Онлайн чтение книги Шайка идиотов
Первое личное предисловие. Как я был пролетарием

Совсем молоденьким парнишкой впервые переступил он порог проходной. Такими фразами начинали когда-то мы, молодые и циничные советские газетчики, обязательные материалы о рабочих-передовиках. И хохотали над продуктом собственной пропаганды – штампами, ставшими издевкой.

Итак, сегодня я о себе.

Мой славный трудовой путь, длинный и извилистый, как полет шмеля в лабиринте, начался в шестнадцать лет… шестнадцать было мне, скользкий путь, коготок увяз… короче: я его начал, и он начался. После девятого класса. Летом.

Делать было нечего, и друг Леша Карпович нашел гениальное занятие. Мужское, денежное, интересное и смешное. Водитель электрокара. В УПП слепых. УПП – это учебно-производственное предприятие, если кто не знал. Они делали всякие железные крючки, задвижки и уголки, и складывали в ящики. А мы эти ящики ставили на площадку кара (он вообще-то мужского рода, но всем нравилось произносить в женском) и отвозили на склад. А нашим работягам развозили заготовки.

Там и одному карщику делать было нечего. А зарплата маленькая, и не найти даже одного. И вот директор этой артели «Анютины глазки», как тут же прозвал ее веселый Леша, взял нас двоих на одну зарплату: как несовершеннолетних, учениками, на половину рабочего дня и за половину зарплаты. Учениками мы были один день: сделали по паре кругов на этой электротележке и расписались в ведомости, что прошли двухнедельный курс обучения, плюс подпись за технику безопасности. После чего были уже водителями внутризаводского транспорта на электрическом ходу, в таком духе. Да, а за цинизм отзывов о коллективе вы рабочих подростков не презирайте: пролетарский юмор вообще прост и прям.

Наш пол-ставочный рабочий день продолжался четыре часа у каждого, и мы проводили на работе все восемь часов вместе, от полного не фиг делать. Разъезжали по большому прохладному сараю, регулируя двумя рукоятками скорость и направление и огибая углы. Бегали слепым за бутылкой и выпивали с ними портвейн.

Это приятное чувство в шестнадцать лет. Нет, портвейн тоже, но я имею в виду – быть рабочим человеком. Трудящимся. Полноправным. Это придает самоуважения и весомости.

Через месяц мы получили по сорок рублей. Собственных, заработанных. Это по половине взрослой зарплаты. Вообще выходило по сорок пять, но десятку директор взял себе, и сказать ему юные пролетарии, конечно, ничего не посмели.

Второй раз… Второй раз мне как пролетарию было уже двадцать три года. Я успел кончить школу и университет, побывать пионервожатым, воспитателем и учителем. Повредить себе нервную систему и утомиться безденежьем. Пришел в отдел кадров ЖБК – комбината железобетонных конструкций – и сказал, что по объявлению хочу в бетонщики. Людей не хватает, оформили тут же.

Огромный высокий ангар. С высокой стены – несколько суставчатых рукавов подачи бетона. Под ними – вибростолы, при каждом – маленький подъемный кран с кнопочным регулятором на проводе. На каждый стол с краном – бригада шесть человек. Не спрашивайте, почему шесть. А так.

На стол краном опускается чугунная фигурная ванна – метра три на два. В круглые технологические отверстия по сторонам вставляются металлические цилиндры – закладные. Сверху подводится рукав и дозированно валится туда бетон. После чего – ванна с бетоном закрывается, при помощи крана же, поддоном, и они стягиваются струбцинами. Врубается вибратор стола, и все оглушительно грохочет и трясется – это и есть вредность, за которую дается молоко. Пять минут все глухие и курят.

Ну а потом мостовой кран поднимает всю конструкцию и везет вдоль рельс в дальний конец цеха, а ты идешь туда, развинчиваешь струбцины, вынимаешь закладные и несешь все обратно к столу. Бетонная конструкция сохнет на поддоне, кран тащит ванну обратно, цикл повторяется.

Зачем, говорите, это описание? А, не любите пролетариат, не интересуетесь? Короче: бухали на рабочем месте чуть не ежедневно. После смены – душ, и в половине четвертого свободен до завтра. Мыслей – ноль, ответственности – ноль. Двести рублей в месяц. Вдвое больше учительской ставки. А научить можно шимпанзе за час.

Слушайте, я вам всю свою пролетарскую биографию не буду подробно излагать: и мне длинно, и вам надоест. Вот еще рабочая точка на жизненном пути:

Слесарь-сборщик на заводе металлоконструкций. Тоже двести в месяц выходило, тоже в половине седьмого через проходную, тоже в половине четвертого выходишь свободный на улицу.

Зимой, в глухой ночи, до семи часов все сидят осовело на табуретках, спят и курят. Просыпаются. В семь включают станки и начинается шевеление. В одиннадцать будет обед, а потом еще успеют сыграть в карты.

Здесь не пьют. Здесь сверлильные станки, электрозубило, гильотина, много чего. Первые дни месяца валяют дурака: начальство не чешется обеспечить работу и материалы. В конце месяца авралят, упираются до вечера, выходят по выходным: план, зарплата, премия. Но. Никто не переламывается. По большому счету всем все до фонаря. Однако рабочая этика присутствует: работать надо, как следует работать. Есть такое понимание.

Не знаю, стоит ли добавлять к геройскому списку работу на фабрике музыкальных инструментов, где я не делал почти ничего. Ну, так вышло. Но зарплату получал.

…Я почему отобрал именно эти примеры? Потому что это было именно организованное плановое производство, большой рабочий коллектив, и трудились там представители именно рабочего класса, беспримесные. Мы выполняли план и получали зарплаты в рамках тарифной сетки. За нас думал фюрер. Чего делать, сколько делать, когда делать – тебе все скажут. Обеспечат материалами и инструментом. А не обеспечат – хрен ты его где возьмешь. Ори бригадиру и мастеру, чтоб обеспечил. А лучше – сиди ровно, все будет как будет. Плохо работаешь – не выгонят, хорошо работаешь – много не приплатят: здесь бригада, цех, завод, фонд заработной платы, план – и все со всем увязано. Или не увязано.

Этот рабочий класс был владельцем, хозяином всей страны – в том числе своего завода. В чем это выражалось? Вот в вышесказанном. Но:

От нас ничего не зависело! Мы, хозяева социалистической собственности – никак не могли влиять на свою собственность. Мы знать не знали, кем и как тот план составлен, кто нас обеспечивает сырьем и куда идет продукция. И даже мыслей не было, как преобразовать завод, чтоб делал он чего надо и сколько надо. Мы чего? – мы работяги. Нам сказали – мы делаем.

Промышленный пролетариат, в рядах которого я имел честь состоять – люди разные, как и везде. В основном – нормальные хорошие ребята. Но одно роднит безусловно: они и в мыслях не имеют рулить производством. Их организационные способности близки к нулю. Они заполняют клеточки созданной для них структуры. Безынициативны, простите. Именно уровень мышления, образования, изобретательности… но простите, не далеко ли мы забежали вперед.