Онлайн чтение книги Парадокс лося The Moose Paradox
3

Я уже второй час неподвижно сидел на табурете у окна в пропахшей красками комнате. Мне нужно было позировать. В расслабленном состоянии. Поначалу эта задача показалась мне легкой. Но чем дольше я сидел и размышлял над тем, как выглядеть расслабленным, тем труднее казалось полученное задание. За прошедший час я успел передумать о многом. В том числе и о том, что я, пожалуй, никогда не бываю по-настоящему расслабленным и даже не уверен, знаю ли я вообще, что означает полностью расслабиться. Это, в свою очередь, заставило меня задуматься, как бы я выглядел, если бы все-таки знал и, соответственно, сумел бы достичь нужного состояния расслабленности. Эта мысль потребовала от меня усилий изобразить нечто такое, чего я в принципе не понимал и не мог изобразить. То есть я был уподоблен прыгуну с трамплина, оказавшемуся за штурвалом самолета просто потому, что ему уже доводилось приземляться. Или, наоборот, летчику, которого со всей силы столкнули с трамплина, поскольку тому уже доводилось прокладывать путь в воздухе.

От этих нелегких мыслей я непроизвольно вздохнул.

Это повторялось всякий раз, когда мы с ней встречались. И разумеется, всегда, когда она смотрела на меня пристальным взглядом, я не смел шевельнуться. Часами.

Я был моделью для Лауры Хеланто – она писала мой портрет. Портрет был ее подарком мне, за что я, естественно, был ей благодарен.

Лаура Хеланто не покидала моих мыслей и тогда, когда я о ней не думал.

Мое утверждение кажется нелогичным и трудным для понимания, но на самом деле так оно и есть. Это явление невозможно объяснить иначе, чем с помощью средств поэзии, – выражения точнее я подобрать не могу. Когда я сравнивал надежность математического и поэтического подхода для оценки успешности разных проектов – от строительства небоскреба до новой конструкции сырорезки, – я твердо знал, что математическому методу, разумеется, нет альтернативы. В случае с Лаурой Хеланто дело, похоже, обстояло иначе. Словно я мгновенно позабыл все, на что привык опираться в жизни. И что самое странное – это совершенно не причинило мне дискомфорта, которого следовало бы ожидать.

Мы встречались всего дважды после того, как она кинула меня на сто двадцать четыре тысячи восемьсот шестьдесят один евро и тринадцать центов. Ну не совсем меня: деньги были криминального происхождения. И она не то чтобы их присвоила. Лаура своим поступком спасла меня и Парк. Я понял это через несколько недель после того, как она оставила нас – и Парк, и меня.

Об этом я думать не хотел. Вспоминал, как мы ходили гулять и пить какао с Лаурой и ее дочкой Туули. Прогулка проходила в режиме интервальной спортивной тренировки, темп задавала по преимуществу Туули. Это в корне противоречило моей привычке к размеренной ходьбе и выбору кратчайшего расстояния между двумя пунктами. Мы метались туда-сюда, останавливаясь на неопределенное время, чтобы поглазеть на массу всего интересного: на других детей, взрослых, птиц, мусорные контейнеры, фаркопы автомобилей. Цели этих остановок были для меня по большей части покрыты мраком неизвестности. Я так и не смог подыскать объяснения нашим блужданиям. Просто находился в обществе Лауры Хеланто и чувствовал, что мне хорошо независимо от того, движемся мы или стоим, и не имело значения, куда именно мы идем и где остановились.

У дочки Лауры возникали вопросы, на которые я с удовольствием дал бы и более развернутые и основательные ответы. Но едва я успевал открыть рот, как она уже выстреливала следующий вопрос. Кажется, Лаура была в восторге от нашей беседы, несмотря на ее хаотичность. Она улыбалась мне, брала за руку и даже иногда ласково ее сжимала. А когда я проводил их до станции метро, мы с Лаурой Хеланто поцеловались. Поцелуй не был долгим и по своему характеру далек от тех, какими мы обменивались в ночь любви, когда наши языки соприкасались и скользили друг по другу. Несмотря на то что по различным биологическим и физиологическим причинам это невозможно, мне кажется, я до сих пор ощущаю вкус этого поцелуя на своих губах.

Кисть касалась холста, пахло масляной краской. Кроссовки Лауры шуршали по бетонному полу.

Мне казалось, что каждая секунда с Лаурой Хеланто была более насыщенной и плотной, чем любая другая. Разумеется, это явление трудно объяснить с математической точки зрения, но…

– Хенри. Слышишь меня, Хенри?

– Что?

– Что-то не так? – спросила Лаура, и, поймав ее взгляд, я был, как всегда, сражен им. Эти синие с зеленым глаза, цвет которых подчеркивала темная оправа очков, вызывали у меня нечто похожее на удар электрическим током.

– Нет, с чего ты взяла, – сказал я.

– Хорошо, – кивнула Лаура. – Мне показалось, что тебя что-то… гнетет.

– Я неправильно сижу? – спросил я.

– Нет, – ответила Лаура, и мне показалось, что она сдерживает улыбку. – Ты очень правильно сидишь. Просто подумала, что ты немного устал. У тебя все мышцы напряжены.

– Сейчас расслаблюсь.

– Может, все дело в том, что ты ищешь расслабленное положение. И напрягаешься. Кто не ищет, тот найдет. Или так нельзя сказать?

– Пожалуй, так можно сказать, – согласился я. – Но мне это утверждение кажется вводящим в заблуждение и, к сожалению, ненаучным. Истина заключается ровно в противоположном. Именно путем поиска человек находит. Это основное условие. Ничего никогда не было бы изобретено, если бы люди просто решили: давайте перестанем искать, и ответ найдется, и если…

– Хенри.

Теперь Лаура не скрывала улыбки. Она опустила кисточку на стоявший рядом мольберт и направилась ко мне. Я все еще пытался заставить себя расслабиться. Приближение Лауры этому не способствовало.

– Как-то я говорила тебе, что никогда не встречала никого, похожего на тебя, – произнесла она, остановившись передо мной, – но это слишком мягко сказано.

– И я никогда не встречал никого, похожего на тебя, – честно признался я. – Кого-то, кто сумел бы заставить меня так сильно удалиться от математической логики и одновременно был бы мне интересен во многих других отношениях. По правде говоря, и то и другое случилось со мной впервые.

Лаура стояла передо мной. Я чувствовал запах, исходивший от копны ее волос, похожей на дикий кустарник, а может, букет лесных цветов. Она стояла так близко, что мне были видны крошечные брызги красной краски на внешнем крае темной оправы ее очков.

– И со мной тоже, – сказала Лаура.

– Не говоря уже о том, что эти обстоятельства совпали по времени, – кивнул я, – вероятность этого в любом случае была так мала, что мне, вопреки моим привычкам, даже не пришло в голову ее рассчитать.

– Возможно, я не совсем это имела в виду, – тихо сказала Лаура и улыбнулась.

Со мной случилось то, что постоянно случалось в присутствии Лауры, – я совершенно растерялся. У меня очень часто возникало ощущение, что слова Лауры – даже те, которые, на первый взгляд, кажутся простыми и несущими сугубо практический смысл, – рассчитаны больше чем на один уровень понимания и почти всегда подразумевают не только то, что было сказано. Однако их смысловые связи либо неочевидны, либо смыслы трудно вывести один из другого. Поэтому я молчал и просто восседал на своем высоком табурете, ощущая ее близость.

Я не знаю, кто из нас первым наклонился навстречу другому. Или мы сделали это одновременно? Наши лица так сблизились, что я закрыл глаза и приготовился к двум вещам: к поцелую и к рассказу о том, что меня беспокоит.

– Юхани вернулся, – сказал я, продолжая наклоняться вперед.

И уткнулся в воздух. Я не смог дотянуться ни до губ, ни до Лауры, да и вообще ни до чего. Я открыл глаза. Лаура отступила и стояла в полутора метрах от меня. Ничто не указывало на то, что она искала своими губами мои, которые, как я теперь заметил, все еще были вытянуты для поцелуя. Я привел свои губы в обычное состояние и заодно выпрямился.

– Юхани? Твой брат… Юхани?

– Ага, – кивнул я. – Он сказал, что жил в дачном трейлере все то время, пока ему нужно было считаться мертвым.

Лаура посмотрела на меня. Она открыла рот, но не издала ни звука. Потом опять попыталась что-то сказать. И наконец произнесла:

– Юхани жив?

– У меня в этом нет никаких сомнений.

– Когда ты пришел, – начала Лаура, – я спросила тебя, как дела. И ты ничего не сказал о… своем брате.

– Я точно помню свой ответ – «в общем, неплохо». Я думал, ты хотела узнать, как поживаю я. И мне не пришло в голову, что тебя интересует еще и Юхани. Честно говоря, я понятия не имею, как у него дела, знаю только, что он жил в автодоме в кемпинге в Восточной Финляндии.

У Лауры был такой вид, как если бы я вдруг смешал все краски и принялся бы рисовать на ее картине каляки-маляки.

– Он что… просто вот взял и явился?

– Да.

– И что он сказал?

– Что хочет забрать Парк обратно.

– И что ты ему ответил?

– Что это не имеет никакого смысла ни с финансовой, ни с административной точки зрения, особенно если принять во внимание его недавние успехи в области управления предприятием и способность отвечать за свои действия. Но у меня есть для него подходящее место в Парке и, таким образом, он может получать регулярный доход и медицинскую страховку, а кроме того, у него будет копиться трудовая пенсия. Он согласился на эту работу.

– Согласился на эту работу? – спросила Лаура, как будто услышала о каком-то совершенно невероятном чуде.

– После твоего ухода освободилось место управляющего Парком.

– Разумеется, лучше Юхани на место управляющего никого не нашлось.

– Ну, я пока не могу сказать, насколько он подходящий работник…

– Хенри, это был сарказм, ирония.

– Ирония, сарказм, точно! Мне они тоже нравятся.

Не знаю, почему я произнес эту последнюю фразу. Я понял, что несколько не сдержан, но и Лаура тоже разошлась.

– А тебе не кажется это странным? Что Юхани запросто согласился на работу, где нужно быть точнее точного, всегда находиться на месте и одновременно решать тысячу самых разных вопросов?

Я не успел обдумать ответ и уж тем более ответить, когда Лаура заговорила снова:

– Хенри, можно я прямо спрошу? Обо мне разговор заходил?

– Вообще-то, нет. С чего бы?

Почему в нашем разговоре вдруг появилась какая-то неловкость? И не только в разговоре. Возникло ощущение, что мы вели сразу два диалога. Первый – посредством вот этих самых слов, а второй – подспудный, невидимый и безмолвный, но тем не менее вполне определенный. Мне показалось, что я не понимаю ни одного из них. Затем до меня стало кое-что доходить.

– Почему ты так завелась из-за Юхани и его возвращения? – спросил я. – Ты ведь больше не работаешь в Парке и никак формально с ним не связана.

Лаура взглянула на незаконченный портрет. Затем так же быстро отвела взгляд. Мне показалось, что она намеренно тянет время, чтобы подумать.

– Ты только-только привел в порядок дела в Парке, – сказала Лаура, все еще глядя куда-то в сторону высоких окон. – И теперь Юхани снова может все испортить.

То, с каким выражением Лаура произнесла свои последние слова, заставило меня опять, если так можно выразиться, слушать между строк. По крайней мере, я попытался это сделать, потому что мне показалось, что именно там и содержалась важная информация. И мне это не очень понравилось.

– Я составил как краткосрочные, так и долгосрочные планы, – начал я, – и по многу раз все тщательно просчитал, подкрепил конкретикой и честно рассказал всем работникам о нынешней ситуации и о том, что нам предстоит. Я владелец Парка, и все это знают. Юхани – всего лишь наемный работник. Что он может сделать?

Лаура ответила не сразу. Она опустила глаза и рассматривала пол где-то позади меня.

– Просто, он… Юхани.

– Что ты имеешь в виду?

– Он… – Лаура силилась подобрать слова, от чего происходящее вызывало у меня недоумение: обычно она очень живо выражала свои мысли. – Он… он не такой, как ты.

Я не сразу понял, откуда взялось это ощущение, но почувствовал, что мне стало как-то неуютно.

– Я знаю его всю свою жизнь, – выпалил я быстрее, чем собирался. Внезапно я разозлился и даже пришел в ярость. Как-то так получилось само собой. – Кто лучше меня может знать, что он не такой, как я? Юхани продемонстрировал это и на практике, и особенно наглядно – в Парке приключений. Он не составил ни одного бюджета, но при этом влез в безумные долги. Он брал кредиты под сумасшедшие проценты, занимал у бандитов. Расточительство, безрассудство, неисполнение обещаний, импульсивность, опасная для жизни.

– Это не совсем то, что я имею в виду… хотя в некотором смысле, может быть, и то. Вернее, и это тоже. Мне трудно об этом говорить.

В высоком светлом помещении вдруг сгустились сумерки, будто кто-то внезапно задернул светонепроницаемые шторы. В то же время мои мысли, казалось, тоже потемнели. Я посмотрел на Лауру и увидел нечто такое, чего не хотел увидеть.

– Когда ты говоришь, что Юхани не такой, как я… – И тут вдруг мне стало ясно, что она имела в виду. – На самом деле ты хочешь сказать, что это я не такой, как он.

Лаура молчала. Казалось, она не знает, что ответить. Уж лучше она сказала бы хоть что-то, что угодно. Лаура не смотрела на меня.

– И поскольку я другой, – продолжал я, – ты думаешь, что я неспособен противостоять человеку, который мечется туда-сюда, лжет, бросается обещаниями и принимает непродуманные, катастрофические решения. Чьи действия основаны на чем угодно, только не на разуме. И я настолько «не такой», что не смогу справиться с этим человеком.

– Хенри, ты…

– Другой. Просто чтобы ты знала. Когда в университете я досрочно сдал математику, мне сказали, что я особенный. И когда, уже будучи актуарием, я делал расчеты в два с половиной раза быстрее и точнее, чем любой другой математик за всю историю страховой компании, мне тоже говорили, что я особенный. Может быть, я не такой, как ты думаешь. Может быть, я смогу справиться со своим братом.

Я встал и подошел к металлической вешалке, стоявшей у двери. Надел куртку и повязал шерстяной шарф, не сильно затягивая, но расправив его аккуратно поверх галстука, чтобы он оптимально сохранял тепло. Лаура Хеланто продолжала стоять на том же месте, как мне показалось, – точно в центре комнаты. Я посмотрел на нее и, зная ее рост, мог бы легко вычислить целый ряд расстояний и объемов, относящихся к этому помещению, а возможно, даже составить общее уравнение или, по крайней мере, приблизительное описание, но понял, что не стану этого делать. Мне не хотелось ничего подсчитывать, и это лучше всего характеризовало ситуацию. Я повернулся к выходу.

Дверь была из толстого металла, но я даже не заметил ее тяжести.

Выйдя на улицу, кратчайшим путем дошел до автобусной остановки и продолжил путь со скоростью ровно один километр в семь минут.