Онлайн чтение книги Ознакомительная поездка
Глава III. РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ И ЕГО СПУТНИКИ

Андре Дельтуру, руководителю экспедиции, снаряженной под эгидой французского правительства, исполнилось тридцать пять лет. Он блестяще окончил Высший политехнический институт и работал инженером в дорожном департаменте. Ему уже поручали миссии подобного рода, и он всегда успешно с ними справлялся. Так, в Судане и Индокитае Дельтуру удалось не только обследовать неизвестные дотоле новые территории, но и включить их в общее торгово-промышленное развитие. Господин Андре Дельтур отличался завидным здоровьем, позволявшим ему безболезненно переносить вредный климат южных стран, который погубил не одного исследователя и путешественника; удивительным хладнокровием, которое не в силах было поколебать ни одно из ряда вон выходящее событие; энергией и силой духа, противостоящими любым испытаниям, и, наконец, отменной храбростью, которую ему уже не единожды приходилось демонстрировать. Это был одновременно боец и ученый, превосходный тип отважных исследователей, сумевших к исходу предшествующего века сделать столько поразительных географических открытий. Поставленная на этот раз перед ним задача — подробное изучение уже известных территорий — не предполагала ни особых опасностей, ни особой ответственности. Тем не менее во время путешествия могли возникнуть затруднения и осложнения, требующие от руководителя сообразительности, знаний и умений. Андре Дельтур в совершенстве отвечал этим требованиям; товарищи полностью на него полагались.

Андре Дельтур был среднего роста, с крупной головой, коротко подстриженными жесткими каштановыми волосами, слегка висящими усами, открытым высоким лбом, решительным лицом, живой его взгляд прятался за полуприкрытыми веками; широкие плечи и грудная клетка, вообще вся его мощная конституция говорила о большой физической выносливости. Его тело и душа не чувствовали усталости, а исключительное хладнокровие, как уже говорилось, не покидало его даже в самые трудные минуты. Он казался очень сдержанным человеком, скупым на слова и жесты. Таков в нескольких чертах портрет руководителя снаряженной во Французское Конго экспедиции с двойной — экономической и политической — весьма деликатной миссией. Министр не мог сделать лучшего выбора.

Господин Луи Мерли, секретарь Географического общества, страстно увлекался дальними путешествиями. Ему исполнилось всего двадцать пять лет; это был славный юноша, преуспевший во многих видах спорта: в фехтовании, гребле, велосипеде, игре в мяч, в теннисе и в футболе. Он захватил с собой велосипед в надежде на то, что непременно воспользуется им, когда возникнет необходимость срочно переправиться на большое расстояние по труднопроходимым дорогам Африки. Храбрость господина Мерли была такова, что ее приходилось постоянно сдерживать.

«Когда я думаю, — сказал он как-то, — что по этим отвратительным дорогам, по равнинам и саваннам однажды побегут автомобили со скоростью сто сорок километров в час, я, право, начинаю сожалеть, что родился на полвека раньше, а не на полвека позже!»

Нечего и говорить, что Луи Мерли был прекрасно осведомлен о стране, куда они прибыли, о ее геодезических[60]Геодезия занимается изучением формы земли, измерением размеров нашей планеты и необходима при создании карт. (Примеч. автора.) особенностях, материальных ресурсах, о характере обитавших в ней племен, о нравах и обычаях аборигенов. Он знал во всех подробностях о путешествии Крампеля, Дибовски, Мэтра и других исследователей, благодаря трудам которых за последние пятьдесят лет приподнялся покров тайны, окутывавший африканскую территорию, теперь уже окончательно ставшую французской колонией.

Господин Исидор Папелё являлся депутатом парламента от Верхней Вьенны, а господин Жозеф Денизар — депутатом от Нижней Сены. Сорокадвухлетний господин Папелё был высок, худ, костист, с чуть седеющими волосами, еще черными — естественными, некрашеными — усами и бородкой; близорукость заставляла его прибегать к лорнету при чтении и письме, но он легко обходился без него, когда ему случалось руководить. Господин Денизар не мог соперничать с коллегой в росте, будучи по меньшей мере на шесть дюймов ниже, кроме того, его уже отягощала явная полнота. Обоих членов парламента сближало отменное здоровье, бурный темперамент и нечувствительность к лишениям, которыми могла изобиловать экспедиция под руководством Андре Дельтура.

Хотя внешне депутаты различались между собой, их характеры имели немало общего, и они неминуемо должны были сблизиться. И действительно, с самого начала пребывания в парламенте между Папелё и Денизаром установились дружеские отношения, которых не нарушало никакое расхождение во мнениях. Не имел никакого значения тот факт, что один приехал из Верхней Вьенны, а другой из Нижней Сены, что в жилах одного текла нормандская кровь, а в жилах другого — кровь жителей провинции Лимузен[61]Лимузен — провинция в центре Франции, в западной части Центрального массива.. Вот уже десять лет, как они стали парижанами и намеревались оставаться ими столько времени, сколько разрешат их избиратели, которых, впрочем, оба депутата вполне удовлетворяли — и тот и другой проявили себя как любезные, внимательные и весьма преданные своим мандатам люди, всегда готовые оказать услугу. По своей натуре оба были оппортунистами[62]Слово «оппортунист» произошло от лат. opportunus — «удобный, выгодный». Французское прилагательное «opportun» имеет значения «современный, уместный; надлежащий; благоприятный»., всегда держали нос по ветру, со всеми политическими кругами их связывали только дружеские отношения, и если уж следовать парламентским обычаям навешивать всем какие-либо политические ярлыки — консерваторы, прогрессисты, националисты, радикалы, радикалы-социалисты, социалисты-коллективисты и т. д., — то следовало бы назвать их «заединщиками». Да-да! Исидор Папелё и Жозеф Денизар всегда и везде поддерживали большинство, выступая заодно с ним. Они не возражали, не дискутировали, не произносили речей, ни разу не поднялись на трибуну парламента, но голосовали с регулярностью автоматов, в любой ситуации присоединяя свои бюллетени к бюллетеням официального большинства. По сути, это были услужливые и безобидные люди, каких немало в самых разных политических фракциях любого парламента.

Уже несколько лет, как установилась мода, если здесь уместно употребить это слово, на «ознакомительные поездки». Члены парламента охотно принимали в них участие. Газеты весьма неделикатно называли подобные поездки «путешествиями за счет Принцессы». Хотя кошелек этой щедрой и благородной дамы не всегда оказывался полон, такие экскурсии проходили для депутатов в весьма приятных и комфортабельных условиях: проезд в специальных поездах, плавание на борту государственного судна, пышные приемы в местах назначения и неограниченные всевозможные почести. Справедливости ради следует заметить, что все эти поездки, в конце концов, приносили обществу определенную пользу.

Африканский континент представлял широкое поле для подобной деятельности, и депутаты оспаривали друг у друга приглашения правительств Алжира, Египта, Туниса и даже Марокко. И вот впервые представилась возможность посетить главные города и деревни аборигенов во Французском Конго. Причем речь шла не только об экономике, географии и этническом состоянии страны, но и об изучении проблемы представительства новой колонии в парламенте по примеру старых колоний. Жители Конго этого требовали, и следовало рассмотреть, насколько их требования правомерны.

Исидор Папелё и Жозеф Денизар уже давно вынашивали намерение присоединиться к подобной экспедиции.

— Должно быть, весьма приятно побывать в стране в качестве члена официальной комиссии, — частенько повторял депутат Нижней Сены, — и не заботиться о всех этих мелочах, что так досаждают в путешествии.

— Думаю, — соглашался депутат Верхней Вьенны, — нам следует воспользоваться первым же удобным случаем и поговорить с министром.

— Да он рад будет нам услужить! — подхватывал Исидор Папелё. — К тому же вскоре намечается ознакомительное путешествие во Французское Конго, а это обширная страна.

— И очень любопытная страна! — восклицал Жозеф Денизар. — Какие просторы! Какие нравы! Да и жители, наши соотечественники, и вожди племен, претендуют на представительство в парламенте. Для решения этого вопроса требуется глубокое изучение местных условий. Конго можно, пожалуй, сравнить с французским Алжиром. Члены комиссии должны объехать города и поселки, завязать отношения со всеми племенами, разбросанными по территории колонии. Присутствие в комиссии нескольких депутатов или сенаторов просто совершенно необходимо.

— Придерживаюсь того же мнения, — кивал головой Исидор Папелё, — оно совершенно необходимо, даже если путешествие и небезопасно. Не может быть никаких колебаний! — храбро отвечал Жозеф Денизар.

И разгоряченное воображение уносило обоих на бескрайние конголезские равнины, в непроходимые чащи; в мечтах они преодолевали на хрупких пирогах быстрое течение речек и рек и блистательно завершали на благо Франции доверенное им дело!

По их настойчивым просьбам, поддержанным министром торговли, депутата от Нижней Сены и депутата от Верхней Вьенны включили в комиссию под руководством господина Андре Дельтура.

Одновременно с господами Папелё и Денизаром, которым министр доверил политический аспект деятельности комиссии, участия в экспедиции добивался господин Никола Ванофф, член Туристического клуба и делегат от Конгресса эсперантистов.

Господин Ванофф был русский, тридцати лет, приятный в обхождении, при желании просто очаровательный, душа нараспашку, страстный поборник интернационального языка. Трудно даже представить себе, с каким жаром этот, если можно так выразиться, апостол эсперанто отдался служению делу доктора Заменгофа. Достойный соратник Кара, Бофрона, Дельфура и других адептов эсперанто, он весьма способствовал распространению в славянских странах этого универсального языка, призванного значительно облегчить контакты между народами Старого и Нового Света. Как известно, эсперанто уже давно проникло на широкие просторы Центральной Африки, двигая вперед цивилизацию и торговлю.

Надо было видеть и слышать этого энтузиаста поголовной эсперантизации населения земного шара, когда он летал из страны в страну, с конференции на конференцию, извергая на слушателей потоки своего красноречия то на русском, то на французском, то на немецком или английском языках, то на самом эсперанто, которое постепенно набирало силу.

— Нет, господа! — восклицал он своим вибрирующим голосом. — Речь не идет о языке, который подобно воляпюку[63]Воляпюк — еще один универсальный язык, созданный в 1879 году; имел некоторую популярность до появления эсперанто. (Примеч. автора.) исчезнет после нескольких тщетных попыток его распространения. Нет и не может быть ничего общего между воляпюком и эсперанто! Дитя доктора Иоанна Шлеера уже родилось мертвым! Чтобы подарить человечеству всем доступный новый язык, нужно быть филологом, а доктор был лишь полиглотом. Он изменял наиболее известные корни, руководствуясь только своим капризом, на окончания почти не обращал внимания, так что в результате, соединенные без всякой логики, и те и другие элементы слов становились совершенно неузнаваемыми! А посмотрите, почему он дал имя «воляпюк» своему детищу! Что он сделал?.. «Вол» происходит от английского «world», по-французски «monde»[64]По-английски и по-французски значит «мир». (Примеч. перев.) , а «пюк» происходит тоже от английского «speak», что значит «parler»[65]По-английски и по-французски значит «говорить». (Примеч. перев.) , отсюда и «воляпюк», универсальный язык. Что же получилось? Эти комбинации удобны для саксонской расы; латинская раса в них уже ничего не понимает, а что говорить о жителях самых отдаленных уголков земного шара, как они поймут естественное значение этих слов?!

Совсем иначе обстоит дело с эсперанто. Вот вы, что сейчас меня слушаете, вы понимаете меня так, словно я говорю на вашем родном языке! А все потому, что слова в эсперанто составлены из корней, заимствованных из разных языков. Это объясняет, почему за двадцать лет эсперанто распространилось и на старом, и на новом континентах. Разве вы не знаете, что только в Европе на нем говорят в Австро-Венгрии, в Германии, в Англии, во Франции, в Бельгии, в Богемии[66]Богемия — старое название Чехии, во время работы Ж. Верна над данной рукописью входила в состав Австро-Венгрии., в Болгарии, в Дании, в Финляндии, в Швеции, в Норвегии, в Испании, в Италии, в Голландии, в России, в Моравии[67]Моравия — восточная часть современной Чехии; в то время — провинция Австро-Венгрии., в Португалии, в Турции!.. Представьте себе, этот язык без труда проникает за моря! Поезжайте в Америку, в Африку, в Океанию — повсюду найдете эсперантистов, и они тоже вас поймут. Эсперанто — самый надежный, самый мощный локомотив цивилизации!

Именно так изъяснялся Никола Ванофф. И действительно, чтобы язык стал универсальным, мало так его назвать. «Por ke lingvo estu universala, ne suficas doni al gitian nomon». Эта фраза стоит в качестве эпиграфа на брошюре доктора Лазаря Заменгофа, уроженца города Белостока[68]Белосток теперь принадлежит Польше, расположен недалеко от польско-белорусской границы., что недалеко от Гродно, в Российской империи. Население городка пестрое, тут и русские, и поляки, и немцы, и евреи; в ходу четыре языка, получается такая смесь, что невозможно разобраться! Это и натолкнуло доктора Заменгофа на его гениальную идею, претворение которой в жизнь было отпраздновано 5 декабря 1887 года.

Первая публикация доктора содержала интересное предисловие, в котором говорилось о преимуществах нового универсального языка, связанных с ним проблемах и путях их разрешения. Затем следовало несколько отрывков в стихах и прозе, грамматический справочник эсперанто и, наконец, словарь девятисот основных корней.

Главный редактор специальной эсперантистской газеты, страстный поклонник русского доктора, господин де Бофрон, перепечатал брошюру Заменгофа в своей газете.

Следует заметить, что изучение эсперанто не представляет трудности ни в плане произношения, ни в плане запоминания слов и правил. Его учишь, как дышишь, да простится мне это вульгарное сравнение. После десяти уроков обучающиеся могут свободно говорить друг с другом. Вышла даже брошюра под названием «Эсперанто за десять уроков» — «Esperanto in dos lecciones». Поэтому нечего удивляться, что в настоящий момент число приверженцев эсперанто во всем мире уже превысило сотню тысяч. И никак нельзя забывать, что именно благодаря Туристскому клубу во Франции, его постоянным заботам, многочисленным публикациям, успешной пропаганде новый универсальный язык получил такой мощный толчок к развитию.

Прежде всего, эсперанто — язык легкий, гибкий, гармоничный, он в равной степени годится и для прозы, и для поэзии. На нем можно выразить самые глубокие мысли и самые тонкие чувства. В его основе лежит выбор корней в зависимости от степени их универсальности, в некотором роде всеобщее избирательное право. Чтобы сделать произношение удобным для широких масс говорящих, доктор Заменгоф отождествил фонетику универсальных корней с их написанием.

Единственное, что можно поставить в укор эсперанто, — это то, что шведский и русский языки, с точки зрения произношения, стоят от него дальше, нежели другие европейские языки. Их носители, обучаясь эсперанто, должны делать больше усилий, чем народы латинского или саксонского происхождения. Тем не менее эсперанто представляет такое практическое удобство, что первое место по числу его приверженцев занимает Россия, а второе — Швеция.

По всем этим причинам новый язык пустил глубокие и мощные корни во всех странах. Можно с гордостью утверждать — и Франция немало этому способствовала, — что ныне не существует более страны, где нельзя было бы встретить эсперантистов.

Таким образом, страстные пропагандисты эсперанто добились поразительных успехов. Весьма серьезны их достижения и в Центральной Африке. Как делегат Туристского клуба, Никола Ванофф собирался сначала закрепить эти достижения во Французском Конго, а затем распространить их на Свободное государство Конго при помощи «Belga Sonivolo», бельгийской эсперантистской газеты.

Поэтому ничего удивительного, что, пока «Туат» глотал милю за милей между Марселем и Либревилем, эсперанто оставался в центре разговоров наших путешественников. Инженер Андре Дельтур и Луи Мерли были только рады случаю обучиться языку, который мог оказаться весьма полезным в предстоящем путешествии. С таким увлеченным учителем они очень быстро двигались вперед. Делать на корабле было нечего, и Никола Ванофф смог прочно закрепить со своими учениками основы грамматики и лексику словаря эсперанто. Так что по прибытии в Либревиль они говорили на новом языке, как на своем родном.

Другие пассажиры судна, промышленники, торговцы, ехавшие в Конго для длительного пребывания, воспользовались случаем и тоже выучили язык, который значительно облегчал им жизнь и работу в незнакомой стране. Можно сказать, «Туат» представлял собой плавучий класс, двигавшийся к западным берегам Африки. Если и не весь экипаж судна овладел простыми и логичными структурами эсперанто, то совсем немного не хватало, чтобы его капитан, по прибытии на рейд Либревиля, начал отдавать приказы на этом замечательном языке, который из области торговли может вскоре проникнуть и в сферу мореплавания.

А что же депутат от Нижней Сены и депутат от Верхней Вьенны? Разве они не числились среди лучших учеников эсперанто?

Прежде всего, надо заметить, что море не благоволило к Исидору Папелё и Жозефу Денизару. Лишь однажды они смогли покинуть свою каюту — когда «Туат» шел Гибралтарским проливом. Но в каком они находились состоянии! Естественно, что им не удалось прочувствовать все прелести нового языка, впрочем, как и вкус разнообразных яств в столовой корабля. Уроки не пошли бы им впрок, как и самые лучшие блюда, — и мозг, и желудок не были бы в состоянии их переварить. Вот почему достойные члены парламента, прибыв в Либревиль, понимали язык доктора Заменгофа не больше, чем при отплытии из Марселя!

К слову сказать, ни тот, ни другой не чувствовали в себе особого призвания к эсперанто. Они принадлежали к тем бравым французам, настоящим патриотам, которые ценят свой родной язык превыше всякого другого и считают, что могут им обойтись в любой самой сложной ситуации. Будь они даже в состоянии учить эсперанто на корабле, то и тогда, скорее всего, уклонились бы от уроков. Оказавшись на африканской земле, наши депутаты даже и не подумали наверстать упущенное. У них была одна забота — восстановить силы после изнурительного морского путешествия.

Впрочем, в Либревиле они однажды поступились своей непреклонностью. Никола Ванофф без устали твердил о пользе, которую эсперанто принесет их экспедиции.

— Вероятно, вы правы, — согласились депутаты, — мы не спорим. Если бы на борту «Туата» у нас появилась возможность, мы, наверное, воспользовались бы вашими уроками. Но ведь вы знаете этот новый язык, господин Дельтур и господин Мерли тоже его знают, а раз мы не будем расставаться, то и мы как бы его знаем!

— Может случиться, — возразил Никола Ванофф, — что вам самим придется на нем общаться…

— Ну, для такого случая нам достаточно знать несколько слов, в основном чтобы спросить о чем-нибудь, — заявил господин Исидор Папелё.

— И несколько слов, чтобы ответить, — присовокупил господин Жозеф Денизар.

После этого разговора депутаты выучили на эсперанто две фразы «Как вы себя чувствуете?» и «Премного вам благодарен!».

— Зная эти слова, — утверждали они, — можно смело пускаться в кругосветное путешествие!