Онлайн чтение книги Пираньи Неаполя La paranza dei bambini
Свадьба

За день до свадьбы всем полагалось пройти ускоренный курс молодого официанта. Копакабана выбрал опытного метрдотеля, повидавшего немало подобных свадеб. Говорили, что он был в тюрьме Азинара, когда женился Кутоло, и резал там свадебный торт[11] Остров Азинара у северо-западного побережья Сардинии – один из самых живописных в Средиземном море. До 1988 года там находилась тюрьма для особо опасных преступников. С 1997‑го на острове учрежден национальный парк, а тюрьма стала одной из туристических достопримечательностей. Раффаэле Кутоло (р. 1941) – неаполитанский каморрист, известный также под кличкой Профессор, в конце 70‑х – начале 80‑х годов создал и возглавил мафиозную сеть “Новая организация каморры” (итал. Nuova Camorra Organizzata ). В 1982 году по личному решению президента Итальянской Республики был переведен из тюрьмы в Асколи-Пичено в тюрьму строгого режима на острове Азинара, где содержался несколько лет в качестве единственного заключенного.. Ерунда, конечно, но человек надежный. Николас с друзьями подъехали к ресторану и кое‑как побросали свои скутеры: метрдотель уже ждал их у служебного входа. Неопределенного возраста – за пятьдесят, но еще не семьдесят, костлявый, худое лицо с выступающими желтыми скулами. Он стоял неестественно прямо, костюм от Дольче и Габбаны: узкий галстук, черные брюки и пиджак, до блеска начищенные ботинки, белоснежная рубашка. Все, конечно же, безупречно, однако на нем эта одежда казалась несуразной: деньги, выброшенные на ветер.

Парни слезли с мопедов, однако продолжали вести себя так же, как и до этого в седле: орали и посылали друг друга. Копакабана предупредил, что их встретит метрдотель и все объяснит: как ходить, когда и какие блюда выносить и как себя вести. Одним словом, он был назначен генералом этой армии импровизированных официантов. В отряде не хватало Бисквита, который был слишком мал ростом для роли официанта, и Драго, бывшего среди гостей, поскольку приходился невесте двоюродным братом. Метрдотель, заранее получивший список с именами мальчишек, приготовил им форму.

Человек в “Дольче и Габбана” откашлялся – этот резкий и какой‑то нелепый звук заставил всех обернуться, – потом ткнул костлявым пальцем в служебную дверь и исчез внутри. Тукан хотел что‑то сказать, но Николас отвесил ему подзатыльник и пошел за метрдотелем. Друг за другом, не говоря ни слова, все вошли внутрь и оказались на кухне. Молодожены хотели элегантности и простоты. Все должны быть одеты в костюмы от Дольче и Габбаны – любимых стилистов Виолы. Метрдотель говорил писклявым голоском, что еще более затрудняло определение его возраста. Он выдал всем упакованные в пакеты костюмы и велел идти в подсобку переодеваться. Когда все вернулись, он выстроил их в ряд у сверкающей панели из нержавеющей стали, где находилась плита, и достал список.

– Чиро Сомма.

Дохлая Рыба сделал шаг вперед. Брюки висели на нем, как обычные его рэперские штаны: болтались так, чтобы было видно резинку от трусов “Гуччи”. Дохлой Рыбе нравилась просторная одежда, скрывающая лишние килограммы, но метрдотель тем же костлявым пальцем дал понять, что так не пойдет, брюки надо подтянуть.

– Винченцо Эспозито.

Чупа-Чупс и Чёговорю хором ответили: “Здесь” – и подняли руки. Они учились в одном классе с начальной школы и каждый раз при перекличке повторялась эта сценка.

– Ты, прыщавый, – сказал метрдотель, и Чёговорю покраснел, отчего угри на его лице воспламенились еще больше. – Ты нам подходишь, только спину выпрями. Будешь уносить тарелки, гости не должны видеть твоего лица.

Парни, конечно же, не привыкли к такому обращению, но Николас внушил им, чтоб не бунтовали, все должно пройти гладко. Любой ценой. Значит, надо терпеть этого придурка метрдотеля. Чупа-Чупс улыбался в усы, которые, даром что парню было всего четырнадцать, росли как у взрослого. Тонкая полоска растительности спускалась от висков, огибала подбородок, губы и шла дальше, завершая круг. Рубашка сидела на нем идеально – вот что значит накачанный в спортзале пресс, – а брюки скрывали худые ноги, которым он не уделял столько внимания, как верхней части тела, включая орлиные брови.

– Ты, долговязый, – метрдотель указал на Бриато. – Ты займешься свадебным тортом. Там будет семь ярусов, мне нужен кто‑то, кто достанет до верха.

Галстук у Бриато на выступающем животике постоянно съезжал вбок, но черные волосы, зачесанные назад с помощью геля, были великолепны.

– Агостино Де Роза.

Спичка никуда не годился. Он высветлил себе волосы, полный отстой – Николас всерьез разозлился, когда это увидел, – а воротник рубашки не прикрывал татуировку на груди: огненно-красное солнце, лучи которого доходили до кадыка. Метрдотель пару раз потянул вверх его воротничок, но лучи все равно вылезали. Была бы на то его воля, он пинком отправил бы Спичку домой, официант из него никудышный, но Копакабана просил особо не налегать, так что метрдотель перешел сразу к концу списка. Остальных вызвал группой, хотел посмотреть, как они будут двигаться с фарфором и хрусталем в руках.

– Николас Фьорилло, Джузеппе Иццо, Антонио Старита, Массимо Реа.

Вперед вышла незавидная команда. Метрдотель подошел к тем, которые были пониже ростом – Зубику и Дрону, костюмы висели на них как пижамы (они подвернули рукава и штанины), – и выдал по две тарелки каждому, по одной в руку. Потом повернулся к Тукану и уже без всяких комментариев – время поджимало – вручил ему серебряный поднос, на котором позвякивало несколько фужеров. Николаса метрдотель изучал дольше всех, оценивал, насколько большую нагрузку выдержат эти широкие плечи, подтянутый торс, крепкие ноги. Попросил вытянуть руки – костюм сидел на нем как влитой – и положил по две тарелки справа и слева, на ладонь и предплечье. Потом велел всем четверым обойти вокруг кухонного острова, делившего помещение на две равные части. Зубик и Дрон описали круг почти бегом, и метрдотель сделал им замечание. Движения должны быть плавными, это вам не “Макдоналдс”. Тукан неплохо справился с задачей, лишь в конце один из фужеров завалился на бок, к счастью, не задев остальных. Николас завершил круг, покачиваясь, будто шел по канату. Но в итоге и он обошелся без потерь. Метрдотель почесал подбородок костлявой рукой и задумчиво сказал:

– Еще разок.

Николас поставил тарелки на кухонный остров и сурово посмотрел на метрдотеля, которому пришлось подняться на цыпочки, чтобы выдержать взгляд.

– Мы закончили, понятно?

Метрдотель и бровью не повел, только вытянулся вверх еще больше, а потом стукнул каблуками об пол.

– Порядок, – коротко ответил он.

Копакабана знал, что рискует. Будучи в бегах, появиться на такой пышной свадьбе с таким количеством гостей – слух о его возвращении мог разлететься мгновенно, пусть даже на подобных торжествах всем гостям предлагалось оставить телефоны на специальном столике у входа и пользоваться ими только в специальной комнате.

Николас примерил ливрею и тренировался в выносе блюд, когда появился Копакабана, руководящий всеми приготовлениями. Он привел себя в порядок. Волосы больше не торчали в разные стороны, и, возможно, он их даже покрасил. Взгляд прояснился, но глаза оставались красноватыми.

– Копакабана, а не опасно это… когда столько людей? Тебя же увидят.

– Еще опаснее, когда тебя не видят, когда приходится скрываться. Понимаешь, что это значит?

– А что тут понимать? Что ты в бегах, это все знают.

– А вот и нет, Николино… если на свадьбе ты видишь пустой стул за столом, как ты поступишь?

– Ну, кого‑нибудь на него посажу.

– Вот именно! Молодец. Это значит, что, если мой стул на этой свадьбе будет пустовать, ребята из Сан-Джованни-а-Тедуччо посадят туда кого‑то из своих. Вот и подумай, что опаснее: показаться или скрываться, зная, что тебе найдут замену?

– Ты хочешь показать этим Фаелла. Черта с два! Это моя территория. Я еще тут.

– Ну ты понятливый. Я приду с женой и детьми, пусть видят.

– По-моему, это опасно…

– Здесь везде мои парни… но мне приятно, что ты беспокоишься о дядюшке Копакабане, значит, я хорошо тебе плачу…

И грянул бал в королевстве Сорренто. Николас живо представил себе все это: официанты, актеры – все должны были играть отведенные им роли на этой ярко освещенной сцене. Броситься в омут очертя голову. Скорее, скорее, друг за дружкой. Какая‑то магия была во всем этом. Предчувствие, ожидание чего‑то читалось в лице Николаса, в лицах его друзей.

Пир, следующий за свадебной церемонией, удался на славу. Копакабана хвалился, что ничего не упустил в организации праздника. Говорил, что ничего не бывает “слишком”, нужно еще больше роскоши, потому что изобилие – родная сестра благополучия. Голуби? Да сколько угодно. Каждый вынос блюд сопровождался полетом белых птиц. Музыкальное сопровождение? Лучшие неомелодисты со всей округи, а вечером ожидался ансамбль танцоров самбы. Оформление? Должно быть всего много! В устах Копакабаны “много” звучало как “навалом”. “Всего много, всего навалом!” Статуи, люстры, канделябры, ленты, картины, цветы. Даже в туалетах цветы – в фиолетовых тонах, в честь невесты. И воздушные шары, падающие с потолка после каждого полета голубей. Всевозможные закуски, пять первых блюд, пять вторых, триумф еды. И даже неизвестно откуда взявшийся двенадцатиметровый гобелен с изображением “Доброго правления”[12] “Аллегория доброго и дурного правления в городе и деревне”  – фрески Амброджо Лоренцетти, написанные в зале Девяти сиенского Палаццо Пубблико (1338–1339).. Копакабана решил повесить его за спиной молодоженов как символ.

Николас обслуживал много столиков. Все было под контролем. Вот столик Уайта, Мишки Тэда, Петуха и всех парней Копакабаны, которые тоже начинали с дворов и площадей, а сейчас претендовали на большее. Все, как обычно, под дозой, хоть они и ненамного старше Николаса и его компании. Вот столик Драго и его семейства. Как двоюродный брат невесты он наслаждался, глядя на своих сбившихся с ног приятелей. Кривой боксерский нос, съехавший набок пиджак и небрежно завязанный галстук. Драго почти не притрагивался к еде и все блюда отправлял назад, сопровождая свой отказ комментариями завсегдатая мишленовских ресторанов.

Был там и Альваро, которому в качестве премии позволили прийти на свадьбу. Маргинальный гость, он даже не сидел за столом, а вместе с другими такими же играл во дворе в карты на капоте машины. Николас выносил ему еду, а тот неизменно отвечал: “Молодец, молодец!”

Свадьба шла в своем темпе. Медленно и быстро. И еще быстрее, а потом текла медленной липкой патокой, склеивавшей всех гостей.

– Ну, сексапил, вперед, – шепнул Бриато выходящему из кухни Николасу.

– Членистоногий пошел. – Это Дрон в другое ухо. Хорошо, что Мараджа сделал широкий шаг, не то уронил бы на пол макароны с лососем и красной икрой.

Впереди был долгий вечер. Перед выступлением танцоров ожидали еще одного, последнего певца, и группа гостей, встав на стулья, выкрикивала название его самой известной песни. Но из‑за фиолетового занавеса вместо певца неожиданно появился Альваро. Видно было, что он нервничал. Он подбежал к столику Копакабаны:

– Полиция! Там, на улице! – И побежал обратно, задев на ходу стул с одним из гостей, так что тот упал на пол. Смех, однако, тут же погас. Человек двадцать полицейских в штатском ворвались в зал из четырех дверей, отрезав пути побега. Случился какой‑то сбой в организации прикрытия, возможно, одна из телекамер осталась незамеченной Копакабаной при осмотре, возможно, у карабинеров был свой наводчик и они пробрались через крышу, обойдя дозорных. Альваро заметил их, перекидываясь в карты. Пока карабинеры ходили между столиками, а в зале постепенно нарастал гул голосов, который разрывал воцарившуюся неожиданно тишину, Копакабана проскользнул к сцене и взглядом приказал ударнику спуститься в зал. Он занял его место и спрятался за барабанами, наблюдая с палочками в руках, как полицейские арестовывают супружескую пару из клана Фаелла. Крики, угрозы, ругательства. Обычный сценарий, финал которого всегда одинаков: наручники. У тех двоих был маленький ребенок, его отдали жене Копакабаны: поцеловали малыша в лобик – и до свидания. Передали с рук на руки, не говоря ни слова. Котяра, все время сидевший сложа руки, вдруг резко поднялся:

– Апплодисменты инспектору, он так стремится попасть на первые страницы газет, что без приглашения врывается на мою свадьбу. – Все зааплодировали, даже супруги, пристегнутые наручниками к карабинерам, пытались хлопать, урывками отвоевывая себе такую возможность. Карабинеры действовали уверенно, даже документов не спрашивали. Они взяли еще пару человек, сбежавших на свадьбу из‑под домашнего ареста. Копакабана между тем успокоился, полагая, что, скорее всего, пришли не за ним – на кону была более крупная добыча. Он отложил палочки и облегченно вздохнул.

– Сарнатаро Паскуале, ударником заделался, а? – Инспектор, пробираясь среди гостей, знаками приказал своим людям подняться на сцену, этого было достаточно.

Распростертый на полу – колено карабинера придавило его меж лопаток, – Копакабана повернул голову и сказал, обращаясь к Диего Фаелле:

– Все в порядке, Котяра. Буду на крестинах твоего наследника.

Мальчишки, замерев, наблюдали за происходящим, их руки с подносами дрожали от страха.

– Ну, видел? Я же говорил, какого хрена ему было появляться здесь? – шепнул Николас Агостино. Облава закончилась, но праздник продолжался. Спектакль должен был идти до конца, так хотела невеста. Это был ее день, и никакие аресты не могли его омрачить. Так что Николас и его друзья снова принялись за работу как ни в чем не бывало. Но к полуночи все завершилось. Настроение было уже не то, к тому же новобрачным рано вставать: утром их ждал прямой рейс в Бразилию. Копакабана предусмотрел и свадебное путешествие, предоставив в распоряжение новоиспеченных супругов свой отель.

А юные официанты отправились в подсобку переодеваться, самое время снять с себя форму и получить причитающееся. Они эти деньги заработали. Николас был разочарован. Роскошь, да. Мишура, несомненно. И власть. Много власти. Он‑то ждал, что будут серебряные подносы, усыпанные кокаином, а увидел конопляные мешки из какого‑то антикварного магазина, в которые гостям предлагалось кидать пожертвования для семей заключенных. В мешках шуршало и звенело, Николас слышал это, проходя мимо, и не мог отделаться от желания схватить их и бежать прочь. За этот вечер им не заплатили ни гроша – ни заработанных денег, ни чаевых, – дали только бонбоньерки в виде огромной рыбы-ежа с иголками. Почему именно рыба-еж, осталось для всех загадкой. Николас решил отнести ее домой как доказательство своего труда, чтобы убедить наконец отца, который, в отличие от матери, не поверил в историю с работой на свадьбе.

Поскольку свадьба закончилась рано, Николас, Зубик и Бриато пошли в бар, все равно он никогда не закрывался, даже на Рождество. Там уже сидели парни из паранцы Капеллони: Уайт, Путь Карлито, Петух, Дикий, Мишка Тэд. Был там и Альваро, которого после облавы никто не видел. Он хотел попрощаться со всеми перед возвращением за решетку.

– Альваро, ты вернулся заплатить нам? – спросил Николас.

Поскольку Копакабану забрали в Поджореале, все усложнялось, но эти деньги были ему нужны. Им выдали по сто евро за двенадцать часов работы. Если б они толкали траву, получили бы в десять раз больше.

– Захотелось честно поработать? Пахать‑то влом? – спросил Уайт. Он кружил вокруг бильярдного стола. Видно было, что он все еще обдолбанный.

– Ну да, – хмыкнул Зубик.

– Не хотите пахать…

– Будто мы не пашем с утра до вечера? – взорвался Бриато.

– Сидеть весь день на скутере – это пахать, по‑твоему? – ответил Николас. – Мы как идиоты. А работали бы по‑настоящему, за три часа могли бы получить столько, сколько мой отец зарабатывает за месяц.

– Сомневаюсь я… – протянул Уайт.

– А ты не сомневайся, – твердо сказал Николас. Он пообещал это, скорее, самому себе, никто не обратил на него внимания. Все смотрели на Уайта, который выравнивал дорожки кокаина на краю бильярдного стола.

– Нюхнете кокса, парни? – предложил Уайт.

Николас и его друзья зачарованно смотрели на белый порошок. Конечно, они и раньше видели его, но впервые – так близко. Просто подойти, наклониться и вдохнуть носом.

– Спасибо, брат, – ответил Бриато. Он понял, что надо делать, и остальные тоже. Все выстроились друг за другом, ожидая свой черед.

– Давай, Альваро, и ты тоже, – подначивал Уайт.

– Нет-нет-нет, что за баловство? Мне еще возвращаться.

– Да ладно, мы тебя отвезем; видишь уже поздно.

На улице стоял черный внедорожник Уайта, блестящий, будто только что из автосалона. Николас, Зубик и Бриато тоже решили поехать, раз Уайт позвал. После приема кокаина усталость как рукой сняло, они чувствовали эйфорию и невероятный прилив сил.

Уайт обнял Альваро за плечи:

– Нравится машина?

Альваро ответил:

– Да-да! – И сел впереди рядом с водителем. Мальчишки устроились сзади.

Внедорожник шел уверенно. Уайт вел машину плавно, безупречно, невзирая на дозу или как раз благодаря ей. Дорога, ведущая в Поджореале, петляла между огнями, которые напоминали Николасу вспышки сверхновых – однажды он рассматривал такую фотографию в школьном учебнике. А потом случилось это.

Машина внезапно затормозила и повернула, съезжая на грунтовую дорогу. Еще один резкий удар по тормозам – и внедорожник остановился. Мальчишки полетели вперед, схватившись за передние кресла. Когда инерция остановки вернула их на место, они увидели вытянутую руку Уайта, в которой был зажат невесть откуда взявшийся пистолет. Указательный палец сгибается два раза. Бум, бум. Голова Альваро похожа на лопнувший воздушный шар: один кусок черепа на окне, другой на лобовом стекле, а тело сразу обмякло, будто из него сбежала душа.

– Ох, зачем? – тихо спросил Николас. В этом голосе слышалось недоумение, но больше – желание понять. Зубик и Бриато сидели, зажав уши руками; расширившиеся от ужаса глаза уставились на кляксу мозгов, стекающую по рулю. Николас должен понять. У него‑то мозги на месте и голова хорошо работает. Он должен понять, почему убрали Альваро, какой проступок привел его к смерти и почему Уайт взял их с собой. Что это – проверка, оказание чести, предупреждение?

– Затем. Копакабана велел.

Огни изменили цвет: приобрели фиолетовый оттенок, как и все на свадьбе. Чтобы расправиться с пассажиром, Уайту нужна была помощь, но он взял с собой их троих, а не своих парней из паранцы Капеллони. Почему? Потому что они – мелкие сошки, шушера малолетняя?

– Когда он тебе велел?

– Он сказал: передай от меня привет Пьерино, он лучше всех сегодня спел. Когда его арестовывали, сказал.

– Когда он тебе велел? – повторил Николас. Ответа Уайта он не расслышал.

– Говорю тебе, когда его арестовывали. Давай‑ка, помоги мне, нужно убрать эту мерзость. – Кровь, которой пропиталась обшивка потолка, теперь капала вниз, на пустое сиденье. Зубик и Бриато не отпускали рук от ушей, даже когда внедорожник, всхрапнув, выбрался на трассу. Так и сидели всю обратную дорогу до бара. Уайт вел машину все так же уверенно. При этом болтал, не закрывая рта, но мальчишки его не слушали. Он уверял их, что Альваро похоронят как надо, не бросят тело на дороге, а еще, что нужен новый передел, поскольку взяли Копакабану. Нужно придумать, как все перекроить, говорил Уайт. Он все говорил и говорил, даже когда резко тормозил на перекрестке и тело Альваро в багажнике глухо перекатывалось, этот звук на долю секунды перекрывал его голос.

У бара они разошлись, не простившись, сели на мопеды и поехали домой. Николас летел на своем “Беверли”, выжимая максимальную скорость, стараясь ни о чем не думать. Он ехал по разделительной полосе, придерживая одной рукой руль. В другой у него был косяк, который предложил ему Уайт, прежде чем раствориться в ночи. Что‑то теперь будет? Дадут ли им толкать “дурь”? И кто? Запах моря долетел до него, и в какой‑то момент Николасу захотелось все бросить и пойти искупаться. Но потом желтые глаза светофоров вернули его в действительность, и он лишь поддал газу, проезжая пустынный перекресток. Альваро был ничтожество, он плохо кончил, но вообще‑то этого следовало ожидать. Ведь даже Копакабану взяли, как обычного бандита, он особо не сопротивлялся, спрятался за барабанами. Сколько было слов, сколько пыли в глаза! Албания, Бразилия, мешки денег, сумасшедшие свадьбы, а попался, как последний болван, как обычный вор. Нет, Николас не допустил бы этого. Лучше умереть, сопротивляясь. Кажется, татуировка на руке у Дохлой Рыбы – фраза из песни рэпера “ 50  Cent”: “Get Rich or Die Tryin’” [13]“Стань богатым или умри в попытке сделать это” (англ.) ..

Николас нажал на педаль газа, теперь дым мопеда перекрыл запахи моря. Он глубоко вздохнул и решил, что для начала нужно обзавестись пистолетом.