Онлайн чтение книги Поклонник
Глава 7

Это было второе утро, когда цветов от Поклонника не было. Да, я ждала его, кусая губы, но не потому, что безумно хотела заполучить его цветочки или жаждала его внимания, – я просто не понимала. Почему модель его поведения изменилась? Что за этим кроется? Могу ли я воспринимать это как хороший знак? Или, напротив, это предвестник беды?

Я все делала на автомате – готовила завтрак, убирала квартиру, выкидывала засохшие цветы (при этом их общее количество в моей спальне все еще оставалось внушительным). Я не слышала музыку, которая играла в колонках, не чувствовала желания танцевать и подпевать любимым песням, как делала обычно, даже голода не ощущала, а думала о Поклоннике.

Возможно, это и было его целью – заставить меня всегда помнить о себе, «заякорить» – с помощью внешнего стимула вызывать определенную реакцию, создать этакий условный рефлекс, как у подопытной собачки. Наверное, он добился своего – едва я вижу цветы (любые цветы, не только те, которые безмолвно ждут своей смерти у меня в комнате), я невольно вспоминаю о нем.

Демон энергично кивает. Условные рефлексы основа приобретенного поведения. А я не хочу вести себя так, как хочет кто-то другой.

«Ты просто ничего не знаешь, – радостно шепчет демон. – Ты просто ничего не помнишь. Какая ты настоящая?»

Он безумно надоел мне. Проходя мимо большого зеркала в прихожей с кружкой в руках, я останавливаюсь и смотрюсь в него. Распущенные волосы, после сна в ванной кажущиеся запутанными. Бледное, осунувшееся лицо. Угловатая и зажатая. Я никогда не казалась себе красивой. Я бы изменила в себе многое. «Ты ведь не сможешь этого сделать, – тоненьким голосом говорит демон. – Ты не сможешь изменить себя. Ни внешне, ни внутренне».

Я не отвожу взгляда от своих золотисто-ореховых, с темной каемкой глаз. «А ведь в тебе сокрыто столько тайн. Почему ты не помнишь своего детства? – спрашивает демон лукаво. – Почему ты до сих пор видишь монстра во снах? Почему к тебе обрывками приходят кровавые воспоминания из прошлого? Так много почему…» – «Пошел прочь», – с отвращением думаю я и поворачиваюсь спиной к своему отражению. «Может быть, тебе стоит задать пару вопросов мамочке, моя маленькая убийца?»

Я не могу сделать ни шага. Кружка падает и разбивается. Меня накрывает страх и ненависть. Кислорода не хватает, кажется, что я вот-вот задохнусь, руки, которыми я зажимаю рот, чтобы не закричать, дрожат. Не в моих силах контролировать это. Я не могу ничего сделать с паническими атаками, от которых, казалось, я успешно избавилась.

В себя я прихожу, сидя на полу. Все лицо залито слезами, сердце выпрыгивает из груди, и я слышу его шум в ушах. Передо мной – осколки. То ли кружка разбилась, то ли я сама, и эта мысль меня почему-то смешит.

Я собираю осколки, но пальцы все еще дрожат, кажутся неловкими. И режусь, сама не знаю как. Из раны на ладони течет кровь и явно не собирается останавливаться. Я обрабатываю ее как могу, попутно заливая кровью белую домашнюю футболку до колен. Наложив бинт, я снимаю ее с себя и иду отстирывать пятна. Выйдя из ванной комнаты, шагаю в свою спальню, в который уже раз чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. Мне хочется прикрыться, и я инстинктивно прикрываю обнаженную грудь, хотя в следующий момент ко мне приходит осознание, что это мой дом. И я здесь одна. Все остальное – мои выдумки, и мне нужно перестать бояться всякой чуши, поэтому я убираю руку.

Спустя пару часов я прихожу в себя, словно и не было никакой панической атаки. Переписываюсь с Алисой, включив фоном первый сезон «Шерлока» с любимым Бенедиктом Камбербэтчем. Домашних заданий в начале семестра еще не так много (хотя промежуточная аттестация, а следом за ней зачетная неделя всегда начинаются неожиданно, как первый снег), и я имею полное право немного полениться в законный выходной.

Подруга расспрашивает о свидании со Стасом – ей все ужасно интересно. В итоге она благословляет меня на отношения с ним.

«Знаешь, Ланская, а ты смелая, – записывает она мне голосовое сообщение, а где-то на заднем фоне капризничает ее младшая сестра. – Молодец, что пошла на свиданку, я бы, наверное, не решилась. Мне бы этот твой Поклонник всюду мерещился. Но Стас внушает доверие, познакомь нас потом!» – «Ты ведь сама меня к этому подтолкнула!» – возмущаюсь я. «Неа, подруга, ты сама этого хотела, я же видела, – отвечает Алиса. – Ты упрямая девочка: если чего-то не хочешь, никогда не сделаешь».

В полдень мне пишет Стас. Видимо, он только проснулся. И мне приятно, что он сразу же вспомнил обо мне.

«Доброе утро, Ангелина! – читаю я, лежа на диване. – Как спалось?» «Доброе! Хорошо, Стас, – набираю я ему тут же. – А тебе как? Я больше не снилась?» – «Я думал о тебе весь вечер. Чувствовал себя идиотом, потому что не пошел провожать. Давай договоримся – в следующий раз я доведу тебя до подъезда. Хорошо? Для меня это важно». – «Хорошо…» – соглашаюсь я.

У нас будет следующий раз? Интересно когда?

«Ты не занята сегодня? – словно читает он мои мысли. – Может быть, сходим в кафе?»

Я переворачиваюсь со спины на живот, мечтательно улыбаясь.

«У меня есть идея получше. Может быть, погуляем в Измайловском парке?» – «Отличная идея, Ангелина! Я там очень давно не был».

Мы договариваемся о времени – я встречу Стаса на платформе через два часа. Помня о нашем вчерашнем уговоре, он присылает мне фотографию своей сестры. Это уверенная темноволосая девушка с темно-малахитовыми глазами, которые смотрят на мир с вызовом и, как мне кажется, с долей высокомерия. У нее высокие скулы и выразительные алые губы, которые кривятся в ухмылке. Она довольно красива и с правильными чертами – этакое «коммерческое» лицо. Такие лица всегда отлично продаются.

Сестра Стаса совершенно не похожа на него, но меня это совершенно не смущает. Я, например, совсем не похожа на маму.

Я обещаю ему нарисовать портрет Эллы – так зовут девушку – и даже честно ищу в кладовке свой старый скетчбук, ластик, набор чернографитных карандашей мягкостью 5В… Но не рисую – не могу пересилить себя. Однако то, что я достала их, – уже большой прогресс. И я отлично понимаю это.

К свиданию со Стасом я снова готовлюсь долго и тщательно. Укладываю волосы, делаю макияж – хайлайтер и скульптор из одной палетки, подаренной Алисой, легкие тени, тушь, тоненькие аккуратные стрелки, помада. У меня неплохо получается макияж, хотя я редко его наношу. Мне снова хочется надеть платье, но на улице похолодало, и воздух сырой, поэтому приходится натягивать белые узкие джинсы и лоферы. Сверху я набрасываю классический бежевый тренчкот с отложным воротничком, двубортной застежкой и поясом с пряжкой.

Я готова к встрече и, схватив сумку на длинном ремне, бегу на свидание. Правда, далеко убежать не успеваю – мимо проезжает машина, и брызги из-под ее колес летят прямо на белые джинсы. Сказать, что я в шоке, – ничего не сказать. Я мчусь обратно домой, проклиная водителя, который словно специально сделал это, и надеваю синие джинсы. Мне кажется, что мой выстроенный до мелочей образ рушится.

«Ты ведь веришь в знаки?» – спрашивает демон глумливо, намекая, что со Стасом ничего не получится. Я шлю его куда подальше и снова спешу на улицу. На втором этаже я, как назло, падаю – каким-то образом подворачиваю ногу. И мне вдруг кажется, что я слышу смех. А еще кажется, будто за дверью квартиры, расположенной прямо под моей, кто-то стоит. Соседей оттуда я не знаю – хозяйка постоянно сдает ее кому-то.

Разумеется, из-за всей этой возни я немного опаздываю и, когда прихожу, Стас уже ждет меня. На нем голубые джинсы, джинсовая куртка в тон, фланелевая рубашка и грубые ботинки. Он отлично выглядит.

– Прости, – говорю я, запыхавшись.

– Все в порядке, – отзывается он с легкой улыбкой. – Девушки должны опаздывать.

Я с ним не согласна, но молчу. Мы неспешно идем к лесопарку.

– Ты чем-то расстроена? – Стас вглядывается в мое лицо.

– Нет, все в порядке, – отвечаю я, отмечая для себя, что уровень эмпатии у него довольно высок. А ты поздно лег вчера?

– Ага, до утра почти ходил в рейд, – смеется он.

– Во что играешь?

Мне действительно интересно.

– В «вовку». «Варкрафт», – поправляется Стас. Снимает напряжение. А ты гамаешь во что-нибудь? То есть играешь? – снова с улыбкой поправляет он самого себя.

– Раньше – в «Файнел фэнтези» и еще в парочку, но потом времени перестало хватать, но иногда безумно хочется вернуться, – признаюсь я.

– Может быть, мне удастся перетащить тебя в «вовку»? Ходили бы в одной пати в данжи. У меня один друг постоянно играет со своей девушкой в связке: танк плюс хил. Выходит классно.

Стас что-то рассказывает мне о чарах, классах, игровых расах, подземельях и боссах. А когда мы углубляемся по дорожке в лес, он спрашивает:

– Можно, я возьму тебя за руку?

Вместо ответа я протягиваю ему свою ладонь, и он не отпускает ее всю прогулку.

Мы долго гуляем по дорожкам и тропинкам, вдыхая свежий и влажный воздух, разговариваем, смеемся, кормим белочек – я заранее приготовила орешки. Измайловский парк – мое любимое место, он кажется мне самобытным, чистым и удивительно живым. Полянки, мелкие речки, мостики – мы словно в волшебном лесу. И я рада, что Стасу нравится здесь, со мной.

Мы направляемся к Пасеке, доходим до Лебедянского пруда – это мой любимый, но Стас никогда не видел его, – отдыхаем на лавочке, кормим уток, а потом, усталые и довольные, сидим в кафе, где Стас заявляет, что платить будет он, и точка, а затем садимся в автобус. В этот день Стас провожает меня до самого дома, и мне снова кажется, что мы знаем друг друга тысячу лет.

Единственное, что омрачило прогулку, – тельце мертвой белочки на дорожке. У меня на глазах появились слезы, а Стас растерялся.

– Не смотри, – сказал он тихо и повел меня дальше.

А когда мы были рядом с моим домом, откуда-то появился высокий парень в капюшоне, скрывающем лицо. Опустив голову и засунув руки в карманы черной толстовки, он прошел мимо и зацепил меня плечом так, что я выронила из рук телефон, который по привычке несла в свободной руке. Слава богу, с ним все в порядке. Падал он у меня не раз.

– Эй, извиниться не хочешь?! – со злостью крикнул ему в спину Стас, но парень в толстовке, даже не поворачиваясь, поднял правую руку и лениво показал в ответ средний палец. Просто придурок какой-то.

Голубые глаза Стаса угрожающе темнеют.

– Ненавижу гопоту, – презрительно говорит он.

– Да ладно, – миролюбиво говорю я, смахивая с телефона пыль. – Если в человеке нет культуры, то это его проблема.

– Ты слишком милая, Ангелина.

– Не милая. Просто мы не можем быть в ответе за всех, кто остановился в своем развитии, – возражаю я.

Стас смеется, и его лицо вновь озаряется солнцем.

Когда на небе появляется ржавый закат, он снова целует меня. Теперь по-настоящему. Он держит меня за плечи аккуратно и ласково, боясь спугнуть, сначала просто водит губами по моим, словно пытаясь понять, не буду ли я против, потом осторожно углубляет поцелуй. Он умел – не знаю, сколько губ перецеловал, но сдерживает себя, стараясь не быть напористым. Все-таки этот человек очень хорошо понимает меня, и я благодарна ему за это.

Мои руки лежат у него на груди – я чувствую, как она вздымается, глаза закрыты и дыхание сбивчиво. Однако я ощущаю напряжение – не могу расслабиться и отдаться волнующим ощущениям, не могу отвечать на поцелуи с той же отдачей, что и Стас, не могу найти в себе смелости обнять его, изучать, гладить.

Я чувствую исходящий от него свет, но не могу принять его: мешает каменная стена, которую я воздвигала так много лет. А где-то внутри хихикает демон и шепчет гадости – до меня доносятся обрывки. В каждом его смешке – брезгливая ненависть, которую он долгое время прятал.

Стас чувствует мое напряжение и отстраняется на несколько секунд.

– Все хорошо, Ангелина, ты очень нужна мне сейчас, – шепчет он мне на ухо, поглаживая затылок, и продолжает.

От этих его слов мне становится спокойнее, демон затыкается, и я позволяю себе получить удовольствие от этого закатного поцелуя.

От Стаса пахнет весной, талым снегом и теплым солнцем. Я наконец обнимаю его за плечи, становясь увереннее. Волна сменяется немой дрожью. На моем языке и губах вкус солнечного света, с нотками лесного меда, шоколада и миндаля. Все это прекрасно, но лишь отдаленно напоминает поцелуй, который приснился мне ночью.

* * *

За ними наблюдает пара темных пристальных глаз. Парень в черной толстовке, из-за которого Ангелина уронила телефон, стоит во дворе, за деревьями, и не сводит с целующихся немигающего взгляда.

Не стоило огрызаться, ведь ему нужно быть незаметным, но этот непонятно откуда взявшийся чертов блондин безмерно его раздражает. Какого дьявола он появился именно в это время? Что ему от нее нужно? Девчонка понравилась ему?

Он не верит в случайности и узнает, кто этот крысеныш на самом деле. А даже если это случайность, сделает так, чтобы его не было рядом с Ангелиной Ланской. Горит плечо – не то, которым он задел ее, а другое, на котором осталась рана после сбора «Легиона». Неглубокая, но болезненная.

Это его проигрыш – он сделал неправильную ставку на того парнишку. Поставил на дружбу, а тот предал друга ради денег – обычное дело, но парню в черной толстовке иногда хочется верить в торжество человечности. В силу простых привязанностей, а не в силу денег. Конечно, на кон можно было бы поставить бабки или очередную тачку, но Князю нравятся куда более интересные ставки.

Сегодняшней ставкой этого человека, не сводящего взгляда с целующихся, была кровь, и Князь аккуратно и медленно разрезал скальпелем кожу, подставив кубок так, чтобы кровь – темная, будто расплавленный багровый закат, – текла в него.

Было больно, но он терпел, даже не сжал зубы, не вцепился в подлокотник кресла – оставался спокойным на радость Князю. «Кто сможет вытерпеть боль, тот однажды поймет всю ее силу», – любит повторять он. Рана несерьезная, кроме того, ее заботливо обработали, а плечо перевязали, но парень в толстовке не сомневается – однажды ставки станут куда мощнее.

Князь – псих. И клуб, который он создал, тоже для психопатов. Или для тех, кому слишком скучно живется. «И имя нам “Легион”», – улыбаясь, любит повторять Князь, хотя их, даймонов[1]Даймоны – древнегреческое философское понятие, которое философы отождествляли с внутренним голосом человека, совестью. Даймоны могли творить как зло, так и добро. Платон называет даймонов разновидностями воздушных существ. В римской мифологии этому слову соответствует слово «гений»., членов тайного закрытого клуба, делающих странные ставки, всего тридцать три. Остальным вход запрещен. Всем, кроме бабочек – приглашенных «гостей», на которых делаются ставки. Тех, с кем они изощренно играют. Князь помешан на библейской символике.

Закат гаснет, солнце плавится в темных тучах и стекает вниз, а они все целуются. Блондин знает, что делать, понимает, каким нужно быть, чтобы девчонка стала послушной, чтобы таяла в его объятиях, а она и рада стараться. А может быть, наоборот: она знает, что нужно делать, чтобы блондин сходил от нее с ума?

Темноволосому парню в черной толстовке не нравится смотреть на этих двоих, ему противно, но он не может уйти – должен контролировать ситуацию. Однако в какой-то момент он понимает, что не прочь оказаться на его месте.

Это желание словно вспышка. Он широко улыбается, будто скалится, и касается шрама на подбородке. Под его кожей засела тьма, которую он не может вытащить. Когда в полную силу разгораются желтые фонари, эти безликие маленькие солнца, Ангелина и Стас расстаются. Они говорят о чем-то, и блондин уходит. А Ангелина исчезает в подъезде.

Выждав несколько минут, брюнет, поглубже натянув капюшон на глаза, тоже идет в этот подъезд – к себе домой. Но стоит ему приблизиться к двери, как она распахивается, ударяя его по плечу, прямо по свежей ране. За порогом стоит она и испуганно на него смотрит. В ее руке нож-скальпель для бумаги. Его первая мысль: «Она нашла меня?»

* * *

Мы расстаемся со Стасом с приходом тьмы. Моя паранойя снова дает о себе знать – кажется, будто чей-то взгляд сверлит спину, и я первая отпускаю Стаса. Но он не злится. Просто касается моей опущенной ладони, гладит кончиками пальцев и ослепительно улыбается.

– Я не поспешил? – спрашивает он, потирая затылок.

Он немного растерян, словно сам от себя этого не ожидал, но доволен.

Я мотаю головой и тихо добавляю:

– Это было чудесно.

– Тогда обещай, что повторим.

– Обещаю.

Наш разговор прерывает звонок.

– Сестра, – закатывает глаза Стас, отходит от меня на пару шагов и отвечает: – Хорошо. О’кей. Не кричи. Да, сейчас. И я.

– Ангелина, мне пора, – говорит он, хмурясь. Элла просит приехать – у нее что-то с ноутбуком, а ей срочно нужно сделать документы по работе.

Мы расстаемся нехотя. Я не хочу его отпускать, не хочу оставаться в одиночестве, но заманчивое предложение Алисы снова переночевать со мной я опять отклонила. Сегодня у нее свидание с новой «жертвой», как она говорит. Не хочу ей мешать.

– Напиши, как доберешься до дома, – прошу я.

– Конечно. Не скучай. Нет, лучше скучай, – меняет Стас решение и обнимает меня на прощание. Спасибо за этот день.

– И тебе.

Я вхожу в подъезд, окрыленная и воздушная, а он уходит в сторону остановки. Добежав до своей двери, зажав в руке все тот же канцелярский нож, который всегда со мной, я замираю – открывается соседняя дверь, и из квартиры, пропахшей старыми духами, высовывается моя соседка, хозяйка Звездочки.

– Гелечка, это ты? – говорит она, держась руками за спину. – Не могла бы ты меня выручить?

– Что такое? – спрашиваю я удивленно.

– Спину прихватило, а на телефоне денег нет, даже сыну позвонить не могу. Может быть, ты мне положишь деньги на счет через терминал?

Она сует мне пятьсот рублей. Со вздохом я соглашаюсь – не могу отказать пожилому человеку. Соседка сетует на поясницу, плохих врачей, невестку и заранее благодарит меня, не понимая, как мне не хочется возвращаться во тьму в одиночестве.

Сначала я хочу закинуть ей деньги через банковское приложение на телефоне, чтобы снова не бежать на темную улицу, но на счету у меня всего лишь рублей сорок, и мне приходится спускаться вниз.

«Ангелина, тебе нужно быть смелой и избавиться от дурацких страхов», – говорю себе я, вспоминая поникшие цветы Поклонника, и, прикусив губу, спускаюсь.

Я сбегаю по ступеням, резко распахиваю тяжелую подъездную дверь и цепенею, все так же держа в руке свой глупый нож. Я ударила человека – попала по плечу, которое он тотчас сжал правой рукой. Ключ, который он держал в ней, упал.

Мне кажется, что пропали все звуки и мир окутала плотная тишина.

– О боже, – шепчу я. – Пожалуйста, извините!

Это молодой человек – высокий и широкий в плечах, и, судя по ключам, он, видимо, из моего подъезда. Хотел открыть дверь, а тут ее внезапно распахнула я. Он слушает меня и молчит, а я чувствую вину. Ненавижу делать людям больно и такие неловкие ситуации! Наверное, он думает, что я неуклюжая и тупая.

– Я правда не хотела! Так неловко! – выдыхаю я, почему-то ужасно желая услышать его голос. – Вам… Вам сильно досталось?

Парень ничего не отвечает, сверлит меня цепким взглядом из-под надвинутого на лоб капюшона черной толстовки – я не могу разглядеть ни его глаз, ни лица, понимаю только, что он брюнет и что на подбородке у него шрам. Он не слишком заметен в тусклом электрическом свете, но я тотчас выхватываю его взглядом – я привыкла искать в людях особенности.

Мне хочется дотронуться до этого шрама. Абсолютно иррациональное чувство, но это желание слишком сильно. Чтобы не поддаться ему, я стискиваю пальцы в кулак. А вторую руку, с ножом, прячу за спину.

Спохватившись, я поднимаю ключи и отдаю ему. Он почти вырывает их свободной рукой, на которой блестит кольцо, грубо отталкивает меня плечом, и я вдруг понимаю, кто он такой. Это тот самый невоспитанный тип, который толкнул меня, а потом показал Стасу средний палец. Вот это встреча. Этот умник живет в моем подъезде? Чудесно.

Чувство вины частично исчезает. И откуда-то появляется злость.

– Наверное, это карма, – говорю я неожиданно насмешливым – чужим – голосом ему в спину. Из-за тебя упал мой телефон, а потом я ударила тебя дверью. Эффект бумеранга, и все такое.

Обычно я вежлива и не обращаюсь к незнакомым людям на «ты», да еще и таким тоном. Но тут на меня что-то находит. Что-то, что я не могу контролировать. А может быть, не хочу.

Парень оборачивается – медленно и тяжело. Он вообще производит тягостное, давящее, темное впечатление, и меня это немного пугает, но не отталкивает. Я впитываю его тяжелую энергетику, не понимая, что за странное любопытство овладело мной. И думаю, что он скажет мне что-то банальное и грубое: «Не болтай глупости», «Не лезь под ноги» или просто как-нибудь обзовет. Но он убирает руку с плеча и прижимает указательный палец к своим губам, безмолвно веля мне молчать. После разворачивается и медленно поднимается по ступеням – ботинки у него тяжелые, но поступь легкая, как у хищника.

Я стою на пороге, придерживая дверь, и смотрю ему вслед. В горле застревают невысказанные насмешки. Нет, впечатление на меня произвел не его странный жест, а багровая кровь на его ладони, которой он зажимал плечо. Думаю, он и сам не понял, что я увидела. Ведь я не могла ударить его дверью… до крови? Не могла. Я могла поставить синяк, но не нанести рану.

«Или что-то сделать со свежей раной», – счастливым тоном подсказывает демон. Мне кажется, его будоражит вид крови – лучше всего чужой, не моей. При виде моей он прячется, будто боится ее или брезгует.

Шум улицы снова наполняет мою голову – тишина отползает, и я глубоко вдыхаю сырой воздух.

Домой я возвращаюсь благополучно, без приключений. Полночи я работаю над портретом сестры Стаса – впервые за долгое-долгое время. Выходит небрежно – сказывается долгое отсутствие практики, но я знаю, что выложилась на все сто. И я рада, что мои пальцы все помнят.

Я засыпаю под утро, с улыбкой, под одеялом, с приятной и такой знакомой тяжестью, которая наваливается после бессонной ночи с кистями и карандашами. Кроме портрета незнакомой мне Эллы у меня есть набросок парня в капюшоне. Я запечатлела его в себе в тот момент, когда он обернулся ко мне, приложив палец к губам. Мне интересно увидеть его лицо. Но как же это глупо.