Онлайн чтение книги Портрет мертвой натурщицы
Он

Он не сразу рассказал матери – отец уже стал подуспокаиваться. В тот злосчастный вечер, заметив сына в ванной, он за ухо вывел его в коридор и дальше – в детскую. Толкнул внутрь и закрыл дверь на защелку снаружи. Мальчик забился в угол между столом и шкафом, сел на пол и ждал, пока за дверью не послышались голоса: смущенный девичий и снисходительный папин. Хлопнула входная дверь. Но отец так к нему и не зашел. Он сидел в темноте и ждал маму. Но даже когда та пришла, не смог объяснить ничего внятно по поводу своего бледного вида и дрожащих губ.

– Отстань от него, – сказал за столом отец, сменивший один мокрый шелковый халат на другой – сухой, но тоже шелковый. – Устал в школе. С учительницей повздорил, с мальчишками подрался, мало ли? – И он, продолжая смотреть в газету «Правда», перевернул большую шуршащую страницу.

Мать положила сыну руку на лоб, проверить – нет ли жара. И, убедившись в нормальной температуре, мельком улыбнулась и стала убирать со стола.

И вот уже весной, когда мать и думать забыла о той странной бледности и вновь убирала со стола – теперь уже за завтраком, сын внезапно поднял глаза от тарелки с манкой, украшенной дефицитным клубничным вареньем, и произнес:

– А у папы в ванной была чужая тетка. И еще одна – в машине в гараже. Они целовались.

Отец замер, поднося ко рту бело-синюю чашку с золотым ободком и – перевел взгляд на сына. А мать, так и не выпустив из рук грязных тарелок, опустилась на стул. И уставилась на свои покрасневшие ладони без маникюра.

И сын вдруг понял, что она не хочет смотреть на отца, будто и так знает ответ. А тот отпил чаю и медленно поставил чашку на блюдце. Прошла добрая минута, или даже две, тикая рядом, на звонких «военных» круглых часах, подаренных академику благодарными моряками. Мальчик чувствовал, что сердце его сейчас взорвется от напряжения.

И тут наконец их глаза встретились.

«Я знаю, что это правда», – читалось в материнских.

«Делай, как знаешь!» – говорили отцовские.

Позже мальчику стало ясно, что если бы мать застала тогда отца в ванной, она просто прикрыла бы дверь. Как годами прикрывала ее в мыслях, не желая признаваться в собственной женской ненужности. Но сын сидел между ними, смотрел на нее и ждал ее решения. И мать кивнула. И пусть ни слова не было сказано, отец понял: кивок обозначает вовсе не согласие на прикрытые глаза и закупоренные уши. Кивок означает – надо разводиться. Дверь в ее голове, распахнутая мальчиком, отказывалась закрываться, и из нее мучительно сквозило. Мать поежилась и погладила сына по волосам.

– Все у нас будет хорошо, – тихо сказала ему она и вновь встала, чтобы положить-таки посуду в раковину.

«Ничего уже у нас хорошо не будет», – понял он и впервые – но далеко не в последний раз – пожалел о произнесенных словах. Но себе он не мог признаться: дело тут было не в том, что он все-таки больше любил мать и хотел ее защитить. И не в мальчишеском гордом и бессмысленном правдоискательстве.

Дело – в элементарном животном страхе. Он знал, что отец никогда не откажется от молодых женских тел.

А он очень боялся снова увидеть то, что видел в тот вечер в отцовской ванной.