Онлайн чтение книги Путешествия пана Кляксы
Гроссмеханик

После окончания торжеств Гроссмеханик пригласил гостей в свой дворец, где для них уже были приготовлены отдельные апартаменты. Прежде всего пан Клякса вспомнил о бочках с чернилами и попросил доставить их во дворец.

— Уважаемый гость, — с грустью сказал ему Гроссмеханик, — я знаю, как огорчит тебя известие, которое ты сейчас услышишь: все абецкое, оказавшись за пределами своей страны, моментально гибнет под действием солнечных лучей. Чернильное молоко тоже сразу теряет свой цвет и становится белым. Нас с Абецией давно связывают добрососедские отношения, и мне все это хорошо известно. Сейчас ты сам убедишься в правоте моих слов.

По знаку Гроссмеханика один из патентонцев подкатил две бочки с чернильной жидкостью, поставил их перед паном Кляксой и сильным ударом вышиб дно. Из бочки хлынуло белое молоко. Не веря своим глазам, пан Клякса заглянул внутрь. Да, сомнений не оставалось: чернила потеряли цвет и превратились в никому не нужную белую жидкость. Пан Клякса окунул в нее руки и молча смотрел на белые капли, стекавшие с его пальцев на стеклянные плиты. Молчание великого ученого было красноречивее слов, и никто не посмел нарушить его.

В этот момент взгляд пана Кляксы встретился с глазами Петрика, полными слез. Пан Клякса встряхнулся, присвистнул, как дрозд, и сказал:

— Жаль, конечно. Но наше путешествие еще не окончено. Мы не можем вернуться в Сказандию с пустыми руками. Пойдемте.

Он взял под руку Патентоника XXIX, и они направились во дворец. За ними последовали сказандцы, Придворный Совет и вся остальная свита.

Да, нужно признать, что пан Клякса был великим человеком — только великие люди никогда не теряют надежды.

Они вошли в высокие ворота и очутились перед дворцом. Несколько лифтов стояло наготове, ожидая гостей. Как ни странно, в домах у патентонцев не было лестниц. Нигде ни одной лестницы.

Патентонцы прыгали на верхние этажи при помощи пружинящих подошв, а тот, кто хотел, мог воспользоваться лифтами или кресло-планерами.

Просторный зал, куда Гроссмеханик проводил гостей, был совершенно пуст. Только несколько рядов разноцветных кнопок на серебряной плите указывали на существование скрытого механизма. Стоило нажать кнопку, и с потолка, из пола и стен выдвигались различные предметы.

Сначала нажали голубые кнопки, и зал превратился в роскошную столовую: откуда-то появились столы со всякой снедью и кувшинами ананасного вина. Гроссмеханик подал знак, и начался пир, который продолжался всю ночь, до самого утра. К еде были примешаны какие-то приправы, которые снимали усталость, и сказандцы, не говоря уж о пане Кляксе, были бодры и не хотели спать.

Когда пир окончился, Гроссмеханик нажал красные кнопки, и столовая превратилась в механическую мастерскую. Она была заставлена аппаратами, точными приборами и инструментами, при помощи которых он разрабатывал и совершенствовал свои изобретения.

Гроссмеханик подарил всем гостям по металлической коробочке, которая одновременно была радиоприемником, зажигалкой, электрическим фонариком, мухоловкой и машинкой для стрижки волос. Сказандцы не могли прийти в себя от изумления, увидев этот гениально задуманный сложнейший прибор.

А пан Клякса, которому беспрестанно оказывали всяческие знаки внимания, получил, кроме того, аппарат для угадывания мыслей, ларчик с семью тайнами Патентонии и пятнадцать винтолетов для себя и своих товарищей. Среди семи тайн Патентонии был способ находить эту страну на карте, модель увеличительного насоса, перечень изобретений Гроссмеханика и еще четыре не менее ценных секрета.

Пан Клякса горячо поблагодарил за щедрые дары, но при этом деликатно намекнул, что среди подарков он не видит столь необходимых ему черных чернил.

Гроссмеханик помрачнел, пошептался о чем-то с Придворным Советом, приложил указательный палец к своему длинному носу и сказал:

— Нам никогда не нужны были черные чернила, мы и так запоминаем всякие слова, числа и идеи. Наша память нас никогда не подводит, поэтому мы ничего не записываем: ни сложнейшие чертежи, ни математические формулы. Хоть мне сейчас девяносто девять лет, но я отлично помню все сто тысяч правил, которые выучил в детстве. Поэтому неудивительно, что мы не изобрели чернил и никогда их не изобретем. К тому же, как я уже говорил, у нас нет семи основных красителей. Но я удивлен, почему такой великий ученый, как пан Амброжи Клякса, до сих пор не смог изобрести такую простую вещь. Повторяю: я удивлен, а удивляться позволено каждому.

Пан Клякса обошел молчанием эту колкость, ведь он прекрасно умел владеть собой, он только покраснел до самых ушей и нахмурил брови.

А Гроссмеханик как ни в чем не бывало предложил гостям прогуляться по городу, еще раз напомнив им, что, к сожалению, их время истекает, он взял пана Кляксу под руку и, подпрыгивая рядом с ним на своей единственной ноге, направился к выходу. За ними двинулись сказандцы и вся свита.

Главная улица проходила высоко над движущимися тротуарами. Она была похожа на широкий мост, мощенный стеклянными кубиками. С обеих сторон возвышались конусообразные здания. А из окон выглядывали горожане, похожие друг на друга, как близнецы.

На этой улице не было ни кафе, ни магазинов, ни ресторанов. Вместо них сплошным потоком тянулись автоматы. Гроссмеханик включал их длинной иглой, у которой было сто семьдесят семь насечек.

Гроссмеханик демонстрировал всевозможные автоматы и раздавал гостям фрукты, сладости, одежду, предметы первой необходимости, всякие мелочи и даже украшения и драгоценности. У одного автомата патентонцы задерживались немножко дольше. Каждый всовывал туда свой длинный нос, потому что это был знаменитый автомат против насморка. Им пользовались чаще всего, так как местные жители постоянно страдали насморком и по нескольку раз в день дезинфицировали носы. Здесь были также автоматы для измерения температуры, для пломбирования зубов, для штопания носков, для заплетания косичек и другие, не менее важные. Сказандцы не скрывали восхищения изобретательностью патентонцев. Однако город без магазинов казался им серым, неинтересным, однообразным. Насколько привлекательнее были улицы Исто-Рико с их ярко освещенными витринами, где каждый мог купить все, что душе угодно! А изделия патентонцев, как и их одежды, выполненные по единому образцу, были все одного фасона и цвета, и это производило угнетающее впечатление. На улице Автоматов Гроссмеханик внезапно остановился и сказал:

— То, что вы увидите сейчас, безусловно очень огорчит вас, но ничего не поделаешь — законы нашей страны обязательны для всех, даже для чужеземцев.

Сказав это, Гроссмеханик сделал несколько огромных прыжков и остановился перед фигурой, неподвижно стоящей среди других автоматов. Сказандцы поспешили за ним. Перед ними был… Петрик, который остекленевшим взором бессмысленно уставился вдаль. Руки его были скрещены на груди, а ноги прикованы к тротуару железными скобами.

— Этот мальчик, — сказал Гроссмеханик, — вопреки запрету подсмотрел одно из моих новейших изобретений: он привел в движение механизм и тем самым выдал тайну. Он наказан за это. Он перестал быть человеком и стал автоматом, автоматом для лизания почтовых марок. Я могу вам его продемонстрировать.

Тут Гроссмеханик воткнул свою иглу в отверстие под мышкой Петрика и трижды повернул ее.

Петрик сразу же открыл рот и высунул язык.

Патентонцы одни за другим подскакивали к новому автомату, прикладывали к высунутому языку почтовые марки и потом наклеивали их на приготовленные заранее конверты.

Когда Гроссмеханик вынул иглу, Петрик втянул язык, закрыл рот и опять застыл, бессмысленно глядя вдаль. Пан Клякса был потрясен до глубины души. Он знал, что для Петрика уже нет спасения. Он долго стоял, не проронив ни слова, потом приблизился к несчастному мальчику, поцеловал его в холодный, как металл, лоб и, повернувшись к Гроссмеханику, произнес дрожащим голосом:

— Только бесчеловечный закон мог допустить превращение любознательного мальчика в автомат. Его любопытство наказано слишком жестоко. Но раз ничего изменить невозможно, мы не хотим больше оставаться в стране, где у людей вместо сердца стальные пружины. Выпустите нас отсюда как можно скорее. Таково наше требование. — Сказандцы, возмущенные до глубины души, окружили пана Кляксу и тоже стали требовать немедленного отъезда с этого мрачного острова. Только рулевой стоял в стороне и кричал:

— Не хочу уезжать! Я не хочу быть слепым! Тут я, по крайней мере, вижу. Разрешите мне остаться!

— Я ничего не имею против, — сказал Гроссмеханик. — Я понимаю, что значит зрение для человека. Переливающиеся стекла быстро выходят из строя, и их приходится часто менять, а это можно сделать только в Патентонии. Позвольте вашему рулевому остаться у нас. Он будет работать, как мы, и жить, как мы. Ведь у вас никто не вернет ему зрение.

Наступило молчание. Пан Клякса старался подавить в себе неприязнь к патентонцам, которых возненавидел за бесчеловечность. Он считал, что Гроссмеханик мог бы раскрыть тайну переливающихся стекол. Но этот бездушный и надменный властелин счел себя оскорбленным, и переубедить его было невозможно.

— Ладно, — сказал пан Клякса, — пусть рулевой остается. Правда, что касается меня, я бы предпочел быть слепым в Сказандии, чем королем в Патентонии. Вот так!

И, повернувшись, он зашагал прочь. Сказандцы поспешили за ним. Над их головами промелькнули скачущие патентонцы. На площади уже собралась огромная толпа. Все молча следили за работой механиков, которые хлопотали около новеньких сверкающих винтолетов, стоявших наготове. Гроссмеханик подозвал сказандцев и подробно объяснил им, как обращаться с летающими шарами. Надо признать, что механизм их был необычайно прост. Даже ребенок легко мог бы с ними справиться. Пан Клякса сел в машину, завел мотор и провел испытательный полет. Опыт прошел удачно. Когда приготовления к отлету закончились, Гроссмеханик обратился к пану Кляксе:

— Наша встреча останется у меня в памяти навсегда. Пройдет время, и забудутся взаимные обиды, но никогда не забудется то глубокое волнение, которое вызвало во мне даже столь недолгое общение с великим ученым. Памятник, который мы воздвигнем на этой площади, навсегда увековечит ваш замечательный визит, а площадь будет называться площадью Пана Кляксы. — Тут Патентоник XXIX дернул пана Кляксу за ухо и продолжал:

— Мы дали вам в дорогу большие запасы продовольствия; кроме того, каждый получит теплую одежду, потому что наверху очень холодно. Смотрите, вот пальто моего изобретения. В каждую пуговицу вмонтирована маленькая батарейка, от нее по телу разливаются равномерные волны тепла. Температуру можно регулировать, включая одну, две или три пуговицы. А теперь мне остается только попрощаться с вами и пожелать счастливого пути.

Пока сказандцам раздавали пальто, пан Клякса произнес короткую прощальную речь и поблагодарил Гроссмеханика за гостеприимство. Рулевой был необычайно взволнован. Он подбежал к своим друзьям и, обнимая их по очереди, громко рыдал.

— Никогда я уже не услышу сказок Великого Сказителя! — всхлипывал он. — Простите меня, но если бы вы знали, как горько быть слепым! Может, я как-нибудь пообвыкну, буду присматривать за Петриком… Простите меня! Счастливого пути!

Пан Клякса, прослезившись, поцеловал рулевого, еще раз поклонился Гроссмеханику и собравшимся патентонцам и отдал приказ садиться в винтолеты. В каждую машину село по два сказандца, а в последнюю — один пан Клякса. Патентонцы сыграли на носах прощальный марш, и пятнадцать винтолетов поднялись вверх. И чем выше они поднимались, тем меньше и меньше становились люди на площади, а через несколько минут они уже казались копошащимися муравьями. Вскоре и весь остров Изобретателей выглядел сверху как тарелка, плавающая на поверхности моря.