Онлайн чтение книги Слово о солдате
Валентин Петрович Катаев

Расшифрованная сводка

Из множества людей, с которыми мне пришлось встретиться за последнее время, особенно большое впечатление произвел на меня начальник одного из прославленных отрядов тов. Н. Надеюсь, вы понимаете, что настоящего имени этого человека я назвать не могу. Мы познакомились в Москве. Тов. Н. приехал на несколько дней. Он приехал «оттуда», с той стороны фронта.

Установилось представление о типе народного мстителя. Это — могучий, заросший бородой «лесной» человек, с охотничьим ножом и винтовкой. Конечно, это верно. Таких очень много. Но есть также много и других типов. Среди партизан — большое количество учителей, инженеров, врачей, кооператоров, хозяйственников, школьников, даже профессоров и писателей, не говоря уже об известных спортсменах, боксерах, пловцах, футболистах…

Начальник партизанского отряда тов. Н. — высокий, стройный интеллигентный человек, в опрятной полувоенной форме, с небольшим пистолетом на поясе. Он чисто выбрит; в его каштановых волосах, закинутых вверх, над чистым красивым лбом, заметна небольшая седина. Глаза добрые, но вместе с тем очень твердые и спокойные. Под глазами несколько мелких морщинок, свидетельствующих о бессонных ночах и постоянном душевном и физическом напряжении. Все его движения очень точны и целесообразны, в них нет ничего лишнего. Поэтому, я бы сказал, его движения приятны. На ногах хорошие хромовые сапоги. Руки с длинными артистическими пальцами. По профессии он инженер.

— Что же вас, собственно, интересует? — спросил он, при этом мельком взглянул на свои часы-браслет с фосфорными стрелками. Я понял, что у него мало времени.

— Я хотел бы задать вам один вопрос.

— Пожалуйста.

— Часто приходится читать в сводках, в телеграммах такую примерно скупую фразу: «Партизаны пустили под откос немецкий поезд». Как это расшифровать? Что это значит в подробностях?

— В подробностях? — спросил тов. Н. — Хорошо, я вам постараюсь рассказать об этом в подробностях.

Он утомленно улыбнулся.

— Делается это так, — сказал он. — Вот, например, один конкретный случай из практики нашего отряда. Это было зимой в очень глубоком тылу немецкой армии. Наша разведка донесла, что по железной дороге в восемь часов вечера прошел неприятельский эшелон. Мне была хорошо известна немецкая пунктуальность. Имелись все основания предполагать, что завтра ровно в восемь часов вечера опять пройдет эшелон. Мы установили наблюдение. Действительно, на следующий день ровно в восемь часов вечера прошел эшелон. Несколько вечеров сряду мы наблюдали за дорогой. Ровно в восемь часов каждого вечера эшелон проходил мимо нас. Сомнений быть не могло. Тогда мы стали готовиться. На подводах мы подвезли из лесу, из тайных складов нашего отряда, мины. Это были не электрические мины, взрывающиеся автоматически, от замыкания тока, — такие мины были нам не годны. Если бы мы употребили электрические мины, то взорвался бы только один паровоз, а нам требовалось взорвать и пустить под откос весь состав. Это можно было сделать, только употребив мины механические, то есть те, которые можно было взорвать все одновременно, по собственному желанию, и именно в нужный момент.

Самое трудное было заложить мины под полотно. Для этого, во-первых, требовалось время, а во-вторых, необходимо было определить длину состава, для того чтобы взорвались все вагоны. Приблизительная длина эшелона была нами разведана раньше. Мы заложили одну мину впереди, другую — сзади на расстоянии 50 вагонов одну от другой. В промежутки мы заложили еще несколько десятков мин. Работали всю ночь. Работа была очень трудная. Несколько раз мимо нас проезжал немецкий разъезд. Но, к счастью, ночь была очень темная. Мы не курили, не разговаривали, Мы не должны были произвести ни одного неосторожного звука. Это чертовски утомительно, особенно если принять во внимание, что почва промерзла на метр и твердая, как гранит. Весь день мы скрывались в лесу. В семь часов вечера мы уже были на месте. Мы вырыли в кювете небольшую ямку. В эту ямку мы провели от каждой мины длинный шнурок, который стоило только дернуть, чтобы мина взорвалась. Весь секрет успеха заключался в том, чтобы как раз в тот момент, когда паровоз будет над первой миной, а хвостовой вагон над последней, дернуть сразу за все шнурки. Мы спрятались и стали ждать, изредка поглядывая на часы.

Ночь была черна. Проехал немецкий разъезд. Он проехал очень близко от нас. Мы слышали дыхание лошадей и немецкую речь. Мы замерли. Разъезд нас не заметил. Без двадцати минут восемь рельсы загудели. Послышался шум. Неужели поезд? Неужели аккуратные немцы вышли из графика? Я взялся за свои веревочки и прижался к земле, каждый миг готовый потянуть за них. Я едва не произвел взрыва. Но в последнюю секунду опомнился. Это был не поезд. Мимо нас по рельсам промчалась моторная дрезина с фонарями. Она осматривала путь. Малейшая неаккуратность в нашей работе, малейший след земли на полотне мог сорвать все наше предприятие. Но все было сделано чисто. Дрезина промчалась мимо, не остановившись. Ух, гора с плеч! Теперь скоро должен был появиться поезд. Наше напряжение дошло до крайнего предела. Мы прислушивались к тишине ночи, мы всматривались в темноту до боли глаз. В том, что поезд появится в восемь часов, мы не сомневались. Нас интересовал другой вопрос: какой это будет поезд? Это для нас было не все равно. От этого зависела наша жизнь. Поезд мог быть с продовольствием и со снаряжением. Тогда нам не угрожало ничто. Поезд мог быть воинский, с солдатами. Тогда тоже ничего. Но поезд мог быть с боеприпасами, нагруженный снарядами и взрывчатыми веществами. Тогда неизбежно произойдет взрыв такой силы, что, несомненно, мы все будем убиты.

И вот, мы смотрели вдаль и ждали. Ровно в восемь часов послышался шум поезда. Поезд шел с потушенными огнями, но кто его знает, какой он был: воинский, продовольственный или с боеприпасами? Кто его знает, что он нам нес: жизнь или смерть? Впрочем, в тот момент, могу поручиться, никто из нас не думал о смерти. Все думали только об одном, как бы произвести взрыв не раньше, чем паровоз станет на головную мину. Паровоз приблизился. Вот он уже прошел по всем минам. Вот он уже на головной. Из поддувала сыплются золотые угольки, освещая розовым светом снег. Время. Пора. Я изо всех сил дергаю за свои веревочки, плечо болит от рывка. И в тот же миг взрыв. Или, вернее, целая огненная серия чудовищных взрывов. Тендер становится на дыбы и наскакивает на паровоз. Они поднимаются в виде громадной буквы «А». Скрежет железа, лязг, треск дерева, звон стекол, огонь, дым, ад. Вагоны катятся, как коробки, под откос. И затем — минутная тишина, минутное оцепенение, во время которого сердце радостно бьется в груди! Живы! Поезд взорван. Задание выполнено!

Через минуту молчания начинается крик, стон, истерический смех, беспорядочная стрельба из автоматов. Мы не совсем точно определили длину состава. Он оказался длиннее. Из этих уцелевших вагонов выскакивали обезумевшие люди и метались возле поезда, сверкали электрические фонарики. Густой пар из взорванного паровоза закрыл все вокруг. От пара пахло как в прачечной. Оставшиеся в живых враги бесновались. Но мы были уже далеко. Мы пробирались на лошадях по лесу. Через несколько минут мы слышали еще один взрыв. Это подорвалась на электрической мине, поставленной нашими людьми за два километра от места крушения, дрезина, спешившая на помощь взорванному эшелону. Через некоторое время после этого вы могли прочесть в сводке короткое сообщение, что партизаны там-то пустили под откос немецкий эшелон. Вот и все. Вот, собственно, как это делается.

Так закончил тов. Н. свой короткий рассказ. Он его закончил и почти без паузы сказал:

— Вы слышали вчера Барсову в «Севильском цирюльнике»? Говорят, она бесподобна.

— Да.

— А мне, знаете, не удалось достать билетов, — сказал он огорченно.

— Но она будет петь послезавтра.

— К сожалению, завтра я уезжаю.

— Куда?

Он улыбнулся и не ответил на мой немного бестактный вопрос.