Онлайн чтение книги Парижские сестры The Dressmaker's Gift
Гарриет

Произошел еще один теракт. Город потрясен шоком, а заголовки кричат о его страданиях по всему миру. Париж уже пошатнулся от жестокого нападения на сотрудников в офисах Charlie Hebdo [8]Charlie Hebdo – французский литературно-художественный еженедельный журнал политической сатиры, Публикует карикатуры, репортажи, дискуссии и анекдоты нонконформистского характера. Занимая левые и светские позиции, высмеивает политиков, ультраправых, ислам и христианство. в январе, и теперь боевики убили почти сотню зрителей в театре Батаклан, держа группу выживших в заложниках в течение нескольких часов, прежде чем французская полиция смогла успешно завершить осаду. Репортажи пестреют сообщениями об отнятых жизнях, сама жизнь меняется самым невообразимым образом, происходят отвратительные вспышки жестокости. Такое трудно читать, но и не делать этого просто невозможно.

Папа звонит мне:

– Ты уверена, что находишься в безопасности? Почему бы тебе не вернуться домой?

Я пытаюсь заверить его, что мне ничего не угрожает, где бы я ни находилась, хотя меня каждый раз одолевает беспокойство, когда я иду по улице. Мое сердце обливается кровью, когда я читаю очередной репортаж о несчастных жертвах. Большинство из них были молоды, примерно того же возраста, что Симона и я. Но мы стараемся сосредоточиться на нашей работе; беспрестанные вопросы заставляют нас трудиться усерднее.

С девяти до пяти офис наполнен тихим гулом разговоров и чуть слышными звонками телефонов. Мы с Симоной поочередно исполняем работу администратора, и я всегда чувствую ответственность за то, что являюсь первым контактным лицом для клиентов «Агентства Гийме». Несмотря на то, что сама компания не слишком крупная, она обладает серьезной значимостью: среди ее клиентов – несколько подающих надежды дизайнеров, производители брендовых аксессуаров класса люкс и молодая компания по производству экокосметики. Конечно, у крупных кутюрье есть свои собственные пиар-команды, но Флоренс сумела занять свою нишу в непростом мире парижской моды. Она обладает чутьем на многообещающие молодые таланты и умеет находить творческие способы продвижения своих продуктов. За эти годы она заслужила уважение своих сверстников и создала завидную сеть контактов. Так что, по прошествии многих дней, меня уже не удивить беседой с бывшей супермоделью, которая теперь разрабатывает собственную линию купальников. Или разговором с редактором глянцевого журнала, ехидным молодым дизайнером обуви, а также его «музой», которая носит обтягивающий комбинезон с парой самых головокружительных платформ, украшенных, ко всему прочему, золотыми ананасами.

Флоренс также дает мне возможность работать вместе с менеджерами по работе с клиентами, и я чрезвычайно горжусь первым пресс-релизом, который помогала составлять. Он о запуске последней коллекции обувного дизайнера. Эту коллекцию будут показывать на неделе моды в Париже через четырнадцать дней; менеджер по работе с клиентами показывает мне список получателей и просит отправить его. Когда я это делаю, мне приходит в голову идея.

– Кто-нибудь в Великобритании знает о том, какой способный дизайнер этот парень? – спрашиваю я.

– Пока нет. Нам трудно выйти на этот рынок, поэтому мы в первую очередь ориентируемся на Париж.

– Если бы я перевела пресс-релиз и разослала его нескольким покупателям в некоторые из наиболее оживленных лондонских торговых точек, вы бы это одобрили?

Аккаунт-менеджер пожимает плечами.

– Не стесняйтесь. Нам нечего терять, и, возможно, это был бы хороший способ начать оценивать интересы живущих по ту сторону Ла-Манша.

Поэтому я составляю вступительное электронное письмо и прилагаю переведенный релиз. Немного покопавшись и сделав несколько телефонных звонков, я нахожу несколько лондонских контактов, а затем, с одобрения Флоренс и менеджера по работе с клиентами, нажимаю «Отправить».

Симона впечатлена.

– Твой первый пресс-релиз! Мы должны отпраздновать. Я знаю отличный бар, куда мы можем пойти. Сегодня вечером живая музыка, и некоторые из моих друзей тоже будут там. – Я уже узнала, как сильно она любит музыку; она всегда включает ее в квартире и носит наушники, когда находится вне дома.

И вот той же ночью мы переправляемся через реку и движемся в район Маре с его узкими улочками и скрытыми площадями. Присутствие полиции еще более очевидно, чем обычно, ведь вооруженные офицеры патрулируют все оживленные перекрестки. Это зрелище обнадеживает, хотя и заставляет мое сердце биться от страха, который скрывается под мишурой городских огней и транспортных потоков. Симона ведет меня мимо музея Пикассо, а затем мы ныряем в бар. Акустический дуэт играет на небольшой сцене в одном конце многолюдной комнаты поверх гула болтовни и смеха, которые раздаются вокруг.

Друзья Симоны машут нам из-за составленных вместе столов и подтягивают для нас стулья, чтобы мы тоже смогли втиснуться в компанию, добавив бокалы со своими напитками в общий грохот стаканов и бутылок. Музыканты действительно хорошие. И я начинаю расслабляться, наслаждаясь обстановкой и компанией. Друзья Симоны – творческая группа, в которую входят владелец галереи, дизайнер, актриса, звукорежиссер и как минимум два музыканта. Я полагаю, что любовь Симоны к музыке изрядно помогла укрепить некоторые из этих дружеских отношений. Меня удивляет то, как легко я смогла почувствовать себя частью группы этих молодых парижан. Прежде мне не приходилось заводить близких друзей в школе или в университете, и теперь я понимаю, что никогда по-настоящему не чувствовала, что вообще смогу хоть где-нибудь приспособиться. Возможно, это ощущение возникло из-за того, что я не жила дома с отцом и мачехой. Быть может, это подорвало мою уверенность в том, какое же место я занимаю в мире. Ведь большую часть жизни я провела словно в какой-то ничейной стране, где одиночество было облегченным вариантом попыток вписаться. Я всегда чувствовала, что между мной и моими сверстниками есть определенная дистанция: им не нужно было присутствовать на свадьбе их собственных отцов с кем-то незнакомым, а после этого идти на похороны родной матери. Здесь, в этой компании незнакомцев, я не чувствую, что должна объяснять, что моя мать была для меня всем, и как мне не хватило возможности заставить ее хотеть остаться в этом мире.

Звукорежиссер, который представляется как Тьерри, приносит еще одну порцию напитков и подталкивает Симону подняться, чтобы он мог продвинуть свой стул между нами.

Он задает вопросы о моей работе и первых впечатлениях о Париже; я спрашиваю, каково ему работать на самых разных концертных площадках столицы. Я общаюсь, чувствуя себя все более уверенно, говоря по-французски, и осознаю, что расслабляюсь и наслаждаюсь его обществом.

Сначала разговор между друзьями легок и жизнерадостен, наполнен улыбками и смехом, но затем он неизбежно переходит на тему теракта в Батаклане. Настроение за столом сразу становится мрачным, и я вижу боль от грубого вмешательства теракта, совершенного над городом, написанную на лицах Симоны и ее друзей – это чувство охватывает всех. Батаклан не так уж далеко от места, где мы сидим, и Тьерри рассказывает мне, что он знал бригаду звукорежиссеров, которые работали там в ту ночь. Внезапно он начинает говорить о тех событиях так, словно они произошли в его собственном доме. Пока я слушаю, его лицо искажается гримасой глубокой боли, сменяя былое спокойствие маской горя. Его друзья вышли и помогли труппе и нескольким зрителям оказаться в безопасности, но сама жестокость содеянного и мысль о многих молодых жизнях, потерянных или навсегда поломанных из-за ужасных ран, как психических, так и физических, навсегда изменили видение этими людьми своего города. Подспудно начинает казаться, что страх и недоверие скрываются повсюду.

– А тебя беспокоит, что нечто подобное может случиться с тобой, когда ты на работе? – спрашиваю я его.

Тьерри пожимает плечами.

– Конечно. Но что мы можем поделать? Ты не можешь позволить террору победить. Становится все важнее сопротивляться желанию поддаться страху.

Я потягиваю свой напиток, размышляя над его словами. Я слышу в них отголосок желания Мирей участвовать в сопротивлении и ее утверждения о том, что именно обычные люди должны решать, как жить дальше.

– Даже посещение бара в пятницу вечером, чтобы послушать музыку, приобретает для нас иное значение, – он улыбается, и печаль в его темных глазах сменяется гневной вспышкой. – Мы здесь не просто для того, чтобы повеселиться. Мы здесь, чтобы убедиться, что свобода жить нашей жизнью не может быть отнята у нас. Мы здесь ради каждого из тех людей, которые были убиты той ночью.

Тьерри хочет услышать мое мнение, когда он спрашивает меня, какое влияние оказали атаки террористов по ту сторону Ла-Манша, в Великобритании, и о том, как мы справились с их зверствами на нашей собственной земле.

– Мой отец волновался, что я еду в Париж, – признаюсь я. – Не то чтобы Лондон уже стал полностью безопасен. – После того, что опубликовал Charlie Hebdo, папа изо всех сил пытался отговорить меня от работы за границей, вплоть до последней минуты. В то время его вмешательство вызывало во мне лишь негодование, так что я отметила этот факт как еще один пример того, что расстояние между нами увеличилось: неужели он не понимал, насколько эта возможность важна для меня? Разве он не понимал, насколько сильно мне хотелось уехать? Но теперь я осознаю, как он был обеспокоен. С этой позиции мне ясно, что его нежелание моего отъезда, возможно, было больше связано с любовью, чем с недостатком понимания. На мгновение я испытываю тоску по нему. Мысленно я решаю, что завтра позвоню ему, хотя он, вероятно, будет слишком занят, чтобы говорить со мной и, как обычно, ходить по магазинам с моей мачехой или водить девочек на уроки танцев по выходным и на ночевки.

Мы с Тьерри беседуем до позднего вечера, хотя музыканты уже давно закончили свой сет и присоединились к нам за столом, и в конце я чувствую настоящую близость с Симоной и ее друзьями, что для меня является своего рода сенсацией. Постепенно я обнаруживаю, что сбрасываю с себя защитную оболочку, моя обычная скрытность тает, поскольку я начинаю открыто проявлять свои мысли и чувства.

Похоже, что из-за бесед на новом языке и будучи в городе, где я человек посторонний, мне легче быть собой. Возможно, здесь, в Париже, я смогу стать тем, кем хочу быть, наслаждаясь свободой, которую приносит новое начало.

Затем у меня возникает другая мысль: возможно, именно это и чувствовала Клэр.