Онлайн чтение книги Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки
СКАЗКИ И МИФЫ ИТЕЛЬМЕНОВ

159. Легенда о Тылвале

(вариант А)

Когда-то жил на реке Кульки Тылвал. С ним вместе жила его сестра Рынгена. У Тылвала был лук из китового ребра. Ходил Тылвал за дровами, очень далеко ходил, до самой Столовой сопки. Нагрузится дровами, придет домой, бросит — вся земля задрожит. Вот как-то пошел он за дровами и вернулся домой. Видит: на его лежанке незнакомый человек лежит. Человек этот с севера пришел. Поздоровались они, сели, поели. Человек сказал:

— Ты, говорят, сильный, вот я и пришел, хочу твою силу испытать.

Тылвал сказал:

— Разве я сильный? Я вон какой маленький против тебя.

Человек сказал:

— Я издалека шел. Так что уж все равно, давай померимся силой.

Отдохнул Тылвал немного на своей лежанке. Потом сказал:

— Ну раз ты так хочешь меня испытать, подними меня одним мизинцем.

Взял человек Тылвала одним мизинцем — не смог с лежанки сдвинуть. Тылвал сказал:

— Теперь ты ложись, дай мне твой мизинец.

Взял он его за мизинец, дернул, поднял как перышко. Потом сказал:

— Бери свой лук, а я свой. Дай твой лук мне, я из твоего выстрелю, а ты из моего. Видишь — вон облако.

Взял Тылвал его лук, только стал натягивать — лук сломался. Взял тот человек его лук, натягивал, натягивал — согнуть не смог. Опять говорит человек:

— Будешь бороться?

Сестра сказала:

— Он издалека шел, попробуй с ним поборись.

Разделись, начали бороться. Обхватил тот человек Тылвала — не смог с места сдвинуть. А Тылвал взял того человека, поднял кверху, бросил о землю; все суставы у того выскочили.

— На, возьми себе, — сказал он сестре. Бросил его к ее ногам: — Сама о нем заботься.

На том и кончилась жизнь того человека.

160. Легенда о Тылвале

(вариант Б)

Жил Тылвал с сестрой. Жили они на Круглой сопке. Долго там жили. Тылвал, когда ждал врагов, сопку зимой водой поливал. В одном месте был у него подъем, там он врагов поджидал. Вот однажды пришел паланский коряк и закричал снизу:

— Кто здесь, на Круглой сопке живет?

Тылвал вышел и сказал:

— Я, Тылвал.

— А я из Паланы пришел, бороться с тобой пришел. Когда будем бороться?

— Бороться будем так: сначала посмотрим, кто первый за дровами на Тальнишную речку сходит. Ну, побежали.

Бегут. Тылвал медленно бежит, а коряк бежит что есть духу. Еще и до Тальнишных хребтов не добежал, а уж из сил выбился, лег. Обогнал его Тылвал, вязанку дров связал, на обратном пути сказал:

— Что, устал? Ну давай, возьму тебя на закорки. Будешь знать, кто я такой. До сопки тебя донесу, дрова сброшу, накормлю тебя, а завтра снова состязаться будем: на медведя пойдем, голыми руками его брать будем.

Проснулись назавтра. Кто первый, пойдет, медведя поймает и руками его убьет? Коряк сказал:

— Я пойду.

Тылвал сказал:

— Только быстро, чтобы тут, дома, пообедать.

Ходил, ходил коряк, ничего не нашел. Пока коряк ходил, Тылвал трех медведей принес. Одного убивать не стал: схватил за заднюю ногу, бросил на спину. Ударился медведь о землю — оглушило его. Пришел коряк. Тылвал сказал:

— Почему обедать не приходил? Я поел уже, трех медведей принес, а ты что добыл?

— Не смог я медведя найти.

— Ладно. Ну а коли ты такой силач — видишь, вон лежит медведь. Это я его оглушил. Как он опамятуется — хватай его за левую заднюю ногу и брось через спину, чтоб больше не встал.

Опамятовался медведь, коряк сразу кинулся на него, да растерялся, не за ногу схватил, а за уши и стал с медведем бороться. Подбежал Тылвал, схватил медведюшку за заднюю ногу, бросил его через спину: медведя убил, а коряк далеко в другую сторону отлетел — хорошо, что на мягкое упал. Сказал коряк:

— Да ты и вправду силен.

А сестра Тылвала подумала: «Хорошо бы мне выйти за коряка замуж», — и сказала ему:

— Ночуй три дня в Щеках, что на реке Тигиль. А я пошлю брата за дровами, сама его лук найду, ремешок тетивы надрежу. Он как натянет лук, тетива у него и лопнет. А ты не теряйся, сразу стреляй в него из самострела и победишь его.

Коряк сказал:

— Ну, Тылвал, ты меня победил. На будущий год я снова приду, только уж бороться будем на корякский лад, раздевшись.

И как будто бы уехал, а сам в Щеках три ночи ночевал. На четвертую пришел к Круглой сопке. Там его девушка ждет и уже тетиву надрезала. Нарочно закричала сестра:

— Враг поднимается!

Натянул Тылвал лук, а тетива-то и лопнула. Поднялся коряк на сопку и сказал:

— Ну, теперь я его прикончу, — и выстрелил в него из самострела.

Вошла стрела сверху в правую лопатку. Упал Тылвал, стал нарочно в судорогах биться, а коряк схватил его сестру, давай ее целовать. Вытащил Тылвал стрелу, схватил коряка, ударил в лоб. Хоть и не хотел его убивать, да уж такие сильные руки — сразу убил. Связал он сестру и сказал:

— Завтра утром смерти тебя предам.

Проснулся утром Тылвал и говорит:

— Сейчас пойду хоть на Ближний хребет сбегаю, хоть на Острый, двух диких оленей поймаю.

Сбегал, поймал оленей. Спустил сестру с сопки, одного оленя к левой ноге сестры привязал, другого — к правой. Подтолкнул оленей в разные стороны, побежали олени и разорвали сестру пополам. Сказал Тылвал:

— Это, сестрица, тебе наказание за то, что ты меня хотела убить. Пусть теперь волочат тебя олени, а я пойду сварю себе доброго мяса, которое для тебя запасал. Я думал, ты по-хорошему поступишь со мной, своим братом, посоветуешься. Вот сказала бы: «Я, братец, замуж хочу». Я уж бы тебе не отказал. А теперь пусть хоть волки тебя съедят, пусть сороки склюют или вороны с воронятами. Сильно я на тебя сердит. Теперь я буду один жить, чтобы никто моей тетивы больше не надрезал.

161. Легенда о Тылвале

(вариант В)

Выше Тигиля по реке верст на двенадцать-пятнадцать жил Тылвал — ительмен. Была у него сестра-красавица. Сам он, что ли, с ней жил, только не хотел ее никому отдавать. А она все-таки схитрила и слюбилась с коряком — нехристем с северной стороны, будто из Воямполки. Красавица — сестра Тылвала — всегда ходила гулять около сопки, на которой жила с братом, и пела песни, и коряк слушал ее. Поэтому и березняк против сопки за рекой называется «Песельным». Уговаривалась красавица убежать с нехристем, а брат узнал, приготовил лук, будто сделанный из китового ребра, с каменными стрелами отравленными, и стал ждать: хотел как следует нехристей встретить, чтобы больше не приходили. Ждал, ждал и уснул. А сестра только того и ждала: отломила она у всех стрел наконечники, а сама спустилась с горы и убежала в лес. Там ее уже поджидали нехристи коряки на оленях; живо усадили ее в санки и помчались к северу. Брат проснулся — сестры нет. Догадался и побежал вдогонку за обидчиками. Скоро догнал, перебил всех коряков, а сестру привязал за ноги к двум диким оленям и пустил их в разные стороны. Те помчали и разорвали красавицу сестру пополам.

Сопку, на которой жил, Тылвал за измену сестры назвал «Изменной». Только и осталось от красавицы сестры что название «Изменная сопка» да «Песельный березняк». А куда Тылвал девался — не знаем.

162. Легенда о Тылвале

(вариант Г)

Давно-давно это было — дедушка мой тогда еще жил. Наверное не помню, до потопа или после потопа было, только жил на Камчатке Тылвал. (Дедушка мой хранил еще жирник— лампу каменную, которую Тылвал ему подарил, да Ахтамоша, мой сынок, куда-то выбросил ее.)

Росту Тылвал был большого; ноги длинные, шагал он по пятьдесят верст в один шаг. Жил он на Изменной сопке; оттуда ему один шаг до Тигиля, еще один — до Маяка. Горсть у Тылвала вот какая большая была: принесут ему ягоды — дань с целого селения Воямполки, — велит он их высыпать себе в ладошку, и все ягоды только на самом донышке соберутся. Видел он все насквозь, слышал все кругом за сто верст, и все его боялись и слушались.

На Камчатке тогда жили не русские православные, а нехристи коряки. Вот и решили коряки, которые под Воямполкой жили, украсть у Тылвала сестру и взять ее себе в жены. Снарядили они санки и на оленях отправились к Изменной сопке. Прослышал об этом Тылвал, вынул лук с каменными стрелами, решил перебить коряков и отнять сестру. Долго он сидел, ждал на вершине сопки, устал и уснул. Тем временем коряки к сопке подъехали, а красавица — сестра Тылвала переломала каменные стрелы, полила гору водой (вот с тех пор и течет речка Изменная!), чтобы легче спускаться было, села в корыто, спустилась с горы к корякам и уехала с ними.

Проснулся Тылвал, не нашел сестры, смекнул, в чем дело, и пустился вдогонку. Всех коряков перебил, а сестру-красавицу за измену и за любовника привязал одной ногой к одному оленю, другой — к другому. Гикнул на оленей, понеслись те в разные стороны и разорвали ее пополам. Сопку, на которой жил, Тылвал назвал «Изменной» за измену сестры.

Жилище Тылвала и сейчас можно увидеть на реке Изменной около Тигиля. А другие говорят, что он жил на реке Кульки, немного в сторону от Тигиля.

163. Месть Тылвала

Жил-был Тылвал на Изменной сопке. Оттуда всюду ходил. Однажды встретил он двух сильных людей, которые искали его. Спрашивают они:

— Ты кто есть?

— Я— Тылвал седанкинский!

Посмотрели они на него и сказали:

— Думали, правда, очень большой человек. Напрасно в такую даль шли!

— Раз пришли, пойдемте ко мне домой, в мое селение!

Согласились пришельцы, пошли втроем. Уже темнеть стало, остановились на ночевку. Тылвал сказал:

— Вы дрова приготовьте, а я на ужин поесть чего-нибудь добуду!

Пошел, сразу оленя пригнал, очень большого и жирного. Сказал им:

— Поймайте оленя, тогда и поедим!

Вскочили, погнались за оленем. Не смогли поймать, устали и спрашивают:

— Аркан есть?

— А зачем вам аркан?

— Не можем мы без аркана поймать. Только арканом умеем.

Вскочил тут Тылвал, схватил оленя за задние ноги, стукнул об землю и будто разрезал, так что две половины получилось.

Те поели, сказали:

— Ну, мы вернемся, не пойдем к тебе!

Очень сильно испугались.

— Нет уж, раз меня искали, идемте ко мне домой!

— А близко твой дом?

— Сегодня дойдем!

И велел им бежать. Сначала они очень быстро бежали, даже пятки о затылок ударялись. Темно стало, спросили:

— Наверное, еще ночь переночуем?

Говорит Тылвал:

— Зачем ночевать? Совсем мой домишко близко.

Схватил их за косы и побежал. Бежит, их за собой тащит. Немного протащил: одного кровью затошнило, он и умер, а другого все-таки притащил в селение, но и он очень скоро дух испустил.

Были у Тылвала мать, отец и сестра. А у сестры был жених. Она ведь часто по лесу бродила и повстречала его там.

Пришел Тылвал домой, увидел сестриного жениха Взял лук и хотел в него выстрелить. А сестра еще раньше у лука тетиву надрезала. Натянул он тетиву, а она и лопнула. Догадался Тылвал, что это сестра тетиву надрезала, очень сильно рассердился, чуть не убил сестру.

Вошел в дом, отца с матерью убил. Нож себе в бок воткнул, кровью измазался, притих, как будто мертвый лежит.

Тут жених вошел, поленом Тылвала по голове ударил. Тылвал даже и не шевельнулся. Сразу жених и сестра выскочили из дому и поехали в женихово селение.

Тылвал встал как ни в чем не бывало, отправился за ними вслед. Увидели его коряк с сестрой, испугались, сели на нарту и помчались. Тылвал по нарте выстрелил, от нарты только щепки остались.

Подошел Тылвал к ним, зятя сразу убил. Когда зятя убивал, сказал:

— Если бы по-хорошему пришел свататься, по-хорошему и жили бы. А ты по-плохому, вот и погибай!

Сестре сказал:

— А ты на оленях хотела уехать, ну и поезжай на оленях!

Заставил ее двух оленей поймать и запрячь. Когда поймала сестра оленей и запрягла, привязал он ее к оленям и пустил оленей в разные стороны. Так и убил сестру.

164. Тылвал и Немал-Человек

Кто говорит, что Тылвал был большого роста, а больше слышно, что он небольшой был, но очень плотный и сильный. К нему приходило много народу бороться, но он всегда выходил победителем. За дровами Тылвал ходил на Амбон к Маяку — за пятьдесят верст от реки Кульки; да не только дров принесет, а еще и барана добудет и вместе с дровами домой принесет. Видел он очень далеко — как орел, а то и лучше; слышал очень хорошо.

Слух о Тылвале быстро разлетелся по всей Камчатке. Дошел и до Немал-Человека, который жил за хребтами на северо-восточной стороне. Волосы у него были черные, и заплетал он их в две косы. Немал-Человек был настоящий великан: как услышал о Тылвале — не стерпел и пошел на юго-запад бороться с ним. Взял он с собой только лук из китового ребра да каменные стрелы и перевалил через хребет на западную сторону. Приходит он в Воямполку и спрашивает:

— Где тут ваш силач Тылвал живет?

А воямпольские и говорят:

— Слышали мы про Тылвала, да не знаем, где он живет. Иди в Тигиль — там знают!

Приходит Немал-Человек в Тигиль и спрашивает:

— Где тут Тылвал живет? Слышал я, что его никто победить не может, так я хочу побороться с ним!

— Иди на реку Кульки, там его жилище находится, — говорят ему.

— А что, он очень большой? — выспрашивает Немал-Человек.

— Нет, он совсем небольшой, только сильный, правда.

И пошел Немал-Человек к Тылвалу, а сам про себя ухмыляется: думает — как он победит маленького Тылвала. Вот идет он тундрой, подходит к реке Кульки и видит: юрта стоит, из земли и камней сделана, большая-большая. Вынул Немал-Человек лук из китового ребра, приготовил стрелы каменные, подошел к юрте и спрашивает:

— Кто жив человек есть?

— Есть, — ответил ему из юрты женский голос. — Входи, кто там добрый человек пришел!

Вошел Немал-Человек в юрту и видит: женщина в темноте торбаза шьет, а маленький парнишка или девчонка на полу играет.

— Кто вы такие? — спросил великан.

— Я вот — жена Тылвала, а это дитя его, — ответила женщина и стала готовить обед для Тылвала.

Стал великан расспрашивать про Тылвала — большой ли он, сердитый ли, и, когда узнал, что небольшой и не сердитый, подумал про себя: «Даже стыдно, пожалуй, и бороться-то будет. Напрасно шел…»

— А где он сейчас? — спросил он.

— Да за дровами на Амбон пошел, — ответила жена Тылвала.

После этих слов Немал-Человек присмирел, чувствует, что сила-то есть у Тылвала, — не напрасно говорили: ведь Амбон-то за пятьдесят верст от дома Тылвала находится. Сидит Немал-Человек и ждет хозяина, а хозяйка по дому суетится, обед готовит; мясо да рыбу варит. Вдруг раздался страшный треск и грохот: будто близко-близко гром гремит.

— Что это гремит? — спросил великан.

— Да это Тылвал вернулся, дров принес, на землю бросил, — спокойно ответила жена.

Взглянул великан в щелку, видит — целая гора дров рассыпана и еще туша барана на плечах у Тылвала, а сам он невелик ростом. Совсем присмирел великан и ждет, когда хозяин войдет в юрту. Сам лук и стрелы за спину прячет.

Вошел Тылвал, увидал гостя, поздоровался, ничего не спросил, зачем тот пришел, — он уж это знал. Хотел Немал-Человек сразу же сказать, зачем пришел, да поостерегся: дай, думает, посмотрю, что дальше будет.

— Ну-ка, покорми нас! — сказал Тылвал жене.

Та подала им на стол жареное мясо дикого оленя. Стали есть молча. Обглодал Тылвал самую длинную кость от ноги оленя, подает ее великану и говорит:

— Не буду с тобой бороться, если эту кость не сомнешь!

Взглянул великан изумленно, подумал — не шутит ли хозяин. Видит — нет. Взял кость в руки, попробовал смять и говорит:

— Нет такого человека на свете, чтобы смять такую кость!

Тогда Тылвал взял кость в левую руку, сжал ее в кулаке, смял и говорит:

— Смотри!

И посыпались из его горсти на земляной пол мелкие кусочки да как мука белый порошок. Понял Немал-Человек, что не справиться ему с Тылвалом. Прячет лук и стрелы за спину, чтобы не видно было, хочет уйти из юрты, да боится. «Как пойду вон из юрты, — думает, — так и убьет меня Тылвал».

Как ни долго сидел Немал-Человек в юрте, а выходить-то нужно!

Вот поднялись все и пошли к выходу. В темноте-то в двери переломили Немал-Человеку левую ногу и правую руку. А когда вышли совсем во двор, взял Тылвал его за здоровую правую ногу, приподнял выше головы, закинул за спину да как хлопнет об землю! Только хрустнул великан. Переломились у Немал-Человека все ребра и все кости, и умер он на том месте.

165. Кутх

Когда-то жил Кутх с женой. Однажды пошел Кутх за рыбой к морю. Взял удочки. Пришел к озеру, сразу начал удить. Много наудил. Маленьких рыбок выбрасывал, а больших себе выбирал. Запряг крупных рыб и поехал домой.

Дома жена много толкуши приготовила, чтобы рыб кормить. Кутх, как поехал домой, обещал рыбам, что на каждой остановке будет скармливать им по пластине юколы.

Положил Кутх в нарту толкушу и поехал. Очень быстро ехал. Приехал в березняк. Собаки-рыбы остановились и сразу запросили:

— Ну-ка, корми нас!

Кутх сказал:

— Еще немного повезите!

Собаки-рыбы опять понеслись очень быстро. Кутх даже засмеялся. Притащили его в низину, опять остановились и сказали:

— Ну, Кутх, корми нас!

Кутх опять сказал:

— Еще немножко повезите!

Рассердились тут собаки-рыбы, рванулись прямо к озеру. Испугался Кутх, начал кричать:

— Горбуши, горбуши, горбуши, остановитесь! Дам вам толкуши!

А рыбы, как безухие, все тащили. Хотел Кутх соскочить, да зацепился ногой за нарту.

Принеслись рыбы к озеру и прыгнули в воду. Кутх и утонул.

166. Как Кутх лису напугал

Жила-была лиса. Очень ей хотелось замуж выйти. Вот однажды бежит она по берегу и вдруг видит — евала209Евала (ительм.) — рыба, отметавшая икру. лежит, вся уже червивая. Взяла лиса евалу, как ребенка, уселась на берегу, убаюкивает ее, сама червей с нее ест:

— Ой, как ребенок обовшивел!

Вдруг видит: по реке гагары плывут. Сказала одна гагара:

— Какакре, какакре, смотри, какая бабенка сидит!

Лиса говорит:

— Это я, твоя жена! Возьми меня с собой, вместе поплывем!

Маленькая гагарка отвечает:

— Я не отец твоему ребенку, его отец сзади плывет!

Уплыли. Снова лиса сидит на берегу, евалу укачивает, червей поедает.

— Сильно ребенок обовшивел!

Видит: чайки плывут на плотике. Сказала чайка:

— Кейя, кейя, кейя, что там за бабенка сидит?

— Это я, твоя жена, — говорит лиса. — Возьми меня!

— Ну, иди, садись, раз жена!

Обрадовалась лиса, уселась на плотике. Евале говорит:

— Вот твой отец!

А чайки между собой говорят:

— Кейя, кейя, кейя, давайте вон на том глубоком месте утопим плотик, а сами улетим.

— Что вы сказали? — спрашивает лиса.

— Мы говорим: осторожно плывите, красивую бабенку не утопите, да еще и племянничек тут.

Обрадовалась лисица:

— Наверное, ты и вправду мой муж?

Вот уже на глубокое место вышли. Лиса все вшей ищет на своем ребенке, ничего не замечает. Вдруг чайки взлетели, и плотик стало водой заливать. Чуть не утонула лиса. Евалу бросила, насилу на берег выбралась, уселась на отмели.

— Ну-ка, кухляночку посушу и глазки тоже.

Сняла она шкурку, глазки вынула. Глазки в кустах положила, а шкурку на дерево повесила. Сама тут же улеглась.

— Отдохнуть, что ли.

И заснула. Вдруг Кутх идет по берегу. Наткнулся он на лису, смешно ему стало:

— Ишь, голая лежит! Сейчас я тебя напугаю.

Пошел он к реке, набрал воды в рот, и снова смешно ему стало — вся вода изо рта вылилась.

— Все равно напугаю!

Снова пошел к реке, воды набрал и рот рукой закрыл:

— Сейчас я тебя напугаю!

Подошел Кутх к лисе, и снова смешно ему сделалось. Зажал он рот рукой — вода вся через ноздри вышла. Опять пошел к реке:

— Ведь все равно напугаю, вот только смех свой к Мити отправлю.

Сидит Мити, шьет, и вдруг такой на нее смех нашел, даже живот схватило:

— Что это со мной? Наверное, Кутх что-нибудь выделывает.

А Кутх снова набрал воды в рот:

— Ну, теперь-то я тебя напугаю!

Лиса лежит голая, спит. Брызнул Кутх водой на спящую. Сильно испугалась лиса, вскочила, побежала, на все натыкается сослепу. Кутх со смеху помирает. Вдруг лису окликнул кто-то:

— Ты чего это ходишь голая?

— Кутх меня напугал, — говорит лиса. — А кто тут?

— Это мы, голубички, сами себя собираем.

— Дайте мне две голубичинки.

Дали ей, вставила их вместо глаз. Все кругом синее стало. Вдруг подальше бруснички сами себя собирают:

— Лиса, ты чего это так ходишь?

— Кутх напугал. Дайте две брусничники.

Выбросила лиса голубичинки, брусничники вставила. Все теперь красное стало. Дальше пошла. Шикши сами себя собирают. Спросили шикши лису, что это с ней. Сказала лиса:

— Кутх меня напугал, глазки я потеряла, кухляночку потеряла. Дайте мне две шикши, чтобы глазки сделать.

Дали ей, она брусничники выбросила, шикши вставила. Нашла то место, где оставила глазки и кухляночку. Смотрит— у нее вся шкурка засохла, покоробилась. Лиса замочила ее в лужице. А тело ее все болит, исцарапалось по кустам.

Пришел Кутх домой, все смеется:

— Мити, послушай!

А Мити сердится. Кутх говорит:

— Чего ты, Мити, сердишься? Послушай, что я тебе смешное расскажу. Напугал я лису, вся голая побежала, даже глаза не вставила.

Мити говорит:

— Эх ты, Кутх, Кутх. Никогда-то от тебя ничего путного не услышишь! Только бы тебе озорничать, а хорошего ничего не делаешь. Стыдно мне вместе с тобой жить.

— Ай, Мити, зато лиса голая бегала, вот было смеху-то! Ну уж не сердись. Как снег выпадет, залезет она в свою нору, вот тогда я ее тебе принесу на воротник.

167. Как Кутх сделал работящей свою жену Мити

Жили Кутх с Мити. Мити очень ленивая была, а Кутх — очень работящий. Кутх постоянно на охоту ходил и обязательно кого-нибудь убьет: то уток, то оленя, то медведя. Очень много рыбы ловил, нерп тоже добывал. Домой придет, попросит поесть. А Мити все одной юколой кормит, никогда ничего не сварит. Только спит.

Вот однажды пришел Кутх с охоты, а Мити опять его юколой кормит. Кутх говорит:

— Я сегодня не буду есть. Очень заболел. Живот очень сильно болит. Сейчас умру.

Мити заплакала:

— Как же я без тебя буду жить?

А Кутх отвечает:

— Скажу, как жить: когда умру, могилу для меня не глубокую вырой. В могилу побольше травы положи, а землей не засыпай, только кедрачом прикрой. И каждый день мне толкушу, кирилку210Кирилка (мести рус.) — традиционное блюдо ительменской кухни. Готовится из отварных мозгов (или рыбы, или, в последнее время, картофеля), шикши (см.) в свежем виде и топленого нерпичьего жира., сарану211Сарана (местн. рус.) — клубни красной лилии. В старину употреблялись жителями Камчатки в пищу. Клубни ели сырыми, а из сушеных клубней делали муку. приноси; котлеты делай с сараной и кимчигой212Кимчига — съедобный корень.; чагой запасись, чай заваривай. Все это на могилу приноси. Все поставишь и сама уходи. Назад не оглядывайся, иначе тоже умрешь!

И вот Мити рано встанет, в лес пойдет, много сараны и кимчиги накопает, всякой ягоды соберет. Домой вернется — котлеты приготовит, толкушу и кирилку сделает, чайник вскипятит, чай заварит и отнесет все это Кутху. Кутх все это съедал и очень поправился. А Мити с раннего утра до позднего вечера варит да в лес ходит. Наконец Кутх видит: Мити очень работящей стала. Сразу и встал. Переправился через реку, где их дом, вышел и закричал:

— Мити! Перевези!

А Мити вышла к реке и видит: очень толстый человек стоит. Не узнала сперва. Голос Кутха, только Кутх-то очень худой был. А Кутх и говорит:

— Не узнаешь меня? Я — Кутх!

Очень обрадовалась Мити. Эмэмкута позвала, чтобы Кутха перевезти через реку. Спросила Кутха:

— Как это ты ожил?

— Да бог сказал: «Твоя жена очень работящая стала, я и решил тебя оживить. Пойди и живи с ней!»

Отсюда все и началось: Мити все время варила, в лес ходила и очень работящей стала.

168. Ложная смерть Кутха

Жил-был Кутх с женой Мити. Были у него дети: Эмэмкут и Синаневт. Эмэмкут отдельно жил. Отца плохо кормил. Кутх подумал и сказал жене:

— Мити, близок уже мой час. Завтра я помру, ты приготовь меня, попроси у Эмэмкута пук с жиром и мяса. Ты, Мити, всего положи в яму: кипрея, кузовок шикши, ступку, пест, сито, светильник, воды, дров и огня.

Стала Мити Кутха снаряжать. Сказала:

— Ты, Кутх, все врешь, не умрешь ты!

— Нет, правда, Мити, умру!

Вот Мити наварила мяса, толкушу сделала, приготовила еды, отпраздновала Кутхову смерть. Кутх славно наелся. Потом сразу умылся, сел. Смотрит вся семья на него. Вдруг закатились у Кутха глаза. Упал тут же Кутх и умер. Испугались домашние. Эмэмкут выкопал большую яму, сверху прикрыл. Поволокли Кутха из дому в яму. Во дворе Кутх не выдержал, засмеялся. Синаневт увидела и сказала:

— Глядите, Кутх смеется!

Мити сказала ей:

— Хватит тебе врать! Когда это мертвый смеялся?

Засунули Кутха в яму. Всю пищу и яму сверху травой прикрыли, дырку сделали. Стемнело. Засветил Кутх жирник, развел огонь. Стал толкушу сбивать. Вышла Синаневт, увидела в яме у Кутха огонь, услышала стук песта в ступе. Сразу вернулась, сказала:

— Мити, у Кутха в яме огонь горит, там стучат, будто толкушу делают.

Мити сказала:

— Ну вот, пошла врать! Как это мертвый будет делать толкушу, глупая?

Стал Кутх в яме жить. Хорошо ел. По ночам пищу варил, толкушу делал. Все запасы съел. Тогда вышел из ямы, пошел в дом. Вошел. Домашние испугались. Дети сразу убежали. Кутх сказал:

— Не бойтесь, я вернулся, не приняли меня на том свете. Мити, позови детей!

Мити позвала всех детей. Пришли. Кутх рассказал:

— Эмэмкут, бог велел тебе хорошенько меня кормить, заботиться обо мне, жить вместе со мной.

Стал Эмэмкут об отце хорошо заботиться, кормить его. Зажил Кутх, ни в чем не нуждаясь.

169. Как Кутх умирал

Ну вот, живет Мити. Ничего не хочет делать, ничто ей не мило. Ушла в свои думы, ничего Кутху не варит. Кутх все по лесу шляется, придет — ничего не сварено. Дает ему Мити одну юколу жесткую-прежесткую. Поест немножко, голодный спать ложится. Утром снова уходит куда-то. Приходит — опять на столе юкола прокисшая, источенная червями. Поест Кутх чуть-чуть, ляжет и все думает: «Что же это с Мити? Как бы мне сделать, чтобы все по-прежнему стало?»

Вот ушел он в лес и придумал: «Скажу-ка я Мити, будто бы бог с неба спустился, хочет меня забрать».

Пришел домой. Мити опять ему юколу дает.

— Мити! Послушай, что я тебе теперь скажу.

— Чего тебе? Ну, говори.

— Сегодня бог с неба спустился, прямо там, где я стоял. Спустился и говорит мне: «Я хочу тебя взять, Кутх, душу твою хочу взять. Пусть тебя в яму положат. Только ты Мити скажи, чтобы мне пищу хорошую делала, да туда к тебе приносила». Видишь, Мити, я сейчас помру. Положи меня в яму, но не засыпай. А еще, Мити, помни, что пищу надо в одно время носить — как сядет солнце, так сразу и неси. Днем бог приходить не будет. Ну, я сейчас помру.

Упал Кутх да и умер. Засуетилась Мити, стала Кутха хоронить. Положила его в яму, но не засыпала. Лежит Кутх в яме. Мити туда же пищу положила, сама ушла. Кутх сказал:

— Ну-ка, посмотрю, далеко ли Мити ушла.

Посмотрел — Мити уже не видно. Кутх сразу сел, начал есть, хорошо наелся.

— Ну-ка, пойду погуляю.

Вот солнце село — Кутх быстро пришел, в яме растянулся. А Мити кушанье несет: бог-то, наверное, есть хочет. Поставила она пищу, села, заплакала. Поплакала, потом сказала:

— Бог-то все кушанья съел. Завтра еще лучше сварю, лишь бы Кутха на том свете не жгли, не мучали. Душа-то его у бога находится.

А Кутх слушает, что Мити говорит. Собрала она грязную посуду:

— Хорошо ее вымою, завтра богу еще кушанья принесу.

Пошла Мити, сама плачет, даже рыдать начала. Как только Мити скрылась, Кутх сразу вылез, начал есть. Все съел, отлично наелся. Сам пошел на всю ночь да на полдня, шляться. Вот солнце стало садиться — Кутх быстро пришел, в яме вытянулся. Мити пришла, снова принялась плакать:

— О-ой, Кутх, Кутх! Если б ты сейчас ожил, я бы опять стала веселая, все-все для тебя бы делала.

А Кутху только того и надо было.

Пошла Мити домой. Кутх из ямы вылез, как следует наелся, сказал:

— Ну, теперь пойду к Мити, как будто бог меня не принял. Как будто бог сказал: «Твоя Мити сильно плачет, больше так не живите» — и душу мне отдал. Так я ей и скажу.

Вот пошел Кутх домой. Смотрит Мити: «Как будто бы мой Кутх идет!» Не узнала она его, а Кутх, разжиревший, идет прямо к ней. Узнала его Мити, сильно обрадовалась:

— Ой, откуда же ты, Кутх, пришел ко мне?

— Да бог меня не принял, видит, ты очень сильно скучаешь. Сразу душу мне отдал и послал меня: иди, говорит, домой, живите, как раньше жили, по-хорошему.

170. Кутх и Мити

Однажды Кутх сказал Мити:

— Мити! Давай-ка пойдем за орехами. Вон в том лесочке я видел много орехов.

Собрались они быстро и пошли за орехами. Вот пришли, стали орехи собирать.

Кутх был очень трусливый. Договорился с Мити, чтобы обязательно перекликаться. Собирают они орехи и перекликаются так: «Кутыхе! Митыхе! Яхаха-яхаха!»

Очень много орехов, долго собирали. Надоело Мити кричать, все тише и тише кричит, а потом и совсем замолчала. А Кутх все кричит:

— Митыхе! Яхаха-яхаха! Где же ты?

Очень сильно испугался Кутх. Что же он будет делать? Подумал: «А вдруг Мити медведи съели!»

Вдруг Мити вскрикнула:

— Чего это ты, Кутх, кричишь?

Испугался Кутх, вороном обернулся и полетел в лес. Уселся на чей-то балаганчик и начал по-вороньи кричать.

171. Как Кутх и Мити за орехами ходили

Жили Кутх и Мити. Однажды Кутх сказал:

— Пойдем за орехами!

Собрались и пошли. Начали собирать орехи. Кутх и предложил:

— Давай, Мити, громко перекликаться, а то медведи ходят. Ты меня окликай, а я — тебя.

Собирают орехи и кричат. Мити кричит: «Кукэвэ!», а Кутх: «Мити! Митивэ!»

Собирают орехи и все время перекликаются. Надоело Мити кричать, она замолчала. А Кутх подумал: «Наверное, Мити медведь съел». Испугался, стало ему жалко Мити.

А Мити подумала: «Сейчас Кутха напугаю». Подползла к Кутху и крикнула:

— Я-ха-ха-ха, Кутха!

Очень сильно испугался Кутх, сразу вороном обернулся и полетел. А Мити осталась одна.

Летел Кутх, летел, видит — балаган и травяной дом. В этом доме жили две девушки, сестры, очень красивые, мастерицы шить и работать.

Вышла старшая сестра, чтобы высыпать сор. Увидел ее ворон. Высыпала девушка сор, Кутх подлетел к ней. Сестра и подумала: «Наверное, это Кутх дразнится». Кинула в него мусором и пошла домой. Младшей сестре сказала:

— Сходи в балаган, принеси пополдничать!

Пошла девушка, поднялась на балаган, и ворон сразу туда полетел и сел. Увидела девушка ворона, сказала:

— Откуда этот воронишка взялся? Сколько здесь с сестрой живу, никогда никого не видела. Только лес.

Обрадовалась девушка, накормила ворона досыта разной ягодой. А Кутх подумал: «Хорошая девушка. Вот бы мой Эмэмкут женился на ней».

Накормила ворона девушка и сказала:

— Прилетай к нам.

Пошла домой. А дома старшая сестра сердится, говорит младшей со злобой:

— Опять, наверное, Кутх проказничал?

А ворон полетел в поселок, перевернулся трижды и тут же опять Кутхом стал. Тем временем сидит Мити дома и плачет, жалеет Кутха.

Вошел Кутх. Мити обрадовалась и спросила:

— Где ты, Кукэ, был?

— Далеко я летал, дом в лесу видел, в доме две сестры: одна злая, а другая — хорошая.

А Эмэмкут, их сын, лежит и слышит, что Кутх говорит. Послушал-послушал и говорит:

— Я бы побывал там, да не знаю, как туда идти.

Кутх предложил:

— Возьми мою кухлянку ворона, лети в ту сторону, увидишь дом в лесу. Там и живут девушки.

Надел Эмэмкут воронью кухлянку и полетел. Далеко залетел. Увидел дом, сразу же сел на него. Вышла старшая сестра, сказала ворону со злобой:

— Опять этот Кутх забавляется!

Забросала ворона мусором, пошла домой, ничего сестре не сказала.

Младшая сестра вышла на улицу, увидела ворона и сказала:

— Снова к нам ворон прилетел.

Поднялась на балаган, ворон тут же к балагану полетел и у входа сел. Девушка говорит ворону:

— Мы в лесу с сестрой живем, никогда никого не видим. Хорошо, что ты пришел!

Стала его кормить, а ворон не ест. Девушка сказала:

— Давешний ворон очень много ел, а ты не хочешь.

Затем говорит:

— Останься и живи с нами!

Сразу ворон Эмэмкутом стал, обнял девушку — и тут же ребенок заплакал. Испугалась девушка и тоже заплакала:

— Как я теперь перед сестрой покажусь?

Эмэмкут успокоил:

— Не бойся! Пойдем вместе!

Спустились с балагана, вошли в дом. Сестра зло так говорит:

— Верно я говорила, что это Кутх забавляется, а теперь вот ты и с ребенком!

Эмэмкут велел ей успокоиться. Старшая сестра перестала сердиться. Начала младшую сестру собирать. Спросила:

— А на чем вы поедете?

Пошел Эмэмкут в лес, свистнул три раза. Тут же олени появились. Собрались они и поехали. Стали подъезжать к поселку, пурга поднялась. Вышел Кутх из дома, сказал:

— Мити, пурга надвигается!

Вышла Мити и ответила:

— Это не пурга, это наш Эмэмкут с женой возвращается.

Кутх попросил:

— Дом тесен у нас, Мити! Попинай немного!

Попинала Мити дом, он и расширился. Мигом различные яства поставили, всех зверей и птиц пригласили. Все долго веселились, а Эмэмкут и по сей день живет.

172. Кутх и лиса

Жил Кутх с женой Мити. Кутх сказал:

— Мити, я запор2133апор — у ительменов и частично коряков (как и у коренного русского населения сибири) — сооружение для ловли рыбы в реках. состоял из плотной изгороди, перегораживающей реку целиком или частично. в отверстия изгороди ставились ловушки-морды, в которые и заходила рыба. на реке поставлю.

Пошел на рыбалку. Поставил запор. Стала ловиться чавыча214Чавыча (местн. рус.) — крупная лососевая рыба, заходящая в реки Камчатки. и всякая другая рыба. Пошел Кутх вынимать рыбу из морды215Морда — рыболовная снасть из прутьев ивняка.. Тут лиса Петенга пришла. Сразу Кутха соблазнила. Стал он рыбьи головки для лисы Петенги отламывать, а домой безголовую рыбу носить. Сказал жене:

— Медведи запор испортили, все головки у рыб отъедают!

Потом еще прибавил:

— Я, Мити, буду по ночам к запору ходить.

Мити сказала:

— Ладно, Кутх, ходи по ночам!

Не знала Мити, что ее муж обманщик! А Кутх вместе с лисой Петенгой спал, любил ее, как жену. Встанет, сразу к запору идет. Отдаст все рыбьи головки Петенге, а Мити безголовых рыб несет. Вот раз пришел Кутх и сказал, как всегда:

— На, Мити, рыбу!

Посмотрела Мити: опять рыба безголовая.

— Почему ты, Кутх, носишь мне безголовую рыбу? Неужели сам все головки съедаешь?

— Нет, Мити, это медведи. Испортили запор и отъедают головки.

Побыл Кутх дома немного и ушел. Взяло Мити сомнение:

— Что это Кутх туда повадился? Неужели он меня обманывает?

Вечером пошла Мити к Кутху. Пришла, а Кутх вместе с лисой Петенгой лежит, разговаривает. Увидела это Мити, посмотрела и тут же домой вернулась: узнала, куда рыбьи головки деваются. Заострила она длинный кол, позвоночник к нему привязала. Опять вечером отправилась и кол с собой взяла. Пришла. Кутх уже с лисой Петенгой лежит. Воткнула Мити кол лисе в задницу. Заохала лиса:

— Ой, ой, больно!

Кутх сказал:

— Что ты, Петенга?

— Хвост болит!

Вскочила лиса, увидела Мити и убежала в лес вместе с колом, грохоча привязанным позвоночником. Мити сказала:

— Эх, Кутх, какой ты лгунишка! А я-то и правда думала, что ты медведей сторожишь. А ты меня обманываешь!

Кутх сказал:

— Ну, будет, Мити, давай опять станем жить по-хорошему!

Стали они опять хорошо жить и веселиться.

173. Кутх, лиса и волк

Жил Кутх с женой Мити. Перекрыл Кутх речку, поставил морду на гольцов216Голец — вид лососевых рыб.. Стал Кутх ловить гольцов. Вот однажды лиса решила Кутха обмануть: легла на дороге, притворилась мертвой, как будто замерзла. Идет Кутх, видит — лиса валяется. Обрадовался Кутх. Гольцов на нарту нагрузил. Лису кое-как привязал сзади. И пошел домой. Стала лиса гольцов сбрасывать с нарты, а потом, и сама спрыгнула. А Кутх не заметил, что лиса убежала. Пришел домой, вошел:

— Эй, Мити, убери гольцов и лису там возьми!

Вышла Мити. Гольцов совсем мало. Унесла их, а лису не могла найти. Вошла Мити в дом, сказала:

— Кутх, нет лисы!

— Как нет! На нарте сзади лежит!

— Ты, Кутх, лису не знаешь. Обманщица она!

Снова поехал Кутх на речку. Снова нашел замерзшую лису, взял ее, к нарте покрепче привязал, гольцов нагрузил, отправился домой. Лиса снова сбросила гольцов, а сама не смогла спрыгнуть: крепко ее Кутх привязал. Приехал Кутх домой, говорит:

— Мити, пойди, прибери гольцов и лису возьми, на печку положи, пусть оттает!

Внесла Мити лису в дом, на печку положила. Кутх потрогал лису — мерзлая, не оттаяла еще. Стал Кутх нож точить — лису потрошить собирается. Смотрит лиса — дело плохо. Кутх снова пощупал лису — оттаяла. Только хотел лису потрошить — прыгнула она и погасила огонь. Испугались Кутх с Мити, а лиса выбежала во двор и засмеялась. Кутх сказал:

— Ах, лиса, если бы я знал, что ты меня обманываешь, я сразу распотрошил бы тебя, не стал бы дожидаться, пока ты оттаешь.

Ушла лиса. Стала гольцов собирать. Всех собрала. Начала есть. Пришел волк, спросил:

— Где ты, лиса, столько гольцов наловила?

— Это я в прорубь свой хвост опустила, гольцы к хвосту и прицепились.

Волк сказал:

— Эге, лиса, научи меня!

— Пойди да сунь свой хвост в прорубь.

Сунул волк хвост. Очень холодно ему стало. Стал волчий хвост примерзать.

— Эй, лиса, я вытащу хвост!

— Вытаскивай!

А хвост-то у волка примерз. Не может он его вытащить. Засмеялась лиса. А волк очень рассердился:

— Ну, лиса, смотри, освобожусь, убью тебя!

Убежала лиса, в нору спряталась. Дернулся волк, оторвал хвост почти до самой кости. Погнался за лисой. Пришел к норе, закричал:

— Лиса, ты здесь?

Отвечает лиса:

— Здесь я, глаза у меня болят, никуда не хожу! Вот вышла недавно во двор, видела, как лиса мимо пробегала, в соседнюю нору спряталась.

Волк сказал:

— Иди сюда, покажи, где эта нора, я тебя подвезу.

Вышла лиса, сказала:

— Как только я крикну, ты сразу голову в дыру сунь. Пусть тесная будет дыра, все равно суй! Там она, обманщица!

Нырнула лиса в нору, закричала, зашумела:

— Эй, волк, суй башку, идет твоя обманщица!

Сунул волк голову. А нора тесная, защемило волку голову, не может никак вытащить. Лиса снова засмеялась. Совсем волк рассердился. А лиса всю морду волку объела — одни кости остались — и убежала.

Бежит, встретила по дороге другого волка. Тот спрашивает ее:

— Куда ты бежишь, лиса?

— В лес бегу, в нору!

Волк кое-как голову из норы вытащил. Опять за лисой погнался. По дороге товарища встретил, другого волка. Тот посмотрел на него и спросил:

— Где же ты хвост и морду потерял?

— Это меня лиса так отделала! Ты, приятель, случайно ту лису не видал?

— Видал, вон в ту нору спряталась.

— Пойдем, убьем ее!

Пришли к норе. Стали волки кричать:

— Ты здесь, лиса?

Лиса не ответила. Волки снова закричали:

— Ты здесь, лиса?

Лиса крикнула:

— Здесь я, глаза у меня болят!

— Ну, выходи, лиса.

— Не выйду, глаза болят, ничего не вижу!

Волки сказали:

— Врет она. Ну, давай подкопаем нору!

Стали копать. Раскопали нору, вытащили лису, всю в клочья разорвали.

174. Кутх и краб

Жил-был Кутх с женой Мити. Стал Кутх собираться на мыс. Сказал:

— Дай-ка, Мити, мою шапку, рукавицы и пояс!

Мити сказала:

— Ты, Кутх, коли хочешь, прямо сейчас отправляйся!

Пошел Кутх на мыс. Дошел до мыса. Морских зверей, которых встречал, всех ногами пинал, говорил:

— Вот как с вами поступать надо!

Еще дальше пошел, видит — морской краб спит. Стал он будить краба. А краб крепко спит.

— Эй, краб, проснись!

Открыл краб глаза и сказал:

— Я спать хочу, Кутх, не мешай мне!

Кутх сказал:

— Ладно, краб, вставай, довольно спать!

Встал краб. Кутх сразу сказал:

— Эй, краб, покатай меня!

Сел Кутх ему на спину, пошел краб в море. А Кутх песню запел:

— По воде меня катают. Тебе, Мити, лучше дома посидеть!

Стал краб его катать, Кутх закричал:

— Эй, краб, отпусти меня, утопишь!

Краб сказал:

— Зачем ты, Кутх, меня разбудил? Теперь уж не бойся!

Отвез он Кутха на середину моря. А посреди моря был большой круглый камень. Оставил он Кутха на этом камне. Уселся Кутх, сидит, а волны на камень накатываются и Кутха заливают. Спрятал Кутх лицо в кухлянку, слышит: под камнем люди разговаривают. Вдруг большая волна пришла, сбросила Кутха под камень.

Пошел он по лестнице, там его морские люди встретили. Хорошо приняли. Вяленым мясом накормили. Стали спать укладываться. Морские парнишки всю воду спрятали, реку высушили. Кутх ночью проснулся, пить захотел — не может воды в доме найти. Пошел к реке. И река вся высохла. Стал он вспоминать своих домашних: жену, маленьких ребятишек. Всех по именам назвал. Сказал Кутх:

— Мити, ты с малышами воду пьешь, а я тут от жажды помираю!

Услышали это морские парнишки, но не встали. Стал Кутх вспоминать своих старших детей, девушек:

— Синаневт, Анаракльнавт, вы-то пьете воду, а ваш отец от жажды помирает!

Встали тут морские парнишки, как будто только что услышали, как Кутх причитает, и говорят:

— Женщины нашего гостя совсем замучили! Не дают ему пить.

Сразу вода появилась. Начал Кутх пить. Те парнишки целую байдару воды налили. Кутх все это выпил. К реке пошел. Там снова стал пить. Напился, утолил жажду. Дочерей пропил. Отвезли женихи Кутха домой на байдаре. Кутх все рассказал жене, что с ним случилось.

— Мити, — говорит, — вели дочерям собираться, пусть замуж выходят, пропил я их!

Так все его дочери замуж вышли. Стали жить и веселиться.

175. Яичные девушки

Жил Кутх с женой. Был у них один сын Эмэмкут. Жили они очень хорошо.

Однажды Кутх и Мити пошли за яйцами на косу. Пришли. Мити стала очень крупные яйца собирать: лебединые, гусиные, орлиные, чаячьи. А Кутх самые мелкие: куликовые, маленькой уточки и всяких мелких пташек.

Подошел Кутх к Мити, увидел у нее крупные яйца, сказал:

— Почему ты крупные яйца собираешь, а я мелкие?

Тут они начали спорить. Рассердилась Мити и пошла домой, а Кутх остался.

Много насобирал яиц, крупных и мелких. Потом построил вблизи моря балаган и домик. Еще сделал из яиц двух девушек, посадил их на настил в балагане. И пошел домой. Потом долго никуда не ходил.

А Эмэмкут, его сын, вечно ходил по лесу, очень много добывал зверей и птиц.

Вот однажды задумал Кутх по косе прогуляться. Пошел. Когда шел по косе, нашел пятнистую нерпу. Положил ее на траву и дальше пошел. Потом увидел балаган и домик. Подумал: «Кто же тут живет? Никогда тут никто не жил. Дай-ка посмотрю!»

Пошел Кутх смотреть. Увидели его девушки, очень обрадовались.

Пошли навстречу отцу, говорят:

— Ой, ой! Наш отец идет! Очень стосковались по тебе! Думали, что ты уж совсем к нам не придешь. Мы тебя, отец, хорошо накормим: сараны много наварим, толкушу хорошую приготовим, ягод насобираем!

Вошли в домик. Девушки захлопотали по хозяйству. А Кутх заснул. Стало солнце садиться. Разбудили девушки Кутха, хорошо накормили. А как совсем стемнело, пошел Кутх домой. О нерпе даже не вспомнил. Шел, очень торопился. Пришел домой. Принялся жене рассказывать:

— Иду по косе, вижу: домик с балаганчиком стоит. Пошел я посмотреть. Вышли из дома две девушки, очень обрадовались мне, как отца встретили. Говорят, что очень соскучились. Я испугался — разве это мои дети? Тут они очень сытно меня накормили. Сказали: «Отец, приходи еще когда-нибудь, опять хорошо накормим. Всякой еды наварим!»

На другой день Кутх снова пошел к девушкам, снова они его хорошо приняли.

Кутх каждый день к ним начал ходить. Тут Мити ревновать стала, говорит ему:

— Ты, Кутх, вечно ходишь в лес! Чего ты там такого сладкого нашел?

А Кутх не слушает Мити, все равно к девушкам ходит. Вот однажды позвал Кутх Эмэмкута. Пришел Эмэмкут. Кутх сказал:

— Эмэмкут! Там на косе живут две красивые девушки. Хорошие невесты для тебя. Завтра я пойду — одну тебе высватаю.

Пошел Кутх на другой день сватать сыну невесту.

Девушки опять очень обрадовались, опять очень хорошо накормили Кутха. Не мог он им ничего сказать, так и пошел ни с чем домой.

На другой день велел Кутх Эмэмкуту самому идти свататься. Сказал ему:

— Не могу я ничего сделать. Они ведь меня отцом считают. Пойди ты сам попробуй!

Пошел Эмэмкут. И ему девушки очень обрадовались. Очень хорошо его встретили. Опять хотели много вкусной еды наварить, накормить его хорошенько. Отказался Эмэмкут у них есть. И тоже ничего не смог сказать. Да и как он мог такие слова вымолвить? Так он и пошел домой ни с чем.

А девушки, Синаневт и Амзаракчан, уже догадывались, что неспроста к ним отец и брат ходят. Сказала Синаневт:

— Мы должны уйти с этого места. А то что-то зачастил к нам отец. Давай будем в дорогу собираться, пищу готовить. И кита пойдем поищем.

Взялись девушки за работу. Приготовили кипрей, насушили юколы, сшили кухлянки, шапки, рукавицы. Все сделали, все приготовили, все на улицу вынесли. Дом и балаган сожгли.

Пошли по косе, вызвали кита, забрались в него и уплыли в море.

На другой день Эмэмкут и Кутх опять пошли свататься. Пришли на то место, где девушки жили, а там уже никого нет. Решили их по следам искать — а следы к морю ведут. Подумали: «Куда же ушли девушки? Наверное, утонули!» — и пошли обратно домой.

А девушки очень долго плыли. Младшая Амзаракчан все время спала, никогда не вставала, никогда не работала. Все старшая сестра делала.

Вот однажды остановился кит. Подумала Синаневт: «Как будто мы на земле лежим? Дай-ка иголкой дырочку проделаю!»

Проделала Синаневт маленькую дырочку, увидела сквозь нее землю. И вышла наружу. Выбросило их в очень хорошем месте: тут и морошка растет, и орехи, и пучки217Пучки — пустотелое травяное растение из класса зонтичных, молодые стебли которого обладают приятным сладковатым вкусом., и кипрей. Хорошо Синаневт погуляла, сытно наелась. Набрала пучек и понесла в китовый дом.

А младшая сестричка все время спит. Положила Синаневт пучки ей в изголовье, потом разбудила и спрашивает:

— Что ты во сне видела?

— Ничего не видела. Очень уж я скучаю: так давно мы земли не видели! Вот бы сейчас на земле очутиться!

Синаневт сказала:

— А я сегодня видела сон, как будто у нас в изголовье пучки лежат. А ну-ка, давай посмотрим!

Подошла младшая сестра к изголовью — а там действительно пучки лежат! Очень она обрадовалась, подумала: «Откуда же эти пучки взялись? Неужели нас на землю выбросило?»

Тут они собрались и вышли из китового дома. Сразу в лес пошли. Там опять сделали домик, опять за работу принялись. Очень много кипрейника заготовили.

Так жили они довольно долго. И вот вздумали замуж выйти. Сделали из кипрея медведя и оленя. На медведя младшая сестра забралась, а на оленя — старшая. И стали пробовать одна в оленя, другая в медведя превратиться.

Первым олень пошел. Велела старшая сестра младшей, чтобы та посмотрела, как она пойдет. Идет совсем как нестоящий олень, на ходу подскакивает. Потом вернулась.

Вторым медведь пошел — младшая сестра: и она, как медведь, идет, голову близко к земле держит.

Сказала Синаневт своей сестре:

— Я сейчас пойду мужа искать. Приказываю тебе: за красивого замуж не выходи. Выходи за некрасивого. Потом моего мужа увидишь, и твой такой же будет.

И вот превратилась Синаневт в оленя, а Амзаракчан — в медведя. Синаневт сразу медведя на цепь посадила, а сама в виде оленя в тундру пошла. Начал медведь на цепи рваться.

Оглянулся олень, посмотрел на медведя. Жалко стало Синаневт сестру, вернулась было к ней, но потом опять в тундру пошла. Оглянулась, не может идти — очень жалко сестру. Три раза Синаневт к сестре возвращалась. Потом все-таки ушел олень в тундру, а медведь один остался.

Пошел олень прямо к охотнику. Увидел охотник оленя, подкрался близко, выстрелил и убил. Распорол ему брюхо — вышла оттуда красивая девушка. Женился охотник на ней и поехали домой. Так начали вместе жить.

Очень уж скучала Синаневт по сестре. Никому ничего не говорила. Заметила мать мужа на улице, что Синаневт скучает, принялась ее расспрашивать, но та ничего не рассказала.

Вошла Синаневт, мать ее опять спрашивает:

— Синаневт, о ком ты скучаешь? Может, где-нибудь у тебя кто-нибудь родной есть?

Сначала Синаневт ничего не сказала, но мать почувствовала, что скрывает она что-то. Наконец Синаневт призналась:

— Есть у меня сестра далеко в лесу. На цепи она сидит, рвется. Очень моя сестра страшная. Никто ее убить не может.

Собрал муж Синаневт людей, сели на оленей, поехали. Очень быстро едут — хотят как можно скорее доехать.

Был в этом селении человек по имени Сысыльхан. Безоленный, бессобачный, да и нарт у него не было. Стал и он помаленьку в дорогу собираться. Торопиться ему нечего, когда-то еще поймает собачек-мышек. Походил по ямкам, по дыркам, посвистел, созвал мышей. Вместо нарты корыто из-под кислой рыбы взял, вместо остола — кочергу от печки. Запряг мышей в корыто и поехал. Мыши по пути то в ямку забегут, то в дырку. У товарищей там уже все стрелы кончились, а он еще только подъехал. Лук у него из прутьев, стрелы из веток, наконечники из верхушек ольхи. Товарищи его торопят: скорее подъезжай, скорее стреляй в медведя.

Подъехал Сысыльхан и сразу выстрелил. Стрела еще и не долетела до медведя, а он уж сразу упал. Вскрыли медвежье брюхо, вышла оттуда красивая девушка. Вспотела вся — очень долго на цепи металась.

Стали ее охотники к себе в нарты звать, ни к кому она не хочет сесть, говорит:

— Кто меня добыл, к тому и сяду.

Охотники говорят:

— Зачем к нему садиться? Смотри, нарта у него из-под кислой рыбы!

Ни к кому она не села. Подошла к Сысыльхану и села в его нарту-корыто.

Поехали они очень тихо. На увальчиках Сысыльхан сам поднимал нарту. В одном месте пошел Сысыльхан в лес. Позвал оленей — в одно ухо вошел, из другого вышел. Сразу сделался очень красивым человеком. Стоят возле него красивые олени, красивая нарта. Сел он в нарту и поехал к жене. Не узнала его жена:

— Ты не мой муж! Мой муж совсем некрасивый!

Муж сказал:

— Я и есть твой муж. Ну-ка, давай садись!

Поехали они. Очень быстро едут. Вдруг поднялась сильная пурга. К дому подъезжали — дом проехали с разгона.

Они начали хорошо жить. На другой день сестры увиделись. Синаневт сказала:

— Помнишь, Амзаракчан, я тебе говорила, что запрещаю за красивого замуж выходить. Правильно сделала, что послушалась меня. Посмотри теперь — твой муж красивее моего мужа. Приказываю вам: хорошо живите! Не надо плохо жить!

Так сестры начали хорошо жить.

176. Борьба Кутха с Эмэмкутом

Жили Кутх и Эмэмкут. Кутх все время дома был, никогда никуда не выходил. От лежания у него даже волосы на голове подопрели.

Эмэмкут же все время по лесу ходил. Много разных зверей и птиц убивал. И всегда ходил на одно и то же место: там много разных зверей водилось.

Вот однажды присел Эмэмкут отдохнуть. Сел возле леса. Вдруг слышит — где-то кто-то очень красиво поет. Прислушался Эмэмкут, подумал: «Кто же это так хорошо поет? Дай-ка я посмотрю!»

Пошел в ту сторону, где пение слышалось. Идет, а пение все громче. У Эмэмкута даже сердце заныло: прямо на него поющий идет. Спрятался Эмэмкут в дупло. А певец все ближе. Задрожал Эмэмкут. Вдруг видит — показалась поющая Иянамльцях218Иянамльцях — букв. «Ягода княженика».. Как подошла поближе к Эмэмкуту, выскочил он из дупла и обнял ее. Тут и женился на ней, и сразу ребенок родился.

Сказала Иянамльцях Эмэмкуту:

— Ты меня взял, а я ведь лесной человек. Как же мы жить-то будем в твоем доме? У меня ведь ничего нет. Вот как хожу, так и замуж выхожу.

Ничего не мог Эмэмкут сказать: жена-то уж очень красивая! Сказал только:

— Пора уже, пойдем ко мне домой. Ничего мне твоего не надо. И не скучай. Запрещаю тебе скучать.

Пошли Эмэмкут с Иянамльцях к Кутху на стойбище. Пришли, а Кутх все лежит на постели. Эмэмкут с женой вошли в дом. Кутх очень испугался и сказал:

— Где же это, Эмэмкут, ты такую красивую женщину достал?

Эмэмкут сказал:

— В лесу нашел.

Кутху Иянамльцях очень понравилась, так что его болезни сразу как рукой сняло. Постель свою он сразу на улицу выбросил. И стал думать, как ему у Эмэмкута жену отнять. «Ладно, — подумал, — вот отправится Эмэмкут за медведями…»

Ночь настала. Кутх Эмэмкуту сказал:

— Эмэмкут, завтра пойдем за медведями. Вон в том лесу я видел медвежью берлогу.

На другой день пошли за медведями. Когда подошли к лесу, Кутх весь задрожал, сказал Эмэмкуту:

— Ну-ка, иди первый!

Эмэмкут, ничего не подозревая, пошел. Идет, а Кутх за ним по пятам следует. Подкрался Эмэмкут к берлоге. Когда уже у самой берлоги был, Кутх и столкнул его в берлогу.

Упал Эмэмкут к медведям, а медведи его очень хорошо приняли. Медведица сказала своим родичам:

— Запрещаю трогать этого человека! Люди хотели его убить из-за его красивой жены. Сварите-ка ему медвежьего мяса! Да хорошенько накормите.

Хорошо Эмэмкута встретили. Досыта накормили медвежьим мясом. Потом велели спать ложиться. Крепко Эмэмкут заснул.

А Кутх пришел к Иянамльцях. Велит ей с ним ложиться. Не соглашается Иянамльцях. Тогда Кутх совсем разделся и сам лег рядом с ней. А Иянамльцях надела колючую рубашку, из крапивы сотканную, и легла в ней с Кутхом. Прижался Кутх к Иянамльцях, стало ему очень сильно тело жечь. Сказал Кутх:

— Почему твое тело все в иголках? Как же ты со своим мужем спишь?

Иянамльцях сказала Кутху:

— Хорошенько ко мне прижимайся! Зачем ты моего мужа к медведям столкнул? Теперь ты должен со мной спать!

Не может Кутх с Иянамльцях лежать: очень уж больно. Встал, сказал Иянамльцях:

— Ты, Иянамльцях, все равно так пропадешь. Эмэмкут не придет. Медведи его разорвали.

Еще говорить не кончил, Эмэмкут появился. Жена ему очень обрадовалась. А Кутх сильно испугался. Вышел на улицу. На улице и ночевал.

Только через несколько дней домой вернулся. Стал Эмэмкута за рыбой звать. Сказал:

— Пойдем, Эмэмкут, рыбу ловить! Вон в той бухточке я много рыбы видел! Давай пойдем туда!

Согласился Эмэмкут. Отправились они за рыбой. Вот подъехали к реке, опять Кутх велел Эмэмкуту впереди идти. Когда подошли к берегу, подкрался Кутх к Эмэмкуту и столкнул его в воду, а сам сразу домой пошел.

Попал Эмэмкут к гольцам. Они его очень хорошо приняли. Старший голец сказал:

— Не обижайте, ребята, этого человека! Его люди хотят из-за красивой жены убить. Наварите-ка для него побольше гольцов.

Очень хорошо Эмэмкута приняли, сытно накормили. Выспался Эмэмкут, опять пошел домой.

А Кутх и на этот раз ничего не мог с Иянамльцях сделать. Опять его Эмэмкут на постели жены застал. И опять ничего Кутху не сделал. Добрый человек Эмэмкут, не злой.

Опять Кутх ушел куда-то в лес. Несколько дней не возвращался. Стал Эмэмкут думать: «Куда это Кутх запропастился? Уж не убил ли его кто-нибудь?»

Вернулся Кутх через несколько дней и стал звать Эмэмкута за соболями:

— Вон на той сопке я видел много соболиных следов.

Опять Эмэмкут пошел — ничего он не боится! Когда стали подходить к сопке, Эмэмкут снова пошел впереди. Идет, к яме подошел. А яма очень искусно сверху прикрыта: как будто и нет совсем никакой ямы. Эмэмкут и провалился в эту яму.

Кутх быстро яму зарыл и палку на том месте поставил, чтобы после на это место прийти.

Вернулся домой и опять начал к Иянамльцях приставать. Надела Иянамльцях рубашку из крапивы, так они и стали жить. Прожили несколько дней вместе.

А Эмэмкут не умер. Несколько дней землю копал — это он из ямы выбирался. Яма была глубокая. Очень устал Эмэмкут, но все же выбрался. Домой пошел. Не доходя до дому, упал на землю — никто его не заметил. Так и пролежал Эмэмкут целый день. Домой только на другой день пришел. Вошел, видит: Кутх с Иянамльцях лежит. Эмэмкут сказал:

— Что ты тут, Кутх, делаешь? А ну-ка одевайся, пойдем в лес! Не смог ты меня убить, хотя несколько раз пытался. К медведям столкнул, а медведи очень хорошо меня приняли. В воду столкнул, а там гольцы меня как своего встретили, сытно рыбой накормили. Так ты меня в глубокую яму столкнул, где я чуть с голоду не помер, но все равно домой вернулся. Теперь идем в лес. Я тебя всегда слушался: куда ты меня ни звал, я сразу шел.

Пошли Эмэмкут с Кутхом в лес. Недалеко у шли. Позвал Эмэмкут трех волков и четырех медведей, велел им в круг стать. Так они и сделали. А Кутха в середине поставили. Велел Эмэмкут медведям и волкам разорвать Кутха.

Разорвали они Кутха на куски. Опять начал Эмэмкут хорошо жить.

177. Няа — дочь Кутха и Мити

Вот живут Кутх и Мити. Кутх никуда не ходит, вечно дома сидит. Вдруг Кутх сказал:

— Мити! Пойду-ка я проветрюсь. Далеко не пойду, тут похожу.

— Иди. Да смотри там, не озорничай нигде!

— Не буду, Мити!

Вот Кутх надел кухляночку, пояском подпоясался и пошел. Идет. Видит: у себя во дворе старая бабушка-мышка сидит.

— Здорово, бабка!

— Здорово, Кутх! Куда это ты идешь?

— Да так, проветриваюсь.

— Садись. У тебя дети есть?

— Нету, бабка. Дочерей нет, сын один. Мы с Мити вдвоем живем.

Кутх бабке ничего про детей не сказал. Бабка говорит:

— Зайди, что ли, почаевничаем.

— Э, давай пойдем, почаевничаем!

Вошли. Бабка сразу сказала своим внучатам-мышатам:

— Ну-ка, накормите его чем-нибудь соленым, чтобы пить захотел, а воду спрячьте.

Стал Кутх есть, хорошо наелся. Говорит:

— Теперь чай вскипятите!

— Нечем, дедушка, печку топить, дрова сырые.

Тут в доме очень темно стало. Кутх удивился:

— Что такое? Только что светло было.

— Да ведь солнце-то зашло. Куда ты в темноте пойдешь, ложись тут. Скоро и чайник вскипит.

Лег Кутх, и мыши все улеглись, а бабка не спит. У Кутха в горле першит, спать невозможно, вся душа у него высохла. Встал он, начал воду искать — ничего не нашел. А все равно крепится, не признается, что у него дочери есть. Еще хуже ему стало, в горле прямо огнем горит. Кутх запел:

— Уж ты, Синаневт, чу-уманами219Чуман, чумашек — сосуд из бересты. воду таска-аешь!

А мышиха уши широко растопырила: одна девка есть. Тут Кутх снова запел:

— Ух ты, Ань-оракльнавт, ве-едрами воду таска-аешь! Вот бы я попил!

Мышиха снова уши растопырила: вторую дочку выдал. Кутх опять запел:

— У-уж ты, Мро-рот, сейчас, верно, во-оду в чу-уман наливаешь!

Мышиха еще внимательнее слушает: вот и третья девка есть. Тут Кутх тихонечко говорит:

— Ну, а Няа, последнюю мою, ни за что не выдам.

Терпел, терпел, нет больше сил терпеть — так пить хочется! Начал потихонечку напевать:

— Няа, моя маленькая, на-аверное, в воду смотрится, как в зеркало-о!

Тут мышиха встала и говорит:

— Тебе, наверное, пить очень хочется, на вот, пей!

Кутх первую кружку проглотил, даже ничего не почувствовал. Мышиха спрашивает:

— Наверное, у тебя дети есть?

— Да, есть у меня дети. Четверо.

— Пускай мой сын на твоей младшей дочери женится.

— Э, пусть женится, — говорит Кутх. — Теперь давай-ка, чаек покрепче завари, очень хорошо почаевничаем.

— Ладно, дедушка!

Кутх говорит:

— Только я сначала уйду от вас, а вы потом приходите. Да только не говорите, что я у вас был.

— Я тебя не выдам, — говорит бабка-мышиха.

Вот Кутх напился чаю, ушел. Пришел домой.

— Уже пришел? — спрашивает Мити.

— Пришел, прекрасно проветрился.

— Садись, ешь!

— Не буду, что-то мне нездоровится. Лучше полежу. Вы уж меня не трогайте. Кто бы ни пришел — все равно не трогайте. Очень сильно я хвораю.

Тут Няа в дом вошла, говорит:

— Мама, мышей очень много сюда идет, нагружены чем-то, что-то на нарточке тащат.

Услышал это Кутх, сразу застонал:

— О-о, Мити, голову мне обвяжи! Вот тут посередке раскалывается, наверное, совсем расколется!

— Ты чего это, Кутх?

— Правда, Мити. Никого ко мне не впускай!

Пришли мыши, принесли всякого запасу. Дают Мити, та и говорит:

— Чего это вы мне столько притащили?

А Кутх в доме криком кричит. Мыши спрашивают;:

— Кто это, Мити, у вас в доме вопит?

— Да Кутх что-то расхворался, голова у него раскалывается.

— Ой, что ты, Мити? Он у нас только что был, чай пил, поел хорошо.

— Так он у вас был?

— Да, был. Мы вот и пришли. Он нам свою дочку обещал. Ваша маленькая Няа нам очень подходит. Хорошая жена моему сыну будет.

Мити где стояла, там и упала. Вошла в дом:

— Вставай, паршивец! Как только из дому выйдешь, всегда чего-нибудь натворишь!

— О-ой, Мити, совсем голова болит.

— Вставай, обжора! Никак налопаться не можешь. Мою маленькую дочку за один чай отдал!

— Да уж, Мити, так пить хотелось, все нутро высохло!

— Заткнись, ненасытная утроба!

— Где же те мыши?

— Вон во дворе стоят.

— Пусть войдут!

Вошли мыши, принесли всяких вареных кореньев. А Кутху только того и надо:

— Мити! Мамка, садись, поешь корешочков!

Мити говорит:

— Сам жри, сам лопай, набивай брюхо!

Няа рыдает, на пол бросается, не хочет к мышам идти.

Кутх говорит:

— Не реви ты! Зато всякие корешки будешь есть, на пуховой постельке спать.

— Все равно не пойду к мышам, лучше буду на жесткой шкуре спать!

— Послушай меня, Няа. Не послушаешься — я тебе больше не отец!

Мать с сестричками плачут по ней, а Кутх знай себе корешки поедает. Тут мыши говорят:

— Давайте собирайте дочку, мы ее сейчас увезем!

Няа даже ногами пинается, не хочет идти. Все равно увезли ее мыши.

Утром мыши проснулись, говорят Няа:

— Пойдем с нами кимчигу принесем.

Пошли. Начали мыши из своего мышиного амбарчика кимчигу в зубах домой носить, а Няа стала собирать, как люди собирают: взяла тычку и начала ею землю тыкать. Где кимчига захрустит — там она весь мышиный амбарчик раскопает, кимчигу в кошель сложит220Кимчигу (дикий мелкий картофель) собирают при помощи палки с гвоздем на конце (тычка). Этой палкой женщины прощупывают землю, чтобы отыскать «мышиный амбарчик», в который мышь складывает впрок кимчигу. В одном амбарчике может храниться до полуведра клубней. Такой способ сбора, конечно, эффективнее выкапывания клубней из-под отдельных кустов.. Побежали мыши к бабке жаловаться:

— Какая-то она непутевая. Тычет тычкой в землю, все наши амбарчики разрушает.

Бабка говорит:

— То-то я слышу, что-то в земле шуршит. Да и сама она какая-то чудная, на нас непохожая.

Пришла Няа, принесла кимчигу в кошеле. Сварила она кимчигу, а мыши не едят:

— Мы эту кимчигу есть не будем, ты ее без макарши221Макарша (местн. рус.) — съедобный корень, обладающий вяжущими свойствами. сварила. Сама и ешь!

Стали спать укладываться. Мыши в свою пуховую постель залезли, а Няа себе шкурку постелила. Мыши злятся, ворчат:

— Вот наш брат придет, мы ему все расскажем про тебя. Зачем нам такая неумеха?

Утром бабка встала, говорит:

— Ну-ка, отведите ее в тундру, пусть по-мышиному кимчигу копает.

Пошли. Мыши начали копать кимчигу по-своему, а Няа опять стала палкой копать. Мыши уже половину амбарчика натаскали, а она все роется. Пришли мыши домой, снова стали жаловаться бабке:

— О-ой, бабушка, у нас головы сильно болят. Целый день она палкой в землю тычет и тычет, даже земля дрожит. Давай ее выгоним, все равно она ничего не умеет. Зачем нам такая? Все брату про нее расскажем.

А у Няа двое детей народились; мальчик и девочка. Бабка-мышиха вечером уселась, какой-то собачий хвост нашла, весь свалявшийся. И засунула потихоньку этот хвост к Няа в мешок, где ее пожитки хранились. Взяли мыши свой мешок, начали в нем рыться.

— У-у, бабушка, наш выдрин хвост пропал!

— Да что это вы!

— Правда, бабушка, правда.

А Няа ничего не знает, сидит, нитки сучит. Мыши к ней:

— Где твой мешок?

— На что вам?

Кинулись мыши, схватили мешок Няа, вытащили оттуда свой собачий хвост:

— Бабушка, вот наш выдрин хвост! Это она его украла!

— Все вы придумали! — говорит Няа.

Все на нее закричали:

— Воровка!

А Няа говорит:

— На что мне этот собачий хвост, что я, таких хвостов; что ли, не видала?

Все равно мыши ругают ее. Тут их брат пришел. Начали они ему жаловаться. Тот рассердился и выбросил Няа из дому. Пошла она куда глаза глядят. А дети остались. День и ночь кричат, мать ищут. Мыши снова стали ворчать:

— Эти-то чего день и ночь вопят!

Пришел брат. Стали мыши ему на детей жаловаться, снова рассердили его. Он и детей выкинул. Пошли маленькие ребятишки неведомо куда. Вдруг на какой-то плохонький домишко наткнулись.

— Давай, сестренка, будем тут жить.

Живут они, а мать с чердака на них смотрит. Утром ребятишки проснутся, выйдут во двор, мушек наловят, тем и питаются. А мать глядит на них с чердака, плачет, слезы на детей капают. Мальчик говорит:

— Сестричка, дождь! Идем в дом!

Много времени прошло. Легла Няа да навсегда и заснула. А уж те ребятишки подросли, начали везде бегать, пищу воровать, и у Кутха кое-что воровали. Кутх сказал:

— Что это еще за воришки к нам повадились! Как поймаю, даже вешать не буду — прямо так и задушу.

А ребятишки ходили, ходили — свою мать нашли.

— Это что такое? — спрашивают.

Стали они ее осматривать:

— Рот — это будет котел, уши — печки, можно огонь разжигать, а вот ноздри — отсюда будет дым выходить.

Потом увидели глаза.

— А эти озерца можно вытащить, мы из них мисочки сделаем.

Пошли снова воровать к Кутху. Вышел Кутх и погнался за ними. Убежали они, но он заметил, куда их следы идут. Вдруг увидел дымок. Прямо на дымок пошел. Видит — Няа лежит, с одного бока мальчик сидит, с другого — девочка. В ушах у Няа огоньки зажгли, мух поджаривают. Крикнул Кутх:

— Вы чего тут озорничаете?

Испугались ребятишки, убежали. Пошел Кутх домой, говорит жене:

— Мити! Про очень плохие дела тебе расскажу.

— Ну, чего там, Кутх?

— Няа наша там мертвая лежит. А какие-то ребятишки над ней издеваются, в ушах у нее огонь развели.

— Да ты что такое говоришь, Кутх? А ну-ка, я к бабке-шаманке сбегаю.

Сидит бабка-шаманка, сучит нитки. А нитка у нее все узлится да узлится.

— Э, что-то случилось. Кто-то вспомнил меня. Да уж, верно, Кутх опять чего-нибудь натворил.

Приходит Мити:

— Здравствуй, бабушка.

— Ну раз ты ко мне пришла, значит что-то случилось.

— Бабушка, что-то с моей Няа стряслось.

— Ну что ж, пойдем поглядим.

Пришли. Няа лежит, руки-ноги раскинула.

— Э-эх, ну ладно, попробую, — говорит бабка.

Взяла она водичку, заговорила ее:

— Няа, Няа, брось плохую жизнь!

Побрызгала на Няа водичкой. Смотрят — а Няа зевнула.

— Ну же, Няа! Что это с тобой? Будет спать, вставай! Возвращайся к жизни!

Встала Няа. Бабка, говорит ей:

— Это из-за отца с тобой такая беда вышла. Но больше у тебя никогда такой жизни не будет. Так тебе на роду написано. Эй, Унянясх, приведи сюда ее детишек!

Привели детей.

— Ну, теперь пойдем к Кутху.

Пришли к Кутху. Обрадовался Кутх: Няа вернулась. А на внучат очень разозлился:

— Что-то они очень на мышат похожи. Мордочки у них совсем мышиные. Ты, Няа, живи, а их мне не надо.

Какая же мать детей бросит? Вся душа изболится! Няа говорит:

— Я своих детей не брошу, пусть хоть какие они! Это ты мне такую жизнь устроил. Больше меня никогда не увидишь.

И Няа пропала куда-то. А Мити очень рассердилась на Кутха. Навсегда рассердилась. Ничего не стала для него делать и еду перестала готовить.

178. Кутховы дети и семья волков

Жил-был Кутх. Были у него сыновья, Эмэмкут и Сисильхан, и дочери, Синаневт и Сирим. Вот однажды стал Эмэмкут во дворе стрелы делать. Сказал Синаневт:

— Я буду стрелы делать, а ты не смотри на меня!

Посмотрела Синаневт на Эмэмкута. Сразу все стрелы сломались. Рассердился Эмэмкут на Синаневт. В дом вошел, руку Синаневт на камень положил, пестом ударил, руку сломал. Заплакала Синаневт, пошла в лес. Нашла озерцо, сидит на бережку, плачет. А на том озерце жила старушка, волчья мать. Плачет Синаневт, а старухина внучка говорит:

— Бабушка, дождь идет!

— Пойди, занеси постели в дом, а то промокнут!

Вышла внучка на двор, увидела красивую девушку. Домой вернулась, сказала:

— Это не дождь, там красивая девушка плачет!

Старушка сказала:

— Пусть она войдет сюда!

Вышла внучка, сказала:

— Тебе велели войти!

Вошла Синаневт, села. Старушка сказала:

— Покорми ее юколой чавычи и чашку с жиром подай!

Принесла внучка связку юколы, чашку с жиром. Сказала старушка:

— Когда будешь есть, моргни!

Поела Синаневт, моргнула, руку до сустава в чашку засунула.

— Ай, пролила жир!

Тут рука у нее и поправилась. Собралась Синаневт дальше идти. Старушка ее научила:

— Что найдешь, ничего не бери. Найдешь торбаза, стельки в них положи. Найдешь сухожилия — сразу нитки ссучи. Там же их и повесь.

Пошла Синаневт, попался ей по дороге балаган. Мясо в нем висит, жир. Она мимо прошла. Идет дальше, видит — торбаза. Положила в них стельки. Дальше пошла. Сухожилия увидела, нитки ссучила и там же повесила. Дальше пошла, видит, домик стоит. Вышла из него волчья сестра. Схватила Синаневт зубами, стала кверху подбрасывать и зубами ловить. Кончила подбрасывать, спрашивает:

— Я тебя, подруга, не поранила?

— Нет, не поранила!

— Это я всегда так радуюсь.

Накормила она Синаневт. Потом дала ей торбаза починить. Хорошо Синаневт починила. Сказала волчья сестра:

— Подружка, я тебя спрячу! У меня братья есть, вот-вот придут.

Спрятала она Синаневт. Пришли братья, стали принюхиваться.

— Человеком пахнет, сестра!

— Нет тут никакого человека. Это вы повсюду ходите, вот в ваших ноздрях, и сидит человеческий запах. А домой придете и все нюхаете.

— Да, сестра, правда!

Велела волчица младшему брату с краю лечь:

— Не ложись в середину к старшим братьям.

Стали спать укладываться. Младший брат сказал:

— Не лягу в середину!

— Почему ты. не хочешь в середину лечь?

— Очень вы ночью сильно толкаетесь!

Лег младший брат с краю. Заснули все. Девушка-волчица ночью встала, разбудила Синаневт:

— Эй, подруга, вставай, скорей домой беги!

Встала Синаневт, сразу домой побежала. А волчица младшего брата разбудила, обратила его в медведя и сказала:

— Ну, догоняй Синаневт!

Погнался младший брат за девушкой. Обернулась она, когда уже совсем недалеко от дома была, увидела медведя, закричала:

— Эмэмкут, выходи поскорей, за мной медведь гонится!

Вышел Эмэмкут, выстрелил в медведя, сразу наповал убил. Стали медведя потрошить, брюхо разрезали, а оттуда хороший парень вышел — красивый, статный. Сразу на Синаневт женился. Стали они хорошо жить.

Мясо медведя все Сисильхану отдали. Вот Сисильхан тоже уселся во дворе, начал стрелы делать. Сказал Сисильхан:

— Ты, Сирим, не смотри на меня!

Посмотрела Сирим, стрелы все и сломались. Рассердился Сисильхаи, в дом вошел, Сирим руку сломал. Заплакала Сирим, завопила:

— Ой, ой, больно, руку сломал!

Ушла из дому, по той же дороге, что и Синаневт, пошла. Дошла до озерца, села на бережку, стала плакать. Старухина внучка сказала:

— Дождь идет!

— Пойди, постели занеси, а то промокнут!

Вышла внучка во двор, увидела плохую девушку. Обратно вошла, сказала бабушке:

— Это плохая девушка плачет!

— Скажи ей, пусть войдет!

Старухина внучка вышла, сказала:

— Войти тебе велели!

Сирим сразу вошла, села. Стали они ее кормить. Старушка сказала:

— Юколы с жиром поешь, глазами моргни!

Стала Сирим есть, глазами моргнула, руку по сустав в чашку сунула. Поправилась рука, Сирим сразу дальше пошла. Ничего не спросила, ничего не разузнала. Идет, балаган по дороге попался. Там мясо висит, жир. Все это она съела, сухожилия и торбаза себе взяла. Наконец к домику пришла. Вышла оттуда волчица. Начала зубами Сирим подбрасывать и зубами ловить. Кончила подбрасывать, спросила:

— Я тебя, подружка, не поранила?

Сирим сказала:

— Конечно, поранила!

Стала девушка-волчица кормить Сирим. Всю миску съели. Велела девушка еще мяса сварить. Начала Сирим варить.

А девушка говорит:

— Я уйду ненадолго, а ты вари!

Это она решила тайком понаблюдать за Сирим. Вышла, стала в дырочку смотреть. Вынула Сирим мясо, съела.

— Э, худая девушка, — сказала девушка-волчица.

Вошла в дом, велела Сирим торбаза починить. Стала Сирим чинить, плохо чинит. Потом сказала:

— Подруга, спрячь меня, я твоих братьев боюсь!

— Тебя и прятать не стоит!

А Сирим замуж захотела. Спрятала ее волчица. Пришли братья, снова стали принюхиваться.

— Чего это человеком пахнет?

— Нет здесь никакого человека!

Стали волки одеваться, видят — торбаза плохо зачинены. Потом легли, заснули. Ночью волчица разбудила Сирим:

— Ну, вставай, беги домой, а я моих разбужу, погонятся за тобой!

Встала Сирим, побежала. Разбудила волчица братьев:

— Может, кто-нибудь за плохой девушкой погонится?

Никто не захотел. Собаку свою лохматую пустили. Погналась собака за Сирим. Увидела Сирим недалеко от дома, что лохматая собака за ней гонится. Закричала:

— Эй, Сисильхан, выходи скорей, за мной лохматая собака гонится!

Вышел Сисильхан, выстрелил, собаку наповал убил. Обрадовалась Сирим. Стали собаку потрошить. Сирим сказала:

— Осторожно, там мой жених, не пораньте его!

Разрезали брюхо, а там никакого парня нет. Сисильхан рассердился и выбросил Сирим в лес. Там она и засохла.

179. Кутх шьет

Кутх жил дома. Все время шил. Однажды сидит Кутх около окна. Шьет себе меховые штаны.

Вдруг что-то свет загородило. Кутх не стал в окно смотреть, подумал: «Что-то свет загораживает. Наверное, это мой нос. Дай-ка я его отрежу».

Отрезал нос и опять принялся шить. Снова что-то свет загородила «Опять на улице темно стало. Может, моя щека свет загораживает? Дай-ка ее срежу!»

И отрезал Кутх себе щеку. Сидит, шьет. Все лицо себе искромсал: нос отрезал, щеки, губы, брови, ресницы. Болит у Кутха лицо, саднит. Так разболелось, что даже заохал. Потом взглянул в окно, видит — мыши на санках катаются. Тут он сказал:

— Так это вы тут свет затемняете? Из-за вас я все лицо испортил.

Взял Кутх свои штаны и вышел на улицу. Подошел к мышам и сказал:

— Это вы тут, внучата, катаетесь под моим окошком?

Забрались мыши на окно, а Кутх подставил штаны и сказал:

— Ну-ка, внучата! Катитесь в штаны: очень так хорошо кататься!

Мыши сказали:

— Не покатимся в твои штаны, а то ты нас поймаешь!

Начал Кутх их ласково уговаривать. Уговорил, скатились мыши прямо ему в штаны.

Как только мыши в штанах очутились, Кутх штаны завязал и пошел в лес.

Пришел, стал хорошее дерево искать. Наконец нашел.

Сказал Кутх дереву:

— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!

Нагнулось дерево. Кутх штаны на верхушку повесил и опять дереву сказал:

— Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись!

Дерево выпрямилось, а Кутх домой пошел. А мыши так громко кричали, что услышала их лиса и пошла на голос. Подошла к дереву, сказала:

— Что вы, мыши, тут делаете?

Мыши сказали:

— Кутх нас сюда повесил!

— Как же он вас на самую верхушку повесил?

— Он сказал: «Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!» Дерево и нагнулось.

Лиса эти же слова сказала — дерево нагнулось. Сняла лиса штаны, развязала, вытащила мышей. Только самый маленький мышонок задохся, а все другие вышли.

Заставила лиса мышей бересты набрать и в штаны положить. Набрали мыши бересты, набили берестой штаны. Мертвую мышку сверху положили и повесили штаны опять на верхушку дерева.

Лиса спросила мышей:

— Как говорил Кутх, чтобы дерево выпрямилось?

Мыши сказали:

— Кутх говорил: «Дерево, дерево, распрямись! Дерево, дерево, распрямись!»

Лиса эти же слова сказала. Дерево выпрямилось, а мыши с лисой в лисий дом пошли.

Велела лиса мышам надрать ольхи и приготовить красную воду, похожую на кровь.

А Кутх пошел на третий день прокисших мышей с дерева снять. Пришел, велел дереву согнуться. Дерево сразу согнулось.

Развязал Кутх штаны и отошел в сторону. Сел. Глаза зажмурил, рукава засучил, зубы поточил, потом развязал штаны и засунул туда руку. Схватил мышонка, не посмотрев, сунул в рот и съел.

Промолвил Кутх:

— Ах, как вкусно! У-у!

И сразу опять запустил руку в штаны. Начал искать других мышей. Ничего не нашел — только береста в штанах. Очень рассердился Кутх, подумал: «Поди это лиса-воровка проделала! Вот пойду я к ней! И убью ее за это».

Пошел Кутх к лисьему дому. Пришел. А лиса очень больна. Сильно так охает.

Кутх сказал лисе:

— Эта, наверное, ты украла мою квашеную еду!

Лиса сказала:

— Ой, кум, зря на меня думаешь! Я уже несколько дней хвораю. Вон смотри: будто кровью мочусь, а ты говоришь, что я твою еду украла. Ты, кум, добрый, хороший! Вылей этот таз в реку!

Пожалел Кутх лису, взял таз и пошел выливать. Лиса говорит ему вслед:

— Только, кум, смотри, назад не оборачивайся, а то очень плохо будет!

Идет Кутх, думает: «Отчего это лиса не велела мне оборачиваться? А ну-ка обернусь!»

Посмотрел Кутх назад. Красную рябину увидел, подумал: «Назад пойду — наберу рябины лисе».

Идет дальше. Подошел к реке, начал таз в реку выливать. Лиса потихоньку подкралась сзади и столкнула Кутха в воду. Утонул Кутх.

180. Кутх и мыши

Кутх и Эмэмкут жили с женами. Дом у них был. Однажды Кутх сказал:

— Посмотрю, как мои внучки-мыши живут!

Пришел к внучкам, очень обрадовался. Внучки закричали:

— Попробуй наши угощения, сарану попробуй!

Наварили внучки сараны и кемчиги. Поел Кутх и сказал:

— А теперь, внучки, поищите у меня гнид и побейте!

Сказал это Кутх. и сразу уснул, а мыши взяли вещевой мешок и пришили ему ниже спины. Проснулся Кутх, сказал:

— Пора, внучки, мне домой идти.

Идет, захотел оправиться и оправился в вещевой мешок. Опять идет, а сзади все время гремит что-то. Не знает Кутх, что это его помет в мешке гремит.

Подошел к дому, крикнул Мити:

— Коряки меня догоняют!

Вышла Мити, посмотрела кругом — никого нет. Вошла домой, спросила у мужа:

— Чем это так нехорошо пахнет?

Сразу обнаружила мешок с пометом.

Кутх сказал:

— Завтра всех мышей-насмешниц перебью.

Лег спать, проснулся, опять к мышам пошел. Мити сказала:

— Смотри, опять они над тобой посмеются!

Поехал к внукам. Увидели его мыши, закричали:

— Попробуй нашу еду, сарану попробуй!

А Кутх сказал:

— Все равно я вас всех сейчас же убью!

Наварили внуки еды, накормили Кутха. Наелся Кутх, мыши начали опять у него в голове искать. Кутх сразу крепко уснул. А мыши взяли и пришили что-то красное к его глазам. Проснулся Кутх, пошел домой, видит — весь дом красный. Подошел к дому, закричал:

— Ой, Мити, дом горит!

Посмотрела Мити на Кутха, а у него на веках что-то красное пришито. Мити сказала:

— Все-то ты куда-то ходишь! А мыши опять напроказили!

Кутх опять к внукам пошел. Мити крикнула вдогонку:

— Не ходи, снова над тобой посмеются.

Кутх сказал:

— Всех убью палочкой для лемешины222Лемешина (местн. рус.) — табачная жвачка, приготовляется из смеси махорки с пеплом, в который пережигается губа (гриб, растущий на стволах деревьев).!

Пришел к внукам, они ему говорят:

— Попробуй нашу еду, сарану попробуй!

Кутх сказал:

— Ладно, внучки мои, накормите меня.

Поставили перед ним ягоды, поел Кутх, и стало его в сон клонить. Кутх сказал:

— Лягу, посплю немного!

Уснул Кутх, а мыши взяли и разукрасили чем-то его лицо. Проснулся Кутх, пошел домой. Пришел и сказал:

— Подожди, Мити, пойду принесу воды!

Пошел к проруби, нагнулся, увидел в воде свое лицо и воскликнул:

— Оказывается, какая красивая девушка тут живет! Сейчас принесу ей каменный пестик, деревянный пестик и корыто.

Принес корыто, опустил в воду и сказал:

— Держи!

Не берет девушка корыто. Кутх подумал: «Наверное, есть у нее корыто».

Затем деревянный пестик в прорубь опустил. Снова сказал:

— На, держи!

А пестик плавает на воде, опять никто его не берет. Кутх подумал: «Наверное, и деревянный пестик есть». Затем каменный пестик сунул в воду. Этот сразу на дно пошел. Кутх сказал:

— Нет у нее, значит, коль себе взяла!

Затем сам в прорубь нырнул и сказал:

— Смотри, держи меня!

И под лед ушел. Кричал, кричал, да так и утонул.

181. Синаневт и медвежонок

Жил-был Кутх с женой Мити. Дети у них были: Эмэмкут и Синаневт. Эмэмкут отправился на охоту на всю осень. Заскучал Кутх, стал дрова носить. Однажды сказал:

— Мити, я пойду за дровами, а ты медвежонка роди!

— Эх, Кутх, какая глупость тебе на ум придет, ты ее сейчас же и выболтаешь!

Пошел Кутх за дровами. А Мити сразу медвежонка родила. Увидела его, испугалась. Накрыла медвежонка. Пришел Кутх, сказал:

— Уф, устал, возьми-ка, Мити, у меня вязанку дров!

— Сам убирай дрова, Кутх! Я уже медвежонка родила, такого страшного!

Стали жить. Подрос медвежонок. Все время хотел сосать у нее грудь, по-медвежьи ревел. Испугались Кутх с Мити. Кутх сказал:

— Мити, давай уйдем отсюда, когда дети заснут, а то страшно!

А медвежонок с Синаневт спал. Очень крепко заснул. Убежали Кутх с Мити. Детей бросили. Те проснулись и видят: отец с матерью куда-то ушли. Стала Синаневт жить, братца растит. Вырос брат — большим медведем стал. Сказал ей:

— Ну, сестра, пойдем куда-нибудь, поищем рыбную реку!

Собрались, пошли. Там, где река попадалась, брат сестру на спине переносил. Нашли наконец рыбную реку. Стали там жить. Юколой запаслись. Медведь сделал берлогу, всю юколу туда спрятал. Осенью в берлогу залез, сказал:

— Я, Синаневт, засну. Ты не бойся меня! Зимой в середине месяца повернусь я на другой бок, буду кричать. Ты не бойся. По насту люди придут, будут в меня стрелять, убьют. Войдут в берлогу, не смогут меня вытащить: очень я тяжелым стану. Тогда ты сама меня за уши и тащи наружу. Будут они меня потрошить. Ножи у них сразу сломаются. Тогда ты сама меня разделай, голову на дерево повесь. Когда будешь замуж выходить — не ешь моего мяса, даже маленького кусочка не ешь. Если съешь кусочек — сразу меня забудешь.

Стали они жить в берлоге. Медведь крепко заснул. Синаневт все время одна юколу ест. Как только на спящего брата посмотрит — сразу плакать начнет. Так и зимовала Синаневт. Зимой в середине месяца заревел медведь, стал с боку на бок ворочаться. Испугалась Синаневт. По насту много людей пришло. Стали стрелять, убили медведя. Зашли в берлогу, а вытащить его не могут. Тогда Синаневт за уши его взяла и вытащила наружу. Начали медведя потрошить. Сразу у всех ножи сломались. Как им разделать медведя — не знают. Синаневт разделала его сама, голову на дерево повесила. Сказала:

— Эту голову вы не трогайте!

Вышла Синаневт замуж. Отвезли ее домой. Свадьбу устроили, медвежатины наварили. Тут и Кутх, и Мити, и Эмэмкут пришли. Стали есть. Кутх сказал:

— Эх, была б жива Синаневт, тоже замуж бы вышла!

А Синаневт отцу и матери не назвалась. И медвежатины есть не стала. Все закричали:

— Хоть один кусочек съешь!

Не удержалась Синаневт, съела кусочек. Сразу брата забыла. Стали жить. Через некоторое время вспомнила вдруг Синаневт брата, сказала:

— Пойду я погуляю неподалеку!

Пошла, нашла то дерево. А голова уже на землю упала. Подняла она ее, подула — вдруг перед ней красивый парень встал, сказал:

— Ты, сестра, забыла меня! Я ведь запретил тебе мое мясо есть!

Пошли они домой. Узнал Кутх детей, обрадовался. Дети сказали:

— А вы, отец, убежали от нас!

Стали они хорошо жить и веселиться.

182. Волк и Синаневт

Жили Кутх и Мити. Кутх очень есть захотел, сказал — Мити, сделай толкушу!

— Из чего я тебе толкушу сделаю?

— Давно, когда я молодым был, нерпу убил. Куда ты жир подевала?

— Нет его давно!

— А потом еще, когда молодым был, большого дикого олени убил. Куда сало подевала?

— Сохранила!

Попросил Кутх Мити толкушу сделать, а Мити заленилась и позвала Синаневт:

— Приди к нам и толкушу сделай, а то Кутх очень есть хочет!

Пришла Синаневт, стала толкушу из старого-престарого прогорклого сала делать. Надышалась вредного запаха, уснула и умерла.

Увидели Кутх и Мити, что Синаневт умерла. Очень испугался Кутх и сказал:

— Давай, Мити, убежим!

Убежали они, а Синаневт дома мертвая осталась.

Шел мимо волк и подумал: «Почему это Кутх перестал в своем доме жить? Зайду посмотрю». Вошел, никого не увидел — только Синаневт сидит, над корытом нагнулась. Волк и говорит:

— Съем я эту девушку. Здесь, правда, есть не буду, унесу ее вон к той горе.

Потащил ее к горе, принес и подумал: «Неужели я здесь внизу есть буду? Лучше наверх втащу». Втащил на гору, сел и стал вокруг смотреть, думает: «Поглядеть надо, не видит ли нас кто». Пока глядел по сторонам, Синаневт скатилась вниз, ожила и села. Видит волк — ожила Синаневт. Сказал:

— Отнесу-ка ее в свой дом и женюсь на ней. — И принес домой.

Очень Синаневт испугалась — столько волков вокруг! Подумала: «Вот сейчас разорвут меня!» Ночь наступила. Синаневт еще больше боится.

Вернулся с охоты Эмэмкут. Пришел, видит: в доме никого нет. Заметил след волка и пошел по следу. Пришел к дому волка, увидел сестру. Задумался: как быть? Тут увидел старого волка, убил его, снял с него шкуру и надел на себя. Затем поднялся на гору и крикнул:

— Дети, снесите меня вниз, не могу я идти!

Снесли его волки вниз, в дом отнесли. Увидел он Синаневт, спросил:

— Где вы эту девушку взяли?

Большой волк ответил:

— Это я нашел и принес!

— Пусть она со мной ляжет спать, я здесь самый старший!

Синаневт еще больше испугалась и подумала: «Неужели я с этим дряхлым, страшным волком спать буду?» Как только легли, Эмэмкут прошептал:

— Не бойся, это я, Эмэмкут! Бежим отсюда!

И побежали. Бегут, далеко уже отбежали, вдруг слышат — волки догоняют. Бросил Эмэмкут в их сторону кремень — большой огонь вспыхнул. Пока волки этот огонь обходили, Эмэмкут и Синаневт еще дальше убежали. А волки их опять настигают. Тут Эмэмкут плюнул — очень большая река потекла. Трудно волкам через реку переправиться. Опять Эмэмкут и Синаневт далеко убежали.

Совсем немного до поселка осталось — опять волки их догоняют. Тут Синаневт свой гребень бросила — встал за ними стеной густой лес. Пока волки в лесу плутали, брат с сестрой домой пришли. А волки от злости сами себя в клочья разорвали.

183. Эмэмкут, Чичкимчичан и Поркамтальхан

Жил-был Кутх с женой Мити. Были у них дети: Эмэмкут и Синаневт. Эмэмкут на охоту ходил, всякого зверя добывал. Чичкимчичан, который уже женат был, сватался к Синаневт. Кутх не знал, что Чичкимчичан женат, принимал его, обещал отдать ему Синаневт.

Зовет Чичкимчичан Эмэмкута на охоту. Не хочет Эмэмкут с Чичкимчичаном идти, один хочет охотиться. Ушел Чичкимчичан домой. Взял у Эмэмкута мясо, жене принес. Пожил дома, как будто на охоту пошел, мясо съел, снова к Кутху пришел. Сказал:

— Уф, устал! Никак не могу зверя добыть!

Разулся Чичкимчичан:

— Синаневт, на, посуши торбаза!

Повесила Синаневт торбаза. Скоро Эмэмкут вернулся с хорошей добычей. Чичкимчичан сказал:

— А я вот все не могу зверя добыть!

Эмэмкут снова на охоту пошел. И Чичкимчичан к себе домой ушел. Опять Эмэмкутово мясо жене понес. Опять там пожил. А Синаневт пошла на берег моря траву собирать. Вдруг слышит: кто-то недалеко поет. Это Поркамтальхан плыл к морю в маленькой байдаре. Послушала его Синаневт: очень красиво поет. Сразу забеременела. Только от одной песни забеременела Синаневт!

Пришла домой. Мити сказала:

— Синаневт, ты как будто беременна, я вижу!

— Я не беременна, ни с кем не жила, сама себя не узнаю!

Тут к ним Поркамтальхан пришел, очень красивый парень. Сразу женился на Синаневт. Стал Эмэмкут вместе с шурином ходить на охоту, промышлять зверей. Хорошо жили. Опять пришел Чичкимчичан, сказал:

— Уф, опять не могу ничего добыть!

Снова он разулся:

— На, Синаневт, посуши торбаза!

Синаневт сказала:

— Сам вешай их, Чичкимчичан!

— Что ты сердишься, Синаневт? Я не добыл ничего, вот ты и злишься на меня!

Синаневт шлепнула ребенка, ребенок заплакал. Чичкимчичан сразу сказал:

— Хе, Синаневт, ты уже родила. Мой ребенок родился, а ты все равно сердишься!

А тут Поркамтальхан пришел. Посмотрел Чичкимчичан и сказал:

— Синаневт уже замужем! Синаневт, возьми меня ночную посудину выносить!

Синаневт сказала:

— Я и сама прекрасно справлюсь.

Собрался Поркамтальхан к себе домой. Все отправились: Кутх, Мити и Эмэмкут. Чичкимчичан тоже засобирался, узел связал. Стали байдару нагружать. Нагрузили. Узел Чичкимчичана в траву закинули. Эмэмкут спросил:

— А твой узел где, Чичкимчичан?

— Только что тут был, — сказал Чичкимчичан. — А, я его в доме забыл. Сбегаю за ним, подождите меня!

Побежал быстро в дом. А те сразу отправились. Обернулся Чичкимчичан, увидел, что они уплыли, заплакал и сказала.

— Если б я знал, я бы вас всех поубивал!

Пошел Чичкимчичан к себе домой. Вошел, сразу свою жену порядком побил. Сказал:

— Из-за тебя хорошую женщину упустил!

Поркамтальхан пришел домой. Отец и мать обрадовались. Кутха хорошо приняли. Стали хорошо жить и веселиться.

184. Эмэмкут, Котханамтальхан и людоеды

Жил-был Кутх с женой Мити; дети были — Эмэмкут и Котханамтальхан. Ходили они в лес, добывали зверя. Однажды Кутх подумал, подумал и велел сыновьям остаться дома:

— Детки, посидите дома, не ходите на охоту.

Эмэмкут сказал:

— Что ж, по-твоему, отец, мы будем вчерашней пищей вас кормить?

Ушли они на охоту. Целый день ходили, ничего не нашли. Ходили до темноты. Домой пришли ночью. Назавтра опять пошли на охоту. Увидели две дороги. Остановился Котханамтальхан, подождал старшего брата. Эмэмкут подошел. Котханамтальхан сказал:

— Эй, старший брат, по какой дороге пойдем?

Эмэмкут сказал:

— Почему это мы не можем зверя добыть? Давай по левой дороге пойдем!

Пошли, миновали сопки. А на одной высокой сопке семья людоедов жила. Сказали людоеды:

— А, Кутховы дети сами пришли!

Сразу начали ножи точить. Эмэмкут сказал:

— Может, вы завтра нас съедите? Лучше уж завтра утром съешьте, когда мы встанем!

Людоеды сказали:

— Да, завтра съедим.

Эмэмкут очень умный был, все-все знал. Легли Кутховы сыновья спать. Эмэмкут сказал людоедам:

— Вы не беспокойтесь, мы в ваших руках, никуда не уйдем!

Привязали людоеды к двери свою собаку Лала. Сами все у двери улеглись, заснули. А Кутховы сыновья не спят. Эмэмкут тех людоедов усыпил: так заснули, что ничего не слышат. Ночью Кутховы сыновья встали. Эмэмкут сказал младшему брату:

— Ну, пойдем, Котханамтальхан! Ты впереди иди, да осторожнее, не наступи собаке Лала на уши!

Выпрыгнул Котханамтальхан наружу, не коснулся собачьих ушей. Эмэмкут сзади шел. Всех людоедов потоптал. Ходил по ним, но они не проснулись. Потрогал собачьи уши, — собака тоже спит, не просыпается. Вышел во двор, сказал:

— Ну, пойдем домой!

Пошли они домой, а сами все озираются. Остановились на полпути. А те людоеды проснулись, услышали, что собака Лала рвется с привязи. Сразу встали и увидели: Кутховых сыновей нет. Людоеды сказали:

— Ах, Кутховы дети очень умные, все-все понимают! Ну, мы-то тоже все понимаем! Эй, спустите собаку Лала, догонит она Кутховых детей и схватит, а мы за ней следом пойдем. Да ножи возьмите!

Спустили они собаку Лала с привязи, та сразу помчалась по следу Кутховых сыновей. Нос по земле волочит, язык в обе стороны сует, пена с языка бежит. Вот-вот Кутховых сыновей догонит, уже увидела их! Эмэмкут сказал:

— Надо на дороге засаду устроить. Пойдем назад и спрячемся на обочине: ты с одной стороны, я — с другой!

Спрятались они, копья наготове держат, Эмэмкут сказал младшему брату:

— Смотри, не пропусти ее, прямо коли!

Добежала собака Лала до того места, где братья спрятались. Они сразу вонзили в нее копья с обеих сторон, убили, голову отрезали, повесили мордой в сторону людоедов, брюхо распороли, кишки выпустили. Бросили собаку Лала, пошли домой. Семья людоедов пришла, увидела, что Кутховы сыновья сделали. Сказали людоеды:

— Ах ты, Кутховы дети уже убили ее!

Подошли поближе, посмотрели: голова их собаки Лала висит. Сказали:

— Да, Кутховы дети очень умные, все-все понимают. Убили они нашу собаку. Только на нее и была надежда.

Пошли людоеды обратно.

Подошли сыновья Кутха близко к своему дому, остановились, в дом не входят. Мити увидела детей, сказала мужу:

— Кутх, дети пришли, но в дом не входят, во дворе стоят.

Кутх сразу понял, в чем дело, сказал:

— Что-то с ними случилось!

Вышел Кутх во двор, по обеим сторонам дороги зажег огонь. Пришли сыновья, прошли через огонь. Стали снова жить и радоваться, больше не нуждались.

185. Эмэмкут, Марокльнавт и гуси

Жил-был Кутх с женой Мити. Дети у них были: Эмэмкут, Котханамтальхан, Сисильхан, Синаневт, Сирим. Эмэмкут и Котханамтальхан отправились на всю осень вверх по течению реки. Стали промышлять всякого зверя. Эмэмкут никак не мог зверя добыть. Ходил, ходил на охоту — ничего убить не может. Ослабел Эмэмкут, все время лежит. Потом опять они на охоту пошли. Эмэмкут сказал:

— Котханамтальхан, давай будем врозь охотиться!

Пошли врозь. Эмэмкут в лес пошел. Нашел в глубине леса много черемши223Черемша — вид дикорастущего чеснока.. Он ее вместе с корнями вырвал, отнес наверх, на увал, в балагане сложил, чтобы суп потом сварить. Пришел Котханамтальхан, ничего не добыл. Эмэмкут сказал:

— Разведи огонь.

Котханамтальхан развел. Эмэмкут сказал:

— В балагане, что наверху, на увале, я сложил черемшу. Достань ее.

Пошел Котханамтальхан, залез на балаган. Видит — красивая девушка Марокльнавт причесывается, а черемши нет. Застеснялся он этой девушки, сразу пошел обратно, сказал:

— Эмэмкут, не мог я найти черемши, там только хорошая девушка причесывается, очень красивая!

Эмэмкут сразу вышел во двор. Пошел к балагану, залез наверх, увидел красивую девушку. Сразу женился. Марокльнавт сразу родила.

Котханамтальхан застеснялся, пошел домой. Пришел домой. Рассказал Котханамтальхан отцу и матери:

— Эмэмкут женился на красивой девушке Марокльнавт.

Сирим стала всем рассказывать:

— Эмэмкут женился, наша невестка Марокльнавт очень красивая, Котханамтальхан так сказал.

Эмэмкут стал там жить. Однажды Марокльнавт увидела дурной сон. Не отпускает мужа на охоту, говорит:

— Я, Эмэмкут, видела дурной сон — не ходи на охоту!

Эмэмкут сказал:

— Я недалеко пойду. Ты что, будешь вчерашнюю, уже съеденную еду есть?

— Ну ладно, иди!

Ушел Эмэмкут. Только он ушел, вошла старушка Каманхнавт224Каманхнавт — злая старуха ящерица, отрицательный персонаж ительменских сказок. В этой сказке чудесный образом переплетаются мотивы магии, перевоплощения, брачного союза женщины с птицей. Вредоносная старуха Каманхнавт напоминает здесь мифического вредоносного жука эскимосских и чукотских сказок, который в образе маленькой старушки выступает антагонистом положительного героя.. Марокльнавт сказала:

— Садись, старуха!

— Не хочу садиться, — сказала старушка. — Марокльнавт, сними одежду, я ее примерю.

Марокльнавт сказала:

— Я, бабка, никогда не раздеваюсь!

— Раздевайся!

— Не разденусь, лучше другую одежду тебе принесу!

— Которую носишь, ту я и примерю.

Стали бороться, повалила старушка Марокльнавт. Сразу раздела ее, во двор вытолкнула. Сама надела одежду Марокльнавт, голову обвязала, легла, как будто больная.

Эмэмкут пришел, увидел жену.

— Эй, что это с тобой? Как будто бы изменилась!

Каманхнавт сказала:

— Давеча я тебе не велела на охоту ходить, вот и заболела!

Спать легли. Крепко заснули. Марокльнавт вошла в дом, покормила ребенка, поплакала. Не могла мужа разбудить. Сперва его всего исцеловала, потом ребенка. Уложила ребенка спать и вышла во двор.

Утром Каманхнавт сказала:

— Эмэмкут, в этом доме неладно, давай бросим его!

Сразу же бросили они дом, уехали. А Марокльнавт, когда приходила ночью, взяла нож Эмэмкута. Сломался у Эмэмкута по дороге полоз. Тут он заметил, что нож потерялся, сказал:

— Э, я забыл дома нож!

Побежал домой. Стал нож искать. Марокльнавт крикнула:

— Эмэмкут, вот твой нож воткнут.

Эмэмкут сказал:

— Ах, это ты, Марокльнавт! Голос у тебя, как прежде, стал!

Не догадался Эмэмкут, что жена его здесь. Взял нож, снова ушел. Поехал домой, приехал к отцу и к матери. Встретили их. Посмотрели домашние: плохая у Эмэмкута жена, дурная женщина, никого не радует. Только ребенка все полюбили. А Каманхнавт была как будто больная все время. Ноги обвязала, но когда есть дадут — все съест.

А Марокльнавт стала жить одна. Пошла она оттуда на теплое место. Сделала из травы кухлянку, торбаза, всю одежду, дом построила. Стала там жить. Весной гуси прилетели, сказали:

— Кто тут на нашем месте устроился?

Один гусь сразу женился на Марокльнавт. Снова стали хорошо жить. Марокльнавт родила. Осенью стало холодно. Другие гуси улетели. Муж Марокльнавт тоже засобирался. Как ему жену взять с собой? Привязал он ее ремешком себе на шею — не может поднять ее. Гусь сказал:

— Ты, Марокльнавт, оставайся здесь, зимуй тут. А я полечу, не то замерзну я и умру.

Полетел гусь, оглянулся назад — снова к жене вернулся, заплакал. Снова полетел, покинул жену. Марокльнавт хорошо зажила, ни в чем не нуждалась. Ее сын на охоту ходил, мелких пташек добывал.

Вот однажды убил он олененка. Обрадовалась мать. Весной гуси снова прилетели. Гуся, мужа Марокльнавт, убил сын Эмэмкута. Другие гуси рассердились на Марокльнавт, сказали:

— Ее сын нашего товарища убил, пойдем, убьем Марокльнавт!

Пришли. Марокльнавт сразу вышла во двор, влезла в кукуль225Кукуль — спальный меховой мешок.. Стали гуси крыльями бить по кукулю. Кончили бить, сказали:

— Убили Марокльнавт!

Ушли гуси, Марокльнавт снова вошла в дом, стала работать. Пошел ее сын на охоту. Большого оленя убил. Пришел сын Эмэмкута, рассердился, сказал:

— Ты всех зверей разогнал! Я убью тебя!

— Не надо, приятель, иди сюда, поедим вместе!

Пришли, стали есть. Кончили есть. Сказал сын Марокльнавт:

— Я, приятель, буду в куклы играть, а ты посмотри.

Стал в куклы играть. Все показал: как Марокльнавт раньше жила, как она Эмэмкуту сына родила. Сын Эмэмкута сразу все это понял. Заплакал он, сказал:

— Наверное, ты мой младший брат?

— Да, верно, я твой младший брат, мать у нас одна. Ну, пойдем к матери!

Тут сын Эмэмкута сказал:

— Не хочу!

Стыдно ему стало. Очень маленькая и старая у него одежда. Как его мать одела, так он в этой одежде и вырос. Все швы тянули его к матери!

Пошли они к матери, пришли. Сын гуся вошел, сказал матери:

— Мой старший брат пришел сюда.

— Где же он?

— Во дворе остался.

— Пусть войдет!

Тот сразу вышел и сказал:

— Старший брат, мать велит тебе войти!

Тот не входит, стесняется. Марокльнавт сама вышла, увидела сына, заплакала, ввела его в дом, распорола штаны, кухлянку, торбаза, все сняла, надела другую кухлянку, штаны и торбаза. Красивый парнишка получился. Стали хорошо жить. Марокльнавт сказала сыну:

— Ты, который гуся убил, пойди принеси сюда все его кости!

Тот сразу пошел, домой к отцу пришел, спросил:

— Каманхнавт, ты гуся съела, а кости куда дела?

— Да вот его кости!

Мальчик сразу все кости собрал, пришел к матери. Отдал ей все кости. Марокльнавт все кости собрала, подула на них — сразу гусь получился. Собрались, поехали к Эмэмкуту. Прибыли.

Сразу они их встретили. Обрадовались. Каманхнавт испугалась, сказала:

— Я пойду во двор, помочусь!

Это она убежать хотела, но ее не пустили. Марокльнавт сама себя по пробору на голове ножом ударила — сразу две женщины стало. Один бок — Эмэмкуту, другой бок — гусю. Устроили праздник, всех позвали, наварили мяса, толкушу сделали. Эмэмкут нагрел на огне каменную миску, миска как огонь красная стала. Каманхнавт застонала:

— Ой, ой, больше терпеть не могу, хочу на двор!

Эмэмкут рассердился, схватил Каманхнавт, потащил на кухню, посадил ее в горячую каменную миску. Потом выбросил ее во двор. Всю ее толкушей облепило. Так и пошла она к своей бабке. Пришла к бабке и сказала:

— Вот тебе толкуши немножко!

Старушка сказала:

— На что она мне, сама ешь!

Стали Эмэмкут и гусь хорошо жить и радоваться.

186. Каманхнавт

Два сына Кутха, Эмэмкут и Котханамтальхан, отправились на осеннюю охоту, а семья осталась с родными на зимнике. Охота была удачная: увидят зверя — добудут. Вдруг неудача пришла: целый день ходили они по тундре, но все живое от них убегало. И пришлось им, чтобы не пропасть с голоду, «старое есть».

Эмэмкут улегся на постель, а Котханамтальхан начал стряпать. На другой день решили идти врозь: один в тундру, а другой в березняк.

Эмэмкут в березняке нашел длинную черемшу, выдернул с корнем на суп. Принес домой, залез в балаган и положил ее там в ящик, а сам лег спать — брату велел суп варить.

Приготовил Котханамтальхан дрова, воду и пошел за черемшой в балаган. Поднялся, вошел — нет черемши, а сидит на балагане девушка. Сидит она, волосы расчесывает. Стало ему стыдно — очень уж красивая девушка — скорее убежал.

Брат спрашивает его:

— Почему не принес черемшу? Как будешь суп варить?

— Нет черемши: На балагане девушка сидит и волосы чешет. Красавица — любо поглядеть! Боялся я глядеть на нее.

Услышал это Эмэмкут, вскочил с постели и побежал к балагану. Увидел Марокльнавт, сразу же женился, и тут же сын родился.

Котханамтальхан от стыда убежал к отцу и рассказал, какая красавица жена у брата.

Стал Эмэмкут со своей женой жить. Один раз утром жена не пускает его на охоту:

— Я сон худой видела.

— Надумал — поеду! — ответил Эмэмкут.

— Худо будет — не езди, — просит жена.

— Не бойся, близко промышлять буду.

И уехал.

Подслушала их разговор Каманхнавт. Только Эмэмкут за дверь — она уж на пороге. Вошла.

Стоит Марокльнавт, молчит, испугалась: знает — беда будет.

— Ну, садись, баба! — говорит Каманхнавт.

— Не сяду!

— Штаны дай мне!

— Не дам!

Стали бороться, победила Каманхнавт Марокльнавт и раздела ее. Стыдно стало жене Эмэмкута, что голая осталась, вышла она, села во дворе и заплакала. Сама травой прикрывается.

Каманхнавт села на порог, голову завязала, охает — будто голова болит.

Вернулся с охоты Эмэмкут, не узнает жену: черная как уголь стала. А Каманхнавт говорит ему:

— Зачем уходил? Ведь я говорила, худо будет, — сон плохой видела.

Остался Эмэмкут с черной как уголь женой-ящерицей, а настоящая жена голая во дворе сидит, плачет, убивается.

Настала ночь. Уснули все в доме. Марокльнавт вошла в дом, сына покормила и укрыла потеплее, Эмэмкута поцеловала и пошла обратно во двор. По дороге охотничий нож Эмэмкута взяла и в балагане наверху положила. Каманхнавт утром встала и говорит Эмэмкуту:

— Давай откочуем отсюда; нечисто у тебя в доме.

А бедняжка жена Эмэмкута спряталась: стыдно ей, нагая она.

Дорогой у нарты полоз сломался. Хотел Эмэмкут его поправить, а ножа-то и нет.

— Ты чего остановился? — спросила злая баба.

— Полоз сломался, надо починить. Нож забыл, домой за ним сбегаю.

Испугалась худая баба-ящерица:

— Подожди, он, верно, в мешке!

Искала, искала — не нашла.

Побежал Эмэмкут домой, стал искать нож — не может найти. Марокльнавт в окошко заглянула и закричала:

— Нож наверху лежит!

— Что с тобой? Ты опять прежняя стала!

А она не может ничего ответить, не может выйти, показаться: стыдно — голая она. Отбежала от окна и спряталась. А Эмэмкут нашел нож и ушел к нарте и черной бабе.

Вошла в дом Марокльнавт и заплакала. Детской одеждой из травы лицо вытирает.

Эмэмкут с Каманхнавт домой к отцу поехали. Там увидали, кто-то едет, догадались, вышли из дому посмотреть красавицу жену сына: смотрят — а она как уголь черная. Рассказал Эмэмкут, как все было.

Марокльнавт — его настоящая жена — постель из травы сделала, в березняке подвесила, приготовила себе травяные одежды и стала жить.

Весной гуси прилетели.

— Зачем ты на нашем месте постель повесила?

— Я уйду. Не знала я, что это ваш березняк.

И хотела уйти. Налетел на нее гусь, женился на ней и тут же сын-гусенок родился.

Осенью гуси собрались улетать. Держит Марокльнавт своего мужа-гуся на привязи: жалко, улетит.

— Пусти, весной опять прилечу! — просит гусь.

Пожалела, отпустила, а сама изводится. Сын-гусенок утешает: то олененка добудет, то уток принесет.

Весной гуси опять прилетели. Встретила Марокльнавт своего мужа-гуся; стали опять вместе жить. А сын уже большой стал.

Один раз пошел на охоту старший сын Эмэмкута и Марокльнавт и добыл гуся, мужа своей матери. Каманхнавт, злая баба-ящерица съела гуся, а кости сберегла, сохранила. Рассердились гуси и решили Марокльнавт убить.

Один раз сидит Марокльнавт и шьет, а около паук — Сикукечх путается. Отбросила его она:

— Я шью, а ты мне мешаешь! — сказала она.

— Прячься скорее в кукуль, выходи во двор, — говорит Сикукечх.

Послушалась она, вышла во двор, забралась в кукуль, с головой закрылась, лежит, ждет.

Налетели гуси, стали ее бить. Подумали, что убили, и улетели прочь. А она вернулась в дом, опять сидит шьет.

Парнишка, сын гуся, совсем подрос, только одет не так, как люди одеты: травяная одежда на нем, на травяной постели спит. Люди-то ведь на оленьих шкурах спят и в кухлянках ходят!

Один раз собрался парнишка на охоту. Сначала решил идти, в чем дома ходил, но передумал и самую лучшую парку надел, которую ему мать дала. Ушел сын на охоту далеко от дома, добыл оленя, вдруг видит: навстречу ему человек идет. Одежа в тело вросла — та самая, которую на него мать когда-то давно надела. Это был старший сын Марокльнавт и Эмэмкута. Брат-гусенок стал звать его:

— Иди со мной есть!

— Нет, не пойду, — отвечает тот.

— Почему не пойдешь?

Стали разговаривать.

— У тебя парка хорошая, а у меня одежа в тело вросла. Думал — чужой кто.

Стали есть, разговаривать.

— Да ты же брат мой от одной матери! — сказал брат-гусь, когда тот рассказал про себя.

Заплакали оба. Пошли вместе к матери. Один смело идет, другой застыдился — очень плохо одет.

А мать давно сына ждала.

— Далеко ли был? — спросила.

— Да, далеко. Не один пришел: старший брат во дворе остался, стыдно ему войти — плохо одет, одежа в тело вросла. Как ты одела, так он все в ней ходит.

Вышла мать во двор, узнала сына, заплакала:

— Бедный мой, несчастный! Как я одела тебя — так ты и остался в той одеже.

Потом сняла с него травяную одежду, надела парку, и стал он хорош — загляденье! Накормила, велела домой к Каманхнавт идти и принести кости гуся, своего второго мужа. Сын ушел.

Каманхнавт увидела его, испугалась, хотела убежать. Говорит мужу:

— Я во двор пойду.

Эмэмкут догадался, что настоящая его жена жива. Не выпускает Каманхнавт, злую бабу-ящерицу, из дому: боится, как бы она еще какое худо не сделала. Сыну кости гуся дал, к матери послал, велел сказать, чтобы домой шла. Сын убежал за матерью, отдал ей гусиные кости. Она подула на них — стал гусь живой.

Марокльнавт расчесала волосы на прямой пробор, принарядилась и пошла к первому мужу — Эмэмкуту.

Увидела Каманхнавт: идет женщина-краса домой, стала рваться во двор — не пускают.

Вошла Марокльнавт в дом Эмэмкута, ударила себя поперек лба вдоль пробора и распалась на две части: одна отошла к гусю, а другая — к Эмэмкуту.

Эмэмкут послал за сковородой, раскалил ее. Раздел Каманхнавт догола, толкнул ее, посадил на горячую сковороду и вышел во двор изжарить жирного мяса.

Все были рады. Стали есть, пить, гулять и спать легли. А Каманхнавт на сковороде изжарилась.

187. Ревне

Жил-был Кухт с женой Мити. Дети у них были только дочери: Синаневт, Анаракльнавт, Наа, Сирим. Жил-был также Ревне, самец-куропатка. Решил он посвататься к Синаневт. Однажды пошла Синаневт собирать крапиву. И Ревне следом за ней пошел. Сказал Ревне:

— Синаневт уже прошла, пойду и я, догоню Синаневт.

Пошел Ревне, перекрыл речку запором, рыбы наловил. Синаневт песню запела. Услышал Ревне, пошел на голос. Увидел Синаневт и кинулся на нее. Оттолкнула она Ревне и сказала:

— Ты чего? Я не хочу за тебя замуж, у тебя глаза красные.

Назад пошли, пришли к реке. Ревне сказал:

— Синаневт, давай я тебя перенесу!

Синаневт сказала:

— Я и сама прекрасно переправлюсь.

Ревне сказал:

— Ты, Синаневт, мою речку испортишь!

А Синаневт взяла и сама переправилась. Пошли дальше. Зашли в дом к Ревне. Ревне велел Синаневт:

— Почини-ка мою кухлянку! Я за рыбьими головками схожу.

Ушел Ревне. А тут Эмэмкут пришел, взял Синаневт, женился на ней. Ушли они. Пришел Ревне — а Синаневт нет, оставила его одного.

На другой день Анаракльнавт пошла собирать крапиву. Проследил ее Ревне, сказал:

— Анаракльнавт уже прошла, пойду и я, догоню Анаракльнавт.

Пошел Ревне. Пришел на речку, осмотрел запор: полно рыбы. Запела Анаракльнавт. Услышал Ревне, пошел, кинулся на нее. Она оттолкнула его:

— Ты чего, Ревне? Я не хочу за тебя замуж, у тебя глаза очень красные!

Застыдился Ревне, в сторонку отошел. Стал просить у Анаракльнавт, чтобы позволила ему понести крапиву:

— Эй, Анаракльнавт, давай я понесу твою крапиву!

Анаракльнавт сказала:

— Я и сама прекрасно донесу!

Пошли, пришли к речке. Ревне сказал:

— Эй, Анаракльнавт, давай я возьму тебя на спину и переправлю!

Анаракльнавт сказала:

— Я и сама прекрасно переправлюсь!

Ревне сказал:

— Ты мою речку испортишь, через эту речку никто никогда не переходил.

А Анаракльнавт взяла и переправилась сама. Ревне повел ее к себе в дом. Вошли в дом. Ревне сказал:

— Ты, Анаракльнавт, побудь у меня, кухлянку мою почини, а я пойду рыбьих головок принесу.

Ушел Ревие. Сразу Илвимтальхан — дикий олень пришел, Спросил в окошко:

— Ты что, Анаракльнавт, за Ревне выходишь?

— Нет!

— Кухлянку его чинишь?

— Нет!

Тогда он сразу взял Анаракльнавт, увел ее. Пришел Ревне — нет Анаракльнавт.

— Думаешь, я не знаю, кто тебя увел? Илвимтальхан!

Потом Наа пошла собирать крапиву. Ревне вышел во двор. Пошел вслед за ней, погнался. Запела Наа. Услышал Ревне, как Наа поет. Подошел к ней. Только хотел броситься на нее, да вдруг застыдился, что хвост его вечно кверху торчит. Пересилил себя, бросился к Наа, сразу на ней женился. Наа заплакала. Ревне сказал:

— Ну, кончай реветь! Давай-ка пойдем домой!

Взял Ревне крапиву и понес. Пошли. Пришли к речке. Ревне сказал:

— Эй, Наа, давай я возьму тебя на спину, переправлю.

Наа сказала:

— Я и сама прекрасно перейду речку. Я тяжелая, тебе меня не поднять.

— Хе, давай-ка садись на спину!

Села Наа. Пошел Ревне с ней через речку. Все суставы у него затрещали. Наа сказала:

— Что это трещит?

Ревне сказал:

— Камни под ногами гремят.

Переправились, пошли домой. В дом вошли. Ревне сказал:

— Ты, Наа, почини-ка мою кухлянку!

Ушел Ревие. За рыбьими головками пошел. А тут Зусч-ящерица пришел. Крикнул:

— Ты, Наа, уже вышла за Ревне замуж?

Наа сказала:

— Да, вышла!

— Кухлянку его чинишь?

— Да, чиню!

Ушел Зусч. Пришел Ревне, рыбьи головки принес. Стали есть. Поели, кончили. Ревне сказал:

— Ну, пойдем к твоим отцу и матери!

Вышел Ревне на двор, глазами помигал на солнце — и такой отличный парень из него получился! Очень красивый! Вошел в дом, увидела его Наа. Засмеялась:

— Ай да муж у меня, очень красивый стал!

Пошли к Кутху. Встретили они их. Кутх сразу к Ревне бросился, старших зятьев оттолкнул. Те на Ревне и не смотрят: стыдно им. Сирим сказала:

— Эге! А муж у Наа очень красивый!

Отправился Ревне обратно к себе домой. Кутха со всей семьей к себе домой отвез. Отстали старшие зятья. Не смотрят на Ревне. Стыдно стало им.

Стал Ревне хорошо жить, веселиться, ни в чем нужды не знал.

188. Эмэмкут, Анаракльнавт и Вален-Синаневт

Жил-был Эмэмкут с сестрой Анаракльнавт. Эмэмкут ходил на охоту, добывал всякого зверя. Однажды Эмэмкут притворился, будто он заболел. Анаракльнавт сама отправилась в сопки, миновала их, пошла к морю. Нашла высокий утес, спустилась к морю, там спряталась и увидела, что плывет по морю Вален-Синаневт226Вален-Синаневт здесь не сестра Эмэмкута Синаневт, а сестра братьев — охотников на диких оленей. в кожаной лодке. Хорошо нагружена лодка лахтаками и акибами. Стала Синаневт зверей потрошить, добычу убирать, потом пошла по берегу морской травы набрать. Вдруг увидела Анаракльнавт.

— Это ты тут?

— Да, я! Думала, ты парень, потому и спряталась.

— Ладно, пойдем ко мне домой!

Дома Вален-Синаневт начала угощать Анаракльнавт всем, что у нее было. Сказала Вален-Синаневт:

— У тебя, наверное, братья есть? Не бойся, я не выдам тебя моим братьям, а ты тоже не выдавай меня твоему брату. Все мои братья пошли охотиться на горных баранов.

Пришли братья Вален-Синаневт, спросили:

— Сестра, сюда никто не приходил? Расскажи нам!

— Никто не приходил. Я тоже только сейчас пришла с моря.

На другой день братья Вален-Синаневт опять отправились на охоту за горными баранами. Анаракльнавт сказала своей подруге:

— Мой брат болен, пойду-ка я домой!

Стала Вален-Синаневт снаряжать свою подругу Анаракльнавт в путь, всего ей дала: мозгов, костного мозга, мяса. Сказала Вален-Синаневт:

— Твой брат болен, ты голодать будешь, хорошенько запасайся едой!

Анаракльнавт отправилась домой. Пришла домой, а брат очень сильно болен. Начал Эмэмкут просить у сестры поесть чего-нибудь. Принесла она ему мяса, он сказал:

— Нет, я другого чего-нибудь хочу!

Тогда Анаракльнавт рассердилась на брата, сказала:

— Уйду от тебя насовсем!

Ушла Анаракльнавт. Эмэмкут встал, сестрину кухлянку надел, вороном стал, полетел. К Вален-Синаневт прилетел, сел на балаган, стал там прыгать.

Вален-Синаневт пришла с моря, увидела, что ворон на балагане сидит, стала в него камнями швырять.

— Ты не воруй, ворон!

Стало Эмэмкуту стыдно, полетел он в другую сторону. Снова человеком сделался. Пришел к Вален-Синаневт, сразу бросился, схватил ее. Испугалась Вален-Синаневт, узнала его. Эмэмкут женился на ней, отправился домой. Стали они жить и радоваться.

189. Челькутх и девушки-мухоморы

Жил-был Челькутх227Челькутх — ворон, сказочный персонаж, противопоставляемый в ительменском фольклоре Кутху. На современном этапе знания палеоазиатских языков мы не можем этимологизировать имена Кутх и Челькутх. Очевидным представляется только то, что Челькутх является производным от Кутх. Можно предполагать, что слово кутх по происхождению относится к одному из древних палеоазиатских языков или родственных ительменскому языку диалектов, вымерших в далеком прошлом и обозначавших слово «ворон» (ср. совр. ительменское фе'клх — «ворон»).. Посватался он к дочери Кутха Синаневт, работал для нее, много дров приносил. Наконец женился на Синаневт. Стали они жить, много веселились. Родила Синаневт. Сын родился. Отправился Челькутх в лес, нашел красивых девушек-мухоморов228Девушки-мухоморы — в ительменском фольклоре мифические лесные красавицы аманатки, заманивающие своими чарами охотников в лесные дебри. Миф о девушках-мухоморах восходит к древнему обычаю палеоазиатов Камчатки и Чукотки употреблять грибы мухоморы в качестве одурманивающего средства. «Собственно мухомор ванак употребляется как опьяняющее средство коряками, а у чукоч встречается редко, особенно в Колымском крае, где мухоморов нет» (Богораз, 1900, стр. 57, прим.) (см. также комментарий к № 124). Миф о женщинах-мухоморах, уводящих мужчин в волшебный мир, нашел свое воплощение в петроглифах скалистых гор Пегтымель, самых северных наскальных рисунках, обнаруженных советскими геологами и археологами в 1965–1966 гг. На этих скальных рисунках изображена пляска мухоморов, а на одном из фрагментов — увод женщиной-мухомором охотников (ср. Диков, стр. 219–221). Сюжеты наскальных рисунков и данной сказки восходят, как нам представляется, к одному мифологическому источнику. и остался в лесу с девушками, жену свою забыл.

Вот Синаневт начала беспокоиться, ждать:

— Где же он? Убили его, наверное!

А с ними старушка жила, тетка ее, Кутхова сестра. Она сказала:

— Синаневт, перестань мужа поджидать, он уж давно с девушками-мухоморами. Пошли сына к отцу.

Пошел мальчик к отцу. Запел песню:

— Мой отец Челькутх, моя мать Синаневт, отец нас забыл.

Услышал Челькутх, как сын поет, и сказал:

— Пойдите, жгите его горячими головешками. Скажите ему: не я его отец.

Взяли девушки головешки, обожгли мальчика, все ручонки ему сожгли.

— Горячо! Мама, жгут меня головешками! — кричит.

Ушел мальчик назад к матери. Пришел, она спросила его:

— Ну, что отец сказал?

— Он сказал: «Я не отец тебе». Велел мухоморам жечь меня горячими головешками, все ручки мне обожгли. Жжет, больно! Я завтра не пойду к отцу, а то опять будут жечь меня горячими головешками.

На другой день бабушка снова послала его к отцу:

— Еще раз сходи, снова спой, скажи так: «Отец, мы завтра уедем со всем добром, ты в лесу останешься, у мухоморов. Вы все потом голодать будете».

Мальчик пошел к отцу, запел песню:

— Отец, мы завтра уедем со всем добром. Ты в лесу останешься, у девушек-мухоморов, вы потом голодать будете.

Услышал Челькутх, как сын поет, рассердился:

— Пойдите, девушки, выпорите его ремнем как следует и огнем жгите. Пусть перестанет сюда ходить!

Взяли девушки огонь, взяли ремень, стала стегать мальчика, огнем жечь. Потом прогнали его. Закричал мальчик, пошел обратно к матери, пришел весь обожженный. Бабушка на него подула, у него сразу все прошло. Старушка сказала:

— Ну, Синаневт, давай собираться, поедем в лес!

Стали они собираться, позвали всех зверей и всех с собой увели, никого не оставили. Поехали в лес, приехали, выбрали высокую гору, забрались наверх, гору водой полили, — получилась ледяная гора.

Пошел Челькутх в лес, ни одного зверя не добыл, все следы пропали. Стал Челькутх с девушками голодать. Чего им поесть? Вспомнил Челькутх жену и сына. Пошел к себе домой. Пришел домой — не нашел ни жены, ни сына. Запричитал Челькутх:

— Куда же это мои все пропали? Я голоден, Синаневт, я есть хочу. Куда же вы с сыном ушли?

Погнался по следам за женой, пришел к той высокой горе.

— Как же наверх залезть? Очень скользко.

Закричал он снизу:

— Синаневт, подними меня!

Синаневт кинула вниз ремень, крикнула:

— Эй, Челькутх, хватайся за ремень!

Схватился он за ремень. Стала она поднимать его наверх, на гору. Вот уже близко, он и ногу поставил на вершину. Тогда она ремень обрезала ножом. Челькутх полетел вниз, упал, обмер, ожил, снова закричал:

— Синаневт, подними меня, я с голоду умираю!

— А почему ты с девками-мухоморами не живешь? Почему со своими мухоморами не живешь? Зачем сюда к нам пришел? Очень хорошо поступаешь! Сына всего измучил, теперь вот получай, что заслужил!

— Синаневт, перестань сердиться, подними уж меня, я есть хочу.

Снова она бросила ремень.

— Ладно, хватайся, подниму.

Схватился Челькутх, подняла она его. Недалеко от вершины снова ножом ремень обрезала. Опять Челькутх полетел вниз, упал, обмер, полежал, ожил. Опять закричал:

— Синаневт, перестань сердиться!

— Я тебя подниму, а ты потом снова будешь так поступать?

— Нет, не буду, Синаневт, не буду я так поступать.

Бросила она ремень, подняла его. Обсушился он, обрадовался, стал есть, наелся. Снова стали они жить, как раньше, много веселились. А девушки-мухоморы засохли и умерли.

190. Как Синаневт сглазили

Жили-были Синаневт и Эмэмкут. Хорошо жили, все у них ладилось. Вдруг с Синаневт что-то случилось. Все ей стало немило, все о чем-то думает и думает. Брат ее расспрашивает, но она ничего не говорит:

— Что с тобой?

— Не спрашивай у меня ничего. Очень скучно мне жить.

Ушла Синаневт куда-то. Вдруг увидела горбуш в реке. Поймала она одну горбушу, говорит:

— Ты будешь мне мужем!

Горбуша трепыхается у нее в руках. Синаневт говорит:

— О-о, муж очень игривый!

Пошла сразу домой, поднялась на чердак и там легла вместе с горбушей. Горбуша бьется, а ей смешно:

— Да будет тебе щекотаться!

Целую ночь Синаневт визжала и хихикала на чердаке, лежа с горбушей. Эмэмкуту всю ночь мешала спать. Утром Синаневт говорит:

— Ты теперь спи. Я укрою тебя, а сама по ягоды пойду.

Ушла Синаневт. Поднялся Эмэмкут на чердак, увидел горбушу на постели. Схватил он горбушу, отнес ее в реку. Синаневт увидела это, сразу запела:

— Моего-о муженька-а в речку бросили-и!

Очень жалела своего мужа. Пришла домой, взяла себе в мужья деревянный крючок для жира229Сырой нерпичий жир, нарезанный кусочками, складывали для хранения в нерпичий пузырь. Для извлечения жира из пузыря употреблялась специальная палка с крючком, которая имела и специальное название.. Легла она с ним, а крючок и говорит ей:

— Ши шше шишу шишеши, ши шше шушый шишеши230В подлиннике нарочито искаженная речь. По мысли рассказчицы, Синаневт и крючок, говорящий на своем «деревянном» языке, не понимают друг друга. То же далее..

Синаневт спрашивает:

— Ты чего? Может, мне поцеловать тебя?

А крючок говорит:

— Ши шше шишу шишеши, ши шше шушый шишеши.

Синаневт снова спрашивает:

— Может, мне обнять тебя?

Крючок снова говорит:

— Ши шше шишу шишеши, ши шше шушый шишеши.

Утром Синаневт сказала:

— Ты спи, я укрою тебя, а сама по ягоды пойду.

Как только Синаневт ушла, Эмэмкут сразу поднялся наверх: отчего это там Синаневт опять визжала? Увидел он крючок. Взял его, разжег во дворе огонь, да и бросил туда крючок. Вдруг Синаневт увидела, что дым поднимается, сразу запела:

— Мо-ой муженек в огне-е, горит, жи-ирный дым поднима-ается! Эмэмкут его сжег.

Пошла домой Синаневт, вдруг собачонку облезлую увидела, поймала ее и говорит:

— Ты будь мне мужем.

Собака зарычала на нее. Синаневт говорит:

— Чего смеешься? Пойдем на чердак, спать ляжем.

Уложила она собачонку — а та все рычит. Синаневт засмеялась.

— А ты чего смеешься? — спрашивает она собачонку. — Что, красивая я? Уж, наверное, красивая.

Опять всю ночь Синаневт визжала и хихикала. Эмэмкут из-за нее всю ночь не спал. Утром Синаневт говорит:

— Ты теперь спи, а я по ягоды пойду.

Собралась Синаневт уходить, захотела поцеловать собаку. Собака укусила ее. Синаневт говорит:

— Да ладно, ладно, далеко ходить не буду. Ишь какой, даже кусаешься, когда целуешь!

Ушла Синаневт. Эмэмкут сразу поднялся на чердак, злой-презлой, одеяло стащил с постели, увидел там собачонку. Схватил он ее, за шею спустил с крыши да и повесил. Увидела Синаневт — собачонка висит. Запела:

— Мо-ой муженек повешенный ви-исит, язычок вон как далеко высунул, такой смешливый муженек был! Ай-яй-яй, Эмэмкут!

Пошла домой Синаневт. Стала к дому подходить и тут человека мертвого нашла, нижнюю половину у него собаки отъели. Взяла она его и подняла на чердак, чтобы лечь с ним спать. Легли они, стали разговаривать. Мертвец и говорит ей:

— Синаневт!

— Чего?

— Ды бедя подиже пощупай.

— Что ты говоришь?

— Да ду же, ды бедя подиже пощупай.

А Эмэмкут увидел, как она мертвеца на чердак поднимала, и подумал про себе: «Очень плохая жизнь теперь началась».

Утром Синаневт пошла по ягоды, укрыла мертвеца одеялом. Как только ушла — Эмэмкут сразу поднялся на чердак, увидел мертвеца, испугался, накрыл его и спустился вниз.

Пришла Синаневт, сразу легла к мертвецу. А тот и говорит ей:

— Бедя двои бдат дидел.

— Что, я чем-то выпачкалась? — спрашивает его Синаневт.

— Бедя двои бдат дидел.

— Ты, наверное, говоришь мне, что я тебя брошу? Нет, я тебя не брошу, — говорит Синаневт.

— Бедя двои бдат дидел.

А Эмэмкут сказал себе: «Лучше мне этот дом сжечь, а самому уйти из этого места».

Поджег он дом, а сам ушел. А Синаневт с мертвецом там и сгорели.

191. Свадьба Синаневт и Анаракльнавт

Жил-был Кутх, были у него дочери Синаневт и Анаракльнавт. Кутх детей обижал, плохо они жили. Синаневт подумала и сказала Анаракльнавт:

— Пойдем на море, а то отец нас обижает!

Пошли они на море. Стали всякие ягоды собирать, потом стали делать из ягод пестрого кита. Кончили делать кита. Сели внутрь. Отправились к морскому Кутху. Кит нырял, выныривал, воздух из него, как дым, выходил. К морскому Кутху прибыли. Он их хорошо принял. Спросил морской Кутх:

— Вы куда едете?

— Мы к тебе приехали жить!

Стали они там жить, много веселились. Там перезимовали, ни в чем не нуждались. Весной обратно отправились, в свою землю. Морской Кутх нагрузил их мясом, жиром, шкурами, всем их снабдил. По морю они хорошо плыли, на волнах качались. Вдруг кит остановился. Синаневт проснулась и сказала:

— Почему это кит не движется?

Вышла, увидела, что кругом земля зеленеет. Выпрыгнула она на землю. Набрала травы пу́чки, кутагарнику, шеламайнику, обратно вошла, в изголовье положила. Анаракльнавт спала. Проснулась. Синаневт спросила ее:

— Тебе что снилось?

— Ничего не снилось!

Синаневт сказала:

— А мне снилось, будто мы уже на земле и я собираю пучки, кутагарник, шеламайник. Ну-ка, посмотри, может, и вправду есть пучки под моей подушкой!

Посмотрела Анаракльнавт под подушкой у Синаневт. Нашла пучки, кутагарник, шеламайник. Сказала Анаракльнавт:

— Ты, Синаневт, обманываешь меня!

Вышла Анаракльнавт наружу, увидела землю. Тогда обе на землю вышли, кита убрали. Синаневт сказала младшей сестре:

— Анаракльнавт, я тебя в оленя превращу, сама медведем стану! Ты будешь бегать по лесу, а я себя привяжу ремнем к столбу!

Превратила она Анаракльнавт в оленя. Стала та ходить, как настоящий олень. Сама медведем стала, привязала себя ремнем к столбу, очень страшная получилась.

Сказала Синаневт:

— Ну, ты, Анаракльнавт, беги в лес, может, кто-нибудь потом добудет тебя. Только смотри не говори про меня никому!

Ушла Анаракльнавт в лес. Ушла, покинула старшую сестру. Стала она ходить по лесу. Ходила-ходила.

Охотились в лесу два приятели. Увидели оленя, подкрались поближе, выстрелили, сразу повалили его. Начали они оленя потрошить, брюхо разрезали — оттуда красивая девушка вышла. Старший сразу женился на ней. Отвезли они ее домой. Стали хорошо жить.

Но вот стала Анаракльнавт на закате солнца выходить на двор, плакать, вспоминать Синаневт.

Жила там старушка. Услышала она, как Анаракльнавт вспоминает Синаневт. Вошла Анаракльнавт в дом, старушка спросила ее:

— Ты кого вспоминаешь?

— Никого не вспоминаю, — сказала Анаракльнавт, — есть у меня старшая сестра Синаневт. Она там, на море, медведем сделалась, очень страшная.

Стали охотники в путь собираться, стали стрелы делать. И Кечи тоже стал делать стрелы, из лозняка делал. Отправились на медведя. Кечи тоже поехал, в нарту из прутьев запряг мышей. Товарищи посмеялись над ним:

— Ты куда. Кечи?

— А так просто еду, может, мяса немножко поем!

Приехали приятели, стреляли, стреляли в медведя — никто не попал. Медведь стрелы зубами перекусывал, стрелы все переломал. А тут как раз Кечи прибыл. Стали его товарищи просить у него лук. Сказал Кечи:

— Я сам его застрелю!

Выстрелил Кечи, попал, сразу свалил медведя. Начали медведя потрошить, брюхо разрезали. Оттуда Синаневт вышла. Товарищи стали завидовать Кечи. Поехали все домой. Кечи жену тоже повез домой. Приехали, вдруг видят — нет Кечи. А они на дороге остановились. Сказал Кечи:

— Ты побудь здесь, я тут неподалеку схожу, ты не бойся!

Пошел Кечи к своей бабке. Пришел к бабке и говорит:

— Я, бабушка, на Синаневт женюсь, у меня там на дороге жена замерзает!

Свистнула бабка. Пришли два оленя с нартами, в нартах кухлянки лежат. Старушка обрадовалась, что внук женится. Пошел Кечи к жене, та не узнала его. Кечи сказал:

— Давай, иди сюда, садись!

Синаневт сказала:

— Не сяду, у меня муж есть, сейчас придет!

Кечи сказал:

— Я твой муж и есть, я к моей бабке ходил!

Села Синаневт, поехали они. Сразу товарищей догнали, обогнали всех. Увидели товарищи Синаневт: красивый человек ее везет — значит, кто-то уже украл у Кечи жену. Стал Кечи хорошо жить и веселиться.

192. Женитьба Эмэмкута

Жил-был Кутх с женой Мити, был у них сын Эмэмкут. Хорошо жили, ни в чем не нуждались. Эмэмкут решил пойти девушек поискать: жениться захотел. Отправился на поиски. Кутх с женой пошел в кедрачи за орехами. Кутх сказал:

— Мити, давай будем перекликаться, а то медведи в кедрачах ходят!

Стали они перекликаться. Кутх крикнул, жену окликнул:

— Мити-и!

Мити крикнула:

— Ах-ах-яха-ха!

Потом Мити мужа окликнула:

— Кут-хее!

Кутх крикнул:

— Ах-ах-яха-ха!

Кутх снова жену окликнул:

— Мити-и!

Мити крикнула:

— Ах-ах-яха-ха!

Мити мужа окликнула:

— Кут-хее!

Кутх крикнул:

— Ах, ях, яха-ха!

Надоело Мити, перестала она кричать. Кутх сказал:

— Куда это Мити ушла, не кричит!

Кутх снова стал кричать:

— Мити-и, Мити-и!

Мити сильно крикнула:

— Ахах, яхаха!

Кутх испугался, сразу на тот свет отправился. Нашел хороший балаган и дом. Там на балагане уселся. Девушка во двор вышла, увидела, что Кутх на балагане сидит, сказала:

— Зачем пришел? Только еду портишь.

Стала она камнями в него бросать. Кутх не боялся камней. Младшая девушка вышла во двор. Старшая сказала ей:

— Смотри, вон сидит. Ты, конечно, его пожалеешь.

Младшая девушка забралась на балаган, стала кормить Кутха всякой едой. А Кутх всю еду в кухлянку засовывал. В это время пришла Мити домой. Кутха нет. Заплакала Мити:

— Где же мой Кутх, куда он ушел?

Пришел Кутх домой, увидела она его. Обрадовалась. Кутх хорошей еды принес. Мити спросила его:

— Кутх, ты куда ходил?

— Ты меня напугала, я на тот свет попал!

Пришел Эмэмкут. Девушек не нашел. Так много думал, что заболел, не стал есть. Потом спросил отца:

— Ты, когда ходил, нигде девушек не видал, отец?

— Я не знаю, никуда я не хожу, вечно дома сижу, только горшок выношу.

А про тех девушек Кутх совсем забыл, ничего Эмэмкуту не сказал. Мити про них вспомнила и сказала:

— Кутх, ты же мне говорил, что где-то видал девушек!

Тогда и Кутх вспомнил:

— Да, верно, Мити. Молчи, я сам ему расскажу. Слушай, Эмэмкут, я видел девушек на том свете. Двух девушек видел. На старшей не женись, на младшей девушке женись. Завтра пойди в кедрачи с сестрой, перекликайтесь, сестра тебя напугает, ты испугаешься, сам себя не узнаешь, и пойдешь по моей дороге. Увидишь дом и балаган. На балаган садись. Сразу старшая девушка выйдет во двор, будет камнями в тебя бросать. Это будет, значит, старшая. Ты не женись на ней. Потом младшая девушка выйдет. Эта сразу залезет на балаган, будет тебя кормить. Вот тебе моя кухлянка, бери. Когда женишься, сразу кинь ее сюда, к нам.

Пошел Эмэмкут с сестрой в кедрачи. Стали они перекликаться. Как Кутх и Мити перекликались, так и они перекликаются. Синаневт надоело кричать, помолчала она немного, а потом как крикнет. Испугался Эмэмкут, сразу по Кутховой дороге пошел, попал на тот свет. Нашел балаган. Сел на балаган. Старшая девушка сразу во двор вышла. Начала камнями бросать, сказала:

— Опять этот пришел, повадился сюда ходить!

Младшая девушка вышла во двор. Сразу залезла на верх балагана, стала Эмэмкута кормить. Эмэмкут ничего не ел.

— Почему ты не ешь? — спросила девушка.

Тогда Эмэмкут обнял ее. Женился на ней, сразу она забеременела. Девушка заплакала, Эмэмкут сказал:

— Ну, перестань вопить, ребенка задушишь!

Услыхала старшая сестра, что младшая беременна, рассердилась:

— Вот братья вернутся, я расскажу про тебя!

Приехали братья, старшая сестра сразу вышла им навстречу и сказала:

— Вы думаете, хорошо младшая сестра живет? Она уже замуж вышла, забеременела!

Братья сказали:

— Отлично, пусть выходит замуж!

Стали они жить. Эмэмкут вместе со свояками ходил в лес на охоту, добывал зверя. Потом Эмэмкут стал делать нарты, большую и маленькую. Сделал и сказал своякам:

— Ну вот, завтра мы пойдем домой!

Свистнул Эмэмкут. Сразу большое стадо оленей пришло, все олени пестрые. Он еще раз свистнул. Снова оленье стадо пришло, все белые. На пестрых он дунул — они ушли обратно.

Свояки очень обрадовались: впервые такое стадо видели. Начал Эмэмкут запрягать оленей. Запряг. У жены один волосок выдернул, волоском привязал дом свояков к задней нарте. Поехал с женой домой. Увидели это свояки и сказали:

— Смотри-ка, Эмэмкут никуда не движется, на одном месте сидит!

Не знают они, что дом привязан и что Эмэмкут их, свояков, вместе с домом тащит. Эмэмкутовы свояки посмотрели еще и говорят:

— Что же это Эмэмкут делает? Не двигается, на одном месте сидит!

Приблизился Эмэмкут к своему дому. Не доезжая остановился, пешком пошел. Жену в нарте оставил. Пришел к матери, велел ей:

— Кидай на дорогу все, что есть: шкуры, выпоротки, собольи, лисьи шкурки.

Пришел он к жене, снова поехали. Увидела Эмэмкутова жена: валяются прекрасные шкуры, выпоротки, собольи, лисьи шкурки. Сказала Эмэмкутова жена:

— Кто это выбросил такие красивые шкуры, выпоротки, собольи, лисьи шкурки?

Эмэмкут сказал жене:

— Кутх и Мити задницы подтирают ими!

Приехали они. Кутх и Мити очень обрадовались, много веселились.

193. Эмэмкут и его жена Ельтальнен

Жил-был Кутх с женой Мити. Была у них дочь Ельтальнен, а также старушка, Кутхова мать. Много женихов приходило. Старушка сразу всех съедала, никого не пропускала к ним. Та старушка была людоедка. Эмэмкут тоже прослышал об очень красивой девушке Ельтальнен. Стал Эмэмкут собираться к Кутху, дикого оленя поймал. Отправился Эмэмкут, взял оленя. Приблизился. Оленя вперед погнал. Старушка сразу оленя съела. Эмэмкут проскочил, старушка не заметила его. Вошел он к Кутху, спросил:

— Кутх, где же твоя девушка?

Кутх сказал:

— Нет у нас девушки!

Ельтальнен в другом доме была. Стал Эмэмкут там жить. Конечно, хотел к Ельтальнен войти, но она не пускала. Думал, думал Эмэмкут, в старуху себя превратил, пургу сделал. Снова к Ельтальнен пришел, стал просить:

— Ельтальнен, пусти меня, я замерзаю!

Впустила.

— Там, старуха, у двери садись!

Не узнала Ельтальнен Эмэмкута и вправду за старушку его приняла. Усыпил Эмэмкут Ельтальнен. Заснула Ельтальнен, спит, ничего не чувствует. Эмэмкут сделал, что ему нужно, и сразу ушел. Ельтальнен сразу забеременела. Почувствовала Ельтальнен, что беременна, стала детскую одежду шить. Мити вошла к ней и сказала:

— Эй, Ельтальнен, ты что делаешь? Ты дурное задумала!

Ельтальнен сказала:

— Да, мать, я беременна! Правда, я ни с кем не спала. Только когда пурга была, я сюда старушку пустила.

Мити сказала:

— Это, конечно, Эмэмкут был!

Ельтальнен родила, очень красивого ребенка родила. Сказала Ельтальнен отцу и матери:

— Передайте жениху, что Ельтальнен сказала: «Конечно, я согласна!»

На это Кутх и Мити слазали:

— Если ты согласна, выходи за Эмэмкута!

Эмэмкут женился на ней. Стали хорошо жить. Эмэмкут сказал:

— Ну, будем собираться домой!

Стали собираться. Эмэмкут вышел во двор, свистнул — сразу три оленьи упряжки пришли. Поехали домой. Подружки Ельтальнен сказали ей:

— Сейчас тебе хорошо, а потом у тебя на хорее231Хорей — длинный шест для управления упряжными оленями. сопли висеть будут.

Приехали они домой. Вороны Эмэмкуту весь дом обгадили. Эмэмкут прибрал дом. Решил устроить праздник, всех позвал. Казаки пришли. Чичкимчичан пришел, как будто мухомора наелся. Сказал он:

— Эй, Ельтальнен, помочись в роговой ковшик, я твою мочу выпью, как будто мы вместе в одном кукуле спали!

Ельтальнен сказала:

— Врешь ты все, Чичкимчичан!

Рассердился Эмэмкут на жену, праздник прекратил. Все гости к себе ушли, не стали праздновать. Эмэмкут лег и все время лежал, не вставал, рассердился на жену за Чичкимчичана. Даже смотреть на нее не хочет. Ельтальнен сказала:

— Эмэмкут, ты все время сердишься на меня, так уж я уеду к отцу!

Эмэмкут сказал:

— Хоть сейчас уезжай!

Заплакала Ельтальнен, вышла во двор. Свистнула — сразу две оленьи упряжки появились. Опять в дом вошла, сказала:

— Ну, прощай, Эмэмкут, я уезжаю!

Схватил Эмэмкут жену за подол, не смог удержать. Погнала Ельтальнен оленей, сразу пропала. Едет Ельтальнен по дороге и плачет, сопли на хорее повисли. Сказала она:

— Действительно, правду подружки говорили!

Приехала к отцу с матерью. Опять стала в своем доме жить. Тепло стало на дворе, солнце пригрело. Вот и говорит Синаневт, сестра Эмэмкута, своему брату:

— Эмэмкут, солнце славно греет, вынесу я тебя во двор!

Эмэмкут не хотел во двор. Синаневт все-таки вынесла его вместе с постелью. У Эмэмкута от лежания все бока сгнили. Сидит он во дворе и говорит:

— Синаневт, достань мои стрелы, я их пересчитаю, может, какие потерялись!

Синаневт достала стрелы. Начал Эмэмкут их считать. На стрелах травинка висела — никак не оторвешь. Тогда он травинку отрезал ножом, за спину бросил. Сзади кто-то заплакал, сказал:

— Я, Эмэмкут, тебя жалею, а ты меня ножом порезал!

Посмотрел Эмэмкут назад, увидел старушку-паучиху. Та встала, вокруг Эмэмкута трижды обежала. Эмэмкут сразу поправился. Красивый стал. Снова стал веселиться. Жену вспомнил. Снова пошел к жене. Пришел туда — не пускают. Стал Эмэмкут там жить, три года на Кутха работал. Но тот не отдавал ему жену. Тогда Эмэмкут прокопал под землей ход к жене. Стал через этот ход к жене тайком от Кутха пробираться, спал у жены. Три года так делал. Наконец отдали Эмэмкуту жену. Снова они домой поехали. Приехали. Снова стели хорошо жить. Снова устроили праздник. Всех позвали. Много гостей пришло. И опять пришел плохой человек Чичкимчичан. Эмэмкут сразу его схватил, куда-то выбросил. Стал он гостей кормить. Кончили есть. Начали бороться. Эмэмкута никто не победил, всех он бросал наземь. Кончили бороться. Стали на шкуре кидать друг друга. Снова Эмэмкуту никто ничего не мог сделать, он всех остальных валил. Кончили играть на шкуре. Стали все мочиться. Эмэмкут мочился очень далеко. Никто Эмэмкута не мог осилить, всех он победил. Стал Эмэмкут жить и радоваться.

194. Сисильхан и жена Эмэмкута Аяномльхчах

Жил-был Кутх с женой Мити. Дети у них были: Эмэмкут, Сисильхан, Синаневт, Сирим. Эмэмкут пошел в лес, нашел Аяномтальхана и дочь его, Аяномлъхчах. Посватался Эмэмкут. Отдал ее ему Аяномтальхан. Женился Эмэмкут. Поехали домой. Приехали. Сирим вышла во двор, увидела жену Эмэмкута, сказала:

— Очень красивая!

Сисильхан стал завидовать, захотел взять себе жену Эмэмкута. Послал сестру свою Сирим к Эмэмкуту. Сирим сказала:

— Эмэмкут, Сисильхан хочет пойти в медвежью берлогу заглянуть! Ты пойдешь?

Эмэмкут сказал:

— Пойду, посмотрю!

Пошел Эмэмкут, заглянул в берлогу. Сисильхан сразу столкнул его туда. Медведи хорошо приняли Эмэмкута. Мясом кормили. Медведи знали, кто его столкнул к ним. Сказали медведи:

— Ну, Эмэмкут, иди домой. Хочет Сисильхан забрать себе твою жену.

Дали они Эмэмкуту медвежатины. Пошел он домой. Пришел, вошел в дом, спросил жену:

— Сисильхаи пришел?

Аяномльхчах сказала:

— Только что пришел!

Сисильхан послал сестру:

— Сирим, пойди позови жену Эмэмкута сюда!

Сирим вошла, сказала:

— Эй, Аяномльхчах, Сисильхан тебя зовет!

Аяномльхчах сказала:

— Не пойду, разве я мужа покину?

Сирим посмотрела:

— А, Эмэмкут вернулся!

— Садись, Сирим, поешь мяса!

Сирим села, хорошо поела, наелась, пошла домой, вошла в дом. Сисильхан спросил ее:

— Ну, что? Придет?

— Не придет, Эмэмкут вернулся.

— Врешь ты, Сирим!

— Я не вру. Вправду пришел, мясом меня накормил, я хорошо поела.

Сисильхан сказал:

— Бессмертный Эмэмкут, что ли?

Сисильхан снова послал Сирим:

— Пойди к Эмэмкуту, спроси: может, завтра он хочет сходить к волчьему логову?

Сирим пошла к Эмэмкуту. Вошла, сказала:

— Эмэмкут, ты пойдешь завтра к волчьему логову?

Эмэмкут сказал:

— Пойду!

Сирим пошла домой, вошла, сказала:

— Пойдет!

Пошли они к волчьему логову. Пришли. Снова Сисильхан сказал Эмэмкуту, чтобы заглянул в логово. Стал Эмэмкут смотреть в щелочку. Снова Сисильхан столкнул его.

Волки Эмэмкута хорошо приняли, мясом накормили. Затем Эмэмкут сразу домой пошел. Пришел, вошел в дом.

А Сисильхан снова послал сестру:

— Эй, Сирим, пойди Эмэмкутову жену сюда позови!

Сирим пошла, вошла, сказала:

— Аяномльхчах, тебя Сисильхан зовет!

Аяномльхчах сказала:

— Не пойду, разве я покину мужа?

Сирим увидела, что Эмэмкут вернулся.

— Садись, Сирим, мяса поешь!

Сирим славно наелась, пошла домой. Вошла, сказала:

— Не придет, Эмэмкут вернулся!

Сисильхан сказал:

— Почему это волки Эмэмкута не убили?

Сисильхан снова послал Сирим:

— Может, Эмэмкут пойдет к гольцам, к проруби?

Сирим пошла, вошла, сказала:

— Эмэмкут, может, завтра пойдешь к гольцам, к проруби?

Эмэмкут сказал:

— Пойду!

Пошли Сисильхан и Эмэмкут к проруби. Посмотрели: много гольцов. Сисильхан столкнул Эмэмкута в воду. Тот сразу на дно пошел. Гольцы Эмэмкута хорошо приняли, жареным гольцом накормили. Стали упрашивать его остаться у них жить.

Эмэмкут не пожелал:

— У меня жена есть!

Пошел Эмамкут домой, гольцами нагрузили его. Пришел к дому, вошел.

Сисильхан снова сестру послал:

— Пойди, Эмэмкутову жену позови сюда! Утопил я Эмэмкута.

Сирим пошла, вошла, сказала:

— Аяномльхчах, зовут тебя, твой муж не придет!

— Что ты, вот мой муж сидит!

Сирим посмотрела:

— А, вот Эмэмкут!

— Садись, Сирим, жареного поешь!

Сирим поела, пошла домой. Сисильхан спросил ее:

— Ну, что? Придет?

— Нет, не придет! Эмэмкут пришел, гольцов принес, я хорошо поела.

Сисильхан сказал:

— Эх, никак не могу я Эмэмкута извести.

Тогда Сисильхан выкопал у двери яму до самого подземного царства, сверху травой прикрыл. Снова Сисильхан послал свою сестру:

— Пойди, позови Эмэмкута к нам в гости поесть!

Пошла Сирим, вошла, сказала:

— Эмэмкут, зовут тебя поесть!

— Пойду!

Пошел Эмэмкут, не заметил ямы, сразу в яму провалился, под землю попал. Нашел там хороших людей. Хорошо приняли его, стали кормить. Там хорошие девушки были. Все время заставляли Эмэмкута жениться там.

— Не хочу жениться! — сказал Эмэмкут и заплакал.

Привел наконец Сисильхан жену Эмэмкута к себе. Аяномльхчах надела колючую шкуру камбалы. Сисильхан сказал:

— Ну, давай ляжем!

Легли. Аяномльхчах стала нарочно обнимать Сисилъхана. Застонал Сисильхан.

— Ой, ой, почему твоя кожа такая колючая?

А жена Эмэмкута все сильнее обнимает его. Рассердился Сисильхан, оттолкнул Аяномльхчах, сказал:

— Я думал, ты хорошая женщина!

Вышла Аяномльхчах на двор. Сразу в яму упала. Встретила мужа. Эмэмкут ни на кого там не смотрел.

— Эмэмкут, я пришла, твоя жена!

Увидел он жену, обрадовался, стал ее целовать. Сразу пошли они обратно домой. Эмэмкут по дороге двух старых медведей поймал. Пришли домой. Сразу Сирим вошла, встретила их. Послали они ее и сказали:

— Пойди, позови сюда Сисильхана!

Сирим пошла, вошла, сказала:

— Сисильхан, тебя Эмэмкут зовет!

— Неужели он пришел?

— Да, пришел!

Пошли они к Эмэмкуту, увидели двух огромных медведей. Испугались, закричали:

— Эмэмкут, страшно!

Эмэмкут рассердился, схватил Сисильхана с сестрой, те завопили:

— Эмэмкут, отпусти нас, боимся!

Эмэмкут погнал медведей, те отнесли Сисильхана с сестрой в лес навсегда. Стал Эмэмкут жить и радоваться.

195. Мечхч, медведь и Кутх

Жил-был Мечхч. Одной рыбой питался. Как настанет лето, он готовит юколу. Навешает полный балаган, а зимой знай себе спит на лабазике, на котором кипрей сушат. Как-то осенью медведь повадился к нему ходить. Поедает да поедает юколу! Ну что Мечхч может с ним поделать? Медведь уже всю юколу кончает, разжирел. Еще раз пришел, доел юколу и говорит:

— Ну, Мечхч, прикончил я юколу. Теперь тебя съем.

Мечхч говорит:

— Эх, больно я сухой да жесткий!

— Как же мне тогда тебя съесть?

— Лучше изжарь меня!

— Ну, тогда зажарю. Дров надо принести, — говорит медведь. — Давай-ка, натаскай поскорее дров, а я полежу — что-то я устал. Да ты долго-то не ходи!

Пошел Мечхч в лес, а сам плачет, прощальную песню поет. Принес он дров, положил и говорит медведю:

— Я еще схожу, этих мало будет.

Снова пошел, запел прощальную песню:

— В последний раз хожу, скоро меня съедят!

Вдруг Кутх по тундре идет. Услышал он: кто-то прощальною песню поет. Сразу пошел он на тот поющий голос:

— Гляди-ка, Мечхч! Ты чего стонешь?

— Эх, Кутх, в последний раз я гуляю!

— А что так?

— Скоро меня съедят. Эти дрова я для своего котла несу, зажарят меня.

— Кто же?

— Да медведь.

— Ты чего? Ну, хватит тебе плакать! Ты пойди, отнеси эти дрова. Костер потихонечку складывай. Не торопись! А я пока что дрыгалку232Дрыгалка (местн. рус.) — короткая, толстая дубинка, употреблявшаяся ительменами и коряками в качестве орудия охоты, обороны и нападения. сделаю. Потом ты меня как будто нечаянно увидишь и скажешь медведю: «У-у, вот уж Кутха нелегкая несет!» Как будто ты на меня сердишься.

Мечхч пошел домой. Медведь спрашивает его:

— Уже пришел?

— Пришел.

— Ну, делай костер!

Уселся Мечхч, стал потихоньку складывать костер. Вдруг закричал:

— Ах ты, вот Кутха нелегкая несет!

Медведь сразу говорит:

— Ты смотри, не выдавай меня, я клубком свернусь.

Свернулся медведь клубком, лежит. Приходит Кутх:

— Здорово, Мечхч!

— Здорово!

Кутх подошел к медведю:

— А это что такое тут лежит?

— Да это моя сельница233Сельница (местн. рус.) — у камчадалов специальное (обычно деревянное) корыто для приготовления толкуши (см.) Форма сельницы продолговатая или, ранее, круглая..

Начал Кутх осматривать ее.

— Мечхч, а почему она с шерстью?

— А что мне, взял вот и обтянул ее шкурой!

— Мечхч! А почему она с ногами?

— А что мне, захотел, вот и сделал с ногами!

Подошел Кутх к медвежьей голове.

— Мечхч! А зачем она с головой?

— А мне что, сделал вот с головой!

Кутх половчее прицеливается к медвежьей голове, чтобы стукнуть наверняка. А медведь лежит и не дышит. Кутх взял дрыгалку, нацелился — ка-ак трахнет медведя по голове! Тот даже не шевельнулся. Кутх крикнул:

— Мечхч, живее брюхо ему распори, а то оживет!

Началась у них беготня: медведя потрошат, сразу же и варят, сразу и жарят. Кутх говорит:

— Теперь, Мечхч, давай сделаем из медвежьей шкуры мешки, мяса для Мити отнесем!

— Ой, дедушка, хоть все мясо бери, раз уж ты меня в живых оставил!

Пошли они к Мити, пришли. Поднялись к входной дыре:

— Мити! Ношу принимай!

Мити выскочила наверх:

— Ой, Кутх, где же это ты мяса добыл?

— Не болтай слишком много, — говорит ей Кутх. — Давай-ка, чего-нибудь вкусненького сготовь! А ты, Мечхч, никуда не уходи, живи у меня как мой сын.

196. Ивликелхен

Жил-был Ивликелхен в своей юрточке. Вдруг пришла к нему сука:

— Здорово, дедушка!

— Здорово, сука!

— Я к тебе ночевать пришла.

— Ну и ночуй!

А про себя Ивликелхен говорит: «Все равно тебя съем». Вслух сказал:

— Ты, сука, в той стороне ложись, а я — в этой.

Сука говорит:

— Дедушка, расскажи сказку!

— Расскажу, ты только слушай.

Начал Ивликелхен рассказывать:

— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много мозгу костного, пусть растет, подрастает, будет еще больше.

А сука лежит и угол подкапывает, дырку наружу хочет сделать.

— Сука! Ты чего чешешься?

— Я под мышками чешу. Ты, дедушка, рассказывай, я тебя хорошо слушаю. Уже спать хочу.

Ивликелхен снова начал рассказывать:

— Туша, туша, целая, целая, много мозгу головного, много почек, печени, пусть растет, подрастает, будет еще больше… Сука! Ты что там чешешься?

А сука дырку почти прокопала. Отвечает:

— Я, дедушка, промеж ног чешу. Ты рассказывай себе. У меня уже один глазок уснул. Еще расскажи — совсем засну.

Ивликелхен сразу начал рассказывать:

— Туша, туша, целая, целая, много мозгу костного, горлышко нежное, ушки сладкие, пусть растет, хорошо расти, досыта тобой наемся… Сука!

Нет ответа.

— Уже заснула. Ох и превкусно я сейчас поем!

Встал Ивликелхен, начал суку искать, нашел дырку, через которую сука убежала. Ивликелхен рассердился:

— Ах ты, сука, сука, все равно я тебя догоню! Так и съем живьем!

Погнался он за ней. Бежит сука и вдруг видит птичку. Поймала она ее и в кухлянку завернула. Тут же сразу и конуру сделала. Сама уселась, качает птичку, как будто это ее ребенок.

Ивликелхен пришел, спрашивает:

— Ты суку не видала?

— Мой ребенок сильно болеет, кого мне видеть? Дедушка, ты у меня здесь переночуй.

— Ладно, переночую.

Тогда сука и говорит:

— Ты ложись спать, я с ребеночком буду сидеть, он по ночам все плачет.

А сама думает, как бы ей убежать. Настала ночь. Окликнула она Ивликелхена:

— Дедушка, ты спишь?

Не отвечает, заснул.

Сука нашла где-то равдугу и всю исколола, как будто звездочки сделала. Надела Ивликелхену на лицо: «Спи, Ивликелхен», — и убежала.

Ивликелхен спал, пока не настал день. Открыл глаза — перед глазами темное небо и звездочки. «Ну и длинная же ночка, — подумал он, — а уж ясно, вызвездило-то как!» Стал он поворачиваться на другой бок, а равдуга свалилась с его лица. Тогда он понял, в чем дело:

— Не знал я, сука, что это ты была. Ну, догоню тебя сейчас!

Побежал Ивликелхен, стал суку догонять. Увидела его сука. Принялась дразнить:

— Дедушка, на мои ножки посмотри!

— Твои ноги, как палки, — отвечает Ивликелхен.

— Дедушка, посмотри на мои ноздреньки!

— У-у-у, твои ноздри, как дырки в стене!

— Дедушка, мое личико гладкое, как вылизанное, а посмотри-ка на мои глазки!

— У-у-у-у, твое лицо, как кусок дымленой шкуры, а глаза узкие, как ножом прорезанные. Все равно съем тебя!

— Посмотри на меня, какая я девица!

— Какая ты девица, ты просто сука!

Гонялся, гонялся Ивликелхен за сукой, все штаны порвал, не смог поймать. Тогда он сказал:

— Пойду-ка лучше домой, штаны починю.

Пришел, сел, собирается штаны чинить. А тут мыши пришли, сразу начали кататься на его юрточке. Скатываются все время мимо окошка, а он говорит: «Что это мне свет затемняет? Наверное, щеки». Взял он и сразу отрезал их. Кровь льется, а мыши снова скатились.

— Да это, наверное, нос затемняет!

Отрезал нос. Все лицо у него болит.

Подумал Ивликелхен: «Ну-ка, выйду во двор, погляжу, что там».

Вышел, увидел мышей. Сказал им:

— Теперь-то вы от меня не уйдете.

Живо побежал в дом, завязал штаны, как мешок, вышел во двор и говорит:

— А ну, катитесь сюда!

Мыши упрямятся, не хотят. Маленького мышонка толкнули вперед, упал он в штаны. Ивликелхен снова говорит:

— А ну, быстрее катитесь!

Скатились все мыши в штаны.

— Вот сейчас кислое мясо приготовлю.

Завязал Ивликелхен штаны, пошел в лес. Пришел. Нашел прямое дерево. Говорит ему:

— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!

Нагнулось дерево. Повесил он штаны на верхушку и говорят:

— Дерево, дерево, выпрямись!

Выпрямилось дерево.

— Теперь кислое мясо превкусное сделаю. Вот тогда и полакомлюсь.

Ушел Ивликелхен в свою юрточку. А тут лиса по лесу бежит, слышит, что где-то дурными голосами вопят. Это мыши наверху громко плачут. Лиса осмотрелась и увидела их. Спрашивает:

— Кто же вас подвесил?

— Нас Ивликелхен подвесил, чтобы кислое мясо из нас сделать.

— А как же он подвесил вас, что он говорил?

— Он говорил: «Дерево, дерево, нагнись!»

Лиса сказала эти слова, дерево сразу нагнулось. Выпустила она мышей и говорит:

— Быстренько натаскайте гнилушек.

Натаскали мыши гнилушек, полные штаны набили. А того мышонка, что внизу был и уже задохся, положили сверху — пусть прокисает. Лиса говорит:

— Теперь скажите мне, когда он вас подвесил, что дереву говорил?

Мыши сказали:

— Дерево, дерево, выпрямись!

Подвесили они штаны на верхушку. Лиса и говорит:

— Теперь идемте ко мне домой. Корыто приготовьте и на таскайте ольховой коры.

Жил-жил Ивликелхен дома, а потом говорит:

— Пора идти, у меня славное кушанье есть.

Пришел он в лес.

— Дерево, дерево, нагнись! Дерево, дерево, нагнись!

Дерево нагнулось.

— Сейчас буду есть мое кисленькое, вкусненькое. Пресладко поем!

Закрыл Ивликелхен глаза, сунул руку в штаны, вытащи мышонка, начал есть:

— Ух, как вкусно, ну и полакомлюсь!

Снова засунул руку в штаны, вытащил гнилушку, взял в рот. Рассердился:

— Это уж лиса напакостила! А ну-ка, пойду к ней!

Пошел. Мыши увидели его издали, говорят:

— Ивликелхен идет!

Лиса говорит:

— Живо жуйте кору!

Нажевали мыши ольхи, наполнили корыто.

— Теперь прячьтесь.

Пришел Ивликелхен к лисе, говорит:

— Здорово, лиса.

А лиса лежит, и голова у нее обвязана.

— Это ты мое кушанье украла? — спрашивает Ивликелхен.

— О-ой, дедушка, третий месяц болею, — отвечает лиса.

— Чего у тебя болит-то?

— Кровь из души идет. Смотри: корыто крови полно. Даже некому сходить вылить. Хоть бы ты, дедушка, сходил вылил.

— Ладно, схожу, вылью. Правда, сильно болеешь, много крови вышло.

Взял он корыто, понес. Лиса говорит ему:

— Назад только не оглядывайся. Во-он с той горы вылей.

Ивликелхен тащит корыто. Устал, остановился. Захотел назад оглянуться, но вспомнил, что лиса не велела назад смотреть. Снова пошел, уже гора близко. Очень устал. Остановился, захотел оглянуться, опять вспомнил, что лиса не велела назад смотреть. А лиса крадется за ним следом. Вот пришел Ивликелхен к обрыву, стал корыто выливать. Лиса ка-ак толкнет его сзади — покатился Ивликелхен кубарем.

— Ах ты, лиса, все равно тебя поймаю!

Какую лису он теперь поймает? Разлетелся на куски — куда голова упала, куда руки.

А лиса хохочет. Нахохоталась, пришла к мышам, говорит:

— Теперь идите домой, ничего не бойтесь и суке скажите — пусть спокойно живет: Ивликелхен умер.

197. Битва двух Кутхов

Жили-были морской Кутх и речной Кутх. Речной Кутх отправился к морю. Морской Кутх отправился к реке. Встретились они на середине. Сразу кинулись друг на друга, стали бороться. Никто не победил. Снова стали драться: царапались, потом кусались. Опять ослабели. Лежа стали драться. Кровь потекла. Вся земля покраснела. Так дрались, что все мясо до костей друг у друга содрали. Вдруг старушка откуда-то пришла. Спросила их:

— Эй, вы что делаете?

— Да вот, встретились мы здесь!

Сказал морской Кутх:

— Я пошел к реке.

Сказал речной Кутх:

— Я пошел к морю. Встретились мы тут, поборолись, потом подрались, ослабели, сил лишились.

Старушка стала их ладонями растирать, лечить. Обдула их — они сразу поправились. Землю старушка посохом утрамбовала. Сразу те встали, сильно друг друга застыдились, отправились по домам.

198. Коряк и лиса

Жил-был коряк. Был у него олений табун. Весна настала. Погнал он табун в хребты. Откуда-то лиса пришла, сказала:

— Эй, коряк, давай вместе жить!

— Эге, лиса, узнала, что у коряка табун есть?

— Да я, коряк, работать буду!

— Ничего не делай, только табун со мной сторожи!

Обрадовалась лиса этим словам. Сказала:

— Пойдем, ты посмотришь, может, какие-нибудь олени потерялись!

Пригнали табун на пастбище. Стала лиса выбирать быков, жирных отбирала. Под шкурой все у них выедала. Так весь табун прикончила. Тех, кого съела, так и оставила стоять. Тех, которые остались живы, погнала туда, где остальных съела. Сказала лиса:

— Пойду-ка я хозяина приведу!

Пришли, хозяин осмотрел всех.

— Ишь ты, лиса, мастер ты пасти стадо. Наверное, все-таки несколько штук убила для себя?

Лиса сказала:

— Зачем мне трогать добро моего друга? Лучше уж я пойду прочь, к моему отцу пойду.

Коряк сказал:

— Ты, лиса, сколько хочешь бери.

Лиса сказала:

— Ничего не возьму! Потом опять приду к тебе жить.

Ушла лиса. Сразу густой туман сделался. Коряк пошел, заблудился, в пропасть упал, там умер. Лиса назад пришла, табун взяла себе. Стала все время веселиться.

199. Икымту и Ивылту

Когда-то давно жили на этой земле два человека. Одного звали Икымту234Икымту — букв. «Коротконогий»., другого — Ивылту235Ивылту — букв. «Длинноногий».. В то время было лето. Стала приближаться осень. Где им жить? Придумали они построить домик возле березняка. Накосили травы, притащили бревен, накопали дерна, снесли все в одно место, сделали домик без долгих размышлений. А осень все ближе, ближе, и вдруг ни с того ни с сего погода испортилась. Неба не стало видно, солнце совсем пропало, тучи над самой землей повисли. Вдруг дождь начался — и полил, и полил! Они все время дверь открывают, все на улицу выглядывают: идет и идет дождь, ну что будешь делать? Тогда-то Ивылту сказал Икымту:

— Послушай, что я надумал, Икымту!

— Скажи, что ты надумал!

— Подымусь-ка я на небо! Может быть, я тучи ногами растолкаю. А ты оставайся в доме, свари чего-нибудь поесть! Я там ночевать не буду, спущусь.

Вышел Ивылту на двор, один раз вокруг себя обернулся и поднялся на небо. И как только на небо поднялся, сразу начал тучи ногами расталкивать. Расталкивал, расталкивал Ивылту, уж стемнело, ночь наступила. Еще не рассвело как следует, спустился он на землю. Товарищ встретил его, спросил:

— Ну, как, Ивылту, что ты сделал?

— Не смог я, Икымту, растолкать их! Устал. Накорми меня, чаем напои!

Тогда Икымту сказал Ивылту:

— Ты Ивылту, а я Икымту. Поднимусь-ка я на небо. Попробую сам как-нибудь растолкать тучи.

Ивылту сказал:

— Да что ты, Икымту! Разве ты сможешь? Я, Ивылту, и то не смог!

— Однако все-таки я попробую, подымусь!

Собрался Икымту, кухлянку надел, травой подпоясался и сказал:

— Ну, я пока что пойду.

Открыл дверь, вокруг себя обернулся, завертелся волчком и — как будто кто потащил его наверх, на небо. Приблизился к небу, разок толкнул тучу — сразу дырку сделал. Еще два-три раза толкнул, тучи вдруг начали вниз опускаться. Тут ветер подул, тучи, не долго думая, рассеялись — что им еще оставалось делать? Спустился Икымту на землю. К дому подошел, сказал товарищу:

— Ну-ка, отворяя дверь! Выгляни наружу. Очень красиво стало во дворе. Видишь, солнце светит! Выходи во двор, давай поваляемся на травке. Послушай, как птички поют. Жаворонки, слышишь? Давай будем спокойно жить.

200. Улитка

Улитка из моря вышла, в деревню пошла. В темноте подошла к дому, спросила со двора:

— Вы со светом сидите?

Ей ответили:

— Да, мы со светом.

Она крикнула во дворе:

— Семья со светом!

Потом к другому дому пошла. Снова спросила со двора:

— Вы со светом?

Снова ей ответили:

— Да, мы со светом.

Улитка закричала:

— Семья со светом!

Пошла дальше, нашла дом, спросила со двора:

— Вы со светом?

Отвечают ей:

— Без света мы.

Улитка закричала:

— Семья без света!

А люди светильник чашкой накрыли. Улитка вошла в дом.

— Садись, гость!

Села улитка.

— Гость, угощайся юколой!

— Не хочу, только что от юколы пришла.

— Ягодами угощайся!

— Не хочу, только что ягоды ела.

— Ну, орехами!

— А, орехи я люблю!

Насыпали ей орехов. Стала она орешек разгрызать, не может разгрызть. Слюна побежала. Тут все морские звери стали у нее изо рта выходить. Весь дом зверями наполнился. Испугались люди, открыли светильник. Улитка увидела огонь, испугалась, сразу встала, закричала:

— Семья со светом!

И тут же в море ушла.

А те люди разбогатели, не стали нуждаться.

201. Сука и Кекукемтальхан

Жила-была сука Елтхехенай. Семья у нее была большая. Просят ее дети:

— Мать, расскажи сказку.

— Не хочу рассказывать. Надоело мне. Позовите старушку Ивликелхен, пусть она расскажет вам сказку.

Позвали они ее, пришла она. Начала рассказывать старушка Ивликелхен:

— Много найду я мозгов, печенки, костного мозгу, легких. Хорошо поем.

Старушка только для виду сказки рассказывала, хотела, конечно, их всех съесть. Заподозрила сука с детьми неладное: неправильную сказку Ивликелхен рассказывает. Испугалась Елтхехенай, стала дырку копать наружу. Ивликелхен услышала, спросила:

— Что это, будто кто-то царапает землю, копает?

— Нет, это я между ног чешу.

Старушка сказала:

— А, ты чешешься, а я думала, копаешь.

Снова старушка запела:

— Много я найду мозгов, печенки, легких, костного мозгу. Хорошо поем.

Потом спросила:

— Ты уже спишь, Елтхехенай?

— Нет еще, один только глаз хочет спать.

Снова старушка запела, потом спросила:

— Ты уже спишь, Елтхехенай?

— Нет еще, но уже оба глаза спать хотят.

Вот наконец проделала Елтхехенай дырку наружу. Детей потихоньку вытолкнула. Одна маленькая сучка не захотела лезть через дырку, закричала:

— Не хочу в дырку вылезать!

Старушка Ивликелхен услышала, сказала:

— Кто не хочет в дырку вылезать?

Елтхехенай сказала:

— Это ребенок к своей старшей сестре ноги засунул под одеяло, вылезать не хочет.

Вдруг Ивликелхен увидела свет сквозь дырку:

— Что это светит?

Елтхехенай сказала:

— Луна в дырку светит, облаками закрывается.

Сука всех детей вытащила наружу. Меньшую спрятала. Сама тоже вышла наружу. Ивликелхен спросила:

— Ты уже спишь?

Никто не ответил. Старушка сказала:

— Пусть заснут покрепче. Ну и поем я сейчас вдоволь!

Высунула она язык, кругом пошарила, язык в дырку вошел. Поняла она, что Елтхехенай убежала. Старушка сказала:

— Если б я знала, я бы тебя сразу со всей семьей съела.

Бросилась старушка в погоню. Маленькая сучка закричала:

— Я тут, мать меня на увале спрятала!

Услышала Ивликелхен суку, сразу назад вернулась. Стала искать — не может найти. Старушка сказала:

— Поди ко мне, дитятко!

— Ты меня съешь!

— Нет, не съем я тебя, хорошо буду о тебе заботиться.

Пошла сука к старушке. Пошли они домой. Хорошо зажила сука у старушки. Старушка была очень богатая. Всякие звери у нее были. В мешки она их набила, никто по ее земле не ходил. Все морские звери у нее были — полон дом зверей. Ивликелхен научила суку:

— Вот это все, что видишь в доме, не трогай. А ешь досыта, не бойся, ешь как следует, сколько тебе хочется.

Старушка Ивликелхен ходила по ягоды, а суку в доме оставляла. Как уйдет она, сука бегает кругом, себя испытывает: далеко убежит, потом обратно прибежит.

Старушка пришла, спросила:

— Ну, ты ничего не трогала?

— Нет, ничего не трогала.

Старушка снова пошла по ягоды, далеко ушла. Сука подросла, большая стала.

Как только старушка ушла, сука сказала:

— Чего это старушка не разрешает мешки трогать? Ну-ка, посмотрю я, что там у нее.

Развязала она мешок — сразу гуси вышли, улетели. Другие все мешки развязала — все звери вышли, земные и морские. И сама сука убежала. Полетели гуси прямо туда, где была старушка.

Увидела старушка гусей, сказала:

— Этих я не сажала в мешок.

Потом видит она: стадо оленей бежит мимо. Увидела свою корзинку на рогах оленя, поняла, в чем дело. Сказала старушка:

— Ага, сука всех моих зверей выпустила.

Рассердилась, сразу домой пошла. Видит: весь дом звери поломали. Старушка тут же за сукой погналась. Сука почуяла, что настигает ее старушка. Поймала она детеныша горностая, пятками его по земле круг очертила — сразу дом получился. Села она. Ребенок вопит, плачет. Старушка пришла, спросила.

— Ты не видела: сука не пробегала тут?

— Нет, никого не видела, ребенок сильно плачет. Я никуда не выхожу, как я ребенка оставлю? Отец его на охоту пошел.

Сука сказала еще:

— Ты, бабушка, переночуй у нас здесь.

Старушка сказала:

— Ладно, переночую у тебя.

Стали они спать ложиться. Сука сказала:

— Ты, старушка, совсем раздевайся, хорошенько поспи, отдохни.

Заснула старушка. Сука проснулась, встала. Принялась искать старухину шапку. Нашла, донце у нее отрезала, сделала небо, звезды: Большую Медведицу, Плеяды, Орион. Старушка на спине спала. Сука на лицо ей надела донце, а сама на рассвете убежала. Прибежала к реке, кричит:

— Кукушка Кекукемтальхан, перевези меня!

Перевез ее Кекукемтальхан и сразу на ней женился. Старушка три дня и три ночи спала. Потрогала лицо, поняла, в чем дело. Встала старушка и говорит:

— Ах, сука, опять она меня обманула, а я думала, что это и вправду кто-то другой.

Снова погналась за сукой. Пришла к реке, кричит:

— Кекукемтальхан. перевези меня!

Сука научила мужа, как отвечать:

— Скажи ей: «Лодок нет!»

Старушка сказала;

— А та как попала туда?

Снова сука научила мужа:

— Скажи ей: «Выпила в реке всю воду!»

Кекукемтальхан крикнул:

— Бабка, сука всю воду в реке выпила!

Стала старушка пить воду. Стошнило ее, опять стала пить. Всю воду выпила. Тут живот у старушки лопнул. Умерла она, поплыла вниз по течению. Стала сука хорошо жить.

202. Мышь и ворон

Однажды мышь пошла к морю промышлять; добыла нерпу и сразу потащила ее домой. Вдруг заметил ее ворон, спросил:

— Что ты несешь?

Мышка ответила:

— Дерево несу.

Ворон снова сказал:

— Нет, это не дерево: смотри-ка, голова болтается.

— Да это сучок!

Тут ворон рассердился, отобрал нерпу, всю ее разрезал и куски в свой дом перетаскал.

Заплакала мышка и пошла домой. Дети принялись утешать ее, ласкаться:

— Что случилось?

Мышка сказала, что ее ворон обобрал. Тут мышки воскликнули:

— Ночью мы все перетаскаем обратно!

Разрезал ворон всю нерпу, вынес наружу, чтобы немного подмерзла. Настала ночь. А мыши взяли да и перетаскали все мясо к себе.

На другой день проснулся ворон — а мяса-то как и не бывало! Тут ворон рассердился, пошел к мышам, думает: «Все равно всех перебью!»

Уже близко подошел, мышки радостно закричали:

— Дедушка, дедушка, дедушка! Кемчигой накормим, сараны наварим!

Ворон обрадовался, похвалил мышей.

Потом ворон наелся и сразу уснул. Тут мыши пришили красные тряпочки к его ресницам.

Проснулся ворон и домой отправился. Навстречу ему его сын идет. Показалось ворону, будто его сын горит. Взял он его и принялся колотить об стенку. Так и убил своего сына.

Тут вышла жена, заметила на ресницах ворона красные тряпочки, стала отпарывать. Ворон закричал:

— Эн-не-нех, эн-не-нех!

Отпорола. Ворон снова пошел к мышам. Мыши опять обрадовались:

— Де-душ-ка, де-душ-ка, де-душ-ка! Кем-чи-гой на-кор-мим! Са-ра-ны на-ва-рим!

Опять ворона сытно накормили, опять сразу усыпили. Тут мыши разрисовали его лицо. Поднялся ворон, а мыши говорят:

— Иди прямо к воде!

Пошел ворон к воде; увидел свое отражение и залюбовался: ах, какая красивая женщина в воде живет! Пришел домой, жене сказал:

— Мне тебя не надо, я нашел жену гораздо красивее тебя!

Тут ворон взял все свои кухлянки, торбаза, чижи, рукавицы и пошел к реке. Побросал в реку свои кухлянки и торбаза. Потом сам бросился в воду и утонул так, как Кутх.

203. Казарочка

Давно когда-то жили-были гуси. Прилетели они издалека, из теплых земель. Вот прилетели они весной. По краям тундры еще снег был, а посередине уже растаял. Начали гуси делать гнезда. Снесла гусыня несколько яиц. Потом уж птенцы вывелись. Мать начала их кормить и растить. Птенцы росли быстро. Стала мать учить их летать. Один птенец никак не может летать, крылья у него не растут. Стали мать с отцом думать. Уже морозы начались, а у него все крылья не вырастают. Долго думали: что же делать? Ничего не могли придумать. Решили оставить его одного в тундре.

Уже травка сохнет, вянет, с деревьев сухой лист падает. Собираются гуси в дальний путь. Лететь готовятся. Один только гусенок сидит в сторонке, на мать и брата смотрит.

— Оставайся здесь, нет ведь у тебя крыльев. Нам уж лететь пора. Завтра еще до света улетим.

Проснулись гуси ночью, замахали крыльями, полетели. Только казарочка одна посреди озера осталась. Сидит и причитает:

— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!

А гуси все дальше и дальше летят. Услышала мать причитания дочки, сказала:

— Хорошо, красиво мое дитя причитает. Больно моей душе, давайте воротимся!

Вернулись. Увидела казарочка подлетевших гусей, сильно обрадовалась. Переночевали они со своей казарочкой, наставляют ее:

— Не причитай! Неужели мы тоже с тобой замерзать должны? Что же нам с тобой делать?

Проснулись еще до света и опять улетели. Снова казарочка посреди озера одна осталась. Сидит и плачет:

— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!

Уже совсем гуси из виду скрылись, а мать все слышит, как ее дочка причитает.

— Бедняжка! Давайте вернемся! Уж лучше все вместе замерзнем.

А муж уговаривает:

— Что ты делаешь? Неужели будем из-за нее замерзать? Уж если она такая уродилась!

Опять воротились к казарочке. Увидела она мать с отцом, очень обрадовалась. А тут уже забереги236Забереги (русск.) — полосы льда, окаймляющие берега рек, озер и водохранилищ, при незамерзшей остальной части водного пространства. сделались. Подошла казарка к матери и сказала:

— Зачем из-за меня вернулись? Пусть уж я одна замерзну!

Очень больно душе дитя одно оставлять. Мать решила: «Сходим к Синаневт и Эмэмкуту, попросим, не возьмут ли казарочку к себе в дети».

Пришли к Эмэмкуту и сказали:

— Мы к вам пришли. Вот уж холодно становится, а мы не можем улететь!

— Из-за чего не можете?

— Наше дитя здесь останется, бескрылое оно. Плачет! Возьмите его себе!

Согласился Эмэмкут взять к себе казарочку.

— Возьмем! Когда улетаете?

— Ночью еще до света улетим!

Пришли к казарочке, сказали:

— Завтра к тебе Эмэмкут придет, иди к нему: он тебя будет воспитывать. Может, кто другой придет, так к нему не ходи. Мы завтра улетим. Если и причитать будешь — все равно не вернемся!

Улетели гуси. Казарочка опять запричитала на озере, а озеро уже совсем льдом затянулось. Мерзнет казарочка и причитает:

— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!

— Бедняжечка наша осталась! Мерзнет; холодно ей, — говорит мать.

Очень далеко улетели гуси, но все слышат, как их дитя причитает. И все-таки не вернулись.

Вышла лиса из норы, услышала: кто-то причитает.

— Ого! Кто это? Где это так громко кричат?

Выбежала из норы и подошла к сидящему на озере птенцу.

— Ты что там делаешь? Иди ко мне, моим ребеночком будешь!

А казарочка отвечает:

— Нет, не пойду я к тебе. Ты меня съешь!

— Не съем!

— Нет, съешь!

Рассердилась лиса, стала за казаркой гоняться, схватить хотела. Не могла поймать. Очень устала. Отдохнула, стала озеро пить:

— Сейчас выпью озеро и съем тебя!

Пила, пила, не могла выпить, только живот лопнул. Сразу околела.

Пришел Эмэмкут к озеру, сразу чумашек гусенку в воду бросил.

— Садись сюда, подплывай ко мне!

Уселась казарочка, подплыла к нему. Принес ее Эмэмкут домой, там ее накормили и отогрели.

Начали с того дня думать, как бы ей крылья сделать. А Синаневт хорошей рукодельницей была. Начала плести травяные метелки. Время уже к весне шло. Скоро гуси прилетят, обязательно прилетят. Сделала Синаневт казарочке крылья. Надела она, стала летать. До крыши долетела, дальше не может.

— Как на травяных крыльях летать? Очень высоко и далеко все равно нельзя!

Опять Синаневт села рукодельничать. Другие крылья начала плести.

На улице уже снег таял. Вот и жаворонки прилетели, утки, а крылья все не готовы. Вот наконец сделала Синаневт другие крылья. Надели их на казарочку.

— Ну, теперь лети, встречай родителей!

Полетела казарка. Подлетела к стае гусей, спросила:

— А когда мои родители прилетят?

— Они сзади летят. Завтра только прибудут.

Вернулась домой, очень радуется и говорит:

— Завтра родные прилетят.

Назавтра поднялась казарочка чуть свет. Надела новые крылья-метелки. Полетела на материнский зов. Подлетела к стае, увидела родных, обрадовалась. Не узнали они сначала свое дитя, потом стали спрашивать:

— Как ты жила? Думали мы, ты уже умерла.

Начали гуси думать, как отблагодарить Синаневт и Эмэмкута, какой подарить подарок. Придумали: убили самого жирного гуся. И полетели в Эмэмкутов дом. Дверь открыта была. Подлетели к дому, закричали, затем в дом вошли. Синаневт и Эмэмкут очень обрадовались гостям. Гуси отдали им подарок и сказали:

— Это вам! И казарочку, наше дитя, себе в помощницы возьмите!

А Синаневт и Эмэмкут говорят:

— Не возьмем мы казарочку. Пусть она с вами живет. Она ведь с родными жить хочет.

Полетели гуси. И казарочка с ними полетела.

Летовали тут. Казарочка вместе со всеми жила и теперь еще живет. Весной над нами пролетает.

204. Ангака-сисикэ

Гуси на озере летовали. Когда осень наступила, начали в дорогу собираться, а один не может лететь. Собрались все гуси улетать, родители его спрашивают:

— Как ты будешь жить, Ангака-сисикэ, бедняжка, без крыла?

Полетели гуси, остался один Ангака-сисикэ и запел:

— Ангака-сисикэ! Все большие гуси улетают, а я без крыла!

Услышали родители, как он поет, вернулись. Ангака-сисикэ сказал:

— Улетайте, не жалейте меня!

А мать учит его:

— Когда останешься, придет яркая кухлянка, к ней не иди. Светлая кухляночка придет, вот к ней пойди!

Улетели гуси, остался Ангака-сисикэ один на озерке. Пришла лиса и начала звать:

— Иди ко мне, я тебе приют дам!

Гусенок не слушает ее, не идет. Рассердилась лиса, сказала:

— Съем тебя!

А сама ушла. Начало озеро замерзать, боится Ангака-сисикэ: «Придет лиса и съест меня».

Тут пришла Синаневт за водой к озеру и спросила:

— Почему ты не улетел?

Заплакал Ангака-сисикэ и сказал:

— Я без крыла, мои родители улетели, меня оставили! Лиса звала меня к себе, а я не пошел. Хочет она меня съесть.

Синаневт сказала:

— Иди ко мне, я сама тебе приют дам!

Согласился Ангака-сисикэ и пошел. А Синаневт очень хорошо за ним ухаживала — отогрела, кормила только вкусными кусочками.

К весне дело пошло. Сделала Синаневт гусенку хорошенькие крылышки, надела на него и сказала: «Лети!» Полетел гусенок, вернулся. Синаневт спросила:

— Ну, как тебе крылья?

— На других бы я сразу полетел!

Синаневт ему другие крылышки дала. Надел их Ангака-сисикэ и так хорошо полетел! Встретил стаю гусей. Спросил у них:

— Моих родителей видели?

— Они сзади летят.

Полетел Ангака-сисикэ родителей встречать, очень сильно обрадовался. Увидели его родные, стали спрашивать, как он жил. Тут гусенок им все рассказал: как Синаневт его приютила и как крылышки сделала. Гуси очень сильно обрадовались, пришли к Синаневт, всякой всячиной ее угощали: много еды с собой принесли и всю ее Синаневт отдали.

Остался Ангака-сисикэ с родителями, очень хорошо стал жить.

205. Бескрылая гусочка

Жили-были гуси. Пришла осень, все гусята выросли, одна бедняжка гусочка так и не выросла. Ее мать сказала:

— Вон в том озерке останься. Может, лиса придет, будет тебя звать. Не слушай ее, а то она съест тебя. Ну, оставайся, а мы уж полетим. Холодно стало, твои братишки и сестренки замерзнут. Ты здесь на озере и оставайся. А мы завтра полетим.

Бедняжка сказала:

— Ладно, мама, вы все улетайте, а я уж, бескрылая, тут останусь!

Проснулись гуси назавтра, начали целовать бедняжку, прощаться. Наконец поднялись и стали над озером кружиться. Только поднялись, бедняжка сразу запела, запричитала:

— Бедняжечка я бескрылая, где мои друзья? У них крылья есть, улетели они, меня, бедную, покинули.

Услышала мать и сказала:

— Давайте вернемся! Душа у меня болит! Как я оставлю ее одну? Мать ведь я!

У всех душа болела. Сели на озеро. Бескрылая сказала:

— Зачем вы из-за меня вернулись? Раз уж я такая, оставьте меня!

Одна сестричка заплакала:

— Как же мы ее оставим?

Бескрылая гусочка сказала:

— Улетайте завтра и не возвращайтесь из-за меня.

Наутро гуси снова встали, начали ее целовать, никак не могут расстаться. Поднялись наконец. Снова заплакала гусочка, запричитала:

— Бедняжка я бескрылая, где мои друзья?

Снова гуси сели — как мать свое дитя бросит? Опять бескрылая гусочка сказала:

— Зачем вы из-за меня вернулись? Замерзнете ведь! Хоть вы живы будете, а мне все равно помирать. Завтра летите и больше не возвращайтесь.

А вода в озере уж замерзать стала. Сказала бескрылая гусочка:

— Не возвращайтесь! Летите!

Поднялись гуси, трижды над озером покружились и улетели. Вскоре лиса пришла. Как чуяла, что на озере гусочка осталась! Пришла и говорит:

— Ой, бедненькая, что ты одна на озере делаешь? Пойдем ко мне, я буду холить тебя. Давай вместе жить.

Гусочка отплыла подальше от берега и сказала:

— Не пойду, лучше здесь замерзну.

Рассердилась лиса, решила все озеро выпить. Наклонилась к воде, начала пить. Пила, пила, так много воды выпила, что брюхо лопнуло. Гусочка все плавает. Поутру озерцо все льдом затянулось. Вдруг откуда-то Эмэмкут пришел. Сказал:

— Что ты, гусочка, тут делаешь? Пойдем ко мне домой, у меня тепло.

— Не пойду я, у меня крылышек нету.

— Пойдем, я сделаю тебе крылышки.

Взял он гусочку, принес домой. Начал ее кормить, потом начал крылья делать. Вот уже снова тепло стало, гусочка выросла. А Эмэмкут ей тем временем крылышки сделал. Вот уж и гуси летят. Гусочка встречает их, спрашивает:

— Вы моих не видели?

— Во-он сзади летят.

Опять стая гусей летит. Встретила гусочка своих родных.

— Ты ли это? — спросила мать. — Пойдем к тому, кто тебе крылья дал.

Пришли гуси к Эмэмкуту, сели и говорят:

— Спасибо, Эмэмкут, что нашей дочери помог. Когда-нибудь и мы тебе пригодимся.

Поели гуси, поблагодарили Эмэмкута. Сказали:

— Ну, теперь мы полетим.

Эмэмкут сказал:

— Осенью будете лететь, опять к нам заходите.

206. Бескрылый гусенок

Жил-был гусь Кисумтальхан с женой. Откладывала жена яйца, высиживали они птенцов, выращивали их. Один гусенок оказался без крыльев. Осень наступила, очень холодно стало. Другие гуси улетели. Задумался Кисумтальхан: «Как же мы понесем нашего сыночка бескрылого?» Кричали гуси, очень уж холодно стало. Однажды ночью улетели гуси, а гусенка спящего оставили. Стало светать. Проснулся гусенок и говорит:

— Улетели мать с отцом.

Заплакал, закричал. Запел песню:

— Мама, мама, меня, бескрылого, бросили!

Услышали гуси, как их сыночек поет, закричали, назад вернулись. Болит у них душа о сыночке: как бы его с собой взять? Очень холодно стало. Опять гуси ночью улетели, бросили ребенка. Гусенок с рассветом проснулся опять, запел:

— Мама, мама, меня, бескрылого, бросили!

Услышала лиса, как гусенок поет. Пришла к озерцу, стала гусенка зазывать к себе:

— Пойдем ко мне, хорошо угощу тебя.

Гусенок сказал:

— Не пойду, ты меня съешь.

— Да нет, я не съем тебя.

— Не хочу к тебе, лиса, идти!

Рассердилась лиса, сказала:

— Вот замерзнет озерцо, приду я тогда и все равно тебя съем.

Ушла лиса. Гусенок снова заплакал, запричитал:

— Мама, мама, меня, бескрылого, бросили. Замерзну я теперь на озерце.

А сам все время плавает. В это время Синаневт шла неподалеку. Вдруг слышит: поет кто-то жалобно-прежалобно. Пошла Синаневт на голос. Видит — гусенок по озерцу плавает. Не окликнула его, сразу пошла домой. Сплела дома травяные сетки. Три штуки сплела, очень красивые сетки получились. Пошла к озерцу. Пришла. Стала звать гусенка, но тот не пошел. Синаневт сказала:

— Пойдем ко мне, ты замерзнешь здесь.

Согласился гусенок. Посадила она его в сетку и принесла домой. Дома озерцо сделала, всякой еды туда положила. Там гусенок и перезимовал.

Весна настала. Принялась Синаневт крылья гусенку делать. Сделала, надела на него. Далеко гусенок улетел. Прилетел обратно. Спросила Синаневт:

— Как крылья?

— Хорошо, я далеко летал.

Назавтра Синаневт другие крылья на гусенка надела. Снова он очень далеко улетел. Прилетел обратно. Синаневт спросила его:

— А эти крылья как?

— Очень хорошо, еще дальше я летал.

В третий раз она надела ему очень красивые крылья. Снова послала его попробовать крылья. Гусенок опять улетел далеко-далеко. Вернулся, она его опять спрашивает:

— Ну, как эти крылья?

— Совсем как мои собственные.

Синаневт сказала:

— Ну вот, теперь лети, встречай отца с матерью.

Полетел Кисумтальхан-гусенок навстречу отцу с матерью. Встретил мелких пташек, гусей, спросил их:

— Где мои отец и мать?

— Сзади, летят сюда.

Полетел он дальше, встретил отца с матерью. Сели они и спросили:

— Ты куда?

— Я вас встречаю.

— Ты чей?

— Я ваш сыночек.

— Зачем ты нас обманываешь? Мы нашего сыночка бескрылого бросили.

Тут гуси заплакали. Гусенок сказал им:

— Не плачьте. Я вам все сейчас расскажу. Вы в прошлом году бросили меня на озерце. Я там песни пел. Сначала лиса пришла ко мне, зазывала меня. Потом Синаневт пришла. Отнесла меня к себе домой. У нее я и перезимовал. Хорошо она ухаживала за мной. Вот эти крылья мне сделала.

Узнали его гуси, обрадовались. Сказали:

— Ну, полетим.

Прилетели гуси к Синаневт. Старшего сына сразу на ней женили. Стали жить, веселиться. Нужды не знали. Хорошо жили.