Нетрудно умереть ради чистых и совершенных, трудно отдать жизнь за жалких и безобразных - вот что отчетливо понял я в те минуты.
Мы приоткрыли набухшую дверь, и сразу же, как бурлящий родник, из леса хлынуло щебетанье птиц. Я и не знал, какое же это счастье - жить!
Удивительное создание человек - всегда в нем живет надежда, что уж его-то судьба пощадит.
Люди здесь не смеют проявлять ни отчаяния, ни даже радости. Долгая необходимость таить чувства превратила их лица в настоящие маска!
В душах наших рождается чувство, похожее на гнев: как долго будет продолжаться такая жизнь?.. Да, нервы наши напряжены до предела. Мы сделались нетерпеливыми друг к другу, и любой пустяковый промах товарища невольно вызывает раздражение.
Меня пронзил жгучий стыд. Господь вверял свою жизнь любому и каждому, потому что любил людей. А я усомнился даже в одном-единственном человеке...
— Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.
Оттого что человек умер, его нельзя перестать любить, черт побери, особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?
— С тобой случается, что вдруг все осточертевает? — спрашиваю. — Понимаешь, бывает с тобой так, что тебе кажется — все проваливается к чертям, если ты чего-нибудь не сделаешь, бывает тебе страшно?
— Что же он тебе сказал?
— Ну… всякое. Что жизнь — это честная игра. И что надо играть по правилам. Он хорошо говорил. То есть ничего особенного он не сказал. Все насчет того же, что жизнь — это игра и всякое такое. Да вы сами знаете.
— Но жизнь действительно игра, мой мальчик, и играть надо по правилам.
— Да, сэр. Знаю. Я все это знаю.
Тоже сравнили! Хороша игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, — тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на другую сторону, где одни мазилы, — какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет.
Вообще я часто откуда-нибудь уезжаю, но никогда и не думаю ни про какое прощание. Я это ненавижу. Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать, неприятно ли. Но когда я расстаюсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать , что я с ним действительно расстаюсь. А то становится еще неприятней.
Душевная боль – вот та цена, которую мы платим за свою независимость.
Причина моего провала очевидна: я мало тренировался. И кроме того, я мало тренировался. И еще — я мало тренировался. Это если так, вкратце.
Самое главное – это не скорость и не расстояние. Самое главное – постоянство: бегать ежедневно, без перерывов и выходных.
Я отношусь к типу людей, которые любят и ценят уединение. Я люблю быть один. Или вернее так: быть одному мне совсем нетрудно.
Страдание – личный выбор каждого.
Так уж устроена школа. Самая важная вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там.
Тебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у кого нет обычного имени. Моё имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чём ты сейчас думаешь.
Он очень долго опускался в кресло - так, что в последний момент, когда он уже почти сидел в нем, кресло словно чуть-чуть подросло ему навстречу.
Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.
Она закрыла дверь, а я бросил взгляд на книги - есть у меня такая дурная привычка.
Жизни он учился дважды: в шестнадцать лет у Достоевского и попозже - у новоорлеанских шлюх.
Владелец книжной лавки не походил на восьмое чудо света. Ему было далеко до трехногой коровы на одуванчиковом склоне.
Человеческая любовь по сравнению со страстью искусства часто кажется штудией льда, скелетом холодильника, что лежит на боку у Северного полюса.
Но я не могу изменить мир.
Его изменили до того, как я в нем появился
Стоял ранний вечер того дня, в котором меня по-настоящему никогда не будет. Бывают такие дни, в которых нас просто нет.
С ним ни секунды не было скучно, даже когда он безумствовал в чистейшем бреду <...> Его проблемы были уникальны, а способность вырабатывать новые мании - невероятна.
Любовь - это такая разновидность безумия.
Секунд тридцать в голове у него было совершенно пусто — весьма необычно, ибо там почти всегда маршировал парад Четвертого июля.
Одни думали, что он само обаяние, другие – что он полный мудак. Истина помещалась где-то в промежутке – можно сказать, на полпути.
Ночь удлиняется, когда прокисает любовь.
Играть музыку - почти то же самое, что по небу летать.
Ребенок, которого хоть однажды бросила семья, остается сиротой до самой смерти.
«Человеческая жизнь не так примитивна, чтобы делить ее только на мрачные и светлые стороны. Между светом и мраком — миллионы теней и переходных оттенков. И разумный человек всю жизнь учиться их различать.»
После полуночи время идет иначе.
Наша память - ужасно странная штука. Такой огромный шкаф с ящиками, забитый чем попало. Лишние знания, бесполезная информация, бредовые мысли забивают этот шкаф сверху донизу. А чего-то действительно важного не раскопать, хоть тресни.
Некоторые вещи на свете получаются только в одиночку. А некоторые - только вдвоем. Уметь их совмещать - хорошая штука. А вот путать одно с другим никуда не годится.
Для того чтобы жить, человеку нужны воспоминания, как топливо. Всё равно какие воспоминания. Дорогие или никчемные, суперважные или нелепые - все они просто топливо.
Когда кого-то любишь, ищешь то, чего тебе не достаёт. Поэтому когда думаешь о любимом человеке, всегда тяжело. Так или иначе. Будто входишь в до боли родную комнату, в которой очень давно не был.
Сняв наушники, я услышал тишину. Тишину можно слышать. Я знаю.
Человеку требуется место, куда можно вернуться.
«Счастье у всех одинаковое, но каждый человек несчастлив по-своему.»
Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части.
Иногда с тобой бывает жутко приятно. Как Рождество, летние каникулы и новорожденный щенок сразу вместе.
Почему все должны быть такими одинокими? Почему это необходимо – быть такими одинокими? Столько людей живет в этом мире, каждый из них что-то жадно ищет в другом человеке, и все равно мы остаемся такими же бесконечно далекими, оторванными друг от друга. Почему так должно быть? Ради чего? Может, наша планета вращается, подпитываясь людским одиночеством?
Если б ты изобрел автомобиль, работающий на дурацких шутках, ты смог бы упилить на нем довольно далеко.
Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далекими, оторванными друг от друга.
Самое важное – не то большое, до чего додумались другие, но то маленькое, к чему пришел ты сам...
...по-настоящему красивые женщины в питейные заведения одни не ходят. Им заигрывания мужиков не в радость, а в тягость.
1..122..144Мне всю жизнь казалось, будто я хочу сделаться другим человеком. Меня все время тянуло в новые места, хотелось ухватиться за новую жизнь, изменить себя. Сколько их было, таких попыток. В каком-то смысле я рос над собой, менял личность. Став другим, надеялся избавиться от себя прежнего, от всего, что во мне было. Всерьез верил, что смогу этого добиться. Надо только постараться. Но из этого ничего не вышло. Я так самим собой и остался, что бы ни делал. Чего во мне не хватало - и сейчас не хватает. Ничего не прибавилось. Вокруг все может меняться, людские голоса могут звучать по-другому, а я все такой же недоделанный. Все тот же роковой недостаток разжигает во мне голод, мучит жаждой. И их не утолить, не насытить. Потому что в некотором смысле этот недостаток - я сам. Вот, что я понял.