Онлайн чтение книги Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая
Глава 2. Кагета. Гурпо. Сагранна. Яги. Кагета. Шаримло

1

Капрас глядел на сияющую Гирени и пытался осознать – у него будет ребенок, которого надо куда-то девать. Новость пришлась, мягко говоря, не ко времени, но глупышка была в полном восторге. Это трогало, только лучше бы девчонка пила какую-нибудь травку…

– Он будэт старший? – допытывалась Гирени. – Илы у нэго далэко есть браты? Много братов?

Маршал задумчиво почесал укушенную кем-то летучим руку. Того, что у него имеется потомство, Карло не исключал, причем старшим могло быть побольше лет, чем Гирени. Другое дело, что дамы и девки, с которыми он спал, ничего подобного не говорили.

– Твой – старший, – решительно объявил гайифец.

Гирени захлопала в ладоши и тут же свела не знавшие щипцов бровки.

– Пачэму? – спросила она. – Ты здоровый, ты красивый, ты старый. У тэба должно быть много детков.

– Так получилось, – коротко объяснил Карло и страшно обрадовался заскребшейся в дверь прислужнице. – Меня зовут. Береги себя.

– Зачэм «береги»? – Гирени ухватила руку маршала, поцеловала и положила себе на пока что никакой животишко. – Ты должен показывать детку, что я – твоя и ты главнее, тогда детка не заберет мою красоту. Я не хочу ставать страшной и тебя пугать.

– Мне и без тебя есть чего бояться.

– Ты храбрый.

– Я храбрый, старый и здоровый. Береги себя и детку.

Карло чмокнул малышку в нос и отправился служить империи.

– Прибыл гонец из Паоны, – доложил поджидавший на пороге запретных комнат адъютант. – Красная печать.

Красное – это срочнее срочного. Вот так, господа… Сперва месяц молчим, потом ляпаем красные блямбы, загоняем коней и вытаскиваем «посредственных военачальников» из женских постелей.

– Мой маршал, нас отзывают?

– Я не ясновидящий.

Вестей из Коллегии Капрас ждал, не находя себе места от тревоги и при этом злясь. Кипарские письма раскрыли глаза на многое, но главным все равно оставались прущие к Паоне мориски. Цену хваленым стратегам теперь знала вся Гайифа, только Карло это отнюдь не радовало. Маршал предпочел бы, чтоб урод Забардзакис выставил обнаглевших язычников хотя бы за пределы Паоники. Пусть давится титулами, орденами, императорскими премионами, лишь бы из бассейна Восьми Павлинов не поили чужих лошадей. Увы, Коллегия была непобедима разве что в паркетных баталиях; в ней, будто ил в пруду, оседали умельцы писать циркуляры и наживаться за счет тех, кто рискует головой. Расквась Забардзакис морду о морисков за морем или в той же Агарии, Карло был бы только рад, но пустить шадов за Полтук!.. Слишком дорогая цена даже для справедливости.

Дни командующего Северорожденным корпусом были забиты под завязку, но по ночам Капрас вспоминал подходы к Паоне, прикидывая, где и какими силами лучше дать бой. Дурная трата времени, если не иметь сведений о противнике, и сплошное расстройство, если знать о планах начальства на собственный счет.

– Разрешите доложить.

– Говорите, Ламброс.

– Сержант вправду из Паоны. Вымотан, гнал прямо от столицы сам, никакой эстафеты; хорошо хоть с лошадьми не слишком сложно было.

А невантец-то недоверчив, куда недоверчивей тебя! И правильно. От Хаммаила, верней, от его родни, впору ждать любых сюрпризов. Могут перехватить настоящего гонца, могут запустить фальшивого.

– Ну, и как в Паоне? – осведомился Капрас, помимо воли представляя Померанцевые ворота с их буревестниками и золочеными купеческими раковинками.

– Когда курьер отбывал, ждали морисков. К столице сбежалось много народу из разоренных провинций, рассказывают всякие ужасы… Люди вне себя, нашего курьера едва не побили – думали, дезертир.

– Значит, появились дезертиры?

– Бегут, сволочи! – почти прорычал Ламброс. – Мой маршал, нас должны отозвать!

– Увидим, – для порядка буркнул Капрас, думавший так же, как артиллерист. – Велят «срочно домой» – пойдем домой.

– «Срочно»… – с горечью повторил невантец. – Мы с востока, а эта саранча – с юга. Парадным маршем!

С южного направления беды не ждали, это северные подходы после визита белобрысого Эпинэ перекрыли крепостями и даже канал за какими-то кошками прорыли. Нет, морискам эта фортификация, без сомнения, пригодится. Если с талигойской границы наконец снимут войска.

– Хватит… пророчить! – прикрикнул больше на себя, чем на полковника, Карло. – Не астрологи. Собирайте офицеров, а я гляну на приказ, или чем там нас осчастливили.

Курьер, немолодой сержант-кавалерист, при виде начальства вскочил и неуклюже отдал честь. Он в самом деле валился с ног и знал лишь одно – пакет предназначен маршалу Капрасу в собственные руки. Язычников сержант не видел – после давнего ранения служил в Коллегии истопником. Почему послали именно его, не знает – послали, и всё… Вызвал господин субстратег, вручил опечатанный футляр – и вперед. Да, футляр тот самый, всю дорогу глаз не спускал. Что в Паоне? Боятся морисков, многие уходят, дома пустые стоят, а в предместьях от беженцев не продохнуть. Гвардия? А что ей сделается? Ходят, шитьем трясут… Шаркуны золоченые.

– Хорошо, – сказал Капрас, хотя хорошего ничего не было. – Где письмо?

– Вот оно, господин маршал, только… Распишитесь, что передал, ну и что в две недели успел…

– Премион обещали?

– Точно. Крышу перекрывать надо. Хотя какая крыша, если шадов пустят!

– «Паона никогда не падет», – напомнил Капрас. Курьер-истопник не казался доносчиком, но Забардзакис умеет спрашивать, а неверие и уныние – отличный повод отобрать у «труса» корпус, а самого выставить хоть в Кипару, хоть еще северней.

– Так точно, господин командующий! – Похоже, сержанта посетили сходные мысли. – Прошу простить! Паона нипочем не упадет. Хвала его величеству!

– Давай подорожную, – протянул руку Капрас. – Подпишу, и шагом марш в приемную. Скажешь ординарцам, чтоб накормили.

Красные тревожные печати маршал снял, лишь оставшись в одиночестве. Этого требовало предписание, и так в самом деле было лучше. Во всяком случае, тирады, сопровождавшие чтение, слышали лишь кружащие по комнате мухи и Леворукий, наверняка получивший немалое удовольствие. В отличие от адресата.

Корпусу предписывалось в срочном порядке покинуть Кагету, письменно уведомив о том казара Хаммаила, и форсированным маршем двигаться к Ониде, где командующему вручат новые инструкции. Суть была предельно ясна, однако опытный глаз, повидавший немало казенных бумаг, сразу же отметил неладное, не по содержанию – по форме. Все печати и визы были на месте, как и «высочайшее одобрение», но от Коллегии приказ подписал не Забардзакис, а один из его субстратегов, человек не слишком заметный. И тон! Не обычный сухой слог, а чуть ли не вопль: «Приди и спаси!» – будто сейчас только от маршала Капраса судьба империи и зависит.

Еще раз порадовав Врага заковыристым проклятьем, Карло полез за кипарскими письмами. Рядом с паонским они выглядели просто бесподобно. «Маршал Капрас показал себя более чем посредственным военачальником, его присутствие на главном театре военных действий излишне…» – «Маршал Капрас, я не думал, что когда-нибудь напишу «на ваш корпус с надеждой смотрит вся империя», но мое перо выводит именно эти слова…». Поэт, истинный поэт, хоть и в нарукавниках! Трудно не поверить, не броситься спасать. Карло и поверил бы, и бросился… Если б не знал, что его ждет на самом деле. Его и корпус. Выходит, остаться в Гурпо? Гордо так остаться – дескать, разглядел я твою ловушку, старая ты сволочь. Сам влип, сам и вылипай, а я тут посижу. С войском, с казаронскими презентами, с брюхатой любовницей…

Командующий Малым Северорожденным экспедиционным корпусом аккуратно сложил все бумаги и запер в дальнем ящике, прошелся по кабинету, посмотрел на расписанный розовым виноградом и синими птичками потолок. Красные печати больше не мозолили глаз, но Карло в считаные минуты ухитрился выучить проклятое письмо чуть ли не наизусть. «Промедление может погубить Паону…»; «От вас зависит многое, если не все…»; «Маршал Капрас, вы наша последняя надежда…». Так в Коллегии еще никогда не писали.

Какой же надо быть гадиной, чтобы манить солдата его якобы нужностью! После Фельпа Капрас не думал, что сможет возненавидеть ведомство Забардзакиса еще сильней, оказалось – сумел. Если б волей Создателя – ведь Враг несомненно помогает язычникам – маршал оказался лицом к лицу с господином Доверенным стратегом, двуличной твари пришлось бы худо. Увы, схватить Забардзакиса за грудки и плюнуть в подлую рожу Капрас не мог. Зато он мог написать и написал отличнейший ответ. Дважды с удовольствием перечел, хмыкнул, приложил личную печать и… разорвал. В Кагете было безопасно и вкусно, а дома караулила подлость, ну да она всегда там гнездилась, из новенького были лишь мориски. « Маршал Капрас, вы наша последняя надежда… » К Леворукому их всех!.. К бириссцам, к бакранам, к козлам, к бешеному огурцу, пусть хоть он оплюет! Карло обмакнул перо и угрюмо вывел:

«Ваше Высокопревосходительство, Ваш приказ мною получен. Приложу все усилия, дабы его исполнить, однако отдельные выдвинутые на север батальоны вернутся в Гурпо не раньше чем через неделю…»

2

Впереди, за высоченными желтоягодными кустами, кто-то упорно, раз за разом, открывал и закрывал двери огромных рассохшихся гардеробов. Отделавшаяся от мужниных фамильных гробов Матильда не думала, что вновь услышит этот скрип. Услышала. Мало того, в тех же зарослях что-то варили, и скрип мешался с бульканьем и похлопываньем крышек на котелках.

– Штук восемь, не меньше, – определил идущий впереди Шеманталь. – Ишь наяривают…

– Твою кавалерию… – Матильда тряхнула отросшими кудрями. – Так это птицы орут?!

– Птицы? – хмыкнул адуан. – Это тергачи-то, жабу их соловей, птицы?

– Так не рыбы же!

– Тергачи – это тергачи. – Шеманталь галантно отвел от лица принцессы колючую ветку. – Да не крадитесь вы, они только себя слышат. Вот куриц ихних спугнуть – раз плюнуть, хотя этим что с курицей, что без, лишь бы хвост казать. Зато на вертеле – пальчики оближешь, особливо в ягодную пору. Они ж только абехи сейчас и жрут, может, с того и дуреют.

Матильда промолчала – не шуметь в присутствии дичи было у Мекчеи в крови, но как же давно она не охотилась! Из Агариса до приличных угодий дня три пути, ближе одни хомяки водятся. Мупа, бедняжка, так за всю свою жизнь ни единого фазана и не увидела, даже жареного. Какие фазаны, на говядину бы хватило. И на ызаргов, что прикормил Анэсти…

Из Сагранны прошлое казалось особенно гнусным, и ее высочество, гоня воспоминания, ускорила шаг. Жизни оставалось не так уж много, и алатка пыталась не марать этот остаток о старье.

– Всё, – очень к месту объявил Шеманталь, – пришли.

Небольшая полянка лепилась к обрывистому склону, уходящему в фиалковую, пронизанную солнцем высь. Среди сухой, не знавшей косы травы гигантскими черепахами торчали валуны, на которые и взгромоздились пресловутые тергачи. Статью они напоминали нухутских сопливых петухов, но были поменьше и обладали на редкость примечательными хвостами, не столько длинными, сколько пышными, как одежки канатных плясуний. Генерал-адуан в подсчетах не ошибся – на токовище собралось восемь кавалеров. Начинать турнир тергачи не спешили – раздув на манер голубей шеи и распустив хвосты, они предпочитали медленно поворачиваться на своих пьедесталах, издавая уже знакомые бульканье и скрип.

– А куриц-то не видно, – удивилась алатка. – Оглохли, что ли?

– Не туда глядите… В зарослях они, с краю которые. Удачно мы вышли, взяли б влево, спугнули бы. Выше, выше гляньте, вон… У рогульки.

Тергачки походили на фазанок – неприметные, в пестреньких платьицах, они скромно прятались в листве, подавленные красой и важностью собравшихся женихов.

– Сдается мне, – Шеманталь ткнул пальцем влево, – его берёт. Штаны мокрые, а губернатор губернатором!

«Губернатор» старательно кружил, показывая доставшуюся ему роскошь. Из-под верхних, черных с серебристым краем, перьев торчали алые, оранжевые, бирюзовые оборки. Когда тергач поворачивался задом, становился виден пышный белый пух с непристойной круглой дыркой посередине. Исподнее малость слиплось от помета, но это не мешало красавцу вертеться, скрипеть и булькать. Расфуфыренные соперники тоже старались вовсю, на невест они не глядели, друг на друга тоже. На своем веку Матильда повидала немало спесивых балбесов, но те, алча признания, хотя бы косились на зрителей, тергачам же хватало себя и собственного хвоста.

– Экие важные, – шепнула женщина, мимоходом прикинув, что из черных перьев можно сделать отличную оторочку, пожалуй, и бирюзовых прибавить не помешает. – Аж не верится, что передерутся.

– Какое там! – отмахнулся адуан. – Вот козлы, те взаправду бодаются, а эти так и будут тергать, пока девка в зад не клюнет. Хватит, мол, складай хвост, пора дело делать!

А ведь она тоже Анэсти клюнула, дурища эдакая… Ну и ладно, было да сплыло, а вот дайту завести надо. Тергачи – не дичь, но не одни же они здесь водятся.

Здоровенная темная тень вынырнула из-за горы и камнем ринулась вниз, на танцующего «губернатора». Мелькнули выставленные вперед могучие лапы, суматошно заколотили петушиные крылья… Поднятый хищником ветер взметнул и закружил разноцветные перья, а кто-то вроде здоровенного, лысого с красным воротником орла неспешно взмывал вверх, к горному солнцу, унося трепыхающуюся добычу. Уцелевшие тергачи даже хвостом не повели, ток продолжался как ни в чем не бывало! Матильда покосилась на кусты – курицы то ли сбежали, то ли забились в самую чащу, однако отсутствие невест осталось столь же незамеченным, сколь и рухнувшая с небес смерть.

– То ли еще бывает. – Адуан вытащил из сумки обтянутую сукном болванку и принялся насаживать на палку, которой отводил с дороги ветки. – Самый смех, это когда барсиха или там рыська котят натаскивает. Те на камень толком залезть не могут, одного тергача втроем волокут, он крыльями колотит, пыль столбом, а другие чучелы знай себе выплясывают… Ну как, нагляделись или еще полюбуетесь?

– А то я спесивых дураков не видала! Одна разница, что в штанах и родословная от святого Олуха.

– Есть такие. – Шеманталь оценил спускающееся к дальним горам солнце. – Да и время не раннее. Супруг заждался.

– Ну так и шел бы с нами, – буркнула Матильда, понимая, что Бонифаций в самом деле заждался, а она… А она хочет к мужу, вот хочет, и все!

– Его высокое преосвященство по горам только для дела скачет, – заступился за благоверного генерал, – да и занят он. Бакраны, если с утра заявились, до вечера не отлипнут. И то сказать, намолчались… Жак, Дени, пошли, что ли. С хвостами поаккуратней, перья не поломайте.

Всю глубину тергачиной тупости Матильда постигла, когда адуанская троица с ходу уложила шестерых. Шеманталь орудовал колотушкой, помощники совали добычу в мешки. Седьмого не тронули, надо думать, оставили на развод; одинокий скрип еще долго долетал до ушей принцессы, потом его заглушили другие звуки – шум ветвей, звон ручья, стрекотанье здоровенных, чуть ли не в ладонь, кузнечиков. Сагранна и не думала стесняться гостей, и алатка была благодарна и ей, и лету, и предложившему эту прогулку Шеманталю.

– А неплохо так сходили. – Генерал-адуан будто мысли подслушал. – Вечерком женихов нажарим… С бакранским сыром. А завтра, если пожелаете, я вам барсово семейство покажу, Жак следы неподалеку видел.

Это было заманчиво. Серебристые длиннохвостые кошки водились и в Черной Алати, но видели их нечасто, потому и болтали, что встретить одинокого барса – к свадьбе, а семейку – к удаче. Балинту выводок аж в пять котят попался.

– Одна не пойду, – внезапно решила Матильда. – Только с хряком… То есть с его высоким преосвященством.

3

На пороге «Приюта золотых птиц» Капрас едва не замедлил шаг – похожий на аляповатую шкатулку казарский дворец внезапно показался ловушкой. Входить не хотелось, тем более входить одному, но в «Приют» сопровождающих не впускали. Правом нарушить уединение повелителя Кагеты обладал лишь осчастливленный августейшей аудиенцией, коего сопровождал дежурный казарон, да и то до порога личных покоев. «Золотого гнезда», как говорили здесь. Конечно, командующий гайифским корпусом мог на местные порядки не оглядываться, но это поставило бы Хаммаила в дурацкое положение, а казара и так ждали не лучшие времена.

Получив приказ оставить Кагету, Карло не то чтобы забеспокоился о Хаммаиле, скорее начал испытывать некоторую неловкость. Жил себе молодой казарон, упитанный и красивый, чего-то хотел, о чем-то думал, родную казарию терпеть не мог, мечтал осесть в империи и добился-таки своего. Перебрался в Паону, женился на гайифской девице, не из самых красивых, зато с влиятельной родней, пошли дети… И тут родня жены хватает за горло и тянет в неприятное отечество, да не кем-нибудь, а казаром! Имперские сановники сыплют любезностями и подачками, обещают всяческую помощь, и вот ты среди тупых, неотесанных дикарей – такой просвещенный, такой утонченный, такой нужный великой Гайифе! Как тут не напялить корону и не водвориться во все эти дворцы?

И все бы хорошо, только у доброй половины страны имелся другой казар. Сперва Лисенок казался временной помехой, а трон, пусть и неустойчивый, надежно подпирала империя, теперь же ей стало не до Кагеты. Как Паона обещает, заверяет и бросает на произвол судьбы, Карло испытал на собственной шкуре, сейчас пришла очередь Хаммаила. Симпатий ни он, ни его Антисса не вызывали, однако чувствовать себя Забардзакисом было противно.

Изворачиваться и крутить маршал не любил, но, не желая обострений, заставлял себя быть дипломатичным. Его пригласили для важной беседы, и он поехал, хотя Курподай намекал на возможные неприятности, Ламброс советовал взять охрану посильней, а Левентис – отказаться под благовидным предлогом. Сейчас, перед золочеными дверьми, на которых били крыльями голенастые цапли, гайифец жалел о своем чистоплюйстве, но отступать было поздно, да и не зарежут же его, в конце концов!

Дежурный казарон в малиновых сапогах и с золотой полутарелкой на груди протянул лапу к шпаге, Капрас положил руку на эфес:

– «Моя шпага – моя честь, моя честь – честь империи».

Двусмысленная гвардейская шутка сработала – казарон отступился, и Карло вошел в узкий расписной коридор. Сбереженная шпага в такой щели была бесполезна, но маршал не встретил никого, кроме спешившей по стене навстречу усатой рыжей твари, слишком похожей на таракана, чтобы быть кем-то иным. Коридор упирался в дверь, на которой красовалось оранжевое солнце с глазами и ноздрями, однако без рта. Немое светило стерегло двойную комнату – в ближней, большой, журчал одинокий фонтанчик, в дальней, полукруглой, виднелся низкий, заставленный кувшинами и блюдами стол, за которым расположились дама и трое мужчин. Хаммаил вводил в бой семейный резерв, и резерв этот был последним.

Капрас поклонился. Сухощавый, одетый по-имперски господин выбрался из-за золотого ведра с оранжевыми розами, видимо, это был тесть казара. Карло с ним еще не сталкивался – батюшка Антиссы блюл семейные интересы при императорском дворе, и его появление могло означать многое.

– Насколько я успел понять, – предполагаемый Каракис-старший улыбался совершенно по-паонски, что отнюдь не вызывало у маршала нежности, – владыка Кагеты принимает гостей сидя. Положение, увы, обязывает, так что вашу руку, сударь, пожму я. Мы незнакомы, но я о вас столько слышал!

– Возможно, это взаимно. – Рукопожатие «тестя» было крепким и нарочито молодцеватым. – Если вы граф Каракис Камайский.

– Так вы обо мне слышали? А говорят, военные не желают знать нас, гнусных чинуш… Но садитесь же! С моим племянником Марко вы точно встречались, он до сих пор под впечатлением от вашего милосердия к этому странному человеку, разбрасывающемуся сапогами. Что сказать про дочь, право, не знаю. Трудно называть свою плоть и кровь величеством, но дворцовый этикет остается таковым везде.

– Маршал Капрас у нас нечастый гость, – сочла нужным подать голос Антисса. Золотистые кагетские одеяния ей были к лицу. Забавно, но Гирени пошли бы гайифские девичьи платья с низким, прикрытым густой сеткой вырезом. – Это так мило, что он не устроил очередной смотр.

– Да, – разлепил румяные губы Хаммаил, – маршал Капрас предпочитает нам своих офицеров и наиболее навязчивых казаронов.

– О, дорогой, – запротестовала Антисса, – навязчивых не предпочитают, навязчивых терпят…

– В любом случае, маршал Капрас нас избегает. – В кругу гайифской семьи казар вел себя иначе, чем на казаронском сборище, где вопить и потрясать кулаками почиталось хорошим тоном. – Мне доносят, что вы покупаете новых лошадей, а старых перековываете.

– Обычные воинские дела, – торопливо махнул рукой Марко. – На здешних камнях подковы стираются до отвращения быстро. Я не кавалерист и не столь давно прибыл в Кагету, но моего Валмона перековывали уже дважды.

– Сейчас, – веско сказал тесть, – самое главное в корне пресечь слухи. Если ложь достигнет ушей… ваши величества, прошу простить мою резкость… ушей глупцов, а таких среди кагетской… э-э-э… аристократии немало, они могут заметаться и попытаться сменить сторону. Разумеется, предатели получат свое, но прольется кровь…

Это была увертюра. Капрас не слишком любил оперу, но что сперва играют увертюру, а потом переходят к главному, помнил. Хаммаил не мог не понять очевидного, вот и решил выяснить, не махнет ли уважаемый гость рукой на, считай, проигранную войну и не останется ли в Кагете, и если останется, то за сколько. Поднаторевший за последнее время в местных делишках маршал по мере сил увертюре подпевал, в свою очередь надеясь выяснить, станет ли казар мешать возвращению корпуса лично, попробует натравить казаронов, попросит взять с собой или же рискнет сцепиться с Лисенком один на один.

– Приятно, что Панага-ло-Виссиф удостоен вашей дружбы, – закинул очередную удочку казар. – Но не злоупотребляет ли он ею?

– Казарон Панага много делает для защиты приграничных замков, – извернулся Капрас и потянулся к подносу с халвой. Любителем местных сластей маршал так и не стал, но приличные люди с набитым ртом не говорят, особенно во дворцах.

– Казарон Панага предан, хоть и надоедлив. – Антисса взмахнула широким рукавом, едва не зацепив что-то засахаренное. – В этой стране подобное не редкость.

– Но вы, любезный маршал, отнюдь не обязаны терпеть неприятных визитеров, – подхватил тесть. – Если вы думаете, что, отказавшись принимать того же… Панагу? Какое забавное имя! Так вот, если вы думаете, что нанесете тем самым обиду его величеству, вы ошибаетесь. Тем более что в последнее время насчет этого казарона возник ряд сомнений.

Капрас, выгадывая время, сунул в рот еще и лукума. Последний разговор с Курподаем в самом деле вышел странным.

Обсуждали обучение рекрутов: казарон грустил, что наставники уходят, как было объявлено, в главный лагерь, очень благодарил и сделал очередной подарок, как всегда дорогой и полезный. Сплетням о скором выводе корпуса хозяин Гурпо не верил, зато намекнул, что в некоторые глупые головы пришла глупая же мысль: маршал может уезжать хоть завтра, а вот корпус хорошо бы оставить. Он состоит из отдельных полков, и если командующий окажется… неуступчивым, надо договориться с полковниками. Карло счел это предупреждением и решил, что сам Курподай, надеясь на своих «свежеобученных», мешать не станет, а прочие не страшны: ни мозгов, ни решимости. Однако вскоре один казарон ненароком в гости заглянул, потом другой, а затем подоспело и казарское приглашение… И он поехал, даже не захватив приличный эскорт.

– Я был рад помочь одному из хранителей рубежа, – заверил Капрас. – Мои офицеры хвалят кагетских рекрутов. Они могут дать отпор бириссцам Бааты уже теперь.

– Почему вы возвращаете ваших людей в Гурпо? – закончил увертюру Хаммаил. – Отдельные батальоны должны были остаться в северных замках на зиму. Я разрешил Панаге принять ваших людей, но я не разрешал им уходить.

– Они выполняют приказ.

– Ваш?

– Военной коллегии. – Финтить и дальше глупо, а казар все же союзник. Бедняга имеет право хотя бы на время – для раздумий или… для сборов. Вроде бы у Каракисов владения возле самой алатской границы; отсидятся. – Ваше величество, видимо, мне предстоит сообщить вам неприятное известие. Я получил приказ в кратчайший срок покинуть Кагету.

Что последует за его признанием, Капрас не знал. Хаммаил мог затопать ногами и заорать, мог лишиться чувств, грохнуться на колени, подавиться халвой, разрыдаться, наконец. Не терпевший мужских криков маршал готовился к худшему, однако казар не стал являть гайифцам кагетскую страсть. Швырявшийся сапогами придурок удостоился воплей и потрясания кулаками, отказавшийся от своих обязательств покровитель услышал лишь стук опущенного на поднос кубка.

– Как давно вы получили приказ?

– Несколько дней назад.

– Разговоры о вашем уходе начались раньше, – напомнил казар. Он был спокоен, он, раздери его кошки, был слишком спокоен, а ведь уход гайифцев лишал его единственной надежной защиты. Да, Курподай сможет какое-то время удерживать проходы в Нижнюю Кагету, но вот захочет ли?

– Ваше величество, я – военный, и я получил сведения о продвижении морисков в глубь империи. В подобном положении держать корпус в едином кулаке и быть готовым к выступлению для меня естественно.

– Случается, – вмешался тесть, – что отдаваемые распоряжения опровергают друг друга. В Паоне, как вы понимаете, последнее время царит удивительная неразбериха.

– Мой брат Дивин не поставил меня в известность о вашем уходе, – добавил Хаммаил.

«Его брат Дивин?!» Собственным ушам Капрас верил, внезапной Хаммаиловой храбрости – нет. Казар был готов к тому, что услышит. То ли сам догадался, то ли родичи подсказали, а может, кто и уведомил, но о приказе они знают… Тогда зачем весь этот балаган? Собрались покупать? Пожалуй, запугивать-то нечем.

– В этом году уродились отличные персики, – порадовала Антисса. – Попробуйте. Неприятные события не должны лишать нас маленьких радостей.

– А также разума, – подхватил на правах двоюродного казарского шурина Марко. – Любезный маршал, я не военный, но неужели вы полагаете, что с одним корпусом сумеете то, что оказалось не по силам всей императорской армии? Это здесь в вашей власти многое, и это здесь вы – дорогой гость, которого можно лишь просить, а кем вы станете, вернувшись?

– Марко! – лукаво укорила Антисса и, взмахнув рукавами, будто крыльями, поднесла к губам упомянутый персик. – Мы в самом деле можем лишь просить… Что ж, я прошу, как женщина, как мать, как супруга, как ваша соотечественница, наконец. Оставайтесь с нами. Вам не спасти Паону, но мориски не воюют с Кагетой. Мы приютим всех, кого язычники лишат крова. Если вы дадите им защиту от талигойских прихвостней.

Последние сомнения исчезли. Сержант-истопник гнал так быстро, как только мог, но и остающиеся – пока остающиеся – в Паоне Каракисы не медлили. Хаммаил, а вернее тесть и Антисса, не знали разве финта со сменой командующего, иначе бы это уже пошло в ход. Странно, что Забардзакис вообще с кем-то поделился, впрочем, губернатор Кипары и Доверенный стратег до недавнего времени вроде бы принадлежали к одной партии.

– Приказ за подписью императора может отменить лишь сам император. – Тесть говорил вкрадчиво, даже проникновенно. – Вас вправе отозвать лишь его величество, напомните об этом Военной коллегии и можете с чистой совестью оставаться на месте.

Капрас остался бы. С чистой, неимоверно чистой совестью, если б его посылали в Фельп, в Бордон, в Агарию, в Закат, но его вызывали защищать Паону; то есть не его, а слепленный им из ничего корпус. В том, что кипарские парни полягут на подступах к столице и им даже не скажут спасибо, маршал не сомневался, но спасать сползающихся в Кагету Каракисов?! Выходит, гнать кипарцев на убой, а самому убираться к превосходительному, которому маршал без солдат – что скорлупа без яичницы?

– Некоторые решения принять так трудно… – теперь лицо Каракиса-старшего стало благостным. – Я не военный, но даже я понимаю: выступать вам не завтра. Вы успеете посоветоваться с Создателем. Его высокопреосвященство будет рад дать вам совет, и кто знает, возможно, спасет вашу душу и вашу совесть.

– Корпус будет готов выступить не раньше, чем через две-три недели, – Серапиону важна не душа маршала Капраса, а корпус. Как и Хаммаилу, которого кардинал успел слишком рьяно поддержать. – Военная коллегия никогда не допускала небрежности с бумагами. Не сомневаюсь, рескрипт его императорского величества скоро будет. Во всяком случае, письменно уведомить кагетскую сторону о нашем уходе меня обязали. Мне следовало это сделать накануне выступления, однако на прямой вопрос я счел правильным прямо и ответить. Мы не можем остаться, когда враг нацелился на Паону. Так думаю не только я, но и мои офицеры.

– Вы истинный солдат империи, – одобрил казар. Антисса улыбнулась и разлила вино. Шурин откашлялся.

– Тогда наш долг выпить за здоровье его величества! – провозгласил он. – Да здравствует император!

Капрас с готовностью схватился за кубок. Он бы обязательно выпил, если б не слышал намеков Курподая и если б не заметил, как перед провозглашением тоста Хаммаил быстро переглянулся с женой. У кагетских платьев такие длинные, такие широкие рукава, а в здешних горах столько ядовитых растений! Пальцы маршала разжались, звякнуло, темно-красная жидкость залила персики и инжир, на мозаичном полу образовалась лужица. Хаммаил с непроницаемым лицом оттянул воротник, и Карло уверился, что не ошибся в своих подозрениях. Казар с Каракисами боялись, что, едва слух об уходе гайифцев дойдет до Лисенка, тот, дрянь такая, сразу же и прыгнет. Значит, корпус во что бы то ни стало нужно удержать, вот умники и додумались убрать командующего и перекупить полковников.

– Прошу прощения, – хрипло извинился Карло. – Похоже, мне не стоит сегодня пить.

– Вам не стоит волноваться, – шурин заговорщически подмигнул, – из-за пустяков. Говорят, пролить красное вино к рождению сына, а белое – дочери, но не все приметы сбываются. Скушайте персик.

Персиками тоже травят, а первая супруга Дивина, кажется, откушала земляники. Капрас выбрал фрукт порумяней и с поклоном вручил Антиссе, та как ни в чем не бывало запустила в мякоть желтоватые зубки. Слегка успокоившись, маршал взял инжирину; разговор продолжался, но стал совершенно пустым. Теперь Карло смущал узкий коридор, прорваться через который мог разве что разогнавшийся бык, да и то если б не застрял и не получил пулю в лоб. Яд, конечно, чище, однако те, кто ловил «шпионов Бааты», никуда не делись. Дорогие союзники «не успеют» спасти доблестного гайифского маршала от клинка супостата, но убийцу возьмут с поличным, после чего офицерам покойного только и останется, что мстить Лисенку и пересчитывать золото.

Антисса доела всученный ей Капрасом персик и взяла еще один. Утративший всякий интерес к беседе казар откровенно считал мух, шурин и тесть наперебой вспоминали Паону, Карло кое-как поддерживал разговор, пытаясь сообразить, что делать; без толку – в голову лезла лишь мысль о заложнике, увы, бесполезная – милая семейка пожертвует любым, хоть бы и самим Хаммаилом, ведь Антисса уже родила двоих сыновей. Стук двери заставил маршала вздрогнуть, однако это были не убийцы, а носитель полутарелки. Кагетского Карло не знал, так что казар мог приказать все, что угодно, но пока взлаивал и гоготал вошедший казарон. Каракисы вряд ли разбирали больше маршала, и тут в мешанине чужой речи проскочили «Панага» и… «Левентис». Это могло стать шансом, все равно другого не имелось. Капрас уверенно поднялся.

– К сожалению, – спокойно, очень спокойно сказал он, – я вынужден вас покинуть и вернуться к своим обязанностям. Теньент Левентис потревожил бы меня в резиденции вашего величества лишь при крайней необходимости.

Судя по казарской физиономии, он угадал. Агас был здесь и, видимо, с той самой «приличной охраной», на которой так настаивал Ламброс.