Онлайн чтение книги Мертвая зыбь Skumtimmen
5

Герлоф возился со свертком, а она смотрела на его руки. Руки старика – морщинистые, в пигментных пятнах, мертвенно-голубые прожилки сосудов. Пальцы дрожат… он неуклюже разворачивал бумагу, и этот шелест казался ей грохотом.

– Тебе помочь?

– Нет… все нормально.

Ну что он так долго возится? А может, нарочно медлит?.. Наконец Герлоф отодвинул бумагу.

Сандалик лежал в прозрачном полиэтиленовом пакетике. Она не могла отвести от него глаз.

Не плакать, подумала она. Только не плакать. Всего-навсего сандалик. Но все равно, глаза защипало, и она сморгнула слезу. Черная каучуковая подошва, коричневые кожаные ремешки, пересохшие и потрескавшиеся. За столько лет…

Сандалик, маленький стертый сандалик…

– Не знаю, его ли это башмак. Насколько я помню, похож, но ведь может быть…

– Это его сандалик. Йенса, – глухо вымолвила Юлия.

– Нельзя быть чересчур уверенным. Чрезмерная уверенность – это плохо.

Юлия не ответила. О какой «чрезмерной» уверенности он говорит? Она знала точно. Вытерла слезы и осторожно подняла пакетик.

– Я положил его в пакет сразу, как прислали… Могут быть отпечатки пальцев и все такое.

– Да, я понимаю…

Это же так просто… Ты – мама. Ты надеваешь сандалики на своего маленького сына – поднимаешь с пола в прихожей, они же почти ничего не весят… садишься на корточки, а он держится за твою блузку и молчит… или лопочет что-то, а ты слушаешь вполуха, потому что надо заплатить по счетам, купить продукты, и муж неизвестно где…

– Я учила Йенса надевать сандалики самостоятельно. Это заняло все лето… – Она через силу улыбнулась, в первый раз за все время. – Все лето! Но к осени он уже справлялся сам… Потому-то и удрал в тот день. Сам надел сандалии. Зачем я его научила? Если бы он не умел…

– Не думай об этом. Ты сама знаешь, что это не так.

– Ты не понял… Я научила его надевать сандалии, чтобы самой это не делать. Время экономила…

– Ты не должна себе винить.

– Спасибо за совет… Вообще-то я занимаюсь этим уже двадцать лет.

Наступила гнетущая тишина. Юлия вдруг поняла, что белые детские косточки на каменистом берегу в Стенвике ушли в прошлое. Теперь она видела перед собой Йенса, своего сыночка, как тот, высунув язык от усердия, застегивает непослушными пальцами ускользающие ремешки.

– Кто нашел сандалик?

– Не знаю… Прислали по почте.

– От кого?

– Отправитель не указан. Пришел коричневый конверт, а что там на штемпеле, я так толком и не разобрал. Но, похоже, отправлен отсюда. С Эланда.

– И никакого письма?

– Ничего.

– И ты даже не предполагаешь, кто его послал?

– Нет, – сказал Герлоф, не глядя Юлии в глаза. Уставился на стол и замолчал. Догадывается, решила Юлия, но говорить не хочет.

Она вздохнула.

– Но есть и еще дела. – Герлоф почувствовал, что надо прервать молчание. «Есть еще дела». На большее его не хватило.

– Какие дела?

– Ну…

Герлоф растерянно поморгал и уставился на дочь. Забыл он, что ли, зачем ее вызвал? У Юлии тоже словно отшибло память. Она вдруг сообразила, что даже не поинтересовалась, как живется отцу, не посмотрела его комнату. Сандалик занимал все ее мысли. Только подержать в руке.

Она огляделась. Про себя отметила, где расположены кнопки вызова персонала, – как медсестра. А как дочь… как дочь она обнаружила, что отец перевез с дачи все памятные предметы. Три лакированные дощечки с названиями его парусных лайб… «Летящая по волнам», «Ветер» и «Нор»[3]Нор ( Nore ) – песчаная отмель в устье Темзы.. Дощечки были аккуратно прибиты над черно-белыми фотографиями судов. Капитанский сертификат в рамке под стеклом, украшенный несколькими печатями, в том числе сургучной. На книжной полке – судовые журналы в кожаных переплетах, а рядом – две крошечные модели парусников, каждая в своей бутылке.

Прямо как в музее мореходства, подумала Юлия. Ни пылинки, все блестит. Она вдруг поняла, что завидует отцу, – он может жить здесь со своими воспоминаниями и не входить в контакт с внешним миром, где надо все время к чему-то стремиться, доказывать, что ты молод, умен и полон энергии. Он не должен ничего и никому доказывать.

На ночном столике – Библия в черном переплете и несколько баночек с лекарствами. Юлия покосилась на письменный стол.

– Ты даже не спросил, как я себя чувствую, Герлоф, – тихо сказала она.

Герлоф наклонил голову.

– А ты даже не назвала меня папой.

Молчание.

– И как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– По-прежнему работаешь в больнице?

– Да… – Она решила не говорить, что давно уже на больничном. Зачем ему это знать? – По дороге заехала в Стенвик, посмотрела на твой летний дом.

– Молодец. И как там?

– Как обычно. Заколочен.

– Стекла целы?

– Целы, целы. Там был один старик… Вернее, его там не было. Пришел, когда увидел, что я приехала.

– Наверное, Йон. Или Эрнст.

– Он представился как Эрнст Адольфссон. Вы же старые знакомые.

Герлоф кивнул:

– Скульптор. Старый каменотес. Вообще-то он из Смоланда, но…

– …но даже несмотря на то, что из Смоланда, хороший парень, – насмешливо подсказала Юлия. – Ты это хотел сказать?

– Он в Стенвике с незапамятных времен.

– Да… я вспомнила его. Знаешь, он бормотал что-то невнятное, про какую-то историю еще с времен войны… Какую войну он имел в виду? Вторую мировую?

– Он присматривает за домом. Живет-то недалеко. Рядом с каменоломней. Сейчас камень не добывают, бедняга подбирает из того, что осталось. Раньше там пятьдесят человек работало, а теперь один Эрнст… Он мне немного помогает прояснить всю эту историю.

– Эту историю? Ты хочешь сказать… то, что случилось с Йенсом?

– Ну да. Мы немало про это говорили… Ты надолго?

– Да… – Юлия не была готова к этому вопросу. – Не знаю.

– На пару недель можешь задержаться? Хорошо бы…

– Это очень долго, – сказала Юлия. – Мне надо домой.

– Надо? – Герлоф словно бы удивился и покосился на сандалию.

Юлия проследила его взгляд.

– На какое-то время останусь, – быстро сказала она. – Если нужна помощь…

– Помощь с чем?

– Помощь с тем… не знаю. С тем, что мы должны сделать. Чтобы жить дальше, – повторила она отцовскую фразу из телефонного разговора.

– Вот и хорошо.

– И что же мы должны сделать?

– Поговорим с людьми. Послушаем, что говорят. Раньше всегда так делали…

– Ты хочешь сказать… с людьми? Со многими людьми? Их было много?

Герлоф посмотрел на сандалию.

– Ты не так поняла… я хочу поговорить с теми, кто здесь живет. На Эланде. Кто-то обязательно что-то знает.

Прямого ответа от него не добьешься… В Юлии зашевелилось раздражение. Охотнее всего повернулась бы и ушла, но раз уж она здесь… К тому же у нее с собой пирожные.

Я останусь, Йенс. Ради тебя я останусь на несколько дней .

– А кофе здесь есть?

– Обычно есть.

– Тогда давай попьем кофе с пирожными… А где мне остановиться? У тебя есть предложения? – спросила она, чувствуя себя до отвращения предусмотрительной. Точно, как ее старшая сестра.

Герлоф повернулся к столу, выдвинул маленький ящик и нашарил связку ключей.

– Вот… сегодня можешь переночевать в моей рыбацкой хижине… Там есть свет.

– Но я же не могу… – Юлия пристально посмотрела на Герлофа. Смотри-ка, заранее все спланировал. – Там же сплошные сети… и всякие снасти! Поплавки, грузила… банки со смолой. Попадусь на какой-нибудь крючок и останусь там навсегда.

– Ничего такого там давно нет. Я уже сколько лет не рыбачу… Никто в Стенвике не рыбачит.

– Я помню, сколько там было всякого барахла… Не войти, – сказала Юлия. – Помню, как…

– Там все прибрано. Твоя сестра позаботилась.

– Значит, я ночую в Стенвике? Одна?

– Это только кажется, что в поселке никого нет. Люди там есть… есть, есть там люди.


Через полчаса Юлия стояла на берегу в Стенвике и молча наблюдала, как сгущаются сумерки. Облака не рассеялись, по небу то и дело пробегали таинственные темные тени. Безумно хотелось выпить стакан вина… или два. Или принять таблетку.

Это все из-за волн. Сейчас море успокоилось, волны с еле слышным шорохом шевелили мелкие камушки на берегу. А скоро настанет время осенних штормов, и они, вышиной с человека, с глухим грохотом покатятся на берег, принося с собой все что угодно – обломки затонувших кораблей, дохлую рыбу, человеческие кости.

Юлии вовсе не хотелось искать что-то в камнях. После того дня она ни разу не купалась в море.

Она резко отвернулась от моря и посмотрела на отцовскую рыбацкую хижину на обрыве. Домик казался маленьким и одиноким.

Так близко к тебе, Йенс.

Зачем она взяла у отца ключи и согласилась переночевать в этом сарае?.. Впрочем, какая разница. Одна ночь. Темноты она никогда не боялась, а к одиночеству давно привыкла. Одна ночь. Или две. А потом домой.

Юлия поставила дорожную сумку на ступеньки и отперла висячий замок на белой двери. Порыв ветра с пролива буквально втолкнул ее в темные сени.

Дверь за ней захлопнулась, и сразу исчезли все звуки – шипение волн, шелест последних сухих листьев. В хижине стояла мертвая тишина.

Она нашла выключатель.

Герлоф не соврал. Здесь все по-другому, совсем не так, как ей помнилось с детства. Хижина изменилась не только снаружи, но и внутри.

Тогда это был просто-напросто сарай для рыболовных принадлежностей – пропахшие рыбой сети, подсачки, вентеря, сломанные поплавки и пожелтевшие газеты. Сестра все перестроила. Деревянные панели, лакированный дощатый пол. Холодильник, электрообогреватель, небольшая настольная электроплита у окна с видом на берег. Под окном напротив, выходящим в сторону острова, на столике – бронзовый корабельный компас с деталями из полированной латуни. Еще одно напоминание о годах, проведенных Герлофом в море.

Легкий запах корабельной смолы. Юлия подняла рулонную гардину, открыла маленькое окно и с наслаждением вдохнула свежий морской воздух. Что ж, вполне можно жить. Никаких особых неудобств, не считая одиночества.

Наверное, ближайший сосед – Эрнст Адольфссон с каменоломни. Юлии почему-то захотелось, чтобы он вот сейчас, в эту самую минуту выехал на проселок на своем древнем «вольво-PV». Даже посмотрела в окно над компасом. Дорога пуста. Только рыжая трава слегка колышется под ветром. Даже непременные чайки куда-то исчезли.

Две узкие постели. Она положила чемодан на одну из них и начала распаковывать вещи. Одежда, несессер, запасные туфли… а на самом дне – пачка романтических покетов из «розовой» серии. Юлия читала их, только когда ее никто не видит. Перебрала книги и положила на стол рядом с кроватью.

На стене около двери висело небольшое зеркало в полированной деревянной раме. Юлия подошла поближе. Морщины, потухший взгляд… но ей показалось, что серый оттенок кожи, к которому она уже привыкла в Гётеборге, исчез. Щеки порозовели – наверное, от морского воздуха.

И чем заняться теперь? В киоске рядом с домом престарелых она купила пару безвкусных сосисок, так что есть не хотелось.

Почитать? Нет…

Выпить вина? Еще рано.

Погулять, вспомнить…


Юлия вновь спустилась на берег и пошла вдоль линии прибоя. Идти с каждым шагом становилось все легче, словно к ней вернулось чувство равновесия. Вернулось из детства, когда она, как коза, скакала по прибрежным камням и даже не думала, что можно упасть или хотя бы поскользнуться.

Наискось от хижины она наткнулась на Серый Глаз. Он все еще был на месте, хотя ей показалось, что расстояние до линии прибоя стало меньше – вода и лед медленно и неотвратимо волокли его в море. Серый Глаз – продолговатый, метровой высоты валун, похожий на лошадиную спину, – когда-то был ее камнем, ее, и ничьим больше. Она и сейчас не удержалась – ласково похлопала его по шероховатому боку. За эти годы он стал меньше, врос в землю. А может, ей просто показалось.

И мельница не такая большая, как помнилось. Собственно, это самое высокое сооружение в Стенвике: старинный ветряк, поставленный на обрыве, в двухстах метрах от рыбацкой хижины Герлофа.

Юлия подошла, хотела подобраться поближе, но откос слишком крут – отсюда не заберешься.

Еще дальше на юг, там, где залив глубже всего врезался в сушу, стояло еще несколько заброшенных рыбацких хижин. Она остановилась и посмотрела на море. Отсюда виден Смоланд – серая ровная полоска на горизонте. И пустынное, словно доисторическое море… Ни корабля, ни парусника, ни даже лодки. Пусто. Жизнь на планете еще не зародилась.

Юлия медленно обвела взглядом окружающий ландшафт. Медлен но и внимательно, словно пейзаж заключал в себе загадку, и эту загадку можно решить, если найти недостающие части уравнения.

Если и в самом деле случилось то, чего опасались все, если Йенсу удалось добраться до воды, то именно здесь, где-то совсем поблизости, шел он… один, один … маленький мальчик в густом тумане. Можно было бы и сейчас поискать его следы, хотя их искали тысячу раз. Искали все – она сама, соседи, полиция… весь Стенвик.

Еще несколько сотен метров, и она дошла до каменоломни. Собственно, это уже не каменоломня – скорее, призрак каменоломни. Добыча знаменитого эландского известняка давно прекратилась. Деревянный щит в чешуе облупившейся краски с названием предприятия все еще стоял у дороги. Дорога уходила в альвар и сразу исчезала за высокой стеной обрыва. Юлия подошла поближе к скале, под прямым углом уходящей в море.

Выработка сравнительно неглубокая, четыре или пять метров, но площадь огромная, в несколько футбольных полей. Жители острова добывали здесь камень с незапамятных времен, а потом – всё. Как обрезало. В детском сознании Юлии это запечатлелось именно так – одномоментное событие. Закончили работу, пошли по домам и больше не вернулись. Внизу так и лежали готовые к отправке, но невостребованные каменные блоки.

По другую сторону каменоломни она заметила несколько странных фигур; до них было довольно далеко, к тому же с каждой минутой становилось темнее, так что деталей различить никак не удавалось. Юлия не сразу сообразила: это же каменные скульптуры! Те самые «штуки, искусство, одним словом», о которых говорил Эрнст Адольфссон. Ряд скульптур разного вида и размера. А прямо на краю каменоломни стоял камень высотой в человеческий рост с устремленным в небо заостренным концом. Может быть, модель марнесской часовни.

За каменными статуями дом, темно-красный параллелепипед, вписанный в плоский пейзаж альвара с низкими деревьями и кустами можжевельника. Рядом – пухлый силуэт древнего «вольво». Во всех окнах горит свет.

Надо рассмотреть как следует эти скульптуры, когда будет светло. Завтра с утра.

Отсюда видно было и Голубую Русалку, маленький серо-голубой холмик на горизонте. Этот крошечный островок называли еще Ведьмин остров – там, по островной легенде, ведьмы собирались в Вальпургиеву ночь пировать и совокупляться с сатаной. Никто там не жил, но туристов легенда привлекала, и на островок устраивали дневные экскурсии на баркасе. Юлия тоже там была, еще девочкой, – в весенний солнечный день они поехали всей семьей: Герлоф, Элла, Лена и она. На берегу лежало множество красивых, обточенных водой камней, но Герлоф предупредил, чтобы девочки не брали их с собой – это приносит несчастье.

Мне-то это не грозит, подумала она, у меня и так вся жизнь – сплошное несчастье.

Повернулась и пошла назад.


Через двадцать минут Юлия сидела в хижине, слушала собачьи завывания опять усиливающегося ветра и – на удивление – не чувствовала усталости. В девять часов открыла один из захваченных с собой любовных романов под названием «Тайны старинной усадьбы», но дело шло туго. Захлопнула книгу и долго смотрела на компас, ни о чем не думая.

В Гётеборге она сейчас сидела бы в кухне с бокалом красного вина и смотрела на уличные фонари.

А в Стенвике совершенно темно.

Она вышла пописать, поскользнулась на камне во дворе и чуть не упала. Моря уже не видно, доносятся только вздохи прибоя и строптивое ворчание уносимого водой галечника. Ветер и в самом деле усилился – по черному небу неслись еще более черные тучи. Наверное, так выглядят злые духи.

Юлия присела на корточки. Ветер приятно холодил голые ягодицы. Она вспомнила историю с привидением, объявившимся в начале века на берегу.

Эту историю рассказывала им как-то в сумерках бабушка Сара, мать Герлофа. В один прекрасный день ее муж с братьями спустились к воде, чтобы вытащить на берег свои рыбацкие баркасы, – надвигался шторм.


И вот они стояли у вспененной воды и тянули свои тяжелые баркасы, как вдруг из темноты появился мужчина в клеенчатом комбинезоне и начал тянуть одну из лодок назад, в море. Мой отец, а ваш прадедушка – на него: что ты, мол, делаешь, а тот как закричит на ломаном шведском, кричит и кричит, понять невозможно. Отец только одно слово и разобрал:

– Эсель! Эсель!


Юлия покосилась на тропинку, быстро натянула трусы и джинсы и поспешила в хижину, в тепло. Заперла на всякий случай за собой дверь и тут же вспомнила, что надо дойти до дачи… до летнего дома и принести ведро воды. В хижине воды не было.


А через пару дней после сильного шторма пришла новость: на скалы у северной оконечности Эланда налетел корабль, волны разбили его вдребезги. Корабль эстонский, с острова Эсель. Было это четыре дня назад. Никто из экипажа не спасся, так что тот мужчина в комбинезоне, которого они повстречали на берегу, к тому времени был уже мертв. Утонул.


Бабушка серьезно покивала головой.


Береговое привидение .


Юлия поверила в эту историю. Она верила во все, что рассказывали долгими сумеречными часами ее бабушки и дедушки. Где-то наверняка бродит этот утонувший эстонский моряк, одинокий и несчастный.

Не буду выходить из дома. Обойдусь без воды, зубы можно почистить завтра.

На окне стояли толстые красные стеариновые свечи. Перед тем как лечь, Юлия нашла зажигалку, зажгла одну из них и долго смотрела на колеблющийся язычок пламени.

Эта свеча за Йенса. И за его мать. За меня.

В неверном свете свечи она приняла важное решение: сегодня никакого вина. И никаких снотворных. Она должна бороться со своим горем. Оно везде, не только в Стенвике. Стоит ей встретить юношу на улице, она чувствует укол тоски.

Взгляд ее упал на маленькую записную книжку на постели. Лена же дала ей мобильный телефон, вспомнила она. Юлия полистала книжку, нашла нужный номер и набрала.

Телефон работал. Два сигнала, третий. Четвертый…

– Алло!

Сонный мужской голос.

Она посмотрела на часы – половина одиннадцатого, будний день, так что позвонила она поздновато. Но что сделано, то сделано.

– Микаель?

– Да.

– Это Юлия.

– Юлия? Привет, Юлия.

Странно, удивления в голосе нет. Только усталость. Она попыталась представить, как сейчас выглядит Микаель, и не представила.

– Я на Эланде. В Стенвике.

– Вот как? А я в Копенгагене, как обычно. Уже спал.

– Я знаю, что поздно. Извини. Хотела только рассказать, что появился новый след.

– След?

– Я насчет Йенса. Нашего сына.

Он помолчал.

– След, значит…

– Так что я приехала сюда. Думала, тебя тоже надо поставить в известность. Не то чтобы что-то очень уж важное, но все же, может быть…

– Как ты себя чувствуешь, Юлия?

– Хорошо… я дам тебе знать, если что-то важное…

– Конечно. Смотри-ка, у тебя сохранился мой номер. Но лучше звонить пораньше.

– Договорились, – быстро сказала она.

– Пока.

Микаель положил трубку. Юлия некоторое время, ни о чем не думая, смотрела на молчащий телефон. Вот так. Телефон работает. Проверка прошла успешно, только абонент выбран неправильно. Надо было позвонить кому-то еще.

Микаель очень быстро преодолел шок после пропажи Йенса. Он, как и многие, был уверен, что мальчик пошел к воде и утонул. Иногда она ненавидела его за эту убежденность, а иногда судорожно завидовала.


Прошло несколько минут. Юлия погасила свечу, выключила свет и легла в постель – не раздеваясь, в джинсах и свитере. И чуть ли не в ту же минуту тучи, весь вечер кочевавшие в небе, разразились, наконец, проливным дождем.

Дождь начался сразу, без подготовки. Дробный стук струй по железной крыше… Юлия лежала в темноте и прислушивалась к журчанию ручейков, где-то совсем рядом. Страха не было – отцовская хижина пережила за свой век столько штормов и столько ветров, что и на этот раз ей ничего не грозит. Она закрыла глаза и тут же уснула.

И не услышала, как дождь через полчаса прекратился так же внезапно, как и начался.

Не услышала шагов в каменоломне.

Она не слышала ничего.

Она спала.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 20.05.16
Эланд, сентябрь 1972 года 20.05.16
Эланд, июль 1936 года
3 - 1 20.05.16
2 20.05.16
3 20.05.16
Эланд, июнь 1940 года
4 - 1 20.05.16
4 20.05.16
5 20.05.16
Эланд, май 1943 года 20.05.16
Эланд, май 1945 года
6 - 1 20.05.16
8 20.05.16

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть