Онлайн чтение книги Питер Пэн в Кенсингтонском Саду Peter Pen in Kensington Gardens
VI. Козел Питера Пэна

Мейми чувствовала некоторое замешательство, а Питер и знать не знал, что это такое.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнула? — серьезно спросил он.

— Да, спасибо, — ответила Мейми. — Мне было уютно и тепло. А тебе, — спросила Мейми, с трудом подавляя неловкость, — тебе разве ни капельки не холодно?

Слово «холодно» было, наверно, еще одним, которое Питер совершенно забыл, и поэтому он сказал:

— Пожалуй, нет, хотя я могу и ошибаться. Понимаешь, дело в том, что я многого не знаю. Я ведь не совсем мальчик. Я, как говорит Соломон, Серединка на Половинку.

— Так вот как это называется, — задумчиво произнесла Мейми.

— Мое имя совсем другое, — объяснил мальчик. — Меня зовут Питер Пэн.

— О да, конечно, — сказала Мейми. — Я знаю, да и все это знают.

Вы и представить себе не можете, как обрадовался Питер, узнав, что люди о нем знают. Он попросил девочку рассказать ему все, что люди говорят о нем, и она исполнила его просьбу. Они уже расположились на стволе упавшего дерева. Питер расчистил на нем от снега небольшой участок для Мейми, а сам сел прямо на снег.

— Подвигайся ближе, — сказала Мейми.

— Как это? — не понял сначала Питер, но когда она ему объяснила, он тут же так и сделал. Они долго беседовали, и Питер выяснил, что люди знают о нем много, хотя и не все. Например, они не знали, как Питер хотел вернуться к маме и как окно оказалось закрытым, но поскольку воспоминания об этом событии все еще причиняли ему боль, он не стал о нем рассказывать.

— А известно ли им, что я играю точно так же, как и настоящие мальчики? — с гордостью спросил он. — Расскажи им, Мейми, расскажи!

И Питер стал объяснять ей, как он пускает по Круглому Пруду кораблик из ворот. Его рассказ поразил девочку.

— Ты играешь совсем, совсем неправильно, — сказала она, глядя на Питера широко раскрытыми глазами. — Это ни чуточки не похоже на то, как играют мальчики.

Услышав это, Питер слабо вскрикнул и впервые не знаю за сколько времени расплакался. Мейми стало очень его жаль, и она протянула ему свой платок. Питер, однако, не имел ни малейшего представления, как с ним обращаться, так что ей пришлось показать ему, то есть вытереть платком свои глаза. Потом Мейми снова протянула платок Питеру и попросила сделать то же самое. Он действительно сделал то же самое и вытер глаза, но только не свои, а Мейми. Она, впрочем, сделала вид, что именно этого и хотела.

Мейми было жаль Питера, и она предложила:

— Хочешь, я подарю тебе поцелуй?

Питер когда-то знал, что такое поцелуй, но уже успел позабыть.

— Спасибо, — сказал он, протягивая руку. Он решил, что Мейми хочет подарить ему какую-то вещь. Его слова просто потрясли девочку, но она понимала, что только смутит Питера, если станет объяснять ему его ошибку. Поэтому, проявив большой такт, она протянула Питеру оказавшийся в кармане наперсток и сказала, что это и есть поцелуй. Бедный Питер! Он поверил ей и по сей день носит наперсток на пальце, хотя более ненужного для него предмета и не придумать. Вы помните, что, хотя он оставался младенцем, свою маму он видел очень-очень давно. Так давно, что ребенок, занявший его место, уже вырос и превратился в мужчину с бакенбардами.

Не следует думать, однако, что Питера Пэна надо лишь жалеть и что в его жизни нечем восхищаться. Если подобные мысли и приходили в голову Мейми, то она очень скоро поняла, насколько сильно ошибалась. С неподдельным восторгом слушала она рассказы Питера о его приключениях, особенно о том, как он плавает взад-вперед между островом и Садом в Дроздином Гнезде.

— Как это романтично! — воскликнула она, но Питер снова понурил голову. Это было еще одно незнакомое слово, и он считал, что девочка просто презирает его.

— А Тони, наверно, не смог бы этого сделать? — робко спросил он.

— Нет, никогда, — убежденно ответила Мейми. — Он бы испугался.

— А что такое испугаться? — нетерпеливо спросил Питер. Он решил, что испугаться — это очень здорово. — Я очень хочу, Мейми, чтобы ты научила меня пугаться, — добавил он.

— Этому тебя никто не сможет научить, — ответила девочка. Она сказала это от искреннего восхищения Питером, а он решил, что она считает его слишком глупым. Тогда Мейми рассказала ему о той злой шутке, какую она разыгрывала с Тони в темноте (она прекрасно знала, что это — шутка злая), но Питер опять не понял и воскликнул:

— О как бы мне хотелось быть таким же храбрым, как Тони!

Мейми потеряла терпение.

— Ты в двадцать тысяч раз храбрее Тони, — сказала она. — Ты самый храбрый мальчик из всех, кого я знаю.

Питер долго не мог поверить, что она говорит это не в шутку, а когда наконец поверил, то закричал от радости.

— И если тебе очень хочется подарить мне поцелуй, — продолжала Мейми, — то, пожалуйста, я не против.

Питер неохотно принялся стаскивать наперсток с пальца. Он решил, что Мейми хочет взять его обратно.

— То есть не поцелуй, — быстро поправилась Мейми, — а наперсток.

— А что это? — спросил Питер.

— Вот что, — сказала девочка и поцеловала его.

— Что ж, мне бы хотелось подарить тебе наперсток, — серьезно сказал Питер. Так он и сделал. Он подарил ей много наперстков, а потом ему в голову пришла замечательная идея.

— Мейми, выходи за меня замуж, — предложил он.

Надо сказать, как это пи странно, но точно такая идея в то же самое время пришла и к Мейми.

— Я согласна, — ответила она, — но хватит ли в твоей лодке места для двоих?

— Хватит, если сесть поплотней друг к другу, — ответил Питер.

— Наверное, птицы будут недовольны?

На это Питер заверил Мейми, что птицы будут счастливы ее принять, хотя я лично в этом несколько сомневаюсь. Еще он добавил, что зимой птиц мало…

— Правда, — неохотно признал он, — им может понравиться твоя одежда.

Мысль, что придется расстаться с одеждой, возмутила Мейми.

— Просто они всегда думают о своих гнездах, — извиняющимся тоном объяснил Питер, — а некоторые кусочки твоей одежды, — он потрогал рукой мех шубки, — просто сведут их с ума.

— Свой мех я не отдам, — решительно сказала Мейми.

— Нет, конечно же нет, — согласился Питер, продолжая, однако, в восхищении его поглаживать. — А знаешь, Мейми, почему я люблю тебя? Потому что ты похожа на красивое гнездо.

От этих слов Мейми почувствовала себя неловко.

— По-моему, сейчас ты говоришь скорее как птица, чем как человек, — сказала она, отступая назад. Питер и впрямь даже походил сейчас на птицу. — В конце концов, — продолжала она, — ты ведь только Серединка на Половинку. — Тут Мейми почувствовала, насколько сильно она его задела, и поспешила добавить: — Но это, должно быть, очень здорово.

— Так пойдем со мной, милая Мейми, и ты станешь такой же, — упрашивал ее Питер. Приближалось Время Открытия Ворот. Они отправились к его лодке.

— А ты совсем и не похожа на гнездо, — прошептал Питер, желая сказать ей что-нибудь приятное.

— Правда? А жаль. Мне бы очень хотелось на него походить, — ответила Мейми с чисто женской непоследовательностью. — К тому же, дорогой Питер, хотя я и не могу отдать птицам свой мех, я бы не возражала, если бы они свили гнездо прямо на нем. Представляю себе: у меня на шее — гнездо с пестрыми яичками! Как это было бы чудесно!

Когда они подходили к озеру, Мейми охватила легкая дрожь.

— Конечно же, я часто, очень часто буду навещать маму, — сказала она. — Я вовсе не собираюсь прощаться с ней навсегда, вовсе нет.

— Конечно, не навсегда, — подтвердил Питер. Однако в глубине души он знал, что все может быть совсем не так, как Мейми думает. И он бы сказал ей об этом, если бы не боялся потерять ее. А он очень этого боялся. Она ему нравилась, и он чувствовал, что не сможет без нее жить. «Со временем она забудет свою маму и будет счастлива со мной», — убеждал он себя и вел Мейми все дальше и дальше, мимоходом раздавая наперстки.

Но даже когда Мейми увидела лодку и была поражена ее красотой, она продолжала с волнением говорить о своей маме.

— Ты ведь прекрасно знаешь, Питер, что я ни за что бы не согласилась пойти, если бы не была абсолютно уверена, что смогу вернуться к маме, как только захочу. Ведь это так, Питер? Скажи же!

Он подтвердил, что это так, но больше не смел смотреть ей в глаза.

— А ты уверена, что твоя мама всегда будет ждать тебя? — угрюмо спросил он.

— Чтобы — моя мама — меня — не ждала? Как тебе такое могло прийти в голову? — воскликнула Мейми, и ее лицо вспыхнуло.

— А она не закроет перед тобой дверь? — хриплым голосом спросил Питер.

— Дверь всегда, всегда будет открытой, — ответила Мейми, — и мама будет ждать меня около нее.

— Что ж, если ты так в этом уверена, — сказал Питер с некоторой жестокостью, — садись в лодку! — И он помог Мейми ступить в Дроздиное Гнездо.

— Но почему ты не смотришь мне в глаза, Питер? — спросила она, беря его за руку.

Питер хотел уйти от ее взгляда, хотел оттолкнуть лодку от берега, но потом что-то комом подступило к его горлу, и он, выскочив из лодки, с потерянным видом уселся на снегу.

Мейми подошла к нему.

— Питер, дорогой, что с тобой? — спрашивала она, не понимая, в чем дело.

— О Мейми, — воскликнул Питер, — с моей стороны нечестно брать тебя с собой, ведь я-то знаю, что ты не сможешь вернуться! Твоя мама, — тут комок снова подступил к его горлу, — ты не знаешь их так, как знаю я.

И он рассказал печальную историю о том, как он наткнулся на закрытое окно. Мейми слушала едва дыша.

— Но моя мама, — возражала она. — МОЯ мама…

— Да, и она тоже, — перебил ее Питер. — Мамы все одинаковы. Может быть, она уже подыскивает себе нового ребеночка.

Мейми пришла в ужас.

— Нет, этого не может быть, я не верю! Просто твоя мама осталась одна, когда ты улетел, а у моей есть Тони, и, конечно же, ей одного хватит!

— Ты бы видела письма, которые Соломон получает от женщин, уже имеющих шестерых, — отвечал Питер с горечью.

И тут они услышали скрип ворот во всех концах Сада. Наступил Час Открытия Ворот. Питер Пэн, испуганно оглянувшись, прыгнул в лодку. Он знал, что Мейми не пойдет с ним, и изо всех сил старался сдержать слезы. Зато Мейми рыдала в полный голос.

— А вдруг я опоздаю? — с отчаянием говорила она сквозь слезы. — А вдруг, Питер, она уже подыскала кого-нибудь?

И снова Питер спрыгнул на берег, как будто Мейми звала его назад.

— Я приду сюда сегодня вечером и буду тебя искать, — сказал он, прижимая ее к себе, — но если ты поспешишь, то, наверно, еще успеешь.

Потом он запечатлел последний наперсток на ее милых губках и спрятал лицо в ладони, чтобы не видеть, как она уходит.

— Милый Питер! — прошептала ему Мейми.

— Милая Мейми! — прошептал в ответ несчастный мальчик.

Она бросилась в его объятия, как делают феи и эльфы на своих свадьбах, а потом поспешила прочь. Вы бы только знали, как она бежала! Питер, конечно же, вернулся в Сад на следующий вечер, но Мейми нигде не нашел. Так он узнал, что она успела вовремя. Он еще долго надеялся, что когда-нибудь она вернется к нему, и ему часто казалось, когда он подплывал к Саду, что она стоит на берегу озера Серпентин, ожидая его, но Мейми больше не появилась. Она очень хотела вернуться, но боялась, что, увидев своего любимого Серединку на Половинку снова, не сможет скоро от него уйти, да и няня теперь не спускала с нее глаз. Однако Мейми часто с любовью вспоминала Питера Пэна и даже связала ему подхватку для чайника. Как-то раз она сидела, раздумывая, какой бы подарок сделать ему на пасху, когда ее мама вдруг задумчиво сказала:

— Подари-ка ему козла. Это будет самый нужный ему подарок.

— И он сможет на нем кататься и одновременно играть на дудочке! — воскликнула Мейми.

— Тогда, — сказала мама, — почему бы тебе не подарить ему твоего козла, того, которым ты по ночам пугаешь Тони?

— Но он ведь не настоящий, — ответила Мейми.

— Зато Тони он кажется очень даже настоящим.

— Да, мне он тоже кажется очень настоящим, — призналась Мейми, — но как же мне передать его Питеру?

Один такой способ мама знала. На следующий день они втроем с Тони (который, в общем-то, был славным мальчуганом, хотя до Мейми, конечно же, ему было далеко) пошли в Сад. Мейми одна вошла в кольцо фей, и ее мама, довольно сообразительная женщина, начала:

— Скажи мне, дочка, без загадок: получит Питер что в подарок?

На что Мейми отвечала:

— Дарю козла. Хоть нелегко, его кидаю далеко.

Потом заговорил Тони:

— Коль Питер здесь его найдет, ко мне он больше не придет?

Мейми ему отвечала:

— Клянусь и светом я и тьмой: он не нарушит твой покой.

Потом Мейми написала Питеру записку и оставила ее в укромном местечке. В ней она рассказала о своем подарке и просила его уговорить фей превратить козла в настоящего, чтобы на нем можно было ездить. Так все и произошло. Питер нашел письмо, обратился к феям, а тем ничего не стоило превратить козла в настоящего. Таким вот образом Питер и получил козла, на котором он сейчас разъезжает по Саду, тихонько наигрывая на дудочке. Мейми сдержала свое обещание и больше не пугала брата козлом, хотя, как я слышал, она придумала кого-то другого. Пока она не выросла и не стала совсем большой, она продолжала оставлять подарки Питеру Пэну и писать ему записки, объясняющие, как с ними играть. Причем, насколько я знаю, другие дети тоже оставляют подарки Питеру. Оставляет их, например, Дэвид, у нас с ним есть для этого укромнейшее местечко, которое, если хотите, мы можем вам показать. Только прошу вас: не надо о нем говорить, если с нами будет наша собака Портос. Он страшно любит игрушки, и если бы ему удалось найги то место, он утащил бы их все до одной.

Питер, хотя и не забыл Мейми, снова стал, как всегда, веселым и частенько от прилива счастья спрыгивает с козла, ложится на траву и весело болтает ногами в воздухе. Он совсем не грустит, о нет! Правда, время от времени у него и сейчас всплывают в памяти те времена, когда он был человеком, и он с особой добротой относится к ласточкам, прилетающим на его остров, потому что ласточки — это души умерших младенцев. Ласточки всегда строят гнезда под карнизами домов, в которых они жили людьми, и даже пытаются влететь в детскую. Наверно, поэтому Питер и любит ласточек больше других птиц.

А что же с маленьким домиком? Каждую подходящую ночь (то есть каждую ночь, кроме той, когда дается бал) феи строят маленький домик на тот случай, если кто-нибудь из детей потеряется в Саду и останется там на ночь. Питер Пэн несет дозор и разъезжает по Саду на козле, разыскивая потерявшихся, а обнаружив кого-нибудь, везет его к маленькому домику. Малыш просыпается, выходит из домика и видит его. Феи строят дом только потому, что он получается такой красивый, зато Питер трудится в память о Мейми, да еще потому, что он до сих пор любит поступать так, как, по его мнению, должны поступать настоящие мальчики.