Онлайн чтение книги Загадка Эндхауза Peril at End House
Глава 2. Эндхауз

– Пуаро, – сказал я. – Я подумал…

– Прекрасное упражнение, друг мой. Продолжайте в том же духе.

Сидя друг против друга за небольшим столиком у окна, мы ели ланч.

– Насчет выстрела – стреляли ведь где-то совсем недалеко от нас. А мы ничего не слышали.

– А вы полагаете, что в этой мирной тишине, где неумолчно плещет лишь волна, мы непременно должны были его услышать?

– Ну, просто это странно.

– Ничего странного. Есть звуки, к которым так быстро привыкаешь, что даже перестаешь их слышать. Все это утро, друг мой, в бухте катались на моторных лодках. Сначала вы жаловались на шум, потом перестали его замечать. Но, богом клянусь, когда одна из этих штук заводит свой мотор, можно спокойно стрелять из пулемета, и никто вас не услышит.

– Да, это верно.

– А! Вуаля, – прошептал Пуаро. – Мадемуазель и ее друзья. Похоже, они пришли на ланч. А значит, мне пора возвращать шляпу. Но ничего, дело достаточно серьезное и вполне заслуживает отдельного визита.

Легко вскочив со стула, он поспешно пересек зал ресторана и с поклоном вручил шляпу мисс Бакли, как раз когда она и ее спутники усаживались за столик.

Их было четверо: Ник Бакли, капитан Челленджер, еще один мужчина и еще одна девушка. С нашего места их было не очень хорошо видно. Зато мы то и дело слышали раскатистый хохот моряка. Судя по всему, он был простым, открытым человеком, и сразу мне понравился.

За едой мой друг был молчалив и рассеян. Он крошил хлеб, наводил симметрию на столе и то и дело издавал странные, ни к кому не обращенные звуки. Я пытался поддержать разговор, но, не встретив одобрения, скоро сдался.

Сыр был давно съеден, а Пуаро все еще сидел за столом. Однако стоило той компании покинуть ресторан, как он тоже направился к выходу. Они как раз усаживались за стол в салоне, когда Пуаро подошел к ним, по-военному четко печатая шаг и, обращаясь прямо к Ник, сказал:

– Мадемуазель, на одно слово, прошу вас.

Девушка нахмурилась. И неудивительно. Она явно боялась, как бы этот чудной маленький иностранец не навязался в компанию к ней и ее друзьям. Я даже невольно ей посочувствовал. С видимой неохотой она сделала шаг в сторону.

Однако неудовольствие сменилось на ее лице удивлением, едва она услышала торопливый шепот Пуаро.

Тем временем мне самому было очень неловко стоять рядом без всякого дела. Выручил меня капитан Челленджер: он тактично предложил мне сигарету и обронил какое-то незначительное замечание. Обменявшись оценивающими взглядами, мы почувствовали симпатию друг к другу. Мне даже показалось, что я куда ближе ему по духу, чем другой мужчина в их компании, которого я смог наконец рассмотреть. Высокий, светловолосый, элегантно одетый молодой человек, с крупноватым носом, в остальном красивый до безобразия. У него были надменные манеры и голос уставшего от жизни человека. А еще он показался мне чересчур лощеным, и это вызвало у меня особую неприязнь.

Затем я перевел взгляд на женщину. Сидя напротив меня в большом кресле, она как раз сбросила шляпу. Внешность у нее была необычная – утомленная мадонна, вот как хотелось ее назвать. Очень светлые, почти совсем белые волосы были разделены на прямой пробор и собраны узлом на шее, прикрывая уши. Бледное, измученное лицо было на удивление привлекательным. В светло-серых глазах с расширенными темными зрачками застыло выражение отстраненности. Ее взгляд был устремлен прямо на меня. Вдруг она заговорила:

– Присядьте, пока ваш друг не закончил с Ник.

Она говорила словно через силу, с притворными и вялыми интонациями, но ее голос, медлительный и плавный, покорял своей красотой. Мне показалось тогда, что я в жизни не видел человека столь же уставшего, как она. Уставшего не телом, а душой, словно убедившись в том, что все в мире бессмысленно и пусто.

– Мисс Бакли любезно помогла моему другу, когда он подвернул лодыжку сегодня утром, – объяснил я, принимая ее предложение.

– Ник рассказывала. – И она опять посмотрела на меня словно издали. – Надеюсь, теперь с его лодыжкой все в порядке?

Я почувствовал, что краснею.

– Да, обошлось без растяжения, – ответил я.

– А! Что ж… я рада, что Ник хотя бы это не выдумала. Знаете, она так виртуозно лжет, прямо божественно… Такое умение – настоящий дар небес.

Я не знал, что ответить. Мое замешательство, кажется, забавляло ее.

– Ник – моя старинная подруга, – сказала она, – но, по-моему, лояльность – утомительная добродетель, вы так не считаете? Сохраняется преимущественно у шотландцев – как их традиционная бережливость и привычка соблюдать день воскресный. Но Ник ведь лгунья, правда, Джим? Изумительная история про то, как у ее машины отказали тормоза, – Джим потом посмотрел и сказал, что с ними все в полном порядке.

Светловолосый густым баритоном подтвердил:

– Я кое-что понимаю в машинах.

И он повернул голову к окну. Снаружи среди других автомобилей особенно выделялся один: длинный, красный. Казалось, таких длинных и таких красных авто вообще не бывает на свете. Его вытянутый металлический капот так сиял полировкой, что глаза слепли. Превосходная машина!

– Это ваш автомобиль? – спросил я, повинуясь внезапному импульсу.

Он кивнул:

– Да.

Я с трудом поборол искушение сказать: «Сразу видно!»

Тут к нам как раз присоединился Пуаро. Я встал, он взял меня под руку, коротко кивнул всей компании и торопливо поволок меня прочь.

– Все устроено, друг мой. Мы навестим мадемуазель в Эндхаузе в половине седьмого. К тому времени она уже вернется с прогулки на автомобиле. Да, да, вернется обязательно, живая и здоровая.

Его лицо выражало волнение, в голосе звучала тревога.

– Что вы ей сказали?

– Испросил ее согласия на беседу со мной – и как можно скорее. Сначала она не хотела соглашаться – и неудивительно. Она думала – я прямо видел, как мысли мелькали у нее в голове: «Кто он, этот коротышка? Грубиян? Выскочка? Кинорежиссер?» Будь у нее возможность отказаться, она сделала бы это, но я не дал ей шанса, – когда вас застигают подобной просьбой врасплох, легче ответить согласием, чем наоборот. Она сказала, что будет дома к шести тридцати. Ça y est ![18]Ну, что ж! ( фр. )

Я рискнул заметить, что тогда все, кажется, в порядке, но мое замечание не встретило одобрения. Пуаро нервничал, как та самая кошка на раскаленной крыше. Весь день он ходил туда-сюда по нашей гостиной, бормоча что-то себе под нос и переставляя с места на место безделушки. Когда я заговаривал с ним, он только отмахивался от меня и тряс головой.

Едва стрелки часов показали шесть, мы вышли из отеля.

– Невероятно, – заметил я, когда мы спускались с террасы. – Пытаться застрелить кого-то в саду отеля… Только сумасшедший мог пойти на такой риск.

– Я с вами не согласен. При одном условии это вполне безопасное мероприятие. Начать с того, что по саду никто не гуляет. Люди в отелях похожи на стадо овец. Здесь принято сидеть на террасе с видом на море – eh bien , все сидят на террасе и смотрят на море. И только я, единственный оригинал, выбираю террасу с видом на сад. Но даже я ничего не вижу. В саду есть где укрыться, вы ведь не могли не заметить: деревья, группы пальм, цветущие кусты. Кто угодно мог спрятаться среди них и, никем не замеченный, подождать, когда мадемуазель пройдет мимо. А она обязательно должна была пройти этим путем. Идти от Эндхауза по дороге куда дольше… Мадемуазель Ник Бакли наверняка из тех, кто всегда опаздывает, а потому выбирает самый короткий путь!

– И все равно он сильно рисковал. Его могли увидеть, а стрельбу трудно выдать за несчастный случай.

–  Несчастный случай тут ни при чем.

– То есть?

– Так, небольшая догадка. Она может подтвердиться, а может, и нет. Не будем пока о ней; вернемся к тому, о чем я говорил раньше, – к  главному условию .

– Каково же оно?

– Вы и сами могли бы назвать мне его, Гастингс.

– Ни в коем случае не хочу лишать вас удовольствия блеснуть умом за мой счет!

– О! Какой сарказм! Сколько иронии! Что ж, пожалуйста: условие прямо-таки бросается в глаза – мотив убийства наверняка не очевиден . Будь оно иначе  – вот тогда это действительно был бы риск! Люди стали бы говорить: «Интересно, уж не сделал ли это Такой-то? Где находился Такой-то, когда раздался выстрел?» Нет, убийца – потенциальный убийца, точнее говоря, – в данном случае не очевиден. И вот почему я так боюсь, Гастингс! Да, сейчас я очень боюсь. Я успокаиваю себя. Я говорю себе: «Их четверо». Я твержу: «Ничего не случится, пока они все вместе». Я повторяю: «Только безумец пойдет на такой риск!» И все равно мне страшно. Эти «несчастные случаи» – я хочу знать о них всё!

Он резко отвернулся.

– Еще рано. Пойдемте по дороге. Саду все равно нечего нам предложить. Давайте осмотрим кружной путь к Эндхаузу.

Дорога вывела нас из главных ворот отеля направо и повела вверх по крутому холму. К вершине она сужалась, а на изгороди мы увидели объявление: «ТОЛЬКО К ЭНДХАУЗУ».

Мы пошли по тропе; через пару сотен ярдов она сделала крутой поворот, и мы оказались у покосившихся подъездных ворот, которые явно не мешало бы покрасить.

За воротами, справа от входа, была сторожка. Она пикантно контрастировала с воротами и заросшей травой подъездной аллеей. Небольшой садик вокруг сторожки был безупречно ухожен, оконные рамы и ставни сияли свежей краской, за стеклами висели яркие чистые занавески.

Какой-то человек в линялой норфолкской куртке трудился над клумбой. Едва ворота заскрипели, он выпрямился и поглядел на нас. Это оказался мужчина лет шестидесяти, шести футов росту, могучего телосложения, с обветренным лицом. Он был почти лыс. Его живые голубые глаза сверкали лукавством. Мужчина показался мне добрым малым.

– День добрый, – заметил он, когда мы шли мимо.

Я ответил ему тем же и всю дорогу к дому, пока мы шли по подъездной аллее, спиной чувствовал его любопытный взгляд.

– Интересно, – подумал Пуаро вслух.

Но на этом его мысли вслух и закончились, и я так и не узнал, что именно его заинтересовало.

Дом оказался довольно большим и угрюмым. Он стоял в плотном кольце деревьев, ветки которых ложились прямо на крышу, нуждавшуюся в капитальном ремонте. Окинув строение оценивающим взглядом, Пуаро взялся за ручку звонка – это был старинный звонок, и требовалась воистину сила Геркулеса, чтобы добиться от него хотя бы звука; зато, раз начав звонить, он долго не останавливался, и его переливы наполняли дом горестным эхом.

Дверь отворила женщина средних лет – «приличная особа в черном» – так, по-моему, ее следовало бы описать. В высшей степени респектабельная, довольно мрачная и совершенно равнодушная.

Мисс Бакли, заявила она, еще не возвращалась. Пуаро объяснил, что нам назначена встреча. Ему стоило некоторого труда настоять на своем, ибо особа явно питала некоторую подозрительность к иностранцам. Льщу себя надеждой, что исключительно моя внешность обернула тогда дело в нашу пользу. Нас не только пустили на порог, но и провели в гостиную, где оставили ожидать возвращения мисс Бакли.

В гостиной уже не чувствовалось никакого уныния. Комната выходила окнами на море и была залита солнечным светом. Обстановка выдавала своего рода конфликт поколений: солидная викторианская мебель мешалась с ультрасовременными добавлениями самой дешевой разновидности, отчего комната казалась несколько потрепанной. На окнах висели портьеры из линялой парчи, зато обивка диванов и кресел резала глаз новизной и яркостью, а среди диванных подушек не было и двух похожих. Стены украшали семейные портреты; иные из них показались мне недурными. В комнате был граммофон с горой пластинок и переносное радио; книги почти отсутствовали; на диване лежала одна-единственная раскрытая газета. Пуаро взял ее, но тут же, поморщившись, положил снова. Это оказался «Сент-Лу уикли геральд энд дайректори». Однако что-то побудило его взяться за листок во второй раз, и он как раз проглядывал одну из колонок, когда в комнату вошла Ник Бакли.

– Принесите лед, Эллен, – бросила она через плечо, прежде чем обратиться к нам. – Ну, вот и я, от остальных избавилась… Умираю от любопытства. Может, я – та самая героиня, которую давно ищут киношники? Вы так серьезно говорили со мной тогда, в отеле, – сказала она Пуаро, – что я и представить ничего другого не могу. Ну же, сделайте мне выгодное предложение.

– Увы! Мадемуазель… – начал Пуаро.

– Только не говорите, что всё совсем не так, – перебила она его. – Не говорите, что вы пишете миниатюры и горите желанием продать мне одну из них. Но нет – с такими усами, да еще живя в «Маджестике», где еда гадкая, а цены такие, что во всей Англии выше не найдешь, – нет, вы просто не можете промышлять чем-нибудь в таком роде.

Женщина, открывшая нам дверь, вошла в комнату с подносом, на котором стояли бутылки и лед. Не переставая болтать, Ник принялась ловко смешивать коктейли. Однако молчание Пуаро (столь нехарактерное для него обычно) произвело на нее наконец должное впечатление. Она осеклась, не долив бокал, и резко бросила:

– Хорошо, говорите.

– Это и есть моя цель, мадемуазель – чтобы все было хорошо. – Он принял из ее рук коктейль. – За ваше здоровье, мадемуазель, за ваше долгое и доброе здравие.

Девушка была отнюдь не глупа. От нее не укрылась значительность, с которой он произнес эти слова.

– Что-нибудь случилось?

– Да, мадемуазель. Вот…

Он протянул ей ладонь, на которой лежала пуля. Озадаченно нахмурившись, девушка взяла ее.

– Вы знаете, что это такое?

– Конечно, знаю. Это пуля.

– Совершенно верно. Мадемуазель, сегодня утром мимо вас пролетела вовсе не оса – это была пуля.

– Вы хотите сказать… какой-то псих с криминальными наклонностями стрелял в саду отеля?

– Похоже, что так.

– Черт меня побери, – сказала Ник, не выбирая выражений. – Похоже, я и впрямь заговоренная. Это уже четвертый раз.

– Да, – сказал Пуаро. – Четвертый. И я хотел бы, мадемуазель, услышать все о первых трех.

Она уставилась на него.

– Я хочу убедиться в том, что это были случайности .

– Ну конечно, случайности! А что же еще?

– Мадемуазель, наберитесь мужества. Я могу вас шокировать. Что, если кто-то покушается на вашу жизнь?

Но Ник только прыснула в ответ. Похоже, сама мысль об этом сильно ее забавляла.

– Что за чуднáя идея! Дорогой вы мой, да кому, скажите на милость, нужна моя жизнь? Я же не юная наследница миллионов, чья смерть открывает дорогу к несметному богатству. Я бы порадовалась, попытайся кто-то меня убить, – все разнообразие, – но, боюсь, на это нет ни малейшей надежды!

– Так вы расскажете мне об этих случайностях, мадемуазель?

– Разумеется, но в них нет ничего особенного. Обычные глупые совпадения. Над моей кроватью висит картина в тяжеленной раме. Ночью она упала. По чистой случайности прямо перед этим я услышала, что где-то в доме хлопает дверь: я встала и пошла закрыть ее, только поэтому меня и не убило. А так мне, наверное, размозжило бы голову. Это был номер первый.

Пуаро не улыбнулся.

– Продолжайте, мадемуазель. Давайте перейдем к номеру второму.

– Ну, этот еще слабее. От дома к морю ведет крутая тропа. Я хожу по ней купаться. Там, в самом низу, есть скала, с которой удобно прыгать в море. Так вот, один валун расшатался и, когда я спускалась, покатился за мной – и тоже чуть не убил. В третий раз все было по-другому. Что-то стряслось с тормозами моей машины – не знаю, что именно; механик в гараже говорил, но я не запомнила. Короче, если бы я проехала через ворота и стала спускаться по холму вниз, то не смогла бы остановиться до тех пор, пока не врезалась в ратушу. Ратуше, конечно, ничего, а от меня осталось бы мокрое место. К счастью, я тогда уже на ходу вспомнила, что опять забыла кое-что дома, и повернула назад, а потому только врезалась в лавровую изгородь.

– И вы не знаете, в чем там была проблема?

– Спросите в гараже Мотта, там знают. Кажется, что-то простое… открученная гайка, что-то в этом роде. Я даже подумала, может, это сынишка Эллен покопался… у моей горничной, которая открыла вам дверь, есть сын. Мальчишек ведь хлебом не корми, дай заглянуть в нутро автомобиля. Но Эллен, конечно, клянется, что он и близко не подходил к машине. Думаю, что бы там ни говорил Мотт, а в ней просто что-то разболталось.

– А где ваш гараж, мадемуазель?

– С другой стороны, за домом.

– Он обычно заперт?

От удивления Ник сделала большие глаза.

– Ой! Нет . Конечно нет.

– То есть кто угодно может подойти к автомобилю незамеченным и пошарить в нем?

– Ну… да… наверное. Но это же так глупо.

– Нет, мадемуазель. Это вовсе не глупо. Вы не понимаете. Вам грозит опасность – серьезная опасность. Это говорю вам я. А вы знаете, кто я?

– Нет, – ответила Ник затаив дыхание.

– Я Эркюль Пуаро.

– А! – отозвалась Ник довольно невнятно. – А, ну да.

– Мое имя вам что-нибудь говорит, а?

– О, да.

Она беспокойно заерзала. Взгляд у нее сделался затравленный. Пуаро пристально наблюдал за ней.

– Вам неловко. По всей видимости, это означает, что вы не читали книг обо мне.

– Нет… ну… читала, но не все. Однако ваше имя я знаю.

– Мадемуазель, вы вежливая маленькая лгунья. – (Я вздрогнул, вспомнив слова, которые прозвучали в отеле «Маджестик» после ланча в тот день.) – Я забыл – вы ведь еще совсем дитя – вряд ли вы слышали. Так проходит мирская слава… Мой друг – он все вам расскажет.

Ник посмотрела на меня. Я смущенно покашлял.

– Месье Пуаро был… есть… был великим детективом, – объяснил я.

– Ах, мой друг! – воскликнул Пуаро. – И это всё? Mais dis donc ![19]Ну расскажите же! ( фр. ) Почему вы не расскажете мадемуазель о том, что я уникальный, непревзойденный, единственный в своем роде детектив?

– В этом нет необходимости, – холодно ответил я. – Вы уже сами все сказали.

– О, да, но мне было бы куда приятнее сохранить скромность. Нельзя же петь дифирамбы самому себе.

– Действительно, зачем же лаять самому, когда есть собака, – с притворным сочувствием поддержала его Ник. – Кстати, как зовут пса? Доктор Ватсон, я полагаю?

– Мое имя Гастингс, – ответил я также холодно.

– Битва в тысяча шестьдесят шестом году[20]В 1066 г. произошла знаменитая битва при Гастингсе, в которой войско Вильгельма Завоевателя разбило силы короля англосаксов Гарольда II, ознаменовавшая собою начало нормандского владычества в Англии., – ответила Ник. – Ну, и кто сказал, что я не образованна?.. Ой, нет, это все так чудесно! Неужели вы правда думаете, что кто-то хочет со мной разделаться? Вот было бы здорово!.. Но нет, такого ведь не бывает. Только в книжках. Наверное, месье Пуаро – как хирург, который придумал какую-то хитрую операцию и теперь непременно хочет прооперировать всех, или как врач, который открыл новую болезнь и хочет, чтобы она оказалась у всех и каждого…

–  Sacré tonnerre ![21]Разрази меня гром! ( фр. ) – рявкнул Пуаро. – Да будете вы говорить серьезно или нет? Вам было бы совсем не до шуток, мадемуазель, лежи вы сейчас в саду отеля мертвая: очаровательный маленький труп с аккуратной дырочкой в голове, а не в шляпке. Уж тогда-то вы вряд ли стали бы смеяться, а?

– Во время спиритического сеанса раздавался жуткий потусторонний смех, – отозвалась Ник. – Если говорить серьезно, месье Пуаро, то я, конечно, благодарна вам за заботу и все такое, но, по-моему, это была не более чем случайность.

– Вы упрямы, как сам дьявол!

– Поэтому меня и зовут Ник. Про моего деда болтали, будто он продал душу дьяволу. И все вокруг звали его Старый Ник[22]Старый Ник – одно из прозвищ дьявола в Англии.. Вредный был старикан – но такой занятный… Я его обожала. Вечно таскалась за ним повсюду, вот нас и прозвали: Старый Черт и Молодая Чертовка. А по-настоящему меня зовут Магдала.

– Очень необычное имя.

– Да, и тоже семейное. В семействе Бакли всегда были Магдалы. Вон одна из них.

Она кивнула на стену с портретом.

– А! – отозвался Пуаро. Затем, взглянув на другой портрет, над каминной полкой, спросил: – Это ваш дедушка, мадемуазель?

– Да, впечатляет, правда? Джим Лазарус предложил его купить, но я отказалась. У меня слабость к Старому Нику.

– Ага! – С минуту Пуаро молчал, потом очень серьезно сказал: – Revenons à nos moutons [23]Вернемся к нашим баранам ( фр. ).. Выслушайте меня, мадемуазель. И, умоляю вас, сохраняйте серьезность. Вам грозит опасность. Сегодня кто-то стрелял в вас из маузера…

– Из маузера?.. – Девушка вздрогнула.

– Да, а что? Вы знаете кого-то, у кого есть маузер?

Она улыбнулась:

– У меня у самой он есть.

– У вас?

– Да – папин. Папа привез его с войны. С тех пор он валяется по дому. Только вчера я видела его вон в том ящике.

Девушка показала на старомодное бюро. Вдруг, словно ее посетила неожиданная идея, она встала, подошла к нему и потянула на себя ящик. Краски сбежали с ее лица. Дрогнувшим голосом она сказала:

– Ой! А его… нет.