Онлайн чтение книги Птицы дождя Rainbirds
Глава 1. Она рассыпалась и превратилась в прах

Поначалу все было как обычно, ничего неожиданного.

Я говорил с сестрой по телефону и представлял, как она сидит за письменным столом у окна своей комнаты в Акакаве, как лучи солнца проникают сквозь занавеску и бросают каштановые блики на ее длинные темные волосы. Она задавала мне вопрос за вопросом, а я просто бубнил односложные ответы, мечтая поскорее закончить наш разговор. Но потом, прямо на моих глазах, она рассыпалась и превратилась в прах.

Я проснулся в черном седане; этот сон мог легко выскользнуть из моей памяти, если бы у меня на коленях не стояла белая фарфоровая урна с изображенными на ней хризантемами и летящей кукушкой. В урне был прах моей сестры, Кеико Ишиды, которой на момент смерти было всего тридцать три года.

– Еще долго ехать? – спросил я, ослабив галстук.

– Мы почти на месте, – ответил Хонда.

– Может, включишь музыку?

– Конечно, – ответил он и щелкнул клавишей.

По радио зазвучала «Summertime» Билли Холидей.

Для раннего пятничного вечера поездка шла гладко. Солнце висело еще высоко, впереди не было видно пробок. Даже музыка располагала к релаксу, под такую хочется барабанить пальцами, отбивая ритм.

Мои пальцы невольно стиснули гладкие стенки урны, похожей на невысокую цилиндрическую вазу. Хонда бросил на меня быстрый взгляд и снова направил свое внимание на дорогу.

– Кеико любила джаз, – сказал он.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Ее коллекция, маленькая стопка кассет – что теперь будет с ними?

– Забавно, но она не могла назвать практически ни одного джазового музыканта, – продолжал Хонда.

Я кашлянул.

– Не обязательно быть эрудитом, чтобы ценить джаз.

– Верно сказано, Ишида.

Вообще-то эти слова когда-то сказала мне по телефону сестра.

Я живо представил, как она сидела за письменным столом, как ее рука теребила телефонный шнур. С самоуверенной улыбкой она пробормотала:

– Не обязательно быть эрудитом, чтобы ценить джаз.

Странно, что эта картинка врезалась в мой мозг, хотя я никогда не видел комнату сестры – даже не представлял себе, как она выглядела.

– Все, приехали, – сообщил Хонда, когда автомобиль остановился возле отеля «Кацураги».

– Спасибо, что помог устроить поминки, – поблагодарил я.

– Не стоит благодарности. Когда-то Кеико много сделала для меня.

Я кивнул и вылез из машины, сжимая урну. Я уже входил в отель, когда услышал за спиной голос Хонды:

– Ишида!

Я обернулся. Хонда опустил стекло.

– Что ты собираешься делать с… – Он почесал в затылке и взглянул на урну.

– Еще не решил.

– Если хочешь рассеять пепел над морем, мы можем обратиться к работникам крематория. Они возьмут недорого.

– Нет, не годится, – возразил я. – Сестра боялась воды. Она не умела плавать.

Хонда и моя сестра вместе преподавали в школе экстерна[1]Школа экстерна – это специализированные учебные заведения для углубленной подготовки учеников, абитуриентов и студентов к сдаче экзаменов.. Это он заказал для меня номер в отеле.

– С мебелью там очень скромно, но зато отель дешевый и вполне приличный, – сообщил Хонда, и это описание было абсолютно точным. Широкая кровать, маленький телевизор, гардероб, туалетный столик со стулом – вот и все. Мебель старая, но сносная. Сравнительно чисто, хотя присутствовал затхлый запашок. При номере – ванная комната.

Я поставил урну на туалетный столик и взглянул на часы. Половина третьего. Через час мне предстояло явиться в полицию. Я снял костюм и повесил его на спинку стула. Мне необходимо было принять душ, чтобы смыть запах погребальных благовоний.

Раздвигая дверь ванной, я бросил взгляд на туалетный столик. Там безмолвно стояла фарфоровая урна.

Я зашел в полицейский участок и увидел за окошком одинокого молодого сотрудника. Я был единственным посетителем. Когда я назвал свою фамилию, он встал и открыл дверь офиса.

– Следуйте за мной, – велел дежурный, что я и сделал, удивляясь про себя, что он покинул свой пост.

Полицейский провел меня по узкому коридору и жестом показал на дверь с правой стороны. Я постучал два раза, набрал в грудь воздуха и повернул дверную ручку.

– Извиняюсь, – пробормотал я.

За столом сидел мужчина средних лет, с волосами, начинающими редеть. На нем были выцветший черный костюм и мятая белая рубашка. Для офицера полиции одет он был неряшливо.

Кабинет оказался меньше, чем я ожидал, и без окон. Возможно, так и было задумано, чтобы заставить посетителей испытывать клаустрофобию. Крышка стола, заваленного высокими грудами папок, протянулась от стены до стены, разделив кабинет пополам. Я даже удивился, как этому человеку удавалось добираться каждое утро до своего стула. Он перелезал через стол или проползал под ним?

– Господин Рен Ишида? – спросил мужчина, взглянув на меня.

– Да.

– Пожалуйста, садитесь. – Он показал на два стула перед столом. – Я выражаю вам соболезнование по поводу случившегося с госпожой Кеико Ишидой. Конечно, для вас и ваших близких сейчас нелегкие дни. – Он отодвинул папки в сторону и протянул мне свою визитку. – Я веду дело госпожи Ишиды. Вы можете называть меня Ода.

Я кивнул и прочел на визитке: ХИДЕТОШИ ОДА, СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР.

– Господин Ишида, мне нужно услышать от вас как можно больше информации. – Он достал магнитофон. – Давайте начнем?

– Да.

Инспектор нажал на клавишу записи, посмотрел на часы и совершил привычный ритуал – назвал время, дату и место опроса, после чего представился сам и представил меня. Я подтвердил свою личность, и мы начали официальную беседу.

– Расскажите мне о вашей сестре, – сказал он. – Вы были с ней близки?

– Пожалуй, да. Во всяком случае, она звонила мне раз в неделю, – ответил я.

– Когда вы разговаривали с ней в последний раз?

– В прошлый понедельник.

Он повернул ко мне настольный календарь.

– Значит, это было шестого июня?

– Да.

– Шестого июня тысяча девятьсот девяносто четвертого года, – пробормотал он на магнитофон. – И о чем вы говорили?

Я уставился на голую стену за его спиной.

– Так, ни о чем, просто об обычных мелочах.

– Можете сказать более конкретно?

Я не сразу припомнил наш последний разговор. О чем же мы тогда говорили? Да, конечно. Мы говорили о моем свидании.

– Вы с Наэ ходили куда-нибудь в эти выходные? – спросила сестра.

– У-гу, – ответил я. – Мы обязательно встречаемся в субботу вечером.

– Где вы были?

– В итальянском ресторане.

– В каком-то престижном?

– Вроде он считается престижным.

– Правда? – воскликнула она. – Я и не знала, что у тебя такой утонченный вкус.

– Это была идея Наэ, не моя. Она узнала о нем из журнала мод.

– Ну, и хороший ресторан?

Я хмыкнул.

– Ничего хорошего и близко нет.

– Почему?

С чего я начал?

– Медленно обслуживают, паста безвкусная, и все дорого. Что и следовало ожидать, беря на веру рекомендации модного журнала.

– Может, у тебя просто были завышенные ожидания? – засмеялась она.

– Поверь мне, – возразил я, – ресторан просто плохой.

– И куда вы пошли после этого?

– Никуда, – ответил я, немного помолчав.

– Что? – воскликнула она. – И все?

– Да, – эхом отозвался я. – И все.

– Неужели правда?

– Кто больше разочарован, я или ты?

– Я в самом деле разочарована, – ответила она. – Ты такой скучный для своего возраста.

– Не говори со мной так, словно ты старуха. У нас разница только в девять лет. И вообще, чего ты ожидала от меня?

– В твоем возрасте после ресторана обычно совершают романтическую прогулку. Или ты утаиваешь от меня самое интересное?

– Мне жаль, что я снова тебя разочарую, но она сразу отправилась домой.

Я не лгал, но это была лишь часть истории. Мы с Наэ поругались за ужином. Честно признаться, у меня уже до ресторана было плохое настроение. Безвкусная ресторанная еда и плохое обслуживание его не улучшили. И когда Наэ стала доставать меня вопросами насчет моих планов на будущее – наших планов на будущее, в ее понимании, – я разозлился.

– Ты так отчаянно стремишься замуж, – сказал я. – Боишься, что останешься одна?

Я сообразил, что хватил лишнего, когда она встала и схватила сумочку. И даже не прикоснулась к главному блюду.

– Не жди, что я буду разговаривать с тобой, если ты не извинишься, – заявила она и выскочила из ресторана.

Я вздохнул. Наэ упрямая. Она выполнит свою угрозу. Впрочем, меня это устраивало. Мне требовался перерыв. В последнее время все наши разговоры сводились к свадьбе, хоть я и говорил Наэ, что пока не готов. Небольшая разлука пойдет нам на пользу.

Из ресторана я ушел вскоре после Наэ. По дороге на станцию я увидел бар на другой стороне улицы. Я зашел туда и заказал пиво. Рядом со мной села женщина. Мы разговорились, и в результате я выпил больше, чем намеревался. Она показалась мне довольно привлекательной, хотя, по-моему, этому помогли алкоголь и неяркое освещение. Слово за слово, и я очутился в ее постели в элитной квартире-студии.

Когда мы сделали дело, она уплыла в сон, а я пошел под душ. Последний поезд уже ушел, и я остался на ночь. Она все еще спала крепким сном, когда часа в четыре утра я проснулся и тихонько ушел, не желая больше никакого общения.

Разумеется, я не стал рассказывать об этом сестре. Она засыпала бы меня вопросами про ту женщину, а я едва помнил ее лицо, не говоря уж об имени. Мы говорили несколько часов, но все воспоминания улетучились. Единственное, что осталось у меня в памяти, – крошечная родинка на ее шее.

– Рен, ты почему так притих? – спросила сестра.

– Я устал, – солгал я.

Она продолжала разговор как ни в чем не бывало, словно не слышала моих слов.

– Но тебе ведь нравится итальянская кухня, верно? Я помню, как ты уплетал спагетти болоньезе, которые я готовила.

– Мне она нравится только тогда, когда хорошо приготовлена.

– Я знаю хороший итальянский ресторанчик. Не такой помпезный, как этот ваш ресторан, – просто маленький и уютный. Им заправляет пожилая пара. Мы с тобой съездим туда, когда ты приедешь в Акакаву. Это за городом, но поехать туда стоит.

Я улыбнулся, чувствуя ее восторг.

– Ладно, – согласился я, и это был наш последний разговор.

– Вы что-нибудь припомнили? – спросил инспектор.

Я сомневался, что моя личная жизнь имела какое-то отношение к смерти сестры.

– Мы говорили о моей учебе. Ничего важного.

– Она не говорила о том, что ее беспокоило? Ну, допустим, работа или личная жизнь?

– Ничего такого, что запомнилось бы. – Я покачал головой.

– Вы знаете, почему она приехала в Акакаву? Провинциальный город, не то что Токио, да и жила она тут одна.

Я ответил не сразу.

– Наши родители не ладили между собой. Сестра не выдержала этого.

Он заглянул в свою папку.

– Она уехала из Токио сразу после окончания учебы, когда ей было двадцать два года. Правильно?

– Да.

– Значит, она жила здесь одиннадцать лет. – Он посмотрел на меня. – Почему вы были единственным родственником, который присутствовал на ее похоронах?

Я не мог заставить себя ответить. Он выжидающе уставился на меня, но я не открывал рта. Мне не хотелось распространяться о наших семейных проблемах. Это вещь приватная и не имела отношения к смерти сестры. Инспектор вздохнул и что-то нацарапал в своем блокноте. Листок был полон заметок, сделанных его неразборчивым почерком.

– У вашей сестры были какие-то романтические отношения?

– Нет.

Я был уверен, что в последнее время у сестры никого не было. Не потому, что с ней было что-то не так – она была симпатичной, стройной, и вообще у нее был вид девушки из хорошей семьи. Короче, Кеико Ишида была из тех женщин, на каких хотел бы жениться средний служащий. В годы учебы в колледже и Токийском университете несколько приличных парней предлагали ей руку и сердце, но она всем вежливо отказала.

– Нет смысла, раз я не влюблена, – пояснила она мне.

– Не будь таким безнадежным романтиком, – сказал я. – Так ты никогда не выйдешь замуж.

Она только засмеялась, но наверняка она понимала, что в моих словах было зерно правды, хотя никогда не призналась бы.

– Вы уверены? – спросил инспектор, прервав мои раздумья.

Он достал из ящика стола несколько фотографий и разложил их на столе. На одной была бежевая сумочка сестры, я узнал ее. Сумочка была мокрая и в пятнах крови. Ткань порвана, всюду глубокие царапины. При виде нее я должен был ощутить грусть, но этого не случилось. Я не ощущал ничего.

Я посмотрел на остальные фотографии. Ничего необычного. Ее кошелек, красный шарф, ключи с болтающимся на них брелоком-кроликом, какое-то лекарство, ежедневник небольшого формата и ручки.

– Взгляните на это. – Инспектор показал на лекарство.

Я присмотрелся – это были противозачаточные пилюли.

– А это… – Он показал пальцем на фотографию шарфа. – Что вам это напоминает?

– Шарф, – ответил я не задумываясь.

– Судебные эксперты обнаружили на нем ее ресницу. Еще мы увидели глубокие вмятины на ее запястьях, словно они были связаны веревкой.

У меня в горле образовался комок.

– Что, у нее были завязаны глаза и связаны руки, когда ее убили?

– Наши криминалисты предполагают, что связывали ее раньше. Судя по травмам, создается впечатление, что она пыталась отбиться сумочкой от напавшего на нее. – Он задумчиво выпятил губы. – Простите мою черствость, но у меня такая работа – глядеть на это с разных углов.

Я молчал, ожидая его следующего вопроса.

– Возможно ли, что госпожа Ишида состояла в каком-нибудь обществе? Или в группе, занимающейся… определенными сексуальными практиками? – Он смущенно опустил глаза. – Я лишь имел в виду, что она была привлекательной и, как вы сказали, без романтических отношений.

Мысль показалась мне такой абсурдной, что я с трудом удержался от смеха.

– Я хорошо ее знал. Она не спала с кем попало.

Он вздохнул, но больше не стал задерживаться на этой теме.

– Она никогда не упоминала о ком-нибудь, кто ей нравился?

Я попытался вспомнить что-то подобное за годы наших еженедельных бесед по телефону.

– Может, о каком-нибудь бывшем бойфренде? – продолжал инспектор.

– Был один мужчина, – ответил я. – Примерно четыре года назад. Я не уверен, что он был ее бойфрендом, но она говорила мне, что проводит с кем-то много времени.

Инспектор наклонился вперед и схватил ручку.

– Скажите мне его имя.

– Она не назвала его, но это был вообще единственный раз, когда она упомянула, что встречается с мужчиной. Через несколько месяцев они поссорились.

– Из-за чего?

– Понятия не имею.

Он швырнул ручку на стол.

– Что еще вы знаете о том человеке?

– Он водит машину, – сообщил я. – Они несколько раз совершали поездки за город.

Инспектор почесал подбородок.

– Вы знаете, куда они ездили?

– Она никогда мне не говорила.

– Что-нибудь еще можете добавить?

Я неловко поерзал на стуле. Я так мало знал о сестре и мужчинах, с которыми она встречалась. Она никогда не делилась со мной, но и я никогда не спрашивал ее об этом. Неужели я всегда был таким безразличным?

– Простите, – сказал я. – Мне жаль, но я больше ничем не могу помочь.

Инспектор выключил магнитофон.

– Честно говоря, так говорят все, с кем я беседовал. Ее начальник, коллеги, хозяин дома, где она жила. Никто ничего не знает о ее личной жизни. Вероятно, она была очень скрытной.

Нет, неправда. Моя сестра прекрасно общалась с окружающими; она всегда интересовалась их делами и никогда не выпячивала свою персону.

Или, может, он прав. Может, она действительно была скрытной особой и это я все время ошибался. Ведь я даже не понимал, зачем она носила в сумочке противозачаточные пилюли и повязку на глаза.

– Мы сделаем все, что сумеем, – сказал инспектор. – Позвоните мне, если вспомните что-то, что поможет нашему расследованию. Вообще хоть что-нибудь. Просто позвоните мне. Понятно?

Я неопределенно кивнул. Если они проводят расследование такими методами, то никогда не добьются результата.

– У вас есть к нам вопросы? – спросил он.

У меня было много вопросов, и я не знал, с чего начать. Мне все еще не верилось, что моя сестра умерла.

Три дня назад мне позвонили из полиции. Не успел я опомниться, как уже стоял у гроба. Похоронная контора знала свое дело. Моя сестра выглядела так, словно лишь ненадолго уснула.

– Я хочу знать, что произошло, – сказал я инспектору.

Он наклонил голову.

– Вы имеете в виду подробности ее смерти?

– Да.

– Об этом более-менее подробно писали газеты, – ответил он. – Госпожа Ишида шла одна ночью, когда ее ударили острым предметом. На месте преступления мы нашли окровавленный нож, а ее раны получены от колющих ударов. ДНК с ножа совпадает с ее ДНК.

Неужели? Я кашлянул.

– Могу я взглянуть на нож?

– Это обычный кухонный нож.

Он вынул из ящика еще одну фотографию. Нож, как он и сказал, был обычным. Не тот, про который я думал.

– Вы нашли отпечатки пальцев?

– Только вашей сестры.

– Возможно ли, что нож был ее? Может, она взяла его для самозащиты, а напавший вырвал его из ее рук?

Инспектор выпятил губы.

– Мы не исключаем такую возможность, но Акакава безопасный город. У нас случаются незначительные преступления, но ничего такого, что заставило бы молодую женщину носить с собой нож для самозащиты.

Я молчал. Если бы город был безопасным, моя сестра была бы жива.

– Из сумочки ничего не пропало, – сообщил инспектор. – Ее кошелек и украшения нетронуты. Это не выглядит как грабеж. Но нападение было жестоким.

Мне припомнилась фраза из газетной статьи, которую я читал: «Тело жертвы было покрыто страшными колющими ранами. Целым осталось только лицо». Но я не видел ее ран. Когда я стоял у гроба, она лежала бледная и тихая. Мне хотелось встряхнуть ее и крикнуть: «Проснись, ладно? Что ты тут делаешь?»

Кеико Ишида всегда была такой внимательной. Ее все любили. Я не думаю, что кто-то мог ненавидеть ее с такой силой, чтобы так жестоко убить. Или я ошибался насчет нее? Если бы я приложил усилия и постарался понять сестру, могло бы это изменить ее участь?

Но было уже слишком поздно задавать такие вопросы. Кеико Ишида спит теперь вечным сном. Из этого сна ее не может вырвать даже цунами…