Онлайн чтение книги Пришельцы ниоткуда
Часть первая. ПРИШЕЛЬЦЫ

ПРОЛОГ

В то мартовское утро я звонил у дверей моего старого друга доктора Клэра, даже не подозревая, что вскоре услышу самый невероятный, самый фантастический рассказ. Я сказал “старого”, хотя нам обоим недавно минуло тридцать, но мы дружим с детства и только года четыре назад как-то потеряли друг друга из виду.

Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в черном платье, какие носят все пожилые женщины в этих краях.

– Если вы на прием, – проворчала она, – то доктор сегодня не принимает, возится со своими опытами!

Клэр – превосходный врач, но он не практикует. Довольно приличное состояние позволяет ему почти все свое время посвящать сложным биологическим изысканиям. В отцовском доме близ Руффиньяка он оборудовал лабораторию, которая, даже по отзывам иностранных ученых, была одной из лучших в мире. Отличаясь большой скромностью, Клэр в редких письмах ко мне лишь вскользь упоминал о своих исследованиях, но, судя по слухам, ходившим среди медиков, я догадывался, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов, которые подходят к разрешению проблемы рака.

Старуха недоверчиво рассматривала меня.

– Нет, мне врачебная помощь не нужна, – ответил я. Просто скажите доктору, что его хотел бы видеть Франк Бори.

– Ах, значит, вы и будете месье Бори? Тогда другое дело. Он вас ждет.

В это время из коридора послышался глубокий, низкий голос:

– Что случилось, Мадлена? Кто там?

– Это я, Сева!

– Черт побери! Входи же!

От своей русской родни по матери Клэр унаследовал шаляпинский бас, статную фигуру сибирского казака и имя Всеволод; от отца, чистокровного француза-южанина, ему достались смуглая кожа и такие темные волосы, что мы в своей студенческой компании прозвали его Черный Свет (Клэр означает “свет”).

Он приблизился ко мне, сделав два широченных шага, едва не вывихнул мне кисть могучим рукопожатием, заставил присесть добродушным шлепком по плечу – это меня-то, игравшего форвардом в регби! – и, вместо того чтобы, как обычно, сразу пригласить к себе в кабинет, почему-то потащил обратно к двери.

– Какой прекрасный день! – торжественно провозгласил он. – Ты приехал – и солнце сияет! Правда, я ждал тебя только к вечеру с автобусом…

– Я приехал на своей машине. Но прости, может, я некстати?…

– Что ты, совсем нет! Я чертовски рад тебя видеть. Как твои дела? Что с вашей новой батареей?

– Тсс… не спрашивай. Ты ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.

– Ладно, ладно, таинственный атомщик! Кстати, спасибо за посылку с радиоактивными изотопами. Они мне сослужили добрую службу. Но больше я не стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.

– Получше? – удивился я. – Что же это?

– Тсс… не спрашивай, – передразнил он меня. – Я не могу об этом рассказывать!

В коридоре позади нас послышались легкие шаги, и мне показалось, что за полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский силуэт. Но, видимо, только показалось: насколько я знал, Клэр был холост и женщинами не увлекался.

Он наверняка уловил мой взгляд, потому что тут же обхватил меня руками за плечи и повернул спиной к двери.

– Дай-ка я на тебя посмотрю! Ты все такой же, совсем не изменился. Ну что ж, пойдем в дом.

– А вот про тебя этого не скажешь. Хоть это и не комплимент, ты что-то постарел!

– Возможно, возможно… Прошу, входи!

Я хорошо знал кабинет Клэра со шкафами, полными книг, из которых лишь немногие имели отношение к медицине. Здесь никого не было, но в воздухе чувствовался слабый тонкий аромат. Невольно я потянул носом, вдыхая приятный запах. Клэр это заметил и объяснил, чтобы предупредить вопросы:

– Ах да, несколько дней назад у меня тут была одна знаменитая актриса – пришла на прием, – и вот запах ее духов все держится. Просто удивительно, до чего дошла химия!

Завязался беспорядочный, как бывает в таких случаях, разговор. Я рассказал Клэру о смерти моей матери и был поражен, когда услышал в ответ:

– Вот как? Очень хорошо!

– Как это “очень хорошо”? – воскликнул я, возмущенный и огорченный.

– Нет, я хотел сказать, что теперь понимаю, почему ты столько времени не появлялся. Значит, ты остался совсем один?

– Да.

– Ну что ж, может быть, я смогу тебе предложить кое-что интересное. Но пока это еще только проект. Я расскажу о нем вечером.

– А как поживает твоя лаборатория? Есть что-нибудь новое?

– Хочешь взглянуть? Идем!

Лаборатория, оборудованная уже после того, как я здесь побывал четыре года назад, располагалась в большой светлой комнате, чуть вытянутой в длину, и занимала всю заднюю половину дома. Бегло осмотревшись, я даже присвистнул от восхищения. Уже с порога я заметил микроманипулятор, искусственное сердце. В прилегающей темной комнате высился огромный рентгеновский аппарат. На столе посреди лаборатории под легким чехлом стоял еще какой-то прибор.

– А это что? – спросил я.

– Так, пустяки. Это еще не готово. Просто модель…

– Вот не знал, что ты сам конструируешь для себя новые приборы. Хочешь, я тебе помогу? Я как-никак физик.

– Посмотрим. Во всяком случае, не сейчас. Пока я предпочитаю об этом не говорить.

– Как знаешь, – сказал я обиженно. – Но если эта штука взорвется у тебя под носом…

Звонок у входной двери помешал мне договорить.

– Вот черт! Мадлена вышла, придется пойти открыть.

Оставшись один, я приблизился к таинственному прибору, довольно бесцеремонно приподнял чехол и… замер с открытым ртом. Я ожидал увидеть примитивную схему, а вместо этого передо мной была великолепная конструкция из металлических и стеклянных трубок, прозрачных и матовых ламп, туго натянутых проводов. На многочисленных циферблатах странные двойные стрелки указывали деления непонятных для меня величин. Я привык ко всяким приборам – в нашей лаборатории их немало, и довольно сложных, – но ничего похожего на этот я в жизни не видел.

Заслышав в коридоре быстрые шаги моего друга, я поспешно опустил край чехла и с равнодушным видом отвернулся к окну, за которым зеленел сад.

– Дифтерит у ребенка, – объяснил Клэр. – Мой коллега куда-то уехал. Придется пойти мне. Выбери себе книгу в кабинете, посиди почитай.

– Хочешь я тебя подвезу? Моя машина у дверей.

– Прекрасно! А то мою еще надо выводить из гаража.

По дороге, сидя за рулем, я продолжал раздумывать обо всех замеченных мною странностях. Клэр ожидал меня только к вечеру и явно смутился, когда я приехал раньше. Несколько минут он продержал меня на пороге дома, хотя снаружи было свежо, чтобы не сказать больше. Я заметил женский силуэт, мелькнувший в коридоре, и сразу после этого Клэр позвал меня в дом. Когда он узнал, что моя мать умерла и я теперь один на всем белом свете, у него почему-то был весьма довольный вид. И, наконец, этот странный прибор… Черт побери, я совершенно не понимал его назначения! Да еще в лаборатории биолога! И кто его изобрел? Клэр? Возможно. Но кто собрал? При одном воспоминании о схемах, которые он монтировал и паял в институте, я не смог удержаться от улыбки.

Мы остановились перед одинокой фермой. Клэр отсутствовал всего четверть часа.

– Пустяки. Захватили вовремя. Мой коллега проследит за дальнейшим лечением.

– Ты теперь совсем не практикуешь?

– Совсем. Нет времени. Только если доктор Готье в отъезде и если он сам зовет меня для консилиума, – иной раз приходится.

По возвращении Клэр заставил меня загнать машину в гараж и помог внести чемоданы в комнату, где я обычно останавливался. Она расположена рядом с его собственной спальней, и, когда я проходил мимо, мне послышалось за дверью какое-то движение.

Полдник, приготовленный старой кормилицей Клэра Мадленой, оказался, как и следовало ожидать, превосходным. Но Клэр был молчалив. Видно, что-то его заботило и тревожило. Когда я объявил, что собираюсь съездить в Эйзис навестить кое-кого из друзей, он вздохнул с явным облегчением и сказал, что будет ждать меня к семи часам.

В Эйзисе я встретился с палеонтологом Бушаром, который поведал мне удивительную историю. Полгода назад вся округа была взбудоражена “чертями”, появившимися в лесу под Руффиньяком. Прошел даже слух, что черти унесли с собой доктора Клэра, но это было уже явной басней, потому что через несколько дней после того, как черти исчезли в столбе зеленого пламени, доктор объявился живой и невредимый. Он просто сидел эти дни в своей лаборатории, проводя очередной опыт.

Самое любопытное во всей этой истории, что по крайней мере полтора десятка крестьян клялись, будто видели чертей собственными глазами: они походили на людей, но обладали сверхъестественной способностью одним взглядом пригвождать человека к месту. Префект, а также епископ Перигорийский распорядились, каждый по своей линии, произвести расследование… Но перед официальными следователями крестьяне держались далеко не так уверенно. И в конце концов дело заглохло.

– Но все-таки, – добавил Бушар, – я должен вам сказать, что в ту ночь, когда пресловутые черти, как говорят, исчезли, я сам видел в небе над Руффикьяком яркую вспышку пламени.

Сама по себе эта история ничем не примечательна. Таких рассказов можно услышать сколько угодно и где угодно. Но я почему-то обратил на нее внимание и даже мысленно связал со странностями Клэра.

Когда я вернулся, Клэр выглядел гораздо спокойнее, словно после долгих колебаний принял наконец определенное решение. В столовой нас ожидал стол, накрытый на троих.

– Смотри-ка, у тебя еще один гость, – заметил я.

– Нет, но я тебя представлю моей жене.

– Жене? Ты женился?

А про себя подумал: “Силуэт!”

– Официально мы еще не женаты. Но это дело ближайших дней. Как только получим документы. Ульна иностранка. – На мгновение он замялся. – Она из Скандинавии. Финка. По-французски говорит еще очень плохо, так что ты не удивляйся.

– Значит, ты говоришь по-фински? Вот так новость!

– Я выучил финский в прошлом году во время путешествия по Финляндии. Пробыл там десять месяцев. По-моему, я тебе писал.

– Ничего подобного. А я-то думал, что финский язык очень труден!

– Так оно и есть. Но ты же знаешь мои способности – славянская кровь…

И, оборвав разговор, Клэр громко позвал:

– Ульна!

На пороге появилась странная девушка, высокая и тонкая, с бледно-золотыми волосами, глазами неопределенного цвета то ли серыми, то ли зеленовато-голубыми – и правильными чертами лица. Она была очень красива. Но что-то в ней было необычно, хотя я и не мог понять, что именно. Может быть, золотистая кожа, так резко контрастирующая с очень светлыми волосами? Или слишком маленький рот? Или немыслимо огромные глаза? Или все это вместе взятое?

Она гибко поклонилась, протянула руку, показавшуюся мне удивительно длинной, и негромко проговорила певучим голосом несколько слов.

За столом я сидел напротив Ульны. Чем дольше я за ней наблюдал, тем больше мне становилось не по себе. Она ловко управлялась с вилкой и ножом, однако в ее движениях не было бессознательного автоматизма, выработанного многолетней привычкой.

В течение всего обеда я не сказал и двух слов. Зато Клар болтал за двоих. Старушка Мадлена была редкостной поварихой даже для этих краев, где все хозяйки славятся отменной стряпней. Мой друг произвел настоящее опустошение в своем винном погребе. Но я заметил, что Ульна ела очень мало и совсем не пила в отличие от доктора, да и от меня самого, если говорить начистоту. К концу обеда я все же справился со смущением и вновь обрел способность двигаться и говорить. Ульна все время молчала и лишь иногда смотрела Клэру прямо в глаза. У меня было странное впечатление, что они не просто передают свои чувства взглядами, а обмениваются мыслями.

После десерта Клар тщательно сложил салфетку, оттолкнул стул и расположился в низком кресле перед зажженным камином. Знаком предложив мне занять место напротив, он позвонил служанке, чтобы подали кофе. Ульна вышла. Вскоре она вернулась, держа в руках сложенную вчетверо газету. Клэр взял ее и протянул мне. Бросив взгляд на заголовки, я увидел, что это газета полугодовой давности, и уже собирался вернуть ее Клэру, как вдруг заметил внизу страницы заметку, обведенную красным карандашом:

СНОВА “ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ”!

Канзас-Сити, 2 октября.

Лейтенант Джордж К. Симпсон старший, возвращаясь вчера в сумерках с тренировочного полета на истребителе Ф-109, заметил на высоте около 25 000 футов дисковидное пятно, которое перемещалось с большой скоростью. Он начал преследовать неизвестный предмет и сумел его догнать. Вблизи пятно оказалось гигантским диском с острыми краями, диаметром на глаз до девяноста футов при толщине в центре около пятнадцати футов. Судя по приборам истребителя лейтенанта Симпсона, диск летел со скоростью, превышавшей тысячу миль в час.

Преследование продолжалось минут двенадцать, как вдруг пилот понял, что таинственный предмет сейчас пролетит над лагерем, над которым строжайше запрещено появляться любым летательным аппаратам иностранного происхождения. Инструкция не допускала сомнений, и лейтенант Симпсон атаковал летающий диск. В момент атаки он находился примерно в двух милях от диска и немного выше его. Пикируя на предельной скорости, пилот дал залп боевыми ракетами.

“Я увидел, – рассказывает он, – как мои ракеты взорвались ударившись о металлическую броню. В следующее мгновение мой самолет разлетелся на куски и я полетел вниз в своей герметической кабине. К счастью, парашют сработал!”

Эту сцену наблюдали с земли многочисленные свидетели. В настоящее время эксперты изучают обломки самолета лейтенанта Симпсона. Что же касается таинственного диска, то он на огромной скорости вертикально взмыл в небо и исчез.

Я вернул газету Клэру, скептически заметив:

– Мне помнится, официальный отчет американцев давно подрезал крылья этой газетной утке. Поистине сложная ситуация. Ты не находишь?

Мой друг не ответил. Он покачал головой, нагнулся, взял щипцами уголек из камина и тщательно раскурил свою трубку. Потом, сделав несколько затяжек, знаком попросил служанку налить кофе. Ульна от кофе отказалась. Мы с Клэром выпили свой молча.

Клэр колебался. Я знал его давно и понимал, что в этот момент он еще раз спрашивает себя, как ему поступить. Наконец он разлил по рюмкам коньяк, взглянул мне в глаза и заговорил:

– Ты знаешь, что я не такой уж профан в физике. Тебе известно и то, что я сугубый реалист, “человек фактов”, как говорят англичане. Так вот, об этой “летающей тарелке” я могу тебе немало порассказать. И не смотри, пожалуйста, на все эти бутылки на столе. Правда, их там выстроилось немало, но, уверяю тебя, они не имеют никакого отношения к тому, что ты сейчас услышишь. Не думай также, что это вино повлияло на меня. Уже давно я решил рассказать тебе все при первой же встрече. А теперь слушай мою историю. Устраивайся в кресле получше, потому что рассказ будет длинным.

Я прервал его:

– У меня в чемодане портативный магнитофон. Ты позволишь, я сделаю запись?

– Как хочешь. Это будет даже полезно.

Едва я установил магнитофон, Клэр заговорил. Когда он произнес первые слова, мой взгляд упал на руку Ульны, лежавшую на подлокотнике кресла. И я понял, почему эта рука показалась мне такой узкой и длинной: у нее было только четыре пальца!

1. РАССКАЗ ДОКТОРА КЛЭРА

– Как тебе известно, – начал Клэр, – я неплохой охотник. Или, во всяком случае, считаюсь таковым, хотя и нечасто беру в руки ружье. Кое-какие природные данные, а главное большое везенье, и в результате я никогда не возвращаюсь домой с пустым ягдташем. Так вот, первого октября прошлого года – хорошенько запомни дату! – уже смеркалось, а я еще ничего не подстрелил. В другое время меня бы это нисколько не огорчило: я предпочитаю наблюдать за живыми животными, а не убивать их, потому что и так убиваю, к сожалению, слишком многих для своих опытов. Но через день я пригласил к себе мэра Руффиньяка, чтобы он помог мне в одном деле. А этот человек любит дичь. И вот я решил немного побраконьерствовать с фонарем.

Солнце только село, когда я шел через поляну Манью, что посредине леса. Да ты ее знаешь так же хорошо, как и я: она вся заросла вереском и утесником, а вокруг стоят дубы и каштаны. Днем эта поляна довольно живописна, но в сумерках производит зловещее впечатление. Я не из слабонервных, однако и мне захотелось поскорее выбраться из лесу. Уже на краю поляны я запнулся о корень, с размаху ударился головой о ствол дуба и тут же потерял сознание.

Очнувшись, я не стал произносить классических слов вроде “где я?”. Голова раскалывалась, в ушах гудело, и сначала я боялся, что проломил себе череп. К счастью, страхи мои оказались напрасными. Часы на руке показывали час, ночь была непроглядной, ветер крепчал, ломая ветки деревьев. Потом над поляной показалась луна, вынырнув из-за темного облака; края его были похожи на волшебные светящиеся кружева.

Я сел и начал искать свое ружье, которое, по счастью, незадолго до этого разрядил. Некоторое время я шарил руками среди мокрой травы и гнилых сучьев, пока не нащупал приклада. Опираясь на ружье, как ни палку, я начал медленно подниматься. Лицо мое было обращено в сторону поляны. По мере того как я поднимался, в поле моего зрения попадали все новые и новые предметы, и наконец я увидел эту штуку.

Сначала она показалась мне черной массой, чем-то вроде купола, возвышавшегося над кустами вереска и почти неразличимого в темноте. Но вот луна на мгновение вынырнула из-за туч, и тогда, словно при вспышке молнии, я увидел выпуклый панцирь, сверкающий, как металл. Признаться, мне стало страшно. От поляны Манью до ближайшей дороги прямиком через лес добрых полчаса ходьбы, а с тех пор, как умер старый оригинал, подаривший этому месту свое имя, здесь иной раз по неделям не бывает ни души. Я потихоньку двинулся вперед, добрался до края лесной чащи и, притаившись за стволом каштана, начал осматривать поляну. Там все было неподвижно. Ни проблеска, ни огонька. Только эта неясная масса – еще более плотная тьма на фоне черного леса.

Затем ветер сразу стих. В тишине, едва нарушаемой потрескиванием сухих сучьев – верно, кабан шел по тропе, – я вдруг услышал слабый стон.

Ты знаешь, я врач. Поэтому, еще толком не придя в себя, я решил прежде всего оказать помощь существу, которое так стонало; это явно были стоны не зверя, а человека. Отыскав фонарь, я включил его, направив луч света прямо перед собой. Он отразился от огромного металлического панциря чечевицеобразной формы. Я приблизился к нему с бьющимся сердцем. Жалобные стоны доносились с противоположной стороны. Я обогнул этот панцирь, застревая в кустах, натыкаясь на колючки утесника, бормоча проклятия и спотыкаясь на каждом шагу; ноги меня еще плохо держали. Внезапно пробудившееся жгучее любопытство заставило меня позабыть о страхе. Стоны слышались теперь отчетливее; я стоял перед металлической дверцей открытым люком, который вел внутрь аппарата.

Мой фонарь осветил совершенно пустую входную камеру и уперся, в заднюю дверцу из белого металла. На металлическом полу лежал человек, – во всяком случае, сначала я принял его за человека. У него были длинные седые волосы, одежда его состояла, как мне показалось, из облегающего зеленого трико, блестящего, словно шелк. Из раны на голове по каплям сочилась темная кровь. Когда я нагнулся над ним, стоны смолкли, он содрогнулся и умер.

Тогда я подошел к задней дверце. Она была пригнана так плотно, словно хода дальше не существовало, но я заметил на уровне груди красноватую выпуклость и нажал на нее. Перегородка разошлась посредине, яркий голубоватый свет ослепил меня. Ощупью я сделал два шага вперед и услышал, как створки перегородки сомкнулись за моей спиной.

Защитившись рукой от света, я медленно открыл глаза: передо мной была шестигранная комната диаметром около пяти метров, высотой метра два. В стены ее было вмонтировано множество непонятных приборов, а посредине на низких креслах лежали три существа, мертвые или без сознания. Теперь я смог разглядеть их как следует.

Прежде всего я убедился, что все-таки это не люди. В общих чертах они похожи на нас: удлиненное тело с двумя руками и двумя ногами, круглая голова на пропорциональной шее. Но зато какое различие в деталях! Несмотря на высокий рост, телосложение у них гораздо более хрупкое, чем у нас, ноги тонкие и очень длинные, руки тоже значительно длиннее наших, кисти широкие с семью пальцами разной длины; позднее я узнал, что два из них противостоят другим, как наш большой палец. Лоб высокий, но узкий, глаза огромные, уши крохотные, рот с тонкими губами, а волосы, придающие им такой странный вид, почти белые с платиновым отливом. Но самое удивительное то, что их шелковистая кожа была нежно-зеленого оттенка. Вся их одежда состояла из плотно облегающего трико тоже зеленого цвета, под которым ясно вырисовывались длинные гибкие мышцы. У одного из этих трех существ был открытый перелом руки и кровь сочилась из раны, образуя на полу темно-зеленое пятно.

Какую-то долю секунды я колебался, затем подошел к тому, кто лежал ближе всех к двери, и притронулся к его щеке: она была теплой и упругой на ощупь. Отвинтив крышку своей охотничьей фляги, я попробовал влить ему в рот глоток белого вина. Результат сказался мгновенно. Он открыл глаза бледно-зеленого цвета, пристально посмотрел на меня одну–две секунды, затем вскочил и бросился к приборам в стене.

В свое время я играл в регби, но, наверное, никогда в жизни мне не удавалось сблокировать противника с такой быстротой, как в тот раз. Молнией в голове у меня сверкнула мысль, что он бежит за оружием, а этого я не мог допустить. Он отбивался энергично, но недолго, – я оказался сильнее. Когда он перестал вырываться, я сам его отпустил и помог ему встать. И тогда произошло самое поразительное: странное существо посмотрело мне в глаза, и я почувствовал, как в голове у меня возникают чужие, но ясные мысли-образы.

Ты знаешь, я сыграл известную роль в споре, разгоревшемся между врачами нашего департамента и одним шарлатаном, который утверждал, что может лечить умалишенных, формируя заново всю их психику путем передачи своих мыслей. Тогда я написал две или три статьи, ясно доказывающие, что все это беспочвенные бредни, и считал вопрос окончательно решенным. Все это я говорю лишь к тому, чтобы ты понял, почему в тот момент я был одновременно потрясен, раздосадован и мысленно посылал ко всем чертям это существо, стоявшее передо мной, как живое доказательство моей неправоты. Видимо, он это понял, потому что на его подвижном лице отразилось нечто вроде испуга. Я поторопился его успокоить, громко уверяя, что в моих намерениях нет ничего дурного.

Повернув голову, он увидел своего раненого товарища, подбежал к нему, сделал бессильный жест и, вернувшись ко мне, спросил, не могу ли я чем-нибудь помочь. Он не произнес ни слова, но мысленно я услышал голос без всякого тембра и без акцента. Я приблизился к раненому, вынул из кармана кусок веревки, чистый носовой платок и наложил жгут. Зеленая кровь перестала сочиться. Затем я попытался узнать, нет ли среди них врача. Он понял меня только тогда, когда я мысленно заменил слово – “врач” словом “исцелитель”.

– Боюсь, что он погиб, – ответило мне существо с зеленой кожей.

Он пошел было за врачом, но вскоре вернулся один и дал мне понять, что в других помещениях лежит много раненых. Пока я колебался, не зная, что делать, тот, кого я перевязал, тоже пришел в себя, за ним другой, и я очутился в обществе трех существ не нашего мира.

Они не выказывали враждебности: первый быстро объяснил им, что произошло. При этом я понял, что, когда они не смотрят друг другу в лицо или немного удаляются один от другого, обмен мыслями прерывается и они вынуждены говорить. Их речь представляла собой чередование быстрых сюсюкающих звуков разной тональности.

Тот, кого я привел в чувство, – его имя можно передать на нашем языке как Суилик – исчез в выходной камере и принес оттуда труп врача.

Странную ночь я провел среди них! До самой зари мне пришлось делать перевязки неведомым существам. Их было десять, не считая двоих убитых, и среди них – четыре женщины. Как описать тебе красоту этих созданий? Глаз быстро привыкает к необычному цвету кожи, и тогда видишь только изящество форм и гибкость движений. Рядом с ними наш самый лучший гимнаст выглядел бы неуклюжим, самая красивая девушка – грубой и неловкой.

Кроме двух переломов и всяких ушибов, у некоторых были ранения, как мне показалось, осколками снаряда. Я ухаживал за ними, как мог; две их женщины мне помогали. В ту ночь я кое-что узнал об этих существах, но сейчас не стоит отвлекаться; ведь со временем мне довелось узнать куда больше!

Наступило утро, сырое и пасмурное. Все небо было в тучах, и вскоре дождь забарабанил по выпуклой обшивке. В минуту затишья я выбрался наружу и обошел корабль. Он был похож на совершенно гладкую, монолитную чечевицу из неокрашенного полированного металла чуть голубоватого цвета. На противоположной от входа стороне зияли две рваные дыры диаметром до тридцати сантиметров. Заслышав легкие шаги, я обернулся: это были Суилик и два его товарища. Они несли несколько плит обшивки и желтую металлическую трубку.

Ремонт занял немного времени: Суилик несколько раз провел желтой трубкой по краям разрывов. Я не заметил даже искры, однако металл быстро плавился. Когда отверстия приняли нужную форму, сверху положили плиты и начали водить по их краям той же желтой трубкой, изменив только регулировку. Плиты размякли и слились с броней так плотно, что невозможно было отыскать швов.

Вместе с Суиликом я осмотрел весь корабль. Мы дошли до помещения, расположенного под поврежденной частью купола. Внутренний слой двойной брони уже восстановили, но все оборудование было в плачевном состоянии. Здесь, видимо, располагалась лаборатория; посредине стоял длинный стол, весь заваленный осколками стекла, спутанными проводами и сложными приборами, – почти все было разбито и раздавлено. Существо высокого роста, склонившись над одним из приборов, пыталось восстановить соединения.

Суилик повернулся ко мне, и я почувствовал, как его мысли захлестывают меня.

– Почему обитатели этой планеты напали на нас? Мы не причинили им зла, мы хотели только установить с ними контакт, как делали это на множестве других планет. Только в проклятых галактиках мы встречали подобную враждебность. Двое наших были убиты, и нам пришлось разрушить аппарат, который на нас напал. Наш ксилл был поврежден, это заставило нас спуститься, почти упасть, что вызвало новые повреждения и новые раны. А теперь мы даже не знаем, сможем ли вообще отсюда улететь!

– Верьте мне, я глубоко сожалею обо всем этом. Но дело в том, что Земля сейчас разделена на два соперничающих лагеря, и всякий неизвестный аппарат нетрудно принять за вражеский. Где на вас напали? Восточнее или западнее этой страны?

– На западе. Но неужели вы все еще живете в эпоху междоусобных войн?

– Увы, да. Не так давно война залила кровью весь или почти весь наш мир.

“Человек” высокого роста произнес короткую фразу. Суилик мысленно передал мне:

– Мы сможем улететь не раньше чем через два дня. А сейчас уходите и сообщите обитателям вашей планеты, что, несмотря на все наше миролюбие, у нас есть средства защиты.

– Я и в самом деле сейчас пойду, – ответил я. – Но мне кажется, что в этих краях вам нечего опасаться. В такое время года здесь никого не бывает целыми неделями. Тем не менее, чтобы не рисковать, я о вас никому не расскажу. И, если позволите, вернусь к вам вечером.

Я шел, спотыкаясь, под проливным дождем. Ноги мои вязли на заболоченных лесных полянах, мокрые ветки хлестали по лицу, а я все шел и раздумывал о своем невероятном приключении. Но про себя я уже решил: вернусь, как только стемнеет.

Отыскав свою автомашину, я добрался до деревни. Старая кормилица, завидев меня, подняла громкий крик: кожа у меня на голове была глубоко рассечена и волосы почернели от запекшейся крови. Я придумал какую-то чепуху про несчастный случай на охоте, сам промыл рану, переоделся и позавтракал с отменным аппетитом. День показался мне мучительно длинным, и едва начало смеркаться, я вывел и подготовил машину. Однако выехал я лишь с наступлением полной темноты, выбрав самый безлюдный окольный путь.

Чтобы оставленная на дороге машина не привлекала внимания, я загнал ее в лес и пошел сквозь чащу по направлению к поляне Манью. Отойдя от дороги на достаточное расстояние, я включил электрический фонарь: продираться в темноте сквозь колючие кусты было слишком рискованно. Так без помех добрался я почти до самой поляны. От нее распространялось слабое зеленоватое сияние, словно от циферблата светящихся часов. Я сделал еще несколько шагов, споткнулся о корень и с шумом упал, растянувшись во весь рост. В то же мгновение деревья и кусты наклонились мне навстречу, и когда я поднялся, то обнаружил, что больше не могу сделать ни шага вперед.

Это вовсе не значит, что я чувствовал перед собой стену. Ничего подобного! Просто существовала какая-то граница, круг, отмеченный рядом наклоненных в мою сторону кустов и деревьев. По мере приближения к ним воздух становился вязким, потом быстро уплотнялся, но в остальном граница эта не была такой уж четкой или постоянной. Порой мне удавалось продвинуться на шаг–полтора, но затем меня мягко отбрасывало назад. Кстати, никакого затруднения в дыхании я не испытывал. Казалось, что из центра поляны, где лежала эта “летающая тарелка”, исходили какие-то отталкивающие волны. Минут десять я бился, пытаясь войти в заколдованный крут, но все было тщетно. Зато позднее я прекрасно понял, какого страха натерпелся здесь на следующий день бедняга Буске. О нем я тебе еще расскажу.

В конце концов я стал кричать, впрочем не слишком громко. Яркий луч из темного купола прорвался сквозь ветви деревьев и осветил меня. Одновременно эластичная стена передо мной как будто подалась, я сделал несколько шагов вперед, но тут же она снова отвердела, и я очутился внутри нее, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Сноп света ударил мне в лицо. Ослепленный, я отвернулся и от удивления раскрыл рот: в метре позади меня свет обрывался, как отрезанный! За моей спиной сомкнулась темнота, и я уверен, что, если бы кто-нибудь стоял в этом же луче, но на несколько сантиметров дальше определенной черты, он вообще ничего бы не заметил. Позднее на Элле я видел и не такие чудеса, но в тот миг все это показалось мне совершенно неправдоподобным и несовместимым со здравым смыслом.

Кто-то тронул меня за плечо, и я снова повернулся лицом к поляне. Передо мной стояла одна из женщин. У меня не было ощущения передачи мысли, но почему-то я сразу понял, что ее зовут Эссина и что она пришла за мной. К моему удивлению, мы без труда двинулись вперед и через несколько секунд я был внутри корабля.

Встретили меня сердечно, без всякого видимого недоверия. Вместо объяснений Суилик просто передал мне:

– Я тебе говорил, что у нас есть средства защиты!

Все раненые чувствовали себя значительно лучше. После потрясения и сумятицы, вызванных вынужденной посадкой, иссы – я сказал, что они называли себя иссами? – очень быстро пришли в себя и пустили в ход свой чудесный генератор биологических лучей, о котором я скажу позднее. Это было совсем не лишним дополнением к оказанной мною первой помощи, тем более что в то время я ничего не знал об их анатомии и физиологии.

Внутри корабля все было приведено в порядок, но многие приборы лаборатории еще представляли собой груды обломков. Высокий исс, которого звали Аасс, лихорадочно работал там вместе с двумя другими мужчинами и одной женщиной. Я заметил на его зеленом лице точно такое же выражение озабоченности, какое бывало у моего отца, когда его расчеты не сходились. Внезапно он повернулся ко мне и передал:

– Можно ли на Земле найти два килограмма тунгстена?

Разумеется – он не передал мне слов “Земля”, “килограмм” или “тунгстен”, но тем не менее я безошибочно понял смысл его вопроса.

– Пожалуй, это будет трудновато, – подумал я вслух.

Он сделал короткое движение рукой и передал:

– В таком случае мы обречены жить на вашей планете!

И одновременно с этой мыслью я воспринял волну охватившего его отчаяния.

– Нет, – сказал я, – вы меня не так поняли.

Одним из моих пациентов был владелец замка Ля Рош, бывший директор сталеплавильного завода. Он не раз показывал мне свою коллекцию специальных сталей и редких металлов, среди которых был и тунгстен. Этот металл очень тяжел, и вполне возможно, что маленький слиток в его коллекции весил два килограмма. Самое трудное – уговорить его, чтобы он уступил слиток. Но даже в худшем случае вольфрам можно будет найти где-нибудь в другом месте, хотя это и займет гораздо больше времени.

По мере того как я передавал им свои соображения, лица хозяев корабля прояснились. Я пообещал заняться этим делом с утра и, чувствуя, что мешаю им работать, простился. Я покинул поляну без всяких затруднений, если не считать постепенно возраставшего давления на спину при пересечении “заколдованного круга”.

В девять утра я уже был в замке Ля Рош. Моего клиента не оказалось дома. С замирающим сердцем я объяснил его жене цель своего приезда, сославшись на важный и срочный лабораторный опыт.

Увы, слиток на витрине не весит двух килограммов. Но в шкафчике под витриной, кажется, есть другой, даже более тяжелый. Да, она согласна одолжить его мне с условием, что я его верну не позже чем через месяц.

В действительности, как ты сам увидишь, я вернул этот слиток через восемь дней, или, вернее, другой слиток, точно такой же.

Полагая, что мои таинственные друзья ждут меня с нетерпением, я прямо из замка помчался к поляне Манью. Отталкивающего круга на сей раз не было. Меня встретил Суилик, я передал ему слиток и сразу отправился к себе, потому что в полдень у меня было назначено свидание с мэром. Но сначала мы договорились, что весь следующий день, последний день их пребывания на Земле, как они думали, я проведу в корабле; иссы слишком мало знали о нашей планете и хотели расспросить меня поподробнее. Я же со своей стороны намеревался пригласить их еще раз к нам на Землю, выбрав для этого безопасное место где-нибудь в Сахаре или в другом безлюдном районе.

За столом я был крайне рассеян. Один из фермеров в конце концов раздобыл мне зайца к обеду, и мэр сиял от восторга. Однако я даже не подумал этим воспользоваться. Лишь когда подали кофе с ликерами, мне удалось до какой-то, степени взять себя в руки.

В четвертом часу, когда мы уже выходили из-за стола, у дверей раздался звонок. Не знаю почему, но я почувствовал, что сейчас произойдет нечто весьма неприятное. Оказалось, что это стрелочник Буске, тип довольно подозрительный, пьяница и браконьер. Он хотел видеть господина мэра.

Этот неожиданный посетитель развеселил моего гостя: обычно Буске старательно избегал всех, кто имел хотя бы малейшее отношение к местным властям. Мэр попросил разрешения принять Буске.

– Мы с ним быстренько разделаемся, а потом поговорим подробно о нашем дельце.

Разумеется, я согласился, и служанка впустила Буске. Мы с ним были уже знакомы: раза два мне приходилось оказывать ему врачебную помощь, конечно бесплатную. В благодарность за это Буске показал мне множество мест, где водилась дичь.

Буске не стал терять времени на извинения.

– Месье мэр, на поляне Манью черти!

Должно быть, я побледнел. Итак, мои друзья обнаружены!

– Черти? О чем ты болтаешь? – возмутился мэр; он был жизнерадостным весельчаком и не верил ни в чох, ни в сон.

– Да, месье мэр! Черти. Я их видел.

– В самом деле? И на кого они похожи, твои черти?

– На людей. На людей, только зеленых. И там еще есть зеленые ведьмы!

– Подожди, говори яснее. Как ты их увидел?

– Значит, иду я, месье мэр, по лесу, прогуливаюсь недалеко от поляны. Вдруг слышу – ветка треснула! Думаю – кабан. Снимаю свое ружьишко…

– Ага, ты прогуливался с ружьишком? Но ведь у тебя, кажется, нет разрешения!

– Нет, то есть…

– Ладно, об этом после. Так что твои черти?

– Значит, снял я это ружье, оборачиваюсь, гляжу – ведьма! Чуть не столкнулся с ней нос к носу!

– Черт возьми! Она хоть была хорошенькая?

– Да ничего, только кожа зеленая. С перепугу я дернул курок…

Я выругался про себя.

– Я в нее не попал – ружье было опущено, – но она струсила, взмахнула рукой, и я полетел вверх тормашками, словно мне закатили здоровенную оплеуху. А она повернулась – и бежать! Я обозлился, погнался за ней. Только она бежала быстрее, так что я ее потерял из виду, а когда добежал до края поляны, то едва не разбил себе нос о стену.

– Какую стену? Нет там никакой стены! Я эту поляну знаю как свои пять пальцев!

– Я не так сказал, месье мэр. Я и сам знаю, что там нет стены, но это было вроде стены. Метрах в двадцати от края поляны. Дальше я не смог пройти. И деревья в том месте были согнуты, словно от сильного ветра, хотя никакого ветра не было!

Я вспомнил о моем собственном приключении и легко представил себе ужас и недоумение Буске.

– Значит, застрял я. Гляжу между деревьями, а на поляне цела дюжина чертей возится вокруг какой-то блестящей штуковины, вроде здоровенной крышки от стиральной машины. Они входили в нее и выходили через дверцу. Смотрю, моя ведьма говорит что-то одному черту, а что говорит – не слышно, очень я далеко. Потом все черти уставились на меня – и смеются! Вдруг что-то свалилось сверху, а что – не видно, и покатило меня через кусты. Только метров за сто от поляны вскочил я на ноги и бегом на дорогу, а по дороге – прямо сюда.

Мэр смотрел на Буске весьма недоверчиво.

– А ты не хватил сегодня чего-нибудь лишнего, а? – спросил он. – Скажем, водки или рома?

– Нет, месье мэр. Не больше двух бутылок красного винца за столом, как все люди.

– Гм, что вы скажете, доктор?

Чтобы выиграть время, я решился на беззастенчивую ложь:

– Что скажу? Знаете, когда у человека больная печень, с него и двух бутылок красного довольно. А Буске, говорят, попивает. Правда, при белой горячке обычно видят розовых слонов, а не зеленых чертей, но кто знает…

– Понятно! Зайди ко мне через часок в мэрию. Сейчас у меня дело поважнее твоих чертей.

Буске вышел, покачивая головой. Проводив его взглядом, мэр сказал:

– Конечно, он пьян, хоть и держится на ногах. Зеленые черти! Вы слышали что-нибудь подобное? А все-таки, как же быть? Впрочем, это дело кюре, а не мое!

Я рассеянно кивнул. Потом мне пришлось во всех подробностях обсуждать с ним уже не интересовавшее меня дело, и лишь около шести часов мэр наконец уехал.

Сразу вслед за ним я направился в Руффиньяк. На площади стояли кучки бездельников. Буске растрезвонил обо всем, и положение осложнялось с каждой минутой. Уже ходили слухи о двухстах дьяволах, изрыгающих огонь. Впрочем, все это меня не беспокоило, поскольку никто, по-видимому, не намеревался проверять эти россказни. На западе догорала зловещая полоска заката, ветер крепчал, и собирался дождь.

За Руффиньяком я выехал на дорогу, ведущую к лесу, но, едва проехав с километр, вынужден был затормозить: в свете фар показалась группа крестьян, в которых я узнал своих обычных компаньонов по охоте. Их было человек двенадцать, и все с ружьями. Я остановил машину.

– Куда это вы собрались все вместе? На охоту или на войну?

– На охоту, месье Клэр, идем охотиться на чертей!

– Как, вы тоже поверили этому старому болтуну Буске? Да ведь у него что ни слово, то вранье! К тому же, когда Буске рассказывал эту чепуху, он был пьян в дым. Спросите хоть у мэра!

– Может, Бруске и был пьян, но только не прачка Мария. А она их тоже видела и едва не рехнулась от страха. Сейчас ее ваш приятель доктор выхаживает.

– Какая чушь! Что, ока их тоже видела на поляне Манью?

– Да. Потому мы туда и идем. Поглядим, устоят ли эти черти против картечи!

– Не советую. Вы можете наделать глупостей. Ведь это не ваше дело, пусть им занимается полиция. И в конечном счете эти черти, кажется, никому не сделали ничего дурного.

– А тогда зачем они прячутся? Может, это переодетые шпионы? – добавил мастер с каолинового карьера, которого я узнал по голосу.

– Тем более вас это не касается. Это дело Службы безопасности!

– Как же! Пока они там раскачаются, чертей и след простынет. Мы лучше сами поглядим!

Я быстро принял решение. О том, чтобы объяснить им истинное положение, нечего было и думать. Оставалось только как можно скорее предупредить иссов.

– Хорошо. В таком случае я с вами. Я поеду вперед!

И прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, машина рванулась с места. Долго собиравшийся дождь наконец разразился; его струи, как жидкие стрелы, пронзали лучи фар. Я услышал позади крики, но, вместо того чтобы остановиться, лишь прибавил газу.

Крики позади смолкли, поглощенные шумом дождя. Проехав тропу, которая ведет к поляне, я спрятал машину под ветвями каштанов, в начале другой узкой тропы. Потом я побежал через лес, путаясь в своем плаще и стараясь как можно реже включать электрический фонарик. Дождь барабанил по оголенным сучьям, стволы деревьев были скользкими от лишайников, пропитанный водой мох чавкал под ногами, обдавая меня холодными брызгами. Я бежал слишком быстро, и вскоре у меня закололо в боку. Далеко позади по дороге проехало несколько автомашин.

Вот наконец и поляна. Она была залита зеленоватым светом от мерцающего гигантского купола, возникшего на том месте, где был корабль иссов. Что здесь произошло? Яростно пробираясь сквозь кусты, я выскочил наконец на открытое пространство, где дождь лил с удвоенной силой. Приблизившись к основанию купола, я коснулся его рукой и понял: это была дождевая вода, стекавшая с незримой отталкивающей поверхности. Оригинальный зонтик соорудили себе мои друзья иссы!

Я начал их звать, не решаясь особенно повысить голос, чтобы не привлечь внимания “охотников за чертями”, которые теперь, должно быть, уже шли лесом. Через несколько минут в завесе дождя появилась щель, я прошел в нее и очутился в сухом месте лицом к лицу с Суиликом.

– Что случилось? – передал он мне.

– Сейчас на вас нападут. Мои соотечественники принимают вас за вредоносных злых существ. Улетайте немедленно!

– До утра это невозможно. Но за нашим эссомом мы ничего не боимся, во всяком случае, твои соотечественники нам ничего не сделают.

Я понял, что слово “эссом” означает отталкивающую завесу.

– Вы действительно не можете улететь? – спросил я, предчувствуя всяческие неприятные осложнения.

– Нет. Двигатели еще не налажены, а уходить сразу в ахун, не удалившись от планеты на достаточное расстояние, было бы слишком опасно.

– Что такое ахун?

Суилик не ответил.

Подошла Эссина и передала мне:

– Пойдем в ксилл.

Мы последовали за ней. Меня встретил Аасс, тот самый исс, очень высокого роста, которого я уже видел в разгромленной лаборатории. Он спросил, о чем мы говорили, потом обратился ко мне:

– Какое оружие у вашего народа?

– О, чего у нас только нет! Есть очень мощное, – я подумал об атомной бомбе, – но те, кто вам угрожает, вооружены плохо.

Я дал мысленное описание охотничьего ружья. Аасс облегченно вздохнул:

– В таком случае опасности нет ни для нас, ни для них.

Снаружи прогремело несколько выстрелов, затем послышались возгласы разочарования. Аасс повернул ручку регулятора. Свет погас, и целая стена кабины словно растаяла. Я увидел поляну, как будто стол на ней снаружи при ярком свете дня. Дождь поутих. На краю поляны, там, где кончалась тропа, виднелись два человеческих силуэта со вскинутыми ружьями. Четверо иссов невозмутимо наблюдали за ними. Прозвучали выстрелы, а за ними – тот же хор разочарованных голосов: картечь опять наткнулась на незримую преграду. Видно было, как чернели скопления отдельных картечин, которые неподвижно висели в воздухе.

Аасс просюсюкал что-то Эссине. Та улыбнулась, и вскоре все иссы занялись своими делами, не обращая внимания на бесцельные усилия людей.

Иссы проработали всю ночь, не думая больше о нападающих. От меня они ничего не скрывали, и я видел, как иссы восстанавливали один за другим сложные приборы, назначение и принцип действия которых мне были совершенно непонятны.

2. ПУТЕШЕСТВИЕ В НИЧТО

Когда над черной полосой деревьев забрезжил пасмурный рассвет, все было готово к отлету, но осаждающие по-прежнему не уходили. То здесь, то там за мокрыми стволами шевелились фигуры крестьян, которые, должно быть, провели под дождем весьма неуютную и беспокойную ночь. Я тоже был обеспокоен, утомлен и не знал, что делать. Выйти из ксилла незамеченным я не мог, а если меня увидят, начнутся бесконечные допросы, расспросы, интервью и прочие неприятности.

С такими невеселыми мыслями сидел я в кресле в том зале, где впервые увидел живого исса, как вдруг Аасс тронул меня за плечо.

– Что случилось? Ты уже давно излучаешь волну сильного беспокойства.

Я коротко объяснил ему свое положение.

– Это не беда. Сейчас мы поднимемся, а потом высадим тебя на другой поляне, чуть подальше. Мы тебе благодарны за предупреждение, а главное за то, что ты помог нашим раненым сразу после аварии.

Несколько мгновений он раздумывал, потом снова начал передавать:

– Мы не можем и думать о том, чтобы взять тебя с собой на Эллу. Закон непреложен: никаких сношений с планетами, где еще существуют войны. Очень сожалею. Мне кажется, в твоем мире одновременно с высокой цивилизацией еще уживается варварство. Мы вернемся позднее, когда ваши люди поумнеют. А может быть, и раньше, если угроза со стороны мисликов будет так велика, что нам придется нарушить Закон. Если только к тому времени ваше человечество не уничтожит само себя, как это случилось на планетах Аур и Жен звезды Эп-Хан. Как вы называете вашу планету?

– Земля, – ответил я. – Во всяком случае, так ее называют в моей стране. В других странах “Эрс”…

– Тсемля, – повторил он вслух. – Любопытно! На нашем языке это означает насилие и в то же время – силу. А “Эрс” это гордость. Ну хорошо, пойдем!

Он провел меня в помещение с множеством сложнейших приборов. Там уже были Суилик, Эссина и еще одна женщина.

– Сейчас мы взлетим. Но сначала надо “отодвинуть” твоих соотечественников. Когда ксилл взлетает, опасно стоять слишком близко.

Суилик взялся за миниатюрные рукоятки, Эссина погасила свет, и я снова увидел поляну. Крестьяне все так же упрямо выжидали, прячась за деревьями. Аасс издал негромкий прерывистый свист, заменяющий иссам смех.

– Смотри хорошенько! – передал он мне.

За узловатым стволом, так отчетливо, словно я стоял в трех шагах, я увидел край шляпы, ствол ружья и кошачий ус: папаша Каррэр! Внезапно он вылетел из-за своего укрытия и, потеряв ружье, кувырком покатился через кусты, размахивая руками, пока не исчез в чаще молодых каштанов. Звукоусилитель отчетливо передал доносившийся оттуда поток отборнейших цветистых ругательств. Та же участь постигла и остальных его “соратников”.

Аасс отдал какое-то приказание.

– Теперь они достаточно далеко, – объяснил он мне. – Мы поднимаемся.

Я не услышал шума, не почувствовал ни малейшей вибрации и, что самое удивительное, не ощутил никакого ускорения. Земля быстро убегала вниз. На мгновение я увидел всю поляну с примятым вереском на том месте, где стоял ксилл, но она быстро скрылась из глаз.

Теперь, когда иссы вот-вот должны были навсегда уйти из моей жизни, любопытство мое достигло предела. Я сгорал от желания отправиться вместе с ними и просто с ума сходил от ярости, что из-за глупейшего стечения обстоятельств так ничего толком и не узнал. Внизу уже показалась другая прогалина, не столь обширная, как поляна Манью, но вполне подходящая для посадки. Мы быстро снижались.

В это мгновение я случайно взглянул на верхний экран. Слева от нас в небе появились три черные, стремительно выраставшие точки, образующие тесный треугольник. Я сразу понял, что это такое: с аэродрома Периго к нам шло звено новейших стратореактивных истребителей, способных развивать скорость свыше 2000 километров в час.

– Внимание, тревога! – закричал я, забыв, что иссы не воспринимают нашу речь на слух.

Однако Аасс их тоже увидел. Вместо того чтобы продолжать спуск, мы теперь поднимались. Истребители неслись за нами. Один из них проскочил так близко, что я отчетливо разглядел в кабине голову пилота в шлеме и высотной маске.

Суилик лихорадочно щелкал рычажками на пульте управления. Истребители остались далеко позади – три черные маленькие точки, уходившие все дальше, все ниже и наконец совсем пропавшие из виду. С каждым мгновением видимое пространство Земли становилось все шире: горизонт раздвигался. Небо постепенно стало темно-синим, потом фиолетовым, потом черным, и звезды засверкали на нем среди бела дня. Я понял, что мы вышли за пределы атмосферы.

После отлета прошло менее получаса, а Землю уже можно было окинуть одним взглядом: отсюда она казалась большим зеленоватым шаром с белыми полосками.

Мы висели в пространстве все время, пока шел “военный совет”, на котором присутствовал и я. Мои хозяева ничего не собирались от меня скрывать, напротив, Эссина старательно передавала мне все существенные подробности разгоревшегося спора. Аасс в общем был за то, чтобы дождаться ночи и высадить меня. Суилик, которого поддерживали Эссина и два других исса, хотел взять меня с собой на планету Элла. Основными их доводами были, во-первых, то, что я представляю самую дальнюю из известных им “человеческих” планет, а во-вторых, то, что Закон, запрещающий устанавливать связи с мирами, где еще свирепствуют войны, относится только к их галактике и неприменим к внегалактическим планетам.

– Совершенно очевидно, – говорил Суилик, – что это человечество не имеет ни малейшего понятия о пути через ахун. Следовательно, никакая опасность Элле не угрожает. Доставить его обратно мы всегда успеем. Но как можно пренебрегать какой бы то ни было помощью, когда мислики наступают и находятся уже на расстоянии менее одного миллиона световых лет? И кто осмелится пренебречь помощью человечества с красной кровью?

Последние слова он особо подчеркнул.

Наконец Аасс повернулся ко мне и передал:

– Если хочешь, мы возьмем тебя на нашу планету, при условии что тебе подойдет наша пища, потому что полет будет долгим. Попробуй! Если все сойдет хорошо, полетим на Эллу. А обратно мы доставим тебя позднее.

Так я впервые принял участие во внеземной трапезе, за которой, впрочем, последовало немало других. В это время корабль, или ксилл, как я отныне буду его называть, неподвижно висел в пространстве примерно в 25 000 километров от Земли.

Во всех случаях, кроме торжественных банкетов, иссы едят стоя. Мы поели в той же комнате. Завтрак состоял из розового, очень вкусного желе и печенья, которое, как мне показалось, было сделано из пшеничной муки, замешанной на какой-то душистой жидкости. Тарелки и ложки были прозрачно-синие, очень красивые и совершенно небьющиеся, в чем я сразу убедился, выронив свою тарелку. К счастью, я быстро насытился и переварил этот завтрак без всяких осложнений.

Всю вторую половину дня я не отрываясь смотрел на Землю, ту самую Землю, которую собирался покинуть, чтобы отправиться неведомо куда. Вечером после почти такого же ужина мне показали низкое ложе, и, несмотря на возбуждение, я быстро заснул, сморенный усталостью.

Когда я проснулся, в комнате никого не было. За стеной слышалось легкое жужжание. Я встал, открыл дверь и столкнулся с Аассом.

– А я шел тебя будить, – передал мне Аасс. – Вы, земляне, слишком долго спите.

Аасс пригласил меня в лабораторию.

Однако, прежде чем продолжать, я полагаю, пора дать тебе представление о том, как располагаются все эти комнаты-каюты. Ксиллы, как правило, строят по одному образцу. Они имеют форму диска, диаметр их колеблется от 15 до 150 метров, а толщина в середине – от 2 до 18 метров. В нашем ксилле средней величины, диаметром 30 метров при толщине в центре, до трех с половиной метров – в середине был шестиугольный зал, где сосредоточены все приборы управления, главный пульт. Вокруг расположены еще шесть комнат приблизительно такого же размера: спальни, лаборатория, машинные отделения – их на ксилле три – и прочее. Вокруг этих комнат, быстро уменьшаясь в высоту по мере удаления от центра, находились всевозможные кладовые с продуктами, аккумуляторами энергии, запасами воздуха и тому подобным. Экипаж ксилла такого типа обычно состоит из двенадцати иссов.

В лаборатории нас уже поджидали уцелевшие члены экипажа – с Аассом их было десять. Впервые я увидел их всех вместе: шестерых мужчин и четырех женщин. Обычно, когда сталкиваешься с людьми иной расы, их трудно отличить друг от друга, но здесь я этой трудности не испытывал. Аасс возвышался над остальными и даже был на несколько сантиметров выше меня. Остальные казались много ниже ростом. Из женщин ни одна не достигала 165 сантиметров. С двумя иссами я уже сталкивался, не говоря о Суилике, Аассе и Эссине.

Аасс представил меня и познакомил со всеми, как в светском салоне. Насколько я понял, сам он был физиком, или, как он мне передал, “изучающим силы”. Кроме того, он возглавлял экспедицию. Суилик был штурманом и командиром ксилла. Два исса считались матросами, если можно так выразиться. Двое других занимались изучением планет, – про себя я назвал их астрономами. Как я уже говорил, врач экспедиции погиб при внезапной посадке. Еще один, специалист по звездной астрономии, был убит ракетой американского самолета. Из женщин две занимались ботаникой, одна – психологией, а Эссина – сравнительной антропологией.

Меня спросили, что я делал на Земле. Я ответил, что раньше изучал медицину, но последнее время изучаю саму жизнь. Такой ответ их, видимо, вполне удовлетворил.

Завязалась оживленная беседа, которую иссы не сочли нужным мне переводить. Потом все разошлись и я остался в лаборатории с Аассом и Суиликом. Аасс усадил меня в кресло и передал:

– Мы решили взять тебя на нашу планету. Не спрашивай, как далеко она от Земли. Я этого не знаю, и скоро ты поймешь почему. Она в той же самой Вселенной в широком смысле слова, потому что иначе мы не смогли бы к вам прилететь. Теперь нам предстоит обратный путь. Когда мы вернемся на Эллу, мудрецы решат, твою участь. В худшем случае тебя просто вернут на Землю. Мы исследуем космос всего двести сорок эмисов (эмис равен двум с половиной земным годам) и уже открыли сотни миров, населенных существами, более или менее похожими на нас. Но мы впервые видим планету, где кровь у людей красная. Ты представляешь особый интерес для изучения, и именно потому мы берем тебя на Эллу в обход Закона. Мы сейчас достаточно далеко от Земли и можем перейти в ахун. Ничего не бойся, но главное – не прикасайся ни к одному прибору. Судя по той машине, которая на нас напала, вы еще пользуетесь химическими двигателями. Значит, принцип действия наших двигателей ты все равно не поймешь.

– У нас есть и иные типы двигателей, – возразил я. – Но что такое ахун?

– Это Не-Пространство, которое окружает наше Пространство и отделяет его от антимиров. И это также Не-Время. В ахуне нет ни продолжительности, ни расстояний. Поэтому я и не могу тебе сказать, как далеко от твоей планеты до Эллы, хотя мы и полагаем, что расстояние это превышает миллион световых лет.

– Но ведь Суилик мне говорил, что Земля – самая отдаленная из всех известных вам планет!

Аасс сморщил губы, что было у него, как я узнал позднее, признаком крайнего затруднения.

– Как тебе объяснить? По совести говоря, мы и сами не все понимаем. Мы просто пользуемся этим. Ну, ладно. Пространство и Время взаимосвязаны, ты это знаешь?

– Да, один наш гениальный физик установил это не так давно.

– Хорошо. Так вот, Пространство-Время, Вселенная как бы плавают в ахуне. Пространство замкнуто в самом себе, но Время открыто: прошедшее не возвращается. В ахуне, где нет Пространства, ничто не может существовать. Поэтому мы отделяем небольшую часть Пространства, которая замыкается вокруг ксилла, и оказываемся в ахуне как бы рядом с Большим Пространством, если только можно так выразиться. Мы как бы дрейфуем по отношению к Большому Пространству, не смешиваясь с ним. Через определенный отрезок времени, местного времени нашего ксилла, мы совершаем обратный маневр и снова оказываемся в Пространстве-Времени нашей Вселенной. Проделав все это, мы “вынырнем” в наш мир в какой-нибудь точке, которая, как показал опыт, будет удалена от Эллы не более чем на несколько миллионов километров. Сейчас, чтобы вернуться, мы уйдем в ахун на внешнюю сторону нашего Пространства-Времени. Отправляясь к вам, мы вышли на внутреннюю сторону. Возможно, что одновременно с перемещением в Пространстве на миллиарды и миллиарды километров мы также совершаем путешествие и во Времени, но этого я утверждать не стану: физические свойства ахуна для нас еще новы и слишком мало изучены. Кто знает, может быть, мы, иссы, по отношению к вам вообще еще не существуем?! Или, наоборот, исчезли миллионы лет назад! Но я этого не думаю, потому что за миллионы лет мислики уже добрались бы до вас, несмотря на все расстояния. Как бы то ни было, вы для нас, как и мы для вас, пришельцы ниоткуда и из никогда. И тем не менее мы существуем в том же Пространстве-Времени, хотя никто пока не может сказать, какое расстояние и за сколько времени нужно преодолеть, чтобы добраться от Земли до Эллы и наоборот, потому что для этого необходимо уйти в ахун, где нет ни Времени, ни Пространства. Ты меня понимаешь?

– По совести говоря, не очень. Сюда бы кого-нибудь из наших физиков!

– Самая главная опасность – это окружающие нас антимиры. Теория утверждает, что каждая положительная Вселенная окружена двумя отрицательными и наоборот. В этих антимирах материя противоположна нашей: атомные ядра несут отрицательный заряд. На слишком большом удалении от нашей Вселенной мы рискуем попасть в один из антимиров, и тогда вся наша материя аннигилируется, исчезнет в чудовищной вспышке света. Наверное, так и было вначале с некоторыми ксиллами, которые не вернулись. Но с тех пор мы научились более точно управлять переходом в ахун. Прости, мне надо самому совершить этот маневр. Хочешь посмотреть? Идем!

Мы прошли к пульту, в зал управления. Склонившись над приборной доской, Суилик заканчивал настройку аппаратуры. Аасс указал мне на кресло, предупредив:

– Что бы ни случилось, молчи!

И вот он с Суиликом начал контрольную проверку приборов, нечто вроде долгой переклички-опроса, как у пилотов тяжелого бомбардировщика. После каждого ответа Суилик щелкал тумблером, поворачивал рукоятку или опускал рычажок. Когда все было сделано, Аасс повернулся ко мне, приподняв верхнюю губу над острыми зубами, что у иссов означает улыбку.

– Ахеш! – крикнул он.

Прошло секунд десять, но ничего не изменилось. Я ждал, затаив дыхание. Внезапно ксилл резко наклонился вперед, и мне пришлось вцепиться в ручки кресла, чтобы не полететь на пол. Странный звук, в котором смешивались грохот и свист, нарастал – и вдруг оборвался. Это было все. Наступила полная тишина, ксилл выровнялся. Аасс встал:

– Теперь подождем сто один базик.

Я спросил, что такое базик. Мне объяснили, что это единица времени, и показали маленькие часы. Один базик соответствует одному часу одиннадцати минутам двенадцати секундам.

Я не стану останавливаться на этом отрезке в сто один базик. Жизнь в ксилле была однообразна, как в подводной лодке, лежащей на грунте. Не нужно было совершать никаких маневров. Все иссы, кроме одного дежурного в кабине управления, отдыхали. Они проводили время за игрой, отдаленно напоминающей шахматы, читали толстые книги с темно-синим шрифтом на гибкой и прочной “бумаге”, разговаривали между собой. Я скоро заметил, когда попытался установить с ними мысленную связь, что мне отвечали только Аасс, Суилик и Эссина. Остальные лишь улыбались и продолжали заниматься своими делами.

Аасс большую часть времени пропадал у себя в лаборатории. Зато Эссина и Суилик держались очень дружелюбно, задавали мне бесчисленные вопросы о Земле, о нашем образе жизни, об истории человечества. Но когда спрашивал я, они ловко избегали прямых ответов, откладывая всякие уточнения на будущее. Однако я находил в них много общего с собой; мне они казались даже ближе, чем некоторые люди, с которыми я сталкивался.

Под конец мне надоело все время рассказывать им о Земле, ничего не получая взамен; я отправился к Аассу, чтобы выразить ему свое недовольство. Он долго смотрел на меня, потом ответил:

– Они повинуются моему приказу. Если мудрецы оставят тебя на Элле, у тебя будет достаточно времени узнать все, что ты пожелаешь. Но пока мы хотим, чтобы ты знал о нас как можно меньше.

– Вы думаете, меня отошлют назад? Неужели присутствие одного человека может чем-то угрожать вашей планете?

Но едва произнеся эти слова, я побледнел. Да, угроза была! И не только для них! Для меня тоже, особенно для меня. Как врач я должен был сразу это сообразить: микробы! Во мне были миллиарды зародышей;. мой организм, защищенный постепенно выработавшимся природным иммунитетом, на них не реагировал, но они могли быть смертельны для иссов. А иссы в свою очередь наверняка были носителями микробов, смертельных для меня!

В ужасе и отчаянии я передал свою мысль Аассу. Тот улыбнулся.

– Мы уже давно занимаемся этим вопросом. С того самого времени, когда иссы покинули свою родную планету Эллу-Вен звезды Ориабор и начали переселяться на Эллу-Тан звезды Иалтар. В тебе больше нет чужеродных живых организмов. В первую ночь после отлета, пока ты спал, мы подвергли тебя обработке лучами ассрн.

– Что такое ассрн?

– Ты узнаешь об этом позднее, если все будет хорошо. Мы также взяли у тебя немного крови, чтобы восстановить твой прежний иммунитет, когда тебе придет время вернуться домой. Что касается нас, то, находясь на чужой планете, мы всех членов экипажа обрабатываем этими лучами через день. На Элле мы сделаем все необходимое, чтобы предохранить тебя от наших микробов. Если это нам не удастся, ты тоже будешь через день получать облучение ассрн. Кстати, насчет твоей крови! Скажи, неужели у всех существ на Земле в крови так много железа?

– Да, у всех, кроме нескольких беспозвоночных, у которых дыхательный пигмент содержит медь.

– В таком случае вы родственники мисликов!

– Что это за мислики, о которых вы все время говорите?

– Скоро узнаешь. Вы все это скоро узнаете!

И он склонил голову, как всегда, когда хотел закончить разговор.

Часы – базики – проходили один за другим. Когда настало время вернуться в Большое Пространство, Аасс позвал меня в зал управления. Началась та же самая церемония вопросов и ответов, последовали такие же толчки. Затем Суилик включил обзорный экран: со всех сторон нас окружали бесчисленные звезды. Одна из них была заметно ближе других – отсюда она казалась всего раза в три меньше нашей Луны.

Аасс указал на нее пальцем.

– Иалтар, наше солнце. Через несколько базиков мы будем на Элле.

Они показались мне бесконечными, эти последние базики! Как зачарованный, смотрел я на приближающуюся звезду, к которой мы летели. Но скоро ее чуть голубоватый свет начал слепить мне глаза и я стал разглядывать планеты Иалтара. Суилик показал мне, как пользоваться перископом ксилла, который по желанию может играть роль телескопа.

Вокруг Иалтара вращается двенадцать планет; они называются – начиная от самой удаленной – Афен, Сетор, Сиган, Херан, Тан, Софир, Рессан, Марс (да, Марс, как это ни странно!), Элла, Сонг, Эиклэ, Рони. У Сигона и Тана такие же кольца, как у нашего Сатурна. Самая большая планета – Херан, самые маленькие – Афен и Рони. Марс и Элла примерно одинаковой величины, чуть побольше нашей Земли, а Рессан – немного поменьше. Эти три планеты – Марс, Рессан и, разумеется, Элла – обитаемы. На большей части остальных планет иссы ведут научные исследования или промышленные разработки, преодолевая порой невероятные трудности.

Почти у всех планет есть спутники; в их расположении существует довольно любопытная закономерность: у Рони спутника нет; у Эиклэ – тоже; у Сонга – один; у Эллы – два, Ари и Арци; у Марса – три, Сей, Сании, Сун; у Рессана – четыре, Атуа, Атеа, Асуа и Азеа; у Софира – пять; у Тана – шесть. Далее число спутников уменьшается в таком же порядке: у Сетора их три и, наконец, у Афена их вовсе нет. Один из спутников Херана, планеты, превосходящей размерами наш Юпитер, достигает величины Земли. Афен вращается на орбите, удаленной от Иалтара на одиннадцать миллиардов километров! Разумеется, все это, особенно цифры, я узнал лишь впоследствии.

Мы вынырнули из ахуна между орбитами Софира и Рессана, довольно близко от последнего, так что я смог отчетливо разглядеть в телескоп контуры побережья, мелькнувшие в просвете облаков. Марс был в это время слишком далеко, по ту сторону Иалтара. Наконец Элла перестала казаться крохотной искоркой в черном небе и превратилась в сияющий шар, который рос, приближаясь с каждой минутой.