Ну же, пошли! Так и будешь стоять триста лет? – орал Лотто, придерживая дверь, за которой мгновением ранее исчез Римрил.
«Ничем хорошим это не закончится…»
– Я не буду курить, – в который раз проскулил Рейнар, но Лотто, потеряв терпение, схватил его за плечо и силой втащил внутрь.
– Да я понял, понял: курение для убогих! «А что скажет Редрих?» – Лотто умел пародировать угрюмый голос Рейнара, как никто другой – поразительно точно и оттого особо унизительно. – Пойдем, просто посидишь с нами, попьешь чай. Это же мой день рождения, ну!
С укоризненным вздохом Рейнар сдался и позволил младшему брату утащить себя в терпкий мрак курильни.
Гости Лотто уже расположились в одном из залов. Окна здесь были открыты, но воздух пропускали слабо, и лица молодых вельмож утопали в дыму. Римрил, старший герцог Митровиц, строгий и богобоязненный, паладин короля – подумать только! – уже набивал трубку. Шумный Лотто возвестил с кружкой пива в одной руке и тлеющей трубкой в другой:
– Хватит кукситься, Рейн! Не хочешь отмечать день рождения брата, так хотя бы отметим твою помолвку!
Его друзья встретили предложение одобрительными возгласами, и пир начался.
Рейнар отказался и от курения, и от пива. Он мрачно тянул травяной чай, рассматривая остальных гостей и прикидывая, не донесет ли кто-нибудь Редриху об их глупой шалости. Король, как известно, ненавидел курильщиков, и Рейнар, глядя на уже раскрасневшихся, оплывающих в креслах друзей Лотто со стеклянными глазами, был с королем солидарен.
Когда дурман утащил в свои объятия последнего из гостей – веселая пирушка, ничего не скажешь! – Рейнар отошел к трактирной стойке. Здесь накурено было чуть меньше.
– Чаю, – бросил он юркой подавальщице.
– Пан не любитель шумных сборищ? – спросила она, наливая напиток.
– Скажем так, я бы придумал, чем себя развлечь.
– И чем же занимают себя высокие паны?
Он удивленно приподнял брови, всматриваясь в нахалку. Она наливала чай, и все, что он сумел рассмотреть, пока ее голова была опущена, – это роскошная копна черных волос до самого пояса, которую, игнорируя приличия, девушка не потрудилась даже убрать в косу. Отребье какое-то! Хотя чего он ожидал? Вряд ли в таких местах работают приличные люди. Впрочем, говорила девушка не как простолюдинка.
– Разным. Читают книги. Упражняются в фехтовании. Ухаживают за лошадьми…
– И грифонами?
Подавальщица подняла голову. Ярко-голубые, как летнее небо, глаза впились в него без всякой скромности, будто шип в палец. Рейнар фыркнул. Должно быть, испарения дури уже проникли и в него. Иначе как объяснить внезапное желание спрятаться от взгляда и в то же время ответить на него, рассмотреть девчонку? Он отхлебнул чая, чтобы за кружкой спрятаться от острого личика. Чай оказался горьким, словно в него плеснули лечебное зелье.
– Не хотела вас смущать, пан Рейнар, – подавальщица скромно потупилась. – Но ведь не каждый день встречаешь знаменитого грифоньего всадника, о котором все только и говорят! Простите мою наглость.
Она поклонилась (Рейнар заметил румянец, разлившийся по чистым щекам) и юркнула обратно на кухню.
– Как тебя зовут? – крикнул Рейнар ей вслед, не успев даже понять, зачем ему это знание.
– Морра, – отозвалась она и робко улыбнулась напоследок.
Воспоминания Рейнара стали быстрыми и рваными, словно он листал книгу, пытаясь найти определенную страницу, но все было не то. Шарка чувствовала, как сжимаются пальцы на ее локте. Собственные воспоминания Свортек приоткрывать не торопился. Шарка сгорала от стыда, будто подсматривала за Рейнаром в замочную скважину.
Вот Морра в курильне исполняет заказы, пока Рейнар сидит в углу, украдкой наблюдая за ней. Она знает, что он здесь, но не подает виду. Лишь иногда, если в зале на пару мгновений становится пусто, посылает ему улыбку.
Вот Морра разворачивает его подарок: расшитое серебром синее платье под цвет ее глаз. Сначала уверяет, что не достойна его, но потом принимает со слезами на глазах.
Вот рассказывает, как после смерти бабки ее выдали замуж за охотника, как он с ней плохо обращался и как она в конце концов сбежала. Взбесившийся Рейнар порывается сровнять деревню с землей. Она останавливает его поцелуем.
Вот она, нагая, в постели, с черными локонами, рассыпавшимися по белым простыням, ждет, пока он стащит с себя дублет. Вот покрывает его тело поцелуями, чуть покусывая живот, и спускается все ниже, к паху. Она просит Рейнара рычать громче, как грифон, еще громче, вот так…
Время от времени Морру пытались перебить другие образы. Так Шарка впервые в жизни увидела красивого, похожего на орла короля Бракадии Редриха, против которого теперь воевала. «Сыновья мои» – даже в гневе он только так обращался к Римрилу, Рейнару и Лотто, чем напомнил ей Хроуста.
Еще там была некая молодая дама с печальным лицом, при виде которой в Рейнаре поднималась капризная детская злость.
А еще там часто появлялся некто до боли знакомый. Шарка едва не выскользнула из воспоминания, когда наконец рассмотрела это веснушчатое лицо с ясными синими глазами. Дворянский наряд не дал ей узнать его с самого начала, но когда он появился в третий или четвертый раз, сомнений не осталось. Фубар, послушно поддакивавший Морре на каждую ее ложь. Фубар, который вывел ее к ратуше под дула ружей. Фубар с разбитым лицом, моливший рассказать, что теперь сделают с герцогом…
Наконец появился там и Свортек. Рейнар и Морра прогуливались в парке на границе с Нижним Городом: они частенько спускались туда, чтобы никто из высоких господ их не застукал. Вдруг из-за кустов выскочил в окружении пары разукрашенных шлюх кьенгар, чуть взъерошенный, но явно в хорошем расположении духа. Шарка даже не сразу узнала его: семь лет назад он еще не был так худ и бледен, как в «Хмельном Кабанчике». Вместо усталости в глазах Свортека горел хищный голод, как у волка, примеривающегося к стаду овец. Морра резво отскочила от Рейнара. Поравнявшись с герцогом и обменявшись поклонами, Свортек усмехнулся, рыскнув глазами в сторону девушки, чей силуэт уже почти растворился во мраке парка.
– Хороша, – заметил он. Шлюхи за его спиной, одетые в черную кожу, цепи и шипы, захихикали.
Рейнар нахмурился:
– Не совсем тебя понял, пан магистр.
– Не увлекайся, Рейн. Помни, у нас есть дела, – ответил Свортек уже без глумливой усмешки, подхватил шлюх и размашисто зашагал прочь.
Убедившись, что Свортек отошел далеко, Морра вернулась к Рейнару. К его неудовольствию, глаза ее сияли, как у девчонки, которую впервые взяли на ярмарку:
– Это он, это он? Кьенгар? Свортек?
– Ага.
– От него прямо исходит сила, – восторженно продолжала Морра, всматриваясь в черную спину. – Ты тоже ее чувствуешь?
– Я чувствую только вонь мадеммы и шлюх.
– Ах, Рейн, не будь таким занудой!
Но прекрасное настроение, с которым он вошел в парк, испарилось бесследно, как и само воспоминание. За этим последовали еще несколько счастливых ночей с Моррой – она звала его своим герцогом, затем своим королем. В эти моменты Рейнар ускорялся, не в силах больше сдерживать возбуждение, и одновременно сгорал от стыда.
А затем – свадьба. Рейнар, одетый в роскошный доспех, верхом на Такеше – еще смоляно-черном, молодом – вглядывается в толпу, пытаясь рассмотреть среди зевак любимое белое личико. Но на протяжении всего пути по Верхнему Хасгуту, пока цветы отскакивают от блестящего на солнце металла, пока уши разрываются от приветственных криков, Морры нигде не видно. Фубар, помогая ему спуститься с седла, шепчет: «Рейнар, ты здоров? Выглядишь паршиво, дружище», но тот раздраженно (наверное, в первый и последний раз) отталкивает Фубара, и ярость вскипает в нем.
В храме у алтаря уже стоит на месте жреца Редрих, и при виде Рейнара его крутые брови хмурятся в угрозе. Римрил и Лотто по правую руку встревоженно перешептываются, мать прячет лицо в ладонях, Свортек глумливо ухмыляется. Рейнар пытается взять себя в руки, но это удается ему только перед самым алтарем, когда Редрих приказывает поднять вуаль невесты. Широкое лицо Кришаны, обычно сведенное судорогой печали, расцветает, когда она смотрит на своего прекрасного мужа, наследника Митровиц с тех пор, как Римрил отказался от права наследования, чтобы стать паладином короля.
Никогда еще Рейнар не видел ее такой счастливой – и никогда, если не считать день смерти отца, не был так несчастен сам.
– Согласен ли ты, Рейнар, сын Хладра из рода герцогов Митровиц, взять в жены Кришану, дочь Иоханны и племянницу короля Бракадии Редриха Первого из рода панов Хасгута? – прогремел голос его величества.
И Рейнар ответил:
– Да.
Затем снова Морра, но уже совсем другая, холодная и чужая. Она больше не зовет его своим герцогом и уж тем более королем, не дает прикоснуться к себе и угрожает, что, если Рейнар сейчас же не покинет курильни, она донесет на него. Бедная Кришана, встречая со стороны мужа лишь холод, снова погружается в тоску, а это приводит в ярость Редриха. У него уже есть Зикмунд, единственный наследник престола, который не оправдал его надежд, – а все из-за того же недуга уныния, что преследует и позорит род панов Хасгута. А теперь Рейнар губит его единственную племянницу!
«Соберись!» – твердят ему все вокруг. Но он день за днем таскается в курильни, чтобы вымолить прощение Морры.
– Я не выбирал этого! – скулит он, стоя на коленях у ее ног. – Редрих не спрашивал о моих желаниях, он всегда все решал за меня. Я не люблю ее, ты же знаешь!
– Что мне твои слова…
– Скажи, что я могу сделать для тебя? Все, что угодно!
– Ну, кое-что ты сделать уже не смог.
– Все, что от меня зависит! Клянусь…
– Познакомь меня со Свортеком.
Слова ошарашили его, мольбы застряли в груди. Морра наконец удостоила его холодным, но прямым взглядом.
– Зачем?
– Я знаю кое-что о Дарах. Возможно, в Гильдии я буду ему полезна. Полезнее, чем в этом борделе для торчков.
– Но он всегда сам выбирает учеников. Я понятия не имею как…
– Доброй ночи, пан герцог.
Теперь Рейнар таскается за Свортеком: преследует его по всему Хасгуту, наведывается в Гильдию, якобы интересуясь ее делами, и даже вызывается сопровождать Свортека в путешествиях. Кьенгара все это забавляет, и когда Рейнар наконец открывает, зачем ходит за ним как пес, Свортек хохочет тем самым смехом, который заставляет дрожать поджилки даже у короля.
– Я-то думал, ты пришел за чем-то серьезным, – хрипит он сквозь хохот. – А ты всего-навсего хочешь пристроить любовницу!
– Ее бабка была знахаркой. Морра хорошо разбирается в травах…
– В травах, ха-ха-ха! Ладно, – легко соглашается он, вдоволь насмеявшись. – Если это поможет тебе взять себя в руки, тащи свою Морру сюда!
Воспоминания снова слились в вихрь быстро сменяющих друг друга картинок. Шарка вдруг ощутила, как вместо чужой боли и тревоги ее поглощает нечто новое. Насмешливая усталость – так она назвала бы это чувство, когда воспоминания Рейнара наконец сменились тем, ради чего она пришла: памятью Свортека.
Кьенгар, сидя прямо на полу, пытался найти в одном из шести томов то единственное место, что не давало ему покоя уже который день. Двери зала распахнулись, и из освещенного лампами коридора во мрак упал яркий луч света.
– Прикрой дверь! – каркнул Свортек и поднял глаза на гостей.
Рейнар вошел первым. Приосанившись и вздернув нос, словно на самой серьезной церемонии, щенок закрыл дверь и небрежно поклонился:
– Пан магистр, я привел Морру. Она талантлива и сведуща в делах Дара. Я посчитал, что ваше знакомство может быть полезно Гильдии.
– Ну, раз вы считаете, что это важно, пан герцог, – отозвался Свортек, с трудом давя в голосе насмешку, и гостья несмело вынырнула из-за спины Рейнара. Отвесив глубокий, медленный и, надо признать, полный изящества поклон, она застыла, уставившись в пол. Красивая. Неудивительно, что даже благоразумный Рейнар так беспросветно в нее втрескался.
– Я вас оставлю, – произнес молодой герцог и вышел из зала. В его отсутствие Морра робко сжалась, как служанка перед королем. Конечно, заговорить первой она не решилась.
– Рейнар сказал, что твоя бабка была целительницей, – нарушил Свортек молчание. – Поэтому ты считаешь, будто знаешь что-то о Дарах?
– Она давно погибла, пан магистр, но я помню истории, которые она рассказывала мне в детстве. Прибыв в Хасгут, я искала любого случая разузнать о Даре и Изнанке.
– Изнанке, хм… Ты и до нее дошла в своих поисках! Это впечатляет.
Морра снова поклонилась, но Свортек замахал рукой, приказывая ей выпрямиться. Ему было интересно взглянуть на нее поближе. Едва свет из окна упал на лицо девушки, осветив яркие голубые глаза, Свортек с неожиданным для себя трепетом обнаружил, что они точно такие же, как у…
– Тогда помоги мне. Вот твое первое задание. Раз уж ты так много знаешь, найди мне в этих книгах что-то о Дарах Мейдары, последнего кьенгара Бракадии до меня. Я хоть убей не могу вспомнить, где я о них читал.
«Не найдет, – думал он, пока Морра, по-прежнему робея, подбиралась на цыпочках к нему и книгам. – Интересно, доводилось ей когда-либо в жизни держать в руках такие сокровища?» Судя по тому, как быстро и без сомнения она пробежалась по названиям, читать она умела. Это уже неплохо, но недостаточно, чтобы…
– Так вот же! – радостно вскричала она спустя несколько минут, передавая ему раскрытую книгу.
Свортек недоуменно уставился на страницу, на поиски которой потратил несколько часов. Его долгое молчание заставило Морру нервно заерзать, пока он наконец не произнес:
– Кажется, герцог не ошибался на твой счет…
Теперь Морра ходила за ним вместо Рейнара, но ее компания была куда приятнее. Шарка не без любопытства ожидала увидеть сцены любви. Интересно, с Моррой он обращался так же, как с ней тогда в трактире? Но память Свортека оказалась избирательнее и искуснее, чем у Рейнара: он не показывал ничего из личной жизни. В его воспоминаниях Морра лишь задавала вопросы о Даре, помогала с книгами, помогала с Гильдией, приводила новых людей, достойных, по ее мнению, стать учениками кьенгара. Среди них был и Мархедор (Шарке потребовалось немало времени, чтобы узнать его, еще не обезображенного Даром.) В отношении Свортека к Морре не было болезненной страсти, что поглощала Рейнара. Скорее это была легкая нежность учителя к способной ученице и преданному последователю. Пока что…
Но Свортек не собирался долго задерживаться на Морре. Его внимание было приковано к делам поважнее, а именно к Яну Хроусту, который с новыми силами принялся свирепствовать на востоке Бракадии, заручившись поддержкой мятежных галласцев. Теперь кьенгар подолгу пропадал в походах, в которых его сопровождали и братья-герцоги из Митровиц.
– Как, говорите, зовут этого ублюдка? – Свортек, Рейнар и Лотто стояли над аккуратно связанными стражами. Несколькими часами ранее их ограбили Дети Хроуста, прихватив с собой ценный груз: две телеги с порохом, направлявшиеся из порта в столицу.
– Латерфольт, – отозвались несчастные, подтвердив его догадки.
– Этот узкоглазый никак не успокоится! – взвыл Лотто. Рейнар, погруженный в свои мысли, как всегда, в разговоре не участвовал, и Лотто приходилось возмущаться за двоих. – Как же он достал! В прошлом месяце разворошил казну Стрибра и раздал все долбаным нищим, которые наверняка уже поубивали друг друга ради этой подачки. Да еще и без единого трупа – понятно, почему народ так по нему течет. Теперь это! Нужно что-то с ним делать, да поскорее!
– Так делай, Лотто, раз ты такой умный, – раздраженно отозвался Свортек. – Тайная стража уже полгода за ним бегает, и все без толку. А народ тем временем слагает о нем песни и называет наследником Хроуста. Который тоже никак не сдохнет, чтоб его!
Усталось разлилась по всему телу: Свортек уже несколько месяцев мотался из города в город, но всего его могущества и ума не хватало, чтобы хотя бы схватить за хвост проклятого одноглазого старика. А теперь еще и этот неуловимый «герой», растаскивающий добро короля, как лис кур! Надо думать, он так хорош, что простой люд готов закрыть глаза на то, что он жалкий полукровка, отброс. Редрих тем временем делает ошибку за ошибкой в дипломатии с Аллурией, которая, видя слабость короны в борьбе с армией оборванцев и фанатиков, снова тянет к Бракадии жадные лапы. Войне с Хроустом не видно ни конца, ни края, а на горизонте уже маячит новая…
Воспоминание отскакивает обратно к Рейнару. Вновь появляется Морра, к которой он умудрился подобраться, пока Свортек охотился за Латерфольтом.
– Я же сделал все, как ты просила!
Его крик разнесся по всему замку. Он забыл, что стоит прямо в коридоре Гильдии и зеваки жадно пожирают его взглядами, чтобы потом пересказывать эту историю на каждом углу столицы. Морра, новая Морра, гордая, статная, холодная, магистр Гильдии, первая ученица Свортека, хватает его за руку и уводит прочь от любопытных глаз, но не для того, чтобы успокоить, а чтобы приподняться на цыпочки и прошептать на ухо: «Я никогда тебя не любила, и ты никогда не любил меня. А теперь пошел вон, или я расскажу Свортеку!»
Появились Римрил и Лотто. Наверное, только они и удержали Рейнара в его ярости от непоправимой ошибки, оттащили от Морры и выволокли во двор. В короткой потасовке Рейнар умудрился разбить Лотто губу, пока сильный Римрил не заломил ему руки.
– Опомнись, Рейн! – шептал Римрил. – Забудь о ней! Что скажет Редрих?
– Пусть говорит что хочет! Вы жалкие, покорные шавки! – орал он в мрачные лица братьев. – С такими, как вы, наш род превратился в пыль! Презираю вас!
Резкая боль пронзила тело Шарки.
Свортек лежал на спине в огромной королевской палатке. Белый, словно из него выкачали всю кровь, он прижимал руки к свежей, наскоро зашитой чудовищной ране, что пересекала весь торс от левой ключицы до паха. Редрих, не менее бледный, ходил перед ним из стороны в сторону; казалось, что короля с минуты на минуту вырвет прямо на пол. Герцоги и военные советники стояли чуть поодаль, тревожно переглядываясь, но не решаясь обронить ни слова.
С новым приступом боли кьенгар протяжно застонал, и похожие на пауков длиннопалые руки заскребли по телу, размазывая выступившую на швах кровь. Редрих упал перед ним на колени, схватил окровавленную руку и поднес к губам:
– Ты не можешь меня оставить, Свортек, брат мой! Не сейчас, когда проклятая Аллурия стучится в мои двери. Прошу тебя…
– Черт тебя дери, Редрих, – прорычал Свортек сквозь боль. – Как будто я сам хочу вот так вот сдохнуть в этом поле!
Последние слова он проорал королю в лицо, и тот отпрянул, кутая окровавленные руки в плащ. Редрих был жалок, как в тот день, когда Свортек впервые появился на поле боя, – хотя по сравнению с нынешним то была легкая прогулка под руку со старым приятелем Яном Хроустом.
Армада Аллурии захватила порт Отарак, а с ней крепость, в которой находился единственный шанс Свортека на спасение. Теперь Аллурия перегруппировывает силы, что прибывают с каждым новым кораблем, наступает все ближе к их военному лагерю, полному раненых и бесполезных…
– Беги, Редрих, – выдохнул Свортек. – Бери грифонов и улетай в Хасгут. Все кончено!
– Но ведь ты говорил, что, если мы сможем доставить тебя в Отарак к твоему артефакту, ты сможешь их отбросить!
– Что-то не вижу крепости…
Редрих снова склонился к нему, но уже без гримасы отчаяния:
– Нет, мы отобьем крепость. Послушай меня! Может, у них есть армия и двое кьенгаров, но у нас все еще девять грифонов и всадники. Они атакуют крепость сверху, ты проберешься внутрь через башню, ты ведь сможешь! А потом…
– Нет. Это самоубийство Я, может быть, и сумею добраться до своего артефакта, но грифоны и всадники…
– Разве есть иной выход?
Не сговариваясь, они бросили косые взгляды на герцогов Митровиц, которые в молчании ожидали решения короля и его правой руки.
– Они сделают все для королевства, – прошептал Редрих, и полубезумная улыбка растянула его губы. – Мы посадим тебя вместе с Римрилом, он самый сильный. А к остальным всадникам присоединятся наши лучшие воины. Девять грифонов, семнадцать самых могучих мужей Бракадии и кьенгар – разве этого не достаточно?
– Ты обещал, ты клялся Хладру, что присмотришь за его сыновьями, Редрих! А теперь готов бросить их в самое пекло?
– Я готов бросить кого угодно в пекло ради Бракадии.
Свортек долго смотрел на короля, превозмогая спазмы, сотрясающие его тело, – и с новым приступом согласился.
…Римрил и Свортек на сером грифоне приземлились последними. Остальные уже повергли в хаос стены и башни крепости Отарак. Рейнар и могучий Златопыт бились бок о бок, пока Такеш – грифон Рейнара – ударами крыльев и лап сбрасывал аллурийцев со стен. Лотто со своей знаменитой булавой в виде шипастого черепа и его оруженосец вгрызались в самую гущу ошарашенных врагов. Рыжий грифон Лотто, самый молодой, как и его всадник, пробивал огромным зубастым клювом латы, превращая несчастных в закованный в железо фарш. Другие грифоньи всадники и знаменитые рыцари королевства сеяли повсюду смерть, выкрикивая что было сил боевой клич: «Здар, Редрих! Здар, Бракадия!»
Свортек, обессиленный, хватающийся за последние обрывки сознания, соскользнул с седла, когда Римрил наконец расправился с его ремнями. Гарнизон аллурийцев был не так уж силен: основные силы они успели переправить к главным воротам порта, чтобы атаковать лагерь Редриха. Крепость – это все, что нужно было кьенгару. Там, внутри, хранилось его оружие, о котором он не рассказал ни единой живой душе, чтобы никто им не воспользовался. То был единственный шанс выйти отсюда живым. Свортек, прикрывающий руками рану, под защитой Римрила и его грифона медленно пробирался по стене вниз, ко двору, прочь со стен, где бушевала битва. Туда, откуда заветная дверь выведет его к городской темнице и новому Дару…
Серый грифон вздрогнул всем телом и зашипел: его горло пробил гарпун, выпущенный из баллисты на другой стене. Римрил издал страшный, полный боли вой, глядя, как его верный зверь падает со стены, харкая кровью. А в следующее мгновенье сам паладин Редриха рухнул следом за грифоном со стрелами, торчащими прямо из лица.
– Нет!
Рев Лотто заглушил шум битвы. Рейнар обернулся на голос брата, пока Златопыт, изрыгая проклятия, прикрывал его спину. Свортек отбивался теперь сам, посылая на аллурийцев крылатые тени, но чувствовал, как с каждой секундой силы покидают его, отдавая во власть чудовищной боли. Не менее трех грифонов и семи всадников уже отправились к праотцам. Кьенгары Аллурии, должно быть, были совсем рядом: торжествующие крики гарнизона возвестили об их появлении. Свортек попытался проскользнуть во двор, но тут Рейнар с бешено расширенными глазами кинулся к младшему брату, забыв о своей миссии…
Слишком поздно. Стена огня поглотила сразу трех грифоньих всадников и грифона целиком. Свортек вздрогнул от душераздирающего вопля Лотто, погибавшего самой мучительной из смертей в плавящихся доспехах. Кьенгар Аллурии отпустил руку, с удовлетворением глядя на груду раскаленных кусков металла и мяса.
Свортек успел лишь заметить, как Златопыт подхватил обезумевшего Рейнара и швырнул себе за спину, не давая броситься к аллурийскому кьенгару, нависшему над дымящимися останками Лотто. Под оглушительный клекот Такеша Свортек наконец добрался до заветной двери…
Шарка не поняла, что произошло потом. Какая-то старая женщина, протягивающая Свортеку кинжал, – последнее, что она увидела ясно. Затем – каша из черных монстров; полет, который она столько раз видела во сне; полная сумятица в голове, но острая, как оргазм, радость и желание бешено рассмеяться – вот что чувствовал Свортек. Его боль испарилась бесследно, он окреп, вырос и затмил собой все небо, раскинув над охваченной огнем крепостью огромные крылья. Лихорадочный бред длился целую вечность, и в нем смешались Тени, монстры, крылья, огонь, дымящиеся трупы, запах подпаленной кожи, вкус крови на клыках, блаженство, смех! А потом вновь появился Рейнар.
Герцог стоял на коленях перед тем, что осталось от Лотто, и плакал навзрыд. Свортеку – целому и невредимому – до него, впрочем, не было никакого дела. Окруженный трупами, он смотрел, как Редрих, не верящий своим ушам и глазам, подъезжает к крепости, и думал только о том, как бы не рассмеяться.
– Морра!
Это было новое воспоминание Рейнара, хотя Шарка не сразу узнала его в этом нервном оборванце, который едва стоял на ногах, настолько был пьян. Заросший, как нищий, одетый в тряпье, с глубокими тенями под воспаленными глазами, он шатался по коридорам замка, время от времени ревя во всю глотку:
– Морра! Я знаю, что ты здесь!
Взгляды и перешептывания не пугали и не стыдили его, и никто не осмеливался приблизиться, отрезвить его, вывести прочь. Римрил и Лотто мертвы – они больше не оттащат его от позора, как в тот последний раз, когда он плевался в них ядом.
– МОРРА! Мне просто нужно поговорить!
Рейнар остановился, завидев в другом конце коридора Свортека. Кьенгар, которого битва тоже не оставила прежним, презрительно смотрел, как герцог приближается к нему на ватных ногах, схватившись за рукоять меча.
– Заткнись! – прошипел Свортек, когда их разделяли лишь несколько локтей. – Тебе не о чем говорить с Моррой.
– Это не тебе решать, кьенгар. Я не видел ее четыре месяца. Пусти меня к ней…
Рейнар бросился к двери, из которой Свортек мгновением ранее выскочил, но на полпути застыл как вкопанный. Тени Свортека, его мрачные черные вороны, впились в его ноги и руки, повиснув на них мертвым грузом.
– Да чтоб ты сдох, Свортек! – закричал Рейнар, и один из демонов вцепился в его длинные волосы, заставив откинуть голову. Но герцога это не остановило. – Какое ты имеешь право? Ты ей никто! Никто! Дай мне просто увидеть ее!
Оглушительная пощечина, удар по ребрам – и Рейнар наконец перестал орать и обмяк в хватке птиц из мрака.
– Приведи себя в порядок. Возвращайся к Кришане. Морру ты не увид…
– Это ты будешь указывать мне, что делать? Из-за тебя погибли Лотто и Римрил! Ради тебя и твоего Ред…
Свортек резко опустился на пол рядом с Рейнаром и зажал ему рот ладонью:
– Если хочешь смерти, то лучше просто вскройся! А если хочешь мести, то возьми себя в руки и сделай то, что должен. Я даже готов тебе помочь. Но о Морре – забудь.
И Рейнар сделал то, что, по его мнению, должен был – но один, по собственному плану. Без Свортека, который, забрав у него все, вдруг решил поиграть в заботливого союзника, но с другим, не менее опасным, за которым он уже наблюдал из темного угла таверны в маленьком городке на окраине Бракадии, накуриваясь мадеммой, чтобы побороть желание вылететь отсюда пулей и забыть об этой безумной идее. То, как легко ему удалось устроить встречу, не могло не тревожить. Что, если это ловушка? В конце концов – сын Хроуста…
Шарка не сразу узнала его, героя мятежной Бракадии. Латерфольт, юный, шумный и чрезвычайно довольный собой, веселился в окружении друзей и восторженных девиц, еще не успев обзавестись бородой и длинной гривой. Рейнар все сомневался, хотя Латерфольт уже заметил его и указал ему на дальний зал таверны – пустой, отданный только ему и его гостю.
– Вот так-так, – болтал он, закрывая за собой дверь и осматривая Рейнара с головы до ног. – Кто бы мог подумать, что я встречу герцога Митровиц, да еще и с таким предложением! Если ты, конечно, не врешь и все это не ловушка ради моей головушки, хе-хе!
Кажется, егеря снедали те же сомнения, что и самого Рейнара, но он был безоружен, а во взгляде светился искренний интерес.
– Я предложил тебе встретиться подобно тому, как встречались наши отцы, – отозвался Рейнар. – Надеюсь, у тебя хватит чести не оскорблять память той встречи.
– Не тебе мне рассказывать про честь! – беззлобно вскинулся Латерфольт. – Я не головорез, в отличие от твоих дружков. Я сын Бракадии и пришел помочь своему народу освободиться! Я готов выслушать даже тебя, если это поможет остановить кровопролитие.
– А что на это скажет Хроуст?
– Когда я приду к нему с головой Редриха, он возражать не станет!
Напыщенность хинна веселила Рейнара, хотя внутри все замирало в ужасе, пока он пересказывал свой план – и кому? Латерфольту! Названному сыну Яна Хроуста, злейшего врага Бракадии! А хинн смотрел на него жадно, потрясенно, с детским обожанием. Но все же Латерфольт был не глуп и, стоило Рейнару умолкнуть, задал главный вопрос:
– Скажи, Рейнар из Митровиц, самый странный человек из всех, кого я встречал, – это все ради короны? Ты вправду хочешь стать королем, купаться в золоте и повелевать людишками, поэтому готов пойти на мир с нами?
– Корону можешь взять себе, если тебе есть до нее дело. Забирай сам или отдай Хроусту. Я устал от королей. Я…
Он запнулся, ужаснувшись тому, что собирался сказать. Казалось, дурман мадеммы развеялся, оставив его в кристальной трезвости. «Неужели, – думал он, – я, сын Хладра, действительно готов так поступить? После всего, что Редрих сделал для меня?»
После того, как здоровый как бык отец внезапно скончался, едва между ним и Редрихом возникло непонимание. После того, как Редрих женил Рейнара на своей полоумной племяннице. После того, как Римрилу пробила череп стрела, а Лотто сгорел в расплавленном доспехе. После того, как первый слуга короля украл у него Морру…
– Редрих отнял у меня все.
Улыбка сошла с лица Латерфольта. Он медленно и серьезно кивнул, и в его глазах заблестели слезы: неподдельные слезы человека, который знал, каково терять близких.
– Я верю тебе, Рейнар, – торжественно возвестил Сын Хроуста и протянул Рейнару руку через стол. – Обещаю, что ты можешь на меня рассчитывать.
– И я обещаю. – Он пожал протянутую руку, и голова снова стала тяжелой: мадемма вернулась и накрыла его с еще большей силой. – Обещаю, Лотто…
– Латерф, балбес ты обкуренный, – хихикнул хинн.
Но спустя несколько тайных встреч с егерем – чувствовалось, что показывать их подробно Рейнар не хочет, – в Хасгуте его настигла неожиданная новость. И принес ее лично Редрих:
– Молодец, Рейн, сын мой!
Король заключил его в объятия, чуть поморщившись, когда до носа долетел запах мадеммы от дублета. Но он пересилил себя и так обнимал герцога целую вечность, поглаживая по затылку, пока сам Рейнар боролся с желанием свернуть шею его величеству.
– Ты наконец сделал это! Кришана беременна!
Рейнар отступил от короля, ошарашенный. Да, месяц назад он действительно поддался желанию, впервые с битвы при Отараке. Укуренный до беспамятства, он представлял на простынях длинные черные локоны и шептал про себя совсем другое имя. Кончив, он оставил Кришану и отправился бродить по темным улицам Хасгута, где раньше прятались по темным углам они с Моррой.
– Наконец-то два наших рода вновь сольются воедино, дав крепкое потомство, которое возвеличит Бракадию! – продолжал Редрих, игнорируя его потрясение. – Конечно, мы пока не будем говорить об этом никому, Рейн, слышишь меня? Пусть плод окрепнет. Я не хочу слышать сплетни о слабости нашей крови от сплетников и предателей, если с ребенком что-то случится. Кришана, увы, не так крепка… Через пару месяцев мы во всеуслышание объявим, что она в тягости.
Он надвигался, пока Рейнар пятился.
– Мне жаль лишь, что Римрил и Лотто не увидят своего племянника. Видит бог, Рейн, я корю себя каждый день!
На глазах гордого короля действительно выступили крупные слезы и, сорвавшись с век, стекли в тронутую сединой бороду. Редрих, никогда ни перед кем не преклонявший колена, опустился на пол перед ним:
– Я вечный должник твоего рода…
Так план, согласно которому Рейнар должен был сообщить егерям о том, когда и как король поедет навещать гробницы предков и в котором он поклялся доверчивому Латерфольту, полетел ко всем чертям. Теперь сама эта мысль не вызывала у герцога ничего, кроме ледяной оторопи. В конце концов, решившись, он позвал Латерфольта на встречу перед самой ночью покушения.
Хинн нервничал, как лисица перед псом, чувствуя, что взгляд Рейнара изменился. Наконец, вооруженный с головы до ног, дрожащий от тревоги Латерфольт сорвался на крик:
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления