Онлайн чтение книги Рассказы
IV

Дровяников и Кесарийский, как оказалось, завернули к Столбунскому мимоездом, по пути — из Суздаля в Севилью. В Суздале они искали образца для часовни, которую собирался построить для оживления пейзажа в своем имении Никита Степанович; в Севилье хотели поискать старых картин. Но, на перепутье, их и Белорусь заняла. Дорога к Столбунскому вела бесконечной березовой аллеей екатерининского "шляха", шедшего полями по косогору, спускавшемуся к Днепру, который то был виден, полно налитый в своих вторых, низких, берегах, то прятался в лозовых зарослях и дубовых рощах. Днепр лежал в широкой зеленой равнине, а за равниной и рекой, верстах в пяти, на песчаной возвышенности тускло синели старые сосновые боры. Пейзаж был не из эффектных, но Кесарийский вспомнил историю: Днепр — "великий путь из славян в греки", Екатерину, устроившую дорогу, по которой теперь ехали, раздел Польши, поход Наполеона в двенадцатом году.

— Нет, — говорил Кесарийский, — это не пустыня, это говорит. Тут есть история, всемирная история.

— А теперь тут что? — спросил Дровяников.

— Теперь?.. — ответил Столбунский. — Теперь по этой стороне Днепра суглинки, а по той земля хуже, песок. Тут мужики и помещики богаче, там беднее.

— А у вас много земли? — спросил Кесарийский.

— Много, да толка от нее мало: я ведь на той стороне. Правда, лес есть…

— Так продавайте лес, — сказал Дровяников.

— Купите…

Воцарилось молчание.

— Гончарсвский далеко от нас отстал? — спросил Столбунского Никита Степанович.

— Да, порядочно.

— Знаете ли, — с озабоченным видом заговорил Дровяников, — знаете ли, Гончаревский начинает меня тревожить со своей дамой. Баба забирает силу, а баба, как видите, не высокой пробы. Я ему намекал — смеется. Но это может кончиться не смешно. Стареть стал…

Дровяников вдруг хлопнул Столбунского по колену.

— Петр Николаевич, — воскликнул он, — облагодетельствуйте Гончаревского: отбейте у него эту Катерину.

— Благодарю покорно.

— Да нет, не то! Вы только покажите ее в настоящем виде… Вы человек молодой, бравый. Деревня…

— А вы сами?

— Мы старые с ним знакомые: выйдет не то. А вы бы в водевильном жанре…

Никита Степанович воодушевился и набросал план в самом деле забавного водевиля. Столбунскому, однако, предназначенная ему роль не нравилась.

— Вы это должны устроить, непременно должны, — настаивал Дровяников. — Вам за это сорок грехов простится. Идет?

— Посмотрим, — уклончиво сказал Столбунский.

Никита Степанович сделал недовольное лицо.

Усадьба Столбунского показалась гостям малопривлекательной. Сначала ехали деревней, по улице, разрытой дождевыми ручьями. Мужики кланялись, но неприветливо. Бабы и вовсе не кланялись, поворачивали спины и уходили во дворы, откуда смотрели в заборные щели. Очевидно, отношения мужиков и барина были не из лучших. В конце деревни на пустой площади стояла каменная церковь с облупившейся штукатуркой. За пустырем начиналась обширная, старинная, крепостных времен усадьба. Черный двор с длинными темными службами, строенными давно, из толстых бревен. Старый густой парк, спускавшийся куда-то по косогору. Забор вокруг него из почерневших дубовых плах, стоймя врытых в землю. Немного углубляясь в парк, под нависшими ветвями деревьев стоял невзрачный, низкий и длинный каменный дом с шершавой гонтовой крышей.

— Вот мой "палац", — сказал Столбунский. — Не взыщите. Это бывшая оранжерея, а настоящий дом сгорел лет двадцать тому назад. Разбогатею — выстрою новый. Милости просим тогда на новоселье.

Внутри дом оказался интересней. Он был весь заставлен старинной мебелью, уцелевшей от пожара. Кесарийский сразу так и прилип к этой мебели. Он пошел вдоль стен, от конца ножек до изнанки спинок осматривая стулья, диваны, столики и этажерки. Кое-что он выносил на средину комнат, сам садился поодаль и предавался созерцанию. К нему присоединился Никита Степанович, и скоро они уже вдвоем приколачивали какие-то отпавшие металлические бляшки и очень обеспокоились тем, куда мог завалиться нос урода, вырезанного на дверце старого книжного шкапа. Мебель сильно выручила хозяина.

Катерину Ивановну Столбунский, по новому настоянию Дровяникова, поместил отдельно и подальше от Гончаревского.

— Хорошо вам тут будет? — спросил Столбунский, вводя Катерину Ивановну в ее комнату.

Та вместо ответа повернулась к нему спиной.

— Снимите-ка лучше пальто, чем разговаривать, — сказала она.

Это была красивая, сильная, стройная женщина — дерзкая, задорная, отлично одетая городская женщина, каких Столбунский давно не видал. "А не разыграть ли, куда ни шло, водевиль?" — подумал он, сзади обнял ее и поцеловал ее теплую, бархатистую, пахнущую духами щеку.

В это время послышались шаги женщины, которая должна была прислуживать Катерине Ивановне.

— Вот вам и помощь, хоть и не особенно искусная, — сказал Столбунский. — А пока до свиданья.

— А вы мальчик не промах! — одобрительно крикнула ему вслед Катерина Ивановна.