Онлайн чтение книги Смертельный яд
ГЛАВА 10

— А, вот и ты, Питер! — воскликнул старший инспектор Паркер. — Вот дама, с которой ты хотел познакомиться. Миссис Балфинч, позвольте мне представить вам лорда Питера Уимзи.

— Очень рада, — промолвила миссис Балфинч. Она хихикнула и принялась припудривать свое большое белое лицо.

— Миссис Балфинч до замужества была душой бара «Девять колец» на Грейз-Инн-роуд, — пояснил мистер Паркер, — и прославилась там благодаря своему обаянию и остроумию.

— Вы туда тоже заходили? — осведомилась у инспектора миссис Балфинч. — Не слушайте его, ваша светлость. Вы же знаете, какие эти полицейские.

— Прохвосты, — покачал головой Уимзи. — Но я не нуждаюсь в его рекомендациях, миссис Балфинч, у меня есть собственные глаза и уши, и могу сказать лишь одно, посчастливься мне вовремя с вами познакомиться, и плакал бы мистер Балфинч.

— И вы туда же, — лучась от удовольствия, заявила миссис Балфинч, — не знаю, что бы вам сказал мой муж. Он очень расстроился, когда за мной пришел полицейский и потребовал, чтобы я отправлялась в Скотленд-Ярд. Он сказал: «Не нравится мне это, Грейси, нас всегда здесь уважали и мы никогда не продавали спиртного после положенного часа. А ведь стоит туда попасть, и бог весть какие они зададут тебе вопросы». А я ему ответила: «Что ты разнюнился? Меня все знают, и никто ничего против меня не имеет, а если они хотят узнать о джентльмене, который оставил пакетик в «Кольцах», я с удовольствием расскажу. Что тут такого?» И еще я сказала: «Вот если я не пойду, то десять к одному, они что-нибудь заподозрят». «Ну ладно, — сказал он, — тогда я пойду с тобой». — «А как же новый бармен, которого ты утром собирался нанять? — ответила я. — Меня больше не заставишь заниматься этими бутылками». Поэтому я здесь, а он остался дома. За это я его и люблю. Не хочу сказать ничего плохого о Балфинче, но, полиция там или не полиция, я умею постоять за себя.

— Безусловно, — терпеливо ответил Паркер. — Мистеру Балфинчу нечего беспокоиться. Нам надо от вас одно — чтобы вы как можно подробнее рассказали о том молодом человеке и помогли нам отыскать пакетик из-под белого порошка. Так вы сможете спасти невинного человека от приговора, и я уверен, ваш муж не будет возражать.

— Бедняжка! — промолвила миссис Балфинч. — Как только я прочитала отчет об этом процессе, я сразу сказала Балфинчу…

— Минуточку. Если вы не возражаете, миссис Балфинч, давайте начнем сначала, чтобы лорду Питеру все стало ясно.

— Конечно. Ну так вот, милорд, перед тем как выйти замуж, я работала барменшей в «Девяти кольцах», как сказал старший инспектор. Меня тогда звали мисс Монтегю — что гораздо красивее, чем Балфинч, и мне было очень жалко расставаться с этим именем, но девушке приходится идти на огромные жертвы, когда она выходит замуж, так что одной больше, одной меньше — роли не играет. Я никогда не работала официанткой в пивной, только стояла за стойкой бара, вход в который с другой стороны, так как в округе обитала не слишком утонченная публика, а в бар по вечерам заходили очень приличные джентльмены. Так вот, Я работала там до свадьбы, а замуж я вышла в августе. И помню, однажды вечером к нам зашел джентльмен…

— Не можете ли вы вспомнить точную дату?

— Точную нет — не стану врать, но это было где-то перед самым длинным днем года, потому что, помню, сказала ему об этом, чтобы, знаете, поддержать беседу.

— Это достаточно точно. Значит, около 20–21 июня?

— Верно. А вот время я вам могу назвать точно, вы ж любите следить за стрелками часов. — Миссис Балфинч снова хихикнула и игриво огляделась в ожидании аплодисментов. — У стойки в это время сидел один джентльмен — я его не знаю, он не из местных, — и он спросил, когда мы закрываемся, а я ему ответила: «В одиннадцать». И он тогда сказал: «Слава богу! А я думал, меня выставят в 10.30». А я посмотрела на часы и добавила: «Не волнуйтесь сэр, у нас эти часы всегда спешат на пятнадцать минут». На часах в это время было двадцать минут одиннадцатого, значит, на самом деле — пять минут. И мы еще поболтали обо всех этих запретах и о том, как они пытаются сократить время до половины одиннадцатого, и о нашем добром друге судье мистере Джадкинсе. И пока мы говорили — я это очень хорошо помню, — дверь распахнулась, и в бар влетел молодой джентльмен. «Дайте мне двойное бренди, быстро!» — закричал он. У меня как-то не возникло желания его обслуживать, такой он был бледный и странный. Я решила, что он уже принял достаточно, а хозяин за этим очень следил. Но говорил он нормально, не повторял одно и то же, и взгляд у него не блуждал, хотя глаза были какие-то странные. Мы в нашем деле, знаете ли, хорошо разбираемся в таких вещах. Он схватился за стойку, согнулся чуть не вдвое и говорит: «Будьте умницей, налейте мне покрепче. Что-то мне очень Плохо». А джентльмен, с которым я разговаривала, сказал: «Держитесь! Что случилось?» И молодой человек ответил: «Кажется, я заболеваю» и вот так сложил руки на животе.

Миссис Балфинч обхватила себя за талию и трагически закатила большие голубые глаза.

— Ну, когда я увидела, что он не пьяный, я налила ему двойной «Мартель» и чуть-чуть содовой, он выпил залпом и сказал: «Да, теперь лучше». А другой джентльмен взял его под руку и помог сесть. Посетителей оставалось довольно много, но они не обращали на него внимание, в это время передавали новости с бегов. Потом молодой человек попросил у меня стакан воды, и я принесла ему, а он сказал: «Извините, что напугал вас, но у меня большие неприятности, и, наверное, это сказалось на моем желудке, ведь у меня гастрит». Так он сказал и добавил: «Любые волнения тут же отражаются. Надеюсь, это мне поможет». И он достал белый пакетик с порошком, высыпал его в стакан с водой, размешал авторучкой и выпил.

— А порошок не шипел? — спросил Уимзи.

— Нет, и он еще потратил время, чтобы как следует его размешать. Он выпил и сказал: «Это поможет» или что-то в этом роде. Потом он сказал: «Спасибо. Мне уже лучше, теперь я поеду домой». Взял шляпу и вышел.

— А много он насыпал порошка в стакан?

— Да, солидную порцию. Он не отмерял, просто сыпанул из пакетика. Думаю, там было с десертную ложку.

— А что стало с пакетиком? — осведомился Паркер.

— Ну так вот. — Миссис Балфинч кинула взгляд на Уимзи и, кажется, осталась довольна произведенным ею впечатлением. — Мы только проводили последнего посетителя — это было в пять минут двенадцатого, — и Джордж уже закрывал дверь, как я заметила что-то белое на сиденье. Я решила, что это чей-то носовой платок, но когда подошла, увидела, что это пакетик. И я сказала Джорджу: «Здесь джентльмен оставил свое лекарство». Джордж спросил меня, что за джентльмен, и я ему рассказала. Потом он спросил, что это за лекарство, я посмотрела, но этикетка была оторвана. Просто такой аптечный пакетик с завернутыми углами, только этикетки не было.

— Может, оставались какие-нибудь следы букв, красные или черные?

Миссис Балфинч задумалась.

— Нет, ничего. Вот вы спросили, и сейчас мне кажется, что там было что-то красное, но ручаться не буду, А то, что этикетки не было, это точно, потому что я внимательно смотрела.

— Надеюсь, вы не пробовали содержимое?

— Ну уж нет! Ведь там мог оказаться яд. Говорю вам, посетитель был какой-то странный.

Паркер и Уимзи обменялись взглядами.

— Вы уже тогда обратили на это внимание, — спросил Уимзи, — или вам позже пришло это в голову, когда вы прочитали о суде?

— Конечно, прямо тогда, — отрезала миссис Балфинч. — Я же говорю вам, поэтому я и не попробовала. Я и Джорджу так сказала. К тому же это мог быть не яд, а «снежок» или еще что. «Лучше его не трогать», — сказала я Джорджу, а он ответил: «Сожги его». Но я сжигать не стала. Джентльмен мог вернуться за ним. Я запихала на полку за баром, где стояли бутылки, и до вчерашнего дня даже не вспоминала о нем, пока не пришли полицейские.

— Там уже искали, но ничего не нашли, — заметил Паркер.

— Ну тогда я не могу сказать. Я положила его туда, а в августе ушла из «Колец», так что не знаю, что с ним потом стало. Может, просто выбросили во время уборки. Хотя, постойте, вру, я его вспоминала. Я о нем вспомнила, когда прочитала отчет о судебном процессе, и еще сказала Джорджу: «Не удивлюсь, если это тот самый Джентльмен, который заходил сюда и так плохо выглядел, только представь себе!» Именно так я сказала, а Джордж ответил: «Хватит сочинять, Грейси. Не хочешь же ты, чтобы тебя приплели к этому делу». Джордж всегда осторожничает.

— Жаль, что вы тогда не обратились в полицию, — строго сказал Паркер.

— Откуда мне было знать, что это важно? Водитель такси увидел его через несколько минут, и ему уже было опять плохо, так что порошок здесь ни при чем, если вообще это тот самый джентльмен. Короче, я об этом не думала, пока процесс не закончился и о нем не написали во всех газетах.

— Будет новое заседание суда, — заметил Паркер. — Возможно, вам придется давать там показания.

— Вы знаете, где меня найти, — бодро откликнулась миссис Балфинч. — Я никуда не убегу.

— Мы вам очень признательны за то, что вы пришли, — любезно промолвил Уимзи.

— Ерунда, — ответила дама. — Больше вам ничего не надо, инспектор?

— Пока все. Если нам удастся найти пакетик, мы пригласим вас, чтобы вы опознали его. Между прочим, я бы советовал не обсуждать эту тему со своими подругами, миссис Балфинч. Дамы иногда любят поговорить. Одно тянет за собой другое, и всплывают такие подробности, которых и не было на самом деле. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Я никогда не была болтушкой, — с оскорбленным видом заявила миссис Балфинч. — Дамы в этом отношении в подметки не годятся джентльменам, которые умеют получить пять, сложив два и два.

— Я могу это передать защите? — спросил Уимзи, когда свидетельница отбыла.

— Конечно, — откликнулся Паркер, — для того я и пригласил тебя, чтобы ты сам все услышал. А пока мы займемся поисками пакетика.

— Да, — задумчиво пробормотал Уимзи. — Естественно, вам придется этим заняться.

Мистера Крофтса не слишком обрадовала эта история.

— Я ведь предупреждал вас, лорд Питер, к чему может привести излишняя откровенность с полицией, — сказал он. — Теперь, когда им это известно, они сделают все возможное, чтобы использовать эту информацию в своих интересах. Почему вы не предоставили заниматься расследованием нам?

— Черт возьми, — сердито ответил Уимзи, — вы занимались им три месяца и ничего не добились. А полиция все сделала за три дня. В этом деле важно время.

— Очень может быть, но разве вы не понимаете, что полиция теперь не успокоится, пока не найдет этот бесценный пакетик?

— Ну и что?

— А предположим, там был не мышьяк? Если бы вы предоставили все нам, мы бы сообщили это на суде в последнюю минуту, когда что бы то ни было расследовать уже поздно, и выбили бы у обвинения почву из-под ног. Если рассказать присяжным историю миссис Балфинч, возможно, они и сочтут, что пострадавший покончил жизнь самоубийством. Теперь полиция что-нибудь найдет и докажет, что порошок был абсолютно безобидным.

— А если они выяснят, что это был мышьяк?

— В этом случае мы, конечно, добьемся оправдательного приговора, — согласился мистер Крофтс. — Но неужели вы верите в такую возможность, милорд?

— Совершенно очевидно, что не верите вы, — запальчиво воскликнул Уимзи. — Более того, вы считаете свою клиентку виновной. А я нет.

Мистер Крофтс пожал плечами.

— В интересах нашей клиентки мы обязаны рассмотреть любые показания с невыгодной для нее точки зрения, чтобы предугадать, на чем может сыграть обвинение, — пояснил он. — Повторяю, милорд, вы поступили необдуманно.

— Знаете, меня не устраивает вердикт «Не доказано» — сказал Уимзи. — Мне слишком дороги честь и счастье мисс Вейн; меня не устраивает, что ее могут как признать виновной, так и оправдать на основании элементарного сомнения. Я хочу, чтобы ее полностью оправдали, а вину возложили на преступника. И еще я хочу, чтобы относительно этого не оставалось больше никаких сомнений.

— Это было бы крайне желательно, милорд, — согласился адвокат, — но позвольте вам напомнить, что речь сейчас идет не о чести и счастье мисс Вейн, а о том, чтобы спасти ее от виселицы.

— А я считаю, что лучше виселица, чем жизнь со славой убийцы, чудом избежавшей наказания, — возразил Уимзи.

— Серьезно? — удивился мистер Крофтс. — Не думаю, что защита может руководствоваться этим соображением. Позволю себе спросить, а сама мисс Вейн разделяет это мнение?

— Не удивлюсь, если да, — ответил Уимзи. — Но она невиновна, и я заставлю вас в это поверить.

— Чудно, чудно, — вкрадчиво промолвил мистер Крофтс, — ничто не доставит мне такой радости. Но, повторю свое скромное мнение, вашей светлости следовало бы меньше полагаться на старшего инспектора Паркера.

Когда Уимзи вошел в офис мистера Эркхарта на Бедфорд-стрит, внутри у него еще все кипело. Старший клерк вспомнил его и приветствовал с должным почтением. Он попросил его светлость присесть и исчез в глубине помещения.

Как только дверь закрылась, машинистка с волевым, некрасивым лицом оторвалась от работы и коротко кивнула лорду Питеру. Уимзи узнал в ней одну из представительниц своего «котятника» и поставил про себя мысленный плюс против имени мисс Климпсон. Однако они не успели обменяться ни единым словом, так как старейший клерк вернулся и пригласил лорда Питера в кабинет.

Норман Эркхарт поднялся из-за стола и дружелюбно протянул руку. Уимзи уже видел его на процессе и тогда еще отметил аккуратность его одежды, густые волосы, темные гладкие, деловой и респектабельный вид. Сейчас он обратил внимание на то, что тот несколько старше, чем видел издалека. На взгляд он определил его возраст как сорок с небольшим. Лицо у него было бледным и поразительно чистым, если не считать крохотных веснушек, которые выглядели несколько необычно в это время года, особенно у человека, чей образ жизни явно не предполагал длительного пребывания на солнце. Проницательные глаза смотрели несколько устало, и вокруг них лежали темные круги, говорившие о том, что их обладателю не чужда тревога.

Адвокат приветствовал гостя высоким приятным голосом и осведомился, чем он может ему служить.

Уимзи объяснил, что его интересует дело мисс Вейн и он облечен властью обеспокоить мистера Эркхарта своими вопросами, добавив при этом, как обычно, что ему очень не хотелось бы ему надоедать.

— Что вы, что вы, лорд Питер! Я только рад помочь вам, хотя, боюсь, все, что я знаю, вы уже слышали. Я был потрясен результатами вскрытия и, признаюсь, почувствовал сильное облегчение, когда подозрение не пало на меня, несмотря на все обстоятельства.

— Да, это тяжело, — согласился Уимзи. — Но вы своевременно предприняли все меры предосторожности.

— Ну, знаете, у нас, адвокатов, уже вошло в привычку быть осторожными. Нет, мне и в голову не приходила тогда мысль об отравлении — не стоит и говорить, что я бы сразу настоял на расследовании. Я больше думал о доброкачественности пищи, он ведь мог и отравиться. Нет, конечно, не о ботулизме — симптомы не те, — а просто о какой-нибудь бацилле, попавшей в посуду или в продукты. И я был рад, что мои опасения не подтвердились; правда, реальность оказалась гораздо хуже. Думаю, во всех случаях внезапной и необъяснимой болезни следует проводить анализ слизи, но доктор Вир был полностью удовлетворен, а я доверял его суждениям.

— Конечно, — ответил Уимзи. — Глупо в каждой смерти видеть убийство, однако, осмелюсь утверждать, они происходят гораздо чаще, чем кажется.

— Да-да. Если бы я занимался уголовными делами, может, у меня и зародились бы подозрения, но моя работа связана исключительно с делами имущественными — завещания, разводы и тому подобное.

— Кстати, о завещаниях, — небрежно заметил Уимзи, — мистер Бойз не ожидал никаких финансовых поступлений?

— По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Его отец не очень состоятельный человек — обычный сельский пастор с небольшими доходами, огромным домом и разрушающейся церковью. Да и все семейство относится к самым бедным представителям среднего класса, живущим своим трудом, — финансовых источников никаких и куча налогов. Даже если бы Филипп всех пережил, он получил бы не больше нескольких сот фунтов.

— А у меня сложилось впечатление, что где-то была богатая тетя.

— О нет, если вы только не имеете в виду старую Креморну Гарденз. Она его двоюродная бабушка с материнской стороны. Но она уже много лет с ними не общалась.

И тут на лорда Питера снизошло прозрение. Сообщение Паркера о белом пакетике так разволновало его, что он толком не вник в рассказ Бантера о чаепитии с Ханной Вестлок и миссис Петтикан. Теперь же он вспомнил об актрисе, которую звали «Гайд-парк или что-то в этом роде». Конечно! Ведь только узкий и длинный пруд Серпентайн отделяет лондонский Гайд-парк от садов Кенсингтон-Гарденз. Все встало на свои места так легко и просто, что следующий вопрос он задал без всякого промедления:

— Это та самая миссис Рейберн из Уиндла в Уэстморленде?

— Да, — ответил мистер Эркхарт. — Кстати, я только что у нее был. Ну да, вы же писали мне туда. Бедная старушка, она уже пять лет как полностью впала в детство. Ужасная жизнь — обуза и для себя, и для окружающих. Мне всегда казалось жестоким не давать умереть бедным старикам. Усыпляем же мы любимых животных, — но закон не позволяет нам быть милосердными.

— Да, стоит продлить мучения какой-нибудь кошки, и на вас тут же натравят Национальное общество предупреждения жестокого обращения с животными, — согласился Уимзи. — Не глупо ли? Газеты с негодованием пишут о том, что собак держат в холодных будках, и усом не ведут, когда домовладельцы сдают непросушенные и незастекленные подвалы семьям по тринадцать человек. Иногда меня это просто бесит, хотя я вообще-то человек мирный. Бедная Креморна Гарденз, теперь ей осталось уже недолго.

— Да, мы все считали, что она вот-вот умрет. Сердце сдавало — ей больше девяноста, и у нее случаются приступы. Но эти древние старушки поразительно живучи.

— Я так понимаю, вы теперь ее единственный родственник.

— Видимо, да, кроме моего дяди, который живет в Австралии. — Мистер Эркхарт признал факт родственной связи, даже не поинтересовавшись, откуда об этом известно Уимзи. — Не думаю, чтобы мое присутствие могло ей чем-нибудь помочь, но я ее поверенный, так что мне надо быть на месте, когда что-нибудь случится.

— Конечно-конечно. И как ее поверенный вы знаете, кому она оставила деньги.

— Да, конечно. Хотя я не очень понимаю, какое это имеет отношение к нашему вопросу.

— Понимаете, я подумал, что Филипп Бойз мог впутаться в какую-нибудь финансовую историю, — пояснил Уимзи, — со всеми бывает, и решил выйти из нее кратчайшим путем. Но если бы он мог надеяться что-то получить от миссис Рейберн, которая уже совсем приблизилась к смертному порогу, он бы выждал или подписал обязательство уплатить долг кредитору по получении наследства?..

— Ах, вы пытаетесь доказать, что это самоубийство! Согласен, это самый убедительный ход для защиты мисс Вейн, и тут я могу поддержать вас, поскольку миссис Рейберн ничего не завещала Филиппу. Насколько мне известно, у него не имелось ни малейшего повода надеяться.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Более того, — мистер Эркхарт помедлил, — признаюсь, он как-то спросил меня об этом, и мне пришлось ему сказать, что у него нет ни малейшего шанса что бы то ни было получить.

— Он действительно спросил вас?

— Да.

— Вот это зацепка. А как давно это было?

— Думаю, около полутора лет назад. Точно сказать не могу.

— Поскольку миссис Рейберн полностью впала в детство, вряд ли он мог рассчитывать на то, что она изменит завещание?

— На это не было ни малейшей надежды.

— Теперь я понимаю. Думаю, мы это сможем использовать. Конечно, это страшный удар — разочароваться в том, на что рассчитывал. Кстати, а велико ли состояние?

— Довольно велико — тысяч семьдесят — восемьдесят.

— Да, неприятно думать, что все это уплывает. Кстати, а как насчет вас? Вы что-то получаете? Прошу прощения за любопытство, но вы заботились о ней много лет и вы ее единственный родственник, так что сумма, как говорится, должна быть довольно кругленькой?

Адвокат нахмурился, Уимзи извинился еще раз.

— Знаю-знаю, я страшно бестактен. Это мой недостаток. А когда старушка умрет, это все равно появится в газетах, так что не знаю, зачем я вас допрашиваю. Прошу прощения, забудьте об этом.

— Почему же, я скажу вам, — не спеша возразил мистер Эркхарт, — хотя профессиональный инстинкт возбраняет разглашать дела клиентов. Я действительно единственный наследник.

— Да? — разочарованно откликнулся Уимзи. — В этом случае мотивы не столь убедительны. То есть тогда ваш кузен мог рассчитывать что-то получить от вас. Я, конечно, не знаю, какие у вас были планы…

Мистер Эркхарт покачал головой.

— Я понимаю, к чему вы клоните, и это совершенно естественная мысль. Однако такое использование денег полностью противоречило бы воле, выраженной завещательницей. Даже если бы я мог бы нарушить с правовой точки зрения, я никогда бы этого не сделал из моральных соображений, так я и сказал Филиппу. Конечно, иногда я бы мог помогать ему деньгами, но, сказать по правде, вряд ли бы я стал это делать. На мой взгляд, единственным спасением для Филиппа было зарабатывать своим трудом. Не хочу плохо говорить о мертвых, но он был склонен полагаться на других.

— Понятно. Конечно, миссис Рейберн думала так же?

— Не совсем. Нет. Тут все гораздо сложнее. Она считала, что семья обошлась с ней несправедливо. Короче, раз уж мы так далеко зашли, я могу вам передать ее точные слова.

Он позвонил в колокольчик.

— Самого завещания у меня здесь нет, но есть черновик. О, мисс Мерчисон, не принесете ли вы мне ящик с надписью «Рейберн»? Мистер Понд вам покажет.

Дама из «котятника» молча отправилась на поиски ящика.

— Конечно, не совсем правильно хранить все в одной коробке, лорд Питер, — продолжил мистер Эркхарт, — но порой это удобнее, чем раскладывать по отдельным папкам. Подождите немного, я хочу вам объяснить, почему вынужден занять бескомпромиссную позицию по отношению к своему кузену. А, благодарю вас, мисс Мерчисон. Он открыл ящик ключом из связки, которую вытащил из кармана брюк, и начал перебирать бумаги. Уимзи смотрел на него с видом терьера, ожидающего подачки.

— Ай-ай-ай, — воскликнул адвокат, — кажется, его нет здесь. Ну конечно, как я мог забыть! Прошу прощения, он в сейфе у меня дома. Я брал его для справки в июне, когда у миссис Рейберн было обострение, и в этой суматохе после смерти Филиппа забыл вернуть на место. Суть документа такова…

— Ничего, я не тороплюсь, — перебил собеседника Уимзи. — Наверное, я смогу увидеть его, если зайду к вам домой завтра утром?

— Безусловно, если вы считаете, что это важно. Простите за небрежность. А пока не могу ли я вам еще что-нибудь рассказать?

Уимзи задал еще несколько вопросов относительно того, что уже расследовал Бантер, и ушел. Мисс Мерчисон снова сидела за машинкой в приемной. Когда он проходил мимо, она даже не подняла голову.

«Любопытно, — думал Уимзи, шагая по Бедфорд-стрит, — все стараются оказать помощь в этом деле. Бодро отвечают на вопросы, которые и задавать-то неприлично, вдаются в объяснения, чего делать тоже не обязаны. Похоже, никто ничего не скрывает. Поразительно. Может, этот тип действительно сам покончил с собой? Хотелось бы надеяться. А еще больше мне хотелось бы поговорить с ним. Черт побери, уж я бы заставил его отвечать! У меня есть пятнадцать описаний его характера, и все разные… Очень неблагородно совершать самоубийство и не оставлять при этом записки. Из-за этого-то люди и попадают в неприятности. Когда я решу вышибить себе мозги…»

Он остановился.

— Надеюсь, мне никогда не придет это в голову, — пробормотал он себе под нос. — Хочется верить, что у меня не возникнет такой необходимости. Что-то мне уже надоедает отправлять людей на виселицу. Сколько огорчений для их друзей… И хватит думать о виселицах, а то расстроюсь.