Онлайн чтение книги Псмит в Сити Psmith in the City
24. Дух неурядиц

На протяжении следующих двух недель произошли два события, существенно изменившие положение Майка в банке.

Первым было избрание мистера Бикерсдайка членом парламента. Он прошел минимальным большинством среди буйств, необычных даже для Кеннингфорда. Псмит, который отправился туда в день выборов понаблюдать празднование и вернулся со шляпой всмятку, сообщил, что, насколько он может судить, кеннингфордские избиратели находились как раз в том состоянии блаженного опьянения, которое помогало им голосовать за мистера Бикерсдайка по ошибке. Кроме того, в канун выборов обнаружилось, что его противник в отрочестве учился в немецкой школе в Германии, а затем два года провел в Гейдельбергском университете. Эти вредоносные разоблачения произвели заметное впечатление на рьяных кеннингфордских патриотов, которые теперь называли проигравшего кандидата заплетающимися, но убежденными языками не иначе, как «энтот немецкий шпиён».

— Так что, приняв все во внимание, — суммировал Псмит, — думается, товарищ Бикерсдайк попал в лузу.

И газеты на следующий день подтвердили, что он не ошибся.

— Сто пятьдесят семь, — сказал Псмит, читая газету за завтраком. — Не совсем сокрушительная победа. Весьма удачно для товарища Бикерсдайка, думается мне, что я не отправил эти его весьма талантливые речи в «Кларион».

До этого момента Майк никак не мог понять, почему на следующее утро после выволочки из-за чека управляющий послал за ним и сообщил, что изменил свое решение уволить его. Майк не мог избавиться от ощущения, что дело нечисто. Мистер Бикерсдайк отнюдь не выразил удовольствия, что восстановил его. Напротив, тон его был более чем резким. Майк пребывал в полном тупике. На сообщение Псмита, что он спокойно обсудил ситуацию с управляющим ко взаимному удовлетворению, он особого внимания не обратил. И вот теперь свет забрезжил.

— Черт подери, Псмит, — сказал он, — ты пригрозил ему, что пошлешь эти речи в газеты, если он меня уволит?

Псмит посмотрел на него сквозь монокль и взял еще ломтик тоста.

— Я не в состоянии, — сказал он, — в данную минуту припомнить точно, в каких конкретных выражениях велась весьма приятная беседа, которая состоялась у меня с товарищем Бикерсдайком во время нашей случайной встречи в турецких банях под вечер того дня, но, неторопливо обдумав ситуацию на досуге, я невольно ощущаю, что он, возможно, истолковал мои слова именно так. Ну, вы знаете, товарищ Джексон, как случается в таких задушевных разговорах. Вдруг истолковывается что-то превратно. Какое-нибудь случайно оброненное мною слово могло внушить ему упомянутую вами мысль. Слишком много минуло времени, чтобы с уверенностью прийти к тому или иному выводу. Достаточно того, что все кончилось хорошо. Так или иначе, но он взял назад свое решение. Я буду только счастлив, если окажется, что семя, побудившее его изменить свои взгляды, было посеяно каким-либо моим недостаточно взвешенным словом. Предположительно, мы никогда этого не узнаем.

Майк начал было мямлить неловкие слова благодарности, но тут Псмит продолжил свои рассуждения.

— Как бы то ни было, — сказал он, — однако мы не можем не заметить, что избрание мистера Бикерсдайка в какой-то мере повлияло на нашу позицию. Как вы указали, в этом недавнем деле на него могла воздействовать какая-нибудь моя случайная фраза касательно этих речей. Теперь, однако, они утратят свою ценность. Теперь, когда он избран, он ничего не потеряет, если они будут опубликованы. Иными словами, в случае еще какого-либо неприятного эпизода он может проявить большую беспощадность.

— Я понимаю, что ты подразумеваешь, — отозвался Майк. — Если он опять поймает меня на ляпе, он уволит меня без разговоров.

— Положение дел, — сказал Псмит, — более или менее таково.

Другим событием, изменившим жизнь Майка в банке, был перевод его из отдела мистера Уоллера в Долгосрочные Депозиты. Работа в Долгосрочных Депозитах была менее приятной, а мистер Грегори, глава отдела, менее всего походил на мистера Уоллера. Мистер Грегори до того, как войти в штат лондонского филиала Нового Азиатского банка, много лет прослужил в фирме на Дальнем Востоке, где приобрел расстройство печени и привычку обращаться к своим подчиненным в манере старшего помощника на грузовом судне без порта приписки. Даже в те дни, когда печень его не тревожила, он пребывал в воинственном настроении. А когда, как бывало обычно, она его тревожила, он превращался в фонтан злобной брани. Майк и он возненавидели друг друга с самого начала. Работа в Долгосрочных Депозитах особых трудностей не составляла, стоило с ней освоиться, но для новичка и она таила некоторые западни, а Майк в коммерческих делах был неопытнее самого неопытного новичка. В двух других отделах, где ему пришлось побывать, он освоился вполне сносно. Штемпелевание писем и доставка их на почту в Почтовом Отделе были ему вполне по плечу. А в Кассовом Отделе сочувственное терпение мистера Уоллера неизменно его поддерживало. Однако с мистером Грегори все обернулось иначе. Майк не терпел, чтобы на него кричали, это сбивало его с толку. А мистер Грегори только кричал. Он всегда говорил так, будто соперничал с ураганом. На Майка он кричал даже больше обычного. На его стороне, нельзя не признать, было то, что Майк не походил на обычных банковских клерков. Самая система банковского дела оставалась для него жуткой тайной. Он не понимал сути операций, а также, каким образом разные отделы зависели друг от друга и сочетались друг с другом. Каждый отдел представлялся ему чем-то самостоятельным и отграниченным от остальных. Почему они все находились в одном здании он так до конца и не разобрался. Он понимал, что причиной не могла быть поддержка общения, обеспечение, чтобы клерки могли составлять компанию друг другу в периоды затишья. Это он, во всяком случае, сознавал, но в остальном пребывал, как в тумане.

Естественно, мало-помалу привыкнув под мягкой эгидой мистера Уоллера извлекать удовольствие от пребывания в банке, Майк теперь испытал сильнейший шок. Не прошло и дня с его появления в Долгосрочных Депозитах, как он уже питал к банку отвращение, столь же жгучее, как в первое утро работы в нем.

Псмит, занявший его место в Кассовом Отделе, сообщил, что мистер Уоллер безутешно скорбит о его утрате.

— Я делаю, что могу, лишь бы подбодрить его, — сказал Псмит, — и он иногда мужественно улыбается. Но когда он полагает, будто я на него не смотрю, то поникает, и на его лицо возвращается неизъяснимо грустное выражение. Солнечный свет исчез из его жизни.

Этот свет как раз озарил жизнь Майка и более всего остального вызвал в нем тоску и бунтарство. Иными словами, наступила поздняя весна, солнце бодряще светило на Сити, и в воздухе веяло крикетом. В этом-то и заключалась беда.

В сумрачные дни туманов и слякоти Майк был не против проводить утренние и дневные часы в банке и сопровождать Псмита по вечерам. В подобных условиях лучше места, чем Лондон, не сыскать, а тепло и освещение внутри банка не оставляет желать ничего лучшего.

Но теперь ситуация изменилась. Банк превратился в тюрьму. Со всем пылом того, кто родился и вырос на лоне природы, Майк ненавидел необходимость томиться в четырех стенах в дни, когда самый воздух твердил о приближении лета. Утро за утром он неимоверным усилием принуждал себя толкнуть вращающиеся двери и сменить свежий воздух на душную атмосферу банка.

Дни медленно сменяли друг друга, и начался крикетный сезон. Но вместо облегчения это только усугубило муки. Если ему и удавалось немножко приобщиться к крикету, у него только возникало желание поорудовать битой еще и еще. Будто умирающему с голода человеку дали горстку сухариков.

Будь лето дождливым, возможно, он набрался бы терпения. Но оно, как назло, выдалось редкостно погожим. После холодной недели в начале мая наступила жара. Май шествовал в пылании солнечного света. По всей стране бэтсмены набирали очки.

Несколько лет Майк пробыл кандидатом Мэрилбоунского крикетного клуба и стал его членом в свой последний сезон в Рикине. Раза два в неделю он умудрялся выбраться для получасовой тренировки на поле «Лорда» у сеток, а по субботам в банке устраивались матчи, в которых он обычно с блеском отбивал довольно средние клубные подачи. Но этого ему было мало.

Наступил июнь, принесший еще больше солнечной погоды. Атмосфера в банке казалась даже еще более душной, чем раньше.