Увы! Скорблю о том, чему свидетелями вынуждены стать мы, американские христиане, готовые пожертвовать долгой и крепкой дружбой, пылкой и искренней привязанностью, патриотизмом, страной, самосознанием, религией – словом, всем, всем! И все это ради призрачной и совершенно бесплодной войны против рабства!
Когда со мной случилось худшее – а под худшим я вовсе не подразумеваю нечто совсем уж невыносимое, нет, просто более мрачное, чем можно было себе представить, – я пытался разгадать еще одну тайну. Тайну, которая одновременно являлась эдаким чудом в миниатюре.
Наутро после снежной бури я медленно приоткрыл глаза и увидел, что в окно начали просачиваться бледные полоски рассвета, прорвавшиеся сквозь тучи. Я скатился с постели, ощутил под ногами приятную теплоту дощатого пола, и ничего в тот момент не ждал от жизни, кроме как перемолвиться словечком с миссис Боэм, получить вчерашний рогалик, чашку горячего кофе и новый кроссворд от Джорджа Вашингтона Мэтселла.
Внизу попахивало сладким луком, который миссис Боэм готовила каким-то особым образом, а затем начиняла им тоже совершенно особый хлеб, название которого, казалось, состояло из одних согласных – всякий раз, как я спрашивал ее об этом. Одни из родителей миссис Боэм был родом из Богемии, и, говоря сама с собой, она использовала слова из этого языка и из немецкого. У нее, насколько я знал, было три платья, и сегодня утром она надела темно-синее, из саржи, с белыми пуговицами до самых ступней и аккуратным воротничком с закругленными краями. И от этого казалось, что волосы у нее не такие уж и бесцветные, а глаза, напротив, не такие уж ярко-голубые. Похоже, она поджидала меня, потому как подняла глаза, едва я успел поправить узел на галстуке. Крупный ее рот кривился от волнения.
– Мы что, вступили в войну с Мексикой из-за Техаса? – спросил я. – Или же с Англией из-за Орегона? Зря, что ли, затевали долгий и опасный флирт с обеими этими сторонами?
– На Гудзоне погибло много людей. Во время шторма. Разбились корабли, лодки… И еще – новый начальник порта, который, видно, плохо знал свое дело.
– Бог мой. Это что, в «Геральд» написали?
– Сосед немец сказал.
То был самый надежный источник информации для миссис Боэм. У меня была газета «Геральд», у нее – сосед немец. Я уселся за стол, поскольку в Гробницы мне надо было прибыть только через час.
– Герр Гецлер, он работает в доках, ремонтирует пароходы, – сказала миссис Боэм. – Моторы и все такое прочее. Говорит, что потери просто ужасные… Спасибо за то, что ночью почистили дорожку перед домом.
– Не за что.
– А вам письмо. – Она кивком указала на сложенный пополам листок бумаги на столе.
Сердце у меня едва не остановилось.
Нет, не совсем так. Оно расширилось, точно воздушный шар, а затем резко и болезненно сжалось. А потом забилось, страшно быстро. Впрочем, и это не совсем точное описание, если вдуматься хорошенько.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления