Онлайн чтение книги Разгадка Unravel
6. В темноте

Макс отвез меня обратно в дом Ланы. Всю дорогу я провела на автопилоте, то и дело мысленно возвращаясь к нам двоим на его диване.

Он высадил меня, и я осталась сидеть прямо на улице. Как долго? Пару минут? Часов? Хоть убей, не помню. Просто смотрела на чистое черное небо, надеясь, что забуду наш поцелуй. Но дело заключалось в том, что логика не дала мне такой возможности. Логика, казалось, исчезала именно в тот момент, когда я больше всего нуждалась в ней, но поднимала свою практичную голову, когда все было уже сказано и сделано. И сейчас она демонстрировала мне все, что я сделала не так.

О чем ты думала, Наоми? Что ты останешься с ним наедине и ничего не произойдет?

Я поставила локти на колени и посмотрела на кирпичные ступени.

Почему ты велела ему вернуться в дом? Почему?

Хороший вопрос. Почему я не велела ему просто отвезти меня домой?

Ответа у меня не было. По крайней мере, вразумительного. Одни лишь оправдания. То, как он смотрел на меня во время ужина. Или положил руку мне на талию. Это был знак заботы и рыцарства. Или когда мы поменялись местами, и его тело оказалось подо мной? Власть, которую я ощутила в тот момент. Она щекотала мне кожу. Я была готова упиваться этой властью до беспамятства. Моя голова прижалась к груди Макса, и я слышала мерный стук его сердца. Его запах окутывал меня с головы до ног. Я застыла совершенно неподвижно, в надежде, что, если прижаться еще сильнее, запах проникнет мне под кожу.

Все это слилось в единое целое. Накапливалось, набирало скорость и катапультировало нас в тот поцелуй.

Поцелуй, который изменил все.

Я провела пальцем по нижней губе. Это было трудно назвать поцелуем. Поцелуй для меня – это соприкосновение губ двух людей. Порой это что-то неловкое. Порой нежное и невинное. Порой похоть берет верх.

Но никогда поцелуй не превращается в нечто настолько сильное, что вы чувствуете его пламя даже сердцем. Каждое прикосновение, каждый стон, каждое дыхание превращаются в удар тока.

Макс тоже это чувствовал. Я даже не сомневалась. Просто он не был готов признать правду вслух. Я его не виню, мы оба потеряли голову.

Я закрыла глаза, ожидая, что когда открою их снова, то первым делом увижу Макса. Но это был не он. Это был Лахлан. Я застонала от боли и помассировала виски, пытаясь стереть его лицо. Только не здесь. Не сейчас. Он все испортит.

Убирайся из моей головы. Уйди. Уйди. Уйди .

Мой разум заупрямился. Захотел вернуться к воспоминаниям о Лахлане и остаться с ними. Только не это! Я не могла такого допустить. Края картинки начали размываться. Я изо всех сил оттолкнула воспоминания прочь.

Я встала. Если поговорить с Ланой, мне станет легче. Я расскажу ей обо всем, что произошло между мной и Максом. Она выслушает меня, как лучшая подруга, даст хороший совет. Я спрошу у нее, что она делала сегодня вечером. Она расскажет мне. Через несколько минут мы заговорим на совершенно другую тему, далекую от реалий наших миров.

Вокруг царила кромешная темнота, но за подстриженными кустами скрывались прожекторы. Их лучи были направлены на дом. Кстати, это старый кирпичный особняк первой половины XIX века, еще довоенной кладки. Он принадлежит их семье уже пару веков. Лана – наследница внушительного состояния, что было заметно по всему. За их домом даже стоит большой красный сарай, где держат лошадей.

Когда Лане хотелось развеяться, она садилась в седло и каталась верхом, пока ей не становилось легче.

Я удивилась, увидев свободно разгуливающую лошадь. Под ее копытами хрустел гравий. Быстро прядая ушами и раздувая ноздри, она прошла прямо мимо меня. Обычно это смирное животное. Послушное. Привыкшее слушаться хозяина. Но сегодня лошадь была явно чем-то напугана.

В моей голове зазвонили тревожные звоночки. Что-то происходило не так.

Я оглянулась через плечо на сарай, заметила, что дверь приоткрыта. Но я не слышала никаких звуков. Все вокруг было тихо. И тем не менее мне в душу закралось дурное предчувствие. Волоски на моих руках встали дыбом, тело пронзил страх. Наверно, мне следовало повернуться и пойти к себе домой, но я шагнула вперед.

В нескольких шагах от сарая я услышала звуки. Что-то опрокинулось и разбилось. Потом кто-то ахнул или захрипел, затем фыркнул. В это мгновение мой разум возопил, чтобы я остановилась, чтобы не смела сделать даже шага дальше. Но я должна была понять, что происходит. Заглянув в сарай, я увидела Лану, притиснутую к деревянной балке. Ее горло, не давая ей ни говорить, ни крикнуть, ни даже дышать, пережимала чья-то мускулистая рука. Ее брюки и трусы были приспущены до колен. Синяя джинсовая куртка распахнута. Воротник рубашки порван.

Мои собственные проблемы моментально исчезли, сменившись ужасом. Я буквально окаменела. Это была совсем не та ситуация, когда двое, не в силах противостоять одержимости друг другом, уединяются, чтобы удовлетворить взаимное вожделение.

В том, что я увидела, ничего подобного не было даже близко.

Лана крепко зажмурила глаза, а мужчина, издавая животные звуки, входил и выходил из нее. Его свободная рука сжимала ей бедро. В его жесте не было никакой любви: он просто не давал ей вырваться.

Я словно отделилась от собственного тела. Я видела, как я застыла на месте. Что мне делать? ДВИГАЙСЯ! Одна нога перед другой. Разве это так сложно? Но я не могла. Я словно застряла в зыбучих песках и медленно тонула, наблюдая за происходящим. Мне всегда казалось, что в момент паники я смогу действовать быстро и рационально. Что я задействую мозг. Отключу эмоции и на адреналине, который заструится по моим жилам, пройду через что угодно.

Как же я ошибалась!

Я в панике обернулась и посмотрела на дом. Мне нужно взять телефон, подумала я. Нет. Мне нужно бежать к задней двери и звать на помощь. Я не знала, что мне делать.

Я закрыла глаза. По моему лицу текли слезы. Я зажала уши, пытаясь перекрыть все звуки, но они уже прекратились. Тишина казалась оглушительной. Я боялась открыть глаза. Когда же я, наконец, их открыла, мужчина повернулся ко мне лицом. Он не смотрел в мою сторону. Его рубашка свободно болталась. Из расстегнутых брюк торчал обвисший член. От этого зрелища меня передернуло. Черт, как жаль, что я не умею стрелять. Я бы прицелилась ему прямо между ног.

Лана обессиленно привалилась к деревянной балке. Ее джинсы все еще были спущены до лодыжек. Он тяжело дышал. Лана не поднимала глаз. Он наклонился, и его колени хрустнули. Я многое видела сегодня вечером, но этот хруст заставил меня вздрогнуть. Он рассмеялся, и его смех был полон ненависти и гнева.

– Ты ведь знаешь, что я единственный, кто по-настоящему тебя любит, верно я говорю? – сказал он.

Лана молчала. Он с силой дернул ее за волосы, заставляя посмотреть ему в глаза. Она смотрела на него, словно каменная статуя. Ее глаза казались пустыми, и в тот момент я поняла: ей явно было не привыкать.

Он продолжал смотреть на нее сверху вниз.

– Я прав? – снова рявкнул он и дернул ее за волосы. Ее голова ударилась о деревянную балку.

– Ты прав, – прохрипела Лана и, прочистив горло, повторила еще несколько раз: – Ты прав. Ты прав. Я знаю. Я буду послушной, – прошептала она, словно маленькая девочка.

Он кивнул, застегнул брюки и направился к открытой двери.

Меня охватила паника. Страх заставил меня повернуться и пойти прочь на дрожащих ногах. От ужаса сердце было готово выскочить из груди. Казалось, я вот-вот задохнусь. Забежав за угол сарая, я прислонилась к деревянной стене и положила руки на согнутые колени. Еще пару секунд, и мой ужин попросится наружу.

Рядом громко хрустнул гравий. Я затаила дыхание, пытаясь понять, что происходит. Наконец я услышала, как дверь закрылась. Дождавшись, когда он уйдет, я бросилась обратно в сарай. Лана все еще сидела там, но теперь ее джинсы были застегнуты. Уткнувшись лбом в колени, она одной рукой сжимала полы куртки. Ее тело била дрожь. Затем она наклонилась в сторону, и ее вырвало. От этих звуков я даже поежилась. Когда в желудке у нее ничего не осталось, она села и вытерла рот тыльной стороной ладони.

Я вошла.

– Лан?

Она вскинула голову. Уличный фонарь отбрасывал в сарай полосу света. Его хватило, чтобы я смогла рассмотреть влажные полосы на ее щеках.

Я шагнула ближе. Она встала, хотя ноги ее дрожали, и обвела глазами пустую конюшню.

– С тобой все в порядке? – прошептала я.

Одного взгляда на ее лицо и ссутулившиеся плечи хватило, чтобы мне захотелось броситься к ней и как можно крепче прижать ее к себе.

Она вытерла щеки и слабо улыбнулась мне.

– Да. Со мной все в порядке.

Но я застыла, словно манекен, тупо глядя на нее. Неужели мы и дальше будем делать вид, будто все в порядке? Я снова посмотрела на дом, чтобы убедиться, что на нас никто не смотрит, и опустилась рядом с ней на колени.

– Лана, я все видела, – прошептала я.

Вместо ответа она лишь громко икнула. Я повторила свои слова. На этот раз громче и четче.

Из ее горла вырвался сдавленный стон. Казалось, прошли годы, прежде чем она медленно кивнула. Это было ее единственное признание.

– Нам нужно поехать в больницу, – сказала я.

– Нет! – испуганно выкрикнула она.

– Что ты имеешь в виду?

Она упрямо покачала головой.

– Ни за что на свете.

– Почему нет?

– Это ничего не изменит.

– Еще как изменит! Такое больше не повторится.

– Повторится, и не раз, – сказала она еле слышно и, наконец, посмотрела на меня.

Я увидела ее страх, поняла, как она унижена.

Я хотела задать ей массу вопросов. Как давно это продолжается? Твоя мать знает? Почему ты ничего не сказала мне?

Но я была вынуждена оставить их все при себе. Лана едва могла дышать, не говоря уже о разговорах.

Я встала. В отчаянии провела пальцами по волосам, какое-то время ходила взад-вперед. Думать о том, что я видела, было все равно что глотать битое стекло. Это причиняло боль. Жуткую боль.

Я обернулась. Слова вырвались из моей груди, словно пуля из дула ружья.

– Он твой отец, – хрипло прошептала я.

Мои колени подкосились. Я села рядом с Ланой. Мое плечо касалось ее плеча. Я чувствовала ее боль, как свою собственную. Эта боль была такой тяжелой, такой невыносимой, что из моего горла вырвалось рыдание. Лана плакала, зарывшись лицом в ладони. Я чувствовала себя бесполезной, ненужной, я не могла сделать ничего, чтобы облегчить ее муки.

Она продолжала плакать. Я повернула голову и посмотрела на красивый дом ее семьи. Я стиснула зубы и прищурилась. Неужели и впрямь ничего? «Борись за нее, – прошептала логика. – Борись, ведь никто другой этого не сделает».