Онлайн чтение книги Потерянные сокровища The Lost Jewels
Глава 2

Лондон, наши дни

Почему кто-то зарыл целое ведро драгоценных украшений и не вернулся за ними?

Это все, о чем могла думать Кейт, пока подписывала разнообразные инструкции, предупреждения и страховые формы в исследовательском отделе Лондонского музея.

– Доктор Кирби, вы должны носить этот бейдж все время, пока находитесь здесь, – информировала администратор с деловитостью тюремного надзирателя. – Он дает вам право доступа в смотровую комнату – разумеется, в сопровождении охраны и только сегодня, – затем драгоценности будут возвращены в хранилище. Времени вам хватит?

– Надеюсь. А если вдруг не хватит, вы не дадите мне их на дом?

Администратор предпочла пропустить мимо ушей неуместную шутку Кейт.

– Можете обсудить это с директором. Пожалуйста, спуститесь по служебной лестнице в подвальное помещение. Профессор Райт ждет вас.

– А фотограф? – поинтересовалась Кейт.

– Ваш коллега присоединится к вам чуть позже. Сейчас мы решаем, куда нам пристроить его… снаряжение.

Девушка постучала ручкой по столу с явным раздражением, но это не помогло ей скрыть язвительную ухмылку. Кейт вздохнула, так как сразу поняла, кто выбран фотографом, – сотни раз она видела этот многозначительный взгляд.

– Мистер Браун, – обратилась администратор к охраннику, – пожалуйста, проводите доктора Кирби вниз.

Охранник повел Кейт вниз по служебной лестнице, и они по очереди прикладывали свои бейджи к замкам, чтобы пройти на следующий пролет. Лестница напоминала скорее тюремную, чем музейную, и Кейт понадобилось несколько минут, чтобы ее глаза адаптировались к тусклому освещению.

Спускаясь все ниже, она представляла себе, как за бетонным фундаментом пролегают различные исторические пласты – утварь викингов и шахты с чумными захоронениями. Между ними красное пепелище, оставшееся на месте города после того, как неистовая кельтская королева Боудикка сожгла его. В верхних же слоях покоились развалины от Великого пожара средних веков и Блица двадцатого.

Сегодня вся многовековая история хранилась под зданием Лондонского музея с его разветвленными туннелями, трубами и проводами, соединяющими музей с окружающими его небоскребами. Стоит отдать должное городу, ставшему настоящим королем реновации. На протяжении более чем двух тысячелетий Лондон развивался и защищался, гордо подняв над головой кулак, как дерзкая Боудикка, – предупреждение для тех, кто пытался его покорить.

Так же строго хранил Лондон свои секреты, по меньшей мере один из которых предстояло открыть Кейт.

– Вот мы и пришли, – сообщил охранник, набрав код на цифровом замке и подтолкнув стальную дверь плечом. – Прошу вас, доктор Кирби.

Кейт вошла в комнату с низким потолком, освещенную флуоресцентными лампами. В одной части располагалась прачечная, в другой – научная лаборатория. По всему помещению шли ряды столов, покрытых кожей и бархатом. Три женщины в лабораторных халатах рассматривали под микроскопами экспонаты, разложенные на войлочных подставках. Некоторые из экспонатов были знакомы Кейт по статьям, что присылала Джейн.

– Доктор Кирби – Кейт! Наконец-то! Добро пожаловать! – из глубины комнаты, раскинув руки, шла элегантная, как всегда, директор музея. – Уверена, с регистрацией у тебя не было проблем.

– Рада видеть тебя, Люсия, – заулыбалась Кейт, ступая в объятия пожилой женщины.

Темные волосы Люсии Райт лишь на висках были подернуты серебряными нитями седины, а подтянутое и гибкое тело, сформированное многолетним марафонским бегом, выглядело почти бесплотным в темно-синем костюме от «Шанель». Кейт на секунду приклонила голову на плечо своей наставницы, окунувшись в аромат жасмина – легкое дуновение лета в стенах стерильной комнаты.

Когда они отстранились друг от друга, Люсия по-матерински провела рукой по щеке Кейт.

– Выглядишь… отлично, – ласково сказала она, и в ее взгляде странным образом переплелись гордость и сострадание.

Кейт перевела взгляд на охранника, который, как ей показалось, был изумлен столь теплым приветствием.

Десять лет назад, когда Кейт готовилась к защите докторской диссертации в Оксфорде по истории Средневековья и Елизаветинской эпохи, профессор Райт была ее научным руководителем, и они сдружились. Именно Люсия порекомендовала новоиспеченного историка частным коллекционерам из Гонконга и Дубая, а также составила протекцию в нескольких профильных изданиях. Всякий раз, когда Люсия приезжала в Штаты, а Кейт в это время была дома в Бостоне, они обязательно встречались. С их последней личной встречи прошло чуть больше четырех лет. Они и предположить не могли в то солнечное утро, наслаждаясь ароматным эспрессо с панини[1]Горячие бутерброды., что совсем скоро жизнь Кейт перевернется.

Снова взглянув на Люсию, Кейт сказала:

– Да, я в порядке.

Это была правда, но лишь наполовину, и в горле у Кейт стал образовываться ком.

Она принялась заправлять выбившийся на виске локон обратно в хвост, чтобы хоть как-то отвлечься.

– Когда Джейн позвонила и сказала, что хочет поручить тебе эксклюзивный материал, я очень обрадовалась. Ты заслужила это… – Люсия склонила голову набок и продолжила: – Не подведи, Кейт, – тебя привлекли, потому что твои исследования в этой области самые лучшие. Я знаю, ты сможешь осветить этот материал должным образом.

Кейт справилась с комом в горле и с молчаливой благодарностью посмотрела в глаза своей наставнице, собираясь что-то сказать в ответ, но тут ее внимание привлекла тень на дальней стене комнаты. Кейт перевела взгляд на темноволосую женщину, которая очень старательно пришивала золотую с цветной глазурью цепочку к бархатной подставке.

– Предметы, которые вы запрашивали для исследования, находятся в соседней комнате. Трудно сделать выбор из более чем четырех сотен экспонатов, не так ли? – сказала Люсия, сочувственно улыбаясь. – Боюсь, наш фотограф опаздывает. Он приехал прямо из Хитроу. Охрана на входе решает, куда пристроить его доску для серфинга.

Директор музея раздраженно постукивала левой ступней, поглядывая на часы.

– Я так понимаю, фотограф – Маркус Холт?

Кейт старалась, чтобы ее голос звучал как можно равнодушнее, но Люсия отметила по глазам ее волнение.

– Ты его знаешь? – Люсия встретилась взглядом с глазами Кейт, и ее бровь вопросительно вздернулась.

Маркус Холт был всемирно известный фотограф, чьи работы украшали обложки всех престижных изданий от «Вог» до «Нэшнл Джеографик».

– Естественно! Джейн познакомила нас пару лет назад на ювелирной выставке в Гонконге. Потом мы несколько раз работали вместе, – сказала Кейт, пожимая плечами. – Он австралиец, – добавила она, как будто это все объясняет.

Теперь обе брови Люсии были приподняты.

– В том смысле, что он очень раскованный.

– Безусловно! – Люсия вновь посмотрела на часы.

– Нет, это помогает ему передать красоту – очарование – в своих работах. Маркус замечает то, что другие пропускают.

– Я не сомневаюсь, что вы обнаружите что-то новое и здесь, в Лондоне, – карие глаза Люсии возбужденно блеснули.

Аккуратные закладки в конце ее блокнота говорили о плотном графике директора.

– Очень надеюсь, что он скоро придет. Через тридцать минут я должна быть на заседании правления, затем весь остаток дня придется убеждать наших основных спонсоров скинуться на новый сайт. Кстати, надеюсь, ты придешь сегодня на вечеринку Гильдии ювелиров?

– Обязательно, – ответила Кейт. – София прислала мне приглашение, как только узнала, что я лечу в Лондон.

За дверью послышалось шуршание, раздался охранный сигнал, затем щелчок открывающегося замка.

– Профессор Райт! Извините за опоздание! – рослый мужчина с перекинутым через плечо черным кофром для фотоаппарата ворвался в комнату.

Он подхватил изящную руку Люсии, и его лицо засияло лучезарной улыбкой. Нечесаные песочные локоны свисали почти до плеч, а темные глаза радостно блестели.

– Я Маркус Холт. Счастлив быть здесь с вами и спасибо огромное за…

– И мы рады видеть вас, – оборвала его тираду Люсия, ее щеки зарделись, она смущенно кашлянула, прочистив горло, и обернулась к Кейт. – Вы, конечно же, знакомы – доктор Кейт Кирби.

– Конечно! Здравствуйте, доктор Кирби! – Маркус повернулся к Кейт и чмокнул в щеку.

Она почувствовала, как его щетина царапнула ее кожу. От него пахло потом и морской водой. Глянув на его мятую льняную рубашку, Кейт не сдержалась:

– Ты что, здесь серфингом занимаешься?

– Не успел. В Хитроу задержали… – улыбка сползла с его лица, глаза виновато опустились. – Эй, мне действительно жаль, что заставил вас ждать.

Маркус сбросил кофр с плеча, поставил его на стол и со словами «Спасибо, приятель» подхватил второй такой же у охранника.

– Позвольте мне представить вам наших сотрудников, – вмешалась Люсия, которой не терпелось перейти к делу.

Она подозвала двух женщин, которых отвлекло от работы шумное появление Маркуса.

– Это Саанви Сингх – реставратор и хранитель экспонатов, – Люсия указала на темноволосую женщину.

Кейт уже работала с ней и сразу узнала.

– И Гейл Вудс – хранитель отдела средневекового искусства.

Маркус и Кейт обменялись с представленными рукопожатиями.

– В прошлом году я была в Женеве – ваша статья о реставрации средневековой броши была восхитительной, – обратилась Кейт к реставратору. – С тех пор я ее везде цитирую, – добавила с довольной улыбкой. – Надеюсь, вы не будете возражать, если я, пользуясь случаем, поэксплуатирую ваши знания? У меня приготовлен огромный список вопросов.

Саанви слегка смутилась и с готовностью кивнула.

Люсия заулыбалась, глядя на Кейт.

– Похоже, мы не ошиблись в выборе, – сказала она и повернулась к Маркусу: – Джейн уверяла, что вы отлично работаете в паре.

– Безусловно, – заверил Маркус, демонстрируя свою лучезарную улыбку. – По крайней мере, до тех пор, пока я точно исполняю все указания доктора Кирби.

В очередной раз Кейт была поражена его непринужденным поведением и природным обаянием. Ему было комфортно среди известных дизайнеров и их бесценных творений, но с такой же легкостью он общался с учеными или журналистами.

– Итак, мы не можем позволить вам прикасаться ни к одному экспонату, – объявила Люсия. – Я знаю, вы подписали все необходимые инструкции, просто хочу еще раз предупредить.

Кейт кивнула и посмотрела на фотографа.

– Не проблема, – пожал тот плечами.

Когда Люсия набирала код на двери в комнату-хранилище, сердце Кейт учащенно забилось. Кто знает, на пороге каких открытий она сейчас стоит? Когда одни люди смотрят на драгоценный камень или ювелирное украшение, они видят поразительную красоту и самоотверженный труд. Другие – любовь и надежду. Но работа Кейт как ученого состояла в том, чтобы за сиянием и блеском каждой драгоценности разглядеть подлинную историю ее создания – как, а самое главное, почему ее сделали. Именно она должна была восстановить утерянную связь между мастером и последующим обладателем его изделия. Иногда она обнаруживала на этом пути разбитые сердца и предательство. Бывало, и убийства. Это были головоломки, которые она никогда не уставала решать.

Чтобы успокоить сердцебиение, Кейт сделала глубокий вздох, выдохнула и ступила в хранилище. Ее глаза заметались между тремя рядами столов, покрытых бархатом. Она то пробегала взглядом по лентам золотых ожерелий, украшенных цветной глазурью, то проплывала по лужицам сапфира и бирюзы, затем, проскакав по длинным рядам золотых пуговиц и бриллиантовых колец, ее взгляд замер у пьедестала, на котором покоился самый большой изумруд, который ей довелось видеть. Волоски шевельнулись на ее запястье.

– Бум! – воскликнул Маркус, появившись в хранилище со своим фотоаппаратом. – Теперь я понимаю, что чувствовали те люди, когда они нашли клад и первый алмаз блеснул своими гранями, оказавшись на свету. Меня аж до кишок пробрало.

– Меня тоже, – сказала Кейт, опираясь на ближайший стол.

Она стеснялась признаваться, что иногда первый взгляд на знаменитую драгоценность, которую она жаждала увидеть, приносил ей разочарование. Это как встретить Тома Круза и обнаружить, что в реальной жизни он гораздо ниже ростом. Или когда Дэвид Бекхэм вдруг заговорит писклявым голосом. Разве может реальность конкурировать с отретушированной глянцевой картинкой, которую журналы представляют миру?

Но на этот раз разочарования не произошло.

Саанви бросила на Кейт понимающий взгляд и повела гостей к дальнему столу.

– Трудно поверить, что эта коллекция была зарыта в пятнадцатом столетии, – сказала она, указывая на ожерелья, покрытые глазурью. – Они в первозданном виде. Если бы их носили, они бы не сохранились. Глазурь стерлась бы, а золото и камни, скорее всего, продали или отправили на переделку. Если начнем отсюда, я извлеку часть экспонатов, которые вы запрашивали. Остальные находятся в комнате, где мы только что были. Там их обследуют перед тем, как отправить обратно в хранилище. Вот…

Кейт подошла вплотную к краю стола, задрапированного бархатом, направила лампу под нужным углом, достала из сумочки лупу и склонилась над тусклой камеей – византийским кулоном. Каталожное изображение не передавало ни мягких складок мантий, ни покаянного наклона головы.

– Белый сапфир?

– Да. Это святой Фома. А высокая фигура с поднятыми руками – Иисус, предъявляющий доказательства своему апостолу, что он был распят на кресте.

– И воскрес, – продолжила Кейт, борясь со страстным желанием провести пальцем по рельефной фигуре святого Фомы и контурам золотой горы.

Вместо этого она достала блокнот с ручкой и принялась делать записи:

«Неверие апостола Фомы» – самая знаменитая картина Караваджо.

Кейт на мгновение задумалась.

Барельеф из полупрозрачного сапфира навевал на нее нечто глубоко сокровенное и нежное.

На макушке кулона единственная жемчужина – сострадание и упование.

Вера и преданность. Безусловная любовь и надежда.

Что это – талисман, чтобы носить под сердцем?

Кейт представила себе мастерскую византийского ювелира, втиснутую между бесконечными прилавками, с которых идет бойкая торговля брынзой, медовыми лепешками с ароматом лимона, жареными фисташками и всякими сладостями, прямо перед Великим дворцом в Константинополе. А в мастерской гравер тянет шею перед драгоценным камнем, стараясь держать его в лучах света, проникающих через единственное открытое окно. Тонким резцом и крохотным молоточком он прокладывает в камне еле заметные бороздки, обозначая линию волос. Когда рисунок будет закончен, придет черед полировки.

– Кто это там? – спросил Маркус, указывая на каплевидный кулон в дальнем углу стола.

Он уже закончил установку своих штативов и софитов.

– Фома усомнившийся.

– Нас всех не миновала чаша сия, – сострил Маркус, вкручивая в камеру широкоформатный объектив.

Он направил софиты на украшения, и тень легла на его лицо, обозначив морщины напряжения под глазами и на лбу.

Кейт вернулась к своим мыслям. Она снова написала в блокноте «Фома усомнившийся» и обвела надпись кругом.

Сомнения никогда не покидали ее. Каждый день в своих статьях и эссе она задавалась вопросом: «А что, если?» «Вопросы прошлого поглощают всю твою жизнь», – сказал ее бывший муж – Джонатан, когда два года назад уезжал в Новую Зеландию. Он выбрал другой путь к исцелению, и, очевидно, Кейт не вписывалась в пейзажи первозданных гор и нескончаемой рыбалки.

– Кейт, – заявил он со всей прямотой, свойственной хирургам, – ты проводишь все свое время, мотаясь по миру в поисках разгадок чужих тайн. А когда ты дома, то запираешься в своей библиотеке, чтобы барахтаться в прошлом, разглядывая богатства других людей. Когда собираешься взглянуть на настоящее?

Джонатан никогда бы не смог понять, какое наслаждение часами просиживать за книгами и архивными документами, изучая драгоценности, которые нашептывали ей секреты давних времен.

На противоположном столе лежали три камеи в виде кулонов: флорентийский портрет, королева Елизавета с испанской армадой и замысловатая резьба на тему басни Эзопа «Собака и тень». Они свидетельствовали о Лондоне семнадцатого столетия. Городе, куда стекались эмигранты, странствующие мастера и народные умельцы. Они пересекали океаны, проходили по шелковым путям, привозя с собой деревянные сундуки и вьючные тюки, набитые специями, семенами и золотом.

– Кейт? – позвал Маркус, настроивший наконец-то свою аппаратуру.

Он стоял перед столом с подборкой изумрудных украшений, которые притягивали взгляд своим блеском, как шеренга эстрадных танцовщиц.

Часы с корпусом из крупного изумруда, изумрудная брошь в виде саламандры и изумрудная камея с барельефом попугая. Саанви, у которой на руках были перчатки, взяла саламандру и поднесла ее под свет одного из прожекторов. Фигурка земноводного существа была выложена из мелких изумрудов в золотой оправе, спаянных вместе. Кейт хотелось бы коснуться пальцами крошечной пасти саламандры, обозначенной черной эмалью, она была почти уверена, что почувствует присутствие зубов. На обратной стороне броши обнаружились две изогнутые заколки для закрепления украшения на шляпе, кроме этого на белом брюшке виднелись многочисленные крапинки черной эмали, которые выглядели как крохотные волоски.

– Мистическое существо, вышедшее из огня, – Саламандра, – напомнила Саанви.

Кейт, разглядывая украшение, склонила голову набок. Это был один из знаковых экспонатов всей коллекции, ему было пятьсот лет, но Кейт пока еще не знала, как он может ей помочь. Брошь как будто хотела ей что-то сказать… Но что?

Маркус указал на изумрудные часы в виде шестигранника и размером с детский кулак.

– Я сначала сфотографирую вот это, – объявил он. – Я никогда не видел такой большой изумруд. Колумбийский?

Саанви кивнула.

– Мусо. Не верится, что камень не раскололся, когда из него вырезали место для часового механизма. Мы думаем, что части часов изготовили и собрали в Женеве.

При взгляде на часы у Кейт перехватило дыхание. В них воплотилось то самое захватывающее и дерзновенное единение мастерства ремесленника с воображением творца, какое, вероятно, ей еще не доводилось видеть в своей жизни. Если кто-нибудь снова спросит ее, почему она работает историком ювелирного искусства, она просто укажет на эти восхитительные часы в изумрудном корпусе. Она переписала точные размеры часов из каталога Саанви, а затем наметила несколько вопросов для себя.

Был ли огранен изумруд в Лондоне? Через какие города мог пролегать его путь в Англию? Принадлежал королевской особе или богатому аристократу?

Следующим экспонатом была серия финифтевых пуговиц, украшенных драгоценными камнями, и вместе с ними нескольких ожерелий с цветами из глазури – розами, колокольчиками и фиалками.

Внимание Кейт привлекли четыре пуговицы, собранные в отдельную бархатную коробочку. Она убедилась, что Маркус и Саанви заняты подготовкой съемок изумрудных часов, что давало ей возможность уделить немного времени личным интересам, не мешая работе других. Пока фотограф отошел к своей сумке, чтобы подобрать другой объектив, Кейт достала из своего альбома прозрачный конверт с рисунками Эсси и положила рядом с четырьмя пуговицами.

– Откуда у тебя этот рисунок? – спросил Маркус, оказавшись позади Кейт. – На нем точно такая же пуговица, да?

Кейт вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, приложила указательный палец к губам, глядя в удивленные глаза Маркуса.

Кейт потратила годы, чтобы получить доступ в музей к этим пуговицам, и тут оказалось, что рисованная пуговица действительно похожа на те, что лежат перед ней.

Эсси – или тот, кто нарисовал это для нее – точно запечатлела образ. И дух. Кейт представила, как цепочка таких прелестниц тянется вдоль спины чопорного платья Елизаветинской эпохи или как они прочно держат развевающийся на ветру плащ джентльмена, скачущего галопом на лошади. Ее прабабушка могла увидеть такую пуговицу где угодно. Не было никаких оснований считать, что рисунок Эсси сделан с пуговицы, найденной на Чипсайде.

Глаза Маркуса заметались между Саанви, которая готовила экспонат к съемке, и Кейт. Затем он задержал дыхание и одними губами проговорил: «Извини».

Кейт пожала плечами и убрала конверт с рисунком обратно в блокнот, надеясь, что он поймет намек.

Когда Маркус отошел и Кейт снова осталась наедине с пуговицами, она решила, что совпадение рисунка с настоящими ничего не доказывает. Просто похожие, вот и все.

Взглянув на изумрудные часы, Кейт вдруг подумала об Эсси. Ее прабабушка, как все ирландки, обладала даром рассказчицы, и она пела Кейт перед сном необыкновенные песенки, в которых главными героями были гномы и королевы фей. С каждой ложкой колканнона[2]Колканнон – традиционное ирландское блюдо, готовится из картофельного пюре и капусты. она потчевала своих внуков преданиями и разными историями. Но для Кейт самым любимым был рассказ о таинственном человеке, который очаровал Эсси своими изумрудными глазами, когда она встретила его на Чипсайде.