Онлайн чтение книги Параллельная вселенная Пеони Прайс
2

– Думаешь, тебя возьмут? – спрашивает Мелани, подавшись вперед.

Мелани – человек-справочник, человек-энциклопедия, ярая фанатка деятельности Рут Бейдер Гинзбург[3]Рут Бейдер Гинзбург – американский юрист и судья Верховного суда США, занималась защитой гендерного равенства и прав женщин., благоразумная, читающая молодая леди, а ко всему прочему моя лучшая подруга. Кто бы мог подумать? Мелани всегда на моей стороне, но ее рассудительные доводы сбавляют мой пыл.

– Это все-таки реклама… в бикини, – с бо́льшим сомнением продолжает она, произнося слово «бикини» так, словно она Гермиона, бикини – Волан-де-Морт, а я Хагрид[4]Персонажи серии романов о Гарри Поттере английской писательницы Джоан Роулинг., и ставит точку, отпивая давно остывший латте.

– Почему нет?

Я выуживаю из кармана телефон, пробегаю глазами требования объявления, хотя выучила их наизусть.

– Для роли требуется девушка не выше пяти с половиной футов, со светлыми волосами, не старше двадцати пяти, – хмыкаю и вздергиваю подбородок, – и вот она я!

– И вот она ты, – тенью отца Гамлета отзывается подруга. – Но разве там не написано, что требуется девушка не больше ста десяти фунтов?[5]Не больше 50 кг.

– Поэтому… – Я поднимаю чашку. – На завтрак, обед и ужин сегодня и следующие семь дней я буду пить этот отвратительный капучино с обезжиренным молоком. Получи роль или умри – или как там говорится?

– Если подумать, – продолжает Мелани, потирая заостренный подбородок, – такие требования – отличный пример дискриминации и серьезное законодательное нарушение. Да, это их реклама, и они вправе решать, кого хотят в ней видеть. Но мне кажется не очень хорошей идеей поддерживать эту сексистскую кампанию, призванную наполнить карманы белых старых мужиков, которые никогда в жизни не заменяли один из приемов пищи жижей, сделанной не пойми из чего…

Ей легко говорить!

Я прерываю фразу укоризненным взглядом. Дай-ка угадаю, дальше она скажет, что не стоит худеть ради роли, ведь такое сильное урезание калоража вредно, нездорово и противоречит принципам бодипозитива.

Возможно, она права. Но я слишком многим пожертвовала и не намерена упускать роль из-за лишних килограммов! Как бы трудно ни было, я должна это сделать…

– Как это – не пойми из чего? – наигранно удивляюсь я, пытаясь перевести разговор в шутку. – На этикетке есть состав.

– Видела я этот состав! Порошок киви, шпината, спирулины и, судя по всему, коки, иначе не знаю, кому пришло бы в голову это пить.

Я закатываю глаза и прячу телефон в карман.

– Знаешь, Мел, я ценю твою способность углубляться в подробности, но немного поддержки не помешало бы.

– Прости! Я переживаю за тебя. – Она с силой сжимает чашку, отчего костяшки пальцев белеют. – Но все не так уж плохо. Помнишь, с чего начинал карьеру Аарон Пол?[6]Аарон Пол – актер, звезда сериала «Во все тяжкие». С рекламы кукурузных хлопьев. А Тоби Магуайр[7]Тоби Магуайр – актер, известен как исполнитель роли Человека-паука. – с сока.

Я улыбаюсь. Мел всегда подбадривает меня, приводя в пример известных людей.

– А Марк Руффало – с геля для прыщей… – подхватываю я.

– …а Киану Ривз – с кока-колы. И не забывай про Итана Хоупа.

Мелани знает, что его пример действует на меня безотказно. Итан Хоуп – суперзвезда и по совместительству любовь всей моей жизни. Он вырос в пригороде Лос-Анджелеса в семье, где часто не подавали ни завтрака, ни обеда, но пробился благодаря таланту и стал знаменитым.

– Но ты же понимаешь, они упорно работали, чтобы оказаться там, где они есть. – Мелани снова опускает меня с небес на землю. Прирожденный адвокат внутри нее не затыкается.

– Может, тебе кажется, что я ничего не делаю, но я постоянно репетирую, будто вот-вот выйду на съемочную площадку. Я переполнена мыслями, чувствами, идеями. У меня вдохновение! Понимаешь, вдохновение?

– У тебя студенческий кредит и куча долгов, – родительским тоном припоминает она, поднимая указательный палец.

– Не напоминай.

Однако она права. И я никогда из этого не выберусь.

Ее рот изгибается в безрадостной полуулыбке. Я опустошаю чашку с нарисованной на ней зеленой чашкой и надписью «Кофейня». Какой идиот называет кофейню «Кофейней», это все равно что назвать собаку Собакой, верно?

– А если чисто гипотетически предположить, что ничего не выйдет? – спрашивает Мелани немного погодя и заправляет рыжую прядь за ухо. «Гипотетически» – ее любимое словечко.

– Значит, опять же гипотетически, – я специально использую это слово, чтобы поддразнить ее, и Мелани морщится, – придется искать другую рекламу.

– Я имею в виду не с рекламой, а вообще…

Откидываюсь на спинку стула, с силой выдыхаю и скрещиваю руки на груди. Смотрю на белые, в зеленую клетку салфетки – трудно подыскать более неподходящие для места, где продают кофе. Чтобы занять руки, беру одну из салфеток и раскладываю, а потом складываю, но по-другому – глупая привычка, которая на время дарит иллюзию, что перемена мест слагаемых приведет к другому результату.

– Значит, придется придумать план Б. – Я пожимаю плечами и откидываю салфетку.

– Такими темпами не добраться бы до плана Я.

– Да ладно. Прошло всего… – я запинаюсь, мысленно считая, – полгода, как я ушла из колледжа…

Уже шесть месяцев, как я бросила юридический колледж, за обучение в котором платят родители, а я так и не осмелилась сказать им. Вместо занятий и лекций я посвящаю свободное от работы время прослушиваниям и кастингам. Хотя нет, скорее очередям. Бесконечным, душным, напряженным очередям. Два, три, четыре, а может, и пять часов я вымениваю на пять минут и возможность показать себя под пристальным взглядом нескольких пар глаз. Три часа в очереди – и пять минут славы. Где же здесь справедливый обмен? Его нет! Но, когда я добьюсь желаемого, мне будет все равно, как я это сделала.

– Как говорил Альберт Эйнштейн, чтобы выиграть, нужно играть, – заявляет Мелани.

Я хмыкаю. Она любит не только вворачивать умные словечки, но и цитировать известных людей, особенно ей нравятся фразочки Эйнштейна и Платона.

– Ты же знаешь, я верю, что усердная работа поможет добиться чего угодно… – продолжает она, но я отвожу взгляд, будто разрезаю телефонный провод между нами, и она замолкает.

– Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать… – признается она, не осмеливаясь поднять глаза.

– О, смотри! – восклицаю я, тыча пальцем в телик.

Она лениво оборачивается. По телевизору, висящему над барной стойкой, мелькают кадры из рекламы хлопьев с моим участием. Не обольщайся, ролик длится всего полминуты, и тебя в нем показывают пятнадцать секунд. Но зато крупным планом! Я мысленно показываю язык вечно спорящему внутреннему голосу.

Звука не слышно, но эта прилипчивая мелодия часто играет у меня в голове, да и слова я прекрасно помню: «Скажите “да” хлопьям “Гиннес” и “нет” лишним килограммам». Улыбка. Поворот головы.

– Это ли не знак? – усмехаюсь я.

– Удивительно. Ты так часто пробуешься на рекламу того, что призвано помочь похудеть, но ничего из этого не помогает…

– Пеони, – раздается вдруг голос, попадая в губы немого клоуна в следующей рекламе.

Мы с Мелани, как сурикаты из программы National Geographic[8]National Geographic – американская телевизионная сеть, транслирующая научно-популярные фильмы., резко поворачиваем головы, почуяв опасность. Мой коллега Кевин указывает на соседний столик, где в лучах солнца скучают две пустые чашки.

– Ты менеджер, а не посудомойка. Почему он заставляет тебя мыть посуду? – спрашивает Мелани шепотом, наклонившись ко мне.

Потому что это мои прямые обязанности!

Еще один минус в мою карму. Обычно я не вру подруге, но сказать, что меня взяли уборщицей-посудомойкой, я не смогла. Будь Мелани страшненькой неудачницей, мои поражения были бы не столь болезненны, верно? Пожалуй, да. А вот признаваться в собственной несостоятельности стройной рыжеволосой красотке, нашедшей призвание с первой попытки, невероятно трудно. Да, я люблю Мел всем сердцем, однако иногда ненароком закрадывается удушающая мысль: каков срок годности неравной дружбы и когда Мелани поймет, что я недостаточно хороша для нее? Я пытаюсь отсрочить эту дату и считаю, что если небольшая ложь сделает пребывание здесь менее болезненным для моего самоуважения, то так тому и быть.

– Не переживай, мы решим этот вопрос самым цивилизованным способом из возможных, – заявляю я, бросая недовольный взгляд на Кевина, а потом уже тише продолжаю: – А если нет, то придется отравить его кофе.

Шутка не вызывает улыбки.

– Что ж, я пойду. Не буду мешать.

– Созвонимся вечером.

Я встаю, стряхивая с себя невидимые пылинки.

– И помни, я буду любить тебя даже без «Оскара». – Она берет меня за руку и притягивает к себе, заключая в объятия. Вот бы она не уходила! Хочешь, чтобы она лицезрела, как ты таскаешь грязную посуду?

Отстранившись, я киваю и не без усилий растягиваю рот в улыбке. Мелани берет рюкзак со спинки стула и выходит из кофейни. Провожаю ее взглядом и, убедившись, что она ушла, надеваю передник с чашкой на груди и надписью «Кофейня», хватаю наши пустые чашки и подхожу к соседнему столику за двумя другими.

– Вот уж спасибо, – бурчу я, с грохотом ставя чашки на столешницу барной стойки.

Кевин – мой единственный нелюдимый коллега, бариста и гей. Самая большая заноза в моей далеко не тощей заднице. Наши отношения довольно напряженные: не скажу, что хочу убить его, – просто не хочу видеть его среди живых.

Он поднимает на меня непонимающий взгляд, будто не знает, чем я недовольна.

– Слушай, Кевин…

– Я Крег.

Я знаю, в конце концов, мы работаем вместе полгода. Но мне нравится его бесить. В свое оправдание скажу, что он тоже не святой. Я искренне верю, что у него есть занудное альтер эго, которое любит сообщать никому не интересные мысли и факты и раздражать своим присутствием, а так как он раздражает меня бо́льшую часть дня, то я бо́льшую часть дня зову его Кевином.

– Слушай, Крег, – поправляюсь я, – не надо дергать меня, как собачку, когда сюда приходят мои друзья.

Вообще-то, с друзьями у меня напряженка. Но мне хватает и Мелани, ведь она настоящий друг.

– Прости, – говорит он, наклоняя голову набок, – но разве это не твоя работа?

– Надолго я здесь не задержусь, так что необязательно кричать на весь квартал, что я посудомойка. Может, объявление на двери повесишь?

Его лицо искажается. Он задумывается, темные глаза без зрачков, смотрящие из-под нависших век, не выдают его мыслей, и это бесит, словно говоришь со стеной.

– Как скажешь, – наконец произносит он «иди-на-фиг»-тоном.

Я открываю рот, готовая спорить до последнего, но тут же закрываю его. Взгляд останавливается на грязных чашках.

– Почему нельзя наливать кофе в одноразовые стаканчики? – бурчу я себе под нос.

– Ты хоть представляешь, насколько они губительны для окружающей среды?

– А ты что, Гринпис? – подкалываю его я. – Да и разве они сделаны не из картона?

Он усмехается:

– Попробуй как-нибудь свернуть лист картона и налить в него горячую воду. Тебя ждет множество чудесных открытий.

– Я уже начинаю думать, что все в этом мире искусственное и пластиковое…

– Неожиданно мудрая мысль. Но на твоем месте я не озвучивал бы настолько революционные идеи, так и работы лишиться можно.

Да что ты говоришь, мистер Умный Умник?

– К тому же если все чашки заменят на одноразовые стаканы, что же ты тогда будешь мыть?

Вопрос повисает в воздухе.

– К счастью, – выдыхает Кевин, – Джон кое-что понимает в заботе об экологии и из двух зол выбирает меньшее: ты явно разложишься быстрее, чем одноразовый стаканчик.

Разложишься быстрее стаканчика. Ты разложишься быстрее. Разложишься…

К слову, Джон – хозяин кофейни. Он похож на Джорджа Мартина, но не стар, у него нет бороды и живота, просто появляется с такой же периодичностью, как и новые части «Игры престолов»[9]Джордж Мартин – автор популярной саги «Песнь Льда и Пламени», которую экранизировали, назвав сериал «Игра престолов». Мартин славится тем, что очень долго пишет книги..

– Что ж, если это мудрая мысль дня, то я не впечатлена.

Мысль дня – один из многочисленных тараканов Кевина. Он всегда придумывает ее либо заимствует, с умным видом сообщая источник. Вчера, например, была такая: «Если ты не живешь, то ты просто умираешь», а позавчера – «Не ты делаешь ошибки, а ошибки делают тебя». Вот такими фразочками наполнена его волосатая голова. Не кофейня, а чертов кабинет философа.

– Надеюсь, ты удовлетворил жажду поучения, – продолжаю я, кривя рот в самой мерзкой ухмылке, на какую способна. – А теперь сделай мне капучино.

Пожалуй, бесплатный кофе и его насыщенный аромат, наполняющий это скучное заведение, – единственная хорошая часть моей работы.

– Напомни, сколько чашек ты сегодня выпила?

Я цокаю. Как. Он. Может. Так. Меня. Бесить? Неужели я прошу невозможного?

– Бесплатно не больше двух, – напоминает он, – иначе у меня будут проблемы.

Настоящая проблема – это его прическа! Ладно, может, и не проблема, если ему плевать на внешний вид. Однако его слегка вьющиеся русые волосы, то стянутые в пучок на затылке, то собранные в хвост, выглядят странновато, он похож на хиппи, кочевавших по стране в конце 60-х годов ХХ века, а сегодня на календаре уже XXI – я проверяла. Ему стоило бы серьезно задуматься над этим.

– С двойной порцией соленой карамели, – отчеканиваю я, давая понять, что не намерена платить или спорить на этот счет. За то, что я батрачу здесь, меня обязаны бесплатно обеспечивать кофе до конца жизни. – Хотя нет, – осекаюсь я, вспомнив о рекламе в бикини, – без карамели. С обезжиренным молоком.

Он стоит как вкопанный.

– Тебе надо послать письменное приглашение?

Выдохнув, он идет к кофемашине.

Через пару секунд открывается входная дверь, и в зал вплывает симпатичная брюнетка лет двадцати пяти. Она подходит к кассе и мило улыбается, заправляя темную прядь за ухо. Боже, я знаю эту улыбку – я называю ее улыбка-флиртун. Жаль, направлена она не на того, ведь Кевин, как обычно, помнется, пробормочет: «Добрый день. Чем могу помочь?» – а следующие пять минут будет делать вид, что не замечает знаков внимания. Может, сразу сказать ей, что он гей? Нет, пусть помучается – я как раз уволилась из благотворительного фонда, помогающего геям-неудачникам и тем, кто на них западает.

Хватаю пустые чашки и несу их на кухню, до меня долетает:

– Добрый день. Чем могу помочь?

Скрываюсь за дверью с круглым окном. Мою чашки в ржавой раковине.

И как меня занесло в эту дыру?