Онлайн чтение книги Панк 57 Punk 57
Глава Третья. Райен

– Девчонки, поторопитесь!

Тренер дважды ударяет кулаком по дверям шкафчиков, мимо которых проходит. Девочки вокруг меня хохочут и шепчутся, а я поправляю волосы и собираю их в небрежный высокий хвост.

– Да, я слышала, что они собираются устанавливать камеры, – говорит сидящая на скамейке Кейтлин Стивенс группе девушек. – Хотят поймать его с поличным.

Наношу дезодорант и убираю его обратно в спортивную сумку, а потом проверяю, все ли в порядке с блеском на губах, глядя в зеркало на дверце шкафчика.

Камеры, да? В школе?

Какая прекрасная новость.

Я надеваю верх чирлидерского костюма через голову, поправляю его на груди, одергиваю юбку. Мы набираем в команду новых участниц, потому что многие из нас скоро оканчивают школу, и тренер попросила иногда приходить в школу в форме в надежде привлечь как можно больше новичков.

– Интересно, каким будет их следующий ход, – вступает в разговор другая девушка. – Он все еще водит их за нос.

– Лично я, например, хочу, чтобы так и продолжалось, – добавляет Лайла. – Видели, что он написал сегодня утром?

Все вдруг резко замолкают, и я понимаю, на что они смотрят. Я поворачиваю голову и перевожу глаза на кусок стены прямо над дверью каморки учителей физкультуры. Мягкий поток воздуха из вентиляции треплет большой лист белой папиросной бумаги, криво прилепленный на стену.

Я улыбаюсь про себя. Сердце начинает биться быстрее. Я заканчиваю приводить себя в порядок.

– «Не осуждай мастурбацию, – Мел Лонг зачитывает вслух послание, которое, как мы все видели утром перед тренировкой, скрыто под листом папиросной бумаги, – это секс с тем, кого я люблю».

Все начинают хохотать. Держу пари, они даже не знают, что это цитата из Вуди Аллена.

Они обнаружили граффити сегодня утром прямо здесь, в женской раздевалке, и пока учителя залепляли его бумагой, все успели прочитать, что там написано.

За последний месяц надписи на стенах школы появлялись уже двадцать два раза, сегодня мы увидели двадцать третью.

Сначала они возникали редко, по одной, то тут, то там, но теперь появляются все чаще, почти каждый день, а иногда и по несколько раз на дню. Как будто «маленький Панк», как он (или она) теперь известен, вошел во вкус: врывается ночью в школу и оставляет случайные послания на стенах.

– Ну вот, – я закидываю сумку на плечо и захлопываю дверцу шкафчика, – если во всех коридорах и у каждого входа в школу появятся камеры, уверена, он или она наконец поумнеет и перестанет расписывать стены или попадется. Его дни сочтены.

– Надеюсь, что попадется, – взволнованно говорит Кейтлин с заинтригованным видом. – Так хочу узнать, кто это!

– Да ну, – возражает Лайла. – Так неинтересно.

Я разворачиваюсь и выхожу из раздевалки. Конечно, нет ничего веселого в том, чтобы Панк попался. Не будет утренних сюрпризов. Дело уже дошло до того, что, приходя сюда, каждый первым делом считает своим долгом проверить, не оставил ли вандал новое послание. Все думают, что интрига – это весело, так что жизнь в Фэлконс Уэлл станет скучнее без этой загадки.

Иногда сообщения на стенах серьезные.

Я свечусь ярче с каждым днем, а ты не умеешь сиять, дерьмо.

– Панк

И все молчат как рыбы, будто напрочь забывают о загадочном послании, словно оно не стоит их внимания, но ты знаешь, что они весь день не могут выкинуть его из головы.

А иногда послания смешные.

К твоему сведению, твоя мать ни за что не стала бы встречаться с твоим отцом, если бы у нее был шанс сделать этот выбор заново.

– Панк

Над этой надписью все ухохатывались.

Но на следующий день, как я слышала, несколько родителей позвонили в школу, потому что сыновья и дочери устроили им допрос с пристрастием, чтобы проверить, правда ли это.

Послания всегда без подписи и никогда не адресованы кому-то лично, но все стали их с нетерпением ждать. Кто он? Что он напишет в следующий раз? Как ему удается это делать, всегда оставаясь незамеченным?

И почему-то они все уверены, что это он, а не она, хотя нет никаких доказательств ни первого, ни второго.

Ореол таинственности уже висит над школой, и я больше чем уверена, что посещаемость резко подскочила, потому что никто не хочет пропустить часть истории. Все хотят наблюдать за ней воочию.

Медленно подходя к своему шкафчику, я бросаю на пол сумку и делаю глубокий вдох. Пока я открываю шкафчик, набирая на замке знакомую комбинацию цифр, у меня сдавливает грудь, и дышать становится сложнее.

Я роняю голову вперед, но быстро справляюсь с собой и поднимаю ее снова.

Черт.

Открыв дверцу, я подхожу вплотную к шкафчику, чтобы никто не видел, что я делаю, задираю юбку и достаю из-под пояса эластичных синтетических шорт ингалятор.

– Эй, не одолжишь мне сегодня замшевую юбку?

Я подскакиваю на месте, выпуская ингалятор и вытаскивая руку.

Слева от меня стоит Лайла, а по правую руку – Кейтлин и Мел.

Поднимая рюкзак, я достаю из него книги, которые были нужны для домашнего задания, и кладу их в шкафчик.

– Ты имеешь в виду ту самую, дорогущую, ради покупки которой я сдала в секонд-хенд половину своего гардероба? – спрашиваю я, складывая книги на полку. – Да ни за что.

– Тогда я расскажу твоей маме обо всей одежде, что ты хранишь в школьном шкафчике.

– А я тогда расскажу твоей обо всех случаях, когда ты говорила, что переночуешь у меня, а сама пропадала неизвестно где, – парирую я и улыбаюсь, вешая сумку на крючок в шкафчике, а потом поворачиваюсь к Кейтлин и Мел.

Девочки смеются, а я снова разворачиваюсь к ним спиной и достаю альбом по искусству и текст по английскому. Они мне понадобятся на первых двух уроках.

– Ну пожалуйста! – упрашивает Лайла. – У меня в ней такие шикарные ноги.

Я изо всех сил делаю вдох, стараясь наполнить легкие воздухом, несмотря на то что на них будто давит гиря в пятьсот килограммов.

Ладно, черт с ней. Я готова сделать что угодно, лишь бы она оставила меня в покое. Я залезаю рукой в шкафчик и достаю из самой дальней его части юбку из нежной темной замши на пластиковой вешалке.

И швыряю Лайле.

– Только не вздумай в ней трахаться.

Она довольно улыбается и растягивает юбку, любуясь.

– Спасибо.

Я хватаю пенал, в котором лежит куча карандашей для рисования, и телефон.

– Что у тебя сейчас? – интересуется Лайла, перекинув юбку через локоть. – Искусство?

Я киваю.

– Никак не могу понять, почему ты его не бросишь. Ты же его терпеть не можешь.

Я запираю шкафчик, слышу, как звенит звонок, и вижу, как толпа приходит в движение.

– Уже почти конец учебного года. Продержусь.

– М-м-м, – рассеянно отвечает Лайла. Скорее всего, она не расслышала, что я сказала. – Ладно, пойдемте. – Она поворачивается к Мел и Кейтлин, потом бросает взгляд на меня и отходит назад. – Увидимся за обедом, хорошо? И еще раз спасибо.

Все трое исчезают в глубине коридора, теряясь в толпе учеников. Идут на испанский, сегодня он у них первым уроком. Все куда-то несутся, бегут по лестницам, захлопывают шкафчики, заскакивают в классы… А у меня боль в груди усиливается. Живот уже горит от напряжения, настолько мне тяжело дышать. Я иду по коридору, опираясь рукой на шкафчики, чтобы не упасть.

Встречаюсь глазами с Брендоном Хевиттом, одним из друзей Трея, улыбаюсь ему на ходу. Вскоре все двери закрываются, а толкотня и болтовня сходят на нет. Мои легкие при каждом выдохе испускают тихий свист, словно у меня в горле маленькие невидимые струны.

Я медленно закрываю глаза и с трудом открываю их, мир вокруг начинает вращаться.

Втягиваю в себя столько воздуха, сколько могу. Никто не видит, как белеют от напряжения мои руки, потому что я изо всех сил прижимаю к себе книги, и никто не знает, что у меня в горле, свистя, летают иглы, как по взмаху волшебной палочки. Я изо всех сил стараюсь не закашляться.

Я прекрасно умею притворяться.

Последняя дверь наконец закрывается. Я быстро залезаю рукой под юбку и вытаскиваю ингалятор, который всегда там спрятан. Подношу ко рту, нажимаю на кнопку и с трудом вдыхаю лекарство. Эта горькая взвесь всегда напоминает мне чистящее средство, которое в моем детстве мама во время уборки разбрызгивала по дому для дезинфекции. Мелкие капли спрея достигают дальней стенки носоглотки и медленно оседают в горле. Прислонившись к стене, я снова нажимаю на ингалятор, увеличивая дозу лекарства, и закрываю глаза, уже чувствуя, как уменьшается давление на грудную клетку.

Вдыхая и выдыхая, я слышу, как пульс отдается в ушах, и ощущаю, что объем легких становится все больше и больше, будто сжимающие их невидимые руки потихоньку ослабляют хватку.

Как же быстро на этот раз случился приступ.

Обычно это происходит на улице или когда я перенапрягаюсь. Каждый раз, как становится тяжело дышать, я убегаю в туалет и достаю ингалятор. Ненавижу, когда приступы случаются неожиданно, как сейчас. Вокруг так много людей, в туалете в том числе. А теперь я еще и на урок опаздываю.

Спрятав ингалятор на место, в шорты, я с удовольствием делаю глубокий вдох и выпускаю воздух, перехватывая книги.

Развернувшись, поворачиваю направо, в соседний коридор, и поднимаюсь по лестнице в кабинет искусства. Это единственный ежедневный урок, от которого я получаю удовольствие, но друзьям вру, что терпеть его не могу. Искусство, группа, театр… Для них все это – лишь повод для насмешек, и я не хочу становиться их мишенью.

Осторожно приоткрыв дверь в класс, я вхожу и ищу глазами мисс Тилл, но ее нет в кабинете.

Должно быть, она в лаборантской.

А мне не нужно еще одно опоздание, так что…

Я стремительно пересекаю комнату и направляюсь к своему столу, поднимаю глаза и замираю: Трей сидит развалясь, за моей партой, на соседнем стуле.

Я чувствую укол раздражения. Великолепно.

Видимо, прогуливает химию: он уже завалил ее и теперь должен пересдать, чтобы окончить школу.

Урок искусства – мой счастливый час, а он все портит.

Я слегка вздыхаю и выдавливаю из себя полуулыбку.

– Привет.

Он отодвигает одной рукой стул, расслабленно откинувшись на спинку своего, и пялится на меня, пока я сажусь. Мисс Тилл, наверно, и не заметит, что он не из ее учеников.

– Я тут подумал… – заговаривает Трей, пока все остальные болтают. – Что ты делаешь седьмого мая?

– Хм, – высокомерно начинаю я. Отклоняюсь назад, складываю руки на груди и скрещиваю ноги. – У меня вроде были на вечер какие-то планы, но точно не помню.

Он кладет руку на спинку моего стула и задирает голову, глядя прямо на меня.

– Ладно, как думаешь, сможешь достать платье?

– Ну… – начинаю я и внезапно замолкаю.

В комнату заходит высокий подкачанный парень и направляется к парте рядом с нами. У меня захватывает дух.

Он кажется мне знакомым. Откуда же я его знаю?

У него с собой ничего нет: ни рюкзака, ни книг, ни даже карандаша. Он занимает место за пустым столом, через один от моего.

Я ищу взглядом мисс Тилл, пытаясь понять, что происходит. Кто бы он ни был, он не из нашего класса, но только что вошел сюда с таким видом, будто делает так каждый день.

Новенький?

Я кошу взглядом влево, разглядывая его. Он расслабленно сидит на стуле, положив одну руку на парту, и смотрит куда-то перед собой. Ладонь покрыта черными пятнами от запястья до самого мизинца. У меня так бывает, когда я рисую и кладу руку на бумагу, и она пачкается в чернилах.

– Эй, – слышу я, как одергивает меня Трей.

Я отвожу взгляд и нарочито закашливаюсь.

– М-м-м, да, уверена, у меня получится.

Он хочет, чтобы я купила платье. Седьмого мая выпускной бал, и меня на него еще никто не пригласил, потому что ходят слухи, что это собирается сделать Трей. А он тянул время, и я уже начала волноваться. Но я хочу пойти на выпускной, даже если и с ним.

Мой взгляд снова соскальзывает на новенького, я смотрю на него краем глаза. Его темно-синие джинсы перепачканы грязью, как пальцы и локоть, но на нем чистая иссиня-серая футболка и довольно приличная обувь. Глаза почти скрыты под густыми ресницами, а короткие темно-каштановые волосы лишь слегка прикрывают лоб. Сбоку в губе кольцо, оно бликует на солнце. Я прикусываю рот, глядя на него и представляя, каково это – иметь пирсинг на губе.

– Может, и укладку сделаешь? – продолжает Трей. – Только оставь волосы распущенными, мне так больше нравится.

Я поворачиваюсь, отрывая глаза от губ новенького, и заставляю себя сконцентрироваться.

Выпускной бал. Мы говорим о выпускном.

– Без проблем, – отвечаю я.

– Хорошо. – Он улыбается и откидывается на спинку стула. – Потому что я знаю одно прекрасное мексиканское местечко…

Он разражается хохотом, ему вторит его приятель рядом, и я на мгновение смущенно замираю. А, ты подумала, что он собирается пригласить тебя на выпускной бал? Глупая девчонка.

Но я не собираюсь дуться на его попытки заставить меня почувствовать себя идиоткой. Моя броня прогибается, но выдерживает удар.

– Ладно, развлекайся дальше. А я пойду на выпускной бал с Мэнни. Правда же, Мэнни? – И я пинаю ножку стула парня, сидящего передо мной, привлекая внимание этого эмокида.

Мэнни Кортес вздрагивает, но продолжает смотреть вперед, не обращая на нас внимания.

Трей с приятелем вовсю хохочут, но теперь поводом для смеха становится бедный парень, и я довольна, что отвлекла от себя их внимание.

Но есть и другие чувства: ощущение вины, отвращение к себе, жалость к Мэнни и укол совести из-за того, что я сейчас его использовала…

Зато я отвлекла и насмешила Трея, и теперь Мэнни и весь стыд, что я чувствую, не имеют никакого значения. Я смотрю на ситуацию свысока. Стыд никуда не делся. Но это как наблюдать за муравьями с самолета. Я в облаках, чересчур высоко, чтобы меня волновало то, что происходит на земле.

– Да, Мэнни, ты идешь на выпускной с этой девушкой? – насмехается Трей, пиная его стул, как это только что сделала я. – А? А? – Потом он поворачивается ко мне. – Не-а, я даже не уверен, что он предпочитает девушек.

Я выдавливаю из себя слабую улыбку, качаю головой и надеюсь, что сейчас он наконец замолчит. Мэнни сыграл свою роль, цель достигнута. Я не хочу, чтобы ему досталось.

В Мэнни сорок килограммов максимум, его волосы такие черные, что отливают синевой, а лицо настолько гладкое и бледное, что в определенной одежде он легко сойдет за девушку. Подводка, черный лак для ногтей, узкие джинсы, грязные потрескавшиеся кеды «конверс»… Все как по учебнику.

Мы с ним ходим в одну школу еще со времен детского сада, и у меня до сих пор хранится ластик в форме сердечка, который он подарил мне на День святого Валентина во втором классе. Я была единственной, кому он вообще хоть что-то подарил. Никто об этом не знает, и даже Миша не в курсе, почему я так трепетно храню ластик-сердечко.

Я поднимаю глаза и вижу, что он сидит на своем месте и молчит. Под черной футболкой он весь напрягся, но не двигается с места, склонив голову, и, наверно, надеется, что больше никто ничего не скажет. А может, думает, что если будет сидеть тихо и неподвижно, то снова сможет стать невидимым для всех. Мне знакомо это чувство.

Но что-то в груди слева неприятно ноет, и я бросаю взгляд на новенького парня. Он все еще смотрит прямо перед собой, но теперь нахмурил брови и напрягся, как будто злится на что-то.

– Нет, серьезно, – обращается ко мне Трей, и я с неохотой снова поворачиваюсь к нему. – Выпускной бал. Я приеду за тобой в шесть. Лимузин, ужин, мы заедем на танцы… И ты моя на всю ночь.

Я киваю, едва слушая, что он там говорит.

– Ладно, давайте начинать, – мисс Тилл выходит из лаборантской и ставит на стол органайзер с канцелярскими принадлежностями.

Она опускает экран, выключает свет, и я снова кошусь влево, наблюдая, как новенький, насупившись, смотрит вперед. Интересно, его официально приняли? У него есть расписание? Он, вообще, собирается представиться учителю? Я уже начинаю сомневаться, настоящий ли он, но сдерживаюсь, хоть и ловлю себя на желании протянуть руку и дотронуться до него. Я что, единственная, кто заметил, что он вошел в класс?

Мисс Тилл начинает приводить примеры рисования прямыми линиями, а я тем временем замечаю, что Трей оторвал кусочек бумаги от страницы в моем альбоме.

– Мэнни, – шепчет он, сворачивая бумажку в шарик и кидая комочек размером с горошину прямо в голову Кортесу. – Эй, Мэнни, мода на эмо давно прошла, чувак. Или твоему парню нравится, как ты выглядишь? – Трей и его друг тихонько хихикают, но Мэнни сидит как изваяние.

Трей сворачивает еще один шарик, и чувство вины начинает глодать меня сильнее, чем раньше.

– Эй, мужик. – Трей бросает в Мэнни бумажный шарик, тот ударяется о черные волосы и скатывается на пол. – Мне нравится твоя подводка. Одолжишь ее моей девушке?

Краем глаза я замечаю движение слева и вижу, что ладонь новенького на парте сжалась в кулак.

Трей кидает еще одну бумажку, на этот раз сильнее.

– Ты хоть не забыл, где у тебя член, педик?

Я вздрагиваю. Господи.

В мгновение ока новенький встает из-за парты и хватает стул Мэнни за спинку. Я завороженно смотрю, как он перетаскивает стул вместе с Мэнни и ставит так, чтобы самому оказаться между нами и эмокидом. Потом быстро подходит к старому месту Мэнни, забирает его тетрадь и коробку карандашей и кладет на стол перед своим новым соседом по парте.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Я сильно сжимаю зубы, стараясь скрыть потрясение. О боже.

Все ученики поворачивают головы в нашу сторону, чтобы следить за развитием событий, а новенький тем временем успевает плюхнуться обратно на свое место, ни слова не сказав и не удостоив никого даже взглядом. Он по-прежнему зол. Мэнни тяжело дышит, все его тело вытянулось по струнке от того, что только что произошло, а Трей с другом молча и пристально смотрят на новенького парня.

– Наверное, педиков тянет друг к другу, – едва слышно шепчет Трей.

Я краем глаза смотрю на новенького. Он наверняка все слышал. Но он спокоен как танк. Только мышцы рук напряжены, а зубы плотно сжаты.

Он ясно дает нам понять, что мы его разозлили. Никто никогда так не делает. Никто никогда не бросает мне вызов.

Трей больше ничего не говорит, и оставшуюся часть урока класс время от времени оборачивается на нас, пока учительница молчит. Я пытаюсь сконцентрировать внимание на ее указаниях, но у меня не получается. Я чувствую, что он рядом, и хочу смотреть на него. Кто он, черт возьми, такой?

И тут вдруг меня осеняет. Старый склад. Твою мать.

Моргнув, я снова кошусь в его сторону. Да это же тот самый парень, с которым я фотографировалась на квесте несколько месяцев назад. У меня в телефоне до сих пор хранятся наши с ним фотографии.

Интересно, он меня помнит?

Это так странно. Я так и не опубликовала наши фото на странице, где нужно было их запостить. Распрощавшись с ним и его другом, я потом всю оставшуюся ночь искала его глазами в толпе, но так и не нашла. Стоило мне отойти от него, как он словно исчез.

Мисс Тилл заканчивает объяснение, и я провожу остаток урока, озираясь и рисуя какую-то бессмыслицу. До этого я целую неделю работала над одним проектом, но сейчас им не занимаюсь, потому что не хочу, чтобы его видел Трей.

Это мой самый любимый урок, но на нем я чувствую себя беззащитнее всего. Искусство – не мое призвание, хотя мне доставляет удовольствие что-то делать своими руками и заниматься творчеством, хоть на уроке, хоть в автомастерской. И я не провела бы пять месяцев в комнате с двадцатью ребятами, каждый из которых только и ждет удобного случая, чтобы заглянуть мне под чирлидерскую юбку просто так.

Я здесь не ради этого. Я делаю рисунок для Миши. Создаю обложку его первого альбома в качестве сюрприза на выпускной. Нет, он не обязан ее использовать, я этого не жду. Но, думаю, это его поразит, подбодрит, добавит мотивации.

Конечно, я не хочу, чтобы Трей видел обложку или задавал вопросы о ней. Он просто посмеется над тем, что я действительно люблю.

Никто не знает о Мише Лейре, даже Лайла. Он мой, и это очень сложно описать словами… Даже пробовать не хочу.

К тому же, если я никому не расскажу, он не станет настоящим. И мне будет не так больно, когда я его потеряю.

А я его потеряю, если еще не потеряла. Все хорошее когда-нибудь заканчивается.

– Это он, – шепчет Тен мне на ухо, прежде чем сесть за обеденный стол со мной, Лайлой и Мел. – Тот самый парень, что разрисовывает стены школы.

Он поворачивает голову, протискиваясь между нами, смотрит поверх моей тетради с домашней работой по математике и поворачивается, приглашая проследить за его взглядом.

Новенький сидит за круглым столом в одиночестве. Ноги вытянуты и перекрещены, руки сложены на груди. С шеи свисают черные провода наушников, на лице все то же недовольное выражение, что я видела сегодня утром. Он сосредоточенно смотрит на столешницу перед собой.

Я сдерживаю улыбку. Значит, он все-таки настоящий. Тен тоже его видит.

А потом мой взгляд падает на его правую руку. Она вся покрыта татуировками. В животе начинают порхать бабочки.

Я не заметила этого утром.

Может, потому, что сидела с другой стороны от него. Я не понимаю, что изображено на татуировках, но точно могу сказать, что в рисунок вплетен текст. Оглядев помещение, я замечаю, что многие смотрят на него так же, как и я. Любопытные взгляды исподлобья, тихий шепот…

Отвернувшись, я касаюсь бумаги карандашом и заканчиваю задание, которое получила сегодня утром, чтобы не тратить на него время вечером.

– Думаешь, это он тайком пробирается в школу? Почему ты так считаешь?

– Ну взгляни на него. По нему тюрьма плачет.

– Да, это достойный аргумент, – саркастично замечаю я, продолжая писать.

Честно говоря, он выглядит не так уж плохо. Немного грязный, немного злой, но это не значит, что он преступник.

Я снова оборачиваюсь и смотрю на него, на секунду задерживая взгляд на лице… Твердый подбородок, уверенный взгляд темных глаз, изгиб линии носа и форма бровей, создающая ощущение, что он вечно чем-то недоволен… Он скорее похож на парня, который ответит кулаками на твой «привет», чем на человека, что исписывает текстами песен школьные стены.

И вдруг он поднимает глаза. Куда же он смотрит?

В сторону Трея. Тот что-то говорит директору Берроуз, когда она проходит мимо. Новенький за ними наблюдает.

– Он новичок? – спрашивает сидящая напротив меня Лайла, и я понимаю, что она его заметила. – На вид очень даже. Как его зовут?

– Мейсен Лоран, – отвечает Тен.

Я ничего не могу с этим поделать. Я повторяю про себя его имя, ищу его в памяти. Значит, именно это имя он не дал своему другу назвать мне тогда, на складе?

– Он был со мной утром на уроке физики, – объясняет Тен.

– И на моем первом уроке тоже, – добавляю я, переворачивая страницу в тетради и записывая условие следующей задачи. – Но он ничего не говорил.

– Что ты о нем знаешь? – спрашивает Лайла.

Я пожимаю плечами, не поднимая глаз.

– Ничего. Мне все равно.

С обеих сторон от Лайлы к нам за стол садятся Трей и Джей Ди и начинают жадно вгрызаться в свои сэндвичи.

– Привет, детка.

Трей прижимает ломтик жареной картошки к моему закрытому рту. Я выхватываю картошку и бросаю через плечо. Слышу, как они с Джей Ди смеются, и продолжаю делать домашку.

– Не думаю, что он вообще хоть с кем-нибудь разговаривал.

– Мистер Клайн задал ему вопрос по физике, а он просто промолчал.

– Кто? – спрашивает Джей Ди.

– Мейсен Лоран, – Тен показывает на новенького. – Он сегодня первый день.

– Интересно, как он проникает в школу по ночам, – вполголоса добавляет Лайла.

Я роняю карандаш на стол и поднимаю глаза, непонимающе глядя на нее.

– Не надо его обвинять, пока не знаешь наверняка, что именно он устраивает этот вандализм. Мы пока ничего не знаем. Кроме того, он сегодня в школе первый день. А стены разрисовывают уже больше месяца.

Я не хочу, чтобы его напрасно в чем-то обвинили.

– Ладно, – огрызается Лайла, закатив глаза и отправляя в рот ложку салата. – Интересно, как тот парень по ночам проникает в школу?

– Понятия не имею, – отвечает Тен. – Честно говоря, я вообще не думаю, что он выходит из школы. Тот, кто пишет на стенах, я имею в виду. Думаю, он остается в школе с вечера.

Джей Ди снова откусывает гамбургер.

– Зачем ему это делать?

– Потому что как еще можно обойти сигнализацию? – аргументирует Тен. – Подумай об этом. Двери школы открыты допоздна: занятия по плаванию в бассейне, факультативы, тренировки у спортивных команд, репетиторство… Он может уйти после уроков, поесть или что-то еще поделать и вернуться до того, как в девять вечера школу закроют. И тогда у него есть вся ночь. Может, он даже здесь живет. Атаки случаются практически каждый день, в конце концов.

Я дописываю решение последнего уравнения, медленно водя карандашом по бумаге. Интересное замечание. Как еще кто-то может обойти сигнализацию, если не прячется и не ждет, пока двери запрут?

Или если у него нет ключей и кода отключения сигнализации?

– У нас в школе нет бездомных детей, – подмечаю я. – Думаю, мы об этом знали бы. Наша школа, в конце концов, не огромная.

– Все, как ты и сказала, – реагирует Лайла. – Он только что появился, так что мы еще ничего о нем не знаем. – Я вижу, что она смотрит поверх моей головы, и точно знаю, на кого. – Он мог уже целый месяц здесь ошиваться, не начиная учиться, и никто бы об этом не узнал.

– Кидаешься камнями в новичка в грязной одежде, у которого нет друзей? – парирую я. – Какие у него могут быть мотивы портить школьные стены? Ой, подождите. Я забыла. Мне же нет до этого дела.

И я снова склоняюсь над домашним заданием, вывожу заголовок и продолжаю:

– Мейсен Лоран не живет в школе. И не портит стены, шкафчики или что-либо еще. Он – новенький, ты – интриганка, и мне скучно продолжать этот разговор.

– Мы можем узнать, кто он такой, – встревает Трей. – Я могу пробраться в кабинет мачехи, посмотреть его личное дело и узнать, где он живет.

– О да, – соглашается Джей Ди.

Их зловещий тон меня нервирует. Трею все сходит с рук, думаю, не без участия его приемной мамочки – директора.

Я закрываю учебник и тетрадь и кладу их друг на друга.

– И какой мне интерес это делать? – улыбается Трей.

– А чего ты хочешь? Назови цену.

Я опираюсь локтями на стол и поворачиваю голову, оглядываясь на Мейсена Лорана. Его невозмутимость сбивает с толку. Он ведет себя так, будто вокруг никого не существует.

Все суетятся, проходят мимо, голоса летают над его столом, вот слева от него кто-то рассмеялся, а справа уронили поднос, а он сидит словно в коконе. Снаружи идет жизнь, но ничто не нарушает спокойствия внутри.

Однако я чувствую, он в курсе всего, что происходит вокруг, хоть и никак не реагирует. Он знает все. По моим плечам пробегает холодок.

Я поворачиваюсь к Трею и делаю глубокий вдох, избавляясь от неприятного ощущения.

– Ты мне доверяешь?

– Нет, но я готов слегка приспустить поводок.

Джей Ди смеется, а я встаю из-за стола и задвигаю стул.

– Куда ты собралась? – спрашивает Лайла.

Я разворачиваюсь на месте и иду в сторону Мейсена, отвечая через плечо:

– Хочу услышать, как он разговаривает.

Подойдя к его столу, круглому, на четырех человек, в дальней части зала, я присаживаюсь на край и опираюсь руками на столешницу по бокам от себя.

Мои бедра оказываются перед его глазами, и он медленно поднимает взгляд вверх по моему телу и останавливается на лице.

Я слышу звуки барабанов и гитары из его наушников, но он продолжает сидеть на месте, только складка между бровями становится глубже.

Я протягиваю руки и аккуратно вынимаю из его ушей наушники, оглядываясь через плечо на друзей, которые внимательно наблюдают за происходящим.

– Они думают, ты бездомный, – говорю я, снова поворачиваясь к нему и замечая, как он переводит глаза с них на меня. – Но ты ничего не ешь и ничего не говоришь. Я думаю, ты привидение.

Я одариваю его озорной улыбкой, выпускаю из рук наушники и кладу руку ему на грудь. Его тепло моментально проходит через мою руку, и внутри все переворачивается.

– Ладно, забей, – добавляю я, продолжая монолог. – Сейчас я слышу сердцебиение. И оно ускоряется.

Мейсен просто смотрит на меня, будто чего-то ждет. Может, хочет, чтобы я исчезла, но пока не отталкивает.

Я убираю ладонь с его груди и снова облокачиваюсь на стол.

– Знаешь, а ведь я тебя помню. Ты был на том квесте в феврале. На складе в Тандер-Бей.

Он все еще не отвечает, и я начинаю переживать, не перепутала ли я чего. Тот парень на вечеринке не был многословным, но, по крайней мере, под конец вел себя дружелюбно. Как можно заигрывать с кем-то, кто сидит с отрешенным видом и не реагирует?

– Ты любишь автомобильные кинотеатры, Мейсен? – спрашиваю я. – Тебя же так зовут? – Я опускаю глаза и начинаю крутить в руках его ручку, пытаясь казаться застенчивой. – Скоро распогодится, и можно будет открыть сезон. Может, как-нибудь захочешь зарулить туда со мной и моими девчонками. Не хочешь дать мне свой номер?

С каждым выдохом его грудь опускается все глубже. Он смотрит на меня, и все мое тело почему-то начинает тянуться к нему. Его глубокие зеленые глаза, в которых можно утонуть, полны неведомого мне огня. Гнев? Страх? Желание? О чем он, черт возьми, думает и почему никак не заговорит? Я проглатываю комок в горле, чувствуя, что скоро критическая точка будет достигнута и он сломается.

– Ты не любишь людей? – продолжаю напирать я. – Или, может, тебе не нравятся девушки?

– Мисс Треверроу! – слышу я строгий женский голос. Он принадлежит директору Берроуз. – Слезьте со стола.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, но внезапно руки обхватывают мою талию и стягивают со столешницы.

Охая от шока, я с размаху приземляюсь Мейсену на колени.

– Мне нравятся девушки, – шепчет он мне на ухо, и мое сердце бьется с такой силой, что становится больно.

Кончик его языка скользит вверх по моей шее, я застываю и начинаю дышать с бешеной скоростью. Тепло разливается по телу.

Черт.

– Но ты… – Его низкий голос и горячее дыхание обжигают нежную кожу на шее. – Ты на вкус просто отвратная.

Что?

А потом он встает, и я сваливаюсь с его коленей прямо на пол. Выставляю вперед руки и приземляюсь на них.

Да какого дьявола?

Я слышу вокруг смешки и начинаю оглядываться. Несколько человек за соседними столами хихикают и глазеют на меня.

Стены словно сжимаются и грозятся раздавить. Я сгораю со стыда.

И мне не нужно поворачиваться, чтобы увидеть, что Лайла, скорее всего, тоже улыбается.

Вашу ж мать.

А потом я вижу, как Мейсен Лоран поднимает тетрадь с карандашом, вешает на шею наушники и молча выходит из столовой.

Козел. Да что же с ним не так?

Я встаю, одергиваю юбку и иду обратно к своему столику.

Это не первый раз, когда все смеются надо мной. Но он будет последним.