Онлайн чтение книги Потомки скифов
Глава десятая

Прогулка верхом. — Скифские скальпы. — Зубной врач. — Металл в кузнице. — Конфликт археолога с лошадью. — Рассказ Рониса. — Золотые залежи. — Вот кто был автором завещания!

— Неплохой, совсем неплохой всадник получился из нашего Артема, — шутил Иван Семенович, любуясь тем, как ловко гарцует на коне юноша.

— Что я! — отшучивался Артем. — Ведь я с детства мечтал быть кавалеристом. Вы посмотрите на Лиду, Вот класс! Сидит в седле, будто никогда с него и не слезала!

— А почему молчите обо мне? — обиженно заявил Дмитрий Борисович. — Честное слово, я никогда в жизни не ездил верхом!

Но Артем сделал шутливый комплимент не ему, а геологу:

— А Иван Семенович и тут остается нашим командиром! Готов побиться об заклад, что он смело может состязаться с любым скифским конником, даже с нашим другом Варканом.

Молодой скиф сам вызвался сопровождать чужеземцев во время осмотра ими становища. Он взял с собой еще двух молодых воинов из дружины Сколота. Варкан охотно рассказывал обо всем, что интересовало его новых друзей, и даже научился с помощью Артема произносить несколько слов на странном для него языке.

Наши друзья ехали на конях, подаренных им Сколотом.

Варкан распределил их между гостями. Крепкого вороного коня он подвел Ивану Семеновичу. Небольшой гнедой тонконогий конь достался Артему.

А для Дмитрия Борисовича и Лиды Варкан подобрал маленьких спокойных кобылок.

И все же археолог не сразу отважился сесть на свою лошадь. Он озабоченно спросил Варкана:

— Вы считаете, друг мой, что это животное не подведет меня? Оно действительно спокойное? Ибо, видите ли, мне очень не хотелось бы иметь какие-то недоразумения с конем, поскольку до сих пор мои взаимоотношения с подобными существами ограничивались… гм… так сказать, созерцанием…

Варкан успокоил ученого, заверив его, что эта лошадка — самая спокойная и мирная в огромном табуне скифского вождя.

С большим интересом осматривали друзья скифское становище. Решительно все привлекало их внимание. Они видели высокие и пышные кибитки на шестиколесных возах знатных скифов-старейшин, которые важно восседали на шкурах, окруженные прислугой и рабами. Видели меньшие шатры охотников, видели убогие кибитки, около которых толпились бедно одетые невольники, те самые люди, о которых рассказывал им Варкан. Впрочем, разве не такими же самыми рабами в руках старейшин были и все простые скифы, целиком зависимые от богачей?.. Ведь и они не имели почти никакого имущества, кроме бедной кибитки на колесах и незамысловатой домашней утвари. Вся их жизнь, их работа с утра до вечера служили нуждам и потребностям богачей, знатных скифов-старейшин, для которых они пасли скот, для которых охотились…

Лишь кое-кто из молодого поколения простых скифов, тот, кто отличался храбростью и мужеством, мог завоевать себе иную жизнь. Это были воины Сколота, вернее, та часть, которую представляли собою молодые выходцы из незнатной массы. Связанные с бедными скифами, они не теряли таких связей, хотя и находились среди воинов вождя. Эти молодые; воины, одетые несравнимо скромнее, чем сыновья старейшин, держались несколько иначе от тех, приносивших и сюда заносчивость своих знатных отцов. Поэтому молодые воины, к числу которых принадлежал Варкан, не любили знатных скифов, чванливых и спесивых. Это было сразу заметно по поведению Варкана и двух его товарищей, которые держались в стороне, когда ученые приближались к кибиткам старейшин, и, наоборот, охотно принимали участие в их беседах с простыми скифами. Их положение, как и воинов вождя, давало возможность держаться независимо. Но было заметно также и то, что знатные скифы платили им той же неприязнью, относились к ним, пожалуй, даже презрительнее и искоса поглядывали на тех из них, кто поддерживал дружеские отношения с потомками греческих пленных.

Таковы были выводы Артема из всего виденного. Он снова вспомнил неясный, уклончивый ответ Варкана на его вопрос в кибитке вещунов в ту памятную ночь. Почему Варкан избегал ясного прямого ответа? Обязательно надо будет снова спросить у него! Только, к сожалению, не теперь… Придется отложить.

Археолог с жадностью впитывал впечатления, какие в изобилии давала развернувшаяся перед ним подлинная жизнь древних скифов, о которой так скупо повествовали греческие источники или данные археологических раскопок. Варкан едва успевал отвечать на вопросы Дмитрия Борисовича, они сыпались точно из рога изобилия. Молодой скиф мог передохнуть — да и то очень ненадолго! — лишь тогда, когда Дмитрий Борисович испытывал необходимость поделиться с кем-нибудь из товарищей своими наблюдениями и впечатлениями, буквально переполнявшими его.

— Очень интересно, просто невероятно интересно! — восклицал он, поблескивая из-под очков глазами и сдвигая шляпу на затылок. — Видите ли, Артем, у наших скифов полностью сохранился строй, описанный еще Геродотом. Древнегреческий историк писал, что скифы состоят из разных племен, находящихся на разных ступенях развития и отличающихся своим общественным устройством. Так, он отмечал глубокое различие между жизнью скифов, которые продолжали вести кочевой образ жизни, и скифов, ставших землепашцами. Кстати, наши хозяева принадлежат к племени кочевников — охотников и воинов.

— Ну и что из того? — равнодушно откликнулся Артем, которого эти тонкости не очень интересовали.

— Как так «что»? — вспыхнул археолог. — Но ведь это проливает яркий свет на самые спорные проблемы истории! Подумать только: Варкан говорит, что неподалеку находится племя хлебопашцев. Оно вынуждено обменивать продукты своего производства у кочевников! Ах, успеть бы все увидеть, изучить!

Артем подумал: «Успеть! Чего-чего, а времени, кажется, хватит с излишком… Ведь о возвращении назад и мечтать не приходится…»

Но Артем не долго предавался этим грустным размышлениям. Развернувшаяся церед ним жизнь захлестнула его. Друзья ехали по большой улице, точнее говоря, по широкой дороге, которая пересекала становище и шла мимо леса, огибая его гигантские деревья с розоватой листвой.

Круглые войлочные кибитки поднимались справа и слева; кое-где между ними оставались узкие проходы. Большинство наиболее пышных жилищ находилось в центре небольшой площади — это были богатые, просторные дома знатных скифов. Они стояли на огромных телегах о шести колесах, похожих на громоздкие барки.

Особенно бросались в глаза большие кибитки из красного войлока. Они принадлежали самым богатым. Вокруг них на почтительном расстоянии теснились десятки маленьких неказистых юрт, в которых ютились родственники знатного скифа, прислуга и рабы.

Цветные ленты, украшавшие входы и вершины кибиток, призваны были отгонять от дома злых духов. Этой же цели служили металлические бляхи, нашитые прямо на войлок. Внутри жилищ на столбах висела различная утварь. Чем богаче был владелец дома, тем больше в нем было утвари и тем ценнее была она.

Возле одного из богатых домов внимание Артема привлекли два столба с протянутым между ними ремнем, на котором покачивались маленькие разноцветные шкурки — черные, белесые, рыжие. Можно было подумать, что это сушились меха каких-то маленьких зверьков.

Указав на них рукою Варкану, юноша спросил:

— Что за зверьки?

Варкан догадался, что именно интересует молодого чужеземца. В ответ он кивнул на уздечку своего коня, украшенную такими же шкурками. Но Артем лишь пожал плечами, как бы говоря, что ничего не понимает. Молодой скиф поднял руку к своей голове и быстрым движением обвел верхнюю часть, словно собираясь срезать ее. Артем все еще не мог понять объяснений Варкана. Тот повторил движение, но уже вокруг головы юноши, и затем легонько дернул его за волосы, указывая при этом на сморщенные шкурки, украшавшие уздечку. На лице его играла широкая добродушная улыбка.

Артем начинал догадываться. Неужели?!. Он посмотрел еще раз на Варкана, на шкурки и затем обратился к археологу:

— Не знаю, правильно ли я понял Варкана, Дмитрий Борисович, но мне кажется, что скифы — охотники за скальпами. Может ли такое быть?

— Так оно и есть, — невозмутимо ответил археолог.

— Но ведь это же омерзительно! — вырвалось у Артема.

— С точки зрения скифа, это весьма почетное занятие. Да, да, мой молодой друг, у скифов действительно существовал обычай — снимать скальпы с убитых врагов. Скальпы на уздечке скифского воина — это свидетельство личного мужества, отваги, боевой хитрости. Как мы видим, этот обычай сохранился и у нашего племени. Варкан горд своими украшениями. Должно быть, он даже удивлен, что у нас нет таких шкурок, ибо очень уважает нас. Вот сейчас проверим.

Археолог заговорил с Варканом. Скиф живо ответил ему, а потом отвязал от уздечки одну шкурку и протянул ее Артему.

— Что такое? — удивился юноша.

Дмитрий Борисович рассмеялся:

— Это прямо чудесно! Варкан хочет подарить вам одну из своих шкурок.

— Но зачем?

— У него их много, а у вас нет. Вот он и намерен украсить уздечку вашего коня. Учтите — это благородный поступок, щедрость необыкновенная. Отказываться неудобно — вы обидите этим своего друга.

Юноша отмахнулся:

— Что я буду делать с этим скальпом, Дмитрии Борисович? Да меня просто тошнит, когда я смотрю на эту штуку… Нет, не надо!

Археолог повторил свои доводы, убеждая Артема, что отказываться неприлично, но Артем нашел выход:

— Скажите Варкану, Дмитрий Борисович, что в нашей стране нет обычая носить такие шкурки. Конечно, я ему очень благодарен, но прошу оставить скальп у себя. Думаю, теперь он не обидится.

— Надеюсь. Сейчас переведу, Артем.

Со стороны кибитки, возле которой собралась толпа скифов, доносились какие-то странные стоны и крики. Это привлекло внимание друзей, и они направили своих коней к кибитке. Люди расступились перед всадниками, Дмитрий Борисович отметил, что это древний обычай: пеший обязан уступить дорогу конному, ибо конный — человек знатный. Однако собравшиеся у кибитки сделали это неохотно, что можно было прочесть на их угрюмых лицах. Впрочем, узнав Варкана, они подобрели. И еще раз Артем подумал: «По какой же причине молодой скиф пользуется любовью простых людей?..»

Перед кибиткой на корточках сидел старый бородатый скиф, вцепившись руками в войлочную подстилку. Башлык его был сдвинут назад, из глаз катились слезы, рот широко раскрыт, и в нем ковырялся большими клещами другой скиф, имевший, судя по женскому наряду, отношение к вещунам. На его сморщившемся от напряжения лбу собрались крупные капли пота. Должно быть, операция продолжалась уже порядочное время, так как и пациент и лекарь совершенно изнемогли.

Пациент мычал и стонал, изредка хватаясь рукой за подбородок. Лекарь раздраженно приказывал ему не двигаться, локтем запрокидывая его голову назад.

— Какое варварство! — возмутилась Лида.

— А что особенного? — возразил ей Иван Семенович. — Разве у нас в прекрасной поликлинике не так же варварски выдирают зубы? Разница не так уж велика, должен вас заверить. Сидит ли пациент в кресле или на земле, никелированы ли клещи лекаря или нет — какая разница в конце концов?.. Характер операции не изменился на протяжении тысячелетий — вот что главное…

На Дмитрия Борисовича эта сцена произвела огромное впечатление. Он внимательно следил за работой зубодера, как бы не веря своим глазам. Наконец он воскликнул:

— Нет, это замечательно! Вот оно, подтверждение знаменитого рисунка на электровой вазе из кургана Куль-Оба! Там как раз изображено лечение зубов у скифов! Изумительно!

— Электровая ваза? — переспросил Артем. — Вы не ошиблись, Дмитрий Борисович? Что это за штука такая — электровая? Электрическая, что ли?..

— А, — отмахнулся археолог. — Электровая — это значит сделанная из электра, или электрона, — естественного сплава золота с серебром. Знать надо, товарищ студент геологического института!

Артем только пожал плечами: откуда он мог знать какой-то там редкий сплав?

В этот момент что-то громко хрустнуло, и лекарь извлек изо рта больного обломок зуба. Лида вскрикнула и отвернулась. Лекарь внимательно осмотрел обломок, недовольно покачал головой и, пригрозив кулаком больному, который уже собирался встать, снова сунул ему клещи в рот. Операция продолжалась.

— Нет, друзья, довольно этого зрелища! — воскликнул Иван Семенович. — Поехали дальше!

Он повернул коня, посмотрел вперед и добавил:

— Вот это мне кажется более интересным! Поглядите, как весело и непринужденно обедает эта компания!

Шесть бородатых скифов сидели на земле у костра. Они сняли свои меховые и войлочные башлыки, положили их около себя и забыли, казалось, обо всем на свете, кроме еды. Большой бронзовый котел висел над костром, от него валил пар, далеко распространяя острый запах какой-то похлебки. Каждый из скифов держал в руках большой кусок дымящегося вареного мяса. Они раздирали мясо зубами, со вкусом ели его и запивали кислым кобыльим молоком, по очереди наклоняясь над вместительной посудиной.

Люди ели молча, словно священнодействовали. Варкан бросил им несколько слов. Скифы на миг перестали есть и посмотрели в его сторону. Узнав Варкана, они пригласили его и спутников разделить с ними трапезу. Варкан вопросительно посмотрел на чужеземцев.

— Нет, нет, — отказался Иван Семенович. — Спасибо. Мы сыты. К тому же нам некогда.

А Дмитрий Борисович задумчиво проговорил:

— Какой гостеприимный народ! Смотрите, ведь это по всем признакам совсем небогатые люди. Мясо у них, видимо, бывает не так уж часто. И вот приглашают, рады поделиться…

Артем обратил внимание на то, с каким интересом рассматривают встречные скифы Лиду. Даже он, Артем, прославивший себя победой над Дорбатаем, не вызывал такого интереса. Случалось, что кто-нибудь из скифов разинув рот смотрел на девушку, даже не замечая ее друзей. Артем терялся в догадках. Его недоумение разрешила Лида.

— Но ведь это совсем просто, Артемушка! — сказала она, не задумываясь. — Скифские женщины все в головных уборах с поднятыми вверх краями. А я простоволосая.

— Ну и что?

— Глупый! Для их глаза это, должно быть, все равно, что для старого турка увидеть женщину без чадры, с открытым лицом.

— Стало быть, ты шокируешь их? Нехорошо, Лида! На твоем месте я повязал бы чем-нибудь голову.

— Чудак ты, Артемушка! Пускай смотрят!..

Друзья подъехали к небольшой кузнице, где работал здоровенный, обнаженный до пояса скиф в широком кожаном фартуке. Можно было залюбоваться его четкими, размеренными и сильными движениями. Красные отблески огня падали на его блестящее от пота лицо. Тугие выпуклые мышцы ритмично перекатывались под глянцевитой темной кожей рук. Небольшие бруски металла лежали около горна. Кузнец работал, нисколько не обращая внимания на зрителей.

Варкан удивленно переводил взгляд с кузнеца на своих спутников, он не понимал, что могло заинтересовать здесь чужестранцев. Но он удивился еще больше, когда Иван Семенович соскочил с коня; подбежал к горну, схватил холодный брусок и стал внимательно изучать его. Кузнец, положив молот на наковальню, уставился на странного посетителя. Молча положив брусок на место, геолог взобрался на коня и, тронув поводья, сказал:

— Я вспоминаю наши беседы о возможности использования скифских памятников для поисков руды. Так вот, Дмитрий Борисович, эти бруски возле наковальни — настоящая бронза! Интересно было бы узнать, где скифы добывают руду? Если где-нибудь поблизости, то…

— Сейчас, сейчас! — археолог повернулся к Варкану и о чем-то быстро заговорил. Выслушав ответ молодого скифа, он сказал геологу: — Так и есть! Варкан говорит, что они добывают руду совсем недалеко отсюда. Он даже предлагает, если только мы желаем, поехать туда.

— С большой охотой! — воскликнул геолог, жестом приглашая молодого скифа показать дорогу. Варкан круто повернул коня и, пригнувшись к его шее, пустил его в галоп. Друзья едва поспевали за ним.

Варкану, должно быть, надоело томиться во время частых остановок. Теперь он решил развлечься быстрой ездой. Иван Семенович с наслаждением отпустил поводья; его конь не хотел отставать от варкановского. Точно так же поступили и другие всадники. Артему, по правде говоря, было немного страшновато, но признаться в этом друзьям он не хотел и отдался на волю коня. Лида закусила губу, крепко держась за поводья, но даже не делала попытки остановить свою кобылку.

И все они только через несколько минут вспомнили о Дмитрии Борисовиче. Где же он? Археолог исчез!

Они уже успели миновать становище и теперь неслись степью. Своей грудью кони рассекали высокую желто-розовую траву, которая могла с головой скрыть человека. Но где, в самом деле, Дмитрий Борисович?

— Варкан! Варкан! — закричал Артем. — Стой! Дело есть! — Он тяжело дышал после быстрой езды.

Скиф остановил коня.

— Дмитрия Борисовича потеряли! — воскликнул Артем.

— Действительно, где он? — оглянулся вокруг и Иван Семенович.

Варкан всматривался назад. Но и там он нигде не видел археолога.

— Дмитрий Борисович! Дмитрий Борисович! — раздались дружные возгласы.

Откуда-то донесся едва слышный ответ:

— Я здесь…

— Где?

— Здесь… в степи…

— Давайте сюда, к нам!

— Не выходит…

— Почему? — удивился Артем, всматриваясь в сторону, откуда доносился голос. Но перед ним была только ровная степь, на которой волновалась высокая и густая розовая трава.

— Подъезжайте ко мне!.. — снова донесся голос Дмитрия Борисовича.

Артем вопросительно посмотрел на геолога, тот кивнул головой, и юноша, натянув поводья, поскакал назад.

Первым, что Артем заметил среди густой травы, была голова лошади археолога. Эта голова поднялась на мгновение, посмотрела на приближавшегося юношу и снова скрылась в розовой траве: выходит, в ней было нетрудно спрятаться даже лошади, такая она была высокая. А вот и сам Дмитрий Борисович. Его лицо было рассерженным, в голосе звучало явное раздражение. Дмитрий Борисович гневался! На кого же? Все стало ясно с первых же слов геолога.

— Такое, значит, у вас отношение к старшим, молодой человек? Ускакали, а что случится со мной, вам безразлично?

— Дмитрий Борисович, да я…

— Молчите! Эта проклятая лошадь вовсе не такая уж спокойная, как все уверяли меня. Она понесла, и я не мог удержать ее… Я просил ее, умолял, но ничего не подействовало…

Артем едва удержался от смеха.

— Чего я только не делал! Я сжимал ей бока ногами, кричал на нее. Куда там! Проклятое животное мчалось как ветер, стараясь сбросить меня…

— Да это она просто шла галопом.

— Молчите, говорю я вам! Галоп я прекрасно знаю, видел в кино. Это когда конь хоть и быстро, но размеренно скачет, а человек ритмично подскакивает в седле вместе с ним. Если б это был галоп! Но разве тут можно ритмично подскакивать, когда, говорю я вам, это чудовище все время стремилось сбросить меня через голову?..

Артем отвернулся, чтобы археолог не заметил, как его душит смех.

— Тогда я ухватился обеими руками за ее шею, выпустив поводья, которые уже были ни к чему. И тут же потерял попону, заменяющую у них седло. Кстати, ничего смешного тут нет, Артем! Это неучтиво и бестактно — смеяться, когда вам рассказывают о таких ужасных неприятностях!

— Я… я не смеюсь, Дмитрий Борисович… Я внимательно слушаю и даже сочувствую вам… Это я просто тяжело дышу после быстрой езды…

— И вот когда я в последний раз сделал попытку повлиять на свою бешеную тварь… — при этих словах ученый гневно посмотрел на кобылу, которая мирно паслась рядом, — когда я крикнул ей в ухо: «Стой, чертовка!» — что бы вы думали она сделала?

— Остановилась, должно быть?

— Откуда вы знаете? — подозрительно спросил археолог. — Ну да, остановилась. Но как? Проклятое животное остановилось, но не сразу. Вначале оно остановилось передней своей частью. Да, да! Я хорошо помню! А задняя тем временем продолжала скакать, вот что!

— Но как же это могло…

— Задняя продолжала скакать, говорю я вам. Впрочем, не знаю, долго ли это продолжалось, так как в конечном счете я не выдержал. Подброшенный задней частью, которая скакала, я перелетел через переднюю, которая уже остановилась, перевернулся в воздухе, словно кошка, и оказался на земле. И как только у меня уцелели кости? Лишь после этого кобыла окончательно остановилась… Но что это с вами?

Артем припал к шее коня — и хохотал. Он понимал, что это невежливо, что нельзя смеяться над неудачей другого, да еще такого почтенного человека, как Дмитрий Борисович, но что он мог сделать? Такого смешного рассказа ему не приходилось еще слышать.

— Перестаньте смеяться, молодой человек. Мне, например, вовсе не смешно. Ну!..

Наконец Артем успокоился. Вытирая выступившие от смеха слезы, он спросил:

— Но почему вы не догнали нас, когда мы вас звали?

Археолог уничтожающе посмотрел на него.

— Вы что же, полагаете, будто эту тварь так легко уговорить, чтобы она разрешила снова сесть на нее? Вот уже с четверть часа я пытаюсь сделать это, но она и слушать не хочет. Я к ней, а она от меня. А еще говорили, что она спокойная, послушная! — с неподдельным отчаянием закончил Дмитрий Борисович.

— Вы бы ее за повод взяли.

— Попробуйте это сделать сами, молодой человек. У нее спереди, между прочим, имеются зубы. А сзади — копыта.

Артем почувствовал, что на него накатывается новый приступ смеха. С трудом сдерживая себя, юноша соскочил с коня, подошел к кобыле Дмитрия Борисовича, взял ее за повод и подвел к незадачливому хозяину.

— Садитесь, Дмитрий Борисович. Я подержу ее.

Археолог очень подозрительно посмотрел на него: слишком уж легко справился Артем с непослушной лошадью! Но их уже звали товарищи, надо было торопиться. Неуклюже перевалившись через хребет кобылы, Дмитрий Борисович с трудом вскарабкался на нее. Спустя минуту два всадника мирно ехали рядом. Археолог молча и недоверчиво поглядывал то на кобылу, которая почему-то вела себя совершенно спокойно, то на Артема. Наконец Дмитрий Борисович вздохнул и обратился к юноше:

— М-да… Мне кажется, Артем, что наш с вами разговор о характере кобылы имел, так сказать, частный характер… Вряд ли стоит посвящать во все это коллег… Как вы думаете, а?

— Вполне согласен с вами, Дмитрий Борисович.

— Очень рад! Я так и думал, что вы сразу поймете некоторое неудобство. Скажем, я задержался потому, что… — археолог не сразу мог придумать убедительную причину.

Артем пришел ему на помощь:

— Дело в том, что неожиданно ослабла подпруга. Ее нужно было подтянуть, Дмитрий Борисович, а это довольно трудно для непривычного человека.

— Да, да! — обрадовался археолог. — И кроме того, у меня есть к вам… гм… есть сугубо личная просьба. Ну зачем гнать лошадей, точно на пожар? Сдерживайте, пожалуйста, наших отчаянных кавалеристов! Хорошо? Ну куда нам спешить? Только утомляться…

— Ладно, Дмитрий Борисович, — согласился юноша.

Когда археолог и Артем догнали товарищей, которые с волнением и нетерпением ждали их, Артем, как было условлено с археологом, рассказал насчет ослабевшей подпруги. Группа двинулась дальше. Теперь ехали медленнее, и вскоре Дмитрий Борисович повеселел. Он снова охотно переводил даваемые Варканом объяснения. Указывая на склон холма у самого обрыва, к которому они не спеша подъехали, археолог сказал:

— Вот здесь добывают руду. Выносят ее из ямы корзинами. Тут же неподалеку выплавляют металл. Руководит работами приятель Варкана Ронис, тот самый, который так заинтересовал нас всех.

Со стороны холма шли люди. Они несли руду в корзинах к большой печи, врытой в землю. Из трубы поднимался тяжелый дым, стлавшийся по земле.

— Здесь работают потомки невольников, скифов среди рабочих мало, — переводил Дмитрий Борисович, слушая объяснения Варкана. — Сейчас нам принесут образец руды, Иван Семенович.

— Благодарю!

— Кроме того, Варкан вызвал Рониса. Будет интересно побеседовать с ним. Варкан говорит, что он весьма сведущий в этих делах человек…

Иван Семенович внимательно и заинтересованно осматривался вокруг. Такие же склоны и каменистые обрывы, как и везде в этой местности. А-а, принесли руду! Что ж, отличная руда… правда, в ней есть немало примесей, опытным глазом геолога это можно' было заметить сразу. Вот потому-то из этой медной руды и выплавляют бронзу: очевидно, в ней содержится какая-то доля олова или сурьмы, цинка или свинца… Да, это так. Бронза из такой руды должна получиться неплохая. Но…

Иван Семенович обратился к Дмитрию Борисовичу:

— С бронзой все в порядке, Дмитрий Борисович. Мое любопытство удовлетворено. Но вот возникает один вопрос…

— Какой? — осведомился археолог.

— Насколько мне известно, хотя я всего лишь геолог и не имею отношения к археологии, древние скифы жили уже не в бронзовом веке, а в железном, не так ли?

— Конечно, Иван Семенович. В их время железо уже широко вошло в быт, скифская культура сформировалась в период полной победы железа над бронзой.

— Вот и я так думаю. Мы же с вами видим у нашего племени явное преобладание бронзы над железом. И добывают они именно бронзу, ведь правда? То, что мы наблюдаем здесь, доказывает это. В чем же дело, почему бронза, а не железо?

Дмитрий Борисович нерешительно покрутил свою бородку. Он не мог найти ответа на этот вопрос.

— И правда, почему? — задумчиво повторил он вопрос Ивана Семеновича. — Конечно, и тогда, когда бронза уступила свое место железу, этому металлу бога войны Ареса, существовали еще и бронзовые наконечники стрел, и бронзовые украшения, и медные шлемы, котлы и прочее. Но ведь не это определяло эпоху, вы совершенно правы, дорогой Иван Семенович. А здесь налицо именно производство бронзы…

— И никаких признаков железа, заметьте, — добавил геолог,

— Да, странно… Послушайте, Иван Семенович! — Глаза Дмитрия Борисовича вдруг вспыхнули догадкой. — А что, если наши скифы, которые в свое время уже жили в железном веке, потом, оказавшись в отрезанной от мира пещере, вынуждены были возвратиться назад, к бронзовой индустрии? Что вы скажете?

— То есть как «возвратиться»? По щучьему веленью, что ли? Пока что не понимаю вашей мысли, Дмитрий Борисович.

— А ведь это вполне возможно, Иван Семенович! Наши скифы оказались в пещере, так?

— Согласен, и что же дальше?

— И когда они пытались найти в этой изолированной от всего окружающего пещере железную руду, ее не оказалось. Понимаете? А медная была. И они снова начали пользоваться ею, а не железом. Возвратились таким образом к бронзовому веку. А что им еще оставалось делать?

Теперь задумался и Иван Семенович. Что ж, мысль Дмитрия Борисовича хотя и была довольно спорной, но отказать ей в логичности было нельзя…

— Ладно, попробуем принять вашу догадку как некую гипотезу, — наконец ответил он.

— А мне кажется, что это уже не гипотеза, а достаточно веское утверждение. Во всяком случае, при данных обстоятельствах, — уже запальчиво заявил Дмитрий Борисович, который, как и следовало ожидать, окончательно увлекся своей идеей.

Иван Семенович осторожно промолчал: ладно, мы еще успеем проверить все это!..

— Только посчастливится ли нам поделиться с кем-нибудь сделанными тут открытиями? — тихо заметил Артем, которого мало интересовала дискуссия о железе и бронзе. Хмурый вид высоких каменистых обрывов напомнил ему о необычайности всей этой обстановки, о том, что они находятся в странном, отрезанном от всего человечества мире, глубоко под землей… Ах как глубоко! Далеко!..

— Что за пессимизм, Артемушка? — с ласковым укором ответила ему Лида. — Ты что же, думаешь, что мы не возвратимся отсюда?

Артем промолчал. Ему было немного неловко: действительно, что он мог ответить? Эта фраза вырвалась у него невольно. Но внимание Лиды уже привлекло нечто иное.

Послышался топот коня. Все оглянулись. На небольшой косматой лошадке к ним приближался тот самый человек, от которого они услышали первую греческую фразу.

Одетый в смешанную полугреческую, полускифскую одежду, смуглый, безбородый и потому очень отличавшийся от бородатых скифов руководитель работ производил необычное впечатление. Товарищи уже знали, что Ронис — такой же потомок плененных когда-то греков, как и все остальные. Но вел он себя с достоинством, его большие умные глаза смотрели на собеседника спокойно и смело. На чисто выбритом лице играла вежливая улыбка, которая словно подчеркивала, что этот потомок пленных, этот почти невольник знает себе цену и не привык задумываться о своей судьбе.

Ронис приветливо поздоровался с чужеземцами, искренне и по-дружески обнялся с Варканом, который сразу же начал оживленно беседовать с ним. Видно было, что оба они давние друзья, понимающие друг друга с полуслова. Ронис слушал Варкана, слегка склонив голову и посматривая на чужестранцев. Его внимательные глаза перебегали с одного на другого. Вот он на мгновение остановил свой взгляд на Лиде. Только на мгновение, так как после этого он сразу же посмотрел на Дмитрия Борисовича. Но Лида успела заметить внимательный, дружеский взгляд и запомнила его.

Варкан замолчал, Ронис что-то коротко ответил ему и обратился к Дмитрию Борисовичу. При этом взор его продолжал перебегать с одного чужеземца на другого, словно он хотел показать, что его слова обращены ко всем. Он говорил непринужденно, как равный с равными. Речь его текла плавно, он не подыскивал слов. Дмитрий Борисович иногда даже забывал переводить — с таким увлечением слушал он мягкие фразы грека.

— Мне очень приятно, — говорил Ронис, — рассказать о своей работе мудрым и просвещенным чужестранцам. Варкан сказал, что им хотелось бы познакомиться с тем, как добывается и обрабатывается руда. Я готов сопровождать их и давать необходимые разъяснения…

Осмотр продолжался недолго. Хотя это и могло показаться странным, он интересовал не столько Ивана Семеновича, сколько Дмитрия Борисовича. Впрочем, это понятно: кустарные способы добычи руды не могли привлечь большого внимания опытного инженера-геолога. Гораздо больше занимали его направление и мощность жил.

Зато Дмитрий Борисович живо интересовался всем. Он обращал внимание на каждый молоток, каждую лопату, на одежду рабочих — ничего не ускользало от его внимания! То и дело раздавались его вздохи:

— Был бы у меня фотоаппарат!..

Но аппарата не было, и Дмитрий Борисович старательно зарисовывал в свою записную книжку все, что привлекало его внимание.

Артем рассеянно следил за археологом — мысли его все время возвращались к одному: почему имя Рониса кажется ему знакомым? Откуда он знает его? Или иначе — это имя напоминает ему что-то знакомое…

Теперь по просьбе друзей Ронис рассказал о себе — так же сдержанно и спокойно, хотя изредка в его голосе и прорывалась глубокая печаль.

— Да, я родился здесь, — говорил он. — Но никогда в жизни не забывал того, что рассказывали в нашей семье, передавая от отца к сыну. Мои далекие предки были захвачены скифами в плен в Ольвии, во время победы скифов над греками. И скифские победители превратили их в своих рабов. Моих предков и всех их потомков!..

Варкан, рассеянно слушавший до этого Рониса, поднял голову и усмехнулся:

— Ты так говоришь, Ронис, будто твои предки никогда не обращали в рабство скифов. Военное счастье переменчиво, вот и все…

Друзья заспорили, перейдя на скифский язык. Дмитрий Борисович поделился тем временем с товарищами своими мыслями.

— Конечно, Варкан прав. Совершенно естественно, что скифам, гораздо чаще оказывавшимся в рлену у греков, жилось значительно хуже. История, например, помнит множество восстаний среди рабов в греческих колониях. Греческая знать жестоко угнетала своих рабов, преимущественно скифов, захваченных в плен в Причерноморье…

— Ясно, что скифские рабы восставали. А как же иначе могли они бороться за свою судьбу? — отозвался Артем, который никогда не мог оставаться спокойным, если речь заходила об угнетении.

Лида выразительно дернула его за рукав: не мешай!

— Еще две тысячи лет тому назад, — продолжал Дмитрий Борисович, — скифы под руководством энергичного и умного вождя, тоже раба, Савмака, восстали против угнетателей и даже захватили власть в свои руки. Но греческие колонисты задушили это восстание с помощью наемных войск, вызванных из-за моря… Вспомните о знаменитом Боспорском царстве, вспомните о всех колониях греков… О той же известной нам со школы Ольвии… о, об этом можно рассказать немало интересного, и уж никак не в пользу греческих завоевателей!.. Когда-нибудь потом вы напомните мне, друзья мои, и я расскажу вам множество интересных вещей об этом периоде… Но наши собеседники уже снова перешли на греческий язык. Давайте послушаем!

Варкан и Ронис все еще спорили. Наконец скиф воскликнул:

— Ронис, я не понимаю вот чего! Ответь мне начистоту. Как ты можешь жить в ладах с Дорбатаем? Я знаю тебя, знаю немало такого, о чем не знает никто другой. Есть у нас с тобой и много общего, и если бы Дорбатай дознался об этом, он не помиловал бы нас, не так ли?

Ронис утвердительно кивнул головой.

— Но Дорбатай смотрит на меня с нескрываемой злостью, так как он мой враг и не сомневается в том, что и я враг ему. Но ведь и для тебя он враг, я знаю! Почему же он благоволит к тебе? Чем это вызвано? Конечно же, не тем, что ему, мол, нравится твое лицо. Отвечай!

Ронис горько усмехнулся:

— Да, Дорбатай, как видишь, благосклонно относится ко мне. Но ты прав, Варкан, это не потому, что ему нравятся черты моего лица, и еще меньше потому, что он любит меня…

— Так почему же тогда? — настаивал Варкан.

Глаза Рониса блеснули гневом.

— Ладно, слушай, Варкан! — быстро заговорил он. — Слушай! Мы с тобой друзья. Не впервые ты упрекаешь меня в том, что Дорбатай словно бы благосклонно и даже по-дружески относится ко мне. Я скажу тебе, в чем тут дело. Знаешь ли ты, что я покупаю у Дорбатая его расположение ко мне? Оно необходимо для того, чтобы никто не осмеливался мешать мне в моем деле… о котором ты хорошо знаешь. Ради осуществления моих планов, ради достижения моей цели я готов отдать всю свою жизнь — и тебе также известно это! Но для того, чтобы достичь этой цели, мне прежде всего необходима полная свобода. И я покупаю ее у старого вещуна! Тебе ясно?

— Я не понимаю тебя, Ронис…

— Слушай! В моей семье есть старая легенда о каком-то далеком моем прапрадеде. Эта легенда шепотом передавалась от отца к сыну, от сына к внуку и правнуку. Именно так она дошла и до меня. Я расскажу тебе ее, Варкан. Слушай, вот она, эта легенда!

Ронис на миг остановился, словно собираясь с силами.

— Когда-то давным-давно, когда именно — я не знаю, один из моих предков нашел в горах золотые залежи. Они были такими богатыми, эти залежи, что золото не нужно было копать. Его можно было брать голыми руками. Наклоняться — и собирать с земли самородки чистейшего золота. И даже на протяжении всей своей жизни человек не мог бы, работая день и ночь, исчерпать эти залежи, собрать все самородки… Мой предок никому ничего не сказал об этих богатых залежах. Он спрятал тайну глубоко в своем сердце. Только его старший сын узнал об этом. Таково было завещание предка: передавать тайну из уст в уста, от отца к старшему сыну… И вот, как я сказал тебе, эта тайна дошла и до меня. Правда, часть этих залежей давно уже потеряла свою ценность…

— Из нее выбрали все золото?

— Нет, совсем не то. Видишь ли, мой предок нашел два месторождения золота. Одно очень большое, а второе значительно меньше. Я разрабатываю меньшее. Но из него я могу давать в сокровищницу Дорбатая много золота. И этим я покупаю у старого вещуна мою свободу. Он узнал, что только я один знаком с тем местом, где находятся залежи. И конечно, он не собирается вредить мне до тех пор, пока я даю ему золото. А самородков золота мне хватит на всю мою жизнь, хоть бы я прожил еще триста лет! Старый Дорбатай, понятно, хотел бы сам дознаться, откуда я беру драгоценный для него металл. Но он превосходно понимает, успел уже убедиться, что я не скажу ничего, пусть он даже будет пытать меня месяцами…

— Ты говоришь, что он понимает и даже убедился. Откуда и как? — переспросил Варкан.

Вместо ответа Ронис откинул широкий рукав верхнего одеяния и закатал рубашку. На его руке выше локтя были ясно видны большие и глубокие шрамы, будто кто-то кусками вырезал оттуда живое мясо.

— Это, — угрюмо произнес Ронис, — следы того, как Дорбатай узнавал и убеждался, Варкан… Но он вскоре сообразил, что таким образом ничего не узнает от меня, что я скорее умру, чем скажу ему хотя бы одно слово. И тогда он освободил меня с условием, что я ежемесячно буду приносить ему некое условленное количество золота. Потом он решил выследить меня. И из этого тоже ничего не вышло. Ведь я не ребенок, Варкан! Видишь ли, пока что единственное мое оружие — это золото! И я не выпущу его из рук! Мне нужно жить, потому что передо мною великая цель. Ты знаешь о ней, Варкан!

Он умолк. Варкан схватил его руку и искренне пожал ее.

— Не сердись, друг мой Ронис, — горячо проговорил он. — Прости, если я обидел тебя! Прости, что я напомнил тебе о том, чего ты не хотел вспоминать! Но согласись со мной, нужно ведь было выяснить наконец…

— Я не сержусь, Варкан. Это даже лучше, что мы с тобой поговорили и все выяснили. Плохо лишь, что нам пришлось задержать нашей беседой уважаемых чужеземцев!..

— Нет, нет, нам было чрезвычайно интересно слушать вас, — категорически запротестовал Дмитрий Борисович. — И если вы ничего не имеете против, нам очень бы хотелось узнать еще одну вещь.

— Что ж, прошу вас, — охотно ответил Ронис. — Вы и без того теперь знаете достаточно много.

— Почему вы берете золото только из меньших залежей? А что же случилось с большей частью золота?

— Эту большую часть когда-то отрезал огромный завал. Теперь никто не может добраться туда. И никто даже не знает, где это находится. Все это знал только мой предок. Он подробно описал, как найти эти большие залежи, описал в своем завещании. Но он спрятал это завещание в замурованной подземной пещере… И эту пещеру так же точно отрезал завал вместе с залежами…

Дмитрий Борисович встрепенулся: завещание предка, отрезанное от племени скифов завалом, — завещание в замурованной пещере!

Ронис продолжал:

— Но мне хватит, как я уже сказал, и меньших залежей. Даже если бы Дорбатай когда-нибудь и нашел завещание моего пращура — ведь я и сам не знаю, где оно было спрятано! — все равно старый вещун никогда не сможет добраться до больших залежей. За это я ручаюсь. Никто из нас никогда не найдет их, не отыщет это место…

— Почему же? — серьезно и задумчиво спросил Иван Семенович.

— Потому, что мне известно: мой предок добрался к этим залежам далеким, кружным путем. И этот путь идет за горами, — указал Ронис на каменные обрывы. — А горы эти такие высокие, что ни один человек никогда не смог и не сможет перебраться через них.

«Вполне понятно, — подумал Артем, — если принять во внимание, что это совсем не горы, а стены, окружающие огромное подземное пространство, да еще и сходящиеся с его потолком…»

Иван Семенович слушал Рониса с большим вниманием: его рассказ неожиданно оказался чрезвычайно важным. Наконец он снова обратился к греку:

— Это настоящее ваше имя — Ронис? Мне кажется, что оно звучит несколько странно. Куда благозвучнее было бы, скажем, Пронис!

Дмитрий Борисович, волнуясь, перевел. Он хорошо понимал, что имеет в виду Иван Семенович. Может быть, они на пороге решения загадки, которую принес им бронзовый ларец, найденный в замурованной пещере.

Ронис непринужденно отвечал, словно бы речь шла о вполне обычной вещи:

— Пронисом звали моего пращура, о котором я рассказывал Варкану, — он-то и нашел золотые россыпи. А его сына звали уже Ронисом. Внука вновь прозвали Пронисом. И так, чередуясь, это имя дошло до меня. Моего отца звали Пронисом. А сына своего, если бы он у меня был, я бы тоже назвал Пронисом. Такова наша семейная традиция.

Все стало на свое место! У Артема от волнения даже перехватило дыхание. Теперь не оставалось никаких сомнений.

Автор таинственного завещания — далекий прапрадед Рониса! И каждое слово из рассказа Рониса придавало новый вес содержанию пергамента, его указаниям о залежах золота! Пронис, далекий Пронис, мог ли он хотя бы частично представить себе, какие удивительные приключения развернутся вокруг его завещания?..