Центр защиты животных в Женвилье, самый крупный во Франции, был зажат между железнодорожными рельсами с одной стороны и складскими строениями с другой. Прямо перед Шарко и Паскалем Робийяром простиралось длинное здание с широкими оконными проемами на втором этаже, по которому шла надпись крупными синими буквами: «Приют ЦЗЖ „Граммон “ ». А справа от них располагалось отгороженное сеткой пространство с загонами и клетками, которые уходили рядами на десятки метров. Запах шерсти и уныния. Собаки смотрели на них, свесив уши, со всей скорбью мира в глазах. А еще непрерывный лай, трагичный, как настоящий призыв о помощи. Франк не выносил страданий животных, как и трусов, которые бросали своих товарищей при первой серьезной проблеме или потому, что гостиница, куда они отправлялись в отпуск, не принимала собак.
Оба копа направились к регистратуре. Повсюду на стенах были фотографии кошек и собак с пометкой «Взят в семью» – явно предмет гордости. Франк нашел одного из служащих и сказал, что хотел бы поговорить с человеком, отвечавшим за передачу в частные руки двух кошек, татуировки которых он показал. Когда у него поинтересовались зачем, он предъявил полицейское удостоверение, не добавив ни слова.
Служащий застучал по клавиатуре компьютера.
– Сколько вас здесь работает? – спросил Робийяр.
– Тридцать человек в штате, два ветеринара и еще куча добровольцев. Вот, я нашел ответ. Вашими кошками занималась Джеральдина Топен. В это время вы найдете ее в квартале Милу. Маленькая блондинка лет тридцати. Она убирает клетки.
Блондинка… Это не вязалось с черными волосами, найденными в постели. Облегчение для Шарко, который поблагодарил работника. Копы углубились в ряды клеток.
– Квартал Милу. Нет, я сплю и вижу сны, – бросил Робийяр.
Квартал Идефикс, Ринтинтин… И Милу, наконец-то. Собаки волновались, просовывали нос сквозь прутья решеток, гордые претенденты на подиуме. Кокеры, лабрадоры, овчарки… Одни вставали на задние лапы, как цирковые животные, другие задирали заднюю лапу, чтобы произвести впечатление, и сердце Шарко невольно дрогнуло. Собаки всегда вносили радость в дом его молодости. Он любил их неколебимую верность.
Женщина, соответствующая описанию, выходила из одного из загонов с ведром в одной руке, лопатой в другой и пластиковыми перчатками до локтей. Она подняла глаза на двух мужчин, одарила их тусклым «здрасте» и направилась в соседнюю клетку. Они пошли следом. Робийяр забежал вперед:
– Мы не могли бы поговорить пару секундочек?
– А в чем дело? Я спешу и…
Когда он предъявил свое удостоверение, она повернулась спиной и отперла решетку, за которой лаял спаниель с бело-рыжей мордой. Она зашла, заперла за собой и с нежностью погладила животное.
– Опять эти истории с перепродажей, да?
Шарко подождал, пока она окажется лицом к нему, чтобы внимательно ее оглядеть. Грушевидное лицо, светлые волевые глаза. И нечто простодушное в том, как она обращается с собакой.
– Жюльен Рамирес, знаете такого?
– Нет, мне жаль. Никогда не слышала.
Коп открыл дверцу, в то время как его мускулистый напарник топтался сзади. Животное кинулось на него и наградило двумя здоровенными темными пятнами, испачкавшими низ чистой рубашки. И все же Франк погладил его, он любил спаниелей, и молодой пес изошел любовью.
– Десять черных кошек, отданные одному и тому же лицу, может, это вам кое-что напомнит?
– Десять? Ни за что на свете ничего подобного не сделала бы, если только имя этого лица не Брижит Бардо[25]Брижит Бардо известна как активистка движения в защиту животных. Содержит на своей вилле сотни питомцев..
Паскаль сжал свою лапищу на ручке дверцы, но оставался по-прежнему снаружи, что мельком вызвало у Шарко смешок. Большая зверюга боялась маленькой…
– Послушайте, мы не просто так заехали, мадам. И время нас тоже поджимает. За несколько месяцев вы передали типу по имени Рамирес десять черных кошек. Сатанисту, который проводил кровавые ритуалы… Что вам о нем известно? Как именно вы познакомились?
– Сатанист? Ритуалы? Господи, что вы такое рассказываете? – Она поставила ведро. – Да, ко мне обращался несколько раз человек за черными кошками, два или три раза… Точно, три раза, думаю, но уж никак не десять!
Она казалась совершенно искренней, и Шарко вынужден был признать очевидное: стараясь не привлекать к себе внимания, Рамирес не обращался постоянно в один и тот же центр.
– И какие причины он приводил, чтобы взять подряд трех кошек?
– Она. Это была женщина.
Шарко отстранил собаку, оценив информацию, и бросил быстрый взгляд на коллегу.
– Расскажите мне о ней.
– Молодая, лет двадцать, на мой взгляд. Черные волосы и такая же косметика, черная помада, черные башмаки на толстенной подошве. Из готов, да. Говорила, что обожает черных кошек. Выглядела очень милой… Боже мой, жертвоприношения, вы говорите?
Шарко, нагнувшись, чтобы погладить собаку, которая опять пошла на приступ, начинал по-новому видеть ситуацию. Рамирес и девица, возможно, разделяли одни и те же бредовые идеи. Сатана, жертвоприношения. Он должен ее найти. И узнать, что она видела и слышала в ночь смерти Рамиреса. Коп продвигался по зыбучей трясине. Встретиться с девушкой во что бы то ни стало, пан или пропал. Как он поступит, если она что-то знает? Если она узнает его самого – или его голос? А еще Робийяр, который приклеился к нему как банный лист.
– Полагаю, она оставила вам свои координаты?
– Да, конечно. Удостоверение личности и выписка из домовой книги у нас обязательны.
Пять минут спустя копы получили имя и адрес: Мелани Мейер, Ванв.
Перед уходом Шарко наставил указательный палец на спаниеля:
– Этот пес… Я заеду за ним в конце дня. Я его забираю.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления