Онлайн чтение книги Покажи мне звёзды Show me the Stars
✦ 1 ✦

Хочу я книгу своей жизни

Переписать на чистые листы –

Вокруг лишь рваная бумага

И сломанные карандаши.

В большом открытом офисе редакции «Глобус» почти за каждым столом мне вслед поворачиваются лица, когда сегодня в первой половине дня я быстро закрываю за собой дверь переговорной Яна Бремера.

Судя по тому, что на меня все смотрят, он, очевидно, уже сообщил благую весть о моем интервью всей редакции. Вот только эйфорию главного редактора разделяет далеко не каждый: на лицах большинства сотрудников читается недовольный скептицизм.

Именно мне, Лив Баумгардт, еще ни разу не попадавшей в центр всеобщего внимания, повезло подобраться к Кристине Аткинс? К этой чокнутой актрисе, бывшему ребенку-кинозвезде, которая уже несколько лет прячется у себя на вилле на берегу Санта-Моники, больше ни с кем не общается, а с репортерами и подавно? Такое никому бы и в голову не пришло.

Если бы речь шла о каком-нибудь Кристиане Аткинсе, сарафанное радио моментально вскипело бы. Но так как мне вряд ли удалось бы уговорить Кристину Аткинс на интервью в обмен на мои обнаженные фотографии, надеюсь, что не поползут еще более ужасные слухи, от которых волосы встанут дыбом.

Готовую статью я только сегодня утром отправила Яну Бремеру. Он сразу же вызвал меня в редакцию. Слава богу, не за тем, чтобы устроить разнос по поводу того, что я ничего не рассказала ему заранее – сначала мне непременно нужно было убедиться, что интервью действительно состоится – а для того, чтобы похвалить меня как внештатного сотрудника за проявленную инициативу, обсудить парочку поправок в тексте и объяснить дальнейшие действия, которые будут в первую очередь направлены на рекламу. И теперь я буквально плыла между рядами рабочих столов.

Дорогу мне преградил Клаус Маасен:

– Мои искренние поздравления. – Проработав в «Глобусе» практически двадцать лет, Маасен стал ветераном редакции и человеком с самой фальшивой улыбкой на планете. – Кто бы мог подумать, что такое юное создание, как вы, уже завело подобные связи?

– Ах, мы с Кристиной всего лишь случайно встретились на одной вечеринке, – легкомысленно отвечаю я. – Когда я ездила отдыхать на выходные. Ведь именно это и делают юные создания.

Потом коротко смеюсь и тщательно слежу за тем, чтобы не начать ухмыляться.

Клаус Маасен неуверенно поднимает вверх большой палец и отворачивается, чтобы скрыть свое замешательство.

Видит бог, это не первый раз, когда он или кто-то из его давно работающих коллег более или менее прозрачно намекают мне на отсутствие опыта. Самые младшие сотрудники не имеют права на успех в таком масштабе, и уж тем более не фрилансер, которая должна радоваться любому клочку сплетен, что ей позволено публиковать в развлекательном разделе.

– Лив! – Дана машет мне двумя руками, и я сворачиваю к ее сегодняшнему рабочему месту, радуясь возможности хоть кому-то искренне улыбнуться. Дана – стажер в «Глобусе». Собственного письменного стола у нее нет, поэтому на данный момент ее ноутбук стоит перед компьютером сотрудницы, взявшей на эту неделю больничный. Как и я, Дана стремится получить постоянную должность в редакции, но хоть я в рекордные сроки получила диплом журналиста, выпустившись с хорошими оценками, она на шаг опережает меня в том, что необходимо для достижения этой цели. На второй год своей работы на «Глобус» она прошла уже через много разделов, а в разделе культуры работает по своему собственному выбору. В отличие от меня, которая, напротив, оказалась на своем месте больше по чистой случайности – ради того, чтобы работать в «Глобусе», я бы взялась даже за колонку кулинарных рецептов, если бы такая у них существовала. При том что рецепты были бы, вероятно, даже интереснее, чем коротенькие новости о знаменитостях, которые я сейчас пишу для интернет-издания. Однако теперь, после моего интервью с Кристиной Аткинс, наверно, я могу надеяться, что в будущем мне разрешат писать на более серьезные темы.

– И? Что сказал Бремер? – спрашивает Дана. – Сегодня утром на планерке он рассказывал о твоем подвиге. Это просто потрясно, но могу поспорить, что без удачи тут не обошлось.

Довольная, я облокачиваюсь на край стола:

– Интервью ему очень понравилось.

– Естественно, оно ему понравилось! Это же грандиозно. – Дана потягивается, а потом снова откидывается на спинку вращающегося стула с красной обивкой. – Интервью с Кристиной Аткинс, закатившейся девочкой-кинозвездой. В котором она еще и говорит о личной жизни, а не только о своих глупых подростковых киношках.

– А мне понравилось «И где-то я»[1]Отсылка к роману Франциски Фишер «Und irgendwo ich»..

Пренебрежительным жестом Дана отмахивается от моего замечания.

– Пришлешь мне его, когда доработаешь? Я сделаю для тебя корректуру. Кстати, ты сейчас свободна? Могли бы вместе пообедать.

Собственно говоря, я планировала дома закинуть в духовку замороженную пиццу и за едой отредактировать статью, а затем писать остальные новости о знаменитостях, о которых нельзя забывать на фоне всего прочего. Но так как у меня было праздничное настроение, а обеденный перерыв Даны длится всего час, какое-то время спустя мы уже сидели с двумя тарелками в переполненном кафе «У Фридхельма» – модном гамбургском заведении недалеко от работы – и пытались услышать друг друга за стуком столовых приборов и разговорами за соседними столиками.

– Я бы ни за что просто не проигнорировала эту информацию. – Дана водрузила на свои спагетти целую гору пармезана. – Тебе надо как минимум намеками распространить слухи.

На самом деле я бы лучше обсудила в мельчайших подробностях свою беседу с Яном Бремером, но ей было гораздо интереснее узнать побольше про интервью с Кристиной.

– Я пообещала Кристине, Дана. Она не хочет, чтобы об этом стало известно публике.

– Тогда зачем она вообще об этом заговорила?

– Просто так вышло.

Дана не в курсе, что я годами писала Кристине Аткинс фанатские письма, впервые увидев ее в сериале «Лилли и Снежинка». В то время я еще не жила у бабушки с дедушкой, а переезжала каждые пару лет вместе с мамой, которая работает дипломатом. Иметь возможность писать Кристине на английском – это был хоть какой-то плюс в нашей нестабильной дипломатической жизни. Сидней, Нью-Йорк, Копенгаген – о большинстве стран у меня в памяти не сохранилось ничего, кроме нескольких лиц и имен в международных школах, и отдельных воспоминаний о нянях, которых для меня нанимала мама. Кто мой отец – неизвестно. Мама о нем никогда не говорит.

В то время мне было лет десять или одиннадцать, а Кристина была чуть старше. Из-за нее я захотела заниматься верховой ездой, хотя из-за высоты лошадей мне становилось не по себе, из-за нее отказывалась ходить в школу с косичками и даже захотела перекрасить свои темно-каштановые волосы в блонд.

Невозможно сосчитать, сколько писем от меня получила Кристина Аткинс. И лишь один раз пришел ответ – открытка с автографом и парочкой ничего не значащих строк. А вела я себя при этом так, как будто самый красивый мальчик в школе написал мне письмо с признанием в любви.

Потребовалось много времени, пока мое восхищение Кристиной не поутихло, а вскоре – мне, наверно, было около пятнадцати – произошло это – она полностью исчезла с киноэкранов. В любой новости, которую можно было о ней услышать, фигурировали наркотики, алкоголь и нервные срывы. И когда я в какой-то момент прочла о том, что молодая актриса попала в клинику, то написала по последнему адресу для фанатской почты, который получила от нее.

Сказать, что Кристина была рада обо мне услышать, было бы явным преувеличением, но она меня вспомнила – как же можно забыть девочку, которая однажды прислала ей коллаж размером с дверь, состоящий из фотографий лошадей, каждая из которых была такой же белой, как Снежинка?

В тот раз мне пришла не открытка с автографом, а письмо. Оно было не особенно личным, но мы так или иначе поддерживали связь. Иногда проходили недели или даже месяцы, пока Кристина мне отвечала, и она крайне мало рассказывала о себе. Вместо этого она задавала мне много вопросов, на которые я добросовестно отвечала. Возможно, я была для нее чем-то вроде единственной связи с нормальным миром, поэтому она никогда окончательно не обрывала со мной контакт. Однако, по какой бы то ни было причине, когда пару недель назад я спросила ее, не даст ли она мне интервью для «Глобуса», она действительно согласилась. И я бы ни в коем случае не стала сейчас предавать ее доверие и раздувать из отдельных фраз сенсационные истории. Мне вообще не стоило заикаться об этом Дане.

– Если бы она не хотела, чтобы ты об этом писала, то вообще не упоминала бы этого типа, Лив. Для нее это отличная реклама, такое всем интересно. Телохранитель насилует актрису-подростка!

– Но все же было не так. Они встречались.

– Он был на восемь лет старше нее. Если бы это вышло наружу, он бы сейчас сидел в тюрьме.

Я покачала головой.

– Ей было почти восемнадцать, когда между ними все началось. А теперь оставь это, ладно?

– А почему ты не хочешь написать про ее галлюцинации?

– Потому что она бы этого не хотела.

– Ну и что?

– Дана!

Дана преспокойно наматывает на вилку спагетти. Парочка макаронинок падает, когда она тычет вилкой в мою сторону, соус капает на стол.

– Расслабься, Лив, – миролюбиво отвечает она. – Ты должна кое-чему научиться: такими темпами далеко не пробьешься.

У меня неприятно сжимается желудок, когда я опускаю глаза на свою пиццу и задаюсь вопросом, не права ли она. Конечно же, я хочу преуспеть. Но не таким способом. Не копаясь в личной жизни других людей, как свинья, которая ищет трюфели, в поисках чего-нибудь, что можно было бы подбросить народу как кричащую рекламу. По крайней мере, Яна Бремера, похоже, все устраивает. Наоборот, он хочет опубликовать интервью уже в декабрьском номере, хочет его разрекламировать, а когда мы прощались, он сказал одну вещь, от которой у меня сердце забилось чаще: «Клаус Маасен в конце года заканчивает работать на «Глобус», вы знаете? Нам нужно будет заново перераспределить его обязанности между сотрудниками, и других разделов это тоже касается. Полагаю, там может найтись что-то и для вас, как вы считаете?»

От одного воспоминания об этом я снова начинаю улыбаться.

– Ну а что Бремер сказал про тех дамочек с овцами, о которых ты собираешься писать? – вторгается в мои размышления Дана.

А откуда Дана знает… ах, точно, я ведь рассказала ей про тех двух пожилых женщин, которые познакомились по объявлению в газете и теперь живут вместе на ферме под Винзеном и разводят овец.

– Об этом я с ним еще не говорила.

– Но ты же хотела?

– Я подумала, что сделаю это после публикации интервью с Аткинс.

Пожимая плечами, Дана бросает на свою тарелку салфетку:

– Мое мнение на этот счет ты знаешь.

Поскольку Дана обычно, не церемонясь дольше четырех секунд, высказывает любое свое мнение, естественно, я его знаю: она считает описание старушек с овцами до смерти скучным.

– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – Официантка подошла к столику, чтобы убрать грязные тарелки и пустой стакан Даны.

– Нет, счет, пожалуйста, – наклоняется к своей сумочке Дана. – Мне пора возвращаться. Когда ты пришлешь мне интервью?

– Сегодня вечером. Его нужно подправить всего в нескольких местах.

– Поняла. Я его вычитаю и сразу отправлю на утверждение менеджерам Кристины Аткинс, идет?

– Если у тебя нет ничего более важного, то конечно. Бремеру оно нужно срочно.

– Само собой, ему нужно срочно. Через пару часов он запустит о нем онлайн-рекламу, – отвечает Дана с широкой улыбкой.

– Ты на этой неделе еще будешь в редакции?

– Нет, пока что все улажено.

– Ну тогда… начинай придумывать вопросы для своих дамочек с овечками. Бремер наверняка тебя скоро туда отправит. – Она наматывает на шею свой супердлинный шарф, пока не остается виден только нос, и берет сумочку. – До связи.

✦ ✦ ✦

Послеобеденное время я провожу с Харви. Харви – это мой письменный стол, старинное страшилище из корневой древесины. Если бы столешница и ножки не отвинчивались, никому на свете не удалось бы пронести эту штуковину в дверь моей крошечной съемной квартиры.

На самом деле Харви создавался для домов с двойными дверями и гостиными, но ему уже приходилось обходиться без этого и на его предыдущем месте жительства. Прежде стол стоял в кабинете моего деда, от кого и получил свое имя. Еще до того, как переехать к бабушке с дедушкой, я часто исследовала содержимое выдвижных ящичков и откидных дверок Харви, а потом найденными перьевыми ручками записывала небольшие рассказы на красивой дедушкиной писчей бумаге. В отличие от мамы, которая давно бы пресекла это бумагомарательство, – ее всегда раздражала моя привычка мечтать, а потом сочинять истории – дедушка с бабушкой не находили в этом ничего плохого. Сидя за Харви, я впервые твердо решила, что хочу зарабатывать на хлеб писательством. Дедушка называл это «почетным долгом». Конечно, моя мать сочла идею полнейшим абсурдом, но она была слишком далеко, а дедушка – слишком рад, чтобы у мамы получилось меня от этого отговорить.

Когда я начала учиться в университете, дед подарил Харви мне. Именно тогда умерла бабушка, и когда мы оба через два года переезжали из старого дома, он нашел новых владельцев и для многой другой своей мебели, в числе которой оказались вольтеровское кресло по имени Фред и Флер – французский комод. Последнюю я бы и сама с удовольствием забрала, но дедушка, страстно любивший писать письма, предложил Флер своей знакомой-почтальону, которая очень обрадовалась такому подарку. А в моей маленькой однокомнатной студии и без того не осталось бы места для Флер. Рядом с Харви даже стеллажу Билли приходилось втягивать живот.

После того как дед пристроил самые важные для него вещи, то продал или раздал остальные, чтобы уехать в Чеддер, деревню в английском графстве Сомерсет, к своему давнему другу по переписке Эрнесту Форду. Они переписывались почти тридцать лет и несколько раз даже приезжали друг к другу в гости, но тем не менее меня до сих пор поражает дедушкино решение. Вот так запросто начать нечто абсолютно новое… и почему-то за это я всегда им немножко горжусь.

Мы пишем друг другу не реже двух или трех раз в месяц. В своих письмах дедушка рассказывает о походах, в которые он ходит с Эрнестом, и как по вечерам они сидят перед камином и рассуждают о жизни. Читая его письма, я глажу рукой Харви, а потом чаще всего вздыхаю и вновь возвращаюсь к самым насущным вопросам в моей жизни, а именно: сделала ли очередная актриса себе увеличение груди сразу после операции на нос или нет. Мне бы и в кошмарном сне не приснилось рассказать дедушке в письме такие подробности. Чаще всего я избегаю его расспросов о моей работе. И хотя в противоположность маме, которая практически не скрывает своего презрения по этому поводу, дедушка не видит никаких проблем в сплетнях о звездах, мне нравится представлять себя серьезной журналисткой. А теперь это просто обязано стать реальностью, первый шаг к которой – интервью с Кристиной.

Перечитав его еще раз, я позволила себе сделать перерыв и приготовить кофе, вылила в него остатки молока и сделала себе мысленную пометку срочно пополнить запасы в ближайшем супермаркете. До восьми утра без кофе жизни нет.

По пути обратно встречаюсь с одной из двух студенток, которые живут этажом ниже. В данный момент эта девушка занята тем, что лепит записку к почтовым ящикам в подъезде.

– Привет! – просияла она. – Сегодня вечером может быть немного шумно. Я отмечаю день рождения.

– Ясно, без проблем, – проходя мимо, отвечаю я.

– Если хочешь, тоже приходи. Музыку ты так или иначе будешь слышать, а так можешь еще и пива выпить.

Я удивленно останавливаюсь.

– Это очень мило, спасибо. – Мысленно прикидываю, что еще нужно сегодня доделать. – Сейчас я слегка занята, но, может, все равно заскочу.

– Буду рада. Тогда, наверно, до скорого. – Она поворачивается к двери.

– О’кей. В любом случае, хорошо вам повеселиться! – кричу я ей вслед, прежде чем подняться по лестнице на четвертый этаж. Вечеринка. Я сто лет не ходила на вечеринки. В последний раз… это вроде бы был мой выпускной. В университете всегда была какая-нибудь курсовая, которую нужно подготовить, или контрольная, к которой я хотела повторить материал, поэтому у меня просто не оставалось времени на тусовки. Да я и не хотела тратить на это время. Вместо этого меня всегда вдохновляла мысль о том, чтобы как можно скорее закрепиться в престижном журнале, заполучить где-нибудь должность, благодаря которой я смогу доказать матери, что журналистское образование не было идиотской идеей и я вполне способна принимать разумные решения. А в настоящий момент я уже практически оставила эти попытки. Понятия не имею, почему, но мама, кажется, просто ненавидит в моей жизни все без исключения, а я больше не стремлюсь так активно изменить эту жизнь из-за нее. В прочем, когда хоть что-то, что для меня важно, было в ее глазах достаточно хорошим? Вот именно.

После второй чашки кофе я переписываю пару мест в интервью, которые обсудила с Бремером. Это замечательное интервью, рисующее по-настоящему красивый портрет, и если уж мой шеф, по его словам, взвешивает мысль вытащить меня из уголка со знаменитостями, то этот текст непременно должен его убедить. Потому что Кристина – единственный известный человек, с которым я знакома. Если этот козырь прогорит впустую, не оказав какого-либо эффекта, то в ближайшем будущем мне навряд ли разрешат отдалиться от поп-звезд и королевских династий этого мира.

Перепроверив каждое изменение раз в сотый – я уже могу чуть ли не наизусть декламировать это интервью – я отсылаю статью Дане и перехожу к своим ВИП-персонам. Королева Сильвия похудела на четыре килограмма. Возможно, она страдает анорексией. Даже и не знаю, что могло бы быть интересней.

Я со скучающим видом набираю на клавиатуре несколько строк, а потом вдруг спонтанно открываю второй документ и начинаю новую статью.

Я уже дважды встречалась с Аннемари и Сарой. Когда стану такой же старой, надеюсь, во мне будет столько же энергии, сколько у этих двоих, которые еще раз полностью перевернули свою жизнь. Без «мужей, которые имеют своих молодых симпатичных сотрудниц прямо на их письменных столах», как сухо заметила Аннемари, когда я последний раз к ним приезжала. Жаль, что Бремер, скорее всего, завернет эту цитату, если вообще проявит интерес к статье. По крайней мере, Аннемари не возражала бы против того, чтобы ее увековечили таким образом: «Можешь спокойно прямо так и написать. И напиши еще, что его смартфон не случайно оказался на электрической плите».

Вспомнив об этом, я не смогла сдержать улыбку. Быть может, Бремеру и понравится идея. Как можно устоять против этих женщин?

✦ ✦ ✦

В четверть десятого быстро пробегаю взглядом отредактированное интервью, которое скинула мне Дана, прежде чем выключить компьютер. Глаза сушит, потому что я долго пялилась в монитор, и с одновременно возникающим в животе неприятным ощущением я обнаруживаю, что в комнате потемнело. Спешу скорее включить свет, пока не погас экран компьютера. Темнота и я, мы с ней не дружим.

В квартире подо мной гремит музыка, а я пару минут рассматриваю свою тщательно прибранную комнату, практичные белые книжные полки, аккуратно разглаженное покрывало, под которым прячется постельное белье в крапинку, и кресло для чтения, на покупке которого можно было бы и сэкономить. Я либо сижу за Харви, либо лежу на своей безымянной кровати. Одна. Всегда.

По дороге на кухню включаю еще лампу в прихожей и в итоге на какое-то время застываю перед открытым холодильником. «Холодильная медитация», как назвал эту привычку дедушка. Так как такое разглядывание не приводит к тому, что перед моими глазами материализуется готовый ужин, достаю из ящика для овощей морковку, которая больше напоминает резину. Без энтузиазма помахиваю ей из стороны в сторону.

Даже из кухни слышно музыку на вечеринке. Я быстро закидываю морковку обратно и топаю в ванную. Вместо того чтобы в следующем очерке поздравлять Меган Маркл с ее удачным нарядом, я спущусь вниз. Просто так, поздороваться. Никого из своих соседей я не знаю достаточно близко – сейчас это изменится.

Тушь для ресниц, карандаш для глаз, пройтись щеткой по длинным локонам. Белая кофточка должна подойти к узким джинсам.

И пока я размышляю, где в последний раз видела свой мобильник, он начинает звонить. Лежит на Харви, где же еще. Взглянув на дисплей, опускаюсь на стул. Мама. Что, уже снова прошли привычные четыре недели между ее звонками?

– Лив? Привет. Можешь сейчас говорить?

– Да, конечно.

Этими словами начинается большинство наших разговоров. Можешь говорить? Разумеется. И как у тебя дела? Хорошо, а у тебя? Потом, как правило, следует ее монолог продолжительностью в несколько минут обо всех вещах, нацеленных та то, чтобы работник дипломатической службы не имел ни минуты свободного времени, после чего она спросит меня, как там дедушка, и скажет, что была рада со мной поболтать. Однако в этот раз я нарушаю устоявшийся порядок, пока мама не приступила к заключительной части своего звонка. Ведь то, о чем я сейчас расскажу, должно ее обрадовать.

– Кстати, я провела интервью с Кристиной Аткинс.

– С кем?

– Кристина Аткинс, ну, помнишь ее? Актриса? Которая мне раньше очень нравилась? Из сериала про лошадей? – Когда мама не отвечает, я добавляю: – Сейчас она живет в Санта-Монике и, вообще-то, больше не дает интервью, но со мной поговорила.

– Это очень здорово, Лив, – следует мамин ответ. – Как поживает дедушка?

– Прекрасно поживает. Но ты же понимаешь, что это значит? Это интервью? Это кое-что особенное, никто не ожидал, что именно я…

– Как тебе это удалось?

– Прости?

– Как тебе удалось проникнуть в личное пространство этой актрисы?

– Я не проникала в ее личное пространство. Я просто спросила, не даст ли она мне интервью, и она согласилась. – Молчание на другом конце линии меня нервирует. – Получилось действительно хорошо, очень хорошо. Оно выйдет уже в декабрьском номере, в печатном выпуске, а Бремер даже рассчитывает, что это поднимет продажи издания.

– Бремер?

– Мой главный редактор.

Проходит еще пара секунд, я начинаю надавливать ногтем большого пальца на твердую поверхность Харви.

– Лив, ну что я могу сказать? Естественно, я за тебя рада. – Ее слова пусты и буквально пронизаны пренебрежением, с которым она их выговаривает. – К сожалению, мне надо…

– Благодаря этому я, наконец-то, выберусь из звездных новостей!

– Ты все еще пишешь эти желтые новости? – И вот в ее голос опять вернулось презрение, а я моментально жалею о последнем сказанном предложении.

– Да, но с этим покончено. После публикации интервью мне совершенно точно доверят работать над другими темами.

– Ну, в таком случае, должно же быть что-то хорошее в том, чтобы распахивать перед всем миром личную жизнь актрисы, верно? – язвит мама. – Поздравляю.

Она холодно прощается. Сжав зубы, кладу телефон обратно на письменный стол. Теперь я вновь осознала, почему перестала выпрашивать одобрения у своей матери. Просто это бесполезно.

Без понятия, как долго я пялилась в пустоту, но когда до меня снова доносится музыка вечеринки, я нажимаю кнопку на мониторе компьютера, и он загорается. Теперь я не сдамся, только не теперь. Вместо этого я уже сегодня допишу статью об Аннемари и Саре и завтра презентую ее перед Бремером. Он в нее влюбится. Он обязан. Я могу больше, чем всего лишь сочинять развлекательные сплетни. Интервью с Кристиной – это моя проходная дверь, и я не могу упустить этот шанс. Как только я преодолею следующий этап, еще останется время для каких-нибудь вечеринок.