Онлайн чтение книги Солги со мной Lie With Me
Глава 5

Неделю спустя я переехал к матери. Не могу избавиться от мысли, что, не сделай я этого, все обернулось бы иначе.

Маленький домик, раньше принадлежавший железной дороге, с годами почти не изменился. Тот же вытертый ковер, невыветривающийся запах капусты и перестук поездов. Конечно, не было отца – сердечный приступ во время пасторского попечения в «Уондсуэрт», где он служил тюремным капелланом. И мать немного модернизировала мою комнатушку: сосновая полка с хиленькими кронштейнами, «для твоих книжек», новая лампа из «Британского дома» (та-дам!) и над узкой кроватью, в рамочке, – ксерокопия статьи о «Примечаниях» из Литературного приложения «Таймс». Бумага за стеклом пожелтела от старости. Дома мне всегда не хватало воздуха. Давил груз родительских надежд, их тягостная радость от моего успеха и собственное крепнущее чувство провала. Теперь же атмосфера накалилась еще больше – настороженно-веселое лицо матери и мое ощущение, что я вот-вот задохнусь. Она разогревала ребрышки барашка, «такие вкусненькие», и болтала без умолку: отнесла в магазин бракованный чайник, и ее обслужила чудесная девушка, «черная, но безупречно вежливая»; умничка Дженни из церкви вызвалась в следующем месяце провести у себя встречу «Женского института», «какое облегчение, а то болит колено». Мне стало очевидно, что надо срочно принимать меры.

– Эти твои мешки на чердаке… – Она хлопотала над яблочным крамблом из магазина, с магазинным же заварным кремом. – Думала принести их вниз.

– Оставь, пусть лежат.

– Если тебе некогда, могу сама перебрать.

– Нет! – отрезал я. – Не трогай!

В тот вечер мы сидели в большой комнате и смотрели скверный сериал («одна из моих передач»). Я просматривал телефонную книжку. Раньше всегда находился выход – коллеге или однокурснику требовалось постеречь квартиру, я оказывался по-прежнему нужен какой-нибудь девушке, или руку помощи протягивали чьи-то щедрые родители, которых я заблаговременно очаровал. В самом крайнем случае выручал Майкл, но теперь его свободную комнату заняли двойняшки. Впервые за пятнадцать лет я чувствовал себя в западне, лицом к лицу со своими демонами.

До этого момента я совершенно не думал об Элис. Одной ночи вполне хватило, чтобы удовлетворить мою тягу к ней, чем бы она ни была вызвана. Но когда мыльная опера закончилась и мать переключилась на канал, где шел детектив пятидесятых годов, я стал всерьез рассматривать этот вариант. Секс был достаточно приятным, дом – теплым и удобным. Она подарила мне книгу. (На Чаринг-Кросс-роуд за нее отвалили пятьсот фунтов. Если бы не след от стакана на задней обложке, могло быть и больше.) В скором времени ее дочь съедет и освободится место.

Во время рекламы я сбежал на кухню под предлогом, что хочу заварить чай. Элис ответила и, кажется, обрадовалась моему звонку. Договорились на следующей неделе посидеть в модном бистро в Клапхеме.

Наше первое настоящее свидание ударило по карману (она настояла на «ужине-дегустации»), но я решил рассматривать его как выгодное вложение средств. Я за ней приударил. Приударил всерьез. Вычислил наиболее подходящую тактику, определил, на какие кнопки нажать, и нажимал. То, как она говорила о моей дурной репутации у Эндрю, по всем статьям тянуло на сексуальное возбуждение. Ее, как многих женщин, явно заводили подонки. Помимо этого, она недвусмысленно дала понять, что любит униженных и верит в доброту человеческого духа. Во время первого ужина я поведал ей душещипательную историю о девушке, которая в колледже разбила мне сердце («Нет, не Флорри»), моей боязни снова быть отвергнутым и, естественно, страхе перед ответственностью. Мы благопристойно попрощались на улице, а на следующее утро я отправил ей цветы с тщательно продуманной открыткой («Спасибо, что ты не такая, как все») и закидал ее сообщениями, в которых становилось все больше флирта. («Вечер был чудесным…», «Весь день о тебе думаю…», «Миссис Маккензи, понимаете ли вы, что со мной сделали?..», «Когда же мы будем грешить?»)

Потребовалось две недели и еще два свидания, прежде чем она наконец сдалась и вняла моим мольбам. За это время я убедил ее, что она стала не только моей страстью, но и музой. Признался, что до встречи с ней почти бросил писать, а теперь, впервые за долгие годы, ощутил себя во власти подлинных эмоций. Каждый день трудился в Лондонской библиотеке, заканчивая работу над романом, который в издательских кругах ожидают с замиранием сердца. Я сыпал избитыми фразами и смотрел, как она заглатывает наживку, приписывая себе заслугу по моему творческому и эмоциональному возрождению.

Чтобы поддерживать легенду, пришлось порядком изворачиваться. Элис понятия не имела, что я съехал с Ламбс-Кондит-стрит. Или что неувязочка с кредитором – солидный должок в баре – заставила меня избегать Сохо. Да и бесплатного читательского абонемента в библиотеку у меня больше не было – Алекс вернулся и его реквизировал. Теперь я целыми днями простаивал у книжных разделов в благотворительных магазинах или пил чай в «Пышечке», дешевом кафе в конце Шин-лейн. Заметая следы, взял за правило встречаться с Элис исключительно в Клапхеме, подавая это как предупредительность: чтобы у нее было время заскочить домой и привести себя в порядок или проверить, как «движется у Фиби подготовка к выпускным» (даже вызубрил на зубок ее излюбленные словечки). Заявил, что ничуть не возражаю против ужинов дома.

– Ты само понимание! – хвалила Элис, наспех стряпая спагетти путтанеска или курицу по-итальянски (готовила она потрясающе). – Не хочу каждый вечер оставлять детей.

На самом же деле, хотя мне вскоре прискучило пялиться на кислые лица подростков за столом, я приходил в восторг, что не надо тратить деньги. Ухаживать за женщиной ее уровня оказалось недешево. Например, был скользкий момент, когда она решила, что я пойду с ней на благотворительный ужин «Найди Джесмин», по девяносто фунтов с носа! Чтобы открутиться, наплел про день рождения крестника.

Сначала моей целью была освобождающаяся комната – к сентябрю я надеялся достаточно сблизиться с Элис (этакий близкий друг с привилегиями), чтобы переезд туда казался естественным, само собой разумеющимся шагом. Но уже в первые недели наших отношений стало вырисовываться нечто более прочное. Я представлял себя если не мужем, то во всяком случае хозяином дома. Хозяином ее двуспального пухового одеяла, ванны на декоративных львиных лапах, забитого до отказа холодильника и кота. Я рассеянно размышлял о страховке Гарри. Ее отпрыски, конечно, были ложкой дегтя – потная и неуклюжая помесь ворчания и гормонов. Однако в целом идея была не лишена приятности. Я не влюбился в Элис. Я оценивал ее объективно, замечал приметы возраста: резкие морщины на лбу, гусиные лапки вокруг глаз. Мое чувство сложно описать. Возможно, к ней тянулся скорее ум, чем тело. Меня влекла ее кипучая энергия, уверенность в себе, способность разобраться в самых запутанных стратегиях и проблемах. Когда она отвечала на звонок коллеги по работе или какой-нибудь инициативной группы («Женщины против того», «Юристы против сего»), я возбуждался, просто слушая ее голос. От одного профессионализма этой женщины у меня перехватывало дыхание.

Распалялся я и еще по одной причине – более тонкой, связанной с некоторой недоступностью Элис. Даже в постели не покидало ощущение, что она не открывается мне полностью. Она вроде бы на самом деле мной интересовалась: искренне расспрашивала о моем «oeuvre» [2]Сочинения ( фр. )., смеялась над шутками, по моей просьбе раздевалась, обнажая бледную полупрозрачную кожу с милыми растяжками на животе и густой растительностью лобка. Чего она не делала, несмотря ни на какие мои старания, так это не испытывала оргазма. Моя amour propre [3]Гордость ( фр. ). была прострелена навылет. Когда, выбросив презерватив, я возвращался в постель, она удовлетворенно вздыхала и утыкалась лицом мне в шею. Однажды я решил отказаться от «амуниции». Подпер подбородок руками и внимательно посмотрел в ее полуприкрытые, как месяц, глаза.

– Твоя очередь, – произнес я, готовясь опуститься вниз. – На этот раз не отвертишься!

Она выскользнула из-под меня, повернулась на бок, потянула одеяло и, горбясь, спустила ноги с кровати. Накинула на плечи поношенный вафельный халат.

– Я больше не кончаю, – сказала она ровно. – Не то чтобы мне не нравилось – еще как! – но я не кончаю.

– Может, тебе будет легче и… приятней, если перейти на таблетки?

Она покачала головой.

– Наверное, дело в чувстве вины.

– Гарри… – сказал я и закрыл глаза. – Конечно. Бедная моя!

Принялся осыпать ей шею поцелуями. Она со смехом вырвалась. В спальне – неряшливой комнате, где в беспорядке валялись одежда, украшения, китайские фонарики и пыльные свечи – имелась своя ванная, куда и ушла Элис. Я слышал, как она мочится. Откинулся на подушки, руки над головой, расправил грудь и постарался отмахнуться от невеселых мыслей. По-моему, даже сказал: «Мне же лучше». И все-таки я думал о Гарри, большом сильном покойнике в чаше ее постели. Внутри меня крепла твердая решимость, клятва, что в скором времени Элис будет не просто моей, а моей целиком.

Хотя дом на Пиросе не упоминался с нашей первой ночи, ее расплывчатое предложение я не забыл. Мысль о том, что я проведу с ней лето, медленно переворачивалась в подсознании. По возвращении в Клапхем Элис сама предложит жить вместе. Таким образом, Греция была важной частью моей завоевательной кампании.

Впервые уверенность моя поколебалась после очередной встречи с Эндрю.

Я прекрасно понимал, что Элис проводит с ним много времени. Как профессионально, так и дружески. (Именно он в конце концов пошел с ней на благотворительный ужин «Найди Джесмин».) Я не пересекался с ним довольно долго, однако всегда с досадой чувствовал его присутствие. Как-то в субботу обнаружил на спинке стула шарф на шелковой подкладке. «Эндрю забыл», – объяснила Элис. В другой день он оставил для нее на кухонном столе конверт с бумагами на подпись. Пару раз мне почудился запах его лосьона после бритья «Вест индиан лаймз».

Мне все это не нравилось. Он представлял собой угрозу, и рано или поздно придется что-то предпринять.

Увидел я его снова в начале апреля. Мы с Элис провалялись с самого обеда в постели за бутылкой вина и кроссвордом из «Гардиан». Составитель кроссвордов построил его вокруг «Под сенью Молочного леса» в связи с юбилеем пьесы. Элис игриво восторгалась моим знанием текста и персонажей: Лили Смолз, капитан Кэт, Ноугуд Бойо и так далее. Я начал рисоваться.

– «Ляг со мной, ляг скорей. Челн мой утонет меж бедер твоих», – процитировал я.

Элис, однако, порядком выпив, продолжала дурачиться.

– Ты мой ноугуд бойо[4]Никчемный парень ( англ. )., – повторяла она, ухохатываясь. – Так ведь? Мой ноугуд бойо!

Сначала я не обиделся и поцеловал ее. Но Элис не унималась, и стало казаться, что она все-таки смеется надо мной («мой соверше-е-енно ноугу-у-уд бойо-о-о!»). Меня бросило в жар, зачесалась кожа. Я встал, обиженно шурша одеялом, натянул трусы и только тут вспомнил, что идти мне некуда. Злясь еще больше, пошарил в карманах брошенных на пол джинсов в поисках сигарет, подошел к окну и резко поднял раму.

– Вернись, утони меж бедер моих! – проворковала Элис.

Притворялась, будто не замечает, что я сержусь.

Я сел на подоконнике и закурил, прикрывая наготу от улицы занавеской. Посмотрел вниз. Вишня утопала в крупных гроздьях белых цветов. Заходящее солнце золотило кирпичи и скользило по стеклам домов напротив. Магазинная тележка в соседском саду исчезла. Помню, я задумался, забрал ли ее мусоровоз или она развалилась на части и не видна в траве. Представил муравьев, которые ползают по ржавым железкам в зарослях ежевики. Задался вопросом, может ли вообще что-то исчезнуть без остатка. Несколько раз глубоко затянулся, глядя, как на конце сигареты растет непрочный столбик пепла. Стряхнул.

Крошечные серебристо-белые ромбики пепла парили в воздухе. Снизу долетели голоса, стукнула калитка. Перед домом собралась компания. Я спрыгнул с подоконника и осторожно выглянул. Вид закрывало крыльцо. В недрах дома затрезвонил дверной звонок.

– Пришел кто-то.

– Ах да! – Элис натянула на себя зеленый удлиненный свитер, в котором ходила, прежде чем я ее раздел. Сунула босые ноги в замшевые полусапожки и тряхнула головой вперед-назад – ее экспресс-метод приведения прически в порядок. – Эндрю, Тина и их головорезы. Пришли на ужин. Мы думали заказать что-нибудь из индийского ресторана.

Задержалась в дверях, склонила голову набок и улыбнулась абсолютно трезвой улыбкой.

– Ты с нами?

Я не ответил, и Элис вышла. Секунду я постоял в растерянности, чувствуя, что меня обвели вокруг пальца. Она не знакомила меня с другими своими друзьями, мы все время проводили только вдвоем. Почему не предупредила, что ожидаются гости?

Ее голос сплетался в отдалении с голосом Эндрю. Раздался смех Тины, скрипнула дверь гостиной. Кто-то спустился в кухню.

Я натянул штаны. Мятая рубашка валялась под кроватью. Платяной шкаф Элис был открыт. В нем до сих пор висели кое-какие вещи Гарри. Я их как-то уже просматривал и прикарманил пару приглянувшихся галстуков. Теперь снова прошелся по вешалкам и выбрал симпатичную бледно-розовую рубашку с едва заметным рельефным узором. «Чарльз Тервитт» – значилось на ярлыке. Ворот великоват, но сойдет. Я медленно застегнул пуговицы.

Первой меня увидела Тина. Она стояла, прислонившись к плите, лицом к двери. Ее глаза расширились от удивления и удовольствия – теперь часто вспоминаю тот момент. Взглянула на Эндрю, и ее выражение стало более осторожным.

– Пол! – произнесла она.

Эндрю сидел за столом спиной ко мне. Его голова моментально повернулась. За долю секунды я заметил, как он смотрит на рубашку и мои босые ноги, как осознает, что я сплю с Элис, что могу делать с ней то, чего он не может (это вам не деловая встреча или совместный перекус на бегу).

Он хотел встать, но зацепился за стул. Чертыхнулся и, потирая голень, комично запрыгал ко мне на одной ноге, чтобы скрыть смущение за дурачеством. Воскликнул нарочито добродушно:

– Старина! Откуда ты взялся?

– Я был наверху.

– Рад встрече!

Я пожал ему руку, не пытаясь сдержать улыбку.

– Давно не виделись.

– Это да! И вдруг – раз! Элис, ну ты темная лошадка!.. Надо же, как жизнь поворачивается!

Элис доставала из холодильника упаковку колы.

– Не валяй дурака, Эндрю! – раздраженно произнесла она, закрывая локтем дверцу. – Мы все здесь взрослые люди. – Потом заметила рубашку и вспыхнула. – О!..

– Можно? Моя совсем мятая.

Она кивнула и отвернулась.

В саду длинный худой подросток сбивал палкой голову тюльпана. Коротко, по-мальчишечьи стриженная девушка лет семнадцати, в мешковатых джинсах и «сникерах», сидела на старых гнилых качелях, подвешенных на яблоне, шаркая ногами по траве и закручиваясь вокруг своей оси.

Тина, одетая весьма необычно (широкое черное льняное платье, смахивающее на рабочий халат печального художника) проследила мой взгляд.

– Наши дети. – Поправила волосы, скрепленные сзади черепаховой заколкой. – Дейзи и Арчи.

– Пол, позови, пожалуйста, мою банду! – попросила Элис.

Я был доволен поручением. Пусть Эндрю видит, что я тут свой.

Взбежал по лестнице, крикнул мальчишкам идти вниз и поднялся еще выше, к чердачной комнате дочери Элис. Уже собирался распахнуть приоткрытую дверь, но увидел в щелку Фиби на кровати и притормозил, вытянув шею. Она лежала на животе с ноутбуком, болтая босыми ногами в воздухе. Круглый подтянутый зад, полоска белой кожи на пояснице, где задралась футболка…

Я думал, что меня не слышно, однако секунду спустя она произнесла:

– Иду.

Заметила. И дает понять, что не дура.

Надо с ней поосторожнее.

В кухне Элис выудила из ящика меню, и Эндрю записывал пожелания собравшихся. Дэннис совал во все свой нос, и Эндрю пару раз неприязненно его отпихнул. Значит, не собачник. (Я засуетился вокруг пса, показывая, как сильно люблю животных.) Элис, видимо, чувствовала себя неловко. Все время смеялась и перекладывала предметы: перечницу, газету… Обняла Фрэнка и положила руку ему на грудь, словно защищая. Любопытно. Это она из-за меня так нервничает? Нужно ввести предмет своей новой страсти в круг друзей? Наверное. Без конца давала мне поручения: собрать вилки и ложки, найти в холодильнике пиво, отыскать там маринованные лаймы, манговый чатни[5]Чатни – традиционные индийские соусы. и конфитюр из острого перца (чего только у этой женщины не было!). Я всю дорогу чувствовал на себе взгляд Эндрю.

– Как oeuvre ? – спросил он.

Так часто говорила Элис.

– Потихоньку.

– Не скромничай! – Элис бросила накрывать стол и обняла меня, почти как Фрэнка. От нее пахло пивом. – Пол каждый день работает в библиотеке, дело идет полным ходом. Агент ждет не дождется!

Я улыбнулся. Тина сказала, какой я умница. Элис отпустила меня, и Эндрю заговорил о предстоящей встрече какого-то комитета по «пересмотру дел и возобновлению производства».

Я выглянул в окно. Девчонки, Фиби и Дейзи, сидели на садовых стульях рядом с кухонной дверью. Дочь Эндрю закинула ногу на ногу и оперлась локтем о колено. Французская беззаботность. Было в ней что-то угловатое и дерзкое. Кого-то она напоминала… Свободный шерстяной джемпер съехал с плеча, обнажив бирюзовую лямку лифчика и бледный треугольничек кожи – исключительно сексуальное сочетание.

Сели за стол. Я оказался рядом с Луисом, наименее приятным ребенком Элис – большим парнем, у которого все лицо в прыщах. Он доставлял матери немало хлопот. Уже не раз звонил директор школы. «Ваш сын третирует одноклассников». Болтать с ним я не собирался и поэтому спросил Тину, сидевшую напротив, о магазине пряжи.

– В пятницу привезли новую партию альпаки! – Она бросила взгляд на Эндрю. – Мои сногосшибательные новости…

Не люблю, когда женщины принижают свои заслуги. А мужчинам вроде Эндрю только того и надо. Вспомнилась снисходительная усмешка в книжном, когда он заговорил о ее «небольшом бизнесе».

– Восхищаюсь смельчаками, которые не боятся начинать дело, – сказал я. – Надеюсь, ты гордишься женой, Эндрю?

– Конечно.

Он завладел разговором: у отца началась деменция, и его перевезли в дом престарелых; мать, у которой достаточно своих проблемы со здоровьем, не справляется. Ужасная несправедливость! На ее долю выпало столько страданий!

Элис коснулась его руки.

– Знаю, – произнесла она. – Знаю…

– Какой кошмар, – поддакнул я.

Дейзи макала палец в пластиковый контейнер с мятной райтой[6]Райта – индийский салат с йогуртом. и слизывала йогурт с зелеными крапинками. Я вдруг понял, кого она мне напоминает.

– Господи, до чего ты похожа на Флорри!

Вылитая сестра Эндрю.

Она подняла глаза, снова облизывая палец.

– Да, мне часто говорят.

Повисла тишина. Я слишком бестактно перебил Эндрю?

– Прости, – произнес я и жестом попросил его продолжать.

– Эндрю, твоя мама не захочет летом присоединиться к нам? – спросила Элис. – Ивонн и Карл уперлись и хотят жить в гостинице, так что место есть. Может, ей станет полегче?

Тон Элис отдавал холодком – предложение было очевидно неискренним, зато, с моей точки зрения, удачно переводило беседу на тему Греции.

– Ивонн и Карл приезжают каждый год? – осведомился я.

– Нет, были в начале раз или два. Но этот год особенный, десятая годовщина исчезновения Джесмин.

– Что-то вроде паломничества?

– Что-то вроде.

Она глядела на меня. Я улыбнулся в предвкушении и произнес:

– Замечательно!

Я доел баранину по-индийски и уже приговорил пару бутылок пива. Откинулся на спинку, наслаждаясь своим звездным часом. Сейчас она опять меня пригласит – на этот раз при всех. Логично же. Наверное, специально их позвала по такому случаю. Я, разумеется, волен отказаться. Однако приглашение, и все, что оно сулит, вот-вот будет представлено на мое рассмотрение.

– Наконец-то загорю по-человечески, – заявила Фиби.

– Если это последний раз, надо взять напрокат каяки! – крикнул Фрэнк.

– Действительно! – смеясь поддержала Тина.

– Если только не случится очередное нашествие медуз, – вставила Фиби.

– О нет! – возопил Эндрю. – Чур, я никому не писаю на ожоги! И не просите!

– Как вспомню прошлогоднюю пахлаву в «Гиоргио» – слюнки текут! – добавила Тина.

– В «Нико», – поправила Элис.

– Правда?

– Нет, «Гиоргио», – подтвердил Эндрю. – Ты так злилась, что не обратила внимания!

Все засмеялись.

– Надо сплавать к Серениной скале, – предложил кто-то.

Было ли это название скалы или отсылка к забавному случаю, который произошел с некой Сереной, я не знал, и никто не потрудился мне объяснить. Я сидел там, кислый, как лимон из греческого сада, и пунцовый, как креветка под красным соусом. (Тина: «Изумительные, особенно под графинчик розового вина!»)

– Так смачно рассказываете, аж самому захотелось! – вставил я, когда в разговоре возникла очередная пауза.

Эндрю ухмыльнулся. Рука Элис лежала на спинке его стула.

– Кофе? – спросила она немного погодя.

– Ребята, не прогуляться ли вам в парке? – предложила Тина.

Мальчишки встали, отодвигая стулья.

– Пол, ты с ними? – спросила Фиби ничего не выражающим голосом.

Я опешил. На что она намекает? Ставит меня на один уровень с желторотыми оболтусами?!

– Не уверена, что Пол любитель прогуляться, – вмешалась Элис.

– Ага, он больше любитель поваляться! – с издевкой добавил Луис.

Эндрю засмеялся, а я, повинуясь внезапному вдохновению, вскочил и бросился на Луиса.

– Ха-ха, очень смешно! – Я сделал этому неандертальцу шейный захват и несколько раз ткнул в бок, как будто мы с ним не разлей вода и это дружеское поддразнивание. Он вырвался и пошел к лестнице, потирая предплечье. Придурок!

Я подождал несколько секунд, пока захлопнется входная дверь, и только потом направился наверх в туалет.

На столе в коридоре стояла бутылка вина. Захотелось грохнуть ее прямо там, на черно-белых викторианских плитках пола. Вместо этого я взял со стола что-то маленькое, завернутое в тонкую оберточную бумагу. Подарок хозяйке дома. Похоже на мыло. Мой твидовый пиджак висел здесь же, на переполненной вешалке, и я спрятал мыло во внутренний карман. Вряд ли Элис вообще его заметила. Подарю маме.

Обернулся. На верхней ступеньке кухонной лестницы стояла Тина. Неужели видела? Нет, улыбается, но как будто против воли, и нервно то сплетает, то разводит пальцы.

– У тебя с Элис серьезно? Прости, я должна спросить.

Я помедлил мгновение.

– Конечно.

– В смысле, ты ее не обидишь?

Я насилу сдержался.

– Разумеется, нет.

Она сделала шаг вперед и схватила меня за рукав.

– Я знаю, что ты обычно… Ей, наверное, нужен не такой… Просто мы… Что бы ни произошло, как бы ни сложилось, пожалуйста, не делай ей больно!

Я отдал небольшой поклон, стиснув зубы и пряча раздражение за улыбкой.

– Смею заверить, мадам, намерения у меня самые благородные.

Она пристально посмотрела на меня и, как будто удовлетворенная увиденным, добавила:

– Извини, не стоило этого говорить. Просто Эндрю волнуется. Она заслуживает счастья.

– Ты тоже, – сказал я многозначительно, улыбнулся приятнейшей из улыбок и проследовал в туалет, надеясь, что смог ее растревожить.

Как они с Эндрю смеют меня судить? Я не собирался обижать Элис, а если бы и так – переживет! У нее дом, друзья и деньги, а у меня ничего!.. Я весь вечер дулся и в приступе ханжеского возмущения успешно придушил мысль о том, что Тина, быть может, права.