Онлайн чтение книги Скелет за шкафом
Глава 4, в которой все словно сговариваются испортить мне настроение

Ранним утром в субботу я поехала на троллейбусе к Анжеле. Утро было чистое, умытое нежным сентябрьским дождиком, лужи высыхали прямо на глазах, и прохожие были все какие-то радостные, в светлых плащах и туфлях, словно впереди их ждал не октябрь, а май. В голове у меня крутился мотив песенки «Bad Romance»[5] Bad Romance – сингл американской певицы Леди Гага.. И хотя я рассматривала контролершу, пухлыми пальцами сжимающую свою сумку, висевшую на груди, и улыбающуюся своему отражению, думала я о Леди Гага. Не могу сказать, что мне нравятся ее песни, но вот перфоманс у нее на высоте, и я каждый клип разглядываю как картину, столько там необычных визуальных образов.

И я все думала о том, что тоже хотела бы стать профессионалом в какой-то области, научиться делать какое-то дело так, чтобы без меня обойтись не могли. Только в какой области? Рисунок? Или все-таки перевод текстов, как мечтает папа?

Наконец мы доехали до улицы Строителей. Вошли два парня, один сказал: «Упс, проездной забыл», но кондукторша не обратила на него никакого внимания. Все разглядывала что-то в окне и улыбалась.

Насвистывая «Bad Romance», я подошла к дому Анжелы – девятиэтажному, из темного кирпича, с аккуратным двориком и ухоженными старушками, чинно выгуливающими своих пуделей.

«А если, – вдруг подумала я, – мне стать профессиональным детективом?»

В прошлом году в Звенигороде мне понравилось играть в сыщиков. Благодаря своему увлечению комиксами я помогла милиции найти мальчика, похищенного преступниками. В этот раз, видно, мое умение рисовать не потребуется.

Хотя я считаю, для сыщицких дел это умение полезное. Во-первых, когда рисуешь, мозги лучше работают. Во-вторых, расследование похоже на рисование. Важны детали, чтобы создать образ.

Я протянула руку к домофону, набрала номер квартиры, нажала на кнопку «вызов».

– Иду-иду!

– Куда? – не поняла я, но домофон замолчал.

Я решила, что ошиблась номером. Полезла в рюкзак, достала блокнот. Странно, номер верный.

Я снова протянула руку к аппарату, но дверь вдруг распахнулась. Я придержала ее, чтобы пропустить выходящего, но никто не появился.

Я заглянула в подъезд. Поморгала, чтобы глаза привыкли к темноте, и увидела в глубине подъезда невысокого лысоватого человека в огромных очках. Он почесал кончик носа и спросил:

– Вы – Шаганэ?

– Гаянэ.

– Ох, простите, – испугался он, – а я все утро тренировался, запоминал ваше имя по Есенину. «Шаганэ, ты моя Шаганэ». Но в любом случае вы – та самая ученица, которую Анжеле прислала кафедра?

Я кивнула.

– Что ж, это честь для нас, – обрадовался человечек, – я очень рад, что на кафедре ценят преподавательские способности моей Анжелы. А я как раз спустился забрать почту. И решил встретить вас заодно. Хочу вас проводить к Анжеле.

– Вы ее отец? – догадалась я и вошла.

– Да, да, – закивал он, – и отец, и преподаватель.

В паузах он так странно шевелил челюстями, как будто что-то жевал.

– Вы тоже работаете в МГУ?

– Ой, нет! Пожалуйста, не надо! – заголосил отец Анжелы, видя, что я собираюсь захлопнуть входную дверь.

Я испугалась и подставила ногу.

– Что случилось?

– Я боюсь, когда хлопают дверьми, – шепотом сказал отец Анжелы, – двери могут, э-э, обидеться.

Он захихикал, но не весело, а с каким-то отчаянием. Да, дяденька был явно со странностями. К груди он прижимал белый пакет, видимо, почту.

Я потихоньку закрыла дверь и направилась к лестнице.

– Не наступайте на вторую ступеньку, – страдальческим голосом прошептал отец Анжелы, – только на первую и третью!

– Вторая может обидеться? – догадалась я.

– Вы очень сообразительны, – похвалил меня сумасшедший отец Анжелы, – ой, нет, я нажму сам. Я захватил носовой платок. Подержите-ка!

Он передал мне пакет.

«Диплом Анжелы Михайловской», – прочла я на нем.

Отец Анжелы обмотал палец платком и с великой осторожностью, будто к ядовитому пауку, прикоснулся к кнопке. Двери лифта захлопнулись. Он вздохнул с облегчением.

– Отвечаю на ваш вопрос, Шаганэ. Нет, я не преподаю в МГУ. Я веду семинары в Институте лингвистики. Но я, так сказать, продукт вашей кафедры.

Он снова засмеялся, и снова в его голосе звенело отчаяние. Лифт остановился, а отец Анжелы все продолжал смеяться.

– Папа, все в порядке? – послышался голос, и я готова была поклясться, что где-то слышала его.

Высокая, на голову выше меня и на две – отца, Анжела стояла на площадке, скрестив руки на груди. На ней была белая блузка и темно-синяя юбка до колен. Темные волосы собраны на макушке в тугой пучок. Улыбалась она одними губами, темные глаза продолговатой формы – оставались серьезными. Нос тонкий, острый, того и гляди – клюнет в висок.

– Что-то вы долго, – произнесла Анжела, и я поняла, что мне кажется знакомым.

Не голос – интонация. Спокойная, вроде бы доброжелательная. Но сразу понимаешь – на уме у человека что-то еще. Так разговаривает госпожа Эбоси[6] Госпожа Эбоси – героиня мультфильма «Принцесса Мононоке», возглавляющая отряд людей, добывающих руду и уничтожающих лес, властная и умная. из «Принцессы Мононоке». Не зря мне захотелось недавно изобразить Сан... Я как будто предчувствовала, что мне предстоит встреча с ее главной противницей – жестокой и властной хозяйкой рудника, госпожой Эбоси.

– Почему так долго? – спросила она у отца.

– Анжелочка, не сердись, мой ангел. Прости, м-мы заговорились. Ох, я не представился Шаганэ. Меня зовут Генрих Андреевич, и я...

– Она не нуждается в твоем имени. У нее не будет возможности в нем нуждаться.

Я растерянно посмотрела на нее. Это она так шутит? Мы вошли в квартиру. Мебель в прихожей, видно, сохранилась еще с советских времен, так же как и ковровая дорожка в коридоре, и большой белый телефон на подзеркальнике. Пахло каким-то лекарством.

– Анжелочка, диплом пришел по почте, – заискивающе сказал Генрих Андреевич дочери, запирающей за нами дверь.

– Нам устроить по этому поводу парад-карнавал?

Еще одна холодная улыбка. Я втянула голову в плечи.

– Ну зачем ты передергиваешь... Надо защитить авторские права. И гениальную идею.

– Папа, у моего диплома нет гениальной идеи. Если только гениальный список используемой литературы.

– А мне жаль даже список литературы, – возразил Генрих, – мне жаль любую часть твоего труда, если он будет присвоен кем-то. Вы даже не представляете, Шаганэ, насколько коварен может быть научный мир.

«Представляю», – подумала я, вспомнив об украденной рукописи Лилии Леонтьевны.

– Отнеси мой диплом на кухню, папа! И попей там чай. Часика два с половиной.

– Да, дорогая, ой...

Он что-то выронил. Опустился на колени и стал шарить руками по полу.

– Вам помочь? – спросила я.

– Да... Нет... Простите... стеклышко из очков вывалилось... Ах, вот оно. Простите еще раз. Просто недавно я потерял стеклышко и пришлось вставлять новое...

– ПАПА!

Генрих Андреевич смущенно улыбнулся мне, раскланялся и попятился к кухне. Настоящий псих.

Факт, что он псих, подтверждали и ботинки разного цвета. На левой ноге – коричневый, а на правой – черный. Интересно, «госпожа Эбоси» тоже не замечает, что папаша странно выглядит? Я покосилась на ее руки, скрещенные на груди, и не решилась озвучить свои сомнения.

– А вам, коллега, сюда, – бросила она и выразительно посмотрела на мои кеды.

«Поразительно! Значит, их она замечает, а папашины ботинки – нет?» – возмутилась я мысленно, разуваясь.

В прошлом году литераторша водила нас на экскурсию в дом-музей Толстого. Меня больше всего удивила скромность, с какой было обставлено жилище. Комната Анжелы напоминала девичью в доме-музее Толстого. Железная кровать, тонкий матрас. Старый, но крепкий письменный стол. Фиолетовые занавески, расшитые узорами, салфетки, связанные вручную. Жесткое кресло с прямой спинкой. А книг много. Ни цветов, ни яркой одежды, никаких девичьих прибамбасов, которые могли бы указать, что в комнате живет молодая студентка. И никакой электроники. Как будто время остановилось в этой комнате.

– Садитесь за мой стол и доставайте учебники, – сказала Анжела и прикрыла за собой дверь.

Я посмотрела на нее. В голосе «госпожи Эбоси» вдруг зазвучало настоящее спокойствие, не деланое. У нее и лицо расслабилось, перестало быть таким жестким.

– Мне приходится быть с ним жесткой, – вздохнула Анжела, опускаясь в кресло рядом со мной, – иначе он совсем теряет ориентиры.

– Тяжело вам, – посочувствовала я, вытаскивая учебники из рюкзака.

– Ничего, – улыбнулась она, на этот раз – похоже, искренне, – я привыкла полностью руководить отцом после смерти мамы. Я для него – всё. Он счастлив, что я пошла по его стопам и тоже учусь на переводчика. Он мечтает, чтобы я переводила и преподавала.

– Вы молодец, Анжела. Я, по сравнению с вами, плохая дочь. Совсем не хочу идти по стопам отца-переводчика.

– А что вы хотите?

– Рисовать комиксы.

– Я бы никогда не пошла наперекор отцу, – покачала головой Анжела, – у него слабое сердце, и он не выдержит страданий. Совсем недавно у него был приступ.

«Вот чем пахнет в квартире, – подумала я, – сердечными каплями».

– Я отвезла его в больницу, – продолжила Анжела, – думала, сойду с ума от волнения. Он вроде бы оправился. Но я не хочу подвергать его новым мучениям. Даже не говорила о происшествии на нашей кафедре. Эта новость его добьет.

Она расстроенно вздохнула.

– Добьет? – повторила я.

– Ну конечно. Вы ведь знаете, что на кафедре украли очень важную рукопись?

У меня заколотилось сердце. Как ответить? Вдруг Анжела догадается, зачем я тут.

– Во время пожара? – выкрутилась я.

– Пожара, – фыркнула Анжела, – сгорел лишь стул заведующей. И это они называют пожаром! Да, в ту ночь украли рукопись. Так вот, если отец узнает об этом... Он будет раздавлен. Он учился на нашей кафедре, несколько лет преподавал, до сих пор поддерживает со многими профессорами теплые отношения. В общем, сами видите, нервы у него слабые, сердце тоже. Не хочу заставлять его нервничать.

– А что это была за рукопись?

– Честно сказать, я не в курсе подробностей, – призналась Анжела, – но я знаю, что заведующая кафедрой уже начала переговоры с издательствами, и, в общем-то, есть желающие приобрести на нее права. Моя коллега, лаборант, с которой мы работаем посменно, жаловалась одно время, что представители издательств буквально атакуют ее просьбами выслать хотя бы часть рукописи по факсу.

– Так вы имеете доступ к рукописи, – сказала я как можно беспечнее, – вас-то не подозревают?

На всякий случай я хихикнула и подмигнула Анжеле.

– Если придут допрашивать, у меня, к сожалению, имеется алиби, – вздохнула Анжела, – но не будем о грустном. За работу! Так, дифтонги. Вы уже проходили их с Анной Семеновной?

– Нет, – вяло ответила я.

Я напряженно думала, как повернуть беседу вспять, но в голову ничего не лезло. Пришлось сосредоточиться на проклятущих дифтонгах.

– Не огорчайтесь, – воодушевилась Анжела, – я сейчас объясню вам все тонкости.

Следующие два часа оказались для меня настоящим мучением. Анжела вцепилась в меня мертвой хваткой, видимо, решив напичкать меня правилами произношения с головы до пят. А я могла думать только об одном – как спросить, что же у нее за грустное алиби такое?

– Ну что ж, – разочарованно сказала Анжела к концу второго часа, – я вижу, вы действительно думаете не о карьере переводчика, а о чем-то постороннем. Но вы пытайтесь. Не сдавайтесь. Глубокое знание английского языка откроет перед вами гораздо более пространные перспективы, чем умение рисовать.

– Согласна, – кивнула я и фальшиво улыбнулась.

Анжела проводила меня до двери. Я села на корточки, чтобы завязать кроссовки, и неожиданно брякнула:

– А по-вашему мнению, кто мог украсть эту рукопись?

Анжела повернула голову в сторону. В дверях кухни стоял ее отец. Услышав мой вопрос, он прошел два шага вперед, схватился за тумбочку и свалил телефон.

– Уходите, – прошипела Анжела под грохот падающего телефонного аппарата.

Ледяное прикосновение ее руки вдруг обожгло мою шею. Она буквально вытолкала меня взашей и швырнула мне вслед рюкзак.

Я стояла на площадке, снедаемая чувством вины. Вот дурища! Совсем забыла про несчастного психованного папу, который может упасть в обморок от страшной новости, и разозлила Анжелу. А та только начала мне доверять. И перестала быть похожей на госпожу Эбоси. Когда мы беседовали, я видела не жестокую и решительную Анжелу, а страдающую из-за отца дочь. Простит ли она меня и откроет ли душу в следующий раз?

– Папа! Я же сказала, все в порядке! Перестань волноваться, пожалуйста.

Ответа ее отца я не расслышала. Зато снова услышала за дверью голос Анжелы. Четкий, спокойный, хорошо поставленный голос будущей учительницы.

– Ученица она посредственная. Меня беспокоит другое, папа. Мне кажется, она явилась к нам не из-за занятий.

Отец опять что-то ответил, а потом и голос Анжелы стал глуше, видимо, она ушла в глубь квартиры.

Зато я не могла сдвинуться с места. Так Анжела догадалась, что я засланный казачок?! Значит, я совершенно не умею притворяться... А как я расхвасталась перед Анной Семеновной, тьфу! Шерлок Холмс в кедах! А сама провалила первое же задание...

Теперь Анжела точно не скажет мне правду. Ведь она подозревает, что я вру... М-да, вот уж точно – «Bad Romance».

– Анжелочка! – снова послышался голос Генриха.

Я приникла к двери. Может, хоть удастся что-нибудь подслушать?

– А ты уверена, что Иру надо отослать обратно в деревню?

– Конечно, папа! Она и на новом рабочем месте продолжает рассказывать небылицы и всех пугать!

– Неудобно как-то, все-таки родственники...

– Папа, прекрати! Нужно ее отослать.

Я покачала головой. Узнать ничего не удалось. Все-таки как хорошо, что я не родственница Анжелы Михайловской.

На автобусной остановке меня ждал очередной неприятный сюрприз. Застыв, как Безликий Бог Каонаси[7] Безликий Бог Каонаси – божество, которое не имеет собственного лица, персонаж мультфильма Миядзаки «Унесенные призраками»., под стеклянной крышей стоял Прозрачный в черном балахоне. Я напряглась, но деваться было некуда.

Сейчас подойдет автобус, который довезет меня до самого дома на Мосфильмовской. Топать до метро «Университет» и искать там другие маршрутки и автобусы из-за какого-то Прозрачного я не собираюсь. Можно притвориться, что я его не знаю.

Я так и сделала. Подошла с отсутствующим видом к остановке и уставилась на расписание. Хотя расписание я и так знала. Кто-то подошел и встал за моей спиной. Я не стала оборачиваться. Мало ли кому придет в голову посмотреть в расписание?

– Найди того, – послышался за спиной глухой голос Прозрачного, – кто умеет рисовать.

– Что ты несешь? – разозлилась я, разворачиваясь к нему.

– Я не несу. Я вижу тебя...

Он протянул худую руку и прикоснулся к моему лбу.

– В своих снах.

Так, все! На сегодня с меня хватит психов. Я рванулась к подошедшему автобусу. Он был переполнен, но я все-таки влезла на ступеньку, уцепившись за плащ какого-то толстяка, кудрявого, как оперный певец.

– Девушка, пустите, – взмолился он, – новый плащик-то! Порвете!

Он был весь красный от натуги, как будто и впрямь только что спел очередную арию.

– Ничего, – бодро ответила я и обхватила толстяка руками, – не беспокойтесь. Я влезу. А вас за талию возьму. Она-то у вас не новая?

На самом деле мне было не смешно, а страшно. Вдруг Прозрачный последует моему примеру? Мне совсем не улыбалось ощутить на своей талии его худые цепкие руки.

Но двери захлопнулись, автобус тронулся, а Прозрачный остался на остановке. Он по-прежнему рассматривал расписание так внимательно, словно там показывают клип Леди Гага.

Дома меня ждал очередной кулинарный шедевр мамули – горелая зеленая фасоль и котлетки с луком. В целях экономии времени мама не трет его на терке, а лишь крупно и не слишком аккуратно режет.

Я, не жуя, проглотила все это безобразие и поспешила подключиться к Интернету. Мне не терпелось забыть о бестолковом дне, сумасшедших людях и проваленном допросе первого подозреваемого.

В аське, к своей радости, я обнаружила Веронику.

– Салют, подружка, – написала я ей, – переходи на скайп!

– Хай, хани! Прости, не могу. Место неподходящее.

Я озадаченно посмотрела на экран. Какое еще «неподходящее место»? Насколько я знаю, веб-камера стоит у Ники прямо на столе. Она обожает снимать себя с разных точек. Неугасшая мечта стать актрисой.

– В каком смысле – место? Где ты? И скоро ли вернешься в Москву?

– Э-э, хани... мне придется задержаться в Нью-Йорке. Надо решить пару делишек.

– Каких делишек?

– Делишек с самыми странными людьми, которых я когда-либо видела. Я тут в одном месте... Quiet a weird place... Ладно, мне пора! Напишу потом.

– Скажи сейчас! – взорвалась я.

Они что, сговорились сегодня меня достать?!

– Не могу. Тут весело, поверь мне.

Вероника отключилась. Я яростно нажала кнопку ноутбука, словно он был в чем-то виноват. Вынужденный резко выключиться, ноутбук жалобно пискнул.

«Ладно-ладно, – сказала я принцессе Мононоке, которую повесила над кроватью, – пусть все веселятся. И Анжела, и Вероника».

Расстроенная, я легла спать, надеясь, что мне приснится чудесная Лапута[8] Лапута – легендарный летающий остров из мультфильма Миядзаки «Небесный замок Лапута»., а не отец Анжелы в ботинках разного цвета или худая рука Прозрачного, торчащая из рукава балахона.