Онлайн чтение книги Рассказы о привидениях
РОБЕРТ ЭЙКМАН. МЕРТВЫЕ ИДУТ!

Он никогда не принадлежал к числу тех, кто питает отвращение к церковным колоколам, но в тот вечер звон колоколов в Холихейвене изменил его взгляды. „Колокола могут действовать на нервы“, — думал он, хотя только что приехал в этот городок.

Он прекрасно понимал, какой риск связан с женитьбой на девушке моложе его на двадцать четыре года, поэтому решил не усугублять его еще и традиционным медовым месяцем. Любовь Фринны странным образом изменила сущность их обоих: если раньше он относился к жизни легко и беспечно, то теперь планировал каждый шаг в постройке своего счастья; а она, которая считалась холодной и привередливой, теперь была согласна на все, лишь бы рядом был он. Он говорил, что, если они поженятся в июне, медовый месяц придется отложить до октября. Если бы они встречались дольше, пояснял он с печальной улыбкой, он бы успел закончить свои дела; а так — бизнес требует его присутствия. Он говорил правду — его положение на самом деле было менее влиятельным, чем он позволял думать Фринне. В конечном счете период ухаживания — с первого дня знакомства и до дня свадьбы — занял меньше шести недель.

„Деревня, — начал цитировать он, когда они садились в пригородный поезд на узловой станции (достаточно отдаленной), — это место, откуда лица, склонные к долголетию, могут надеяться добраться до вокзальной Ливерпуль-стрит в Лондоне…“

Теперь он мог отпускать шутки по поводу возраста, хотя, пожалуй, шутил слишком часто.

— Кто это сказал?

— Бертран Рассел.

Она посмотрела на него своими огромными глазами.

— Правда, — с улыбкой подтвердил он.

— Я не спорю.

Она продолжала смотреть на него. В старинном купе горела романтичная газовая лампа, и в ее тусклом свете он не разглядел, улыбается она в ответ или нет. Он решил сомнение в свою пользу и поцеловал ее.

Кондуктор дал свисток, и они с грохотом ворвались в темноту. Ветка так резко отклонялась от основной линии, что Фринна едва не упала со своего сиденья.

— Почему мы так медленно едем по равнине?

— Потому что инженер проложил ветку вверх и вниз по холмам и равнинам вместо того, чтобы прорыть туннель и оградить насыпью. — Ему нравилось давать ей объяснения.

— Откуда ты знаешь? Джеральд! Ты же говорил, что никогда не бывал в Холихейвене.

— Почти все железнодорожные пути в Восточной Англии проложены подобным образом.

— Значит, даже если поезд идет по равнине, мы все равно едем медленно?

— Время не имеет значения.

— Я бы ни за что не хотела поехать в такое место, где время имеет значение или где ты бывал раньше. Я хочу, чтобы твои воспоминания были связаны только со мной.

Он не был до конца уверен, что ее слова точно выражают ее мысли, но на сердце стало светло.

Маловероятно, что вокзал в Холихейвене построили в дни процветания деревушки, поскольку эти дни приходились на Средние века; однако здесь сохранились признаки былого величия. На длинных платформах вполне могли уместиться лондонские экспрессы, которые сюда давно не заезжают; да и залы ожидания выглядели достаточно пристойно, чтобы принять членов королевской семьи. Торчащие на высоких столбах газовые лампы, похожие на пальмы макао, освещали платформу, на которой стояли двое служителей, — начальник станции и носильщик, решил Джеральд. Почему-то все жители Холихейвена напоминали привыкших к штормовой качке моряков, и эти двое не были исключением.

Они смотрели, как он направляется к ним с тяжелыми чемоданами в руках, а рядом грациозно вышагивает Фринна. Они обменялись какими-то замечаниями, но ни один из них не предложил свою помощь. Джеральду пришлось поставить чемоданы для того, чтобы отдать билеты.

— Где находится „Колокол“?

Джеральд нашел эту гостиницу в справочнике. Это был единственный справочник, в котором вообще упоминался Холихейвен. Но не успел контролер ответить, как в темноте неожиданно раздался густой звук настоящего колокола. Фринна схватила Джеральда за руку.

Не обращая внимания на Джеральда, начальник станции, если это был он, повернулся к своему коллеге:

— Рановато они сегодня.

— У них есть для этого все основания, — ответил тот. Начальник станции кивнул и с безразличным видом положил билеты в нагрудный карман.

— Не могли бы вы объяснить, как нам добраться до гостиницы „Колокол“?

Начальник станции, наконец, обратил на него внимание.

— У вас забронирован номер?

— Разумеется.

— На сегодня? — начальник станции смотрел на него с неуместным подозрением.

— Конечно.

Начальник станции вновь повернулся к коллеге.

— Это Паскоу.

— Да, — сказал Джеральд. — Все верно. Фамилия владельцев — Паскоу.

— Мы не пользуемся „Колоколом“, — пояснил начальник станции. — Но вы найдете его на Рэк-стрит. — Он принялся показывать им дорогу, хотя пользы от его невразумительных жестов было мало. — Идите прямо. По Стейшн-роуд. Потом по Рэк-стрит. Вы его сразу увидите.

— Спасибо.

Как только они вышли в город, снова послышался звон колокола.

— Какие узкие улочки! — удивлялась Фринна.

— Они расположены, как в средневековом городе. Раньше, пока река не заросла тиной, Холихейвен был одним из важнейших морских портов Великобритании.

— Куда все подевались?

Всего шесть вечера, а на улицах — ни души.

— Куда подевалась гостиница? — вторил ей Джеральд.

— Бедняжка Джеральд! Дай я тебе помогу. — Она взялась за вторую ручку правого чемодана, но поскольку была ниже мужа сантиметров на сорок, от нее было мало помощи.

Они прошли уже почти пятьсот метров.

— Как ты думаешь, это та улица?

— Непохоже. Но спросить не у кого.

— Должно быть, сегодня у них короткий день. Удары колокола звучали все чаще и чаще.

— Почему звонит колокол? Может, кого-то хоронят?

— Поздновато для похорон.

Она посмотрела на него, и в ее взгляде мелькнула тревога.

— По крайней мере, не холодно.

— Учитывая, что мы находимся на восточном побережье, здесь на удивление тепло.

— Хотя мне все равно.

— Надеюсь, колокол не будет звонить всю ночь. Казалось, еще немного, и его руки оторвутся вместе с чемоданами.

— Смотри! Вот он! Мы его прошли. Он остановился и оглянулся назад.

— Как мы могли его не заметить?

— Сама не понимаю.

Она оказалась права. В сотне метров позади виднелся большой декоративный колокол, прикрепленный к стене здания.

Они вернулись назад и вошли в гостиницу. Навстречу вышла женщина в темно-синем пиджаке и юбке, с хорошей фигурой, но крашеными рыжими волосами и слишком яркой косметикой на лице.

— Мистер и миссис Бэнстед? Я — Хильда Паскоу. Дон, мой муж, неважно себя чувствует.

Джеральда одолевали сомнения. Все шло не так, как он запланировал. Нельзя доверять рекомендациям путеводителя. Отчасти в этом была виновата Фринна, которая настаивала на том, чтобы они поехали в незнакомое ему место.

— Очень жаль, — буркнул он.

— Вы же знаете, как ведут себя мужчины, когда болеют? — со знанием дела обратилась миссис Паскоу к Фринне.

— Они несносны, — ответила Фринна. — С ними трудно общаться.

— Поговорим об этом в другое время.

— Хорошо, — кивнула Фринна. — Что с ним?

— С Доном всегда одно и то же, — проворчала миссис Паскоу, но тут же осеклась. — У него больной желудок. С самого детства Дона донимают желудочные колики.

— Можно посмотреть нашу комнату? — перебил ее Джеральд.

— Прошу прощения, — сказала миссис Паскоу. — Не могли бы вы сначала зарегистрироваться? — Она вытащила потрепанный журнал, обтянутый искусственной кожей. — Только имя и адрес. — Она говорила так, словно Джеральд собирался вписать туда свою краткую биографию.

Они с Фринной впервые регистрировались в гостинице, но его настроение не стало лучше, когда он увидел, сколько времени прошло после последней записи.

— У нас всегда мало постояльцев в октябре, — заметила миссис Паскоу, задержав на нем взгляд. Джеральд обратил внимание, что глаза у нее слегка покраснели.

— Мы хотели приехать в мертвый сезон, — успокоила ее Фринна.

— Понимаю, — кивнула миссис Паскоу.

— Мы одни в гостинице? — поинтересовался Джеральд. В конце концов, она, кажется, делает все возможное.

— Кроме коменданта Шоткрофта. Вы же не станете возражать против его присутствия, правда? Он живет здесь постоянно.

— Конечно, не станем, — ответила Фринна.

— Люди говорят, что он стал неотъемлемой частью нашего дома, без него тут будет пусто.

— Понятно.

— Почему звонит колокол? — спросил Джеральд. Удары колокола слышались совсем близко.

Миссис Паскоу отвела глаза. Ему показалось, что под толстым слоем косметики скрывается изворотливость. Но она лишь сказала:

— Упражняются.

— Вы хотите сказать, что мы будем слушать этот звон весь вечер? Она кивнула.

— Не обращайте внимания, — подбодрила она. — Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Извините, но у нас нет носильщика.

Не успели они дойти до комнаты, как начался настоящий трезвон.

— Это самая тихая комната? — озабоченно спросил Джеральд. — Может, нам устроиться на другой стороне дома?

— Это и есть другая сторона. Сент-Гутлакс находится вон там. — Она показала рукой на открытую дверь спальни.

— Милый, — Фринна взяла Джеральда за руку, — скоро все закончится. Ведь они всего лишь упражняются.

Миссис Паскоу промолчала. Она явно принадлежала к тем людям, чье дружелюбие имеет четкие и редко нарушаемые границы.

— Ну, если ты не против, — неуверенно произнес Джеральд.

— В Холихейвене живут по своим законам, — заметила миссис Паскоу. В ее голосе звучала воинственность, скрытый смысл которой сводился к тому, что если Джеральд с Фринной предпочтут уйти, их никто не станет задерживать. Джеральд мысленно махнул рукой: он понимал, что она вела бы себя по-другому, если бы им было куда уйти. Звон колоколов раздражал и действовал ему на нервы.

— Очень симпатичная комната, — воскликнула Фринна. — Обожаю кровати с пологом.

— Спасибо, — поблагодарил Джеральд миссис Паскоу. — В котором часу ужин?

— В семь тридцать. Вы еще успеете зайти в бар. Она ушла.

— Конечно, успеем, — буркнул Джеральд, когда дверь за ней закрылась. — Сейчас еще только шесть.

— Вообще-то, — Фринна стояла у окна, глядя на улицу, — мне нравятся церковные колокола.

— Очень хорошо, — откликнулся Джеральд, — но во время медового месяца они совершенно ни к чему, только внимание отвлекают.

— Мне они не мешают, — возразила Фринна и добавила: — На улице по-прежнему никого.

— Наверное, все сидят в баре.

— Мне что-то не хочется идти в бар. Давай лучше осмотрим город.

— Как хочешь. Но разве тебе не нужно распаковать вещи?

— Нужно, но я не буду. Сначала я хочу увидеть море. Такие незначительные проявления независимости приводили Джеральда в восторг.

Миссис Паскоу в вестибюле не было, да и во всем заведении не чувствовалось никаких признаков оживления.

На улице колокола, казалось, били прямо над головой.

— Словно в небе сражаются воины, — прокричала Фринна. — Как ты думаешь, море там? — она показала рукой в ту сторону, откуда они возвращались к гостинице.

— Наверное. Похоже, эта улица никуда не ведет. Там должно быть море.

— Побежали.

Она бросилась бежать, не дав ему даже задуматься. Ничего не оставалось делать, как припустить следом за ней. Он лишь надеялся, что за ними никто не подглядывает.

Она остановилась и протянула к нему руки. Ее макушка едва доставала до его подбородка. Он понимал, что она молчаливо успокаивает его и дает понять, что его неловкий бег — не повод для расстройства.

— Правда, красиво?

— Море?

Стояла безлунная ночь, в конце улицы почти ничего не было видно.

— Не только.

— Все кроме моря. Моря не видно.

— Зато чувствуется запах. — Я его не чувствую.

Она ослабила объятия и отклонила голову.

— Звук колоколов разносится по всему городу, кажется, будто звонят из двух церквей.

— Думаю, их даже больше. В старинных городках всегда много церквей.

Внезапно до него дошел смысл сказанного, и он прислушался.

— Да, — радостно воскликнула Фринна. — Есть еще одна церковь.

— Не может быть, — возразил Джеральд. — Две церкви не стали бы упражняться в одно время.

— Я уверена. Левым ухом я слышу звон одних колоколов, а правым — других.

На улице они так никого и не встретили. Рассеянный свет газовых фонарей падал на каменный причал, небольшой, но явно не простаивающий без дела.

— Похоже, все население города звонит в колокола, — заметил Джеральд.

— Ну и молодцы, — она взяла его за руку. — Давай спустимся на пляж и поищем море.

Они прошли по каменным ступеням, которые испытали на себе и ласку, и гнев моря. Пляж оказался таким же каменным, как и лестница, только камни здесь были крупнее.

— Будем идти вперед, — заявила Фринна. — Пока не найдем его.

Будь Джеральд один, он бы повел себя более осторожно. Ноги скользили по огромным булыжникам, а глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

— Ты права, Фринна, насчет запаха.

— Самый настоящий морской запах.

— Как скажешь.

„Больше похоже на запах гниющих растений, — подумал он, — наверное, поэтому камни такие скользкие“. Прежде ему не доводилось сталкиваться со столь сильным запахом.

Не стоило тратить силы на разговоры, идти рядом они не могли.

Они изредка перебрасывались словами, и после весьма продолжительного молчания Фринна с недоумением произнесла:

— Где оно, Джеральд? Что за морской порт без моря?

Она пошла дальше, а Джеральд остановился и оглянулся. Он чувствовал, что они преодолели приличное расстояние, но не ожидал, что оно окажется настолько большим. Безусловно, темнота обманчива, но фонари на причале, казалось, остались далеко за горизонтом.

Когда он повернулся и посмотрел вслед Фринне, в его глазах еще мерцали далекие огни. Он ее почти не видел. По-видимому, она ушла далеко вперед.

— Фринна! Дорогая!

Внезапно она громко вскрикнула.

— Фринна!

Никакого ответа.

— Фринна!

Потом раздался ее более или менее спокойный голос:

— Паника прошла. Извини, милый, я на что-то наступила.

Теперь он точно запаниковал.

— С тобой все в порядке?

— Кажется, да.

Спотыкаясь, он подошел к ней.

— Здесь пахнет еще хуже. — Отвратительный запах забивался в ноздри.

— По-моему, он идет от того, во что я наступила. Нога провалилась во что-то, и сразу появился запах.

— Не представляю, что может так пахнуть.

— Извини, дорогой, — с легкой иронией произнесла она. — Пойдем отсюда.

— Давай вернемся. Хорошо?

— Да, — согласилась Фринна. — Но должна тебе сказать, я страшно разочарована. Мне кажется, прелести побережья должны включать в себя и море.

По дороге назад он заметил, что она обтирает туфлю об камни, словно пытаясь счистить с нее грязь.

— По-моему, здесь вообще нет ничего хорошего, — заметил он. — Я должен перед тобой извиниться. Поедем в другое место.

— Мне нравятся колокола, — осторожно заметила она. Джеральд оставил ее замечание без ответа.

— Я не хочу проводить медовый месяц там, где ты бывал раньше.

Над пустынным мрачным пляжем раздавался колокольный звон. Теперь звук доносился со всех сторон побережья.

— Похоже, все церкви практикуются одновременно, чтобы отделаться сразу за одну ночь, — сказал Джеральд.

— Они хотят выяснить, чей колокол громче, — выдвинула свою версию Фринна.

— Осторожно, не подверни ногу.

Судя по всему, Фринна попала в точку — когда они подошли к причалу, грохот стоял оглушительный.

Вход в кофейню оказался таким низким, что Джеральду пришлось пригнуться, проходя под бревенчатой притолокой.

— Почему „Кофейня“? — удивилась Фринна, прочитав вывеску. — В объявлении сказано, что кофе подается только в гостиной.

— Здесь действует принцип lucus а non lucendo.

— Тогда понятно. Куда бы нам сесть?

Горел лишь один электрический светильник, торчащий из доисторического плафона. В гостиницах почему-то всегда используют лампочки небольшой мощности, чтобы они едва рассеивали мрак.

— Суть принципа lucus а non lucendo в том, чтобы называть белое черным.

— Вовсе нет, — раздался голос из темноты. — Как раз наоборот: слово „черный“ происходит от древнего корня, означающего „отбеливать“.

Им казалось, что они здесь одни, но теперь увидели невысокого мужчину, который сидел за неосвещенным столиком в углу. В полумраке он казался похожим на обезьяну.

— Признаю свою ошибку, — склонил голову Джеральд.

Они сели за столик под светильником.

— А что вы вообще здесь делаете? — снова заговорил человек в углу.

Фринне стало страшно, но Джеральд ответил спокойным голосом:

— Мы отдыхаем. Предпочитаем проводить отпуск в мертвый сезон. Полагаю, вы комендант Шоткрофт?

— Тут и полагать нечего. — Комендант неожиданно включил ближайший к нему светильник. Его столик был заставлен тарелками с остатками пищи. Джеральд вдруг понял, что он выключил свет, когда услышал их шаги у входа в кофейню. — Я все равно уже ухожу.

— Мы опоздали? — спросила Фринна, всегда стремившаяся смягчить ситуацию.

— Нет, не опоздали, — ответил комендант глубоким сердитым голосом. — Для меня готовят еду за полчаса до прихода остальных. Я не люблю есть в компании. — Он поднялся со стула. — Так что, надеюсь, вы меня извините.

Не дожидаясь ответа, он быстро вышел. У него были короткие седые волосы, скорбные глаза с набрякшими веками и круглое морщинистое лицо желтоватого оттенка.

Через секунду его голова вновь возникла в дверном проеме.

— Позвоните, — сказал он и снова исчез.

— Здесь и так все звонят, — усмехнулся Джеральд. — Однако, по-видимому, ничего другого нам не остается.

Звонок загудел, как пожарная сирена. Появилась миссис Паскоу. Она выглядела совершенно пьяной.

— Не видела вас в баре.

— Должно быть, не заметили в толпе, — дружелюбно ответил Джеральд.

— В толпе? — пьяным голосом переспросила она. Потом после напряженной паузы предложила им написанное от руки меню.

Они сделали заказ, и миссис Паскоу сама их обслужила. Джеральд опасался, как бы ее „недомогание“ не усилилось в процессе трапезы; но, судя по всему, ее пьянство — так же, как и дружелюбие, — имело четкие границы.

— С учетом всех обстоятельств еда могла быть гораздо хуже, — заметил Джеральд, доедая последнее блюдо. Хоть что-то можно назвать хорошим, с облегчением подумал он. — Не так чтобы очень, но, по крайней мере, она горячая.

Когда Фринна объяснила, что таким образом он делает комплимент повару, миссис Паскоу сказала:

— Я все приготовила сама, хотя мне и не следовало бы вам об этом говорить.

Джеральда очень удивило, что в таком состоянии ей удалось справиться с этой задачей. „Вероятно, — с опаской подумал он, — у нее большой опыт подобного рода“.

— Кофе подают в гостиной, — сообщила миссис Паскоу.

Они перешли туда. В углу гостиной стояла ширма, расписанная роскошными елизаветинскими дамами в рюшах и чепчиках. Из-под нее выглядывали черные ботинки небольшого размера. Фринна толкнула Джеральда и показала на них. Джеральд кивнул. Им приходилось говорить о скучных, неинтересных вещах.

Старинная гостиница имела толстые стены. Даже колокольный бой не заглушал разговор в пустой гостиной, но тем не менее звон колоколов доносился отовсюду, словно они находились не в гостинице, а в осажденной крепости, полной пушек.

После второй чашки кофе Джеральд сказал, что больше не выдержит.

— Милый, они не делают нам ничего плохого. По-моему, здесь очень уютно. — Фринна опустилась на деревянный стул с наклонной спинкой и продолговатым сиденьем, обитым болотного цвета тканью под бархат, и протянула ноги к огню.

— Похоже, все церкви города звонят в колокола. Это продолжается уже два с половиной часа без перерыва.

— Если бы кто-то из них сделал перерыв, мы бы все равно не услышали. Потому что в это время звонили бы другие колокола.

Несколько минут они молчали. Потом Джеральд решил, что им следует придерживаться обычной программы отпускников.

— Я принесу тебе выпить. Что ты будешь?

— Что хочешь. То же, что и ты. — Фринна с чисто женским наслаждением грела свое тело у огня.

Джеральд не обратил на это внимания и проворчал:

— Не понимаю, почему нужно устраивать здесь парилку. Когда вернусь, пойдем в другое место.

— Мужчины носят слишком много одежды, милый, — сонно пробормотала Фринна.

Вопреки ожиданиям Джеральда бар оказался таким же безлюдным, как и вся гостиница, и город. Даже за стойкой никого не было.

Джеральд раздраженно стукнул по медному колокольчику, прикрепленному к стойке. Раздался резкий звук, напоминающий пистолетный выстрел.

Миссис Паскоу выплыла из-за двери, расположенной между полками. Она сняла пиджак, косметика растекалась у нее по лицу.

— Коньяк, пожалуйста. Двойной. И „кимель“, тминный ликер.

Трясущим имея руками миссис Паскоу попыталась вытащить пробку из бутылки бренди, но у нее ничего не получалось.

— Позвольте мне, — протянул руку Джеральд. Миссис Паскоу уставилась на него мутным взглядом.

— Хорошо. Но налью я сама.

Джеральд выдернул пробку и отдал ей бутылку. Миссис Паскоу плеснула в бокал гораздо больше положенной дозы.

Катастрофа последовала незамедлительно. Не сумев поставить бутылку на место на верхнюю полку, миссис Паскоу водрузила ее на невысокую подставку. Потянувшись за графином с „кимелем“, она смахнула на кафельный пол почти полную бутылку бренди. Спертый воздух наполнился терпким запахом коньяка.

Внезапно дверь, из которой вышла миссис Паскоу, открылась, и на пороге возник мужчина. Не старый, но уже обрюзгший, с одутловатым красным лицом, в подтяжках и без воротничка. Клочья пшеничных волос облепили массивный красный череп. От него разило спиртным, как из винного погреба. Джеральд догадался, что это и есть Дон.

Мужчина был настолько пьян, что даже не мог говорить. Он стоял в дверях, ухватившись красными руками за косяк и натужно силясь обругать жену.

— Сколько? — спросил Джеральд у миссис Паскоу. „Кимеля“ тут не дождешься. В гостинице наверняка есть еще один бар.

— Три фунта и шесть пенсов, — четко ответила она; но Джеральд видел, что она вот-вот расплачется.

Он отдал ей ровную сумму без сдачи. Она отошла в сторону и открыла кассовый аппарат. Когда она повернулась к нему, он услышал скрежет стекла — она наступила на разбитую бутылку. Джеральд искоса взглянул на ее мужа. Качающаяся фигура со слюнявым ртом вызывала у него отвращение.

— Жаль, что так получилось, — посочувствовал он миссис Паскоу, взял бокал и собрался уходить.

Миссис Паскоу смотрела на него. По ее лицу ползли слезы отчаяния, но при этом выглядела она более трезвой.

— Мистер Бэнстед, — поспешно остановила она его бесцветным голосом. — Можно, я посижу вместе с вами и вашей женой в гостиной. Всего несколько минут.

— Конечно.

Естественно, он этого не хотел. Интересно, кто останется в баре? Но внезапно ему стало жаль ее, и он не смог ответить отказом.

Ей нужно было пройти мимо мужа, чтобы выйти из-за стойки. Джеральд заметил ее минутное колебание; потом она решительно и твердо шагнула вперед, глядя прямо перед собой. Мужчина не мог отпустить косяк, иначе он рухнул бы на пол; но когда она проходила мимо, он смачно плюнул. Прицелиться он, конечно, не мог, и плевок угодил на его же брюки. Джеральд поднял откидную доску и пропустил миссис Паскоу вперед. Следуя за ней, он услышал бессвязное бормотание ее мужа.

— „Кимель“! — вдруг вспомнила миссис Паскоу.

— Бог с ним, — махнул рукой Джеральд, — Может, мне зайти в другой бар?

— Сегодня все бары закрыты. Лучше я вернусь.

— Не надо. Придумаем что-нибудь еще.

Он посмотрел на часы — было около девяти — и подумал, действуют ли здесь законы о режиме торговли спиртными напитками.

В гостиной их подстерегала другая неожиданность. Миссис Паскоу остановилась в дверях, и Джеральду пришлось заглядывать через ее плечо.

Фринна заснула. Она лежала в грациозной расслабленной позе, склонив голову набок, с закрытым ртом, и казалась необычайно прелестной. „Как мертвая девушка на ранней картине Миллеса“, — подумал Джеральд и сам испугался своих мыслей.

Судя по всему, ее красота привлекла внимание и коменданта Шоткрофта; он молча стоял сзади и смотрел на нее с преобразившимся лицом. Джеральд заметил, что псевдоелизаветинскую ширму убрали. Оказалось, за ней скрывался небольшой стул с обивкой из кретона, на котором лежала открытая книга.

— Не желаете к нам присоединиться? — нагло предложил Джеральд. Судя по выражению лица, комендант не обиделся. — Выпьете с нами?

Комендант даже головы не повернул и, казалось, потерял дар речи.

— Только на минутку, — после небольшой паузы тихо ответил он.

— Хорошо, — кивнул Джеральд. — Присаживайтесь. И вы, миссис Паскоу. — Миссис Паскоу утирала слезы. — Что будете пить? — обратился Джеральд к коменданту.

— Ничего, — отказался комендант все тем же тихим голосом. Если бы Фринна проснулась, комендант тотчас бы ушел, внезапно понял Джеральд.

— А вы? — повернулся Джеральд к миссис Паскоу, искренне надеясь услышать отказ.

— Нет, спасибо. — Она смотрела на коменданта. Она явно не ожидала его здесь увидеть.

Джеральд присел рядом со спящей Фринной, потягивая бренди. В сложившейся ситуации тост был неуместен.

Из-за событий в баре он совсем забыл о колоколах. Теперь, когда они они молча расселись вокруг Фринны, на него вновь обрушилась волна звука.

— Не думайте, — произнесла миссис Паскоу, — он не всегда такой.

Все говорили приглушенными голосами. Казалось, у каждого есть на это причина. Комендант вновь угрюмо взирал на красоту Фринны.

— Я и не думаю. — Но поверить в это было трудно.

— Торговля спиртным — слишком большое искушение для мужчины.

— Да, тяжело устоять.

— Нам не следовало переезжать сюда. Мы были счастливы в Южном Норвуде.

— В разгар сезона дела у вас, вероятно, идут неплохо.

— Два месяца, — с горечью покачала головой миссис Паскоу. — В лучшем случае, два с половиной. Те, кто приезжает сюда в сезон, понятия не имеют, что здесь творится в другое время.

— Почему же вы уехали из Южного Норвуда?

— Из-за желудка Дона. Врач сказал, что морской воздух пойдет ему на пользу.

— Кстати, о море, не слишком ли оно далеко? Перед ужином мы ходили на пляж, но так его и не нашли.

Сидевший у камина комендант оторвал взгляд от Фринны и посмотрел на Джеральда.

— Не знаю, — ответила миссис Паскоу. — У меня нет времени на него смотреть.

Довольно распространенный ответ, но Джеральд почувствовал в нем некий подтекст. Он заметил, что миссис Паскоу бросила тревожный взгляд на коменданта, который теперь не смотрел ни на Фринну, ни на Джеральда.

— А теперь мне пора возвращаться к работе, — продолжала миссис Паскоу. — Я зашла всего на минутку. — Она пристально посмотрела в глаза Джеральду. — Спасибо, — сказала она и встала.

— Пожалуйста, останьтесь еще ненадолго, — попросил Джеральд. — Подождите, пока моя жена проснется. — В этот момент Фринна шевельнулась.

— Не могу, — покачала головой миссис Паскоу с улыбкой на губах. Джеральд заметил, что она все время наблюдала за комендантом, и понял, что, если бы не он, она бы осталась.

Как бы там ни было, она ушла.

— Может быть, я зайду попозже, чтобы пожелать вам спокойной ночи. Извините, что вода недостаточно горячая. Все потому, что у нас нет носильщика.

Колокола даже и не думали стихать.

— Когда-то он был отличным парнем, — произнес комендант, когда дверь за миссис Паскоу закрылась.

— Вы имеете в виду Паскоу?

Комендант с серьезным видом кивнул.

— Не мой тип, — пожал плечами Джеральд.

— Орден „За боевые заслуги“ и бар. Крест „За летные боевые заслуги“ и бар.

— А теперь только бар. Почему?

— Вы слышали, что она сказала. Ложь. Они уехали из Южного Норвуда не ради морского воздуха.

— Я так и подумал.

— Он влип в неприятности. Его подставили. Он тогда был плохо знаком с человеческой природой и всей ее низостью.

— Жаль, — посетовал Джеральд. — Но все же, по-моему, здесь не самое лучшее для него место?

— Худшее, — ответил комендант, в его глазах полыхнуло темное пламя.

Фринна снова шевельнулась во сне — на этот раз более резко — и едва не проснулась. По какой-то причине оба мужчины молча застыли на месте и не издавали ни звука, пока вновь не услышали ее мерное дыхание. В тишине колокольный звон раздавался еще громче. Казалось, он дырявит крышу.

— Здесь, безусловно, очень шумно, — вполголоса заметил Джеральд.

— И надо вам было приехать именно сегодня! — с жаром произнес комендант, но тоже вполголоса.

— Такое случается нечасто?

— Один раз в году.

— Им следовало предупредить нас.

— Обычно они и не принимают бронь на этот день. Не имеют права. Когда здесь заправлял Паскоу, он такого не допускал.

— Вероятно, миссис Паскоу не хотела упускать клиентов.

— Женщине нельзя доверять решение таких вопросов.

— Похоже, у них небольшой выбор?

— В душе женщины всегда остаются созданиями тьмы. Джеральда удивила серьезность и горечь коменданта, и он не нашелся, что ответить.

— Моей жене колокола не мешают, — через минуту заявил он. — Они ей даже нравятся. — Это всего лишь досадная неприятность, хотя и действующая на нервы, а комендант пытается превратить ее в мелодраму.

Комендант повернулся и уставился на него. Джеральду показалось, что после его слов комендант и Фринну причислил к категории потерянных.

— Увезите ее отсюда, — с презрительной яростью бросил комендант.

— Уедем через пару дней, — с терпеливой вежливостью ответил Джеральд. — Вынужден признать, что Холихейвен нас разочаровал.

— Сейчас. Пока еще есть время. Немедленно.

Страстная убежденность коменданта вызывала тревогу.

Джеральд задумался. Даже пустой вестибюль с его кошмарным интерьером и безликой обстановкой казался враждебным.

— Вряд ли они будут упражняться всю ночь напролет, — заметил он. Но на этот раз его голос звучал приглушенно от страха.

— Упражняться?! — насмешка коменданта льдинкой пролетела по жаркой комнате.

— А чем же еще они занимаются?

— Они бьют в колокола, чтобы пробудить мертвых.

Из дымохода потянуло ветром, и огонь в камине вспыхнул с новой силой. Джеральд страшно побледнел.

— Это всего лишь оборот речи, — еле слышно пролепетал он.

— Только не в Холихейвене. — Комендант вновь устремил взгляд на огонь.

Джеральд посмотрел на Фринну. Ее дыхание стало неровным. Его голос упал до шепота. — И что происходит потом? Комендант тоже говорил почти шепотом.

— Никто не знает, сколько времени они будут звонить. Каждый год — по-разному. Не знаю почему. До полуночи ничего не случится. Может, и чуть позже. А потом восстанут мертвые. Сначала один или двое: через некоторое время — все остальные. Сегодня даже море ушло. Вы сами видели. В подобных городках каждый год тонет несколько человек. В этом году утонуло гораздо больше. Но все равно утопленники составляют лишь малую часть. Большинство выходят не из воды, а из земли. Зрелище не из приятных.

— Куда они идут?

— Я никогда за ними не ходил, поэтому не знаю. Я не сумасшедший.

В глазах коменданта отражалось пламя. Наступила долгая пауза.

— Я не верю в воскрешение, — наконец нарушил молчание Джеральд. С каждым часом колокола звонили все громче и громче. — Во всяком случае, тела.

— А какое еще может быть воскрешение? Все остальное — только теория. Вы даже представить себе не можете. Никто не может.

Джеральд лет двадцать не спорил на эту тему.

— Значит, вы советуете нам уехать, — сказал он. — Куда?

— Неважно куда.

— У меня нет машины.

— Идите пешком.

— С ней? — он показал на Фринну одними глазами.

— Она молодая и сильная, — в словах коменданта звучала отчаянная нежность. — Она на двадцать лет моложе вас и, значит, на двадцать лет важнее.

— Да, — кивнул Джеральд, — согласен… А как же вы? Что будете делать вы?

— Я живу здесь не первый год и знаю, что делать.

— А Паскоу?

— Он пьян. Если напиться до бесчувствия, то уже ничего не страшно. Орден „За боевые заслуги“ и бар. Крест „За летные боевые заслуги“ и бар.

— Но вы сами не пьете?

— Не пью, с тех пор как приехал в Холихейвен. Потерял сноровку.

Фринна неожиданно села.

— Привет, — поздоровалась она с комендантом, еще не до конца проснувшись. — Надо же! Колокола все еще звонят.

Комендант встал, отведя глаза.

— Думаю, сказать больше нечего, — заметил он, обращаясь к Джеральду. — У вас еще есть время. — Он кивнул Фринне и вышел из вестибюля.

— На что у тебя есть время? — потягиваясь, спросила Фринна. — Он пытался обратить тебя в свою веру? Уверена, он — анабаптист.

— Что-то вроде этого, — ответил Джеральд, пытаясь сосредоточиться.

— Может, пойдем к себе? Извини, но я хочу спать.

— Незачем извиняться.

— Или пойдем еще погуляем? Прогулка меня взбодрит. Может быть, начался прилив.

Презирая себя за слабость, Джеральд не решился сказать ей, что они должны немедленно уехать, без средств передвижения и без всякой цели, идти пешком всю ночь, если потребуется. Он подумал, что и сам, вероятно, не уехал бы, даже будь он здесь один.

— Если ты хочешь спать, возможно, это и к лучшему.

— Милый!

— Я имею в виду колокола. Бог знает, когда они перестанут звонить. — И тут же почувствовал новый приступ страха.

Из двери, ведущей в бар и расположенной напротив той, куда вышел комендант, появилась миссис Паскоу. Она несла поднос с двумя дымящимися стаканами. Она огляделась вокруг, очевидно, желая удостовериться, что комендант действительно ушел.

— Я подумала, что вам обоим не помешает выпить на ночь. „Овалтин“ с кое-какими добавками.

— Спасибо, — поблагодарила Фринна. — Лучше и придумать было нельзя.

Джеральд поставил стаканы на плетеный стол и быстро допил коньяк.

Миссис Паскоу принялась передвигать стулья и поправлять подушки на диванах. У нее был изможденный вид.

— Комендант — анабаптист? — спросила ее Фринна. Она гордилась собой, что опередила Джеральда и первой начала пить горячий напиток.

Миссис Паскоу на мгновение оторвалась от подушек.

— Не знаю, что это такое, — ответила она.

— Он забыл книгу, — переменила тему Фринна. Миссис Паскоу бросила равнодушный взгляд в другой конец вестибюля.

— Интересно, что он читает, — продолжала Фринна. — Наверняка „Жизнеописание мучеников“ Фокса. — В нее словно какой-то дьявол вселился.

Но миссис Паскоу знала ответ.

— Всегда одно и то же, — с презрением бросила она. — Он читает только одну книгу. Она называется „Пятнадцать решающих сражений мира“. Он читает ее с тех пор, как приехал сюда. Дойдя до конца, опять начинает сначала.

— Может, отнести ее ему? — предложил Джеральд. Не из вежливости или симпатии, а скорее из опасения, что комендант может вернуться в гостиную: после нескольких минут размышления он горел желанием устроить перекрестный допрос.

— Большое спасибо, — обрадовалась миссис Паскоу, словно освободившись от аналогичных опасений. — Комната номер один. Рядом с фигурой японского воина в доспехах.

Она вновь принялась взбивать подушки. Джеральду с его воспаленными нервами это занятие показалось чересчур нарочитым.

Он взял книгу и пошел наверх, рассматривая ее по дороге. Явно подарочный экземпляр — в кожаном переплете, с золотым обрезом. Выйдя из гостиной, Джеральд взглянул на титульный лист: там крупным почерком было написано „Моему дорогому сыну Раглану за его заслуги, признанные Королевой. От гордого отца, генерал-майора Б. Шоткрофта“. Под надписью красовался уродливый военный крест, поставленный примитивным штемпелем.

Японский воин в доспехах притаился в темном углу — точно так же, как и сам комендант во время их первой встречи. Широкий козырек шлема скрывал черные глазницы, усы топорщились весьма реалистично. Казалось, он стоит на страже, охраняя дверь позади себя. На двери не было номера, но поскольку другой двери поблизости не оказалось, Джеральд решил, что это и есть комната номер один. Чуть дальше в пустом, тускло освещенном коридоре виднелось окно с допотопной подъемной рамой, которая вибрировала от оглушительного рева колоколов.

Джеральд постучал.

Если ему и ответили, ответ заглушили колокола; поэтому он постучал снова. Не дождавшись ответа и после третьего стука, он осторожно открыл дверь. Ему необходимо было узнать, могут ли они рассчитывать на благоприятный исход, если Фринна и он запрутся в своем номере до рассвета. Он заглянул в комнату и перестал дышать.

Свет не горел, но шторы, если они имелись, были отдернуты с единственного окна, и нижняя рама поднята до упора. Бой колоколов проникал в каждую клеточку, и среди всего этого грохота в полумраке на полу стоял на коленях комендант, на его коротких седых волосах мерцал призрачный свет безлунной ночи, а голова лежала на подоконнике, как на гильотине. Он закрыл лицо руками, но не полностью, и Джеральд увидел его выражение. Возможно, он неправильно его истолковал — кто-нибудь мог назвать его исступленным, но Джеральду показалось, что на его лице застыла мученическая гримаса. Она напугала его больше, чем все остальное.

Внутри комнаты колокола ревели, как разъяренные львы.

Он долго стоял, не в силах пошевелиться, и не мог понять, знает ли комендант о его присутствии. Во всяком случае, прямой реакции не последовало, однако пару раз он вздрогнул и дернулся в сторону Джеральда, как человек, которого потревожили во сне. Джеральд терзался сомнениями по поводу книги; в конце концов он решил ее оставить главным образом потому, что сама мысль о ней была ему неприятна. Он на цыпочках прошел вглубь комнаты и положил ее на едва различимый в темноте деревянный сундук, стоявший около простой металлической кровати, другой мебели в комнате не было.

Он недолго отсутствовал, но миссис Паскоу этого времени хватило, чтобы снова начать пить. Она закончила уборку только наполовину или, скорее, оставила комнату в полубеспорядке и теперь сидела у камина, поглощая виски из темного стакана. Фринна еще не допила свой „Овалтин“.

— Сколько еще будут звонить колокола? — спросил Джеральд, входя в вестибюль. Он решил, что они обязательно должны уехать. Под предлогом невозможности заснуть.

— Вряд ли миссис Паскоу знает больше, чем мы, — ответила Фринна.

— Прежде чем принимать бронь, вы должны были предупредить нас об этом… ежегодном событии.

Миссис Паскоу отпила еще виски. Джеральд подозревал, что она пьет его неразбавленным.

— Никто не знает заранее, когда оно произойдет, — хрипло сказала она, глядя в пол.

— Мы здесь не останемся, — разозлился Джеральд.

— Милый! Фринна схватила его за руку.

— Предоставь это мне, Фринна. — И обратился к миссис Паскоу: — Разумеется, мы заплатим за номер. Будьте добры, закажите нам машину.

Теперь она уставилась на него неподвижным взглядом. Когда он заговорил о машине, она коротко хохотнула. Потом ее лицо изменилось. Она сделала над собой усилие и сказала:

— Знаете, вам не стоит воспринимать коменданта всерьез.

Фринна бросила быстрый взгляд на мужа. Виски у миссис Паскоу кончилось, и она с шумом поставила пустой стакан на каминную полку.

— Никто не воспринимает коменданта Шоткрофта всерьез, — продолжала она. — Даже его ближайшие друзья.

— У него есть друзья? — удивилась Фринна. — Мне он показался одиноким и несчастным.

— У него есть Дон и я, мы приносим ему удачу, — заплетающимся языком пробормотала она. Но даже выпитое виски не смягчило ее враждебность.

— По-моему, у него сильный характер, — заметила Фринна.

— Да, и не только, — хмыкнула миссис Паскоу. — И все равно его вышибли.

— Откуда?

— Выгнали с позором, отдали под трибунал, лишили всех званий, шпагу сломали пополам, барабанная дробь, общественные работы.

— Бедняга. Уверена, произошла судебная ошибка.

— Это потому, что вы его не знаете.

Миссис Паскоу явно ждала, чтобы Джеральд предложил ей еще виски.

— Такое трудно пережить, — размышляла вслух Фринна. Она села, поджав под себя ноги. — Неуд и вител ьно, что он такой странный, — ведь он-то знает, что это была ошибка.

— Я же сказала вам, что никакой ошибки не было, — пренебрежительно бросила миссис Паскоу.

— Откуда мы можем знать?

— Вы не можете. А я могу. Причем лучше других. — Она говорила сердито и одновременно грустно.

— Если вы хотите получить деньги, — вмешался Джеральд, — выпишите нам счет. Фринна, поднимайся наверх и собирай вещи. — Зря он уговорил ее распаковаться между прогулкой и ужином.

Фринна медленно опустила ноги и встала. Она совсем не хотела собирать вещи или уезжать, и спорить она тоже не собиралась.

— Мне понадобится твоя помощь, — заявила она.

С миссис Паскоу произошла еще одна перемена. Теперь она выглядела испуганной.

— Не уезжайте. Прошу вас, не надо. Не сейчас. Уже слишком поздно.

Джеральд резко повернулся к ней.

— Слишком поздно для чего? — грубо поинтересовался он.

Миссис Паскоу побледнела.

— Вы сказали, что вам нужна машина, — запинаясь пролепетала она. — Вы опоздали.

Джеральд взял Фринну за руку.

— Пойдем наверх.

Когда они подошли к двери, миссис Паскоу сделала еще одну попытку.

— С вами ничего не случится, если вы останетесь. Правда. — Ее обычно резкий голос звучал так слабо, что совсем потерялся среди колокольного звона. Джеральд заметил, что она откуда-то выудила бутылку виски и снова наполняет свой стакан.

С Фринной под руку он сначала подошел к массивной парадной двери. К своему удивлению, он обнаружил, что дверь не закрыта ни на засов, ни на ключ и открывается легким поворотом ручки. Он выглянул наружу — колокола заполнили все небо, кругом стоял инфернальный перезвон.

Он подумал, что Фринна впервые выглядит напряженной и упавшей духом.

— Они звонят слишком долго, — прижалась она к нему. — Скорей бы перестали.

— Мы собираем вещи и уезжаем. Я хотел выяснить, можно ли выйти через эту дверь. Нужно закрыть ее потихоньку.

Петли немного поскрипывали, и он в нерешительности замер перед полузакрытой дверью, раздумывая, закрыть ее с размаху или постепенно. Внезапно по узкой, плохо освещенной улочке бесшумно, как летучая мышь, пронеслось нечто темное и бесформенное, сплошь острые углы, с черным покрывалом на голове. Это было первое живое существо, которое они встретили на улицах Холихейвена, и Джеральд почувствовал огромное облегчение от того, что, кроме него, никто этого не видел. Дрожащей рукой он резко захлопнул дверь.

Но он напрасно беспокоился — в таком шуме ничего не было слышно, хотя он и задержался на минуту, выйда из гостиной. Оттуда раздавался истерический плач миссис Паскоу, и он снова обрадовался, что Фринна ушла немного вперед. Поднявшись наверх, они уперлись прямо в дверь коменданта: им пришлось пройти вплотную к японскому воину, чтобы свернуть в левый коридор.

Вскоре они оказались в своей комнате и закрыли дверь на ключ.

— О Боже! — воскликнул Джеральд, падая на кровать. — Ад кромешный. — И уже не первый раз за вечер ужаснулся, насколько буквально звучат его слова.

— Самый настоящий ад, — спокойно согласилась Фринна. — Поэтому мы никуда не пойдем.

Он не мог понять, что ей известно, о чем она догадалась или что вообразила; поэтому любое его объяснение может оказаться чрезвычайно опасным. Но у него не было сил бороться с ее сопротивлением.

Она смотрела из окна на главную улицу.

— Мы могли бы заставить их замолчать усилием воли, — устало предложила она.

Джеральда гораздо больше пугала остановка колокольного звона, нежели его продолжение. Но надеяться на то, что они будут звонить до самого рассвета, бесполезно.

Вдруг одна группа колоколов смолкла. Другого объяснения тому, что звук явно стал тише, быть не могло.

— Вот видишь! — воскликнула Фринна. Джеральд резко сел на край кровати.

Почти сразу затихла еще одна группа колоколов, потом другая и так далее, пока не осталась лишь одна группа, с которой все и началось. Потом звон колоколов сменился ударами одного колокола. Он пробил пять, шесть, семь раз и тоже смолк. И наступила тишина.

В голове Джеральда теснились отголоски звуков, заглушаемые стуком его сердца.

— О Господи, — выдохнула Фринна, отвернувшись от окна и вытянув над головой руки. — Давай завтра уедем в другое место. — Она начала раздеваться.

Они быстро улеглись в постель и заключили друг друга в объятия. Джеральд старательно не смотрел в сторону окна, и никому из них не пришло в голову его открыть, хотя обычно они не закрывали окна на ночь.

— Раз мы спим на такой кровати, может, задернем полог? — спросила Фринна. — Устроимся поуютнее? После этого проклятого трезвона?

— Мы задохнемся.

— Когда у всех были кровати с пологом, разве кто-нибудь задохнулся?

— Они закрывали полог только в тех случаях, когда в комнату могли войти люди.

— Милый, ты дрожишь. Давай все-таки закроем.

— Лучше давай займемся любовью.

Его нервы были натянуты до предела, и он напряженно вслушивался в тишину. Ни с улицы, ни из самой гостиницы не доносилось ни звука: ни скрипа половицы, ни шагов крадущейся кошки, ни далекого уханья совы. С тех пор как прекратился колокольный звон, он боялся посмотреть на часы; ему было страшно подумать о том, сколько темных часов осталось до их отъезда из Холихейвена. Он ясно видел перед собой коленопреклоненного коменданта у темного окна, словно их разделяли не толстые стены, а прозрачная кисея; и угловатое существо, которое он видел на улице, оно носилось туда и обратно по его памяти.

Но вскоре в нем начал раскрываться бутон страсти, медленно, лепесток за лепестком; как красный цветок фокусника, который без земли, солнца и воды растет прямо на глазах. Затхлая комната наполнилась нежной истомой, волшебными ароматами. Прозрачная кисея вновь превратилась в прочную стену, а пророчества старика — в обычное безумие. На улице наверняка никого не было, как нет и сейчас — все это лишь обман зрения.

Хотя, скорее всего, его обмануло не зрение, а их любовь — это она заставила забыть о времени, о часах, которые прошли после наступления тишины. Вдруг Фринна прижалась к нему, и он услышал шаги на улице и громкий призывный голос. Шаги гулко раздавались по мостовой, их было слышно даже сквозь закрытое окно, а в резком голосе звучала одержимость уличного проповедника.

— Мертвые восстали!

Ни сельский акцент, ни гортанное вибрато не могли исказить или скрыть смысл этих слов. Поначалу Джеральд лежал тихо, слушая всем своим телом, сосредоточив внимание на приближающихся звуках; потом вскочил и подбежал к окну.

По улице бежал плотный длинноногий мужчина в тельняшке, то на секунду появляясь в свете фонарей, то исчезая из виду и превращаясь в призрачное видение. Он выкрикивал свой радостный призыв и перебегал с одной стороны улицы на другую, размахивая руками. Джеральд обратил внимание на искаженные черты его обветренного лица.

— Мертвые восстали!

За ним уже собралась целая толпа. Люди выходили из своих домов, спускались из комнат над магазинами. Мужчины, женщины и дети. Большинство были полностью одеты — по-видимому, молча сидели в темноте и ждали призыва; но несколько человек выскочили в пижамах и ночных сорочках или нацепили на себя первую попавшуюся одежду. Некоторые шли группами, взявшись за руки, словно на политической демонстрации. Но в основном шли поодиночке, в исступленном восторге, и размахивали руками над головой, как их предводитель. Снова и снова они вразнобой выкрикивали одни и те же слова:

— Мертвые восстали! Мертвые восстали! Джеральд вдруг понял, что Фринна стоит рядом.

— Комендант предупреждал меня, — севшим голосом произнес он. — Нужно было уехать.

— Нам некуда было ехать, — покачала головой Фринна и взяла его за руку. Но ее голос дрожал от страха, она смотрела перед собой ничего не видящими глазами. — Не думаю, что они нас потревожат.

Джеральд быстро задернул плотные плисовые шторы, и они оказались в полной темноте.

— Мы пересидим здесь это безумие, — от страха его голос звучал несколько театрально. — Что бы ни случилось.

Он пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Но когда нажал на него, свет не зажегся.

— Отключили электричество. Давай снова ляжем в постель.

— Джеральд! Помоги мне.

Он забыл, что она плохо ориентируется в темноте. На ощупь пробравшись к ней, он проводил ее до кровати.

— Больше никакой любви, — печально и ласково сказала она, стуча зубами.

Он поцеловал ее в губы со всей нежностью, на какую был способен.

— Они направлялись к морю, — робко заметила она.

— Давай думать о чем-нибудь другом.

Но шум все нарастал. Казалось, по улице топает весь город, выкрикивая все те же страшные слова.

— Думаешь, мы сможем?

— Да, — кивнул Джеральд. — Нужно только дождаться завтрашнего дня.

— Они совсем не опасны, — сказала Фринна. — Иначе их бы остановили.

— Да, конечно.

Теперь толпа слилась воедино, как всегда и бывает, и начала скандировать хором. Словно агитаторы, выкрикивающие лозунги, или многочисленные хулиганы на футбольном матче. Но в то же время шум постепенно стихал. Джеральд подозревал, что в марше участвует все население городка.

Вскоре стало ясно, что процессия следует по какому-то определенному маршруту. Вопли перемещались из одного квартала в другой; иногда приближались, и тогда Джеральда с Фринной в очередной раз окатывало волной ледяного ужаса, потом вновь затихали. По-видимому, из-за столь резкого колебания громкости звука Джеральду показалось, что между криками толпы наступали отчетливые паузы, которые заполнялись далекими, беспорядочными возгласами. Ему также почудилось, что они теперь выкрикивают другие слова, но никак не мог их разобрать, хотя против своей воли напрягал слух.

— Никогда не думала, что человек может испытывать такой ужас, — сказала Фринна, — даже когда ему прямо ничто не угрожает. Это доказывает, что все мы в конечном счете принадлежим друг другу.

Так они стояли и обсуждали происходящее. Оказалось, что это лучше, чем просто молчать.

В конце концов крики прекратились, и толпа начала петь. Джеральд никогда прежде не слышал этой песни, но судя по мелодии, это был религиозный гимн или псалом, переложенный на мотив популярной песенки. Толпа снова приближалась; на этот раз неумолимо, но почему-то бесконечно медленно.

— А теперь-то какого черта они делают? — мрачно спросил Джеральд. Его нервы сплелись в тугой клубок, из которого вырвался этот глупый вопрос.

Очевидно, толпа завершила свой маршрут и возвращалась с моря на главную улицу. Певцы задыхались и сбивались с ритма, словно устали от веселья, как дети на празднике. Слышался монотонный скрежещущий, шаркающий звук. Время шло и шло.

— По-моему, они танцуют, — проговорила Фринна. Она качнулась, как будто собиралась выйти и посмотреть.

— Нет, нет, — испугался Джеральд, отчаянно прижимая ее к себе.

На первом этаже под ними раздался страшный грохот. Входную дверь сорвали с петель. В гостиницу ворвалась топающая, поющая орава.

Повсюду хлопали двери, в темноту старой гостиницы хлынули толпы блаженных, переворачивая мебель, сметая все на своем пути. Звенели стаканы, бился фарфор, падали грелки из бирмингемской меди. Через мгновение Джеральд услышал, как на пол рухнул японский воин вместе со своими доспехами. Фринна завизжала. Потом чье-то мощное плечо, закаленное в морских битвах, протаранило панельную обшивку, и их дверь распахнулась.

— Живые и мертвые танцуют в ряд. Здесь. Сегодня. И сейчас.

Наконец-то Джеральду удалось разобрать слова.

Постоянные повторения задавали ритм песне.

Сквозь серый полумрак дверного проема вереницей потянулись танцоры. Держась за руки, они тяжелой поступью ввалились в комнату, их голоса звучали неистово, но не стройно, исступленно, но устало. Их становилось все больше и больше, раскачиваясь и едва волоча ноги, они появлялись из темноты, пока не заполнили собой все пространство комнаты.

— Запах! О Господи, этот запах! — снова закричала Фринна.

Теперь здесь пахло так же, как и на пляже; в битком набитой комнате запах уже не казался всего лишь неприятным, он был непристойным, отвратительным.

С Фринной случилась истерика. Потеряв самообладание, она царапалась и вырывалась и кричала снова и снова. Джеральд попытался удержать ее, но один из танцоров ударил его с такой силой, что она выпала из его рук. В тот же миг она исчезла из вида, как будто ее тут вообще не было.

Танцоры толпились повсюду, вихляя конечностями, раздирая песней себе легкие. Джеральд не мог даже крикнуть. Он попытался прорваться за Фринной, но его тотчас сбил с ног мощный удар мускулистого локтя, и он оказался на полу среди хаоса невидимых топочущих ног.

Но вскоре танцоры направились к выходу — не только из комнаты, но, судя по всему, и из гостиницы тоже. Поверженный и измученный Джеральд все же услышал, как разроненные группы высыпали на улицу, воссоединились и вновь запели. И вскоре не осталось ничего, кроме хаоса, тьмы и запаха тления. Джеральда мутило, он едва не потерял сознание. Не мог ни думать, ни двигаться, хотя испытывал в этом отчаянную нужду.

Потом он с трудом принял сидячее положение и уронил голову на изорванные простыни. Какое-то время он пребывал в прострации, не чувствуя ничего: но под конец услышал шаги по коридору. Дверь распахнулась, и в комнату вошел комендант со свечой в кулаке. Вся его рука была залита уже застывающим горячим воском, но он этого, казалось, не замечал.

— Она в безопасности. И не благодаря вам. Комендант ледяным взглядом окинул распростертую фигуру Джеральда.

Джеральд попытался встать. Все тело болело, кружилась голова. Может, это сотрясение мозга? Но при этом у него словно гора с плеч упала.

— Значит, благодаря вам?

— Ее затянуло туда. Она танцевала вместе с остальными. — В глазах коменданта мерцало пламя свечи, звуки танцев и пения почти стихли.

Джеральд мог лишь сидеть на кровати. Он говорил едва слышно и невнятно, голос звучал как чужой.

— Они… кто-нибудь из них?

— Она оказалась между двумя из них. Каждый держал ее за руку, — в словах коменданта сквозило презрение к его слабости.

Джеральд не мог посмотреть ему в глаза.

— Что вы сделали? — спросил он все тем же чужим голосом.

— Я сделал то, что нужно. Надеюсь, успел вовремя. — После небольшой паузы он продолжил: — Вы найдете ее внизу.

— Благодарю вас. Глупо, конечно, но скажите, что там еще?

— Идти можете?

— Думаю, да.

— Я посвечу вам на лестнице, — комендант, как обычно, говорил безапелляционным тоном.

В гостиной горели еще две свечи, и между ними сидела Фринна в чужом женском пальто с поясом и что-то пила. Полностью одетая миссис Паскоу, не поднимая глаз, не слишком успешно наводила порядок. Словно завершала работу, которую не доделала раньше.

— Милый, ты только взгляни на себя! — в голосе Фринны все еще слышались истеричные нотки, однако звучал он по-прежнему нежно.

Забыв о синяках и мыслях о сотрясении, Джеральд бросился к ней. Они долго стояли, обнявшись, и молчали; потом он заглянул ей в глаза.

— Я здесь, — сказала она и отвела взгляд. — Беспокоиться не о чем.

Комендант уже удалился, молча и незаметно.

Не глядя на него, Фринна допила свой напиток. Джеральд решил, что это один из коктейлей миссис Паскоу.

В том углу, где работала миссис Паскоу, было очень темно, и Джеральд подумал, что ее усилия напрасны; однако она ни разу не заговорила со своими постояльцами — так же, как и они с ней. У двери Фринна неожиданно сняла пальто, бросила его на стул и оказалась почти голой — ее ночная сорочка была изорвана в клочья. Несмотря на темноту, Джеральд заметил, что миссис Паскоу злобным взглядом впилась в прелестное тело Фринны.

— Можно взять одну свечу? — спросил он, вспомнив о правилах приличия.

Но миссис Паскоу лишь стояла и молча смотрела; они сами посветили себе, пробираясь сквозь дебри сломанной мебели к развалинам своей спальни. Фигура японского воина так и валялась на полу, дверь в комнату коменданта была закрыта. А запах почти выветрился.

Они спустились вниз в семь часов утра. Несмотря на столь ранний час, миссис Паскоу удалось сделать на удивление много, и гостиная выглядела почти как прежде. В фойе никого не было, и Джеральд с Фринной уехали не попрощавшись.

На Рэк-стрит они встретили молочника, развозившего молоко, однако Джеральд заметил, что на его фургоне стоит название другого города. Правда, чуть позже мимо них пробежал по каким-то своим делам мальчишка, который вполне мог оказаться местным; а выйдя на Стейшн-роуд, они увидели небольшой клочок земли, на котором молча копошились мужчины с лопатами. Словно черные мухи, слетевшиеся на открытую рану. Рядом стоял указатель: „Новое муниципальное кладбище“. В сумерках прошлого вечера Джеральд и Фринна его не заметили.

Черные молчаливые труженики выглядели ужасно в мягком свете осеннего утра; но Фринне, судя по всему, так не казалось. Напротив, она разрумянилась, глаза заблестели, нежный рот растянулся в сладострастной улыбке.

Она не замечала Джеральда, поэтому ему удалось внимательно ее рассмотреть — впервые после прошедшей ночи. Через мгновение она вновь стала прежней. За эти несколько секунд Джеральд понял — между ними встало нечто, о чем они никогда не будут говорить и никогда не забудут.