Онлайн чтение книги Сорок изыскателей
Глава восемнадцатая. Пока очень довольна одна Люся

Я бросил в щелку автомата две копейки, набрал номер.

— У телефона, — услышал я женский голос.

— Я прошу Семена Петровича.

— А кто спрашивает?

Ну как ответить на этот вопрос, да еще заданный таким раздраженным тоном?

— Знаете, это ужасно долго объяснять. Можете ли вы позвать Семена Петровича самого?

Я волновался и почему-то энергично жестикулировал.

— Еще раз повторяю: кто спрашивает?

Я чувствовал, эта женщина на другом конце провода начинает злиться все больше и больше.

— Я человек вам незнакомый, но мне крайне необходимо видеть Семена Петровича. Пожалуйста, позовите его.

Должно быть, подействовали мои мольбы и оригинальная просьба — «видеть» по телефону. Голос в трубке несколько смягчился.

— Семен Петрович подойти не может. Что ему передать?

— Тогда разрешите нам к нему прийти. Право, ненадолго. Мы изыскатели. Если бы вы знали, как это важно и для нас и для него самого!

— А сколько вас? — Голос в трубке опять начал раздражаться.

Почему я не соврал! Почему сказал правду!

— Нас только тридцать два человека и еще собачка.

— Вы с ума сошли! Он три года лежит в постели! — завопил телефон, и трубку повесили.

Пропали две копейки!

— Ну как, договорились? — спросил Номер Первый.

— Да не совсем, — неуверенно ответил я и дословно передал наш телефонный разговор.

— Что же делать-то? — Номер Первый задумчиво потер лысину.

— А вот что, — сказала Люся. — Мы туда пойдем, позвоним, нам откроет эта злюка, не будет нас пускать. Вы начнете вести с ней переговоры, а я одна незаметно проскользну к тому больному старичку и скажу ему: «Дедушка, милый, не пугайтесь, простите меня» — и быстро-быстро все ему объясню.

— Нет, нет! Врываться в чужие квартиры — это может окончиться таким скандалом! — запротестовала Магдалина Харитоновна.

— Никто не будет врываться. Войдет одна Люся. Что тут такого? — сказал я.

— Другого выхода нет! — вздохнул Номер Первый.

К счастью, Семен Петрович жил недалеко, и мы пошли к нему также пешком.

Майкл всегда был исключительно вежливым псом. За эти дни он видел на улицах много собак, со всеми ними любезно здоровался, приветственно помахивая хвостом.

Но когда мы уже подходили к дому Семена Петровича, нам встретилась пожилая дама в кособокой красной шляпке. Дама держала на ремешке пучеглазую, тонконогую черную собачонку.

Эта собачонка ни с того ни с сего с неистовым лаем набросилась на Майкла. Не ожидавший нападения Майкл оторопел и оскалил зубы.

— Трильби, назад!

Дама удержала собачонку, Номер Первый удержал Майкла, мы благополучно разошлись и тотчас же позабыли и даму и собачку Трильби.

Мы подошли к дому, где жил Семен Петрович, и поднялись по лестнице на второй этаж. К нашему удовольствию, дверь в квартиру оказалась незапертой. На двери была прибита медная дощечка. Я с удивлением прочел фамилию известного писателя, автора нескольких исторических романов о далеком прошлом нашей родины.

Есть романы, которые прочтешь очень быстро и, кажется, с интересом, а на другой день позабудешь. А попалось мне однажды в руки произведение этого писателя, и я так уткнулся в книгу, что, несмотря на протесты жены, всю ночь не отрываясь читал. И потом мне всё снились славные витязи, страшные битвы, победы, походы, осады и другие героические картины далекого прошлого нашей родины.

— Дети, мы не туда попали! — с ужасом воскликнула Магдалина Харитоновна.

Но было уже поздно. Сперва прошмыгнули в темную прихожую оба близнеца, за ними двинулись остальные. Мы, взрослые, не успели их удержать и тоже вошли в темноту. Куда идти дальше?

Вдруг что-то металлическое со звоном покатилось по полу. Витя Перец приглушенно фыркнул, за ним прыснули остальные.

— Кто здесь? Кто здесь, я повторяю! — послышался откуда-то из тьмы старчески надтреснутый голос.

— Это мы, — пискнула Соня. И все засмеялись.

— Слева от наружной двери — выключатель, — продолжал тот же невидимый голос.

Лампочка вспыхнула под потолком и осветила просторную мрачную переднюю с вешалками, шкафами, с громадным зеркалом. Две высокие темные двери вели в комнаты.

— Теперь идите сюда, — приглашал таинственный голос. Мы открыли правую дверь и невольно зажмурились от яркого солнечного света.

Ни стен, ни даже пола почти не было видно в этой большой странной комнате. Все мало-мальски свободное пространство заставили книги. Вдоль стен в десять рядов, от пола до самого потолка, шли книжные полки, за стеклами шкафов выстроились тома в пестрых, тисненных золотом переплетах. На столах, под столами, на креслах, под креслами, просто на ковре стояли аккуратными стопками книги всех размеров.

А посреди комнаты лежал на диване, прикрытый белой лохматой медвежьей шкурой, старый-престарый Дед Мороз с длинными белыми волосами, с длинной белой бородой. Его белые с синими жилками руки держали книгу. Вокруг него на подушке, на одеяле, на столике между пузырьками с лекарствами тоже были разбросаны книги. Ножки у стола почему-то были в виде лебедей, а на спинке дивана висели старинный татарский колчан с громадными стрелами и богатырский шлем. Мы глядели на Деда Мороза молча и испуганно; он глядел на нас с любопытством и улыбался.

Ужас охватил меня. Нам нужен некто Нашивочников, а мы попали к знаменитому писателю. Магдалина Харитоновна дернула меня за рукав. Она переживала то же, что и я.

— Ну-с, мальчики и девочки, так кто же вы такие, откуда? Сядьте и расскажите.

Из-под белых косматых бровей на нас глянули ласковые серо-голубые глаза.

Мы все, стараясь не шуметь и ничего не задеть, осторожно расселись по креслам, по книжным стопкам, просто на полу на ковре.

Выступила вперед Магдалина Харитоновна.

— Произошло весьма прискорбное недоразумение. В телефонной книге перепутано, нам нужны не вы, а Семен Петрович Нашивочников.

Старик долго смеялся ласковым смешком.

— Да, это моя настоящая фамилия, а на дощечке, на дверях — мой литературный псевдоним.

Наступило напряженное молчание. Я просто не знал, как начать разговор.

— Что ж вы молчите? — Полузакрытые глаза Деда Мороза продолжали глядеть на нас ласково и чуть с усмешечкой.

— Какая гибель книг! Вы не боитесь, что они вас придавят? — первым задал вопрос Витя Перец.

— Неужели вы их все прочли? — спросила Галя. Дед Мороз усмехнулся:

— Да. Чтобы написать одну тоненькую книжку, иногда надо прочесть тысячу толстых.

Белые пальцы старика забарабанили по одеялу.

— А у вас, наверное, есть и очень редкие книги? — спросил Витя Большой.

— Да, вот здесь, — Дед Мороз оживился и кивнул на пол, подле изголовья, — мои величайшие богатства: «Речи Цицерона» — французская рукопись четырнадцатого столетия, «Российская Вивлиофика», «Притчи Эссопа» 1700 года. Всю жизнь я собираю книги.

В эту минуту в комнату влетела та самая пожилая дама со своей ничтожной собачонкой на ремешке. Выпуклые слезящиеся глаза собачонки снова уставились на Майкла с неистовой злобой. Трильби дрожала и рычала. Такие же черные выпуклые глаза дамы глядели на ребят с явной враждебностью.

— Так это вы к нам шли со своим отвратительным псом? И вас я предупреждала по телефону? Вы слышите — мужу необходим покой! Он очень больной человек, — шипела дама.

— Успокойся сама и успокой Трильби. А лучше иди на кухню и не мешай мне разговаривать с моими гостями, — размеренно и твердо сказал Дед Мороз.

— Никак не больше десяти минут, — послышалось шипение возле моего уха, и дама с собачонкой исчезли.

— Ну-с, уважаемые гости, расскажите же наконец, откуда вы. — Дед Мороз продолжал приветливо улыбаться.

— Мы из Золотого Бора, — ответила Люся.

— А я из Любца, значит, почти что ваш земляк! — воскликнул старик и очень обрадовался, узнав, что мы только что побывали в его родном городе. Он уехал из Любца еще в юные годы и никогда туда не возвращался, хорошо помнит белые кремлевские стены. — А дворец Загвоздецких цел? Как приятно слышать, что там теперь школа!

Узнав, что мы ищем портрет Ирины Загвоздецкой, он приподнялся на локтях.

Рассказывала Люся все подряд, точно, быстро, без запинки, словно отвечала урок. Дама с пучеглазой собачонкой раза три заглядывала в дверь, но Дед Мороз резким движением руки каждый раз отсылал ее на кухню. Не отрываясь глядел он на Люсю и тяжело дышал, его длинные пальцы нервно перебирали бороду.

— Послушайте, дети мои, да вы знаете, что рассказали? У меня хранится старинная рукопись. Я всегда считал, что это собственное сочинение моего прадеда, Прохора Андреевича. Он видел в Любце известный натюрморт, знал легенду об Ирине Загвоздецкой, полюбившей крепостного, приукрасил эту легенду и написал поэтичную повесть, якобы от имени этого самого крепостного. Я даже собирался издать эту повесть. Но я никогда не подозревал, что все события, описанные там, сущая правда. Действительно, в рукописи упоминаются оба кинжала, и натюрморт, и портрет…

— Он у вас? Где спрятан портрет? — воскликнула Люся.

— Где портрет? — растерянно переспросил старик. — Я тоже не знаю. Я никогда и не слыхал о спрятанном портрете. Ни теперь, ни в детстве. Только что в рукописи. Впрочем, я всех родных давным-давно порастерял.

— Э-э-э-э!.. — Номер Первый заикался. — А вы не предоставите нам возможность ознакомиться с этой рукописью?

— Вон там. — Старик протянул свою белую руку и указал на самый верх правой стены. — Подставите лесенку, прочтете указатели — «полка семь, отделение Д». Ищите папку с надписью «Бумаги моего прадеда».

Витя Большой поднялся по маленькой стремянке на самый верх.

Вошла дама в сопровождении своей противной Трильби. В руках она держала блестящий никелированный йодное с двумя такими же блестящими тазиками с горячей водой.

— Вы его мучили целый час! — сказала она. — Тебе надо делать процедуры.

— Потом, потом, умоляю тебя, немножко подожди! — отмахивался Дед-Мороз.

Далее события развернулись с невероятной быстротой.

Трильби прошмыгнула под нашими ногами и тяпнула Майкла возле хвоста.

Нет, такую обиду наш благородный пес не мог снести. Он бросился на Трильби, та увильнула и подкатилась под стремянку. Майкл прыгнул за ней, Витя Большой, стоявший на самой верхней перекладине, не удержался и вместе с толстенной папкой «Бумаги моего прадеда» полетел вниз. Дама, испуганно вскрикнув, отскочила в сторону, поднос и оба тазика с оглушительным звоном упали, горячая вода разлилась по ковру. А ведь на ковре, рядом с диваном, лежали самые ценнейшие книги.

Дед Мороз охал, бессильно показывая на поток, грозивший погубить библиографические редкости. Майкл с рычанием рвался к Трильби. Витя Большой оттаскивал Майкла, дама спасала Трильби, мы все без толку суетились по комнате.

Вода между тем подобралась к самым книгам…

Люся самоотверженно сорвала с головы цветной шелковый платок и бросилась вытирать лужу. А ведь этот платок был ее гордостью, перед каждым зеркалом она его поправляла.

— Цицерона не замочили? — простонал Дед Мороз.

— Нет, нет, не беспокойтесь.

— А Эссопа?

К счастью, Люся спасла все редкости.

— Девушка, милая, — обратился Дед Мороз к ней, — большое, большое вам спасибо! А что это у вас в руке? — вдруг испуганно спросил он ее.

Люся грустно глядела на свой безнадежно испорченный платок.

Дед Мороз быстро повернулся к даме:

— Сейчас же принеси оба сари. Та удивленно посмотрела на мужа.

— Принеси, прошу тебя, принеси. Дама пожала плечами и вышла.

Все очень быстро успокоились. Лужа была вытерта старыми газетами. Трильби забилась между книжными стопками. Витя Большой крепко ухватил Майкла за ремень.

Вернулась дама с двумя свертками материи и попросила Люсю помочь. Обе они развернули поперек всей комнаты длинные шелковые полотнища. Мы все буквально разинули рты.

Одно было цвета зари, с золотой бахромой, с вышитыми золотом причудливыми узорами. В дрожащей руке Люси оно все переливалось алыми, оранжевыми, желтыми, огненными красками.

Другое было нежно-сиреневое, вышитое серебром. Даже сама сирень не бывает такого нежного оттенка. Только на весеннем небе пред утренней зарей иногда на мгновение можно поймать подобные тона.

— Эти сари, одежда индийских женщин, — подарок моих друзей индусов, — объяснял Дед Мороз. — Девушка, вы спасли мои любимые книги. За это я вам дарю одно сари…

— Что ты! — невольно вырвалось у дамы.

— Не спорь! Все равно они в шкафу без толку лежат. Не спорь, пожалуйста. Иначе не буду принимать твои лекарства. Лучше помоги ей одеться. Девушка, выбирайте.

— Да что вы, что вы! — бормотала оторопевшая Люся.

— Я повторяю — выбирайте, — настаивал Дед Мороз. Едва дыша, Люся выбрала сиреневое.

Дама завертела Люсю, забинтовала ее с ног до пояса, перебросила материю через плечо.

— Повернитесь еще раз, моя милая. — И сколько мышьяку было в этой фразе дамы.

— Существует тридцать два способа одевания сари, — объяснял старик.

Наконец Люся предстала перед нами, изящная, тоненькая, зардевшаяся от радости.

— Остается только поставить красную точку на лоб, — более чем любезно вставила Магдалина Харитоновна.

Еще в самый разгар переполоха Номер Первый завладел папкой «Бумаги моего прадеда», развязал тесемки и в укромном уголке стал перелистывать пожелтевшие страницы. Сейчас он подошел к Деду Морозу.

— Я вас очень прошу… Для нас это так важно! — От волнения он чуть не плакал. — Пожалуйста, дайте нам на время эту рукопись.

— Вы хотите взять папку с собой?

— Мы вам, честное слово, скоро вернем. Мы ее будем беречь, — умолял Номер Первый.

— Ну, берите, под вашу личную ответственность. Только осторожней обращайтесь. Вернете, когда… когда все найдёте.

Наконец мы ушли, провожаемые милой и доброжелательной улыбкой Деда Мороза и не особенно дружелюбным взглядом его сердитой супруги.

Номер Первый нес под мышкой драгоценную папку. Люся несла завернутое в газету сари. Мы все удивлялись: из шестиметрового куска материи сверток получился размером с белую булку средней величины.

Где же нам устроиться читать рукопись вслух? На сквере, что на площади Восстания? Да там каждая лавочка занята то старичком, то старушкой, то мамашами с малыми детками. Усесться в кружок на травке? Запрещается.

— Пошли в гости к Номеру Шестому, художнику Иллариону, — предложил Номер Первый.

Снова решили идти пешком.

— Нашивочников, Нашивочников, — бормотал я.

Где, когда слышал я эту фамилию? Словно крошечный буравчик ввинчивался в мой лоб. Я шел сзади всех и силился припомнить. Соня шагала в паре с Галей. Ее бровки были нахмурены, она сопела и, видно, тоже припоминала.