Онлайн чтение книги Счастливчики The Lucky Ones
Глава 4. Зак

Иду на третий урок – историю, что проводится в бунгало за школой. Оно стоит на поле, где тренировалась бейсбольная команда, пока число учеников не удвоилось и стало невозможно найти место. Команды больше нет. Их распустили, как и половину другой фигни в этой школе, которую администрация решила не сохранять, когда пришли дети из Картера. Я слышал, как наши возмущались, стонали, мол, с какой стати нам приходится мучиться только потому, что этим ребятам нужна другая школа.

Красноречивый факт о моих одноклассниках и о том, как они прекрасны. Бесконечно прекрасны.

Пока я иду к своему месту, все, как обычно, избегают смотреть мне в глаза. Из дальнего угла доносится шепот и хихиканье. Волосы на затылке встают дыбом, а кожа становится горячей. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто там или что именно они говорят.

Я тысячу раз умолял своего психолога вытащить меня из этого класса, но она постоянно твердит: это невозможно, с наплывом детей из Картера каждый класс заполнен до предела. Полагаю, это подходящее наказание, что теперь мне каждый день приходится сидеть со своим бывшим другом Мэттом, который меня ненавидит и – вдобавок к катастрофе, которую ныне представляет моя жизнь, – сейчас встречается с моей бывшей девушкой. Что, честно говоря, уже моя собственная ошибка.

Хихиканье становится громче, и я заставляю себя двигаться к своему месту. Сажусь и смотрю на белую доску в передней части комнаты. Обожаю ходить в школу, где прежде ребята приветствовали меня и давали «пять», а теперь с отвращением становятся спиной, когда я прохожу мимо них по коридору. Удивительно, как быстро люди отворачиваются от тебя, даже если вы всю жизнь знакомы.

К счастью, мгновение спустя на стул рядом со мной садится Конор. Мои плечи начинают опускаться из привычного положения на уровне макушки. Конор – единственный, кто еще рядом; единственный, кто продолжает вести себя так, будто решение моей мамы не превратило меня в чумного. Отчасти потому, что без меня ему бы тяжело пришлось, а отчасти потому, что он лучше многих знает, как выбор, который делают родители, иногда превращает жизнь в ад. Около восьми лет назад его отец вернулся из Афганистана, весь в раздрае, а его мама решила, что ей это не по плечу, и подала на развод. В итоге Конор остался один со своим в основном безработным, обычно пьяным отцом. После этого приятель стал частенько ночевать у меня дома.

Суть: он понимает, что родители – это мрак. Мои, его – все.

– Здоров, чувак.

– Привет. – Он сутулится на своем месте и вытягивает ноги. Замечаю, как одна из девушек сзади поглядывает на нас, а потом пихает соседку локтем и кивает в нашу сторону. Опускаю голову. Скорее всего, она счастлива, что каникулы наконец закончились и можно снова видеть Конора. Девушки без ума от него, даже когда он не поет на сцене. Так всегда было и всегда будет. С тех пор как мы подружились в третьем классе – хотя когда Конор начал давать концерты со своей группой, стало еще хуже.

Правда, после того как мама взяла то дело, ситуация несколько изменилась. Люди начали пялиться и на меня тоже. В отличие от Конора, я не упиваюсь вниманием. В отличие от Конора, девушки не считают меня сексуальным, таинственным или талантливым, или что там они о нем думают. Я просто… никакой. Обычный. Среднестатистический. Раньше я был невидимкой. Скучаю по тем дням.

Раздается звонок, и мистер Эймс у доски прочищает горло. Правила, учителя и авторитет никогда не сдерживали Конора, и он сразу начинает говорить со мной.

– Ты придешь сегодня вечером? На репетицию? Мы прослушиваем новых барабанщиков, гребаный Локетт на прошлой неделе уволился. Вот кто так делает? У нас первый концерт в «Орионе» на следующей неделе, а этот козел просто берет и уходит, мол, ему нужна работа или чего-то там?

Я сползаю на стуле так низко, как только могу без риска свалиться на пол. Ну почему Конору всегда надо привлекать ко мне внимание? Эймс мечет в нас испепеляющие взгляды, а сам начинает гудеть об очередных мертвых европейцах, которых мы проходим по учебному плану.

Едва слышно бормочу:

– Он вроде своей девушке ребенка заделал. Вот почему ему нужна работа, разве нет?

Конор изрядно оглох, так как отказывается носить затычки для ушей на своих концертах, поэтому понятия не имеет, что я только что сказал, и в ответ делает недоуменное лицо. Я качаю головой, одними губами произношу «не важно», но, если уж Конор за что-то зацепился, его не остановить.

– ЧТО? – переспрашивает друг во всю глотку.

Может, он на самом деле и не кричит, но, черт возьми, мне будто пушка в ухо грохнула, и Эймс, похоже, со мной солидарен. Учитель прерывает занятие, идет к нашим местам и наклоняется, чтобы оказаться на уровне наших глаз.

– Не хочешь поделиться с классом своими новостями, Симонсен? Они же, по-видимому, настолько интересны, что не могут подождать? – Эймс всегда говорит так, будто учился общению со студентами по дрянным ситкомам восьмидесятых.

Конор откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, пока я молюсь, чтобы бог разверз пол и поглотил и мой стол, и меня вместе с ним. Я слишком хорошо знаю Конора, тот никогда не умолкнет лишь потому, что учитель велел…

– Не особо, сэр, – ухмыляется друг во все лицо.

Ага, я знаю Конора.

Он никогда просто так не заткнется.

Эймс закатывает глаза к потолку.

– Конор, это новый семестр. Новый год, верно? Я думал, мы договорились, что ты продержишься до 2020-го? Так, понимаю, наше соглашение вылетело у тебя из головы?

Класс смеется, отчасти потому, что знает: на самом деле Эймс и Конор симпатизируют друг другу, они так похожи, что даже жутко.

– Так, – он поворачивается ко мне, и я снова молюсь, чтобы пол меня поглотил, – что до тебя…

Я поднимаю брови и пытаюсь сымитировать поведение Конора. Наверняка выгляжу полным придурком.

Эймс качает головой:

– Зак, найди друга получше.

Класс ревет. Эймс возвращается к доске, а Конор ухмыляется. Когда шум стихает, я слышу, как Мэтт позади меня шепчет: «Ага, удачи тебе», – и хочу сдохнуть.

Выхожу из комнаты после занятий, но кто-то хватает меня за локоть. Я знаю, что это Конор, никто больше теперь меня не трогает – ни в прямом смысле, ни в переносном.

– Так ты придешь? – Он подталкивает мою руку локтем.

Кто-то кричит ему через зал, но Конор машет рукой, даже не глядя в ту сторону. Ну да, когда ты настолько крут и знаменит, что тебе все равно, кто выкрикивает твое имя.

Я поднимаю голову и стреляю в него косым взглядом.

– Куда?

Он преувеличенно вздыхает и отвечает:

– На мою репетицию, чувак, помнишь? Алло? Я ж говорил тебе в классе?

– А, точно. Не знаю. – Мы доходим до моего шкафчика, и я снимаю рюкзак, чтобы быстро поменять учебники. Конор прислоняется к соседней дверце и сверлит меня раздраженным взглядом, пока я расстегиваю молнию, открываю шкафчик и начинаю перекладывать книги.

– Ну же, мужик! – Он кладет ногу на мою сумку, поэтому мне приходится выпрямиться.

– Чувак, я на урок опоздаю. Убери свою ногу от моей сумки. – Конор начинает всерьез меня раздражать. Не умеет нормально принимать отказ.

– Просто пообещай, что придешь сегодня вечером, и я уйду. Лады? – ухмыляется он.

Я закатываю глаза.

– Не понимаю, зачем ты вообще хочешь, чтобы я пришел. Никто не хочет. В смысле, в тот единственный раз, когда я к вам приперся, все время, пока вы, ребята, не играли, Мэтт либо зыркал на меня, либо обжимался с Розой. Не особо-то весело.

– Ой, да кому какое… на хрен этого Мэтта. Не позволяй ему влиять на твою жизнь. Сам знаешь, он все еще в группе только потому, что другие парни настояли, хотя стоит признать, он бомбический гитарист. Прям реинкарнация Джими Хендрикса в теле белого подростка из пригорода…

Судя по его затуманенному взгляду, меня ждет долгий разговор о музыке вообще и его группе в частности, поэтому я перебиваю:

– Ладно, ладно. Хорошо. Но сначала мне надо отвезти Гвенни домой. У нее выдался дерьмовый день. Не дам ей трястись в автобусе. – И рассказываю ему об утренней надписи на гараже.

– Боже, Гвен видела эту мерзость? – Конор качает головой. – Ну что ж, мы оба в курсе, что твой отец ничего не сделает. – Я пожимаю плечами. С этим не поспоришь. – Значит, зайдем в магазин бытовой техники, купим немного краски. Нанесем пару слоев поверх надписи, а потом отправимся на репетицию, и ты сможешь посмотреть прослушивания.

Вот почему, невзирая на свой эгоизм, Конор все равно великолепен. Он назойливый, раздражающий, мало обращает внимания на остальной мир, но на него можно положиться.

Никто больше не вызвался бы красить со мной дверь гаража. Не самое веселое занятие после школы.

– Лады. Увидимся позже. – Конор хлопает меня по затылку, и я устало киваю. Он идет прочь по коридору.

Я вздыхаю, захлопываю шкафчик, прислоняюсь к нему и закрываю глаза, пытаясь найти в себе силы дожить до конца дня.

Раньше в школе было не так, как сейчас, – абсолютная выматывающая пустота, заполненная белым шумом и голосом Конора. Раньше у меня были друзья. Девушка. Жизнь.

* * *

Я опаздываю на урок театрального мастерства. Пришлось записаться сюда, раз уж я дотянул до последнего и пропустил все сроки. У меня на уме были другие вещи. Например, моя девушка заявила, мол, хочет порвать со мной, ведь я исключаю ее из своей жизни, после чего, в приступе ослиного упрямства, я ответил: «Конечно, конечно – иди и скажи «да» моему дебильному бывшему другу, который позвал тебя на осенний бал. Какое мне дело». А, ну и все в школе, кроме Конора, меня ненавидят.

Такие вот забавные вещи.

Учительница уже начала занятие и дико машет руками, торчащие во все стороны каштановые кудри развеваются вокруг головы. Типичная такая преподавательница театрального искусства, и я невольно смеюсь, наблюдая за ней. Девочка, сидящая чуть поодаль, наверное, слышит мой тупой смех, потому что смотрит на меня с кривой улыбкой.

Я никогда не видел ее раньше, но эта улыбка… от нее мое сердце тает. Не только потому, что мне больше никто не улыбается, но и потому, что в ней я чувствую ум и отклик – ого, кто-то меня понимает.

Редко я теперь ощущаю что-то подобное.