Онлайн чтение книги Смертельная белизна Lethal White
Пролог

Если бы пара лебедей плыла по темно-зеленой глади озера бок о бок, эта фотография стала бы венцом карьеры свадебного фотографа.

Ему страшно не хотелось менять расстановку новобрачных, потому что мягкий свет под сенью деревьев превращал невесту с ее золотисто-рыжими локонами, рассыпавшимися по плечам, в прерафаэлитского ангела и выигрышно оттенял точеные скулы жениха. Фотограф уже не помнил, когда ему доводилось снимать такую эффектную пару. С этими новобрачными, мистером и миссис Мэтью Канлифф, можно было не прибегать к разного рода ухищрениям, когда, например, невесту деликатно разворачивают так, чтобы скрыть жировые складки на боках (вообще говоря, этой не помешало бы слегка подкормиться, но на фотографиях такие худощавые фигуры смотрятся классно), а жениху предлагают «попробовать еще разок, с закрытым ртом», – слава богу, зубы у мистера Канлиффа ровные, без дефектов. Единственное, что требовалось скрыть, – но перед печатью такие вещи легко убираются в графическом редакторе – это уродливый шрам на предплечье у невесты: совсем свежий, синюшно-лиловый, с черными точками от наложенных швов. Утром, когда фотограф приехал в дом родителей невесты, рука ее покоилась в эластичной защитной лангетке. Перед фотосессией девушка ее сняла; фотограф вздрогнул. Ему даже подумалось: уж не совершила ли она перед свадьбой неудачную попытку самоубийства – в его практике бывало и такое. Как-никак, двадцать лет в профессии.

– На меня напали, – объяснила ему миссис Канлифф, точнее Робин Эллакотт (два часа назад ее звали именно так).

Фотограф, натура впечатлительная, с трудом отогнал от себя мысленный образ стального клинка, вспарывающего эту мягкую бледную кожу. Хорошо, что сейчас уродливую отметину скрывали чайные розы – букет невесты.

Лебеди, будь они неладны. Если бы с заднего плана исчезли оба разом, он бы не возражал, но один то и дело нырял, и его пушистая остроконечная гузка торчала посреди озера пернатым айсбергом, да еще подергивалась, создавая на воде рябь, которую не так-то просто удалить в фотошопе, вопреки мнению молодого мистера Канлиффа, предложившего такой способ. Между тем второй лебедь по-прежнему жался к берегу: да, грациозный, да, безмятежный, но в кадр не влезал, хоть ты тресни.

– Ну как, получилось? – с явным нетерпением поинтересовалась невеста.

– Ты – просто красотулечка, цветик мой, – высказался из-за спины фотографа отец жениха, Джеффри. Не иначе как уже подвыпивший.

Из-под тенистых деревьев за фотосъемкой наблюдали родители новобрачных, шафер и подружки невесты. Самая младшая, совсем еще кроха, которая все время порывалась бросать в воду камешки, теперь закапризничала в ответ на досадливое шиканье матери.

– Закончили? – спросила Робин, не снисходя до свекра.

– Почти, – солгал фотограф. – Развернитесь, пожалуйста, к нему чуть больше, Робин. Вот так. Обворожительно и широко улыбаемся. Ну же… улыбаемся.

Между женихом и невестой висела некоторая напряженность, какую не спишешь на счет волнения перед объективом камеры. Фотографа это не волновало. В конце-то концов, он же не консультант по вопросам брака и семьи. Бывало, новобрачные, не стесняясь его присутствия, начинали выяснять отношения, пока он настраивал выдержку. Одна невеста со скандалом убежала из-за свадебного стола. Чтобы позабавить друзей, фотограф сохранил нечеткий снимок 1998 года, на котором жених бьет своего друга-шафера лбом в переносицу.

Канлиффы, надо признать, оказались красивой парой, но шансы их он оценивал невысоко. А уж этот длинный шрам на предплечье невесты… брр. Во всей сегодняшней церемонии фотографу виделось что-то зловещее и нездоровое.

– Довольно, – заявил вдруг жених, отпуская от себя Робин. – Снимков уже достаточно, правда ведь?

– Погодите, погодите, второй подгребает, – воспротивился фотограф.

В тот самый миг, когда Мэтью отстранился от Робин, плававший у берега лебедь стал подплывать к другому по темно-зеленой воде.

– Вот паразиты, прямо как назло, глядите, Линда, – хохотнул Джеффри, обращаясь к новоявленной сватье. – Чертовы птицы.

– Это уже будет лишнее, – осадила фотографа Робин, поддергивая длинную юбку, которая волочилась по земле из-за недостаточно высоких каблуков-шпилек. – Наверняка хоть что-нибудь да получилось.

Она вышла из рощицы на слепящий солнечный свет и по лужайке направилась к замку семнадцатого века, где ждали гости, потягивая шампанское и любуясь живописными окрестностями.

– У нее, наверное, рука болит, – поделилась мать невесты с отцом жениха.

«Ага, конечно, рука, – буркнул про себя фотограф с каким-то мстительным удовольствием. – В машине всю дорогу собачились».

При выходе из церкви молодая пара, осыпаемая пригоршнями конфетти, выглядела вполне счастливой, но по прибытии в загородный отель жених с невестой словно окаменели – как видно, с трудом подавляли раздражение.

– После свадьбы заживет, – беспечно отозвался Джеффри. – Ей бы сейчас бокальчик пропустить. За компанию с тобой, Мэтт.

Мэтью поспешил через газон за молодой женой, неуверенно двигавшейся на шпильках. Следом потянулась вся компания, и мятного цвета шифоновые платья подружек невесты подернулись рябью на горячем ветру.

– Робин, нам надо поговорить.

– Ну говори.

– Может, ты на минутку остановишься?

– Если я остановлюсь, нас тут же настигнет вся толпа.

Мэтью оглянулся. Она была права.

– Робин…

–  Руку не трогай!

На жаре рана стала пульсировать. Робин дорого бы дала, чтобы залезть в дорожную сумку, где осталась прочная защитная лангетка, но все вещи унесли в люкс для новобрачных, то есть неизвестно куда.

Отель уже был в пределах видимости; гости скопились на теневой стороне. Каждую из женщин нетрудно было распознать по шляпке. Тетушка Мэтью, «тетя Сью», нацепила на голову ярко-синее тележное колесо, а Дженни, золовка Робин, – устрашающее сооружение из желтых перьев. В свою очередь, мужчины, все как один в темных костюмах, сливались в неразличимую массу. Если и находился среди них Корморан Страйк, отличить его от других не представлялось возможным.

– Да постой же ты, – взмолился Мэтью; они слишком оторвались от родственников, которые подстраивали шаг под самую младшую подружку невесты.

Робин помедлила.

– Я был неприятно поражен, когда его увидел, вот и все.

– А я, по-твоему, заранее знала, что он примчится на венчание и опрокинет цветы? – вспылила Робин.

Возможно, Мэтью и стерпел бы такую резкость, если бы не улыбка, которую тщетно пыталась скрыть его молодая жена. Он не забыл, как просияла Робин, когда в церковь ввалился ее бывший начальник. Мэтью не собирался прощать ее за то, что она, стоя рядом с ним у алтаря и отвечая «согласна», не сводила глаз с этого встрепанного громилы – Корморана Страйка. Наверняка и гости заметили, как она вдруг расцвела.

Родственники прибавили шагу. Мэтью осторожно взял Робин под локоть в паре дюймов от шрама и повел ее дальше. Она без сопротивления двинулась вперед, но он заподозрил, что ее просто тянет поближе к Страйку.

– Я тебе еще в машине сказал: если решишь и дальше на него работать, то будешь…

– …последней дурой, – подхватила Робин.

С этого расстояния уже можно было различить фигуры мужчин, ожидавших на террасе; Робин поискала глазами Страйка, но безуспешно. А ведь он крупнее их всех. И должен возвышаться над ее братьями и дядюшками, в каждом из которых – не менее шести футов росту. Ее ликование, недавно вспыхнувшее от одного вида Страйка, упало, как неоперившийся птенец под струями дождя. По-видимому, сразу после венчания Страйк исчез – не пожелал втискиваться в микроавтобус и вместе со всеми ехать в отель. Его недолгое присутствие означало не более чем жест доброй воли. И зазывать ее обратно в свою контору он вовсе не собирался, а просто решил поздравить с началом семейной жизни.

– Слушай, – заговорил Мэтью с большей теплотой в голосе; очевидно, подумала Робин, он и сам пришел к такому же выводу, когда обвел глазами толпу собравшихся и не увидел Страйка. – В машине я хотел сказать тебе только одно: окончательное решение за тобой, Робин. Если он хотел… если он хочет тебя вернуть… господи, да я просто встревожился. Ведь работать с ним небезопасно, правда?

– Правда, – сказала Робин, ощущая пульсацию резаной раны. – Небезопасно.

Обернувшись к родственникам, она остановилась и стала их поджидать. Сладковато-пряный запах горячей травы обволакивал ей ноздри, а солнце нещадно жгло открытые плечи.

– Хочешь пойти за ручку с тетей Робин? – раздался голос сестры Мэтью.

Послушная крошка Грейс дернула Робин за пропоротую ножом руку; Робин вскрикнула от боли.

– Ой, прости, Робин, прости… Иди ко мне, Грейси…

– Шампанское! – объявил Джеффри, приобнял Робин за плечи и направил в сторону истомившихся гостей.

Как и ожидал Страйк, мужской туалет в этой шикарной загородной гостинице отличался стерильной чистотой и отсутствием запаха. В прохладную кабинку впору было зайти с пивом, но тогда окружающие уж точно заподозрили бы в нем гнусного алкоголика, выпущенного под залог из тюрьмы по особому случаю. Вытянувшиеся за гостиничной стойкой служащие все же поверили, что он приглашен на свадьбу, хотя и смотрели на него весьма скептически.

Даже в безмятежном расположении духа Страйк отпугивал посторонних своей грозной фигурой, сумрачным выражением лица и боксерским профилем. А сегодня у него и вовсе был такой вид, будто он только что ушел с ринга. Сломанный нос побагровел и раздулся вдвое, глаза едва открывались из-за кровоподтеков, распухшее, оттопыренное ухо чернело точками свежих швов. Хорошо еще, что резаные раны, исполосовавшие кисть руки, скрывались под бинтами, но жеваный костюм, причем единственный, пестрел винными пятнами, поскольку не извлекался на свет после одной давней истории. Похвалиться Страйк мог лишь тем, что, впопыхах собираясь в Йоркшир, чудом не надел ботинки от разных пар.

Он смежил распухшие веки и на миг склонил голову к холодной стене. От изнеможения его разморило прямо на унитазе. Но вздремнуть нечего было и думать: ему предстояло накоротке переговорить с Робин, получить – а если понадобится, то вымолить – прощение за свое самодурство и убедить ее вернуться к работе. В церкви, когда их глаза встретились, ему показалось, что у нее во взгляде вспыхнула радость. Затем, поравнявшись с ним в проходе, она, бесспорно, просияла, и он поспешил вернуться напрямик, через церковное кладбище, к автостоянке, чтобы дать указание своему другу Штырю, кемарившему в благоприобретенном «мерседесе», следовать за вереницей микроавтобусов на свадебный банкет.

Страйку совершенно не хотелось сидеть за столом, а после выслушивать душещипательные речи, тем более что он даже не потрудился ответить на приглашение, которое получил перед тем, как указать Робин на дверь. Ему всего-то и нужно было переброситься с нею парой слов, но до сих пор такой возможности не представилось. Он уже забыл, что свадьбы проходят строго по регламенту. Пытаясь отыскать Робин в толпе на террасе, он ловил на себе любопытные взгляды сотни гостей. Отказавшись от ненавистного шампанского, Страйк ретировался в бар, где рассчитывал взять пинту пива. За ним пошел темноволосый парнишка, внешне чем-то напоминавший Робин, а следом увязались и другие юнцы, причем все как один таращились на Страйка с плохо скрываемым любопытством.

– Вы ведь Страйк? – уточнил парнишка.

Сыщик не стал отрицать.

– Мартин Эллакотт, – представился его собеседник. – Брат Робин.

– Очень приятно, – сказал Страйк и поднял забинтованную ладонь, тем самым уклонившись от рукопожатия. – А где, кстати, она, не знаешь?

– Фоткается, – ответил Мартин, не расстававшийся с айфоном. – Про вас по всем каналам трубят. Вы поймали Шеклуэллского Потрошителя.

– А, – отозвался Страйк. – Ну да.

Хотя ладонь и ухо терзала боль от незатянувшихся ран, ему казалось, что кровавая схватка, случившаяся полсуток назад, давно канула в прошлое. Контраст между грязным логовом, где он загнал в угол убийцу, и этим четырехзвездочным отелем был настолько разителен, что эти две реальности никак не сливались воедино.

В баре неожиданно появилась светловолосая молодая дама в затейливом воздушном наряде, трепетавшем от малейшего движения. Незнакомка, тоже державшая в руке телефон, быстро оглядела Страйка с головы до ног и сверила его облик с картинкой на экране.

– Прошу прощения, мне отлить надо, – сказал Страйк Мартину и улизнул, не готовый к новым знакомствам.

Тогда-то, под настороженными взглядами персонала, он и прошагал мимо стойки, чтобы скрыться в туалете.

Уже в который раз зевнув, Страйк посмотрел на часы. Надо думать, к этому времени Робин успела нафотографироваться всласть. Выданное в клинике болеутоляющее давно перестало действовать; морщась от боли, Страйк встал, отпер дверь и пошел обратно тем же путем, под теми же косыми взглядами.

В торце пустого банкетного зала расположился струнный квартет. Зазвучала музыка, и гости начали выстраиваться в очередь для поздравления молодых при входе в зал; Робин подумала, что сама, по всей видимости, согласилась на такой обряд при обсуждении деталей бракосочетания. Устранившись от организации торжеств, она теперь получала сюрприз за сюрпризом. Например, у нее совершенно вылетело из головы, что фотосессия должна состояться не у церкви, а у отеля. Не умчись она в «даймлере» сразу после венчания, ей, вероятно, удалось бы подойти к Страйку и получить – а если понадобится, то вымолить – разрешение вернуться к работе. Но он исчез без единого слова, и она уже не знала, хватит ли у нее мужества или смирения, чтобы обратиться к нему с просьбой.

После залитого солнцем сада отделанный натуральным деревом зал с парчовыми шторами и картинами в золоченых рамах выглядел мрачновато. Воздух будто загустел от аромата цветочных композиций; на белоснежных скатертях мерцали бокалы и столовое серебро. Доносившиеся из этого гулкого деревянного короба звуки струнного квартета, поначалу, казалось бы, мощные, утонули в людском гомоне: разогретые шампанским и пивом гости, смеясь и болтая, топали по ступеням и останавливались на галерее.

– Час пробил, – рокотал Джеффри, который, похоже, воодушевился больше всех. – Запускаем!

По мнению Робин, ее свекровь, доживи она до этого дня, не позволила бы Джеффри так распоясаться. Ныне покойная миссис Канлифф могла кого угодно пригвоздить надменно-ледяным взглядом, а то и ткнуть локтем в бок, чтобы пресечь буйство эмоций. Сестра миссис Канлифф, Сью, оказалась первой в очереди у входа, но принесла с собой едва заметный холодок: она давно претендовала на место за главным столом, но в приглашении увидела совсем не то.

– Какие ощущения, Робин? – прощебетала она и чмокнула воздух у самого уха невесты.

Испытывая подавленность, опустошение, чувство вины – что угодно, только не ощущение счастья, – Робин вдруг осознала, какую неприязнь питает к ней эта женщина, ее новоиспеченная тетка по мужу.

– Милое платье, – продолжала Сью, но ее вниманием уже завладел красавец Мэтью. – Как печально, что твоя бедная мама… – Тетка не договорила и, всхлипнув, зарылась лицом в носовой платочек, который держала наготове.

С улыбками, поцелуями и рукопожатиями в зал тянулись друзья и родные. Джеффри путался у всех под ногами, медвежьей хваткой стискивая каждого, кто не оказывал решительного сопротивления.

– Приехал все-таки, – выговорила Кэти, любимая кузина Робин.

Не будь она на сносях, ее определенно включили бы в число подружек невесты. Но сегодня у нее как раз подошел срок. Робин не понимала, как двоюродную сестру еще держат ноги. Когда та подалась вперед для поцелуя, живот ее оказался твердым, как арбуз.

– Кто приехал? – переспросила Робин, когда Кэти уже сделала шаг в сторону, чтобы обнять Мэтью.

– Да босс твой, Страйк. Мартин так перед ним распинался, когда…

– Если не ошибаюсь, Кэти, твой столик вот там. – Мэтью направил ее куда-то в середину зала. – Тебе не полезно стоять на ногах, тем более в такую жару. Ты присаживайся, хорошо?

У Робин даже не отпечаталось в памяти, кто еще проходил мимо нее в зал. На все поздравления и пожелания она отвечала невпопад, то и дело косясь на входную дверь. Неужели Кэти действительно имела в виду, что Страйк находится здесь, в отеле? Значит, из церкви он ехал за ними? И куда же он подевался? Где прячется? Она высматривала его повсюду: на террасе, в коридорах, в баре. Надежда, едва забрезжив, угасала. Не иначе как Мартин отпугнул его своей бестактностью. Впрочем, она тут же напомнила себе, что Страйк не из пугливых, и надежда вспыхнула с новой силой, но, пока внутренний голос Робин метался между ожиданием и страхом, у нее не получалось изображать традиционные свадебные чувства, отсутствие которых, по всей видимости, не укрылось от раздосадованного Мэтью.

– Мартин! – Робин обрадовалась появлению младшего брата, хотя тот уже явно перебрал в компании своих дружков.

– Ты, конечно, в курсе? – Мартин не сомневался в ее осведомленности.

Как всегда, он держал в руке мобильник. Накануне младший брат невесты заночевал у кого-то из приятелей, чтобы в его спальне могли разместиться дальние родственники «откуда-то с Юга».

– В курсе чего?

– Этой ночью он задержал Потрошителя.

Мартин вывел на экран страницу новостей. При виде Потрошителя Робин ахнула. У нее в предплечье пульсировала рана от его ножа.

– Он и сейчас здесь? – Робин отбросила всякое притворство. – Я о Страйке. Он собирался остаться, Марти?

– Боже правый! – вырвалось у Мэтью.

– Извиняюсь. – Мартин только сейчас отметил раздражение Мэтью. – Из-за меня очередь застопорилась.

На заплетающихся ногах он отошел. Робин обернулась посмотреть на Мэтью и увидела, как у него на лице, будто на термическом изображении, проступают угрызения совести.

– Ты знал, – выговорила она и стала рассеянно пожимать руку престарелой родственнице, явно ожидавшей поцелуя.

– Что я знал? – вспылил Мэтью.

– Что Страйк задержал…

Но ее внимания уже настойчиво требовал Том – университетский друг, а ныне коллега Мэтью, приехавший со своей невестой по имени Сара. Но Робин почти не разбирала слов Тома: она смотрела через его плечо на дверь, надеясь увидеть Страйка.

– Ты знал, – повторила она, когда Том и Сара отошли. Но разговор опять прервался: Джеффри приветствовал двоюродного брата-канадца. – Скажешь нет?

– Утром краем уха слышал что-то в новостях, – прошипел Мэтью. Его лицо превратилось в жесткую маску, когда он поверх головы Робин посмотрел в сторону двери. – А вот и он. Твоя мечта сбылась.

Робин обернулась. Страйк, пригнувшись, входил в зал: над густой щетиной таращился серо-лиловый глаз, одно ухо, заштопанное врачами, оттопырилось. Встретившись с ней взглядом, он поднял забинтованную руку и изобразил скорбную улыбку, а потом содрогнулся.

– Робин, – сказал Мэтью, – послушай, мне надо…

– Буквально через минуту, – ответила она с такой радостью, какой не проявляла – и это было заметно – весь день.

– Прежде чем вы начнете разговор, я должен сказать…

– Мэтт, я тебя умоляю, неужели это так срочно?

Никто из их родни не хотел задерживать Страйка, чье телесное повреждение делало его неспособным даже на рукопожатие. Выставив перед собой забинтованную руку, он заковылял вдоль вереницы гостей. Джеффри уставился на него в гневе, и даже мать Робин, которая неплохо отнеслась к Страйку во время их единственной встречи, не смогла изобразить улыбку, когда он приветствовал ее по имени. Казалось, на них смотрят все собравшиеся в банкетном зале.

– К чему такие театральные эффекты? – улыбнулась Робин, вглядываясь в его опухшее лицо, когда он наконец остановился перед ней; в ответ Страйк усмехнулся, хотя это было болезненно: но незапланированная поездка за две сотни миль того стоила, хотя бы потому, что сейчас он видел адресованную ему улыбку. – Ворвался в церковь, как ураган. Достаточно было бы телефонного звонка.

– Кстати, прошу прощения, что сшиб вазон с цветами, – проговорил Страйк, обращаясь и к ней, и к помрачневшему Мэтью. – На самом деле я звонил, но…

– У меня с утра отключен телефон, – сказала Робин, понимая, что задерживает остальных, но ничуть не переживая. – Вы можете нас обойти, – игриво сказала она высокой рыжеволосой женщине – начальнице Мэтью.

– Да нет, я звонил пару дней назад, – объяснил Страйк.

– Что? – поразилась Робин; Мэтью тем временем начал чопорную беседу с Джемаймой.

– Причем не один раз, – добавил Страйк. – И голосовое сообщение оставил.

– Никаких пропущенных звонков я не видела, – сказала Робин, – и уведомлений тоже.

Вокруг нее болтали и чокались десятки гостей, проникновенно играл струнный квартет, но все эти звуки вдруг стихли, как будто ее плотным колпаком накрыло потрясение.

– А когда… когда ты… два дня назад?

С момента приезда в родительский дом она занималась бесконечными и утомительными свадебными приготовлениями, но то и дело тайком проверяла телефон, надеясь на звонок или эсэмэс от Страйка. В час ночи, уже лежа в постели, она хотела просмотреть историю звонков – вдруг какой-нибудь вызов остался незамеченным, – но обнаружила, что вся история стерта. Поскольку в последние две недели Робин практически не спала, она заключила, что от усталости ошиблась, нажала не на ту кнопку и случайно стерла…

– На банкет я не останусь, – шепнул Страйк. – Просто хотел извиниться и попросить тебя…

– Нет уж, останься. – Она схватила Страйка за локоть, будто останавливая беглеца.

У Робин так колотилось сердце, что ей стало трудно дышать. Она чувствовала, как побледнела; зал, полнившийся голосами, ходил ходуном.

– Прошу, останься, – повторила она, не отпуская его руки и не обращая внимания на Мэтью, который закипал рядом с ней. – Мне нужно… мне нужно с тобой поговорить. Мама! – позвала она.

Из общей цепочки гостей тут же вышла Линда. Казалось, она предвидела, что дочь ее позовет, и совсем этому не радовалась.

– Найди, пожалуйста, место для Корморана, – попросила Робин. – Хорошо бы за одним столиком со Стивеном и Дженни.

Без тени улыбки Линда повела за собой Страйка. В очереди остались считаные пары, которые еще не поздравили молодых. Но у Робин больше не было сил растягивать губы в улыбке и пустословить.

– Почему не проходили звонки от Корморана? – спросила она у Мэтью, даже не уделив внимания всеми забытому старичку, который понуро зашаркал к своему столику.

– Я как раз хотел тебе сказать…

– Почему не проходили звонки, Мэтью?

– Робин, давай отложим этот разговор.

Правда обрушилась на Робин так внезапно, что у нее пересохло в горле.

– Да ведь это ты стер все вызовы, – бросила она, делая для себя один неприятный вывод за другим. – Когда я вернулась из туалета на заправке, ты спросил, какой у меня ПИН-код. – Оставшейся паре гостей хватило одного взгляда на жениха и невесту, чтобы без звука проскользнуть мимо них в зал. – Ты забрал мой телефон. Сказал что-то насчет медового месяца. Значит, ты прослушал адресованное мне сообщение?

– Да, – ответил Мэтью. – И стер.

Заложившая ей уши тишина сменилась пронзительным воем. Робин была вне себя. Она стояла в белом кружевном платье (которое с самого начала пришлось ей не по душе, да к тому же потребовало переделки: слишком много времени минуло после первоначальной даты бракосочетания, отложенного в силу печальных событий) и только из чувства долга перед гостями не сорвалась с места. Боковым зрением она видела сотню расплывающихся лиц. Проголодавшиеся гости томились в ожидании.

Робин отыскала глазами Страйка: тот стоял к ней спиной, пока для него по распоряжению Линды готовили место за столом старшего брата Робин, Стивена. Робин представила, как сейчас подбежит к Страйку и скажет: «Пошли отсюда». И что он ответит?

Ее родители потратили на сегодняшнее торжество не одну тысячу фунтов. В переполненном зале гости не могли дождаться, когда же молодые займут места за центральным столом. Робин, бледнее своего подвенечного наряда, последовала за Мэтью, и зал взорвался аплодисментами.

Создавалось впечатление, что дотошный официант нарочно причиняет неудобства Страйку. Тот возвышался на виду у всех, но ему даже не предложили сесть. Линда, которая оказалась на голову ниже сыщика, не отходила ни на шаг, пока молодой подавальщик раз за разом без надобности поправлял десертную вилочку и поворачивал тарелку, заботясь о гармонии декора. Лицо Линды было полуприкрыто полями серебристой шляпки, но Страйк заметил, что новоиспеченная теща злится.

– Я вам очень признателен, – выдавил он, когда официант наконец убрался с глаз долой, но стоило ему взяться за спинку стула, как Линда деликатно коснулась ладонью его рукава.

Это мягкое касание сковало его крепче наручников: от Линды исходили токи материнского возмущения и оскорбленного гостеприимства. Ее сходство с дочерью было поразительным. Даже потускневшие волосы еще сохраняли золотисто-рыжий оттенок, а поля серебристой шляпки подчеркивали цвет серо-голубых глаз.

– С какой целью вы приехали? – процедила она, хотя официанты уже разносили закуски.

Но по крайней мере, вид деликатесов отвлек большинство гостей, дав им повод для обсуждения долгожданного банкета.

– Чтобы попросить Робин вернуться к работе.

– Вы сами ее уволили. Она была просто убита.

В ответ на такой упрек он мог бы сказать многое, но предпочел этого не делать из уважения к Линде, которая тяжело переживала несчастный случай, постигший ее дочь.

– Работая у вас, она трижды рисковала жизнью, – заливаясь краской, продолжила Линда. – Трижды.

Не покривив душой, Страйк мог бы ответить, что готов взять на себя ответственность только за один из трех случаев. Второе нападение на Робин произошло исключительно из-за нарушения его четких инструкций, а в третий раз она попросту проявила самодеятельность, тем самым подставив под удар как расследование убийства, так и налаженный бизнес.

– Дочь потеряла сон. Я слышала, как по ночам она плачет.

У Линды горели глаза. Отпустив рукав Страйка, она прошептала:

– У вас дочери нет. Вам не понять наших чувств.

Не успел он собрать в кулак свои угасающие силы, как Линда решительно зашагала к центральному столу. Робин, как он заметил, даже не прикоснулась к закускам. Он поймал на себе ее тревожный взгляд: она как будто боялась, что ее бывший босс развернется и уйдет. Но тот, едва заметно вздернув брови, все же занял отведенное ему место.

Крупная фигура слева от него зловеще шевельнулась. Повернув голову, Страйк увидел почти такие же глаза, как у Робин, а в придачу – воинственный подбородок и лохматые брови.

– Вы, наверное, Стивен, – заговорил Страйк.

Старший брат Робин буркнул что-то невнятное, но не оттаял. Им двоим, рослым и плечистым, рядом было тесно; потянувшись за пивом, Стивен задел локтем Страйка, на которого глазели все соседи по столу. Неопределенно-приветственным жестом Страйк поднял правую руку, вовремя не сообразив, что она забинтована, и лишь привлек к себе еще больше внимания.

– Здрасте, я Дженни, жена Стивена, – обратилась к нему статная брюнетка. – Хотите?

Над тарелкой мужа она протянула Страйку свой нетронутый высокий стакан пива. На радостях Страйк готов был ее расцеловать, но, видя мрачность Стивена, ограничился сердечным «спасибо» и тут же влил в себя полпинты. Краем глаза он заметил, как Дженни шепчет что-то на ухо мужу. Тот, дождавшись, когда Страйк опустит стакан, прочистил горло и ворчливо бросил:

– Надо думать, поздравлений ждете.

– С чем? – удивился Страйк.

Лицо Стивена едва заметно смягчилось.

– С поимкой этого душегуба.

– А ну его.

Взяв вилку левой рукой, Страйк атаковал суфле из лосося. Прикончив его в два счета, он заметил, как развеселилась Дженни: вероятно, от него ожидали более светских застольных манер.

– Извините, – пробормотал он. – Оголодал на свежем воздухе.

В глазах Стивена мелькнуло подобие одобрения.

– Разве этим наешься? – фыркнул он, изучая собственную порцию суфле. – Воздух один.

– Корморан, – вновь подала голос Дженни, – вас не затруднит помахать Джонатану? Он тоже брат Робин – вон там сидит.

Страйк повернулся в указанную сторону. За соседним столиком восторженно жестикулировал стройный паренек, похожий на сестру цветом волос и румянцем. Детектив смущенно помахал в ответ.

– Вернуть ее надумали, что ли? – выпалил Стивен.

– В общем, да, – ответил Страйк. – Надумал.

Он бы не удивился, услышав гневную отповедь, но у Стивена вырвался протяжный вздох.

– По мне, сестра только рада будет. Она как на крыльях летала, пока у вас работала. Я-то в детстве ее подкалывал: она все твердила, что пойдет в сыщики. Дурак был, – прибавил он, взяв с подноса очередную пинту пива и сделав изрядный глоток, а затем продолжил: – Напрасно мы ее гнобили, задним числом понимаю, но потом она… как бы поточнее выразиться… хоть как-то научилась за себя постоять.

Стивен стрельнул глазами в сторону главного стола, а детектив, усаженный спиной к центру зала, под этим предлогом обернулся и украдкой посмотрел на Робин. Она сидела молча, ничего не ела и будто не замечала Мэтью.

– Не сейчас, приятель, – услышал он голос Стивена; оказалось, тот своей длинной могучей ручищей поставил барьер между Страйком и приятелем Мартина, хотя парень уже навис над сыщиком, чтобы задать какой-то вопрос; но теперь юнец ретировался ни с чем.

– Ваше здоровье, – сказал Страйк, приканчивая пинту, которую великодушно передала ему Дженни.

– Привыкайте к роли свадебного генерала. – Стивен в один присест заглотил суфле из лосося. – Как-никак самого Потрошителя изловили. Быть вам теперь знаменитостью.

Принято считать, что человеку, пережившему потрясение, мир видится одним размытым пятном, но у Робин дело обстояло иначе. Банкетный зал приобрел необыкновенно четкие контуры и новые детали: сквозь полузашторенные окна пробивались квадраты света, за оконными стеклами лазурное небо сверкало эмалевой яркостью, камчатные скатерти скрывали свою фактуру под локтями и составленными вразнобой стаканами, разомлевшие гости начали зубоскалить и наливаться пивом, горделивый профиль тети Сью выражал полное безучастие к общей болтовне, а Дженни заигрывала со Страйком, потряхивая своим нелепым желтым кивером. Робин не выпускала Страйка из поля зрения. То и дело упираясь взглядом ему в спину, она уже могла бы по памяти набросать все заломы на его пиджаке, затылок с густыми черными завитками, а также разной толщины уши, одно из которых зацепил нож.

Нет, шок от ее сегодняшнего открытия ничуть не замутнил для нее окружающую действительность. Напротив, он обострил ее восприятие звука и времени. В какой-то миг она услышала, как Мэтью уговаривает ее поесть, но осознала это лишь тогда, когда рассудительный официант забрал ее нетронутую тарелку: все, что говорили окружающие, доходило до нее через толстые стены, которые сомкнулись после того, как Мэтью признал свое вероломство. В невидимой камере, отделявшей ее от всех в этом зале, она почувствовала прилив адреналина, побуждавший ее встать и уйти.

Сегодняшнее появление Страйка показало, что он действительно стремится ее вернуть, что она, скорее всего, напрасно терзалась от стыда, гнева, обиды и унижения, от которых не могла избавиться после того жуткого вечера, когда он указал ей на дверь. Мэтью хотел отнять у нее то единственное, что могло бы ее спасти, то единственное, о чем она плакала по ночам, когда все в доме спали: ее самоуважение, возвращение к работе, которая была для нее всем, и к той дружбе, которая была для нее (хотя сама она об этом не знала, пока ее не лишилась) одной из самых главных ценностей в жизни. Мэтью ей солгал и продолжал лгать. Он улыбался и хохотал, пока она заставляла себя проживать дни, оставшиеся до венчания, один за другим, и безуспешно притворялась, что счастлива отказаться от той жизни, к которой прикипела. Удалось ли ей его обмануть? Неужели он поверил, что она искренне рада завершению прежнего этапа жизни? Если это правда, значит она вышла замуж за человека, который совершенно ее не знает, а если и это правда, то…

Со столов убрали десертные тарелки, и Робин оставалось лишь изобразить притворную улыбку, когда встревоженный официант спросил, не желает ли невеста заказать что-нибудь другое, ведь она не прикоснулась ни к одному из трех блюд.

– Вы ведь меня за это не расстреляете? – спросила его Робин.

Обескураженный ее мрачностью, он заулыбался, но тут же смутился.

– Ладно, – сказала она, – не берите в голову.

– Робин, что ты такое говоришь! – одернул ее Мэтью, и она в приливе гневного удовольствия поняла, что он запаниковал, опасаясь ее дальнейших выходок и нового поворота событий.

Гостям подали кофе в отполированных до блеска серебряных кофейниках. Робин наблюдала, как официанты разливают напиток по чашкам, как на столах появляются аккуратные подносики с птифурами. У нее на глазах Сара Шедлок в облегающем бирюзовом платье без рукавов засеменила в туалетную комнату, не дожидаясь начала заздравных речей, а за ней последовала глубоко беременная Кэти в своих мягких балетках, вся опухшая, усталая, с огромным животом; и взгляд Робин сам собой вновь уперся в спину Страйка. Тот, поедая птифуры, беседовал со Стивеном. Она порадовалась, что посадила их за один стол. Ей всегда казалось, что они найдут общий язык.

Потом распорядитель призвал к тишине; последовал какой-то шорох, гости заерзали, отодвинули стулья – и все сидевшие спиной к центральному столу развернулись, чтобы видеть ораторов. Робин встретилась глазами со Страйком, но не сумела разгадать выражение его лица. Он отвел взгляд лишь тогда, когда с места поднялся ее отец, поправил очки и заговорил.

Страйку до смерти хотелось прилечь или хотя бы вернуться в машину к Штырю, где можно было откинуть пассажирское сиденье. За прошедшие двое суток ему удалось подремать не более пары часов; от сочетания сильных обезболивающих и четырех выпитых за вечер пинт пива его так клонило в сон, что он стал клевать носом, подпирая голову кулаком, и вздрагивал всякий раз, когда висок соскальзывал с костяшек пальцев.

Он никогда не спрашивал Робин, чем занимаются ее родители. Если Майкл Эллакотт и упомянул свою профессию в торжественной речи, Страйк это упустил. У отца невесты был незлобивый, почти профессорский вид, который подчеркивали очки в роговой оправе. Дети унаследовали его высокий рост, но черные волосы и карие глаза достались только Мартину.

Свою речь он составил, а возможно, переписал заново, когда Робин осталась без работы. Майкл с нескрываемой любовью и гордостью рассуждал о личных качествах Робин, о ее уме, стойкости, великодушии и доброте. Рассказывая о своей единственной дочери, он невольно прервался, чтобы прочистить горло, но в том месте, где следовало поведать о ее достижениях, возник пробел: чем она занималась, что пережила? Разумеется, кое-какие из событий, выпавших на долю Робин, невозможно было предать огласке в этом гигантском деревянном ящике, доверить ушам этих людей, украсивших себя перьями и цветами в петлицах, но сам факт, что она выжила, служил для Страйка высочайшим подтверждением всех ее качеств, и он, при всей своей сонливости, понимал, что о них нельзя умолчать.

Похоже, никому из присутствующих такая мысль не приходила в голову. Он даже уловил некоторое облегчение в зале, когда Майкл завершил свое выступление, ни словом не упомянув ни ножей, ни шрамов, ни масок гориллы, ни вязаных шапочек с прорезями для глаз.

Теперь настал черед жениха. Мэтью поднялся со своего места под восторженные аплодисменты, однако руки Робин по-прежнему лежали на коленях, а взгляд был устремлен в окно, где в безоблачном небе низко висело предзакатное солнце и лужайку пересекали длинные тени.

Где-то в зале жужжала пчела. Куда меньше озабоченный тем, чтобы не обидеть Мэтью, нежели Майкла, Страйк поудобнее устроился на стуле, сложил руки на груди и смежил веки. В течение первой минуты он узнал, что Мэтью и Робин знакомы с детства, но только в выпускном классе он заметил, как похорошела девчушка, некогда обогнавшая его в уморительном забеге с сырым яйцом на ложке…

– Корморан!

Страйк резко вздрогнул, увидел, как растекается у него на груди мокрое пятно, заключил, что пустил слюну, и мутными глазами нашел Стивена, ткнувшего его локтем.

– Вы захрапели, – шепотом сообщил ему Стивен.

Страйк не успел ответить, как зал вновь взорвался аплодисментами. Мэтью без улыбки сел.

Будет ли этому конец?.. Нет, теперь со своего места вставал шафер. Окончательно пробудившись, Страйк понял, что сейчас у него лопнет мочевой пузырь. Оставалось только уповать, чтобы этот тип не стал долго нудить.

– Мы с Мэттом вместе играли в регби, – начал оратор, и по залу прокатились пьяные восторги.

– Наверх, – скомандовала Робин. – Немедленно.

Это были первые слова, с которыми она обратилась к мужу за все время банкета. Только что смолкли аплодисменты шаферу. Страйк встал из-за стола, но Робин догадалась, что ему просто-напросто нужно в туалет, поскольку он остановил пробегавшего мимо официанта и спросил, куда идти. В любом случае она теперь понимала, что Страйк хочет ее вернуть, и не сомневалась, что он останется до тех пор, пока не добьется ее согласия. Это подтверждали и взгляды, которыми они с ним обменялись, когда гостям только подавали закуски.

– Через полчаса приедет группа, – сообщил ей Мэтью. – От нас потребуется…

Но Робин уже шла к дверям, закутанная в невидимый кокон, позволивший ей хладнокровно и без слез выслушать сначала отцовскую речь, потом нервные высказывания Мэтью и под конец – набившие оскомину байки про регби, которыми сыпал шафер. Робин смутно заподозрила, что мама хочет ее удержать, но останавливаться не стала. Она и так послушно высидела до окончания обеда и речей. Теперь вселенная просто обязана была дать ей краткую передышку, чтобы уединиться и свободно вздохнуть.

Робин устремилась вверх по лестнице, придерживая юбку, чтобы в ней не запутались дешевые туфли, а дальше зашагала по мягкому ковру коридора, хотя не знала точно, куда идти, и чувствовала спиной приближение Мэтью.

– Простите, – обратилась она к облаченному в форменный жилет подростку, который толкал перед собой тележку с постельным бельем. – Где находится люкс для новобрачных?

Тот, переводя взгляд с нее на Мэтью, ухмыльнулся, реально ухмыльнулся.

– Вот придурок, – холодно бросила она.

– Робин! – одернул ее Мэтью, видя, как вспыхнул коридорный.

– Вон там, – хрипло ответил парнишка, указывая пальцем.

Робин зашагала дальше. Как она понимала, ключ лежал в кармане у Мэтью. Вчера вечером он вместе со своим дружком-шафером оттягивался в этом же отеле, хотя и не в люксе для новобрачных.

Позволив Мэтью отпереть дверь, она ворвалась в номер и отметила, что кровать усыпана лепестками роз, а на столике поблескивает ведерко с шампанским, к которому прислонен большой конверт, адресованный мистеру и миссис Канлифф. У Робин вырвался вздох облегчения при виде дорожной сумки, которую удобно было бы взять в загадочное свадебное путешествие как ручную кладь. Расстегнув молнию, она пошарила в сумке левой рукой, чтобы достать лангетку, снятую перед фотосессией. Когда лангетка бережно обхватила раненое предплечье, Робин сняла с пальца новехонькое обручальное кольцо и бросила его на прикроватный столик рядом с ведром для шампанского.

– Что ты делаешь? – испуганно и в то же время агрессивно вскричал Мэтью. – Ты что… хочешь отменить?.. Тебе неохота быть замужем?..

Робин посмотрела на него в упор. Она ожидала, что напряжение отступит, как только они окажутся наедине и поговорят свободно, однако серьезность того, что она сейчас сделала, лишила ее возможности связно выражать свои мысли. Бегающие глаза и понурые плечи Мэтью выдавали страх перед ее молчанием. Вольно или невольно Мэтью остановился точно между Робин и дверью.

– Ладно, – заговорил он на повышенных тонах. – Я понимаю, что напрасно…

– Ты знал, как много значит для меня эта работа. Ты знал.

– Но я не желаю, чтобы ты к ней возвращалась, понятно? – Мэтью сорвался на крик: – На тебя напали, Робин, ты чуть не потеряла руку!

– Так мне и надо. Сама виновата.

– Да он же тебя вышвырнул!

– Потому что я допустила запрещенный…

– Так и знал, что ты начнешь его выгораживать! – заорал Мэтью, полностью утратив самообладание. – Я знал, что, едва заслышав его голос, ты по свистку бросишься к нему на задних лапах, как паршивая собачонка.

– Я не позволю тебе принимать решения за меня! – Она тоже больше не сдерживалась. – Никто, черт возьми, не будет проверять мои телефонные звонки и стирать сообщения, Мэтью!

Все приличия и маски были отброшены. Если эти двое и слышали друг друга, то лишь случайно, когда переводили дыхание. Обида и горечь огненными стрелами летали в воздухе, но сгорали дотла, так и не достигнув цели. Робин, неистово замахав руками, тут же вскрикнула от боли, а Мэтью с видом оскорбленной добродетели указал пальцем на шрам, ставший вечным напоминанием о дурацком безрассудстве, толкнувшем ее в контору Страйка. Они так ни к чему и не пришли, ничего не простили, да и не стали извиняться: скандалы, которые омрачали последний год их совместной жизни, сейчас привели к пожару, к пограничному столкновению, чреватому войной. За окном быстро сгущался мрак. У Робин стучало в висках, крутило под ложечкой, чувство реальности грозило удушьем.

– Тебе всегда была ненавистна моя работа без оглядки на время… Тебе было плевать, что я впервые в жизни получаю удовлетворение от работы, и ты опустился до вранья ! Все ты знал – и тем не менее опустился до вранья ! Как ты посмел стереть мою историю звонков, как ты посмел залезть в голосовую почту?..

Бросившись в глубокое, отделанное бахромой кресло и закрыв лицо ладонями, она безуспешно пыталась совладать с потрясением, злостью и, на пустой желудок, головокружением.

Где-то в ковровой тишине коридоров затворилась дверь, где-то захихикала женщина.

– Робин, – хрипло выдавил Мэтью.

Заслышав его шаги, она выставила вперед руку:

– Не прикасайся ко мне.

– Робин, я понимаю, мне не следовало так поступать. Но я бы не вынес, если бы с тобой снова случилась беда.

Она с трудом разбирала его слова. Ее злость была направлена не только против Мэтью, но и против Страйка. Тот должен был перезвонить. Столько раз, сколько требовалось. В таком случае меня, возможно, здесь бы не было .

От этой мысли ей стало страшно.

Узнай я, что Страйк зовет меня обратно, неужели я бы все равно вышла за Мэтью?

По шороху его пиджака она догадалась, что он поддернул рукав и смотрит на часы. Видимо, ожидавшие внизу гости подумают, что они удалились, чтобы скрепить свой брачный союз. Нетрудно было вообразить, какие сальные шуточки отпускает у них за спиной Джеффри. Музыканты из группы бесцельно наяривали уже не менее часа. Робин еще раз вспомнила, в какую сумму это обошлось ее родителям. Вспомнилось ей и другое: что они потеряли залог, внесенный за ту, отложенную свадьбу.

– Ладно, – безучастно выговорила Робин. – Пойдем вниз, потанцуем.

Она встала, машинально расправляя юбку. Мэтью заподозрил неладное.

– Ты уверена?

– Сегодня мы должны отбыть номер, – сказала она. – Гости приехали со всех концов. Мама с папой выложили уйму денег.

Подобрав юбку, она шагнула к дверям.

– Робин!

Обернувшись, Робин ожидала услышать: «Я тебя люблю», ожидала увидеть его улыбку, ожидала мольбы и попыток к истинному примирению.

– Надень-ка. – С ледяным холодом во взгляде, как у нее, Мэтью протягивал ей забытое обручальное кольцо.

Не видя для себя другой возможности убить время до разговора с Робин, Страйк продолжал пить. Вырвавшись из-под заботливой опеки Стивена и Дженни, он предоставил им общаться с друзьями и родными, а сам воспользовался проверенным способом отделаться от любопытствующих незнакомцев: угрожающе расправил широкие плечи и напустил на себя привычный мрачный вид. Для начала он помаячил в дальнем конце барной стойки, взял себе еще пива, а потом вышел на террасу и там, под коралловым небом, остановившись в стороне от курильщиков, позволил себе насладиться вечерними огнями и сладковатым запахом лугов. Даже Мартин и его дружки, накачавшиеся пивом и тайком курившие в сторонке, как дети, не посмели ему досаждать.

Через некоторое время гостей деликатно оттеснили в тот же отделанный деревом зал, который в их отсутствие подготовили для танцев. Половину столов убрали, остальные сдвинули к стенкам. Музыканты, настроив аппаратуру, стояли наготове в ожидании жениха и невесты. Некий субъект, в котором Страйк угадал отца Мэтью, – потный краснолицый толстяк – сыпал шутками насчет времяпрепровождения молодых. И Страйк не сразу заметил, что ему протягивает руку какая-то женщина в облегающем бирюзовом платье, но перья ее шляпки уже щекотали ему нос.

– Неужто Корморан Страйк собственной персоной? – пропела она. – Какая честь! Разрешите представиться, Сара Шедлок.

Страйк был наслышан о Саре Шедлок. В студенческие годы она спала с Мэтью, хотя у того были устоявшиеся отношения с Робин. В очередной раз Страйк продемонстрировал свои бинты и уклонился от рукопожатия.

– Ох, бедненький.

За спиной у Сары возник нетрезвый лысеющий человек, который, очевидно, выглядел старше своих лет.

– Том Тэрви, – назвался он, не в силах сфокусировать взгляд на Страйке. – А ты крут. Здорово поработал, дружище. Ты крут!

– Мы давно мечтали с вами познакомиться, – продолжала Сара. – С Мэттом и Робин у нас давняя дружба.

– Шэкл…уэкл, короче – Потрошитель… – икнув, выговорил Том. – Ты крут.

– Подумать только, бедненький, – не унималась Сара, поглаживая бицепс Страйка и улыбаясь ему в разбитое лицо. – Это он вас так?

– Всем любопытно. – Том, пьяный, ухмыльнулся. – Каждая собака лезет с расспросами. Лучше бы речугу толкнул ты, а не Генри.

– Ха-ха, – снова вклинилась Сара. – Уверена, вам было не до этого. Ведь вы приехали сюда, как я понимаю, сразу после поимки… или как это сказать… я права?

– Прошу прощения, – без улыбки ответил Страйк, – но полиция запретила мне разглашать подробности.

– Леди и джентльмены, – засуетился взмыленный распорядитель, которого застало врасплох незаметное появление жениха с невестой. – Давайте поприветствуем: мистер и миссис Канлифф.

Так и не улыбнувшись, новобрачные вышли на середину зала, и все, кроме Страйка, захлопали. Теперь микрофон взял солист группы.

– Сейчас прозвучит песня из прошлого Мэтью и Робин, которая много значит для них обоих, – объявил он.

Одной рукой Мэтью обнял Робин за талию, а другой стиснул ее ладонь.

Свадебный фотограф вышел из тени и принялся щелкать затвором, недовольно хмурясь при виде неэстетичной лангетки на предплечье невесты.

С первыми аккордами песни «Wherever You Will Go»[2]«Куда бы ты ни пошла» (англ.). группы The Calling Робин и Мэтью закружились в центре зала, отворачиваясь друг от друга.

Странный выбор «песни для новобрачных», подумал Страйк… и тут же заметил, как Мэтью теснее прижался к Робин, уверенно обхватил рукой ее тонкую талию и, приблизив породистое лицо к молодой жене, зашептал что-то ей на ухо.

Это было как удар в солнечное сплетение, который пробил броню усталости, облегчения и алкоголя, весь день защищавшую Страйка от истинного смысла этой свадьбы. Только сейчас, наблюдая, как кружатся в танце новобрачные – Робин в длинном белом платье и венке из роз, Мэтью в темном костюме, прильнувший к щеке молодой жены, – Страйк осознал, как долго и глубоко жила в нем надежда, что Робин никогда не выйдет замуж. Она была нужна ему свободной – свободной для их общего дела. Свободной, чтобы в любых обстоятельствах… была возможность… Свободной, чтобы в один прекрасный день понять, чем еще они могут сделаться друг для друга.

Да пошло оно все…

Захочет поговорить – пусть звонит. Оставив на подоконнике пустой стакан, Страйк начал пробираться сквозь толпу, но гости сами расступались, ошарашенные его сумрачным видом.

Делая поворот в танце и глядя в никуда, Робин заметила, что Страйк уходит. Распахнулась дверь; он исчез.

– Отпусти меня.

– Что?

Она вырвалась, опять подхватила юбку, чтобы не запутаться, и полушагом-полубегом устремилась к выходу, едва не сбив с ног своего отца и тетушку Сью, которые чинно вальсировали у нее на пути. Мэтью остался стоять в центре зала, а Робин под изумленными взглядами гостей уже выскочила за дверь, которая только что захлопнулась у нее перед носом.

– Корморан!

Заслышав свое имя, он обернулся, хотя уже преодолел половину лестницы. Ему нравилось, как струятся ее волосы из-под венка йоркширских роз.

– Ну, поздравляю.

Она спустилась еще на пару ступенек; у нее застрял ком в горле.

– Ты действительно хочешь, чтобы я вернулась?

Страйк натужно улыбнулся:

– Я мчался сюда черт знает сколько, подгоняя Штыря, который, что-то мне подсказывает, ради меня угнал «мерседес». Мне бы не хотеть твоего возвращения!

Она засмеялась, хотя на глаза навернулись слезы.

– Штырь тоже здесь? Что же ты не привел его с собой?

– Кого? Штыря? Да он бы тут обчистил все карманы, а потом вытряхнул гостиничную кассу.

Не сдержавшись, она еще посмеялась, но слезы уже брызнули из глаз и покатились по щекам.

– Где собираешься спать?

– В машине, на обратном пути. Штырь сдерет с меня три шкуры за такую поездку. Ну, не важно, – ворчливо добавил он, когда Робин только раскрыла рот. – Если ты вернешься, это окупится. С лихвой.

– Но теперь я потребую контракта, – сказала Робин с жесткостью, опровергаемой ее взглядом. – По всей форме.

– Считай, он у тебя в кармане.

– Ну ладно уж. Тогда прощаемся до…

До какого срока? Ведь ей предстояло на пару недель уехать в свадебное путешествие.

– Сигнализируй, – сказал Страйк.

Он развернулся и опять двинулся вниз.

– Корморан!

– Что?

Робин устремилась вниз и остановилась на ступеньку выше. Теперь их глаза были на одном уровне.

– Я хочу во всех подробностях услышать, как ты его задержал.

Страйк улыбнулся:

– Успеется. Скажу только: это все благодаря тебе.

Ни один из них не смог бы поручиться, кем был сделан первый шаг, – а может, обоими одновременно? Не соображая, что делают, они крепко обнялись: подбородок Робин уткнулся в крепкое мужское плечо, а лицо Страйка утонуло у нее в волосах. От Корморана пахло потом, пивом и медицинским спиртом, а от нее – розами и все теми же легкими духами, аромата которых ему так не хватало в последние дни, когда его помощница больше не появлялась в конторе. Прикосновение было и новым, и знакомым, как будто он обнимал ее уже не раз, просто очень давно, и, сам того не зная, долгие годы тосковал по этому ощущению. Через прикрытые двери зала доносилось:

Так же стремительно, как Страйк и Робин потянулись друг к другу, сейчас они отпрянули. Лицо Робин было мокрым от слез. На какой-то безумный миг у Страйка возникло желание сказать: «Уедем вместе», но существуют такие слова, которых не взять обратно и не забыть, – такова, как он понимал, была и эта короткая фраза.

– Сигнализируй, – повторил он и попытался улыбнуться, но лицо сковала боль. Помахав забинтованной рукой, он пошел вниз и больше не оглядывался.

Робин проводила его глазами и стала лихорадочно смахивать горячие слезы. Скажи он: «Уедем вместе» – она бы не раздумывала, но что потом? Всхлипывая и утирая нос тыльной стороной ладони, Робин повернула обратно, в который раз подобрав длинную юбку, и нога за ногу поплелась наверх, к мужу.