Онлайн чтение книги Рубеж
Глава третья

1

После встречи с майором Жогиным в штабе дивизии полковник Жигарев решил, что никакими разговорами этого человека ему не пронять. Не надеялся он и на влияние комдива на упрямого Жогина. На штабном совещании, правда, комдив как будто поддержал его, Жигарева, согласился с тем, что рационализаторскую деятельность Жогина необходимо взять под контроль. Но ведь это пока слова, которые ничего, по сути, не меняли.

Жигареву и раньше не нравилась мягкость комдива к тем, кто много разглагольствует о всяческих проблемах, когда требовалось беспрекословно выполнять устав и учебный план. А все оттого, что генерал сам в науку ударяется, книги пишет. Вот и выказывает особое внимание к людям своего склада. Но раньше все это не отражалось на боевой и учебной подготовке, а теперь размеренная жизнь дивизии потревожена, и штаб должен наводить в частях порядок, укреплять дисциплину.

Жигарев решил взять ракетчиков под повседневный и неослабный контроль хотя бы до начала учений. Но получилось так, что перед первым же выходом ракетчиков на полигон комдив увез Жигарева на танкодром смотреть стрельбы танкистов. И, как ни старался Жигарев уговорить генерала отпустить его к ракетчикам хотя бы на час, ничего из этого не вышло.

– Туда полковник Осокин поехал. Полагаю, хватит представителей от командования, – сказал Мельников. – Нужно все же дать возможность командиру подразделения и самому мозгами пошевелить.

«Вот-вот, Жогину как раз того и надо», – подумал Жигарев и долго не мог успокоиться, все сетовал в душе на свое неумение проявить настойчивость, поставить себя перед начальством.

На танкодроме Жигарев пробыл без малого три часа. Он все это время сидел с комдивом на вышке и следил за полетом трассирующих снарядов. Танкисты стреляли с коротких остановок по движущимся мишеням. Почти каждый снаряд попадал в цель, хотя видимость из-за дождя и тумана была неважной. Мельников был доволен. Доволен был танкистами и Жигарев. Но тревога за ракетчиков не покидала его, и он не преминул заметить Мельникову:

– А я, Сергей Иванович, на вашем месте не лишал бы начальника штаба ответственности за боевую подготовку в дивизии. Это не в наших с вами интересах.

– Вы о чем, Илья Михайлович?

– Да все о ракетчиках, товарищ генерал. За танкистов я не волнуюсь. Здесь народ серьезный.

– Ладно, поезжайте, – уступил Мельников. – Только не дергайте расчеты во время действий.

– Да что же я, враг им, что ли? Мне тоже ведь радостно, когда у них все нормально.

Дождь между тем усиливался. У Сурчиных бугров, где должны были проводиться занятия ракетчиков, Жигарев никого не застал. Ракетное подразделение уже снялось с позиции и ушло в сторону городка, оставив на мокрой траве граненые следы от гусениц.

Жигарев приказал водителю:

– Поворачивайте обратно на танкодром.

Но едва машина вымахнула на высоту, как Жигарев увидел похожий на гигантский карандаш силуэт ракеты.

– Что это? – словно не веря самому себе, спросил он водителя.

– Ракета, товарищ полковник.

– Держите курс на нее!

Газик, легко подпрыгивая на кочках, проворно сбежал в низину, обогнул небольшую обрывистую балку и подкатил к позиции ракетчиков. Смущенный неожиданным появлением начальства, майор Жогин торопливо доложил, что учеба ракетчиков продолжается на новой позиции.

– А где полковник Осокин? – спросил Жигарев.

– Он уехал с полигона еще до смены позиции.

– Без него, значит, хозяйничаете?

– Зачем же сгущать краски?

– А затем, что я хочу знать, получили вы разрешение на продолжение занятий или нет?

– Но я же командир подразделения, – возразил Жогин уже твердо. – У меня есть, кажется, право на самостоятельные действия.

– Право есть, – согласился Жигарев. – Только не для того, чтобы заниматься сомнительными экспериментами.

– Почему сомнительными? Я уверен в том, что делаю, товарищ полковник.

– А у меня нет уверенности в целесообразности того, что вы делаете. Да и по времени, – он отвернул краешек рукава и показал на часы, – вы должны быть уже в парке.

– Верно, уже должны, – согласился Жогин. – Но мы до темноты успеем, товарищ полковник.

– Никаких «успеем», распорядок есть распорядок. Приказываю закончить все немедленно.

– Есть закончить, – глухо ответил Жогин.

Ракетчики по его приказанию быстро снялись с позиции, выехали на дорогу и вскоре исчезли за дальними холмами.

Вернувшись на танкодром, Жигарев решил сразу же доложить о случившемся комдиву и стал настаивать на подготовке приказа, в котором майору Жогину должен быть по крайней мере объявлен выговор.

– А вот горячиться не следует, – охладил его Мельников. – При всех обстоятельствах нужно было все-таки дать ракетчикам закончить тренировки, а потом спокойно потолковать с майором, наедине, конечно.

– Может, и по головке его погладить? – обиделся Жигарев. – Вы поощряете все его вольности, товарищ генерал. А полковника Осокина я вообще не понимаю: был и уехал, будто гость какой.

Мельников подумал, что Осокину действительно не следовало бросать ракетчиков в такой ситуации.

– Видите ли, Илья Михайлович, у майора Жогина хорошее намерение. Конечно, от намерения до свершения его замысла слишком большой и тяжкий путь. Да и характер у него уж очень нетерпеливый.

– В том-то и дело, товарищ генерал, – подхватил Жигарев. – Нельзя же так по-партизански: что хочу, то и делаю. Да и время сейчас напряженное. Понимать же человек должен.

– А вот понимания-то разумного, – сухо заметил Мельников, – как раз нам всем и не хватает. Верно, Илья Михайлович, не хватает. Потому и разнобой в действиях получается.

К вышке, натужно гудя моторами, подошли танки, мокрые, по самые башни залепленные красным суглинком. Развевавшийся над вышкой красный флаг медленно опустился, возвестив, что стрельбы закончились.

Над степью ползли и ползли низкие, рыхлые тучи. Дождь то утихал, то снова усиливался. Холмистый горизонт еле-еле угадывался в плотном сером тумане.

2

С танкодрома Мельников приехал в штаб дивизии. Проходя в свой кабинет, приказал дежурному офицеру:

– Полковника Осокина ко мне!

С того дня, когда полковник Осокин прибыл в дивизию, прошло без малого полтора года. Однако прибытие его запомнилось комдиву очень хорошо. Он проводил тогда в Доме офицеров беседу о сражениях на Днепре, рассказывал офицерам о героическом артиллерийском дивизионе, который, переправившись на плотах в расположение войск противника, целые сутки со взводом пехоты удерживал до подхода главных сил крошечный клочок земли у хутора Лесного.

Когда беседа закончилась и слушатели, поднявшись с мест, направились к выходу, к Мельникову подошел незнакомый офицер в полковничьих погонах. Сухопарый, высоченного роста, он с какой-то особенной лихостью приставил к виску длинную тонкую руку и доложил, что направлен в дивизию на должность начальника ракетных войск и артиллерии. Пожав прибывшему руку и ознакомившись с направлением, Мельников спросил, улыбнувшись:

– Так вы к нам прямо с берегов Волги?

– Верно, – ответил полковник. – А если обратиться к прошлому, то можно сказать – с Днепра. С того самого плацдарма, о котором вы только что рассказывали, – не без гордости добавил он.

– Как это? – Мельников непонимающе посмотрел на Осокина. – Вам сколько же лет, извините?

– Сорок два. Но вы не удивляйтесь, я был тогда всего-навсего двенадцатилетним подростком, и мое участие в боевых действиях сводилось к весьма скромной роли: я приносил артиллеристам воду в двух чайниках. Но если учесть, что берег с двух сторон простреливался немецкими пулеметами, то я тоже чувствовал себя полноправным бойцом.

– Интересно, – оживился Мельников. – Я ведь потом с пехотой переправился к Лесному. Но тогда плацдарм уже был расширен. Мы там у вас больше двух десятков только подбитых вражеских танков насчитали. Как дивизион выстоял, уму непостижимо…

Сейчас полковник Осокин вошел в кабинет комдива, как всегда, строго подтянутый, по-деловому сосредоточенный. Мельников спросил его:

– Что там у ракетчиков произошло, Аркадий Петрович? Объясните, пожалуйста.

– Ничего особенного, товарищ генерал, – ответил Осокин. – Занятия прошли неплохо, хотя желаемых результатов в организации самообороны ракетчикам достигнуть пока не удалось.

– А после занятий?

– Разбор я сделал, указал на недостатки. Самого Жогина покритиковал за пассивность в обороне.

– И все?

– Все.

– А разрешение на проведение своих экспериментов майор Жогин спрашивал у вас?

– Каких экспериментов? – удивился было Осокин, но тут же вспомнил: – Ах да! Верно, было такое. Правда, не очень хотелось мне идти ему на уступку. Люди все же устали, да и дождь не переставал. Но вы же знаете, какой энтузиаст этот Жогин, товарищ генерал. И помощники у него такие же…

– Но вы разрешили ему продолжать занятия?

В больших глазах Осокина застыла настороженность.

– Я сказал, чтобы майор сам решил этот вопрос.

– Устранились, значит?

– Зачем же так, товарищ генерал?

– А затем, что начальник штаба отменил этот эксперимент, потому что проводился он без вашего разрешения.

– Напрасно он это сделал.

– Вот теперь доказывайте, что земля вертится! – с гневом сказал комдив. – А главное, люди попусту трудились, столько дорогого времени потеряли на развертывание и свертывание пусковой установки. Представляете, какое теперь у них настроение?

– Но майор Жогин – командир с достаточным опытом, товарищ генерал, и опекать его на каждом шагу просто нет никакого смысла. Больше того, излишней опекой можно задергать человека и погасить в нем творческую инициативу.

Комдив остановил Осокина:

– Не опека нужна, Аркадий Петрович, а конкретное руководство.

– Я понимаю, товарищ генерал.

– А если понимаете, то постарайтесь, чтобы казусов наподобие сегодняшнего больше не было.

Обычно полковник Осокин выслушивал замечания комдива терпеливо, не возражая. Сейчас же, встревоженный неожиданными претензиями, он нервно заметил:

– Надо, чтобы начальник штаба был сдержаннее, товарищ генерал.

– А у меня с ним разговор уже был, – сказал Мельников. – Вам же, как начальнику ракетных войск и артиллерии, нужно больше вникать в то, что делает майор Жогин по линии рационализации.

– Так я в курсе, могу доложить. Есть уже достижение в подготовке расчетных данных. Теперь важно закрепить все это, выработать систему.

– Об этом я уже знаю, – остановил его Мельников. – Меня беспокоит другое: иной раз трудно отличить, чем занят Жогин – плановой учебой или рационализацией.

– Это верно, – согласился Осокин. – Но что делать, если хорошая идея приходит иногда в самый неподходящий момент? Она вроде летучей звезды на ночном небе: засветится вдруг и тут же погаснет. А ее ведь нужно успеть схватить, второй раз она может не появиться.

– Так что же вы предлагаете? Стоять в стороне и наблюдать, как майор Жогин ловит эту самую звезду, а начальник штаба – Жогина?

Осокин смутился, но тут же поборол смущение.

– Творческий замысел – дело очень тонкое, вы это знаете сами, товарищ генерал. Тут вмешательство со стороны начальства, мне кажется, не всегда уместно.

– А помощь?.. Если помощь человеку нужна? Об этом вы подумали?

– Думаю, товарищ генерал.

– Тогда потрудитесь дело поставить так, чтобы полевые занятия ракетчиков проходили без помех и происшествий. Вы не должны выпускать из своих рук ни боевой подготовки, ни рационализации. Понимаете?

– Стараюсь, товарищ генерал.

– Что значит «стараюсь»? – Мельников строго посмотрел на Осокина. – Нужно сделать так, чтобы никакой стихийности в действиях ракетчиков больше не было. Сейчас, перед учениями, это очень важно, Аркадий Петрович.

3

– Держите прямо в парк, – сказал Мельников водителю.

Городок ракетчиков слегка затуманивали вечерние сумерки. Дождь то затихал, то начинался заново. Колеса газика шуршали по широким лужам.

Комдив спешил застать расчеты за чисткой боевой техники. Он любил встречаться с людьми в рабочей обстановке. Здесь общаться было проще, чем в казарме. Рабочая одежда, увлеченность техникой создавали обстановку деловой непринужденности.

У ворот парка, едва машина остановилась, Мельникова встретил майор Жогин. В плотно застегнутом комбинезоне, с масляными пятнами на щеках и лбу, он проворно вытянулся, доложил, что расчеты заканчивают чистку боевой техники, что работы осталось не более как на пятнадцать-двадцать минут. Последние слова майор особо подчеркнул: дескать, у нас, товарищ генерал, как видите, все идет точно по плану, задержек нет.

Мельников одобрительно кивнул и направился к пусковым установкам. Возле них на приземистых длинных лафетах, покрытые брезентом, лежали могучие тела учебных ракет с грозно приподнятыми носами. Мельников минуту-другую постоял, молча оглядывая усталых, но сосредоточенно работающих людей, сочувственно спросил:

– Значит, дождик помыл вас сегодня основательно?

– А мы вроде грибов, товарищ генерал, от дождя только растем, – ответил за всех сидевший на самой верхотуре ефрейтор Машкин.

– Но этак можно и в корзину к грибнику угодить, – улыбнулся Мельников.

Сержант Ячменев шутливо сказал:

– Была такая опасность, товарищ генерал. Ничего, уцелели.

«Ага, значит, намек уловили, – подумал Мельников. – И главное, не жалуются. Выходит, вмешательство Жигарева не напугало их».

Он понаблюдал еще немного за работой ракетчиков, потом взял майора за рукав, отвел в сторону.

– Что же произошло у Сурчиных бугров, Григорий Павлович?

– Недоразумение, товарищ генерал, – грустно ответил Жогин.

– Недоразумение?

– Безусловно. Полковник Жигарев просто не разобрался в ситуации и проявил горячность. Мне неловко говорить об этом.

– Да нет, вы все же расскажите, – попросил комдив.

– Обидно, товарищ генерал. Мы ведь стартовую позицию уже заняли, приступили к подготовке расчетных данных. И вдруг такой налет… А впрочем, чего теперь жечь нервы попусту. Потерянного все равно не возвратишь. Хочется знать только, товарищ генерал, кого я слушать должен: своего непосредственного начальника полковника Осокина или полковника Жигарева?

– Ну это вы зря… Это несерьезная постановка вопроса, – сказал Мельников. – За боевую готовность ракетного подразделения все мы в ответе. И все мы хотим, чтобы ракетчики умели не только быстро и точно поражать цели, но и защищать пусковые установки от десантных групп противника. У вас же, Григорий Павлович, прямо замечу, с этим делом явный пробел. Даже выделенный сегодня для защиты подразделения мотострелковый взвод, по существу, бездействовал. И все это, кажется, не встревожило вас?

– Но полковник Жигарев возмутился не этим, товарищ генерал…

– Знаю, чем он возмутился, – сказал Мельников. – Но вы мне все же объясните, какой будет толк от вашего ускоренного метода подготовки ракеты к пуску, если противник в первом же бою без особого труда уничтожит все наши пусковые установки.

Не ожидавший такого оборота майор настороженно смотрел на комдива.

– Молчите? – спросил Мельников. – А я скажу, Григорий Павлович. Никакого толку от подобных усилий не будет. И вот еще что… – комдив пристально посмотрел на Жогина. – Давно хочу спросить: не слишком ли обособленно вы работаете над такой сложной проблемой, как подготовка ракеты к пуску? Тут, мне кажется, невпроворот дел всему научно-исследовательскому институту. Как вы сами считаете? Поймите, одного вашего старания мало. Ну чего вы можете добиться в одиночестве?

– Но я не одинок, – упрямо сказал майор. – У меня очень хорошая связь с институтом, товарищ генерал. Вчера получил письмо. Если не возражаете, могу показать.

– Посмотрю непременно.

Жогин вынул из кармана конверт со штампом НИИ и протянул комдиву.

Текст письма был отпечатан на пишущей машинке:

– Постойте, постойте, какой это Зозуля? – не выпуская из рук письма, спросил Мельников. – Неужели тот самый рядовой Степного гарнизона? Помню, помню. Смотрите-ка, научный работник института. Молодец! А когда-то в самом деле над стрелковым приспособлением трудился. И здорово помог нам в огневой подготовке.

Мельников вспомнил, как спасал когда-то солдатские чертежи от наскоков старшины, которому показалось, что в этих самых чертежах таилось зло, подрывающее дисциплину и порядок в роте.

– Интересно! Зозуля, значит? Так вот его и пригласите в помощники. Пусть не только советы дает, но и сам лично включится в это дело. Так и напишите ему: комдив надеется, мол… И все ракетчики наши тоже надеются… Вы слышите, Григорий Павлович?

– Слышу, товарищ генерал, – ответил повеселевший Жогин. Он снова вытянулся, приставил к козырьку ладонь, торопливо спросил: – Разрешите закончить работу в парке? Время!

– Да, конечно, – разрешил Мельников.

Ракетчики, довольные, что трудный учебный день закончился, быстро высыпали на площадку, построились в две шеренги. Всем своим видом старались показать комдиву: нет, они не устали, они готовы хоть сию минуту снова вывести РПУ на боевые позиции и с еще большим тщанием повторить все заново. Память Мельникова выхватила на какое-то мгновение начало войны, тяжелые бои при выходе из вражеского кольца, когда измотанный вконец стрелковый взвод еле держался на ногах после длительного ночного боя. Но, стоило ему, тогда еще совсем молодому командиру, спросить: «Так что же будем делать, товарищи, отдыхать или с боем пробиваться дальше?» – все бойцы в один голос ответили: «Пробиваться!» Сейчас перед Мельниковым стояли сыновья тех солдат. Но он был уверен: окажись эти парни там, на тяжких дорогах сорок первого, было бы все так же, как с их отцами.

У Мельникова от этой мысли защемило в груди. Пристально вглядывался он в молодые лица, стараясь не выказать волнения.

– Я рад, товарищи ракетчики, что чувствуете вы себя уверенно, что трудности и неудачи учебного дня не смутили вас. А если и смутили – ненадолго. Настоящие солдаты такими и должны быть. А теперь хочу напомнить, чтобы не забывали вы главного в своем деле: ракеты при вас, а не вы при ракетах. Это очень важно, потому что вы без ракет – солдаты, а ракеты без вас – просто холодный металл.