Онлайн чтение книги Короли и королевы. Трагедии любви Reines Tragiques
ЦАРСТВЕННЫЕ СОПЕРНИЦЫ. БРУНГИЛЬДА И ФРЕДИГУНДА

В июньское утро 565 года двери баптистерия в Суасоне были широко распахнуты, крышка купели поднята, а все святыни освещены целым лесом длинных желтых свечей. Уже отзвенели радостные церковные колокола, созывавшие прихожан и добрый люд на королевские крестины.

В отсутствие супруга, короля Гильпериха, который отправился на войну с саксами, королева Аудовера родила дочь, которая в этот день должна была быть наречена Хильдевинтой.

Любопытствующий народ уже стекался к церкви. Но королева во дворце пребывала в смятении. Как раз когда она собиралась направиться в церковь, пришла весть что крестная мать, сестра короля, из-за недуга не сможет присутствовать на празднестве. Королева не знала, что делать: епископ ждал, но не нашлось никого, кто мог бы стать достойной крестной матерью для королевского чада.

Когда она надевала украшения, все еще лихорадочно отыскивая решение, вошла служанка с длинным, вышитым серебром покрывалом, которым на людях полагалось покрывать корону. Несмотря на свое низкое положение, эта девушка производила впечатление – мужчины во дворце заглядывались на нее, а молва о ее красоте распространилась по всему королевству. И хотя ей было всего восемнадцать, у нее было развитое тело зрелой женщины. Ее большие темные глаза на красиво очерченном лице прелестно сочетались со светлой кожей и золотистыми волосами, которые двумя тяжелыми косами спускались на одеяние цвета шафрана. Каждая черта характера, носила признаки франкского происхождения: она была сама хитрость и надменность. Имя ее было Фредигунда.

Пока она приближалась к королеве, на ее лице появилась нежная, скромная улыбка, а вручив ей покрывало, она потупила взор и прошептала:

– Я знаю, чем ты обеспокоена, госпожа, и сердце твоей служанки страдает вместе с тобой. Но почему ты заботишься о крестной матери? Позволишь ли ты простой девушке дать тебе совет?

– Совет? Конечно, я охотно выслушаю! И если он хорош, я щедро одарю тебя и… буду навеки благодарна.

– Это слишком много. То, что я могу оказать тебе услугу, – вот лучшая награда для меня. Я хотела лишь сказать, что тебе не нужно тревожиться о крестной матери. Ни одна госпожа при дворе не может равняться с тобой ни по положению, ни по происхождению. Кому же тогда держать маленькую Хильдевинту над святой купелью, как не тебе? Почему бы тебе самой не стать ее крестной матерью? Это было бы самым простым…

– Ах, ну конечно! Действительно, это было бы самым простым крещением! Спасибо, дитя мое, я этого тебе не забуду, возьми пока это.

И она протянула ей пряжку из чеканного золота. Фредигунда отступила назад и низко поклонилась, чтобы королева не заметила торжествующей усмешки, которую она не в силах была сдержать. Простосердечная королева усмотрела в ее поступке лишь услугу преданной, любящей служанки. Она и не догадывалась о коварстве, которое скрывалось за этим.

Некоторое время спустя королева со свитой придворных покинула дворец. Держа на руках маленькую принцессу, она отправилась во главе торжественной процессии в церковь.

Фредигунда наблюдала за ней из окна дворца до тех пор, пока та не скрылась из виду. Тогда она прошептала сквозь зубы:

– Недолго тебе оставаться королевой, бедная дурочка. То, что ты сегодня сделала по моему совету, навеки отвратит от тебя твоего повелителя.[8]Считалось, что крестный отец и крестная мать ребенка связаны между собой такими же кровными узами, как и его родители. Мужчина не мог взять в жены крестную мать своего ребенка.

Затем, довольная и полная честолюбивых замыслов, она вернулась к обязанностям служанки.

* * *

Через месяц король Гильперих под звуки рогов и труб вернулся в свой славный город Суасон. На тяжелом сером коне он проезжал мимо каменных строений, которые возникли еще во времена Рима. На пути его стояли девушки в белых одеяниях, с золотистыми косами, они приветствовали его и бросали цветы под копыта лошади.

Гильперих тоже был красив типично франкской красотой. У него были длинные русые волосы, короткая бородка, но длинные усы, которые свисали по углам резко очерченного рта. Его светло-серые глаза казались хитрыми и в то же время говорили о свирепости. Это подтверждали и черты лица: в них проглядывали жестокость и алчность.

Одной рукой он упирался в бедро и придерживал ею украшенный серебром плащ, который скреплялся на плече тяжелой бронзовой застежкой. Он дружелюбно улыбался красавицам, которые приветствовали его, и в то же время осматривал их столь пристальным взглядом, что многие из них краснели.

Он доехал до портала своего дворца, древней римской виллы, который был отделан заново и к праздничному дню украшен гирляндами из роз. Когда он спрыгнул с коня, последняя девушка из длинного ряда выступила вперед и низко склонилась перед ним. Он узнал Фредигунду и улыбнулся ей. Не в первый раз видел он эту девушку, и ее красота всегда приковывала его внимание. Она была находчива и изворотлива, знала это, к тому же вела себя вызывающе, хотя отказывала всем, отговариваясь страхом перед королевой.

Еще перед тем, как пойти с войной на саксов, Гильперих решил, что по возвращении Фредигунда, добровольно или насильно, разделит с ним ложе. Когда он увидел ее перед собой, с рыжеватыми косами и большими глазами, которые вызывающе бесстыдно смотрели на него, когда его взгляд, скользнув по ее стройной шее, опустился ниже, его вновь охватило желание овладеть ею. После изнурительных дней войны он жаждал насладиться миром.

Фредигунда, все еще низко кланяясь, протянула ему венок из цветов.

– Хвала Господу, – сказала она, – что он позволил нашему королю вернуться с победой домой и подарил ему дочь…

– Благодарю тебя за приветствие и добрые слова, Фредигунда.

– Все девы герода пришли сюда, дабы приветствовать тебя и заверить, что готовы пожертвовать собой тебе во утешение, когда падет на тебя удар суды.

– Удар судьбы?! Моя дочь мертва?

– Нет, но ты не сможешь более делить ложе со своей супругой королевой, моей госпожой, ибо отныне она твоя кума и крестная дочь твоей дочери Хильдевинты.

Изумившись, Гильперих взглянул на девушку, которая все еще стояла перед ним с опущенным взором, и заметил ироническую усмешку, тронувшую уголки ее губ. В действительности несчастье было не столь значительно. Аудовера родила ему трех сыновей и дочь. Ее долг был исполнен, да и он уже пресытился ею… Он взял Фредигунду за подбородок и поднял ее голову так высоко, что губы девушки были почти вровень с его губами.

– Вот и хорошо, моя красавица, раз я не могу спать с королевой, тогда буду спать с тобой. Нам обоим не о чем тревожиться.

Затем он обнял ее узкую талию и повел за собой во дворец.

Несколько дней спустя королева с новорожденной дочерью, плача, покинула дворец Суасон и укрылась в монастыре Ле Ман. Торжествующая Фредигунда поселилась в покоях, где все еще было пропитано духом прежней королевы. Без зазрения совести она присвоила себе ее наряды и украшения.

Около года торжествовала бесстыжая Фредигунда, будучи уверенной в собственной безопасности. Весной 566 года она потерпела первое поражение. Сигиберт, старший брат Гильпериха, который правил в Метце, заключил весьма выгодный брак. Он женился на дочери короля вестготов Атанагильда, который владел всей Испанией. Прекрасную Брунгильду воспевали все бродячие певцы, причем упоминалось не только о ее красоте, но и о сказочном богатстве. Когда Гильперих узнал об этом, жало зависти пронзило его сердце. С тех пор он не находил себе места.

Фредигунда была слишком прозорлива, чтобы не заметить перемену, произошедшую в супруге с тех пор, как он узнал о женитьбе своего брата. Прежде он был под властью ее красоты, а когда страсти поутихли, стал встречаться с ней лишь изредка, обращался грубо и жестоко, оскорблял и даже бил. Дикие сцены между ними обычно заканчивались ночными оргиями, в которых любовь и ненависть были слиты воедино. Затем она узнала, что он отправил послов в Толедо, где находился двор Атанагильда, с тайным поручением узнать о возможности брака между ним и старшей дочерью короля вестготов – Гальвинтой, сестрой Брунгильды.

Первое, что она ощутила, был ужас. Ее страстный, варварский нрав не перенес подобного оскорбления. Ее честолюбивые замыслы грозили рухнуть, а женское достоинство было унижено, и она замыслила убить Гильпериха. Он заслуживал смерти, ибо ради своего тщеславия и честолюбия он пренебрег счастьем обладать такой женщиной, как она… Но затем она принялась более трезво обдумывать свое положение.

Фредигунде было ясно, что ее стремительный взлет не принес ей друзей, лишь ненависть и зависть окружали ее. Она решила открыто выступить против Гильпериха и стала подыскивать мужчин из своего окружения, которые были бы с ней заодно и на чье молчание и преданность она могла бы положиться. Некоторым из них она дала почувствовать свое расположение, но кто мог быть уверен, что в самый опасный момент, когда встретятся старые собратья по оружию, верность вассалов не будет нарушена? Тогда, она была уверена, Гильперих расправится с ней самым жесточайшим образом. Нет, поединок с открытым забралом был невозможен… ей оставалось лишь уступить и ждать.

Когда наступил вечер и Гильперих разыскивал ее, чтобы провести с ней ночь, он увидел Фредигунду, плотно закутанную в длинное одеяние с широкими рукавами и покрывалом на лице, так что ее телесная красота была едва различима. Она была бледна, и глаза ее были смиренно потуплены. Когда он подошел к ней, она бросилась к его ногам.

– Что значит этот вид? – изумленно спросил он. – Почему ты не в постели?

Она взглянула на него полными слез глазами и прошептала дрожащим голосом:

– Вы не желаете меня более, сеньор, я знаю это. Сегодня вечером я покину вас.

– Покинешь меня? Зачем? Почему?

Она схватила его руку и прижалась к ней горячими губами.

– Ты добр, господин, ты не говоришь своей служанке, что она не нужна тебе более. Благодарю тебя… Но ты можешь ничего не скрывать от меня. Я знаю, что ты послал гонцов к вестготам, дабы отыскать себе супругу, которая достойна тебя… и прекраснее, чем я.

Она разыграла свои страдания столь превосходно, что Гильперих поверил ей. Он поднял молодую женщину и прижал к своей груди.

– Прекраснее, чем ты? Нет, это невозможно. Ни одна женщина не пленяет меня, как ты. Ты плоть от плоти моей, Фредигунда… Это правда, я отправил послов к Атанагильду, чтобы посвататься за его дочь. Но ты не должна страдать от этого. Я должен жениться на принцессе, ибо вестготы богаты землей и золотом. Никто не владеет большим богатством, чем Атанагильд, предок которого Аларих разграбил Рим. Он владеет сокровищами царя Соломона, а моя казна пуста.

– Тогда я уйду прочь.

– Но я не могу отпустить тебя. Ты… запертая в монастыре?! Твоя красота будет осквернена рясой! Нет, Фредигунда, этого я никогда не позволю!

Говоря это, он сдернул с нее покрывало и попытался поцеловать, но она не подчинилась, а сжала его голову с буйными русыми кудрями ладонями и приблизила его лицо к своему.

– Я тоже, – прошептала она. – Я тоже не могу решиться покинуть тебя. Но слушай, Гильперих, если ты и вправду полюбил меня, окажи мне милость, сделай то, что я желаю больше всего в этой жизни.

– Что же? Говори скорее!

– Разреши мне занять прежнее место при дворе.

– Ты хочешь опять стать служанкой?!

– Я прошу об этой милости. Так я смогу тебя видеть, слышать, находиться вблизи тебя, в твоей тени… Женись, если тебе хочется этого, но позволь мне остаться здесь. Клянусь, ты не услышишь ни одной жалобы из моих уст.

Король в замешательстве взглянул на молодую женщину. Она обмякла в его руках, и из глаз ее скатились две большие, мерцающие слезы. Никогда он не видел ее столь прекрасной… грубо поднял он ее на руки и отнес в постель.

– Делай все, что ты хочешь. Оставайся… я не перенесу разлуки с тобой.

Сватовство затянулось. Атанагильд не горел желанием видеть Гильпериха своим зятем, ибо молва о нем оставляла желать лучшего. Но в это время скончался Хариберт, брат Гильпериха и Сигиберта, который правил в Париже, и по франкскому праву все его владения должны были быть разделены между тремя братьями. Гонтран, который владел Орлеаном и королевством Бургундия, получил Сантонж, Айгомуа, Перигё, Ажен и Нант. Сигиберт завладел частью Вендемуа, кроме того Питу, Туром, Лябюром и Кузераном. А Гильперих мог присоединить к своему королевству, бывшему королевству Хлодвига, Нормандию, Мож, Анжу, Лимож, Кверси, Бордо, Тулузу, Беарн, Бигор и Коммин. Это была львиная часть владений, которая превращала его из мелкого князька в могущественного правителя, с которым должен был теперь считаться и которого должен был уважать его сосед Атанагильд. В 567 году брак был заключен. В слезах Гальвинта рассталась со своей испанской родней и отправилась в Суасон, чтобы стать женой Гильпериха… и встретить свою судьбу.

* * *

Гальвинта не была красива, по крайней мере по представлениям франков. У нее были черные волосы и темные глаза, кожа цвета амбры, которая при северном тусклом освещении отливала желтым. Она была нежной, хрупкой и изящной, у нее был добрый нрав, но держалась она вполне уверенно. Своим смехом и обаянием она завоевала всеобщее расположение, кроме Фредигунды, конечно.

Утром после брачной ночи Фредигунда, которая замешалась среди прислуги, наблюдала обряд утреннего дарения,[9]Подарок мужа новобрачной в утро после свадьбы. когда Гильперих перечислял названия пяти городов, которые он отдавал ей (на самом деле это была сущая безделица). Фредигунда не могла сдержать презрительной усмешки, когда увидела хрупкую, миниатюрную королеву, которая, несмотря на свои двадцать лет, выглядела еще ребенком. Гильперих, в этом она была убеждена, очень скоро потеряет всякое удовольствие от вкушения этих тощих прелестей, хотя перед его глазами все еще стояли лари с золотом и драгоценностями, которые прибыли на спинах ослов из Толедо. Он дружелюбно улыбался Гальвинте, он гордился этими брачными узами, которые поднимали его в глазах народа, да и в его собственных тоже. Но Фредигунда знала, что это временно. Какое-то время он должен насладиться своим триумфом. Ей достаточно было исчезнуть и появиться в нужный момент, когда для Гильпериха иссякнет обаяние новизны.

Когда первый лунный свет окрасил крыши города Брэни-сюр-Весль, любимой резиденции Гильпериха, король после бурно проведенной ночи покинул пиршественную залу. Без искренней радости он пел и пил со своими соратниками, но все же пир удался: сперва натравили собак на медведя, затем бык дрался с двумя волками и Гильперих выиграл спор за то, кто из них победит. Были девушки, танцы, драка, короче все, чего требует настоящая оргия, тем не менее, от этого всего осталась лишь тяжелая голова да нетвердая походка. Вино казалось ему невкусным, девушки не прельщали его… только вид крови несколько приободрил, когда он своим коротким мечом отсек головы двум саксонским рабыням, чьи лица ему пришлись не по душе.

Когда он шел через большой двор, где были расположены главные здания виллы, он заметил, как Гальвинта, закутавшись в покрывала, покинула дом со своими придворными дамами, чтобы присутствовать на заутрени. Это привело короля в бешенство. Ему надоела жена, которая занята лишь молитвами да добрыми деяниями. Только молитвы и покаяние, которые истощили ее и без того не очень-то пышное тело. Быть может, она и задалась целью сделаться святой, но все меньше и меньше она соответствовала тому, что король понимал под словом «жена».

Передернув плечами, он направился нетвердыми шагами в свою спальню. Он чувствовал себя одиноким, и голова его раскалывалась. Вспомнилось, что Фредигунда всегда приготовляла снадобье, которое избавляло от похмелья и других последствий пышных пирушек. Она заботилась о нем, в часы радости дарила ему свою красоту и неповторимое наслаждение.

Фредигунда! Вот уже несколько месяцев, как она исчезла, и он даже не знал – куда! Воспоминание о ней еще больше расстроило Гильпериха.

Он вошел в свои покои, отдернул завесу… и не поверил своим глазам: луч солнца упал на низкую постель и осветил золотую вышивку, драгоценное дерево и пурпур бордюров. А посреди этого великолепия лежала женщина с молочно-белой кожей, прикрывая свою наготу лишь отливающими красным волосами. Женщина протянула руки по направлению к нему и улыбалась ему лучистыми глазами. Он, запинаясь, пробормотал хриплым голосом:

– Фредигунда! Ты вернулась?

– Я чувствовала, что ты нуждаешься во мне, – ответила она, улыбаясь. – И мне вас очень не хватало, сеньор. Ты злишься за это на свою служанку?

– Я должен бы злиться на тебя за то, что ты не пришла раньше, – сказал он и со звериной похотью набросился на нее.

* * *

Когда Гильперих покидал спальню своей жены, он в ярости столкнул с сундука кувшин из светящегося опалом стекла. В ужасе слушала Гальвинта, как его шаги постепенно затихают в коридоре. Она бросилась на кровать и вновь принялась плакать.

С тех пор, как возвратилась эта Фредигунда, ее жизнь превратилась в ад. Гильперих открыто показывался на людях со своей наложницей. При этом с королевой он обращался крайне пренебрежительно, почти как с рабыней, даже в присутствии слуг.

В мягкой и доброй Гальвинте заговорила кровь ее вестготских предков. Эта служанка, дочь простолюдина, осмелилась кичиться перед ней любовью короля и сделала ее посмешищем для всего двора. Она замахнулась на королевский титул и в своем бесстыдстве зашла так далеко, что крала из ларя с украшениями Гальвинты все, что ей нравилось. Гнев овладел королевой. Она призвала к себе Гильпериха и бросила в лицо горькие упреки.

– Эта дочь простолюдина обращается со мной, королевой, как будто я ваша рабыня! – сказала она.

– Оставь при себе свое высокомерие, – ответил Гильперих. – Мне нравится это красивое, свежее создание, и она достаточно хороша для того, чтобы я обладал ею. Твое постоянное благочестие и твоя набожность надоели мне.

Его открытый цинизм возмутил Гальвинту, но страх победил гнев. В этом человеке, который стоял, широко расставив ноги, и смотрел на нее со злобной усмешкой, она чуяла опасного зверя. Он утолил свою алчность к славе и золоту, его раздувало от сознания собственной важности, и он пресытился ею. Она была с ним один на один, ее люди были далеко отсюда. Кто воспрепятствует, если ему в голову придет мысль просто убить ее?

– Послушай, – лихорадочно прошептала она, – для нас обоих будет лучше, если ты мне позволишь вернуться домой. Ты можешь оставить себе все мое приданое и то золото, что я привезла с собой. Я возвращаю все города, которые ты мне подарил на следующее утро после свадьбы. Только опусти меня. Я несчастлива здесь. Дома я обрету покой, а ты сможешь сожительствовать с той женщиной, которая тебе по душе…

Гильперих недоверчиво уставился на нее налитыми кровью глазами. Что означает эта неожиданная готовность отречься от всего? Она хочет уехать и оставить все состояние, которое принадлежит ей, не требуя никакого возмещения. Как это пришло ей на ум? За этим должно что-то скрываться… недавно приехали послы от Брунгильды, чтобы приветствовать ее и передать ей дары. Быть может, она замыслила что-то и вошла с ними в сговор? А может, они подбили ее на этот необдуманный отъезд, чтобы она возглавила войско и вернулась с ним сюда? Он выдавил из себя самую простодушную усмешку, на которую был способен, подошел к жене и положил ей руку на плечо.

– Что за блажь, моя милая? Почему ты хочешь уехать? Ты слишком серьезно относишься к моим забавам. Фредигунда будет вести себя как подобает, обещаю тебе.

Он попытался заключить ее в объятья и поцеловать. Но от него несло пивом и слова его показались Гальвинте лживыми. Наигранное добросердечие мужа лишь усилило ее страх.

– Я умоляю тебя, – повторила она, – позволь мне уехать. Мы никогда не сможем быть счастливы друг с другом.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Но она продолжала настаивать, пока его не охватил гнев и он не принялся разбивать и ломать все вокруг.

– Я сказал, что ты останешься здесь, значит, ты останешься здесь. Я повелеваю тебе!

И разъяренный он ушел прочь, оставив ее в отчаянии. Она бросилась к большому мраморному кресту, который украшал ее комнату, и долго молилась. Она отказалась от ужина и совершенно подавленная легла в постель. Слез у нее больше не было. Долго она ворочалась с боку на бок и пыталась не слушать доносившийся из пиршественной залы шум оргии. Но вопли пьяных, пронзительный визг женщин и песни, которые они скорее ревели, нежели пели, доходили до нее. Долго молилась она о пути, который увел бы ее от этого человека, пугавшего ее. Когда он покинул покои, его лицо было искажено судорогой ненависти, причем он взглянул на нее с недоверием и угрозой…

После того как молитва принесла ей успокоение, она решила завтра утром послать гонцов к своей сестре Брунгильде, чтобы просить ее помощи и совета. Только волевая и деятельная Брунгильда способна помочь ей.

Утомившись от слез и молитв, Гальвинта забылась лихорадочным сном. Усталость была столь велика, что она уже не слышала шума, доносившегося снаружи, и не видела темной фигуры, с кожаным ремнем в руках, которая проскользнула около двух часов ночи в ее покои.

Бесшумно, как кошка, человек подошел к кровати на которой спала королева. Он склонился над ней и хладнокровно, дьявольски ловко обвил ее шею ремнем и что было силы стянул его. Глаза Гальвинты раскрылись неестественно широко, она хотела закричать, но крик застрял у нее в горле. Сведенными судорогой руками она потянулась к шее, дабы освободиться от смертельной петли, но убийца вскочил на постель и всем телом налег на нее… Спустя какое-то мгновение ее тело несколько раз дернулось и обмякло, а черные волосы в беспорядке свесились с кровати. Человек выждал некоторое время, убедился, что она мертва, затем не без труда высвободил глубоко врезавшийся в шею ремень и исчез так же бесшумно, как и появился.

Пьяный шум оргии не прекращался, но Гальвинта, чьи выпученные глаза уставились в темноту, уже не слышала его.

* * *

Во дворце в Метце на почетном возвышении восседал Сигиберт и взором, исполненным любви и гнева, смотрел на Брунгильду, которая кругами ходила по залу, изредка вздымая в отчаянии руки. Наконец, она остановилась напротив супруга и взглянула на него сверкающими глазами.

– Что ты сидишь здесь, господин мой? Разве ты не слышишь, что кровь моей сестры взывает к мести? Неужели франки столь малодушны и не ведают, что за кровь платят лишь кровью? Только кровь отмоет честь моего рода! Гильперих во дворце Суасона тешится со своей наложницей, которая потребовала кропи вестготской принцессы! А ты, супруг мой, сидишь здесь и…

Сигиберт глубоко вздохнул и рукой подозвал жену, чтобы она села с ним рядом.

– Я ничего не могу поделать, Брунгильда. Как бы это ни было тяжело для тебя, ты должна подчиниться нашему закону и тому решению, которое вынес мой брат Гонтран. Ты получишь выкуп,[10]Убийца мог заплатить выкуп родичам убитого и избежать, таким образом, их мести. кроме того, Гильперих обязан вернуть приданое твоей сестры и те города, которые он подарил ей. Таков закон, и мы должны с этим смириться.

– За человеческую жизнь платят городами и золотом?! – горько воскликнула Брунгильда. – Да смерть Гильпериха и Фредигунды вместе взятых в полной мере не искупят смерть моей сестры!

Слезы стояли в ее темно-синих глазах, и она казалась королю еще прекраснее. И вправду, день ото дня Брунгильда хорошела. Как и у сестры, у нее были волосы цвета воронова крыла, но она была выше и лучше сложена, ее кожа была светлее и нежнее, чуть тронута румянцем на щеках, а глаза цвета весеннего неба. Ока обладала непревзойденным обаянием и отдавала себе отчет в том, какое действие на мужчин оказывает ее неотразимая улыбка. Кроме того, ее глубокий, тихий, чуть хрипловатый голос совершенно очаровывал Сигиберта, который уже понимал, что вскоре он не устоит и согласится с ее призывами к мести, несмотря на законы франков. Ради ее улыбки, ради ее счастья он был готов на любое безумие, вплоть до того, чтобы призвать всех к оружию и выступить против своего собственного брата.

Для представителя фракского племени Сигиберт был чересчур мирным и образованным человеком. Среди неукротимого большинства своих земляков он отличался исключительным спокойствием и самообладанием. Он читал великих латинских авторов и при его германском, варварском, дворе все жили по укладу древних римлян. Кроме того, он любил лишь одну женщину…

Брунгильда бросила испытывающий взор на своего мужа. Он был красив, силен, у него были ясный взгляд и юношеская улыбка, а черты мужественности придавали его облику лишь длинные светлые усы. Она любила его бесконечно и знала, как он любит ее. Неужели он все-таки решится напасть на своего преступного брата? Она уже хотела спросить его об этом, когда приподнялась завеса между колоннами галереи и появился один из самых знатных людей двора – граф Лупус. Он склонился перед королевской четой и заговорил:

– Смилостивись, государь, и не вини меня за дурные новости. Твой брат, Гильперих, нарушил клятву и взял назад те земли, которыми он собирался оплатить выкуп. Его сын, Кловис, овладел городом Тур, а другой его сын, Теодоберт, подступает к Лиможу.

Сигиберт покраснел от гнева, услышав эти новости, и почти грубо оттолкнул руку Брунгильды, которую перед этим держал в своей ладони. Он вскочил на ноги и в этот момент был похож на своего брата Гильпериха гневно пылающим взором.

– Если это так, – воскликнул он, – то он будет раскаиваться в этом всю оставшуюся жизнь! Более ничто не удерживает нас, мы выступаем в поход против этого негодяя, который когда-то был моим братом! Лупус, собирай войско!

Когда Лупус поспешно удалился, он подошел к Брунгильде.

– Ты будешь отмщена, моя любимая, более меня ничего не удерживает.

Большими шагами он покинул покои, чтобы присоединиться к своим людям. Оставшись одна, Брунгильда издала глубокий вздох.

– Лишь кровь смывает кровь, – прошептала она.

* * *

Германские орлы Сигиберта вихрем пронеслись по захваченным землям. Теодоберт, старший сын Гильпериха, был убит в Шаранте, а король Гильперих и Фредигунда бежали до самой Нормандии и расположились в городе Турней, который немедленно был осажден войсками Сигиберта.

В это время Сигиберт отвез Брунгильду в Париж. Он завоевал королевство своего брата, оно принадлежало ему, и он хотел провести несколько дней в отдохновении от трудов и забот во дворце, построенном императором Юлианом. Под защитой древних стен, в залах, одетых мрамором, королевская чета пережила истинные минуты счастья. Брунгильда была счастлива, ибо знала, что ее враг в западне и вскоре попадет им в руки.

Сигиберт был доволен своими походами и завоеваниями и был рад провести какое-то время со своей возлюбленной. Всему этому способствовала нежная парижская погода, и Брунгильда осталась там, в то время как Сигиберт отправился в Витри-сюр-Скарп, где намеревался объявить себя властителем обоих королевств. К тому же королева недавно произвела на свет дитя и чувствовала себя еще слишком слабой для утомительного путешествия.

– Я вернусь и положу к твоим ногам двойную корону Австрии и Нейстрии, – поклялся Сигиберт целуя ее на прощание.

С одной из террасе дворца Брунгильда видела, как он проехал под деревянным мостом в окружении своих телохранителей и отправился по пути в Сен-Дени.

* * *

В осажденном городе Турней Фредигунда тоже родила ребенка. Епископ города нарек его именем Самсон. Она чувствовала себя плохо и душой и телом. Город был полностью отрезан от мира, и хотя их защищали древние римские укрепления и высокие ограды из цельных стволов деревьев, ужасный конец был уже близок. Люди пали духом, и гнев Фредигунды увеличивался день ото дня, ибо ей приходилось видеть, как Гильперих равнодушно смирился со своей участью и ожидал гибели. Отныне он проводил большую часть времени в церкви, а не со своими воинами, и был обеспокоен спасением своей души так, как будто смерть должна была наступить завтра. Фредигунду возмущало это, ей еще так хотелось жить…

– Почему бы тебе не собраться с силами и не попробовать прорваться? – бросала она ему в лицо упреки каждое утро, когда он покидал спальню.

Вместо ответа он жестом призывал ее выглянуть наружу, где разбили свои лагеря австрийцы, к которым ежедневно примыкали в большом числе нейстрийцы.

Тогда Фредигунда решила, что раз Гильперих не собирается ничего предпринимать, она должна взять дело в свои руки. Среди преданных королю солдат она заметила двоих, которые провожали ее зачарованными взглядами, когда она проходила мимо их лагеря. Обоим было едва за двадцать. Они были сильны, честолюбивы и способны на любую глупость, их следовало лишь немного подтолкнуть. Однажды вечером она приказала позвать их обоих в свои покои.

К приходу воинов Фредигунда облачилась в длинный белый, вышитый золотом наряд, который застегивался на плече дорогой пряжкой. Когда юноши пришли, она возлежала на постели, а перед ней стояли золотые блюда и кубки, что свидетельствовало о предстоящем угощении.

Оцепенев от счастья, распираемые гордостью, молодые люди пиршествовали до поздней ночи. Подыскав подобающие жалобные слова, Фредигунда описала им участь несчастной, слабой женщины, обреченной на гибель. Затем она сообщила, что тщетно искала среди воинов, которые клялись в верности и преданности королю, ее супругу, людей, воистину являющихся таковыми. Все имевшееся у нее в запасе кокетство она обратила на двух несчастных юношей, которые были зачарованы блеском ее глаз и зовущими очертаниями прекрасного тела, прикрытого лишь легкой материей. Затем она дала им еще выпить. Но в вино подмешала порошок, который продала ей одна иудейка. Порошок этот настолько затуманивал сознание пьющего, что он превращался в опасное грозное орудие.

Три часа спустя опьяненные вином и любовью юноши были готовы сражаться с кем угодно, лишь бы снискать расположение этой женщины. Они поклялись исполнить все, что она пожелает. Тогда Фредигунда поднялась и подошла к сундуку, откуда извлекла два коротких меча с прекрасно отделанными золотом рукоятками.

– Возьмите эти мечи, – промолвила она, – и поезжайте в Витри, где находится двор Сигиберта, который хочет отнять у меня корону. Попытайтесь переговорить с ним с глазу на глаз и выдавайте себя за двух благородных юношей из Нейстрии, которые горят желанием служить ему. Когда же вы достаточно приблизитесь к нему, нападите и вонзите в него мечи. Но опасайтесь пораниться сами, ибо клинки отравлены.

Воодушевившись, воины поклялись с поднятыми руками исполнить все, что она приказала.

– Но чем, королева, вознаградишь ты нас за убийство Сигиберта? – спросил один из них. – Он могущественный владыка, и награда должна быть высока.

Фредигунда рассмеялась и потянулась, как кошка, на своем ложе.

– Я отдамся первому из вас, кто принесет мне меч, обагренный кровью Сигиберта, – ответила она.

Юноши покинули королевское поместье и принялись раздумывать над тем, как им уйти из осажденного Турнея незамеченными.

Едва они покинули ее покои, Фредигунда облегченно вздохнула и засмеялась. Вряд ли ей придется выполнить свое обещание, она сомневалась, что убийцы Сигиберта будут отпущены его вассалами с миром. А когда Сигиберт будет мертв, что сможет предпринять эта надменная Брунгильда, которая была ей ненавистна? Говорят, что она прекрасна, что она настоящая принцесса, которая счастлива в любви и удачлива в войне, но она назвала Фредигунду служанкой! Быть может, она еще попадет в руки Фредигунды и тогда эта дочь вестготского короля узнает, что из себя представляет дочь простолюдина.

Продолжая изобретать самые изощренные пытки для Брунгильды, Фредигунда заснула.

* * *

С великим трудом убийцы пробрались сквозь вражеское оцепление и, украв лодку, переплыли через Шельду. Затем им удалось украсть двух лошадей, и на следующий день они достигли Витри, где праздновалось провозглашение Сигиберта королем Нейстрии. Его посадили на щит, и на плечах своих вассалов он был трижды пронесен через город. Затем последовал торжественный пир.

Во всеобщем веселии бдительность людей притупилась. Новоприбывшие объяснили, что они знатные люди из близлежащих от города Турней поместий и желают поступить на службу к королю Сигиберту. Поэтому без всяких трудностей они вскоре предстали перед королем. Их даже не обезоружили, ибо меч был повседневной принадлежностью одежды благородных франков. Они вошли к королю и опустились на колени.

– Мы пришли сюда, повелитель, дабы подчиниться тебе и сражаться под твоими знаменами, если ты…

– Подойдите сюда, – промолвил Сигиберт, – и скажите мне свои имена.

Они подошли ближе, один слева, другой справа. Когда почти поравнялись с ним, выхватили мечи из ножен и вонзили с обеих сторон в короля. Истекая кровью, с ужасным воплем тот рухнул на пол. Убийцы пытались ускользнуть, но крик короля привлек внимание свиты. Одного из них зарубил Харегизель, слуга короля, другой погиб от множества франкских мечей. Но Сигиберт был мертв. Мечта Фредигунды сбылась.

В Париже Брунгильда узнала о смерти ее возлюбленного супруга и о последовавшей затем суматохе. Смерть короля посеяла панику среди людей, и большинство стремилось лишь к одному: как можно скорее возвратиться на родину, к Рейну и Мозелю. Осада с города Турней была снята. Нейстрийцы были свободны и, собравшись с силами, присоединились к войску королевской четы. Гильперих и Фредигунда победоносно завладели Нейстрией, и их войска двинулись по направлению к Парижу.

Граф Лупус стоял перед Брунгильдой и ожидал ее приказаний. Она давно восхищала его своей красотой и гордым нравом. Но никогда не поражала настолько, как в этот день. Она была бледна после бессонной ночи, но тщательно, как всегда, одета и причесана, как будто ее не подстерегала смертельная опасность.

– Ты пойдешь, Лупус, – сказала она ему. – Я знаю одного человека, который сможет провести двух, от силы трех человек мимо войск Гильпериха, окруживших Париж. Ты пойдешь, а я останусь здесь.

– Но это безумие, – возразил граф. – Фредигунда уже объявила, что замучает тебя до смерти, если ты окажешься в ее руках. Беги с этим человеком.

Брунгильда покачала головой и приподняла завесу, прикрывавшую вход в спальные покои. Оттуда появилась молодая девушка с ребенком на руках, а рядом с нею был мальчик, которому на вид было лет пять.

– Лупус, это мой сын Хильдеберт, твой король. Он должен целым и невредимым добраться до Метца, где ты провозгласишь его королем. Это твой долг. Ты должен также взять с собой мою дочь Ингунду. Теперь иди и будь осторожен.

Граф Лупус упал на колени.

– Не оставайся здесь, пойдем со мной. Я спасу тебя, Брунгильда, или умру. Я не могу отдать тебя в лапы этой женщины.

– Твоя жизнь ценнее, чем моя, ибо на тебя ляжет ответственность за короля. Тебе легко удастся пробраться, а мне нет. Кто-нибудь узнает меня, Фредигунда повсюду объявила, что тот, кто поможет мне бежать, умрет в ужасных мучениях. Человеку, о котором я тебе говорила, не грозит эта опасность. Он ожидает тебя в лодке в конце сада, на берегу Сены. Вам придется переодеться в платье рыбаков. Присматривай за моими детьми, только этого я требую от тебя. Когда мой сын будет в безопасности, быть может, Гильперих не осмелится поднять на меня руку.

– Он – может быть, но она осмелится. Она жаждет твоей крови. Ибо она натерпелась страхов в осажденном городе. Пойдем, померяемся силой с судьбой… мне не страшны ее угрозы, я не боюсь смерти!

И он вновь бросился перед ней на колени. Брунгильда с изумлением смотрела на человека, который всегда казался ей спокойным, холодным и безучастным, увлеченным лишь военными действиями. Глаза ее наполнялись слезами, пока она смотрела на него… он любил ее… в этом нет никаких сомнений. Он любил ее все это время, а она и не догадывалась об этом. Она подошла к нему ближе, положила руку ему на голову и, перебирая его спутанные волосы, промолвила:

– Если я выживу, Лупус, мы найдем друг друга и я отблагодарю тебя за преданность. Теперь иди, пора!

Он попытался было опять возразить ей. Мысль о том, что он должен оставить эту женщину, которую любил уже несколько лет, была ему невыносима. Но ее смелый взгляд устыдил его.

– Если ты не подчинишься, Лупус, я буду убита на этом самом месте, на твоих глазах. Отвези моего сына в безопасное место.

Он поднялся, взял ребенка на руки и протянул юному королю руку.

– Хорошо, я повинуюсь тебе. Но если ты умрешь, Брунгильда, я тоже умру, как только твой сын окажется в столице. Жизнь без тебя больше не жизнь!

Королева улыбнулась и протянула ему руку.

– Я не запрещаю тебе этого. Было бы большим счастьем встретить тебя как друга на том свете.

Оставшись одна, она долго прислушивалась к постепенно затихающим шагам. Во дворце царила мертвая тишина. Прислуга бежала и смешалась с населением Парижа. Отныне Брунгильда осталась беззащитной перед своей участью.

Перед дворцом прозвучали трубы, отовсюду раздавались крики и бряцание оружия. Решительными шагами она вышла на террасу, откуда был виден большой мост. Через двойной ряд глазеющей толпы проезжала вереница войск: Гильперих вступил в Париж. Во главе войска она заметила человека с желтыми волосами и варварскими украшениями на груди. Он ехал, окруженный всадниками, и на голове у него была корона. Рядом с ним ехала женщина в пурпурной мантии. Волосы ее были столь красны, что почти сливались с нарядом. Брунгильда знала, что это и есть Фредигунда. Вскоре она появится здесь и судьба Брунгильды будет решена.

Побежденная королева шла к трону через огромный зал с коринфскими колоннами, который казался из-за пустоты еще больше. Она села на трон гордая и безучастная, украшенная королевскими драгоценностями, увенчанная короной, и принялась ожидать Фредигунду и смерть. Прежде, чем дочь простолюдина обагрит свои руки в крови, она увидит, как умеет держаться дочь короля.

Участь королевы

Услышав, как шум шагов отдается в пустых залах, Брунгильда закрыла глаза. Она оцепенела, пальцы впились в подлокотники трона. Когда она вновь открыла глаза, трое вооруженных мужчин входили в тронный зал. В первом из них она узнала Гильпериха, не только по его властной осанке, но и по золотому обручу на голове и по сходству с Сигибертом.

Двое других были еще совсем молодыми людьми. У того, кто был высок ростом, были чудесные голубые глаза и длинные светлые волосы, что придавало ему царственный вид. Без сомнения, это был сын Гильпериха.

Король остановился у трона, где неподвижно восседала Брунгильда, и окинул ее взором, в котором смешались изумление, восхищение и гнев. – Я полагаю, ты и есть Брунгильда, – сказал он резким голосом. – Ты думаешь, что это подобающее положение для пленницы, которая принимает победителей?

– Да, я и есть Брунгильда, а ты Гильперих – убийца своего брата, моего возлюбленного супруга Сигиберта. Я твоя пленница, но я все еще королева, ибо до меня не дошла весть о том, что ты завоевал все мое королевство.

– У твоего королевства уже нет короля. Ты попалась мне в руки вместе со своими детьми, и вскоре вас уже не будет в живых. Тогда завоевание твоего королевства станет детской игрой, не говоря уж о том, что по франкским законам оно само подчинится мне.

На губах королевы появилось подобие улыбки.

– Ты плохо осведомлен, Гильперих. То, что я нахожусь здесь – верно, но насчет моих детей ты заблуждаешься. Пока ты захватывал город, у них было достаточно времени для того, чтобы вернуться на родину, ибо я отослала их туда еще перед смертью их отца. А поскольку Хильдеберт правит в Метце, я все еще полноправная королева.

Холодные глаза Гильпериха метали молнии. Ему было ясно, что его обвели вокруг пальца. Что с того, что он захватил в плен эту женщину, когда ее дети, Сигибертово отродье, посягают на его власть. Внезапно его охватила злость на Фредигунду, которая в своей ненависти не смогла предвидеть всего.

Втайне ликуя, но с внешним равнодушием наблюдала Брунгильда, как на лице ее врага все сильнее и сильнее обозначалось разочарование. Она решила до последнего защищать свою жизнь, но еще не знала каким образом, пока не заметила, что высокий светловолосый юноша взирает на нее с восхищением. Она обратилась к нему:

– А ты кто такой, юноша, раз ты можешь сопровождать великого Гильпериха? В твоих жилах течет королевская кровь?

Гильперих, который почувствовал себя уязвленным, когда Брунгильда насмешливо произнесла «великого», ответил за него:

– Это Меровек, мой старший сын.

– Что ж, тебя можно похвалить. Но могу ли я узнать, как ты собираешься поступить со мной? Ты уже отдал приказ о моей казни? Если нет, то мы могли бы прийти к общему соглашению… быть может, договорились бы о выкупе?

Гильперих ничего не любил на свете так, как деньги. Кроме того, улыбка, озарявшая лицо королевы, обезоруживала его и он едва мог противостоять ей.

– Ты можешь заплатить выкуп… подобающий выкуп? Разумеется, речи не может быть, чтобы отпустить тебя на свободу, но ты могла бы сохранить себе жизнь.

– Три бочки золота в качестве выкупа удовлетворят тебя? Но тогда тебе придется держать свое слово. Если после выкупа я буду казнена, войска моего сына во главе с графом Лупусом нападут на твою страну.

– Пусть так, я согласен. Давай мне три бочки с золотом, и я сохраню тебе жизнь.

– Ты найдешь их в соседней комнате, – промолвила Брунгильда с насмешливой улыбкой на устах.

Гильперих закусил губу. Уже дважды эта женщина уколола его. В глубине души он был рад спасти столь прекрасную женщину, которая тогда оставалась бы в его власти. Брунгильда заметила его блуждающий взгляд и румянец, который проступил у него на щеках. Она догадывалась, какое впечатление произвела. Брунгильда поднялась с трона и подошла к королю, двигаясь как можно грациознее.

– Если ты хочешь, король, я могу сделать тебе предложение, которое превосходит все твои ожидания… предложение, которое сделает тебя правителем двух государств.

– Предложение?

– Ты женился на простолюдинке, бывшей служанке… почему бы тебе не прогнать ее? Почему бы тебе не взять в жены меня? На нашем брачном ложе ты и обретешь двойную корону, а кроме того, все те сокровища, которые я привезла с собой из Толедо и которые хранятся в сундуках и ларях дворца в Метце.

Она подступила совсем близко к нему и обдала его ароматом неведомых ему благовоний. Перед глазами Гильпериха возник новый мир, он видел себя правителем двух объединенных королевств, обладателем сокровищ вестготов и супругом прекрасной Брунгильды…

Юный Меровек и его друг Гаэлен, которые неподвижно стояли в двух шагах, затаили дыхание и ожидали решения короля. Оба ненавидели Фредигунду, но Меровеку сделалось тоскливо при мысли о том, что Брунгильда достанется его отцу. Он уже мечтал о том, что обольстительная пленница разделит с ним его судьбу. Он уже был готов за одну лишь улыбку сложить к ее ногам весь мир…

После кратких размышлений Гильперих вновь обратил свой взор на Брунгильду, и молодая женщина поняла, что одержала победу. В это мгновение с другого конца зала донесся злобный голос:

– Почему эта женщина все еще облачена в королевское одеяние? Почему она все еще здесь? Почему вы не позаботились о том, чтобы ей обрезали волосы, заковали ее в цепи и повели на казнь? Палачи ждут ее.

Фредигунда была красна от гнева. Она сменила дорожную одежду и теперь была облачена во все зеленое и золотое и увешана драгоценностями. Большими быстрыми шагами она подошла к Брунгильде, задыхаясь от гнева, и хотела схватить ее скрюченными пальцами – Вперед, – проревела она, – я приказываю повиноваться! Отведите эту женщину на казнь!

Меровеку кровь бросилась в голову, и он уже вытащил короткий меч, чтобы убить Фредигунду, если бы она осмелилась прикоснуться к королеве. Но Брунгильда не повела и бровью. Спокойно, с презрительной улыбкой на устах она в упор смотрела на своего врага:

– Ты можешь быть только Фредигундой, – промолвила она высокомерно. – Ты можешь одеть на себя сколько угодно золота и драгоценных камней, но все говорит о том, что ты – простолюдинка.

– Как ты смеешь?! – взбесилась Фредигунда. – Или ты забыла, чья ты пленница?

– Я пленница короля Гильпериха, брата моего возлюбленного супруга. Но не твоя! Как ты осмелилась предстать перед моими глазами, ты, продажная девка, чьи руки еще обагрены кровью моей сестры! Ты, бесстыжая рабыня, которая заняла ее место!

С перекошенным от ярости лицом Фредигунда подошла еще ближе.

– Я никогда не была рабыней! Я происхожу из рода свободных франков! И я скажу тебе еще кое-что, вестготка: правда, я приказала умертвить твою сестру! Но одного ты не знаешь я, именно я, приказала убить твоего мужа. Я подослала тех двоих, которые убили его… А теперь твоя очередь, твоя и твоего отродья, и я буду смеяться, глядя на это!

И она задохнулась от злобного смеха. Гильперих грубо схватил ее за руку и встряхнул.

– О казни не может быть и речи, Фредигунда, прекрати безумствовать! Королева заплатила выкуп за свою жизнь. А ее дети в Метце.

– Ты, несчастный, дал им ускользнуть?

– Их не было здесь уже по прибытии. А теперь немедленно иди в свои покои. Я должен подумать и посоветоваться, как поступить с этой женщиной. Но запомни, она всего лишь заложница, а не пленница.

Фредигунде казалось, что она умрет под насмешливым взглядом Брунгильды! Но она слишком хорошо знала Гильпериха, чтобы возражать ему в те минуты, когда его лицо было столь ужасно, а голос так угрожающе холоден.

– Итак, иди, – сказал он настолько нетерпеливо, что она немедленно повиновалась. Высоко вскинула голову и выплыла из зала, как царица в греческих трагедиях. Гильперих обратился к Брунгильде: – Я тоже удаляюсь, Брунгильда. Ты спокойно можешь оставаться здесь, никто не причинит тебе зла. Я пришлю к тебе служанок, а сам пока подумаю о том, что ты мне предложила.

Он ушел, и Меровек и Гаэлен последовали за ним. Брунгильда вышла на террасу. Уже наступила ночь. Снаружи мерцали факелы, и их пламя отражалось в черной воде Сены, которая протекала у подножия древних стен. Глядя на все это, Брунгильда улыбнулась. Лупус и дети, должно быть, уже далеко. Со вздохом она вернулась назад, освободилась от тяжелых королевских украшений и вытянулась на своем ложе. Ее будущее несколько прояснилось… И только гнев Фредигунды был для нее сладкой местью.

С беспокойством сопровождал Меровек своего отца в баню. Пока молчаливая рабыня втирала в кожу королю всевозможные травы и эссенции, он поделился с отцом своими сомнениями.

– Жизнь королевы Брунгильды в этом дворце не в безопасности, отец, Фредигунда обезумела от ярости. Она способна убить королеву уже сегодняшней ночью.

– Она не осмелится сделать этого, – ответил Гильперих. – Она знает, на что я способен, если она прогневит меня.

– Но Брунгильда будет уже мертва!

– Никто не подчинится Фредигунде.

– Но подчинились же ей те двое, которые умертвили Сигиберта? Сегодня на страже стоят люди из Теруана, а они, как ты знаешь, очень преданы твоей жене. Если ты хочешь спасти королеву, она должна этой же ночью покинуть дворец.

– И куда же ее послать? В Метц? Ты говоришь глупости, мой мальчик… и лишь докучаешь мне.

И Гильперих вновь вверился заботливым рукам рабыни. Меровек был недоволен и попытался выразиться яснее:

– Почему бы тебе не отослать ее на другой конец королевства, например в Руан? Благочестивый епископ Пратекстат, который управляет городом, оказал бы ей гостеприимство, а ты бы мог, не торопясь, подумать о ее будущем. Фредигунда была бы бессильна причинить ей зло, она была бы в безопасности, а ты бы оказался свободен в своих решениях. Тебе нужен всего лишь один корабль, который отвез бы королеву с острова в Руан. Завтра утром она была бы далеко отсюда и ей бы уже ничего не грозило.

Лицо Гильпериха прояснялось, пока его сын говорил. Замысел был не так уж плох, а ему было необходимо выиграть время. Гильперих был слишком утомлен, чтобы вести открытую борьбу против Фредигунды, но со временем он бы одолел ее. Мысль о новой женитьбе была очень заманчива, но Фредигунда была не из тех женщин, от которых легко избавиться.

Размышляя, Гильперих прикрыл глаза, но теперь вновь обратился к Меровеку.

– Ты совершенно прав, мой мальчик. Позаботься о корабле и приготовь все для того, чтобы королева надежно охранялась. Придворный капеллан напишет письмо епископу Пратекстату.

Меровек с радостью бросился исполнять это приказание. Епископ Пратекстат был его крестным отцом и лучшим другом. Это был добродетельный старик, который оказал бы хороший прием Брунгильде, да и Меровеку тоже, если бы он пожелал навестить пленницу. А он поклялся, что вскоре это произойдет.

Час спустя барка с двадцатью гребцами стояла у городской пристани Парижа, чтобы вывезти Брунгильду под покровом ночи.

– Куда меня везут? – спросила королева Меровека, который сопровождал ее к сходням.

– Эти люди отвезут вас в Руан, где вас примет епископ Пратекстат, – ответствовал Меровек и бросил на нее столь пламенный взгляд, что она не смогла сдержать улыбки. – К сожалению, я не смогу поехать с вами, но я навещу вас там и буду в вашем распоряжении. Здесь вы в опасности.

Она протянула ему руку с благодарностью, которая привела юношу в восторг:

– Я никогда не забуду того, что ты сделал для меня, Меровек. Приезжай скорее, время будет идти медленно без тебя.

Она взошла на корабль, который тотчас же бесшумно отчалил. Меровек стоял на берегу и смотрел ему вслед, пока судно не исчезло из виду. Неведомое чувство охватило его. Вместе с безудержной радостью он ощутил бесконечную пустоту, как будто Брунгильда взяла с собой в путь его сердце, спрятав его под плащом.

* * *

С того дня Меровек не находил себе места в Париже. Он стремился лишь к одному: навестить Брунгильду в Руане. Прощальная улыбка королевы воспламенила его сердце, и он жил лишь ожиданием их встречи. Но отец послал его на войну в Питу, где пал его брат Хловис и был убит его брат Теодоберт.

Во время войны он был печален, потом, однако, воспрял духом, грабил, разбойничал, добывал бесчисленные сокровища, чтобы сложить их к ногам своего кумира. Это длилось несколько недель, пока ему не наскучило. Он прервал боевые действия и удалился из лагеря, сопровождаемый лишь своим другом Гаэленом.

– Я отправляюсь в Ла Манш, – сказал он своим подданным, – там я хочу навестить в монастыре мою мать Аудоверу и сестру. – Они немедленно отправились на север, в Руан, и прибыли туда очень скоро, загнав четырех лошадей.

Сидя в королевском поместье в Руане, Брунгильда с улыбкой выслушивала его страстные признания.

– Если ты захочешь, я тебя сделаю самой могущественной королевой в мире. Я низложу к твоим ногам Фредигунду, изгоню своего отца и завладею огромным королевством для твоего сына. Только бы ты меня полюбила и стала моей!

– Ты забываешь, что у меня есть сын – король, который нуждается во мне. Я должна быть с ним. Как я могу тебя полюбить, когда ты сын того человека, который заточил меня здесь. Не забывай, что я сделала твоему отцу предложение, которое он отклонил. Я действительно настоящая пленница.

– Ты не знаешь, какое влияние оказывает на моего отца эта женщина. Он в ее руках не что иное, как игрушка. Он не осмелился прекословить ей. Но я освобожу тебя от нее! Выходи за меня замуж, Брунгильда! Будь моей женой! У твоего сына не будет лучшего защитника, чем я.

Она склонилась к нему. Взяла обеими руками его благородную голову и задумчиво посмотрела на его нежное юношеское лицо. Он был прекрасен в этом страстном порыве. И он любил ее, воистину любил, она поняла это по его открытому взгляду.

– Если я стану твоей женой, ты увезешь меня отсюда? – спросила она.

– Я немедленно увезу тебя отсюда, – пообещал он, касаясь губами ее шеи. – Мы отправимся в Тур. Город святого Мартина, как ты знаешь, самое безопасное место. Там нас примет епископ Грегор. Скажи только, что ты согласна! Скажи только, что ты будешь принадлежать мне!..

Брунгильда улыбнулась и прижалась губами к его светлым волосам.

– Если ты хочешь этого, мой любимый, я готова.

В тот же вечер епископ Пратекстат обвенчал своего возлюбленного сына Меровека с Брунгильдой. На следующее утро королевская чета покинула Руан и отправилась в Тур.

* * *

Вновь Фредигунда кипела от гнева. И опять жертвой ее гнева был Гильперих.

– Ты, как ребенок, позволил своему сыну обвести себя вокруг пальца. Мальчишке, которого едва ли можно назвать взрослым! Он женился на Брунгильде и нарек ее королевой Австразии. Вопреки твоей воле, а ты ничего не предпринимаешь! Ты не мужчина!

– Хватит! – вскричал Гильперих. – Ты ничего не изменишь своими воплями и упреками. Мой сын обманул меня, и он поплатится за это. Но для того, чтобы понять, что мне делать, я не нуждаюсь в криках ведьмы!

Он уже устал от Фредигунды и пресытился ее красотой. Она тяготила его, и ему не терпелось от нее избавиться. Но он не мог не признать, что она была мудрее и прозорливее, чем он.

В этот момент весь его гнев сосредоточился на Меровеке. Этот юнец осмелился не подчиниться его приказу и присвоил себе драгоценного заложника, которого он оставил в живых для себя. Гильперих чувствовал себя обделенным.

– Что ты собираешься делать? – спросила Фредигунда.

– Я отправляюсь в Тур. Они засели там и ждут подкрепления из Австразии. Я разлучу их друг с другом, а там посмотрим.

Фредигунда разразилась хохотом.

– Зачем ты хочешь разлучить их? Не лучше ли сковать их друг с другом цепями и привезти сюда в одной повозке?

Гильперих сжал зубы и ничего не сказал. Он не хотел поддаваться вспышке гнева, во время которой мог проговориться, что в его замысел не входило предавать смерти Брунгильду.

Епископ Грегор из Тура был не из тех людей, с которыми легко было договориться. Гильперих вынужден был признать это, когда посетил его и потребовал выдачи своего сына и его жены, которая приходилась Гильпериху невесткой.

– Это убежище святого Мартина в Туре неприкосновенно, – объяснял ему епископ. – Никто не покидает его против своей воли. Поэтому я не могу выдать тебе своих гостей, если они сами того не желают.

– Я приехал не как враг, но с мирными намерениями. В стране царит беспорядок, и я нуждаюсь в своем сыне. Позволь мне хотя бы повидаться и поговорить с ним.

– Если он пожелает, ты его увидишь, – повторил еще раз епископ. – Теперь же я иду спросить его согласия.

Под влиянием Фредигунды Гильперих превратился в неплохого актера. Он разыграл перед Меровеком комедию об опечаленном отце, который готов все простить.

– Поехали вместе со мной, – говорил он. – Ты мне нужен, чтобы, наконец, расправиться с Бретанью. Твоей жене нечего опасаться. Ты отправишь ее в Руан, и там она будет дожидаться тебя. Ты понимаешь, что я не могу пригласить ее приехать в Париж. Фредигунда ненавидит ее.

– А почему не в Метц? Ее сын нуждается в ней, да и я хочу, чтобы она отправилась туда и подготовила все к тому, чтобы меня провозгласили новым королем.

– Слишком рано, сын мой. Там царят беспорядки, которые сотрясают престол маленького Хильдеберта.

Король был так дружелюбен со своим сыном, привез ему и Брунгильде столько даров, что юноша потерял всякую бдительность. В то время как Брунгильда ехала в Руан, он вернулся со своим отцом в Париж.

Там его ожидало жестокое разочарование, Фредигунда созвала своего рода семейный совет, и его приговор был неумолим:

Меровек должен был постричься в монахи и провести остаток своей жизни в монастыре Сан-Галаз.

Когда стригли его светлые прекрасные волосы, из глаз юноши потекли слезы. Его насильно водворяют в лоно церкви, которая признала его брак недействительным. Что будет с Брунгильдой?

Она не должна была долго оставаться в Руане. Сразу по приезде ее посетил ночью граф Лупус, которому удалось пробраться к ней.

– Надо спешить, моя госпожа. Твой супруг, Меровек, предан и вероломно заключен в монастырь. Для тебя он потерян. Да и ты потеряешь все, если останешься здесь. Фредигунда поспешно приближается с войсками к Руану. В этот раз ты должна будешь последовать за мной.

Он приказывал ей, и Брунгильда ощутила такой же порыв, как несколько месяцев назад в осажденном Париже, – подчиниться его воле и бежать с ним. Она была счастлива вновь увидеть графа. Было удивительно, как мало опечалила ее участь Меровека. Он был нежно любящим, прелестным ребенком в ее жизни, который помог ей и придал силы, но не оставил никакого следа.

– На этот раз у меня нет никаких оснований не последовать за тобой. Я счастлива, что ты пришел.

С его помощью они без трудностей переправились через реку. Затем нашли лошадей и поскакали на север. Некоторое время спустя, когда Фредигунда была охвачена очередным приступом ярости, поскольку ее сопернице удалось скрыться, Брунгильда прибыла в Метц и под звон колоколов въехала во дворец на берегу Мозеля.

Лишь один человек не мог примириться с печальной участью Меровека – его собрат по оружию и оруженосец Гаэлен. Он точно узнал, когда и по какой дороге будут везти Меровека в монастырь, и, прихватив с собой несколько человек, устроил там засаду. Когда появилась процессия и ей навстречу вышли монахи и настоятель монастыря, он столь внезапно и искусно напал на королевский отряд, что тот немедленно обратился в бегство. Затем он бросил своему другу, который уже был в монашеском облачении, доспехи воина.

– Надень это и поторапливайся. Я отвезу тебя в Тур, где на этот раз ты найдешь настоящее убежище.

К несчастью для Меровека, в эти дни в монастыре Сан-Мартин, где епископ скрывал беженцев, проживала одна очень сомнительная персона. То был франкский герцог по имени Гутрам Босон, хитрый весельчак и гуляка, которого в стенах монастыря терзали скука и неутоленное честолюбие. Он подружился с юношей и тот поведал ему свои тайны. Когда герцог узнал, что Фредигунда и Гильперих во главе большого войска приближаются к Туру, дабы добиться выдачи Меровека, он известил королевскую чету, что готов им выдать молодого принца, при условии, что они вновь даруют ему свое расположение. Сделка была заключена.

Но в последнее время Меровек сделался недоверчив. Он опасался, что епископу Грегору из Тура не хватит ни сил, ни власти защитить его. Он исчез, когда отряды Гилъпериха расположились у стен святого города. Его дядя Гонтран, король Бургундии, который находился в Ауксери, снабдил его охраной и юноше удалось пробраться в Метц. Там, где он надеялся обрести покой и радость, он был встречен графом Лупусом – любовником королевы.

– Нельзя тебе, брат мой, встретиться с королевой, – сказал граф Лупус. – Подумай, ведь отныне ты принадлежишь святой церкви. Супружеская жизнь была бы для тебя великим грехом. Тем более, что ты не муж Брунгильды.

– Я не добровольно принял этот обет! – разгневанно закричал Меровек. – Мои волосы отрастут, я не монах!

– Конечно. Но святое посвящение, даже вопреки твоей воле, обязывает тебя ко многому. Ты не можешь здесь оставаться.

– Не хочешь ли ты сказать, что запрещаешь мне входить в город? Но я хочу видеть Брунгильду. Она сама должна сказать, что мне делать. Я хочу ее видеть, понимаешь ли ты? Она любит и спасет меня!

Лупус не потерял своего обычного спокойствия и дружелюбия. Он был сильнее, поскольку был уверен в любви своей королевы к нему. В его объятиях королева стонала от счастья и забывала этого юнца, который, быть может, когда-то был мил ей, но сейчас ничего не значил.

– Королевы здесь нет, – произнес Лупус невыразительным голосом, – она находится в одном из своих поместий. Но на счет тебя она распорядилась четко и ясно. То, что произошло, очень удручает ее, но она не может быть женой священника. Мне очень жаль…

Разочарованный Меровек вынужден был подчиниться и уехать, так и не увидев ту, которую он любил больше всего на свете. Но куда он мог поехать, когда его всюду преследовало войско отца? Отчасти из равнодушия к своей судьбе, отчасти из стремления найти хоть какую-то помощь, он вернулся назад в Тур, к епископу Грегору.

К сожалению, там он вновь встретил Гутрама Босона, который решил наконец осуществить свой старый замысел. Предатель всячески обхаживал молодого принца и уговаривал его бежать в Теруан. Меровек поверил ему. Оба покинули Тур в сопровождении верного Гаэлена и впавшего в немилость австразийца по имени Гаукиль. Они решили переночевать на крестьянском хуторе, но едва только вошли туда, двери распахнулись и появились вооруженные воины, которые всю дорогу шли за ними. В суматохе Гутрам Босон внезапно исчез. Трое молодых людей были схвачены, разлучены и на следующее утро должны были предстать перед Гильперихом.

Всю ночь капли дождя стучали по соломенной крыше, и этот однообразный звук как нельзя лучше подходил к настроению заключенных. Они знали, что Гильперих вынесет каждому из них смертный приговор, но не боялись этого. Меровек сделался совсем безучастен и равнодушен ко всему. Он не мог преодолеть боль от утраты Брунгильды и не мог заставить себя думать ни о чем другом, кроме своей потерянной любви. Смерть казалась ему желанной.

Но он не мог преодолеть в себе страха перед мучениями. Он знал, с каким удовольствием Фредигунда подвергает изощренным пыткам своих поверженных врагов. Он боялся прежде всего потерять свой мужской облик.

К утру он позвал Гаэлена, который спал на охапке сена.

– До сих пор, – промолвил он, – мы были одной душой и одной плотью. Я заклинаю тебя, не отдавай меня на милость победителей. Во имя нашего побратимства, достань свой меч и убей меня.

Гаэлен слишком хорошо знал своего друга, чтобы не понять, какой страх скрывался за его просьбой.

– Я сделаю так, как ты повелел, сеньор.

Он вынул меч и нанес своему другу и повелителю смертельную рану. Не издав ни стона, ни крика Меровек повалился на землю.

Когда наутро пришел торжествующий Гильперих, он нашел лишь труп своего сына. Он приказал заковать Гаэлена и его товарища в цепи и позволил Фредигунде излить на них весь свой гнев. Гаэлену отсекли руки, ноги, уши и нос и он скончался в страшных мучениях.

* * *

После смерти Меровека Фредигунда совершила целый ряд убийств. Ее гнев смягчился бы, если бы все ее соперники сдались ей на милость, но поскольку это было невозможно, она уничтожала всякого, кто был ей в тягость. Сперва младшего сына Гильпериха, которого ему родила Аудовера.

Хловис был обвинен в каком-то несовершенном злодеянии, и его убили в тюрьме в Хеллесе. Его труп был брошен в Марну.

После всех этих деяний Фредигунда возжелала смерти самой Аудоверы, которая уже несколько лет жила в монастыре в Ла Манше. Бывшая королева была убита, но ее дочери удалось бежать. Жена несчастного Хловиса была сожжена заживо.

Ее следующей жертвой стал епископ Пратекстат, который приютил Меровека и Брунгильду. На него напали в его собственной церкви и жестоко изранили, после чего его посетила лучезарная Фредигунда.

– У нас есть очень хорошие лекари, – сказала Фредигунда, – которые могли бы исцелить твои раны. Ты позволишь, они навестят тебя?

Пратекстат собрал все оставшиеся силы, приподнялся в кровати и промолвил:

– Я чувствую, что Господь призвал меня к себе из этого мира. Но ты будешь предана проклятью во всех грядущих поколениях и правосудие Божье покарает тебя!

Фредигунда покинула его, не сказав ни слова. Епископ вскоре обрел вечный покой.

А Божье правосудие не заставило себя долго ждать и покарало королеву Нейстрии.

Сразу друг за другом от оспы умерли ее сыновья. Несмотря на заботу лекарей, их не удалось спасти. В живых остался лишь Хлотар, которому было несколько месяцев.

Злоба Фредигунды на Гильпериха все возрастала. Он был уже стар, предавался немыслимым порокам и мешал ей на пути к власти.

В сентябре 584 года король находился в округе Хеллеса на охоте. Он убил вепря и был крайне воодушевлен этим. Один из его людей, любовник Фредигунды, предложил ему кубок вина. В следующую ночь король скончался…

Отныне она была единовластная правительница королевства, ее сын был еще слишком юн, чтобы помешать ей в чем-то. Наконец-то власть принадлежала ей!

* * *

Время от времени она посылала наемных убийц в Метц, чтобы те устранили ее соперницу и молодого короля Хильдеберта. Из этого ничего не выходило. Всякий раз преступники были узнаны, взяты под стражу и казнены.

Вскоре возникли сложности и в ее собственном государстве. До того, как начался спор между двумя королевами, Париж не принадлежал ни к одному из четырех королевств. К ярости Фредигунды, этот город хотел получить свой статус обратно, тогда как Фредигунда хотела, чтобы город принадлежал ей. Вскоре ее жизнь превратилась в непрерывную борьбу.

С одной стороны, власти города постоянно пытались поднять восстание против нее, с другой стороны – ей все время приходилось отражать нападение армии Брунгильды.

Так прошло несколько лет, и единственное, что было неизменно за эти годы, – ее ненависть к Брунгильде. Затем в 596 году в возрасте двадцати шести лет умер сын Брунгильды Хильдеберт. Он оставил после себя двух сыновей, которые были теперь на попечении бабушки.

Фредигунда всерьез использовала возможность захватить Париж, и вскоре он был в ее руках. Едва была справлена тризна по сыну, как Брунгильда должна была вывести свои войска на поле битвы против Фредигунды.

Обеим королевам было уже за пятьдесят, но их гордость и ненависть были все еще молоды.

Сторону Брунгильды возглавлял граф Лупус, который сохранил свою любовь к ней, Фредигунда же была одинока в своей злобе и коварстве.

Войска встретились на австразийской границе, у Суасона. Враждующие королевы ехали каждая во главе своего войска. Они были облачены в доспехи, а поседевшие волосы прикрывал шлем. С возрастом черные волосы Брунгильды и огненные косы Фредигунды сделались одинаковы. Фредигунду сопровождал ее сын, а Брунгильду – оба ее внука. То был ужасный день для австразийского войска. Отряды Брунгильды потерпели полное поражение, граф Лупус был убит, и лишь благодаря стремительности коней ей удалось избежать плена. Пока Брунгильда уходила от опасности вместе с двумя внуками, она потеряла шлем и ее длинные волосы развевались по ветру. Фредигунда, которая, стоя на вершине холма, наблюдала за происходящим, узнала ее.

– Поймайте ее, – прорычала она, – поймайте, или я прикажу удавить вас всех! Она нужна мне живой, вы поняли? Живой, а не мертвой!..

Удушливый кашель прервал ее. Она склонилась в седле и с жадностью глотала воздух. По краям губ выступила кровь. Фредигунда была больна, так тяжело больна, что у нее не хватило даже времени вкусить наслаждение от победы. Вскоре после этого она умерла мучительной и медленной смертью. Ее тело было похоронено в старом аббатстве Сан-Винсент в Париже, которое вскоре после этого стало называться Сен-Жермен-де-Пре.

Смерть Фредигунды должна была бы свести на нет ненависть и вражду по отношению к Брунгильде. Но этого не случилось. Ее сын, Хлотар, продолжил борьбу. Он был необузданным, коварным юношей, едва ли менее жестоким, чем его мать. Борьба между ним и Брунгильдой длилась семнадцать лет, до 613 года.

* * *

После смерти своей соперницы Брунгильда ощутила утрату уважения и почета к себе со стороны подданных. Дабы сохранить свою власть, она совершала преступление за преступлением. В этом ей помогал некто Протад, который был ее старым фаворитом. Ее непомерное честолюбие заставило стравить внуков друг с другом, и она приказала убить одного, чтобы способствовать успеху другого. Мало того, она повелела казнить обоих детей убитого. Но затем исчез и второй внук, после которого осталось четверо детей.

Слишком много крови уже было пролито в Метце и в поместьях, где любила жить королева. Хлотар вновь взялся за оружие, чтобы уничтожить старую соперницу своей матери. Брунгильда была предана бургундцами, у которых она искала спасения, и подставлена под удар. Когда произошло сражение, отряды бургундцев бросили оружие и обратились в бегство. Теперь путь к вилле д'Орбе, где Брунгильда дожидалась исхода битвы, был открыт для врага. Она была схвачена, несмотря на ее возраст и положение, закована в цепи и отправлена в Ренев-сюр-Винжан, где ее ожидал Хлотар. Там и разыгрался кровавый конец этой истории, который будет ужасать людей еще несколько столетий. Хлотар дал волю своей немыслимой жестокости.

По его приказу шестидесятишестилетняя королева была отдана на растерзание палачам и ее пытали три дня. Это происходило в одном деревенском доме, к которому Хлотар часто приближался, чтобы послушать, как его враг кричит от боли. На четвертый день, когда ее тело превратилось в сплошную рану, ее посадили на верблюда и глумящееся войско осыпало ее всевозможными оскорблениями. Наконец, ее привязали волосами, рукой и ногой к хвосту дикого коня и пустили его вскачь. От той, кто родилась на престоле, была дочерью, сестрой, супругой и матерью королевских особ и кому не было равных по красоте, осталось лишь месиво, которое дикий жеребец продолжал топтать окровавленными копытами. Хлотар не подозревал, что в глазах потомков эта мучительная смерть будет казаться более ужасной, чем большинство злодеяний того времени. Вместе со своей матерью он вошел в историю как олицетворение зла и жестокости.