Шел десятый час утра, когда Матвей начал свой поиск.
До этого он минут двадцать сидел на вкопанной шине на школьном стадионе и наблюдал за тщетными потугами пожилого учителя физкультуры втолковать детям азы спортивного многоборья. Школьников – третьего-четвертого класса, судя по их поведению, – было девятнадцать, семь ребят и двенадцать девочек, и всем им явно не хотелось куда-то бежать, прыгать, метать палки и вообще подчиняться достаточно равнодушным командам учителя. А тот явно не любил свою работу, погоду, детей и, наверное, людей вообще. Если бы он любил хотя бы работу, постарался бы заинтересовать ребят, превратить весь процесс в игру, увлечь ею школьников, но делать этого он не умел. Он кричал, грозил всевозможными карами, выгонял мальчишек, хватал их за руки и плечи, загонял в строй, ругался и проклинал всех и вся. И Матвей с грустью сделал вывод, что после этих занятий у мальчишек и девчонок сохранится стойкий иммунитет неприятия физкультуры как таковой вообще и спорта в частности.
Еще раньше, до появления на стадионе, Матвей изменил внешность: приклеил усы и дополнительные брови, а также родинку под носом, надел очки, с виду – выпуклые, от близорукости, с помощью лака изменил прическу. Оделся он тоже сообразно расчету в балахонообразную рубашку и брюки «с видом на Фудзи», то есть достаточно провинциального вида. Зато кроссовки у него были фирмы «Рибок», облегающие ногу, легкие и прочные.
Коммерческие киоски открывались в девять утра, и Матвей начал обход их на улице, где располагалась мастерская Ильи, с самого непрезентабельного, со стандартным «джентльменским» набором: водка, вино, пиво, сигареты, аудиокассеты. Рассчитаны такие киоски были, пожалуй, лишь на оголтелый консумеризм[14]Консумеризм – неуемная страсть к потребительству. «крутых» парней, не знающих, куда девать деньги, либо служили прикрытием для отмывания денег местной мафии.
Продавец – сонная и тощая девица в черных лосинах и майке – на вопрос, знает ли она Белого, лишь длинно глянула на Матвея, продолжая курить. Ее напарник, возившийся в углу, покосился на спрашивающего, но тоже промолчал, и Соболев поплелся дальше. Машину он оставил во дворе дома, располагавшегося неподалеку от ресторана «Маяк».
Второй киоск был сродни первому, и Матвею ответили, что ни Белого, ни Черного, ни Бежевого не знают. Зато третий – красивый павильон с витриной, заставленной бутылками престижных ликеров и вин, торговавший, кроме того, обувью, мехами и куртками, – оказался владением таинственного Белого.
Во-первых, Матвей обратил внимание на перстень в форме человеческого черепа на пальце одного из киоскеров – огромного небритого детины с бородой и усами запорожца. Точно такие перстни носили крепкие ребятки, приходившие к Илье разбираться во время визита к нему Соболева. Во-вторых, после вопроса Матвея ребята – их было трое – сразу насторожились, и атмосфера в павильоне буквально «зазвенела» – Матвей остро чувствовал любое изменение психологической обстановки.
– Вали отсюда, очкарик, – прохрипел рыжий молодец, вскрывая банку пива. – Не знаем мы никакого Белого.
– А чо грубишь? – укоризненно спросил Матвей тонким голосом. – Может, я хочу у него кое-что купить.
– Вали, вали, я сказал. Глухой, что ли? Или хромой на голову?
Матвей опечалился:
– Ну вот, опять убеждаюсь в том, что обезьяна произошла от одичавшего человека. Не от тебя ли?
– Ах ты козел! – Бородатый плеснул пивом в окно выдачи товара, но промахнулся. – Ник, выйди поговори с интеллигентом. – Из павильона вышел Ник – мосластый и губастый, в пластмассовой кепке и в черной майке и шортах. Ни сказать, ни сделать он ничего не успел: Матвей, владевший приемами варма-калаи[15]Варма-калаи —индийская разновидность карате; любой удар варма-калаи нацелен на поражение одной из ста восьми болевых точек на теле человека. в совершенстве, точным щелчком поразил парня галькой в солнечное сплетение с расстояния в два метра и спокойно прошел мимо согнувшегося киоскера в раскрытую дверь павильона. Щелчком в лоб он отключил второго продавца и сказал вскочившему буйволовидному детине:
– Так ты скажешь, где контора Белого?
– Ах ты сука по… – Детина не закончил, так как ноги у него внезапно ослабли, подкосились и он вынужден был сесть на ящик из-под обуви.
– Не повезло тебе, – сочувственно сказал Матвей. – Если я равнодушен к дуракам, то очень не люблю хамов. Же не компран па?
– А? – раскрыл пасть бородатый, икнув. – Чо?
– Ничо, шутю я. Не компран ты, гляжу. Говорить будешь или начнем копать яму?
В киоск ворвался опомнившийся мосластый продавец в черной майке. Пришлось Матвею аккуратно уложить его лицом вниз на пол гибким змеиным движением айкидока, пропускающего удар. Наступив ногой ему на спину, он продолжал невозмутимо:
– Вся твоя беда в том, что ты любишь атрибутику власти. – Матвей кивнул на перстень. – Это знак секты Белого, не так ли? Где его контора, малыш?
– Давыдковская, двадцать пять «а», второй этаж.
– Отлично, быстро умнеешь. Одолжи-ка перстень. Умница. А теперь полежи немного, отдохни от трудов праведных. Адью, мон шер, береги здоровье, не пей много пива.
Матвей вышел из павильона, врезав дверью третьему киоскеру так, что тот взвыл, схватившись за нос.
Преследовать его не стали.
Через десять минут он подъехал к зданию на улице Давыдковской, бывшему институту повышения квалификации, отремонтированному и выкупленному у муниципальных властей коммерческими структурами. Второй этаж здания занимала «Независимая федерация кикбоксинга», официальное прикрытие фирмы рэкетиров, как сразу понял Матвей. И вспомнил газетную заметку годичной давности о фирме «деликатного рэкета» в Рязани. Фирма систематически выставляла липовые счета разным коммерческим организациям за банкеты, которых на самом деле не было, за транспортные и другие услуги, и те платили, беспрекословно перечисляя деньги на счет фирмы. Потому что знали – лучше откупиться какой-то определенной суммой, чем потерять все или вообще сыграть в ящик. Вероятно, здесь, в этом районе Москвы, завелась дочерняя организация фирмы, создав «федерацию», которая под видом охраны и предоставления услуг вымогала дань. Не глупо. Весьма эффективный способ заработать деньги, ничего не делая. Если не считать делом мордобои как меру воздействия на строптивых клиентов вроде Ильи.
Собираясь войти как обычный посетитель, Матвей вдруг поймал спиной чей-то быстрый, но острый и прицеливающийся взгляд. Ощущение было такое, будто спины коснулся кусок льда. Взгляд тут же пропал, словно его выключили, но Соболев был почти уверен, что за ним ведут слежку, причем профессионалы очень высокого класса. Но не из команды Белого. Что ж, посмотрим, кто это, чуть позже, после разговора.
Матвей обошел второй этаж с извинениями: ох, извините… простите… кажется, я не туда… прошу прощения, осмотрев почти все комнаты, спортзалы – целых три, офисы, кабинеты, входы и выходы, и наконец вышел на офис босса, располагавшийся за красивой дверью, скорее всего металлической. Двери предшествовала приемная, в которой сидели две девицы с бесподобными ногами гимнасток и хорошо развитыми плечами. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: они не просто красивые девушки, занимающиеся шейпингом, они – профессионалки рукопашного боя. Матвей знал несколько женских школ, обучающих девушек разным системам боевых искусств, но лишь немногие там овладевали искусством рукопашного боя в степени, достаточной для практического применения. Эти – обе секретарши – владели.
Матвей отвесил рицурэй – церемониальный поклон стоя, применяемый японскими мастерами, внимательно наблюдая за реакцией дам, но те продолжали разговаривать, лишь однажды кинув на посетителя взгляд. Очевидно, занимались они жестким кэмпо без соблюдения традиций. Реагировать же, по их мнению, было не на кого: вошел обыкновенный очкарик, далеко не амбал, что он может? Только просить. И Матвей извиняющимся тоном попросил:
– К начальнику можно?
Табличку на двери с надписью: «Булат Дадоев, президент федерации» – он прочитал с порога.
– Занят, – ответила одна из девиц, блондинка с высокой грудью и скуластым миловидным личиком. – Вам назначено?
– Нет, но, если вы покажете ему вот это, – Матвей протянул девице перстень в форме черепа, – он примет. Посоветоваться нужно.
На пальцах секретарш, как заметил Соболев, не было ни колец, ни перстней, зато в ушах подрагивали сережки в виде лошадиных черепов. Видимо, черепа служили здесь «символами касты», отличительными знаками принадлежности к сильным мира сего.
– Чокнутый, – отозвалась вторая секретарша, тоже блондинка, но платиновая, крашеная, с густо напомаженными губами. Дотянулась до селектора и нажала клавишу:
– Булат Шаймиевич, к вам посетитель.
– В шею, – ответил селектор незамедлительно.
– У него интересный перстенек, но он не из штата. С виду учитель или клерк, безоружен.
– Хорошо, – проворчал селектор, – пусть зайдет через минуту.
Матвей выразил жестом благодарность, выждал две минуты и зашел в кабинет «президента федерации».
Кабинет поразил его не роскошным австрийским деловым гарнитуром для офисов «Мадлен», не аквариумом с угрями во всю стену и даже не видеосистемой «Касио» с плоским двухметровым экраном, а формой стола и кресел – в виде гигантских человеческих кулаков. Президент выглядывал из кулака-стола как большой его палец или скорее кукиш, и Матвей сразу понял, за что ему дали прозвище Белый.
Дадоев, одетый в отлично сшитый летний костюм, был, конечно, смугл, усат и красив, как истинный кавказец, но волосы имел совершенно седые, несмотря на молодость. Едва ли он был старше Соболева. У него в кабинете находился гость – тот самый «крутой» парень в кожаном костюме, который приходил к Илье разбираться в момент визита Матвея. Матвея он не узнал, это было видно по его равнодушно-пустому взгляду.
– Ну? – бросил Дадоев, оценивающе глянув на посетителя, но сесть не предложил.
Матвей приблизился к столу-кулаку и сказал тихим невыразительным голосом, глядя на тонкую ниточку усов президента:
– Белый, сегодня утром твои солдатики подстрелили автослесаря на улице Артамонова. Если вы от него не отстанете, я положу всю твою кодлу и тебя сверху. Понял? Это первое. Второе: кто стрелял? Имя, адрес.
Кожаный переросток и «президент федерации» обменялись взглядами. Молодой заржал. Дадоев тоже засмеялся:
– Это все? По-моему, он болен, а, Чарли? Может быть, вызвать «Скорую»?
– Крыша поехала, это точно, – отсмеявшись, согласился кожаный Чарли, сыто глянув на Матвея. – А по фейсу не хочешь, очкарик? Или ты супермен? Что-то незаметно. Иди отоспись, а то схлопочешь, если не перестанешь задавать дурацкие вопросы.
– Ты забыл сказать: «На ноль помножу», – не повышая тона, добавил Матвей. – Сопляк и хам. Повторить вопрос?
Дадоев перестал улыбаться, нахмурил густые брови.
– Выведи его, Чарли. Лучше через первый зал; пусть ребята потренируются немножко, как на манекене.
Кожаный лениво встал, но ударил быстро, заученно – в живот прямой ногой и в голову с поворотом. Только Матвея на прежнем месте не оказалось, и мускулистый Чарли из поворота не вышел, врезался головой в стену и затих, потому что пущенный Соболевым голыш поймал его в прыжке. Вторым броском Матвей поразил локоть Дадоева, протянувшего руку к селектору.
– Сиди тихо, Белый! Я ведь не шучу.
«Президент федерации» потер локоть, однако страха на его лице не было, только удивление, досада и любопытство.
– Ты случайно не из «Чистилища», борец за справедливость?
– Из него, – с запинкой кивнул Матвей, сообразив, что это хорошее прикрытие.
– Один, без подстраховки?! Да тебя уложит любая из моих герл, не говоря об охране.
– Имя, адрес.
– Это был он. – «Президент федерации» кивнул на застывшего кожаного. – Перестарался парень – с кем не бывает. Но ведь ты не выйдешь отсюда, герой, неужели не понимаешь? – Дадоев заулыбался, взял со стола лезвие бритвы, подбросил, поймал. – Человеку так мало надо. Один молодой мужик вроде тебя недавно проглотил бритву и умер.
– Я знаю еще более страшный случай. Один чиновник вроде тебя захлебнулся собственной слюной во время сна.
– Понятно. – Дадоев поскучнел. – Берите его, девочки.
В то же мгновение в кабинет вошли три девицы, две – знакомые «герлы»-секретарши, третья – великолепно развитая брюнетка с роскошными волосами. Видимо, президент все-таки успел включить селектор либо знал секрет связи с охраной.
Тут же все и выяснилось.
– Они тебя сразу раскусили, – расслабился Дадоев, пригладил ниточку усов. – И предупредили. Так что, господин «чистильщик», ты избрал худшую из дорог. Кстати, а кто он тебе, этот Илья Шимук, автослесарь? Брат, сват, шурин, свояк? Или просто так?
Матвей не ответил, привычно вгоняя себя в фазу концентрации турийи. Он уже видел, что уйти без боя не удастся, и удивился открытию: за Белым, то есть «президентом Независимой федерации кикбоксинга», явно стояли какие-то очень мощные силы, а не ученики-боксеры муай тай и каратисты. Слишком просто сюда войти и слишком сложно выйти. А это почерк спецкоманд, а не школ единоборств.
Матвей прикинул возможности. У Дадоева в столе наверняка лежит пистолет, а то и что-нибудь похлеще, но он расслаблен и в первой фазе не страшен. Кожаного Чарли тоже можно не брать в расчет, придет в себя не скоро. Оставались девицы, вооруженные специальными туфлями с металлическими каблуками и носками. Одна из них, брюнетка, кроме того, держала в руке короткую толстую витую плеть из кожи и проволоки. Как говорится, тикара курабэ[16]Тикара курабэ – соизмерение сил (сумо). не в его пользу, но разве когда-нибудь было наоборот?
Он начал первым, потому что хорошо чувствовал обстановку: у него в запасе оставалось не больше минуты, пока не отреагировали скрытые защитные системы «федерации», а тогда выбраться из опасного гнезда, в какое он попал, не ведая того, будет и вовсе проблематично.
Девицы хорошо знали приемы типа суй-но ката и хиккими[17]Суй-но ката – ускользание от атак, хиккими – особый способ передвижения во время боя., то есть имели неплохую базу японских видов борьбы, хотя и работали без соблюдения стилей – тигра, дракона, журавля и так далее. Но даже против айкидока их техники не хватало, не говоря уже о ганфайтерах, чье боевое искусство было полностью рефлекторным. Матвей же владел не только японским кэмпо, но и тайским боксом, и индийскими видами борьбы, а главное, русским стилем, впитавшим в себя достижения всех лучших мировых школ боевых искусств.
Ему хватило двух десятков секунд, чтобы обездвижить агрессивно настроенных «герл» и их предводительницу с плетью, а потом закончить разговор с Белым. У того была хорошая реакция, и он почти успел вытащить из стола пистолет-пулемет «волк», о котором, кстати, шла речь в задании Ивакина, однако Матвей опередил его. Сказал, пригнувшись и прислушиваясь к звукам в приемной:
– Мухи против ветра не летают, Белый. До встречи.
В приемной сидел здоровяк с бритыми висками и затылком, и Соболев присоединил его к «битой компании», решив не рисковать выстрелом в спину. Здоровяк отключился, ничего не успев сообразить.
В коридоре никто гостя не ждал, лишь при выходе из здания Матвею преградили путь трое молодых ребят в черных сампанах. Но поскольку и они не ожидали встретить ганфайтера, то Матвей боя не принял, проскользнув мимо в танце ма-ай[18]Ма-ай – сочетание оптимальной дистанции и подходящего момента для тех или иных действий.. Выбежав на улицу, рванул за угол, во двор здания, маскируясь кустами, и вовремя: вслед ему затрещали выстрелы. А в переулке за дощатой будкой строителей кто-то легонько стукнул пальцем ему по плечу. Матвей ударил вслепую, не попал и оглянулся. Это был Тарас Горшин.
– За мной, быстро, у меня машина, – шепнул тот, приложив палец к губам, и кивнул на старый, видавший виды «Москвич». Не раздумывая, Соболев метнулся за ним. Спустя минуту они были далеко от здания «Независимой федерации кикбоксинга». Мотор у «Москвича», как и у соболевской «Таврии», был специально форсирован, и машина не шла – летела, словно ракета, мощно и плавно, разве что менее шумно.
Горшин, в своем неизменном белом костюме, молчал, пока они не отмахали пол-Москвы, остановил машину в Кузьминках, откинулся на сиденье, закинув руки за голову.
– Зря вы ввязались в это дело. Рано или поздно эти парни вас вычислят.
– Я не боюсь.
– Не в страхе дело. Ведь когда к вам придут боевики Белого, вы начнете сопротивляться, не так ли? А это означает, что вас определят как ганфайтера.
– В таком случае я не буду сопротивляться, – подумав, сказал Матвей.
– Тогда вас убьют. Вы хоть представляете, кого хотели наказать за своего друга?
Матвей заставил себя расслабиться, хотя его неприятно поразила осведомленность «чистильщика», помолчал.
– Это вас я засек перед тем, как войти туда?
В глазах Тараса зажегся и погас огонек, в голосе прозвучало не столько уважение, сколько удивление:
– Засечь меня трудно даже ганфайтеру… если вообще возможно. Но коль это так, ты далеко пойдешь, капитан. Так вот, организация, в штаб которой ты проник – отдаю должное смелости и порицаю за нерасчетливость, – называется батальон спецназа «Щит», подчиняющийся лично начальнику Управления «Т» Федеральной службы контрразведки генералу Ельшину.
Матвей недоверчиво глянул на Горшина. Конечно, он знал, что подразделялась ФСК на четыре управления: «К» – собственно контрразведка, «И» – информационно-аналитическое, «КК» – Управление по борьбе с коррупцией и контрабандой наркотиков и «Т» – Управление по борьбе с терроризмом и охране правительства. Но Матвей изумлялся не тому обстоятельству, что случайно влез в осиное гнездо «Щита», а пересечению интересов. Выполнять задание Ивакина – «прощупать этот самый „Щит“ – он собирался позднее и – надо же ! – попал туда, даже не подозревая об этом!
– Вообще-то я искал Белого… вожака рэкетиров. Там был их президент, седой такой, Дадоев Булат, я думал, он.
– Белый у них – псевдокомбат майора Шмеля Юрия Степановича, так вот, он – альбинос, потому и Белый. А Дадоев – зиц-председатель, хотя его солдатики действительно занимаются рэкетом.
Матвей пошипел сквозь зубы. Подумав, отклеил усы, снял очки и взъерошил волосы, приняв свой естественный облик.
– Зачем вы следили за мной?
– Я не следил, просто появился в нужный момент в нужном месте.
– Зачем?
– Чтобы предложить дело. «Фискалы» взяли одного нашего работника, его надо освободить.
Матвей хмыкнул.
– Что же это он позволил себя захватить?
– Его подставили. Люди есть люди, и некоторым «чистильщикам» тоже не чуждо все человеческое, особенно недостатки: зависть, корыстолюбие, властолюбие, злоба. Итак, ваше слово.
– Согласен, – угрюмо сказал Матвей.
Координационная коллегия подразделений Министерства внутренних дел – Главного управления, МУРа, милиции, ОМОНа, отдела по борьбе с организованной преступностью, Управления по охране общественного порядка – заседала не на Огарева, а в новом двенадцатиэтажном здании ГУВД на Берсеневской набережной.
Началась она с доклада о криминогенной обстановке, подкрепленного статистическими данными и примерами. Примеры потрясли, и даже самообладание видавших виды оперативников, попривыкших по роду деятельности к ужасам и крови, было поколеблено.
То, что к лету с начала года число убийств возросло на сорок два процента, никого не удивило, но то, что убийства стали массовыми, говорило о самой настоящей войне преступников с органами правопорядка и мирным населением. Заместитель генерального прокурора, присутствующий на коллегии, привел такой пример: банда подонков проиграла другой банде сто (!) девушек и начала убивать всех, кого могла найти в пределах своей «рабочей зоны», предварительно их насилуя. Лишь после восьмой жертвы удалось напасть на след банды и взять троих ее членов… которые сутки спустя были убиты в следственном изоляторе неизвестными лицами. Скорее всего, это поработал «Стопкрим», пресловутое «Чистилище», о котором заговорили в полный голос все газеты, теле– и радиовещание.
Затем привел примеры замминистра МВД генерал Стешин. Когда зачитывались цифры – сколько совершено преступлений и сколько раскрыто, сколько оружия и какого изъято у преступников, – зал молчал, но стоило Стешину коснуться серии заказных убийств руководителей коммерческих структур, как собравшиеся зашумели. Все знали, чем это закончилось. В дело снова вмешался «Стопкрим», и убийцы получили вышки без суда и следствия. Их нашли и уничтожили всех до единого. Как нашли, осталось неизвестным.
И, наконец, шум в зале возник еще раз после сообщения о том, что «Чистилище» занялось прокуратурой, предъявив обвинения в коррупции хорошо известным лицам. Не было сомнения, что на угрозах «Стопкрим» не остановится, он уже доказал свою решительность, жестокость и профессионализм.
– Конечно, деятельность «Чистилища» незаконна, никто не вправе вершить самосуд, – подвел итоги Стешин. – Однако то, что оно пользуется поддержкой населения, факт. Мы, как органы правосудия, не просто уязвлены, мы поставлены перед проблемой: как организовать дело таким образом, чтобы работать лучше, но при этом не нарушать закон.
– Не правильнее ли было бы пресечь деятельность этого… хм… «Чистилища»? – проворчал советник юстиции, сидевший в президиуме.
Стешин услышал его, обернулся:
– МУР занимается им уже год, а результаты почти нулевые.
– Значит, грош цена тем, кто ими занимается. Поищите работников поопытнее.
– Но ведь «фискалы»… э-э… сотрудники контрразведки, кажется, взяли одного работника «Чистилища», – проговорил командир бригады ОМОНа. – Есть какая-то информация по этому делу?
Председатель ФСК покачал головой:
– К сожалению, ничего определенного сообщить не могу. Этот человек ранен и, естественно, продолжает молчать. После лечения в… э-э… спецклинике мы переведем его в наш… м-м… санаторий и попробуем взять показания.
– Как видите, и этот единственный успех трудно назвать успехом, – развел руками Стешин. – Итак, коллеги, помимо наших постоянных забот координации требуют и усилия по розыску «Стопкрима». Надеюсь, вы понимаете, что правительство заинтересовано в успехе этого дела, потому что нет сомнений: «Чистилище» замахивается не только на Купол мафии, но и на «купол» высшей власти, что вполне может дестабилизировать и без того сложную обстановку в стране и привести ее к настоящему хаосу.
Коллегия закончилась разбором конкретных дел и постановкой каждому подразделению оперативных задач, требующих совместных действий. Что касается «Стопкрима», то основную работу по розыску этой организации взял МУР, хотя нашлось что делать и ОМОНу, и Управлению по охране общественного порядка, и Службе информации на базе компьютерного поиска.
После коллегии в кабинете начальника МУРа генерала Давидского состоялось совещание, на котором присутствовали его зам, полковник Собокий, начальник службы обеспечения полковник Музыка и начальник оперативно-розыскной бригады полковник Синельников, фигура одиозная, известная в узком кругу под прозвищем Скелет. Это был громадный гомункулус с двухметровыми плечами и руками толщиной с ляжку обыкновенного человека, способный ударом кулака разбить сейф. С виду простой, крутой и прямой, как ствол ружья, полковник Синельников был на самом деле отменно умен, ироничен, хваток, профессионально цепок и начитан, за что его и уважали сотрудники МУРа, от сержанта до офицера. А на шутки коллег в свой адрес типа: «Наш Скелет – импозантный мужчина» или «Как мужчина он неотразим», Синельников не только не обижался, но даже поощрял остроумие подчиненных, зная, как оно разряжает атмосферу и способствует психологической и умственной зарядке.
– Свои дела разберем после, – начал совещание генерал Давидский. – Давайте подумаем, как будем работать по «Стопкриму». Обычными методами «Чистилище» не взять, их профессионалы посильнее наших.
– Но одного из них все же взяли, – тенорком проблеял полковник Собокий, чем-то напоминавший актера Льва Дурова.
– Там не все чисто, – поморщился Синельников. – Во-первых, Ариставу взяли случайно, ждали другую птицу – сбежавшего Лантуха. Во-вторых, Ариставу подставили, причем свои, надо полагать. В-третьих, брали его «бегемоты» из Управления «К», а не «Т», то есть «Руслан», который специализируется на шпионах, а не на террористах. Тут какая-то загадка.
– Не суть важно.
– Это не тот ли Аристава – бывший чемпион Грузии по дзюдо? – меланхолически спросил Музыка.
– Тот самый. Работал в Тбилиси, потом в Москве тренером по настольному теннису, он мастер еще и по этому виду спорта. Никто не знал, что он работает на «Чистилище».
– «Фискалы» знали, если подключили «Руслан». Они его раскрутят, и обойдется без нашего вмешательства.
– Вряд ли. Я его знаю по одному делу, из него слова не вытянешь.
– Захочет жить – скажет, – проговорил вечно озабоченный Музыка. – Как говорится, друзей нельзя купить, но можно продать. Пустим в ход психотропные методы допроса. Заговорит.
Синельников посмотрел на полковника, однако промолчал. Потом через некоторое время сказал угрюмо:
– И все же мне непонятно, почему Ариставу брал «Руслан», бывшие «крапчатые береты» МБР. Выяснили бы по своим каналам, Семен Вениаминович.
– Попробую, – буркнул генерал. – Это твое убеждение, Глеб Максимович? Насчет «продать друзей»?
Музыка пожал круглыми плечами, вытер потное лунообразное лицо с набрякшими веками.
– У меня нет никаких убеждений. Я реалист – и только.
– Что ж, отсутствие убеждений – тоже убеждение, хотя мне больше нравится их присутствие. Александр Викторович, у вас есть соображения по «Чистилищу»?
Синельников набычил круглую голову с ежиком волос, потер затылок, сказал глуховато:
– Перед коллегией я составил криминал-карту Москвы, так вот, выяснилась любопытная деталь: «Чистилище» оставило следы во всех муниципальных округах, кроме одного – Центрального. Не там ли расположен их теневой центр?
В кабинете наступило молчание. Тишина прервалась лишь стуком карандаша о столешницу, который по привычке вертел в пальцах генерал.
– В качестве рабочей версии допустимо, – проблеял Собокий. – Но Центральный округ – это двадцать квадратных километров площади.
Начальник МУРа кивнул.
– Никто не собирается искать «Чистилище» с миноискателем. Разработайте ориентировку всем группам и бюро, может, отыщется какой-нибудь реальный след. Хотя уже то необычно, что это район базирования властных госструктур. Не указывает ли данный факт на то, что в руководстве «Стопкрима» сидят птицы высокого полета? Из Федерального собрания, например, или Госдумы, из правительства, наконец? Что у вас еще, Александр Викторович? – заметил жест Синельникова генерал.
– Есть еще одна зацепка – кадры. Надо бы пройтись по архивам силовых ведомств и выяснить, кто из профессионалов уволен оттуда и по каким причинам. На «Чистилище» можно будет выйти без особых изысков, ведь работников оно набирало не из ангелов – из простых смертных.
– Хорошая мысль, – меланхолически заметил Музыка. – Я займусь этим вопросом, если позволите. Хотя не думаю, что мы самые умные. «Фискалы», наверное, уже успели в этом вопросе перебежать нам дорогу.
– Вполне возможно, – снова кивнул генерал. – Но попробовать стоит. За работу, коллеги. Хотя впервые я берусь за работу вопреки желанию. «Чистилище», разумеется – еще раз подчеркиваю, – судом Линча поставило себя вне закона, однако я солидарен с ним по некоторым вопросам. Слишком часто наше правосудие оказывается бессильным против преступников.
– В общем, дело дрянь, – согласился Музыка.
Синельников усмехнулся, осторожно откинувшись на заскрипевшую спинку стула.
– Пессимист ты, Максимыч.
– Ты, что ль, оптимист? Поработал бы в органах с мое…
– Упаси Господи! Здоровья не хватит. Кстати, знаешь разницу между пессимистом и оптимистом? Пессимист говорит: будет хуже, а оптимист – хуже быть не может.
Начальник МУРа улыбнулся, но тут же стер улыбку с лица и стукнул карандашом по столу:
– Все свободны.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления