Протестую! Достоевский бессмертен!
Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией.
Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
... Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...
Рукописи не горят.
Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
Казнить так казнить, миловать так миловать.
Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!
Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «Целуй руку, целуй руку!» — говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению.
Ну, милый друг, с тобой не надобно газет.
Шумим, братец, шумим.
Всё врут календари.
Я правду об тебе порасскажу такую,
Что хуже всякой лжи.
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют —
И вот общественное мненье!
Да, мочи нет: мильон терзаний.
Чины людьми даются,
А люди могут обмануться.
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два.
Тот сватался – успел, а тот дал промах.
Всё тот же толк, и те ж стихи в альбомах.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
Ах! злые языки страшнее пистолета.
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —...
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
Любите друг друга, скоты вы этакие!
Там, где толпа видела чудовище, она видела архангела.
И это потому, что слепая Дея видела его душу.
Слабая струна женщины - жалость.
Тупоумие в человеке допустимо, но оно должно иметь и границы.
Но целомудрие рождает страсть, рождает неврастению. А страсть с неврастенией порождают нестабильность. А нестабильность означает конец цивилизации. Прочная цивилизация немыслима без множества услаждающих пороков.
... грош цена приятелям, которые, чуть что, превращаются во врагов и гонителей.
Конечно, общую идею хоть какую-то дать надо – для того, чтобы делали дело с пониманием, – но дать лишь в минимальной дозе, иначе из них не выйдет хороших и счастливых членов общества.
Все воспитание тела и мозга как раз и имеет целью привить людям любовь к их неизбежной социальной судьбе.
Конец уже содержится в начале.
Твой злейший враг, подумал он, – это твоя нервная система. В любую минуту внутреннее напряжение может отразиться на твоей наружности.
Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре.
Если дозволено это, все остальное отсюда следует.
– Тебя совсем не интересует мое мнение, да?
– Не беспокойся, куколка. Когда у тебя появится свое мнение, я замечу это первой. Но вообще имей в виду: в твоем возрасте «своим мнением» люди обычно называют чужие заблуждения, авторов которых уже не могут вспомнить.
А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных.
Дома новы́, но предрассудки стары.
Нельзя ли для прогулок
Подальше выбрать закоулок?
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится.
Свежо предание, а верится с трудом.
Счастливые часов не наблюдают.
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Человек – вот правда! ... Всё – в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо!
Всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то ее…
Любая книга — умный друг:
Чуть утомит, она смолкает;
Она безмолвно поучает,
С ней назидателен досуг.
Когда у нас есть здравый ум
И внутреннее благородство,
Нас уважает целый свет.
У него возникло такое чувство, как будто он бредет по лесу на океанском дне, заблудился в мире чудищ и сам он – чудище.
Жизнь — предсмертное томленье,
Смерть — от жизни избавленье.
1..139..143Тщеславие всегда любило
Господствовать над тем, что мило.