Онлайн чтение книги Совершенно не обязательные смерти Perfectly Preventable Deaths
Шалфей. (от лихорадки и слабости, для долголетия)

Дракула прибыл в Англию в ящике, полном земли. Примерно так же сейчас выглядит багажник нашей машины. Кажется, мы увозим в Баллифран половину папиного цветника. В первую очередь мы забрали домашние растения, но из сада тоже решили парочку прихватить. Мне уже не терпится посадить их на новом месте. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы помогать корням прижиться.

Брайан прислал за нашими вещами несколько грузовиков. Больших, коричневых громадин без опознавательных знаков. Мужчины из деревни суетятся вокруг, выносят коробки, раскладывают, отъезжают. «Коллинзы и Шэнноны», – вроде бы так Брайан их назвал. Как будто от этого стало понятнее.

– В Баллифране люди привыкли помогать друг другу, – сказал он.

А мама ответила:

– Звучит неплохо. По-добрососедски.

Мужчины продолжали угрюмо таскать коробки, а в перерывах пили крепкий черный чай, от души разбавляя его молоком. Смугло-коричневые, как земля. Как побуревшая на солнце трава в горах. Сухая, помертвелая, ждущая весны. Кэтлин все пыталась вычислить, сколько сыновей у наших грузчиков и насколько они горячи, если уповать на наследственность. Она всегда отличалась прямолинейностью. И была повернута на сексе.

Рычание шин, взрывающих гравий. Плоское месиво, недавно бывшее котом. Неопрятное пятно на асфальте – кажется, кроме меня, его никто не заметил. В машине тихо. Кэтлин отгородилась наушниками и слушает радио. Впереди у нас долгая дорога. Мы поднялись рано и помогали грузить вещи. Первые сорок минут перевозчики ехали рядом, но потом мы остановились на заправке и отстали. Брайан говорит, они в точности знают, куда ехать, ведь они живут в Баллифране. А вот нам только предстоит к нему привыкнуть.

Кошачий мех – точнее, оставшиеся от него жалкие клочки – отливает коричневым.

Вывожу пальцем на ноге неуверенные спирали трискелиона. В кармане у меня пакетик с солью из уличного кафе. Свечной воск. Несколько ягод на стебельках. В моих карманах вечно царит беспорядок. Я делаю странные вещи, чтобы отвести беду. Собираю обрывки, осколки. Научным подходом тут и не пахнет. Но я девушка с причудами, а мы направляемся в незнакомое, полное опасностей место.

Перед моим внутренним взором стоят их лица.

Лица девушек, ушедших в горы.

Тех, что были убиты.

Когда мама с Брайаном впервые рассказали о том, откуда он родом, Баллифран показался нам чем-то нереальным. Мне до сих пор не верится, что эта деревня существует на самом деле. Может, когда мы увидим ее своими глазами, все изменится. И тем не менее странно перебираться куда-то, где мы никогда не были. Серьезно, мы даже мимо не проезжали, пусть Баллифран и недалеко от нас. Как и любое место в Ирландии – стране размером с крупный город. Мы видели фотографии Баллифрана в телефоне Брайана. И в мамином. Брайан возил ее туда на выходные, когда они начали встречаться.

Их помолвка состоялась в стенах замка.

Нас не пригласили.

– Замок построил мой отец, – рассказывал Брайан. – Он был необычным человеком. Одержимым большими идеями. До него там все лежало в руинах. Отец купил землю, намереваясь восстановить старое здание, но потом… слегка помешался. В замке есть уголки, о которых я даже не подозреваю. У моего старика было много секретов.

Судя по тому, что мы увидели, сходить с ума, когда у тебя есть деньги, ужасно весело. Отец Брайана построил замок из замков, позаимствовав кусочки тех, что ему нравились. Там нашлось место и Версалю, и Килкенни, и даже тому немецкому замку, который стоит на заставке студии «Дисней». Нойшванштайн – вроде так он называется. Мама говорит, что снаружи вид у него довольно средневековый. Мне сложно представить, а горы больше подходят для кучки белых, как яйца, домов, где живут Коллинзы и их странные соседи. По словам Брайана, они составляют «костяк деревни», но, между нами говоря, несложно быть костяком в деревне с населением в сотню человек. Тут каждый на счету. Уйдет один – и все развалится. Коллинзы поселились в Баллифране еще до того, как туда приехал отец Брайана. Сам он ходил в школу с Джером Коллинзом, Майком Коллинзом, Пэт Коллинз и Тимом Коллинзом, и, судя по всему, это были еще не все Коллинзы.

– В вашем классе тоже будет парочка Коллинзов, – говорит Брайан. – Эдвард и Шарлин. Славные ребята.

Я таращусь на обойденный вниманием бритвы пучок волос у Брайана на подбородке, делая вид, что внимательно слушаю. Но черные и седые волосы, пробивающиеся через бледную кожу, занимают меня куда больше. Интересно, а какова роль Брайана в деревне? Наверное, он мозг Баллифрана. Уж вряд ли сердце.

С тех пор как Кэтлин узнала об убийствах, она называет замок Брайана не иначе как дворцом убийств. Я пытаюсь ее осадить: тела-то не в замке нашли. Но что-то не дает мне покоя. Где-то глубоко внутри железной занозой засела тревога. Я царапаю ногтями кожу сквозь слои одежды. Кэтлин тычет меня пальцем в ребра и вопросительно вскидывает брови. Я опускаю их обратно. Все будет хорошо. Я знаю. Мы проезжаем мимо знака «Fáilte go Béal Ifreann» – «Добро пожаловать в Баллифран», и Брайан останавливается в деревне, чтобы купить чая и молока. Мы плетемся за ним в маленький магазин и изучаем полки под любопытными взглядами других покупательниц.

– Это мои дочери. – Брайан представляет нас женщине, которая скучает за прилавком.

Она машет ему, чтобы убрал кошелек.

– Считай это свадебным подарком. – Голос у нее бодрый, а вот лицо какое-то неживое. – Рада познакомиться, девочки. Я Ясинта.

Кэтлин косится на меня с таким выражением, словно хочет сказать: «Ну еще бы».

У нее предвзятое отношение к этому имени. Прежде моя сестра была знакома с одной Ясинтой: девушка оказалась до того скучной, что произвела на Кэтлин неизгладимое впечатление. Мы садимся обратно в машину, и Брайн отключает аварийку. Судя по всему, в Баллифране можно парковаться на двойной желтой линии, если тебе нужно «только в магазин заскочить».

Мне от этого не по себе.

Правила ведь не просто так придумали.

Едем дальше.

Колесим по деревне, я ловлю себя на том, что выглядываю на улицах людей, – и не нахожу. Рука Кэтлин задевает мою, и на ее лице проступают те же чувства, что одолевают меня. Те же – и все-таки другие.

Хелен Гроарк когда-то была такой же, как мы. Живым человеком – до того, как стала историей. Девушка, пропавшая в лесах четыре года назад. В то время она была нашей ровесницей, может, чуть постарше. Исчезла по пути домой из школы, хотя там идти всего пятнадцать минут. Через шесть месяцев ее нашли в горах. «Свежий труп» – так сказали в полиции. Изучили части тела, которые смогли найти. Кисть руки – пальцы вымазаны в блестящей фиолетовой краске. Несколько зубов с обрывками брекетов. Остатки грудной клетки. После смерти твоя телесная оболочка превращается в мозаику, которую разглядывают, собирая по крупицам.

В отсутствие тела – во всяком случае, большей его части – сложно сказать, что стало причиной смерти. Можно проводить анализы, гадать, строить предположения. Пытаться определить, что растащили звери, а что было отрезано. В газетах писали о следах зубов – видимо, поработали дикие млекопитающие . Помню, я еще задумалась, что за животное позарится на человека. Волков в Ирландии больше нет. Медведей тоже. Неужели лиса или крупный горностай?

Кэтлин перечисляла имена мертвых девушек в качестве аргумента, почему ей не слишком хочется переезжать в Баллифран. Аманда Шейл, Нора Джинн, маленькая Бриджит Ора. Пятнадцать. Двадцать. Шестьдесят лет назад. Все они были примерно нашего возраста. Друзья Кэтлин выискивали информацию о них, а потом обсуждали, как стервятники, жадные до кровавых подробностей. Осколки бедренных костей, капли крови на камнях. Горы здесь бледные, словно кто-то выпил из них весь цвет. Сквозь зеленый просвечивает серый. Это непохоже на то, к чему мы привыкли. Тут нужно хорошенько потрудиться, чтобы вырасти. Несложно представить, как по окрестностям рыщет смерть. От этих мест веет голодом.

Мы проезжаем мимо почты и маленькой церкви. Мимо школы, где с понедельника будем учиться. Мимо заправочной станции, где древняя колонка соседствует с пластиковой табличкой с цифрами «99». Коричневая краска давно потрескалась и облупилась. Меня не оставляет ощущение, что у всего в Баллифране срок годности истек задолго до нашего рождения.

На склонах холмов пасутся овцы, похожие на использованные ватные шарики, – такие же грязные и помятые. Мы останавливаемся, чтобы пропустить стадо. Я разглядываю пейзаж, в наушниках гремит музыка. Будущее не внушает оптимизма.

В Корке, когда мы еще жили в своем доме, в окружении своих вещей, было легче относиться к происходящему как к приключению и думать, что все сложится как надо, несмотря на расстояние и мои личные заморочки. Мы переезжаем в замок. В настоящий замок на холме. Потом до меня дошло, что в книгах и фильмах старинные дома на холмах не сулят ничего хорошего, если, конечно, вы не мечтаете влюбиться в загадочного мужчину, который хранит по меньшей мере одну страшную тайну. Меня, откровенно говоря, подобная перспектива не привлекает. Искренне надеюсь, что до этого не дойдет.

– Все будет в порядке, – твердила я Кэтлин, а еще своему отражению в зеркале. И друзьям. И маме. И растениям в саду. А сама нет-нет да и нащупывала в кармане маленький бумажный прямоугольник с крупицами соли внутри. Я знала, что ничего не в порядке.

Кэтлин на протяжении всего переезда – хотя кого я обманываю? с самого рождения! – переживала преимущественно о том, что ей уделяют недостаточно внимания. Наши друзья сходят по ней с ума, а я чувствую себя гарниром при главном блюде. В глазах моей сестры есть нечто особенное. В ее лице. В том, как она держится. Она притягивает людей, и они сразу в нее влюбляются. А меня нужно распробовать. Как икру. А Кэтлин – чипсы со вкусом трюфелей, поданные в миске с космическими узорами. Восхитительные на вкус и однозначно круче всех вокруг.

– Мэд, подобные события отравляют энергетику места, – сказала Кэтлин на прошлой неделе. Мы стояли возле мусорных баков позади школьного двора, куда все бегали курить. Тогда наш переезд еще казался чем-то нереальным, услышанной краем уха забавной историей. – Оно все впитывает и хранит. Выжидает…

Я посмотрела на сестру: школьная форма сидела на Кэтлин как влитая. Моя одежда никогда себя этим не утруждала. Волосы Кэтлин стягивал обруч, и почему-то на ней он смотрелся уместно. Как будто резинки для волос были слишком очевидным выбором и требовали чересчур больших усилий.

Я усмехнулась:

– Кэтлин, да ты родилась, чтобы жить в замке. Расслабься.

Машина по-прежнему катится вперед, а я вспоминаю ее лицо – сдержанную улыбку, искорку в глазах. Кэтлин любит драматизировать. Но те девушки были живыми людьми, а не щепоткой перца для ее историй. Я чувствую тяжесть в груди, как будто мне сложно дышать из-за пелены смерти, в которую Кэтлин облекла это место. Дом Брайана. Меня бросает в жар. К горлу подступает желчь, и я думаю: «Сколько нам еще ехать?»

Брайан нависает над рулем, ссутулив худые плечи. Он всегда выглядит слегка напряженным. За этого мужчину мама вышла замуж несколько недель назад. Синие платья, зал администрации. Ее руки в его руках, его кольцо – там, где прежде было папино. Мы заранее согрели его в ладонях – это стало нашим благословением. Кольцо показалось мне очень тяжелым, куда тяжелее золота.

– Девочки, я хочу стать для вас отцом, – сказал Брайан вечером накануне переезда. – Хорошим отцом, не таким, как мой. Он требовал, чтобы я его уважал, но не считал нужным уважать меня. – Брайан закрыл глаза. – А после его смерти… У отца было много секретов. И я потратил немало времени и сил, чтобы за ним прибрать. Хотя он вряд ли сказал бы мне спасибо.

– Похоже, твой отец был тем еще мудаком, – заметила Кэтлин, и я ткнула ее локтем в бок.

Брайан спокойно посмотрел на нас. Его лицо было гладким и чисто выбритым.

– Наверное, ты права. Он был, как грится, непростым человеком. – Брайан вздохнул. – Я хочу быть лучше него, но чем больше я узнаю о его делах, тем сильнее… Все очень сложно. В основном речь идет о налогах. Не буду забивать вам голову.

Но я бы не отказалась от подробностей.

Деревня осталась позади, теперь за окнами машины проплывали луга. Мы уже близко. Вдоль дороги стоят кресты. Маленькие, белые, они торчат, словно зубы. Я считаю.

Десять, одиннадцать.

Двенадцать.

Тринадцать.

– Брайан, здесь кто-то умер? – спрашиваю я.

Он кивает:

– Семья из Атлона. Проезжали мимо – в Баллифране мало кто останавливается. У отца случился припадок прямо за рулем, и машина врезалась в дерево. – Брайан машет в сторону. – Его потом срубили.

Кэтлин бросает на меня выразительный взгляд и произносит одними губами: «ДВОРЕЦ УБИЙСТВ». Я пинаю ее по лодыжке.

– Мэдлин дерется! – хнычет она, и мама закатывает глаза:

– Подозреваю, что ты это заслужила. Все никак не уймешься со своим «ДВОРЦОМ УБИЙСТВ».

Мамина рука ложится на руку Брайана, ту, что держит рычаг переключения передач. Мама любит этого тихого мужчину, чей отец выстроил дворец на диких скалах.

– Не дворец, – поправляет нас Брайан, – замок.

– А в чем разница? – Мне в самом деле любопытно.

– Замок – это в первую очередь крепость, – объясняет он. – А дворец – так, для красоты.

– Крепость? – недоуменно хмурится Кэтлин.

Брайан улыбается нам в зеркало заднего вида. Мама просит его подождать:

– Хочу посмотреть на их лица, когда они увидят своими глазами.

Машина иглой скользит по дорожной нити, увозя нас все дальше нашей прежней жизни. Я чувствую, как рвется связь с прошлым, и сглатываю.

Вот мы и на месте.

Мы думали, что знаем, чего ждать. Но внезапно обнаруживаем, что едем по широкой частной дороге, проложенной в лесу, а между деревьев все отчетливее проступают серые каменные стены с зубцами бойниц. Позади остается поддельный ров, заполненный растениями и кустарниками. По дну бежит ручей, вода колышет буро-зеленые пряди сорной травы и островки цветущих водорослей. На козырьках восседают крупные серо-черные вороны.

Я таращусь по сторонам, пытаясь свыкнуться с мыслью, что теперь это наш дом. И нам здесь жить.

Не могу передать словами, насколько замок Брайана соответствует своему названию. Господи боже, у него даже башенки есть, а еще сады с каменными изгородями и садовник. Он словно сошел со страниц волшебной сказки. Въезжаем внутрь – и замок открывается нам с новой стороны. Теперь он напоминает коллаж из четырех маленьких замков, которые выстроились вокруг внутреннего дворика с огородом для нужд местной кухни и оранжереей в викторианском стиле. Ну и фонтан имеется, куда же без фонтана? Это ведь замок. Богатство обязывает. В центре, подобно луковице гиацинта на папиной могиле, возвышается стеклянный купол. Крепостные стены надежно защищают нас, вопрос лишь в том, от чего? Они ведь нужны, чтобы пускать пыль в глаза. И я не понимаю, почему кончики пальцев у меня так и зудят и снова и снова ощупывают крупицы соли под истончившейся бумагой. Я скоро в этом несчастном пакетике дыру протру.

Но что нам остается?

Идем ставить чайник.