Онлайн чтение книги Ричард Длинные Руки — виконт
Глава 12

В годы его юности крестовый поход еще служил главным свидетельством рыцарственности, а теперь крестовые походы хоть еще и не выставлены в смешном виде, то время еще придет, но уже выглядят незначительными, а вот турниры – да, турниры – вещь, а победа в турнирах – это вершина славы! Как, к примеру, Тайсон куда более овеян славой, чем Уильсон, создавший вакцину от полиомиелита, или Ковальский – сыворотку от рака. Кто помнит Знойко, удерживавшего горный перевал от двухсот талибов, получившего шесть ран, но не покинувшего пост? Но все помнят Кличко, которому разбили бровь в поединке за звание чемпиона мира и который получил за этот бой всего семь миллионов долларов, а если бы победил – то все тридцать. А сколько получил Знойко? Ему отказывались выплачивать даже пособие по ранению, а карточку ветерана так и не выдали, затеряли…

Так что разочарованность сэра Уильяма понятна, хотя, конечно, слишком быстро он разочаровался в рыцарских идеалах и слишком рано начал извлекать из турниров чистую наживу. Все-таки не все так быстро… сворачивают.

На меня начали обращать внимание. Торчу, как столб, на огромном, как гора, коне. Я соскочил на землю, не потрудившись даже забросить поводья на седло: приглашение отважному вору попытать счастья, тем самым внося свой вклад в борьбу с преступностью, заставил себя приблизиться к столу. Все трое вперили в меня взгляды, но я смотрел только на сэра Уильяма.

Он скользнул по мне безразличным взглядом.

– Кого представляете?

– Себя, – ответил я. – Простите, у меня нет оруженосца. Нет и слуг.

Оба по бокам этого главы приемной комиссии дружно поморщились при виде такой бедности, только сэр Уильям оставался спокойным, как слон под дождем.

– Безземельный?

– Не совсем, – ответил я. – У меня замки Амальфи, Амило и Верден со всеми принадлежащими им землями. Есть и свои вассалы. Но я изволю путешествовать налегке. Вот просто изволю!

Он внимательно посмотрел на меня, на моего коня. Мне показалось, что его взгляд чуть дольше задержался на белой отметине посреди лба. Хорошо, гемма растворилась бесследно, чего не скажешь о моем ноющем локте.

– Понимаю, – проронил он. – И быстро, верно?.. У вас… хороший конь. Ваше имя, благородный рыцарь?

– Ричард Длинные Руки.

– Титул?

Я развел руками.

– Пока без титула. Ричард де ля Амальфи, по имени первого замка, который я приобрел.

За столом наконец и другие обратили на меня внимание, а сэр Уильям поинтересовался с затаенной усмешкой:

– Прежний хозяин уступил задешево?

– Всего за пару ударов меча, – ответил я любезно и холодно посмотрел на хихикающих присяжных. – Самая надежная плата.

Хихиканье смолкло, сэр Уильям усмехнулся, кивнул.

– Вы допущены до участия в турнире, сэр Ричард де ля Амальфи.

Я спросил, все еще не веря, что все так просто:

– А как же насчет двадцати справок о десяти поколениях предков, группе крови, квитанции об уплате за воду…

Твердые, как камень, губы турнирного бойца чуть раздвинулись в сдержанной усмешке.

– Сэр Ричард, это я решаю, кого допускать, а кого нет. Ваше благородное происхождение написано у вас на лице. Думаю, что и титул у вас есть, но если вы по каким-то причинам хотите его скрыть – ваше дело. С кем желаете сразиться?

Я развел руками.

– Никого не знаю, я вообще-то впервые на турнире, потому любезно оставляю выбор другим участникам. Повешу-ка я свой щит здесь вместе со всеми. Кто восхочет переломить со мной копье, вам скажет.

Его улыбка стала шире.

– Впервые на турнире? Ну-ну, так и запишем. Я тоже люблю неожиданности.

Я повесил свой щит скромно с краешку, за спиной слышал зычный голос сэра Смита, рыцарь-усач предпочел рассказывать о своем участие в битвах за Лепано и Куленго, и, когда я закончил устраивать щит, за спиной раздался мощный вздох облегчения: Смит все же боялся, что его могут не допустить до участия в схватках.

Мы уже входили в ворота постоялого двора, как вдруг раздались испуганно-восторженные крики. Со стороны городских врат возник странный зеленый свет – чистый и ясный, но вместе с тем тревожный, заставляющий сердце сжиматься в предчувствии беды. Оттуда в нашу сторону неспешно едут на огромных боевых конях могучие рыцари. Они почему-то показались мне пришедшими из другого мира: в стальных панцирях искуснейшей выделки и голубоватого цвета, у всех с плеч красиво ложатся на конские крупы дорогие плащи, длинные копья чуть-чуть светятся синеватым огнем, особенно – наконечники, шлемы гладкие, без чеканки, но поднятые забрала говорят о необыкновенно искусной работе оружейников.

Среди зевак прокатился почтительный ропот:

– Глядите, на гербе… это что за девиз?

– Это какие-то дальние…

– Вот у того на щите написано «Ардр»… Это что?

– Какой Ардр!.. Где Ардр?

– Разуй глаза, вон у того толстого…

– Братцы, так это же… из-за самого Перевала!

По толпе прокатился изумленно-потрясенный вопль, многие из зевак покинули места и побежали по улице, прижимаясь к домам, глаза их жадно рассматривали всадников из этого неведомого мне, но известного кому-то в толпе Ардра.

Во главе отряда на рослом белом коне настоящая башня из литой стали – всадник, закованный настолько искусно с головы до ног в сверкающую сталь, что кажется отлитой из металла статуей, где ни щели, ни зазора. Забрало поднято, но тень падает на лицо, я рассмотрел только хищно блестящие, как у голодного орла, круглые глаза.

За этим всадником двое оруженосцев везут его щит и копье. Остальные рыцари следуют по двое сзади, потом оруженосцы, слуги, а в задних рядах, среди всевозможных помощников покачивается в седле на рослом упитанном муле человек в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном. Плащ ниспадает широкими складками, скрадывая фигуру, но я ощутил, что монах или священник очень худ, немощен телом, настоящий аскет. Странно, что не рядом с вожаком, а позади, намного позади, настолько, что вообще за оруженосцами, среди слуг. Но с другой стороны, если они из-за Перевала, то ведь на той стороне Юг. А если Юг такой, каким я себе представляю, то там все духовное, как говорят, в глубокой заднице. Уже то, что взяли с собой, хорошо.

Ворота постоялого двора распахнуты, навстречу выбежали слуги, хватали коней под узды.

Они проехали совсем близко. Я рассматривал, как и сэр Смит и остальные горожане, блистательных всадников, как вдруг нечто холодное и мокрое коснулось кожи. Я невольно скосил глаза на обнаженные руки, волосы поднялись дыбом, а кожа покрылась пупырышками. Душа замерла, даже зубы заныли, захотелось нагнуться и спрятаться в какую-нибудь норку.

От неожиданности или от страха напрягся, выискивая источник опасности. И тут словно в помощь к тепловому зрению подключилось еще какое-то чувство, шестое или десятое: всадников увидел резче, четче, рельефнее. А снова холодок вгрызся во внутренности: вокруг одного из них колышется воздух, как над перегретым куском металла, и воздух этот темный, сгущенный. И форма у этих темных струй воздуха словно два призрачных крыла нетопыря.

Они проехали, я с бешено колотящимся сердцем смотрел вслед, уже вычленив, что такие незримые для остальных крылья только над самым скромным всадником: монахом на муле. Все остальные ничем не отличаются ни друг от друга, ни от зевак по обе стороны улицы.

Головной всадник легко, несмотря на рост и вес, соскочил на землю, снял шлем и передал подбежавшему оруженосцу, медленно обернулся назад. Запавшие глаза, словно ощутив нечто, сразу метнули взгляд на толпу. Пару мгновений я рассматривал его, он меня: немолод, суровое мужественное лицо с тяжелой нижней челюстью, глубокие складки у рта и на обеих щеках, седеющие волосы, на вид лет сорок, матерый волк. Он и сейчас водит отряды не потому, что знатен, а потому, что сильнее всех…

– Его светлость герцог Валленштейн, – сказал оруженосец хозяину, – изволил заказывать комнаты.

– Да-да, – ответил хозяин, низко кланяясь, – все готово. Для его светлости и благородных рыцарей самые лучшие апартаменты.

– И комнаты для оруженосцев, – напомнил оруженосец.

Хозяин кивнул.

– Тоже готовы. А для ваших слуг…

– Поживут в хлеву, – перебил оруженосец. – Как и все слуги.

Пока они беседовали во дворе, сэр Смит взял под уздцы наших коней и увел в конюшню. Я взошел на крыльцо, и в это время герцог тоже вступил на первую ступеньку. Наши взгляды снова скрестились, словно стальные клинки. От него распространяется аура силы и властности, но я сделал шаг в сторону из учтивости и вежливости младшего по возрасту перед старшим, а так, похоже, мы оба инстинктивно невзлюбили друг друга, как всякие самцы, претендующие на вождизм в своем стаде баранов.

Он прошел рядом, что дало мне возможность сравнить наш рост, он всего на пару пальцев ниже, так что можно считать герцога уже почти великаном. Он тоже заметил, что я выше, и огонек вражды в глазах разгорелся в пламя. С возрастом хрящи спрессовываются, усыхают, так что в мои годы он был бы мне вровень, что вообще-то редкость и почти автоматом выводит любого мужчину в ряды первых воинов.

За герцогом в здание ввалились рыцари, оруженосцы. Слуги остались внизу, их накормят прямо из поварни, на заднем дворе уже расставлены столы и лавки, а я, поколебавшись, повернулся и пошел наверх в свою нехорошую комнату. Зайти в харчевню вслед за герцогом, – это наверняка вскоре нарваться на ссору, очень уж мы не понравились друг другу.

Появился сэр Смит, расстроенный и даже разозленный таким великолепием и бьющим в глаза ощущением силы.

– Черт бы их побрал, – проворчал он, – а для них откуда комнаты?

Я буркнул:

– Видать, забронировал.

Он подошел к окну и рассматривал оставшихся во дворе, что все еще о чем-то спорили, выясняли, торговались. Слышно было, как один из рыцарей, что прибыл задолго до рыцарей Юга, возмущался, что чужакам дали лучшие комнаты, а для него вообще ничего не нашлось. Оруженосец южан ответил вежливо:

– Для герцога и его отряда комнаты оплачены еще месяц назад.

Рыцарь фыркнул.

– Подумаешь! Если бы я знал, что есть свободные, заставил бы открыть. Я рыцарь, черт побери!

Оруженосец ответил с затаенной насмешкой:

– И даже короля Барбароссу не устрашились бы? Герцог прибыл по его приглашению. На свадьбу, а заодно и до турнира снизойдет… может быть.

Устроившись в гостинице и разложив вещи, рыцари Юга выходили по одному и группками во двор, смотрели, как устроены их кони, дивные животные. Я не знаток коней, но когда такая разница, любой заметит. Южане мылись прямо у колодца, сверкая под солнцем крепкими мускулистыми телами без намека на жир или дурное мясо.

Я всматривался жадно, чувствуя понятную тоску под ложечкой. Южане как горошины из одного стручка: рослые, широкие в плечах, в прекрасно подогнанных доспехах, веселые и жизнерадостные. На всех остальных посматривают с тщательно скрываемым превосходством, как смотрели бы на местных аборигенов высадившиеся на их острова мореплаватели Кука.

Глядя на них, блестящих, улыбающихся, я впервые ощутил, что мои доспехи забрызганы грязью после недавнего короткого дождика, рубашка пропахла потом, а от сэра Смита и других местных рыцарей вообще несет, как от взмыленных коней. К этому запаху настолько привык, что он уже перестал восприниматься, и только вот эти, чистенькие настолько, словно нашампуненные, заставили посмотреть другими глазами…

И все-таки они чем-то раздражают. Сперва доказывал себе, что во мне просто вопит зависть бедного к богатым, потом сообразил, что в их лицах, разговорах и манерах раздражает именно постоянное подчеркивание превосходства. К тому же держатся так, словно прибыли на веселый карнавал. Для большинства рыцарей турнир – возможность показать удаль, для сэра Смита – возможность поправить финансы, для архиепископа – шанс поставить земли Каталауна под контроль церкви, а для этих южан – всего лишь маски-шоу, реконструкция, так сказать, исторических событий… Прибыли подурачиться в отпуск. А вообще-то они, мол, строят железные дороги, создают ветвистую пшеницу, выращивают бесхвостых мышей, программируют на бэйсике…

Сердце защемило, прямо сейчас бы на Юг, но, если верить Кадфаэлю и всем, кто знает проблему, на Юг так просто не пройти, если нет пропуска или какой-то особой метки. Юг ревниво оберегает свои тайны, а в гастарбайтерах не нуждается.