет, спасибо, – ответила я. – Мне не нужно.

– Уверены? – карие глаза водителя были хитрыми. – Мне кажется, за вами сегодня не приедут.

Что-то в его интонации задело кнопку тревоги в самой потаенной части моего сознания. Той части, которая на темной улице внезапно приказывает перейти на другую сторону или немедленно сменить вагон метро, когда входит кто-то подозрительный.

– Я и не ждала, что за мной приедут, – соврала я.

– Тогда почему бы самой не взять такси?

Я взглянула прямо на него – в его узкое, смуглое лицо, в насмешливые глаза, – и пошатнулась от внезапного головокружения. Я никогда не встречала этого парня – но знала его. Просто не могла вспомнить, откуда и каким образом мы познакомились. Манера речи тоже чем-то его выдавала – он говорил со мной как со знакомой, как будто этот диалог мы вели не в первый раз.

Я отступила на шаг. И еще на шаг, и еще, – а потом просто развернулась и побежала по улице. Рюкзачок болтался у меня в руке и колотил по лодыжкам. Какая-то ярко накрашенная старуха в мехах попробовала нахмуриться, когда я ее толкнула, но ботокс не дал ее коже собраться в морщины. Я втиснулась в толпу туристов, дружно фотографировавших огромный капкейк, словно специально похожий на Печенькового Монстра, вписалась плечом в угол, но умудрилась сохранить равновесие и продолжить бег. Двухэтажный автобус вывернул из-за угла и промчался так близко от меня, что поднятый им ветер откинул назад мои волосы. Желудок у меня внутри подпрыгнул, мальчишка в автобусе успел показать мне средний палец. Я почувствовала себя так, словно надралась вусмерть.

Еще квартал я прошла на ватных ногах. Похожим образом я чувствовала себя много лет назад, когда проносившийся мимо фургон задел мой велосипед, так что я вылетела из седла и приземлилась на тротуаре, среди припаркованных машин. Элла тогда выронила сигарету, мигом подхватила упавший велосипед и погналась на нем следом за фургоном, во все горло выкрикивая угрозы. Я поднялась на ноги, колено и локоть были разбиты в кровь, и с удовольствием следила за погоней – Элла знала, что я предпочту месть утешению.

Дыхание мое восстановилось, но во рту страшно пересохло. Я остановилась купить бутылку воды у киоска и бегло просмотрела первые страницы свежих газет, пока продавец отсчитывал сдачу. « Сенатор замешан в крупном финансовом скандале на фоне кампании…», «В серии убийств на севере штата отмечена закономерность…»

– Купи и читай сколько влезет, – продавец хлопнул загорелой ладонью по странице, на которую я смотрела.

Я картинно закатила глаза, взяла свою воду и решила срезать дорогу через парк. Мне отчаянно хотелось домой, к Элле, причем сию минуту. Таксист, автобус, рыжеволосый мужчина – я должна немедленно обо всем ей рассказать. На самом деле следовало поговорить с ней еще вчера ночью, не теряя времени. Нетерпение подгоняло меня, так что последний квартал я пробежала; от тревожных новостей меня просто распирало изнутри.

Дверь в подъезд Гарольдова дома оказалась приоткрыта, и за столом не было видно консьержа. Я чуть замедлила шаг при виде этого, как ни глупо – ведь подъезд изнутри и снаружи просматривался тысяча и одной скрытой камерой, а для того, чтобы подняться на лифте – частном, поднимавшем непосредственно в квартиру Гарольда, – нужно было воспользоваться ключом, который вставлялся в отверстие внизу панели.

Я была на взводе, кожей чувствуя нервное возбуждение. И еще кое-что – ни на что не похожее присутствие злой судьбы, беды на подходе: ощущение, знакомое мне не хуже, чем запах маминых духов. Как будто кто-то проводит ладонью вдоль твоей руки, не касаясь ее, но все волоски на коже встают дыбом. Как будто входишь в комнату, еще полную присутствием того, кто только что из нее вышел.

Может быть, Элла в этот момент уже пакует наши вещи. Я представила ее огромный чемодан в пятнах краски, распахнутый поперек Гарольдовой огромной кровати. Может, еще до вечера мы навсегда оставим Нью-Йорк, и все это – Одри, Гарольд, Финч, «Соленая собака», кофе и бискотти, жизнь в просторной квартире, где пахнет, как в супермаркете – растает и выцветет, как краски на палитре. В памяти останутся мелочи – особое «утреннее чувство», когда в шесть утра открываешь кафе, бруклинский ужин – китайская еда с доставкой на дом прямо в постели, чтение «Тэм Лина» на скамейке в Проспект-парке… Остальное развеется на автостраде.

Двери лифта разъехались в стороны, и я вышла в прихожую.

Первое, что меня поразило, – это запах. Влажный и какой-то гнилостный, напоминающий о диких зверях, о бурной растительности. Запах мгновенно проник мне под кожу и заставил сердце колотиться как бешеное.

– Эгей?

Квартира казалась угнетающе пустой; тяжелая тишина давила на барабанные перепонки. Она поглотила мой голос, как темная вода. Я сделала несколько шагов вперед по вестибюлю – стены мягкого кремового цвета, мраморный пол без единого пятнышка.

И этот запах. Откуда он вообще? Я вытащила телефон и позвонила маме – телефон сразу перешел к голосовой почте. Позвонила Гарольду – то же самое. Помедлив минутку и борясь с дурным предчувствием, я набрала Одри.

Конфетно-сладкая попса из глубины квартиры разорвала тишину. Телефон Одри! Я никогда не видела, чтобы эта девчонка хоть где-нибудь появилась без него. Впрочем, я сегодня ее вообще не видела, кроме как утром, по дороге в школу. Мой мозг лихорадочно перебирал версии, одна ужаснее другой. Одри мертва? Откуда этот ужасный запах? Злая судьба выследила нас и на тридцать пятом этаже высотки? Старый ужас растекался по моему телу изнутри.

Я беззвучно двинулась дальше, как будто, если двигаться тише, это могло защитить меня от ожидавшего внутри. В комнатах висело зловещее ощущение чьего-то недавнего присутствия, знакомое мне по тому случаю, когда в нашей съемной квартире побывал взломщик. Он тогда зачем-то снял все книги с полок и на их местах разложил еду из холодильника. Постели были засыпаны сухой листвой, зеркала разбиты… Ничего ценного не пропало, зато взломщик зачем-то прибил над нашей с Эллой кроватью меховую шубку, распялив ее, как шкуру убитого животного, и воткнул посредине разделочный нож.

Наша квартирная хозяйка тогда не затыкаясь повторяла, какая удача, что ничего не пропало, но ее фальшиво-бодрому голосу невозможно было верить. Самое неприятное было, что я с тех пор уже не могла перестать воспринимать наш дом глазами того, кого там быть не должно. Я постоянно представляла, каково это – вторгаться в чужое пространство и позволять себе там любые странные действия, какие можешь придумать. Это ощущение будило во мне голод. И очень ослабляло мой самоконтроль.

Но здесь все вроде бы лежало по местам. Никаких мокрых кусков мяса на книжных полках, никаких шубок, распяленных на стенах.

Только одно: на кухонной стойке для готовки – опрокинутый винный бокал. Я подошла достаточно близко, чтобы различить мазок помады Эллы на его крае. На одну ужасную, странно растянувшуюся секунду воображение нарисовало мне ее тело здесь же, на кухонном полу – но нет, был только бокал и натекшая лужица вина. Кухня была белоснежным сердцем невротически чистого дома Гарольда, так что разлитое вино выглядело в нем, как кровавая бойня.

Я бросилась в спальню мамы и Гарольда в ужасе от того, что вот сейчас я войду – и увижу хрупкую фигурку Эллы на этой ужасной антикварной кровати…

Это видение так ясно представлялось мне, что, когда я рывком распахнула дверь, мне потребовалась пара мгновений, чтобы осознать, что комната пуста. На прикроватном столике Гарольда высились аккуратные стопки «Экономиста» и электронная книга Kindle , битком набитая космической фантастикой, как мне было известно из-за привычки совать нос в чужие гаджеты. На стороне кровати, принадлежавшей Элле, лежали слаксы и кардиган, явно приготовленные в качестве утренней домашней одежды. Я наклонилась и заглянула под кровать, приподняв кружева покрывала. Пусто.

Комната Одри выглядела как место генерального сражения компаний Sephora и Barney’s , но это было в норме вещей. Под туалетным столиком не прятался никакой маньяк, вонь исходила явно не от остатков недопитого сока BluePrint в бутылочке. Розовый, как клубничная жвачка, телефон валялся на кровати, на экране мигали непрочитанные сообщения и пропущенные звонки. Сучка, ты где?

Свою комнату я оставила напоследок. Здесь запах был сильнее всего – бешеное сочетание дикого леса и гнили, отупляющее, будто кто-то обхватил мой мозг грязными руками. Я осторожно опустилась на пол, готовая в любой момент сигануть в ближайшее окно, если кто-нибудь обнаружится под кроватью. Но там был только квадрат вычищенного ковра. Дверь шкафа была распахнута, и в нем, слава Богу, не было ничего более страшного, чем мимозное платье подружки невесты, которое я надевала на свадьбу Эллы и Гарольда.

И наконец я заметила это. Письмо у меня на подушке. Я подобралась к нему маленькими шажками и наклонилась. На конверте от руки был написан адресат – Алиса Прозерпина. И никакого обратного адреса.

Кажется, все внутри у меня лопнуло осколками и завертелось, как в калейдоскопе. Как сквозь пелену я увидела собственную руку, берущую письмо, подносящую его к лицу. Дешевые чернила, старая бумага. Лицо мое горело, а руки покрылись гусиной кожей. Я разорвала конверт.

Внутри лежал лист бумаги, мягкий от постоянного использования, сложенный пополам. Меня накрыло острым дежавю.

Да, это была титульная страница из книги, которую я уже видела много лет назад. «Трижды-Алиса», гласила надпись курсивом. Заголовок был украшен фрактальным орнаментом, напоминавшим кристаллы льда. Один край страницы был неровным – там, где ее поспешно вырвали из книги.